Текст книги "Все темные создания (ЛП)"

Автор книги: Паула Гальего

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Я откидываюсь на спинку стула, не зная, что на это ответить, и без аппетита ковыряю рагу.

– Тебе стоит сейчас думать о том, как снять проклятие Тартало, пока эта штука не отрезала тебе руку. – Она бросает взгляд на мой бицепс.

Я понимаю, что Нирида не знает того что, вероятно, её сильно разозлит. Я улыбаюсь и тоже наклоняюсь к ней.

– Кстати о Тартало. Знаешь, у кого ещё есть такой же браслет, как у меня?

Её лицо хмурится настолько, что, кажется, ей это доставляет физическую боль.

– Что ты хочешь сказать? – Я отвечаю ей самодовольной улыбкой. – Должно быть, это ошибка.

– Ошибка – получить на руку магический браслет, который, возможно, убьёт?

Она фыркает.

– Если она тоже проклята, значит, Тартало настиг её до того, как она успела убежать. Более того, возможно, ты обязан своим проклятием ей.

– Я обязан ей жизнью, – возражаю я. – И это не проклятие. Это сделка. Ведьмы так и сказали. Лира, должно быть, заключила с Тартало договор в обмен на то, чтобы меня отпустили.

Лицо Нириды слегка смягчается, но мне это нравится ещё меньше, потому что в её взгляде появляется жалость.

– Как всегда, всё, что её окружает, полно тайн, полуправды и неопределённости.

Я тяжело вздыхаю и встаю.

– Думаю, я на сегодня закончил, – прощаюсь с нашими людьми. – Нирида.

– Ты ведь не в свои покои идёшь, верно? – спрашивает она с укором.

Я не утруждаю себя ответом. Лишь делаю ей прощальный жест и поступаю именно так, как она ожидала. Но сначала я блуждаю некоторое время по коридорам дворца.

В крыле, отведённом для придворных на первом этаже, комнаты остаются открытыми… и пустыми. За многими дверями скрываются только покрытые тканью от пыли мебель и воспоминания о днях былого уюта, когда во дворце царила суета в преддверии праздника Оцайла, Месяца Волков. Мне практически не встречаются аристократы, за исключением тех, кто собрался в одной из комнат, чтобы поиграть в карты, и дамы, читающей в другом помещении, где две её подруги тихо беседуют.

Когда я подхожу к двери в конце коридора, я на мгновение замираю. На резьбе по дереву изображена история этого рода: битвы, завоевания, сделки и союзы… Важнейшие события династии, которая завершает свой путь с Лирой и её братом.

Львы, должно быть, даже не заметили этого. Иначе они бы уже превратили эту дверь в дрова для зимнего костра.

Внутри находится тронный зал.

Мне нужно несколько секунд, стоя на пороге, чтобы привыкнуть к темноте. Вижу одинокий трон вдали, черную пустоту за огромными окнами… и в мыслях оживает воспоминание о том же зале более десяти лет назад: февральское солнце, согревающее беломраморный пол, снег, скапливающийся у стекол, тихие звуки музыки, смех и оживленные разговоры. Подданные стоят по бокам, родители Лиры сидят на двух одинаковых тронах, её брат гордо стоит рядом, а Лира рядом со мной, и я с честью веду её к ним. В тот раз именно она объявляла начало праздника Оцайла. Её детский голос не дрожал, она говорила уверенно, и все разразились аплодисментами, когда она закончила. Отец нарушил протокол и усадил её к себе на колени, а мать, ласково кивнув мне, шепнула на ухо, что я прекрасно справился.

Почти слышу, как аплодисменты растворяются в черноте, окутывающей тронный зал. Голоса и смех – это лишь призраки ушедшего мира.

Теперь я стучу в дверь и жду ответа, готовый войти сам, если Лира притворится, что не слышит.

Кажется, она только что принимала ванну, её щеки пылают, волосы ещё влажные, но аккуратно уложены. Она в ночной сорочке и шелковом халате, явно позаимствованном здесь. Когда она стягивает пояс на халате в попытке выглядеть скромнее, контуры её тела становятся ещё более явными.

Оглянувшись по сторонам, она хватает меня за руку и втаскивает внутрь. Затем громко захлопывает дверь и поворачивается ко мне лицом, оставив меня между дверью и собой.

