Текст книги "Все темные создания (ЛП)"
Автор книги: Паула Гальего
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
– Старший жрец королевского храма Эрея только что почтил нас своим чтением. Спасибо, жрец, за вашу мудрость, – продолжает он. – А теперь приведите пленниц.
Занавес поднимается, и перед взорами зрителей появляются стражники, которые толкают вперёд трёх женщин в цепях.
– Что, чёрт возьми, здесь происходит? – шепчет Нирида рядом со мной.
Она знает, что за нами наблюдают, и сохраняет на лице полное спокойствие.
– Я тоже ничего не знал, – отвечаю я.
Лира слегка хмурит брови, едва заметно, но всё же хмурит.
– Суд вынес приговор вчера, и для нас большая честь представить вам…
– Труппа не имеет к этому никакого отношения! – внезапно раздаётся чей-то крик.
Тишину, наступившую после этого возгласа, тут же сменяет гул голосов.
Вскоре я нахожу женщину, откуда донёсся крик. Она идёт к стражникам сбоку. Это одна из главных актрис.
– Труппа осуждает этот позорный поступок и…
Она не успевает договорить. Её грубо хватает другой стражник, дёргая за волосы и закрывая ей рот, после чего с помощью товарища тащит её прочь.
Герцогиня ругается сквозь зубы и с отвращением наклоняется, чтобы что-то сказать герцогу. Тот лишь качает головой с таким же выражением.
Нирида, должно быть, размышляет, что же теперь будет с этой актрисой.
Лира задерживает дыхание.
Жрец качает головой, выражая неодобрение, а распорядитель церемоний продолжает восхвалять подвиги герцогов и их величеств, говоря, что мы на шаг ближе к избавлению от магии и язычества. Тем временем на сцене мужчины начинают расставлять ящики, доски, верёвки, действуя слаженно, пока он говорит, и публика наблюдает с увлечением, пока конструкция не приобретает завершённый вид. Тогда распорядитель приказывает открыть двери театра.
– Дамы и господа, настало время для тех, чьи сердца слабы, покинуть зал. Всё подготовлено так, чтобы этот акт был благородным и достойным. Однако мы понимаем, что некоторые могут пожелать удалиться до того, как…
Нирида смотрит на меня с раскрытым ртом, не сдерживая удивления. Кто мог бы её за это осудить?
Герцоги остаются невозмутимыми. Похоже, они уже знали, что такое шоу будет устроено в их честь.
Лира с трудом скрывает ужас, глядя на трёх женщин, которых держат перед зрителями, закованных в цепи на ногах, руках и шее, без всякой надежды на побег. Они лишь могут наблюдать, как за их спинами готовят инструмент, который вскоре лишит их жизни.
– Так нельзя.
Её голос звучит так неожиданно, что мне нужно несколько мгновений, чтобы понять, что это именно она заговорила, несмотря на то, что она стоит всего в нескольких метрах от меня.
– Что с тобой, Лира, дорогая? – мягко спрашивает герцогиня.
– Так нельзя поступать здесь, на глазах у всех, верно? – спрашивает Лира.
Дюк Бахам на мгновение расплывается в отеческой улыбке, а Зания прижимает руку к его предплечью.
– Никто не осудит вас, если вы решите покинуть ложу. Вас не будут считать… неблагодарной, – осторожно предполагает он. – Все поймут, что вы никогда не видели ничего подобного и что вы – молодая и впечатлительная душа.
Лира открывает рот, и впервые я осознаю, что не знает, что сказать. Она снова смотрит на сцену, на платформу, на которой уже закрепляют веревки, с которых будут висеть женщины.
– Все еще есть дети среди…
– Родители, которые считают своих детей недостаточно взрослыми, чтобы присутствовать на этом действе, выведут их. Двери открыты, – высказывается Бахам с дружелюбной улыбкой, которая резко контрастирует с насилием, которое произойдет.
– Никто не осмелится пройти через эти двери! – восклицает Лира. Она говорит так громко, что, возможно, её слышат в соседних ложах, но, кажется, её это не волнует. – С герцогами и принцессой здесь, с благородными и стражей – никто не сделает ничего, что можно было бы расценить как неуважение!
– Дорогая, понизьте голос – шепчет Зания, явно ощущая дискомфорт. – Это всего лишь символическая казнь, ничего более.
