Текст книги "Сочинитель убийств. Авторский сборник"

Автор книги: Патриция Хайсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 47 страниц)

– Кто там? Грег? – спросила она и голос ее дрогнул.

– Привет, миссис Ван! – крикнул Грег, он всегда с ней так здоровался.

– Господи помилуй! – одной ногой она шагнула вниз на ступеньку и пошире открыла дверь, чтобы лучше видеть, как будто глазам своим не верила – Вы живы, Грег?

– Ага. А это мой отец. По–моему, вы с ним знакомы.

– Доброе утро, – едва повернулась к Уинкупу старшему миссис Ван Флит.

– Доброе утро, мадам.

– Где же вы были, Грег? – спросила миссис Ван Флит.

– Ну… – Грег сделал к ней несколько шагов и остановился. – У меня была амнезия, миссис Ван. Целых две недели. Я потом вам расскажу. А сейчас хочу скорей забраться к себе. Хорошо? – он помахал ей рукой и повернул к гаражу.

– Но вы ведь тонули, Грег? – спросила миссис Ван Флит, все еще стоя одной ногой на ступеньке.

– Еще бы! Хотя в реке я пробыл недолго. Меня туда сбросили. Все потом расскажу, миссис Ван.

Он вынул футляр для ключей. Это было единственное, что у него осталось, если не считать двух любительских фотографий Дженни, которые он носил в бумажнике.

– Я знаю, мне пора платить за квартиру, миссис Ван, – добавил он через плечо. – Пошли наверх, отец. – Грег отпер дверь, и оба поднялись по лестнице. Дверь в комнату Грега была слева на верхней площадке лестницы. Он вошел и поднял раму.

– Садись.

На плите стоял кофейник, и когда Грег потряс его, оказалось, что в нем еще остался кофе. Отмывая кофейник, Грег увидел новенькую, запечатанную пачку сигарет «Кент». Он улыбнулся. Когда–то он принес эту пачку и давно о ней забыл. Хорошо бы где–нибудь была припрятана еще и бутылка виски, но он знал, что бутылки нигде нет. Впрочем, если бы он сейчас приложился к бутылке, отец бы, наверно, рассердился.

– Через минуту кофе будет готов, отец. Правда еды нет никакой. То, что в холодильнике, думаю, подпортилось.

– Мгм. Неважно, Грег. – Отец сидел на кровати согнувшись, переплетя пальцы на коленях.

– Не хочешь полежать, пап? Давай приляг.

– Я, пожалуй, не прочь.

Грег прошел в маленькую ванную, где не было окон, зажег свет, сполоснул лицо и почистил зубы. Потом снял рубашку, покрыл щеки мыльной пеной и сбрил свою чуть ли не трехдневную щетину.

Отец продолжал угрюмо молчать, даже когда они пили кофе.

– Мне очень жаль, па, что тебе пришлось таскаться туда–сюда, – сказал Грег.

– Ничего, не беспокойся. И помни, что сегодня до шести вечера тебе надо позвонить в полицию. Они должны знать, где ты.

Грег кивнул.

– Хорошо, пап.

Зазвонил телефон, и звонок показался Грегу оглушительным, как взрыв. Он не представлял, кто бы это мог быть, и, когда брал трубку, от волнения его даже пот прошиб.

– Алло?

– Алло, Грег, – ответил твердый голос Алекса. – Мне только что позвонила твоя хозяйка. Сказала, что ты вернулся.

– Да, я…

– Я и позвонил в риттерсвильскую полицию. Понимаешь, не был уверен, знают ли они о твоем возвращении. Твоя хозяйка ничего не могла сказать. – Алекс говорил ровным холодным голосом, как всегда, когда злился. – Они сказали, что задержали тебя в Лэнгли.

– Да, правильно. Понимаешь, у меня была амнезия… и довольно долго…

– Да? Серьезно? Судя по тому, что мне сказали в полиции, тебя ждут большие неприятности, Грег.

– Послушай, Алекс…

– Мне кое–что известно, но, наверно, не все. Хорошо, конечно, что ты жив, но если бы я знал, что ты просто развлекаешься в Нью–Йорке…

– Развлекаюсь? Как это понять?