– Ты с ума сошёл? – спрашивает она. – Мы больше не в дешёвых постоялых дворах, где нас никто не знает. Это дворец. За нами наблюдают дворяне, а прислуга – сплетничает.

Её рука упирается в стену чуть выше моего плеча. Её лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. Если бы она встала на цыпочки…

– После того, как ты втянула меня сюда с такой силой, им будет, о чём поговорить, – замечаю я.

– Я не хотела, чтобы тебя видели, – протестует она.

– Ага. – Я нарочно опускаю взгляд на её губы, красные и слегка припухшие. – Ты прижала меня к стене с какой-то конкретной целью или…?

Лира шипит сквозь зубы ругательство и отходит от меня, возвращая мне пространство, в котором я действительно начинал нуждаться, ради нас обоих.

Я пришёл поговорить.

Комната обставлена мебелью, которая явно не принадлежит ни этому двору, ни этому королевству; роскошная и вычурная, в стиле Львов: диван с синим и белым узором, украшенный столик с резными изделиями и диковинками, бархатные кресла, бар с различными напитками, пышные подушки с яркими и замысловатыми узорами и бюсты какого-то короля, стоящие на полке у окна.

Я прохожу дальше, оставляя за собой гостиную, и оказываюсь в спальне. Кровать и балдахин не разделяют той вычурности, что царит снаружи, и некоторые предметы мебели, похоже, остались нетронутыми, хотя я не помню этих покоев достаточно хорошо, чтобы утверждать это наверняка. Интересно, помнит ли их она?

– Что тебе нужно, Кириан?

Я оборачиваюсь к ней, оторвавшись от осмотра.

– Просто зашёл поздороваться.

– Как заботливо с твоей стороны. А теперь, можешь уйти?

Я снова подхожу ближе. В её глазах что-то есть, что-то дикое, но далёкое от прежнего гнева, что-то, что изменилось. Я не могу удержаться от того, чтобы поднять руку. Почти не думая, я провожу пальцами по её горячей щеке, и она, на удивление, не сопротивляется.

– Это тяжело?

Я жду резкого «нет», хочу увидеть, как она высоко поднимет голову и ответит, прежде чем выкинет меня, что это теперь наша судьба. Но вместо этого она несколько секунд молчит, оценивая меня.

– А для тебя тяжело?

Я немного удивлён, но не колеблюсь.

– Да.

– Мне жаль, – отвечает она.

Теперь я ещё больше удивлён, и она это замечает по моему выражению. Она отходит от меня, но я спешу следом, прежде чем этот призрак исчезнет.

– Почему? – спрашиваю я.

Она останавливается у окна.

Когда-то огни освещали лес у дворца, путь, соединяющий мир людей и мир магии, символ того, что двери всегда будут открыты, в обе стороны. Теперь же за деревьями лишь тьма.

– Как это – почему? – повторяет она, и смотрит на меня только на мгновение, прежде чем снова уставиться в дикую темноту леса. – Я не бессердечный монстр. Мне жаль, что возвращение домой, который, должно быть, так изменился, причиняет тебе боль.

Меня зацепило одно её слово, и я не сдерживаюсь. Я ищу её подбородок, беру его пальцами и поворачиваю её лицо к себе мягким движением.

– А для тебя он не изменился?

Лира моргает. Я вижу, как она глубоко вздыхает, может быть, даже слишком сильно, как будто напугана.

– Конечно, изменился. Но мы оба знаем, что ты всегда был более сентиментален.

Она мягко отводит мою руку и снова отходит, на этот раз к синим атласным занавескам, свисающим рядом с окнами. Её пальцы скользят по ткани, словно она оценивает её качество, хотя её мысли, похоже, далеко от этой комнаты. Интересно, где они.

– Почему ты никогда не прекращаешь притворяться? – спрашиваю я. – Это же я.

– Ты хочешь сказать, что я когда-то была другой с тобой? – парирует она.

Хотя это не похоже на вопрос, требующий ответа, что-то подсказывает мне, что я должен ответить.

– Иногда, – говорю я. – Иногда ты была самой собой.

Лира поднимает голову. И вот этот взгляд, как вызов.