Лира вновь замолкает.
Герцог интерпретирует это как признак того, что его жена смогла её успокоить.
– Их бы казнили на площади, перед сотнями людей, уже сегодня. Этот акт – в сущности, акт милосердия. Среди зрителей нет ни их друзей, ни родных, и, в отличие от того, что произошло бы на площади, здесь процесс пройдёт быстро, и они умрут достойной смертью.
Значит, они знали. Конечно, знали.
Внизу уже подготовлена платформа, с которой их должны повесить. Стражники даже не пытаются скрыть это от женщин, заставляя их смотреть на виселицу, прежде чем жестко заткнуть им рты кляпами и накинуть на головы тёмные мешки – плотные, непрозрачные, чтобы никто не слышал их криков, пока они поднимаются по лестнице, и никто не видел их лиц, когда они умрут.
Лира была права. Никто не осмелился покинуть зал, даже родители с детьми, которым закрывают глаза или шепчут слова утешения, поворачивая их к своим грудям и прикрывая их своими телами.
Беспомощность разъедает меня изнутри. Я прекрасно понимаю, что мы с Ниридой ничего не можем сделать. Мы одни, и даже если бы наши люди были здесь, мы не смогли бы предотвратить это, если не хотим потерять всё, что уже обрели.
Нирида сжимает мою руку. Это мгновение короткое, но достаточное.
Мы должны позволить им быть убитыми.
Внезапно Лира встаёт.
– Ваше Величество… – укоряет её герцогиня.
– Я это остановлю – едва слышно произносит Лира. – Это варварство.
В её голосе нет ни капли былого величия, ни той уверенности, с которой она обычно действует. В ней есть нечто новое, чего я раньше не замечал, даже в её самых уязвимых моментах, и это затрагивает во мне что-то глубинное. Похоже, это же чувство испытывает и Нирида, которая смотрит на неё с потрясением.
– Вы не сделаете этого – шипит герцог. – Не позорьте нас. Если хотите, покиньте представление, но не можете… не должны… Никто не ожидает от будущей королевы такого. От вас ждут, что вы будете сидеть и принимать дань с достоинством.
Лира смотрит на него с новым ужасом в глазах. Бахам сглатывает, возможно, осознавая свою смелость. И тогда, как будто его слова напомнили ей о чём-то очень важном, как будто они потянули за нужную нить, Лира возвращается к реальности, словно кто-то, пробуждающийся от сна или кошмара. Она несколько раз моргает, сглатывает и слегка качает головой, прежде чем вновь взглянуть на сцену, к которой теперь прикованы все взгляды.
Её лицо снова меняется – или, по крайней мере, она старается его изменить. Однако маска не может скрыть истинную эмоцию, лишь прикрывает её тонким слоем непроницаемости. Под ней по-прежнему остаётся страх, холодный и неизменный.
Она не двигается. Не произносит ни слова. Не повышает голос, и это чудовищное зрелище продолжается внизу.
Но всё равно не садится. Она цепляется за перила балкона так, словно хочет видеть всё яснее.
И ждёт.
Главный священник произносит несколько молитв, которые я даже не слышу.
Я тоже не отвожу взгляда, когда первую женщину поднимают на платформу, надевают ей петлю на шею и бросают в пустоту, заставив её висеть и дёргаться в конвульсиях.
Есть что-то ужасающее в том, как они умирают без лица, без криков, в абсолютной тишине. Есть нечто бесчеловечное в этих жестах, которые пытаются придать достоинство акту, который никогда не сможет его иметь.
Нирида отворачивается, когда вешают вторую. Она поворачивает голову в сторону и закрывает глаза, полные ярости. Герцог тоже кривится от явного неудобства, а герцогиня обмахивается веером, хотя на самом деле не жарко, чтобы скрыть тот факт, что ей невыносимо на это смотреть.
Но не Лира. Лира остаётся стоять, цепляясь за перила ложи железной хваткой, её маска лжи и ужаса поддерживает её ноги, и она не отводит глаз от женщин, которым предстоит умереть в одиночестве.