– Ну, полиция говорит, ты обзавелся там какой–то женщиной. А я–то воображал, что ты либо умер, либо места себе там не находишь из–за Дженни. И вот, нате вам…

– Алекс, мне бы надо поговорить с тобой лично.

– Жив ли ты, я еще мог сомневаться, а вот что Дженни – твоя любовь у меня сомнений не было. А тут еще эта стрельба.

– Ты что, читаешь мне мораль что ли? Сам–то ты в двадцать восемь лет святым был? Да?

– Грег, с кем ты так разговариваешь? Со своим хозяином? – вставая из–за стола, спросил отец и укоризненно нахмурился.

– Желаю тебе удачи, Грег, но хочу предупредить: не воображай, что ты будешь работать у меня и дальше! Имей это в виду, если у тебя на этот счет какие–то другие мысли.

– Господи, Алекс!

– Я не могу себе позволить, чтобы мое дело связывали с такой грязью, – сказал Алекс – Сам понимаешь, какие пойдут разговоры в нашей округе среди всех, кто знает тебя и меня. Тут и говорить не о чем.

Грег представил себе, как Алекс стоит у себя на кухне у телефона, висящего на стене, а его жена сидит за столом, попивая кофе, курит сигарету и слушает, одобрительно кивая.

– Ладно, я тоже не собираюсь рассусоливать. Но ты не против встретиться и поговорить?

– Против. Это ни к чему. Ты меня подвел, Грег. Подвел по всем статьям. Я думал, ты надежный человек. А ты чуть не загубил два самых важных заказа в этом сезоне. Помнишь их? Крем для загара и… Ты что, думал, я буду ждать от тебя вестей, не стану никого искать, чтобы эти заказы выполнить?

– Ладно, Алекс. Я вижу, тебе сейчас не до меня.

– Считай так. Прощай Грег. – Алекс повесил трубку.

Грег повесил трубку и обернулся к отцу. Отец все еще хмурился, и лицо его выражало скорее упрек, чем сочувствие.

– Ну вот, – сказал Грег, – он меня рассчитал. Ничего! Найдем другую работу.

После этого оба помолчали. Молчание отца раздражало Грега – видно, такое думает, что и сказать нельзя. Грег посмотрел на часы и увидел, что всего без десяти восемь. Надвигается невыносимый день, хорошо бы его проспать. Хорошо бы отец скорей уехал.

В восемь телефон зазвонил снова. Это была Никки, и Грег до того удивился, что на секунду у него даже дыхание перехватило.

– Я бы хотела заехать к тебе поговорить, – голос Никки звучал ни сердито, ни дружелюбно – по–деловому.

– Конечно, Никки. Ты где?

– В Хэмберт Корнерз. Звоню из какой–то уличной будки. Как до тебя добраться?

Грег, запинаясь, объяснил и увидел, что отец сел и встревоженно на него смотрит.

– Как ты узнала что я здесь? – спросил Грег.

– Позвонила в полицейский участок, – ответила Никки, и по ее голосу стало ясно, что она уже пропустила пару стаканчиков. – Сейчас приеду!

Она повесила трубку.

– Кто это? – спросил отец

– Никки Юрген, – ответил Грег. – Та женщина, о которой я тебе рассказывал, бывшая жена Форестера. Она приехала сюда.

– Я, пожалуй, поеду, – сказал отец и потянулся за пиджаком, который повесил на спинку стула.

– Да, брось, пап. Она славная. Я хочу, чтобы вы познакомились. Тебе все станет понятней если…

– Нет, Грег.

– Ты мне нужен, отец. Правда. Остался бы.

– Матери я тоже нужен.

Переубеждать его было бесполезно, и Грег сдался. В общем–то даже лучше, пусть уезжает, решил Грег. Еще неизвестно, что Никки выкинет. Отец опять напомнил Грегу, что надо позвонить в полицию. Грег попросил передать привет матери. Потом отец спустился с лестницы, и Грег услышал, как он заводит мотор на подъездной дорожке. Казалось, не прошло и пяти минут, как раздался гудок и внизу, скрипнув гравием, затормозила другая машина. Видно, отец с Никки едва разминулись. Грег выглянул в окно и увидел, как Никки, хлопнув дверцей, выходит из низкого черного «сандерберда». Она подняла глаза на окна увидела его и, не кивнув, не улыбнувшись направилась к двери. Грег сбежал с лестницы и впустил ее.