– Когда? Когда, по-твоему, я была самой собой?

– Кроме как до всего этого? В четырнадцать лет, когда ты схватила меня за руку, услышав официальное объявление о твоей помолвке с наследником перед всем двором. – Лира слегка хмурится, и я продолжаю: – В пятнадцать, когда ты поцеловала меня в кладовой дворца. В шестнадцать, в тот вечер, когда мы соревновались в гонке по лесу. И в том же году, когда, находясь на пороге смерти, ты попросила меня, если умрёшь, привезти твоё тело в Эрею.

Я вижу, как она сглатывает.

– Я не… – Она не в силах закончить.

Возможно, она не знала, что я запомню это. В тот день я дал ей обещание, думая, что выполню его, что Лира умрёт, и мне придётся украсть её тело и привезти домой.

Я помню это, потому что это был последний раз, когда она позволила себе проявить привязанность к своему народу, пусть и испугавшись смерти, которая кружила рядом неделями.

– Я помню каждый из тех раз, Лира. Даже те, когда ты не осознавала свою уязвимость, те моменты, которые, возможно, были вытеснены более значимыми воспоминаниями. И если ты не помнишь, не беда – я запомню за нас обоих.

Она молчит, сдерживая дыхание, и смотрит на меня так, с таким выражением…

– Я не знаю, что ты хочешь услышать, Кириан. Этот дворец – всего лишь красивые камни. Эти леса – просто земля и деревья. А эти люди, что правят королевством, – такие же марионетки, как и те, кто были до них.

Последние слова заставляют меня немного отстраниться.

– Ты так не думаешь.

– Думаю. Я действительно так считаю. Я приехала сюда, чтобы избавиться от браслета Тартало и заодно доказать Моргане и Аарону, что во мне больше не осталось ничего, что связывало бы меня с этой землёй. Если хочешь, если это твоё желание, я докажу это и тебе.

Она говорит серьезно. И раньше… раньше я бы ей поверил. Много жестоких слов сорвалось с этих красивых губ с тех пор, как мы знаем друг друга, особенно в последние годы. Но сейчас что-то изменилось. Это видно в зелени её глаз, которые теперь не кажутся такими бледными. Теперь они выглядят более насыщенными, более живыми.

– Хорошо, – отвечаю я.

– Что? – Она моргает.

– Всё в порядке. Ты можешь попытаться доказать мне это. – Я дарю ей дерзкую улыбку, зная, что она её разозлит. – До тех пор…

Я делаю два шага к ней.

Месяц волка

Мари – мать волшебных существ, и ей молятся смертные, когда боятся.

Говорят, что давным-давно, когда боги еще жили среди людей, все боялись темных созданий. И тогда смертные вознесли молитвы Мари, умоляя о защите, и она послала им двух своих дочерей: Эгузки, что значит «солнце», и Иларги, что значит «луна». Днем Эгузки озаряла смертных своим светом, защищая их от темных тварей. Однако свет Иларги был слишком слаб, чтобы уберечь людей ночью, и смертные вновь обратились к богине. Тогда Мари заставила эгузкилор – «солнечный цветок» – вырасти на всех горах. Она сказала, что если люди повесят этот цветок на двери, то ночью темные существа будут вынуждены пересчитывать тонкие нити его листьев, прежде чем смогут войти, и что они никогда не закончат счет до тех пор, пока не настанет день, и свет Эгузки не заставит их вновь скрыться.

Так, эгузкилор стал талисманом защиты почти от всех тёмных созданий.

Война приближается, и жители деревень Эрея, так же как и жители столицы, вешают эгузкилор на двери. Но теперь зло воплощают не злые духи, не проказливые существа, что ломают мельницы, и не малые божества, что губят урожай. Теперь зло – это они: Львы.

Пока народ Эрея вешает эгузкилор на двери и готовится молиться этой ночью, во дворце тоже идут приготовления к началу празднований Отсайла, месяца волков.

Кириан мечтал об этом моменте неделями. Это уже четвертый год, когда он сопровождает Лиру на кафедру, с которой начинаются празднования Отсайла, но в этом году все особенно.