Мы отправляемся в путь после ужасающего по своей длине банкета, на котором Лира вновь принимает то поведение, которое ожидается от принцессы. Произошедшее упоминается лишь раз, когда герцог списывает её вспышку на похвальное, хоть и ненужное, проявление сострадания, являющееся плодом её наивности и доброго духа. Это не станет достоянием общественности. Это не запятнает её репутацию.
До наступления ночи мы возвращаемся на юг Эреи.
Всю дорогу я не мог выбросить из головы одну и ту же сумасбродную идею, взвешивая варианты и оценивая риски… и когда Эдит встречает нас и предлагает приготовить Лире ванну, так как она выглядит откровенно измотанной, я понимаю, что уже принял решение в тот момент, когда увидел её стоящей в этом театре.
– Лира, подожди.
Лира останавливается, поднимаясь по лестнице в свои покои, и смотрит на меня в ожидании, так же как Нирида и моя сестра.
– Хочешь увидеть настоящее представление?
Она слегка хмурится.
– Думаю, на сегодня я насмотрелась представлений. Спасибо, Кириан, – спокойно отвечает Лира, продолжая свой путь.
– А как насчёт настоящего праздника Отсайла?
Она замирает.
– Кириан, – шипит Эдит, и делает это так громко, что Лира наверняка слышит её.
Лира поворачивается.
– Настоящего? Что ты имеешь в виду?
В холле воцаряется напряжённая тишина. Нирида скрещивает руки на груди и внимательно наблюдает за мной. Эдит делает шаг вперёд.
– Мой брат явно устал с дороги, – перебивает она, хватая меня за руку. – Он ничего не имел в виду.
Я смотрю на её натянутую улыбку, на её руки, защищающие меня.
– Хватит, Эдит. Она нас не выдаст, – мягко обещаю я ей.
К этому моменту я уже привлёк внимание Лиры. Эдит в ужасе наблюдает, как она спускается вниз к нам.
На этот раз моя сестра не упрекает меня напрямую, но её взгляд достаточно осуждающий.
– Никому не расскажет, что увидит, – сказала она с резкостью, скрытой за ласковой вежливостью. – Уверяю вас, это не стоит внимания, тем более когда можно смыть пыль с дороги хорошей ванной и расслабиться перед сном.
Почти убедительно. Если бы не напряжённая улыбка, не жёсткий взгляд, молящий: забудь это. Забудь. Забудь.
Но я недавно узнал одну вещь о Лире – она не из тех, кто готов забывать.
– О какой церемонии ты говоришь? – любопытство засияло в её зелёных глазах.
Эдит встала прямо передо мной, вынуждая меня смотреть на неё.
– Ты думаешь, что мне важно, что случится с этими людьми, но ты ошибаешься, – призналась она, – меня беспокоит лишь то, что произойдёт с тобой.
Меня поразила её откровенность при Лире. Она, должно быть, отчаянно хочет отговорить меня. И, конечно, знает, что я уже твёрдо решил.
– Я знаю, что делаю.
– Наш брат Тристан тоже это говорил, – выпалила она.
Это имя обожгло её так же сильно, как меня.
Может, это выражение боли на её лице или мои собственные воспоминания, но я почувствовал, как что-то внутри смягчается, хотя сердце остаётся холодным, а на губах остаётся горький привкус.
– Ладно, – я отступил на шаг и мягко отстранил её. – Убедимся, что она ничего не скажет. Аврора!
Глаза Эдит широко раскрылись. Нирида прижалась к перилам лестницы, а Лира… Лира ждала.
Аврора вышла спустя пару минут из комнаты на первом этаже. Она явно была озадачена тем, что я зову её так громко, вместо того чтобы послать кого-то за ней.
– Аврора, подойди, – сказал я.
– Ты не используешь нашу сестру для этого! – воскликнула Эдит, осознав, что я задумал.
Аврора осторожно приблизилась.
– Лира, тебе интересно, куда тебя все это приведет? – спросил я.
Лира нахмурилась, взглянула на Эдит, сверлившую меня глазами, затем снова посмотрела на меня.
– Как бы то ни было, я предпочитаю не знать, – осторожно ответила она.
Аврора не сводила с неё взгляда, когда произнесла:
– Лжёт.
Я увидел, как лицо Лиры засветилось неподдельным, живым интересом.
– Хватит! – резко остановила нас Эдит.
Но мы с Авророй её проигнорировали.