Его отца нет рядом, чтобы подбодрить его Здесь нет и монархов, родителей Лиры, ведь все они на войне, сдерживая Львов, которые стремятся сломить силы Волков и ворваться в королевство Эрея.

Его мать смотрит на него сверху, из-за пустых тронов, и дарит ему ласковую улыбку. Именно она, как госпожа Армира, правит королевством в отсутствие монархов, но не пожелала занять трон. Она ограничивается тем, чтобы быть прочным, неизменным присутствием, маяком, который служит путеводной звездой для тех, кто возносит молитвы богам о скорейшем завершении войны.

Кириан замечает, что взгляд матери скользит от него к Лире. Они дошли до лестницы, ведущей к трону, и Лира остановилась между ними, прикусив щеку и крепко сжав руку, которую ей протянул Кириан.

Его мать приближается с утончённой грацией, протягивает руку девочке и, притворившись, будто помогает ей поправить подол платья, Кириан слышит, как она шепчет:

– Встань между двумя тронами и не садись. Посвяти этот праздник богам, которые дадут нам силу в битве, и попроси, чтобы молитвы и жертвы этого отсайла были для наших воинов.

Девочка послушно выпрямляется и встаёт между двумя тронами, а госпожа Армира кивает младшему из своих сыновей, чтобы он встал рядом с ней.

Она уже почти берет его за руку, но в последний момент сдерживается и лишь одаривает его взглядом, полным глубокой гордости.

– Когда-нибудь, – тихо говорит она, – тебе придётся заботиться о ней и, как я заботилась о её родителях, сделать всё, чтобы она стала той королевой, которую заслуживают Волки.

Кириан бросает лишь короткий взгляд на свою мать, ведь несмотря на то, что знает речь Лиры наизусть, не может отвести глаз от неё. Аплодисменты, музыка и радостные крики не дают ему глубоко задуматься над словами матери: королева, которую заслуживают Волки. Это он должен будет обеспечить. От него будет зависеть успех или провал Лиры. Будущее Эрея и всех земель Волков однажды окажется в его руках.

Эта неизбежная истина уходит на второй план, заслонённая играми, ритуалами и бесконечными пирами, но остаётся глубоко внутри, твёрдой и незыблемой. Она останется с ним и спустя два года, когда его семью жестоко убьют, а Кириана почти полностью поглотит ярость и ненависть. Эта истина не оставит его и заставит склониться перед убийцами родителей, поднять меч ради королей, которые отняли у него всё.

Глава 17

Лира

Территория Волков. Завоеванные земли. Королевство Эрея.

Кириан преодолевает расстояние, между нами, двумя уверенными шагами и оказывается слишком близко.

Его пальцы, которые только что так нежно касались моей щеки, теперь обвиваются вокруг моей шеи. Вместо того чтобы почувствовать угрозу, я ощущаю в этом жесте что-то сладкое, особенно в том, как медленно его пальцы скользят по моей коже, вызывая дрожь в самых чувствительных местах.

Сердце начинает стучать быстрее, когда он наклоняется ко мне.

Поцелует меня? Исполнит ли таким образом этот глупый долг, который я невольно на себя взяла?

Его глаза спускаются с моих губ вниз, но не задерживаются там. Они прокладывают путь, который следом повторяют его пальцы, отрываясь от моей шеи и опускаясь к ключицам, по центру тела, до живота.

Я стою, неподвижная, в то время как мой разум рисует сценарий, в котором то, что я ощущаю от каждого его прикосновения, не кажется столь запретным. Кириан вновь смотрит мне в глаза. Никто и никогда не смотрел на меня так, как он. Он видел меня обнаженной множество раз, и все же я никогда не чувствовала себя такой уязвимой, как сейчас, под этим пристальным, проникающим взглядом.

Его пальцы хватаются за ленту, завязанную на халате, и, хотя я понимаю, что он делает, не останавливаю его. Я позволяю ему развязать ленту, обнажая под ней слишком лёгкую и прозрачную ночную рубашку, прежде чем его пальцы вновь начинают подниматься: живот, грудь, ключицы, шея, и я таю под каждым его прикосновением.

Я должна остановить его.

Я должна остановить его прямо сейчас, но в его прикосновениях, в его взгляде есть что-то, что не даёт мне пошевелиться.

Его пальцы вновь сжимаются на моей шее, и по позвоночнику пробегает электрический разряд, заставляя меня вздрогнуть.

Он приближается ещё чуть ближе.

– Я буду наблюдать.

Его пальцы отстраняются, и я чувствую лёгкий удар по груди. Я не сразу понимаю, что это, пока Кириан не отступает назад, поворачивается, и я с ужасом замечаю, что в его руках находится подвеска с эгузкилоре, которую он всё это время держал.

Чёрт.

Он не говорит ни слова. Не спрашивает меня о подвеске, которую я клялась не носить, не задаёт вопросов о том, как я могу носить что-то столь языческое. Может, это даже хуже, чем молчание, когда он просто разворачивается и уходит, оставляя меня одну. Оставляя меня…

Злую.

Я злюсь на Воронов за то, что они отправили меня на задание, не раскрыв всю информацию. Злюсь на себя за то, что ослабила бдительность рядом с ним. И злюсь на Кириана за то, что он смотрит на меня так, словно перед ним Лира.

Но больше всего я злюсь на Кириана.

Интересно, что чувствовала бы настоящая Лира, спя в этой постели, в этих стенах… смотря в эти окна.

В воздухе витает некая невыразимая тоска. Я уже давно стою у окна, но до сих пор не увидела ни единой души в садах, хотя снаружи и светит солнце. Город, который расположен намного ниже в горах, отсюда не виден, и всё вокруг окутано мёртвой тишиной.

Я надеваю платье из плотной тёмно-синей ткани, собираю волосы в аккуратную причёску – совсем не похожую на кожаные ленты, которыми Нирида обычно стягивает свои светлые волосы – и выхожу из покоев в поисках слуги, чтобы передать сообщение герцогам, с которыми мне следует завтракать.

Однако прежде, чем я нахожу слугу, на моём пути в одном из пустых коридоров встречается Нирида.

– Доброе утро, – приветствую её, твёрдо намереваясь пройти мимо.

– Выход там, – говорит она, даже не удостоив меня ответным приветствием.

– Я не ищу выход, – отвечаю. – Я иду к герцогам.

– Кириан сказал им, что встретится с ними за обедом, а у вас обоих есть дела в городе.

– Что? Кириан что сделал?

Нирида пожимает плечами, не придавая значения.

– Идёте?

Я могла бы её проигнорировать и продолжить свой путь, но тогда выглядела бы неорганизованной, не склонной к общению, что выдало бы несогласованность с моим сопровождением.

– Конечно, иду, – говорю я и подбираю подол платья, чтобы поспеть за её стремительными шагами.

Кириан ждёт снаружи, в конюшнях. Однако он оставляет свою кобылу, которой только что расчёсывал гриву, чтобы присоединиться к нам. Кажется, сегодня он не планирует ехать верхом.

– Готовы? – спрашивает он, подойдя ближе.

На нём чёрные брюки, облегающие его мускулистые бёдра, и под элегантным пиджаком виден жилет с серебряными пуговицами, который ему очень идёт. Я замечаю, что на поясе нет привычного меча.

– К чему именно? – спрашиваю я.

Кириан смотрит на меня так же, как я недавно смотрела на него, только с большим вызовом.

– Конечно же, чтобы разорвать договор с Тартало.

Я бросаю быстрый взгляд на Нириду, но она не реагирует.

– Ладно, – ворчу я, смирившись. – За дело.

Чем скорее мы с этим покончим, тем быстрее я смогу сосредоточиться на своей миссии. Если повезёт, скоро Кириана снова призовут на северную войну, и у меня появится время подготовиться как следует, собрать больше информации и настроиться.

Кириан заставляет Нириду отдать меч одному из солдат перед нашим уходом, и я задаюсь вопросом, куда он собирается нас вести, если вход в это место требует разоружения или, по крайней мере, вида, что мы не вооружены. Я уверена, что оба они скрывают защиту под своими нарядами.

Когда дорога исчезает и мы начинаем ступать по траве, я замечаю, что она всё ещё влажная, несмотря на солнце, и мне приходится смириться с тем, что моё платье будет испачкано.