– Если бы ты узнала что-то, за что корона сурово накажет, ты бы выдала виновных? – спросил я Лиру.
Она не ответила сразу.
– Кириан, – прошипела Эдит, отпуская меня и хватая Аврору за руку. – Остановись.
– Лира, – настаивал я.
Она выглядела озадаченной, но всё же ответила, хотя, возможно, из-за моего давления или ожидания Авроры.
– Я верна короне и поступлю соответственно, – произнесла она, словно выученный наизусть куплет.
Мне показалось, что она ответила, чтобы проверить нас, проверить себя. Её взгляд был устремлён на Аврору.
– Снова лжёт. Она не собирается никого выдавать, – сказала Аврора.
– Что за черт…? – пробормотала Лира, не веря своим ушам.
– Нирида, – прервала Эдит. – Ты что, ничего не скажешь? Разве ты не видишь, как безответственно ведёт себя твой брат?
Нирида пожала плечами, но выпрямилась, осознав, как серьёзно настроена Эдит. Она прочистила горло.
– Думаю, Кириан понимает риск.
Лира не упускала ни одной детали. Я наблюдал, как она впитывает каждый жест, каждое слово и выражение.
– Что ж, теперь, когда мы знаем, что она никого не выдаст… – произнес я с триумфом, протягивая руку Лире. – Принцесса, вы пойдёте со мной?
– Куда? – с любопытством спросила она.
В её взгляде, полном желания узнать правду, я увидел ответ ещё до того, как она его озвучила.
Я улыбнулся.
– На настоящее представление.
И Лира приняла мою руку.
Глава 22
Лира
Территория Волков. Завоеванные земли. Королевство Эрэа.
Последние события, должно быть, сильно повлияли на меня, потому что я не понимаю, что делаю.
Кириан сопровождает меня до дверей моих покоев после того, как я взяла его за руку и дала клятву, смысл которой мне до конца не ясен.
– Надень что-нибудь менее заметное и спускайся, когда будешь готова, – говорит он, возможно, слишком серьёзно.
– Кириан, – зову я его, но так и не успеваю задать вопрос.
Я знаю, что он мне ничего не скажет, что по какой-то причине хочет показать мне это сначала. Он смотрит на меня молча, пока не понимает, что я больше не собираюсь ничего говорить, и закрывает дверь, оставив меня наедине.
Зеркало отражает усталый взгляд, который кажется либо старше, либо более сломленным.
Мне не нужно долго думать, чтобы выбрать платье, и я надеваю чёрное, которое так нравилось Кириану. Почему-то все остальные варианты кажутся нелепыми.
Я надеваю это лёгкое платье, такое нежное, как поцелуй полуночи на моей коже, и немного причесываю волосы перед тем, как спуститься вниз.
Они ждут в прихожей: две сестры Кириана, Нирида и сам Кириан. Все они одеты в чёрные накидки поверх своих нарядов, за исключением Эдит, которая стоит, скрестив руки на груди, с высоко поднятой головой и серьёзным выражением лица.
Куда бы они меня ни вели, она явно не согласна с этим решением.
Если они действительно собираются показать мне что-то компрометирующее, я могу понять почему. Настоящая Лира не захотела бы слушать ничего, что могло бы поставить её положение под угрозу, и если бы что-то такое произошло, даже самое незначительное, она бы, вероятно, побежала рассказать об этом Львам, чтобы убедиться, что её голова осталась на плечах.
Все ждут в тяжёлом молчании, в котором я чувствую напряжение; однако это напряжение не исходит от Кириана.
Он делает два широких шага ко мне и набрасывает чёрную накидку на мои плечи, не отводя от меня взгляда. Его ловкие пальцы нежно вытягивают мои волосы из-под накидки, а затем снова касаются моей шеи, когда он наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо.
– Ты великолепна, – шепчет он, – но тебе не хватает одной детали.
Его пальцы достают цепочку с егузкилоре, которую я ношу под платьем, и оставляют её видимой на нежной ткани.
– Теперь ты готова.
Сердце бешено колотится. Может быть, из-за подвески, которую никто не должен был видеть, из-за церемонии, на которую меня ведут, или из-за пальцев Кириана на моей коже. Возможно, из-за всего этого, но мне всё равно.