Я иду молча, на стороже, обращая внимание на каждый мелкий нюанс, потому что не знаю о месте, куда мы идём, ничего, кроме того, что узнала из отчётов, составленных, когда Лире было девять лет. С тех пор она больше не ступала на эту землю, и всё указывало на то, что она даже не думала о ней. Но теперь я не знаю, чему верить.

Я готовлюсь к сложным вопросам, к комментариям, на которые придётся отвечать, но никто из них не говорит ни слова, пока мы пересекаем лес, выходим на новую дорогу и начинаем спускаться к городу.

Мы сразу же уходим от центра и попадаем в оживлённый квартал, где улицы полны телег, уличных торговцев и детей, бегающих туда-сюда, не глядя по сторонам.

После второго любопытного взгляда я ещё сильнее кутаюсь в накидку и натягиваю капюшон, чтобы скрыть свою внешность.

Меня удивляет, с какой безмятежностью движутся Нирида и Кириан. Даже без солдат и мечей, я не могу поверить, что их трудно узнать.

Нириду невозможно забыть. Её уверенная походка, рука на бедре, словно привычка класть её на невидимую рукоять, прекрасные светлые волосы, собранные кожаными лентами, и высоко поднятый, гордый подбородок… Весь этот образ должен быть запомнен теми, кто хоть раз видел её во главе армии.

И Кириан… Кириан тоже не из тех, кто может затеряться в толпе, даже в тёмных одеждах, в которые он одет сегодня.

– Мы здесь в безопасности? – спрашиваю я.

Нирида бросает на меня взгляд через плечо, но не удостаивает ответом.

– Нечего бояться, принцесса, – говорит Кириан с явным удовольствием, не скрывая насмешки. Он смотрит на меня с намеками, которые я предпочла бы не понимать. – Можешь снять этот уродливый капюшон.

Я игнорирую его последние слова.

– Вас не беспокоит, что нас могут узнать? – говорю я отводя взгляд, когда продавщица из одного из ларьков смотрит на нас слишком пристально.

– Никто из этих людей не видел тебя последние десять лет, – отвечает Кириан, останавливаясь у лавки с украшениями. – А мы с Ниридой не настолько важны, чтобы нас заметили.

Несмотря на его спокойствие, меня не покидают сомнения. Я держусь подальше от лавок, когда они подходят ближе, пока не доходим до прилавка с жареными миндалем.

Аромат привлекает меня к ларьку, возле которого уже остановились несколько детей с родителями. Здесь не только жареный миндаль, но и лесные орехи, и печеные каштаны, от запаха которых мне хочется плакать.

Запах переносит меня назад, в давно забытое воспоминание, затерянное среди тьмы: у меня замерзли пальцы от холода, Элиан протягивает мне печеный каштан, и я грею руки, прежде чем очистить его и съесть. Ко мне подходит лицо, точь-в-точь как мое, и я знаю, что это Алия. Таких, как мы, было много, еще девятнадцать, но её я всегда узнаю, потому что я ненавидела её больше всех. Элиан протягивает ей каштан и садится с нами молча. Он говорит что-то, похожее на «вы обе одинаково вспыльчивы, не знаю, почему не ладите», и тогда Алия забирает кулек с каштанами, а я щипаю её за бок. Это был первый и последний раз, когда мы были вместе добровольно.

Орден не оставлял места для здоровой конкуренции, ведь на кону стояла наша жизнь.

Я даже не знаю, что случилось с Алийей. Может, её перевели в другую программу, или она выполняет незначительные миссии, внедрившись в какую-нибудь влиятельную семью.

Чья-то рука ложится мне на плечо, возвращая меня в реальность, когда Кириан проходит мимо и обменивается с продавцом парой монет, чтобы получить кулек с миндалем. Однако он не возвращается, а остается там, беседуя с продавцом. Я не слышу их разговор, но вижу, как продавец улыбается, что-то объясняя ему. Нирида тоже подходит, берет несколько миндальных орехов и ест их, пока я жду.

Проходит несколько минут, я увертываюсь от прохожих, пока не решаю подойти ближе. Возможно, они обсуждают соргинак, хотя я не думала, что рынок подходящее место для этого.

Кириан держит кулек с миндалем, пока Нирида с аппетитом съедает несколько орехов, а у меня текут слюнки. Оказывается, продавец просто рассказывает о своей лавке в одном из соседних городков. Он говорит о своей семье, о том, как они основали лавку и как он поставляет продукты на ближайшие рынки.

– Что это было? – спрашиваю я, когда мы снова идем.

Кириан протягивает мне кулек с миндалем, и я уже готова отказаться, но мои пальцы решают за меня, и я беру пару орехов, которые оказываются невероятно вкусными.

Краем глаза я замечаю озорную улыбку капитана, и мои щеки пылают от смущения. Я натягиваю накидку ещё плотнее, будто краснею от холода.

– Это был ларёк с жареным миндалем, – отвечает Нирида, специально проговаривая слова медленно.

Я оборачиваюсь и одариваю её ледяной улыбкой.

– И что вы делали в обычном ларьке с миндалём? – спрашиваю, также медленно выговаривая слова.

Нирида поднимает брови, как будто я идиотка.

– Покупали миндаль, – отвечает она, показывая на кулёк, прежде чем отправить ещё одну миндалину в рот и продолжить путь, как ни в чём не бывало.

Я поворачиваюсь к Кириану, требуя объяснений.

– Терпение, – просит он, протягивая кулёк. – Миндаль согреет тебе руки.

Я принимаю его, не в силах ничего ответить, и продолжаю идти следом, пока мы не останавливаемся у другого прилавка. На этот раз я подхожу сразу, слушая их непринуждённую беседу: о еде, о урожаях года, о других лавках на рынке, о зимней погоде в Эрея…

Из толпы отделяется пожилая женщина и направляется к нам, пока они заняты разговором. Когда я понимаю, что её интересует не товар, я подхожу ближе, чтобы предупредить Кириана, но слишком поздно. Старуха подходит раньше и берёт капитана за руку, прерывая его беседу с продавщицей.

Я замечаю, как Нирида тянется к бедру, на котором нет меча, но тут же расслабляется. Она улыбается, пока женщина просто держит Кириана за руки с трогательной нежностью. Всё длится лишь несколько секунд, но этого достаточно, чтобы моё сердце забилось быстрее и я напряглась.

Старуха отпускает его, ничего не говоря, всё ещё улыбаясь и сдерживая, казалось бы, желание что-то сказать. Кириан же в ответ одаривает её сдержанной улыбкой.

– Что это было? – спрашиваю я.

– Мы видели то же, что и вы, принцесса, – отвечает Нирида, и меня начинает раздражать её тон.

После этого я продолжаю идти, чувствуя себя нервной, и, возможно, мои нервы обострены настолько, что теперь я замечаю больше взглядов, больше людей, перешёптывающихся, когда мы проходим мимо.

Я чувствую особенно сильное беспокойство, когда продавщица оставляет свой ларёк и приближается к нам. На этот раз она проходит мимо Кириана и кладёт в мои руки одну из своих роз.

Она молчит. Лишь кивает с благодарностью и возвращается на своё место, не отрывая от нас взгляда.

Холодок пробегает по моей спине.

– Эти люди нас узнали, – говорю я, сдавленным голосом. – Кириан, они знают, кто мы.

Я начинаю идти быстрее, опережая их, чтобы как можно скорее уйти подальше, и два капитана следуют за мной.

Но странно не то, что нас узнали.

– Они знают, кто мы, и при этом… рады? – спрашиваю я, глядя на розу в своих руках.

– А почему бы им не радоваться? – отзывается Нирида. – Вчера лил дождь, а сегодня светит солнце, да ещё и рынок открыт.

– У вас какие-то проблемы, капитан?

Нирида поворачивается ко мне, идя рядом. Кожаные ленты её хвоста изящно покачиваются при каждом шаге.

– У меня? С чего бы у меня были проблемы? Ведь…

Её прерывает смех Кириана. Она тоже улыбается, хотя пытается это скрыть.

– Продолжайте говорить со мной, как с идиоткой, и я сломаю вам нос.

Нирида поднимает свои элегантные светлые брови – скорее удивлённая, чем впечатлённая, – а Кириан даже не скрывает, как его всё это забавляет. Никто из них не догадывается, что я действительно способна на это, хотя и не должна; если хочу продолжать играть свою роль.