Сегодня я намерена плыть по течению.
Он протягивает мне руку, и я снова беру её.
Он ведёт меня наружу, и я замечаю, что Нирида и Аврора тоже берут по лошади. Эдит, напротив, остаётся в доме. Кириан подаёт мне поводья моей лошади, и я хватаю их, словно во сне. Мы садимся в седла и отправляемся в путь. Мы покидаем сад и земли имения, а впереди сгущаются сумерки, оставляя за собой оранжевый след закатного солнца на небе, которое постепенно темнеет.
Мы привязываем лошадей в лесу, когда темнота становится такой густой, что я едва вижу свои ноги. Холод пронзителен, несмотря на накидки, и пробирается сквозь тонкую ткань моего платья, когда мы идём по снегу.
Вдруг я замечаю другие следы, идущие по тому же пути. Десятки, если не сотни ног прокладывают путь через чащу и поднимаются на ту же самую гору.
Нирида и Аврора сопровождают меня в молчании, следуя за Кирианом, пока деревья не уступают место вершине холма с видом на долину, через которую течёт река, шум её воды слышен даже отсюда, из этой тишины.
И тогда, посреди этой темноты, я вижу их.
Люди стоят на холмах вокруг долины. Километры и километры зеленой земли, на которой собрались сотни людей, ожидающих в темноте, как и мы; фигуры, едва различимые под светом полной луны.
– Где мы? – шепчу я. – Что это?
Нирида подносит палец к губам, приказывая мне молчать. Облачко пара вырывается из её рта, который изгибается в доброй улыбке. Даже Аврора, всегда такая сдержанная и мрачная, тоже улыбается.
– Не переживай, – шепчет Кириан, его дыхание щекочет мой затылок, от чего по спине пробегает дрожь. – Тебе понравится.
Я жду, обеспокоенная, пытаясь угадать, сколько из этих теней – люди, сколько собралось здесь сегодня. Но проходят минуты, и ничего не происходит, и я начинаю терять терпение.
– Что происходит? Почему никто ничего не делает? – шепчу я.
Люди находятся слишком далеко, чтобы услышать нас, но лесная тишина кажется настолько особенной, что я боюсь нарушить её и не решаюсь поднять голос.
– Они ждут.
– Чего?
– Скоро узнаешь, – отвечает он.
Вдруг я чувствую лёгкое давление в нижней части спины и замечаю, что его рука оказалась там, излучая приятное тепло.
Я должна бы отстраниться, или отодвинуть его руку, но…
– Ты замёрзла? – спрашивает он тихо.
Я не двигаюсь.
– Всё хорошо, – отвечаю я.
Кириан медленно скользит рукой вверх и вниз, и я позволяю ему. Сегодня мне не хватало поддержки, прикосновения. Мне нужен был кто-то, кто возьмёт меня за руку, так же, как Нирида держала его руку на том ужасном представлении. Поэтому я принимаю его жест и не позволяю себе думать о том, что это не для меня, и что я краду этот момент у кого-то другого. У Лиры. И у него.
Я даже чуть ближе прижимаюсь к нему, наслаждаясь мягким теплом его тела, тем чувством безопасности, которое он дарит своим присутствием в этой темноте.
Всё остаётся тихим, неподвижным и спокойным, пока вдруг не раздаётся вой, перекатывающийся по долине.
А затем ещё один.
И ещё.
Я понимаю, что это не волки. Это люди, подражающие им.
Я напрягаюсь, тревога и ожидание захватывают меня, и я выпрямляюсь, когда Кириан убирает руку, и я снова чувствую себя одинокой, хотя он всё ещё рядом.
Тишина покрывает всё. На несколько мгновений воцаряется абсолютная неподвижность; ни один звук не нарушает покой леса. Кажется, что даже ветер замер, боясь потревожить тишину.
Тогда вдали зажигается огонёк – маленький, мерцающий, – и постепенно он растёт, всё больше и больше, пока… не взлетает.
Я провожаю его взглядом, зачарованная, пока ещё один свет не загорается на холме напротив нас, затем третий, четвёртый… И вдруг всё пространство покрывается огнями, которые поднимаются в небо, уносимые ветром, парят в темноте, заполняя ночное небо десятками огоньков.