Я выбрасываю розу, когда никто не смотрит. Затем мы посещаем ещё один прилавок, и ещё один. Нирида спокойно беседует с продавщицей лавки бальзамов и косметики, которая объясняет ей, как нужно наносить масло для лица. Кириан задерживается у кожевенной лавки, просматривает ремни для ношения оружия, и продавец настойчиво предлагает ему один в подарок, но он отказывается принять его без оплаты.

Перед нашим уходом сцена повторяется с другой пожилой женщиной: старуха подходит ко мне, берёт мои руки, целует их и уходит, не сказав ни слова, в то время как остальные смотрят на нас, словно тоже хотят подойти, но не решаются.

– Я не понимаю, – шепчу я, обеспокоенная, рискуя снова услышать тот же ответ, что и раньше от Нириды.

Мы покидаем рынок и спускаемся по одной из многолюдных улиц города.

– Возможно, некоторые действительно тебя помнят, – признаётся Нирида. – Ты принцесса. Ты родилась на этих землях. Они тебя любят.

– За что? – спрашиваю я, может, слишком поспешно. Есть что-то, чего я не могу понять. – Я предательница. Я отказалась от короны Эрея и от борьбы за них, чтобы выйти замуж за наследника узурпаторов.

Кириан бросает на меня взгляд, прежде чем продолжить путь. Я замечаю, что Нирида тоже на мгновение останавливается, вглядываясь в моё лицо.

Возможно, я зашла слишком далеко. Возможно, оригинальная Лира не признала бы вслух, что знает, что народ считает её предательницей.

Но мне кажется, что я упускаю что-то важное, и мне нужны ответы.

– Думаю, я никогда не слышал, чтобы ты жаловалась на слишком большое внимание, – отвечает он.

– Верно, я тоже этого не слышала, – соглашается Нирида. – Ваше высочество, – добавляет она.

Я не настаиваю. Может быть, это связано с близостью к дворцу. Возможно, те, кто живёт в этих краях, поддерживают новый режим, новую династию и, следовательно, решения, которые Лира принимала, чтобы прийти к этому.

Мы продолжаем идти по нескольким улицам, пока снова не выходим к лесу, и тут я замечаю, что поднимаемся. Я вижу башни дворца, его фасад цвета песка под солнечными лучами.

– Вон там дворец, – говорю я. – Неужели мы возвращаемся, так и не выполнив порученную нам миссию?

– Цель нашей прогулки более чем достигнута, – отвечает Кириан, засунув руки в карманы.

Я останавливаюсь, но мне приходится догонять их, когда я понимаю, что никто из них не ждёт меня.

– Я думала, что мы идём искать ведьм.

– А как, по-твоему, их следует искать… ваше величество? – отвечает Нирида.

– Точно не прогулками по рынку, – возражаю я. – Мы потратили полдня, осматривая прилавки в городе?

– Это ты потратила полдня, – отвечает Кириан. – Я приобрёл новый ремень для моих кинжалов, а Нирида купила тоник для…

– Для кожи, – подсказывает она. – У меня она сохнет на холоде.

– Ах да, точно. Из какого растения он был?

– Думаю, она сказала, что это…

– Хватит! – перебиваю их. – Я не приехала сюда, чтобы терять время. Я знаю, что ты вполне способен найти соргинак, так же как ты нашёл ведьм Лиобы. Если ты обнаружил их за несколько часов, почему не можешь сделать то же самое здесь?

Улыбка исчезает с лица Кириана так медленно, что это кажется преднамеренным; жестом, рассчитанным, чтобы внушить страх. Он поворачивается ко мне, сокращает расстояние между нами и наклоняет голову, поднимая руку к моему горлу, к цепочке с кулоном, который он заметил вчера.

Его пальцы осторожно берут цепочку и медленно вытаскивают кулон из-под платья, словно это требует полной концентрации.

– Я повторю вопрос, который задала тебе Нирида: как, по-твоему, мы должны искать ведьм?

Я едва сдерживаюсь, чтобы не прикусить губу и не высказать все ему, но гнев берёт верх.

– Думаешь, если бы я знала, то была бы здесь с тобой?

Уголки его губ чуть приподнимаются, и его глаза отрываются от кулона на мгновение, хотя он не смотрит мне в глаза.