Это бумажные фонарики. Они плывут, колеблясь, как блуждающие огоньки в лесу.
Один зажигают совсем рядом с нами, среди деревьев, и я вижу пару рук, которые толкают его вверх, к небу, пока ветер не подхватывает его, и он не пролетает мимо нас.
Аврора делает шаг вперёд, и свет фонарика освещает её лицо, когда она поднимает руку и лёгким движением отправляет его дальше в путь, обратно в темноту.
Я уже погружена в созерцание огней, когда внезапно что-то меняется.
– Сейчас, – шепчет Кириан. – Это тот момент.
Кажется, что всё это время они ждали, как будто предыдущие огни были лишь репетицией. Сотни огней зажигаются одновременно, поднимаются в небо и заполняют его. Их так много, что я не знаю, куда смотреть. Они появляются на холмах, у берегов реки, в лесу за нашими спинами… Они горят, озаряя тьму неба. Некоторые сталкиваются и кажутся танцующими друг с другом. Они качаются, дрожат и плывут на потоках воздуха.
Это кажется невозможным.
Нереальным.
Я вижу свет рядом со мной и замечаю руки Авроры, держащие маленький фонарик, который она растягивает, пока Нирида поджигает его в центре. Я не свожу глаз с её рук, пока они отправляют его в ночное небо, и затем ищу другие руки, другие фонарики.
Мы – сотни людей, делящихся мгновением, которое я не до конца понимаю, но которое, кажется, не требует объяснений.
Здесь, наверху, всё приобретает смысл. Я теряюсь в этих огнях, в необъятности ночи, которая теперь кажется менее тёмной, и одновременно чувствую себя и маленькой, и великой; как крошечный, но необходимый мазок в идеальной картине золотистых и сияющих тонов.
Это то, что я видела с королевского дворца в Эрее: три блуждающих огонька; три огонька, которые казались жалкими.
Если бы герцоги увидели это, если бы короли осознали силу, которую они имеют… Я не могу удержаться от удовлетворённой улыбки, представляя их лица, их страх.
Не знаю, что заставляет меня повернуться, что может отвлечь от этого зрелища, от истинной церемонии Оцайла, но я отвожу взгляд от неба и смотрю на него.
Кириан наблюдает за мной. Небо взорвалось золотыми звёздами, но он смотрит на меня.
Взгляд его голубых глаз перехватывает дыхание. Они блестят, и по какой-то причине это задевает во мне струну, которую не смогло затронуть даже это впечатляющее зрелище долины.
Он быстро проводит пальцами по глазам, и поднимает голову. Всё случилось так быстро, что я задаюсь вопросом, плакал ли он на самом деле, были ли это слёзы в его глазах. Его дыхание превращается в пар на холодном рассвете, и я перестаю задавать себе вопросы, просто поддаюсь чувствам.
Ночь. Темнота. Сотни огней, танцующих в пламени.
Обратный путь домой проходит в тишине.
Нирида смотрит на меня так, будто не может поверить, что я не задаю вопросов.
Я же тщательно выбираю те, которые хочу задать.
Я разрываю молчание, когда мы поднимаемся по ступеням главного входа. Экономка открывает нам дверь, впуская в тёплый дом, где чувствуется жар очага.
– Зачем проводится эта церемония? – спрашиваю я.
– Раньше она служила, чтобы осветить ночь перед Гауэко, властелином тьмы, и таким образом показать ему, что мы его не боимся.
– А теперь? – уточняю я.
– Всё ещё, чтобы показать, что мы не боимся.
Но уже не перед языческим существом, я понимаю. Теперь это символ сопротивления против Львов.
– Как они делают так, чтобы Львы не видели это? – продолжаю я.
– Фонарики редко долетают до дворца в Эрее, – отвечает Кириан.
– Сколько людей…? – Мне трудно закончить, его рука на моей спине, пока он ведёт меня внутрь, отвлекает меня тёплым прикосновением. – Сколько людей там было?
Я замечаю слабую улыбку.
– Очень много.
– Откуда вы знаете, что никто из этих людей не выдаст вас?
– Мы не знаем, – отвечает он.
Он чуть сильнее толкает меня внутрь, где Нирида и Аврора уже снимают свои накидки, передавая их служанке.
– Разве стражники в этой зоне не видят фонарики?
– Я бы сказал, что они, наверное, хотя бы раз но видели их, – отвечает он, небрежно.
– И как…?
– Лира, – прерывает он меня. – Уже поздно, все спят. Как насчёт того, чтобы поговорить завтра?
Нирида прощается простым жестом, а Аврора некоторое время смотрит на меня, прежде чем подняться по лестнице и исчезнуть.
Аврора.
У меня тоже есть вопросы о ней.
Экономка и служанка ждут, вдруг нам что-то ещё понадобится.
Я даже не знаю, который час, но, должно быть, уже поздно.
Я киваю, стараясь успокоиться и постепенно вернуться к своей роли. Даже если это даёт мне ценную информацию, я не могу забыть, какую маску ношу. Лира не стала бы задавать такие вопросы, особенно в присутствии других.
Поэтому я позволяю Кириану попрощаться и иду в свои покои.
Первое, что я делаю – подхожу к окну и ищу фонарики, но это крыло дома выходит на другую сторону.
Я задаюсь вопросом, пока готовлю себе ванну, которую собиралась принять до этого, сколько раз они собирались среди ночи; сколько ночей в этом месяце озарятся этими огнями в небе.
И хотя я не хочу этого, когда погружаюсь в горячую воду и закрываю глаза, снова вижу образы тех женщин, лишённых лиц и голосов, умирающих перед толпой в молчаливых муках.
Сегодня я вышла из своей роли, и это опасно, потому что я даже не знаю, куда меня это ведёт. Всю жизнь я готовилась к тому, чтобы заменить Лиру, чтобы добросовестно выполнить свою миссию. Её решения были моими, её мысли – тоже. Пространство, которое принадлежало мне самой, почти не существовало; я позаботилась о том, чтобы в последние годы перед тем, как меня выбрали, так и было.
А сегодня я нырнула в это крошечное пространство; нырнула так глубоко, что обнаружила другие границы, другие линии, проложившие неизведанные пути, землю более обширную, чем должно быть…
Я не знаю, кто сегодня встал на ноги в театре.
Я не знаю, кто сказал, что это казнь – варварство.
Я прекрасно понимаю, как Львы завоёвывают территории. Знаю, сколько людей они убили, и знаю, как они обеспечивают отсутствие магии.
Однако видеть это так было слишком.
Ошибка в расчётах. Я переоценила свою сдержанность. И этого больше не повторится.
Ночь проходит так, что я не могу заснуть больше чем на мгновения, с беспокойными кошмарами, в которых ужас смешивается с золотыми и мерцающими огнями.
До рассвета я уже на ногах.
Я закутываюсь в шёлковый халат тёмных и пурпурных оттенков, не надевая ничего более тёплого, чтобы защититься от холода, и не утруждаю себя обувью, прежде чем на цыпочках направиться к комнате Кириана, замерзая в пути, и тихо постучать в дверь.
Сначала он меня не слышит, и мне приходится повторить, с сердцем в горле, размышляя, что скажу, если сейчас откроется какая-то из дверей в коридоре или если какая-то служанка или камердинер решат подняться в этот момент.
Может быть, не нужно ничего скрывать. Возможно, все здесь уже знали о связи между Лирой и Кирианом.
Я снова стучу, и на этот раз слышу шаги за дверью.
Дверь открывается, и передо мной предстаёт заспанный Кириан, с растрёпанными волосами и полуприкрытыми глазами, брюки плохо застёгнуты на бёдрах, обнажённый торс, татуировки Севера, которые прошлой ночью обрели новый смысл.
– Пригласишь меня войти? – мурлычу я.
Он колеблется дольше, чем я могла бы предположить, и не спешит сказать «да». Я даже не допускала возможности, что он ответит «нет», и всё же, на мгновение это кажется для него вероятным.
Наконец, он отходит в сторону.
– Рано. Что тебе нужно?
Он остаётся у двери, и это странно.
Я была готова к намёкам, к непристойным предложениям или невинным провокациям, к которым он привык, но в нём есть что-то…
– Я хочу поговорить. Ты сказал, что мы могли бы сделать это сегодня.
– Ещё не рассвело, – отвечает он, не двигаясь с места.
Я решаю последовать его манере, столь раздражающей для меня, и вхожу в его покои без разрешения. Обхожу гостиную и прохожу в спальню. Задёрнутые шторы, одинокий свет на тумбочке, рубашка на комоде, смятые простыни, и его запах, пронизывающий всё вокруг, заставляют меня замереть на мгновение.
Я поворачиваюсь к нему.
– Мне уже нужны ответы.
Кириан внимательно наблюдает за мной, но в его взгляде нет того огня, что я видела раньше в похожих ситуациях. Или, может быть, я себе это накрутила?
– Спрашивай.
– Почему тебе разрешают участвовать?
– Все могут прийти посмотреть, – отвечает он. – Лес общий.
– Не капитанам, которые устраивают массовые убийства для Львов, – возражаю я, и понимаю, что была слишком резкой, когда вижу его горькую, вынужденную улыбку, которая, однако, не портит его прекрасное лицо.
– Вчера было темно. Не думаю, что кто-то меня узнал.
– Тебя узнали на рынке в столице, – настаиваю я. – И меня тоже узнали. Почему людям всё равно? Почему они не хотят убить тебя, как ведьмы из Лиобе пытались убить меня?
– Многие хотят меня убить, Лира, – отвечает он, и кажется усталым.
Он идёт к комоду и опирается на него, расставив руки по обе стороны своего тела. Я замечаю, как напрягаются его мышцы, как выделяются на спине и плечах, пребывая в напряжении.
– Ты не отвечаешь на мои вопросы.
– Разве? – Он медленно поворачивается ко мне, скрещивая руки на груди и тяжело вздыхая.
В его глазах появилось что-то, чего не было раньше – что-то более тёмное, тяжёлое. И у меня мелькает мысль.
– Ты жалеешь, что взял меня с собой вчера?
Возможно, в этом дело. Может быть, эта дистанция, которую я чувствую между нами, вызвана сомнениями или сожалением. Меня это не должно волновать. На самом деле, я должна радоваться, что он не пытается затащить меня в ту кровать за нами, как я ожидала. Но сейчас его отсутствие интереса лишь раздражает.
Его лицо становится злее.
– Нет.
– Твоя сестра Эдит не хотела, чтобы ты меня брал. – Я делаю паузу, не зная, стоит ли продолжать. – Она упомянула Тристана, твоего брата.
Я сразу подумала об этом.
Его брат был достаточно взрослым, чтобы иметь свои убеждения, когда Львы уничтожили их семью. Ему предложили выбор, и он был настолько верен своим принципам, что предпочёл смерть.
– Эдит заботится обо мне и Авроре. Она защищает нас, как считает нужным.
– Потому что боится, что с тобой случится то же, что с Тристаном? – уточняю я.
У него напрягается челюсть.
– Это не вопрос, принцесса.
Я подхожу к нему, пока наши лица не оказываются совсем близко. Забавно оказаться на другой стороне, быть той, кто тянет за верёвку, кто настаивает и приближается, в то время как он выглядит таким… уязвимым.
– Ты не боишься этого?
Вдруг его пальцы касаются моей щеки. Он медленно проводит подушечками по коже, по линии подбородка, и не останавливается.
– Что ты на самом деле хочешь спросить? – шепчет он. – Что хочешь узнать? Верен ли я короне? Есть ли у меня достаточно связей с севером, чтобы моя голова оказалась под угрозой? Посмотри на меня.
Я пытаюсь отшагнуть назад, но он не даёт мне этого сделать.
Его пальцы обхватывают моё запястье, а другой рукой он берёт меня за подбородок.
– Нет. Посмотри на меня. – Он направляет мой взгляд на свои руки, грудь, сложный узор татуировки с извилистыми линиями, где цветы и природа переплетаются в опасный рисунок. – Что ты видишь?
Он позволяет мне взглянуть ему в глаза, но не отпускает.
– Что ты видишь? – настаивает он.
Я вижу воина.
Любовника.
Я вижу опасность.
– Я вижу похищенного мальчика.
– Это то кто я есть, – отвечает он, не отпуская меня. – Я завоёвываю, граблю и убиваю ради них. Но есть часть меня, которая всегда будет принадлежать только мне, и никто не сможет этого изменить. Даже если мне отрубят голову, повесят или сожгут, моё безжизненное тело всё равно будет принадлежать Волкам.