– Привет! – сказала она – Надеюсь ты один?

– Конечно, Никки. Пошли наверх.

Никки поднялась по лестнице перед Грегом и, войдя в комнату, повернулась к нему лицом.

– Ну и втравил ты нас в историю!

– Послушай, Никки, давай мы все заранее обсудим, условимся, что говорить полиции…

Никки рассмеялась.

– По–моему, ты и так уже наговорил с три короба. Что еще сообщишь? И что, по–твоему, думает обо всем этом мой муж? Зачем тебе понадобилось выбалтывать каждому встречному дураку, что я удерживала тебя в Нью–Йорке? Недурно ты меня отблагодарил! А?

Грег взглянул на окна, подошел к тому, которое успел открыть и опустил раму. Никки продолжала громко возмущаться. Ему не удавалось вставить ни слова. Он ожидал, что она будет сердиться, ругать его, но она бушевала, как вулкан, и Грег чувствовал, что теперь ему не задобрить ее, не залучить в сообщницы.

– Такого дерьма я еще не встречала.

Грег попытался прервать ее. Но она еще повысила голос, а когда он снова попробовал заговорить, стала, чтобы заглушить его, пронзительно выкрикивать бессмыслицу:

– Ла–ла–ла–ла! – словно рехнулась по–настоящему.

И тут же снова стала поносить его за неблагодарность, за грязный язык и глупость, за полное невнимание к ней. Грега уже трясло от бешенства и страха. Никки все ему портит. Она сама говорит, что много чего рассказала полицейским и грозится рассказать еще.

– А ты не подумал, что из–за твоей болтовни мой муж может развестись со мной? – кричала она, задыхаясь от ярости. – Тебе это даже в голову не пришло!

Она сплетала и расплетала наманикюренные пальцы, широко разводила руки и снова упиралась кулаками в бока. На ней были те самые черные брюки, в которых она приходила к нему в гостиницу «Герб Сассек», когда спала с ним во второй, последний раз. Грег вспомнил как она улыбалась ему в тот день как доверительно разговаривала. Сейчас глаза у нее налились кровью, а помада осталась только по краям губ.

Наконец ему удалось прорваться сквозь ее вопли.

– Черт побери! Да что я такого сделал?

– Неужели ты такой глупый, что не понимаешь? Ты испортил мне жизнь, подлец! И уж я постараюсь испортить твою, попомни мои слова! – Щелкнув зажигалкой, она закурила – Я–то умею платить той же монетой. Можешь не сомневаться! Подонок! – пробормотала она тихо, раскачиваясь из стороны в сторону и готовясь к новой атаке. И опять разразилась потоком обвинений.

– Слышал бы ты, как мне пришлось всю ночь объясняться с Ральфом! Он хочет развестись со мной, подать на меня в суд! Ясно тебе? Что со мной тогда будет, как по–твоему? Вся эта грязь попадет в газеты, Ральф об этом позаботится. Ты знаешь, сколько у него денег!

– Кончай! – заорал и Грег. – Выкладывай чего ты от меня хочешь?

– Прежде всего отправляйся в полицию и скажи, что все, что ты наговорил обо мне, вранье! Одевай свое поганое пальто или что там у тебя есть, и поехали, – сказала Никки и отвернулась от него.

Он видел, как ее блестящие от злости глаза рыщут по комнате.

– Слушай, Никки, я не могу…

– Меня не интересует, можешь ты или нет. Поехали и все! В этот проклятый Риттерсвиль. Где он там у вас?

– Никки! Я и так уже потерял работу. Чего ты еще добиваешься?

– Работу? Твою паршивую работу? Ты еще не того лишишься. Поехали! – она устремилась к двери.

У Грега перехватило дыхание, он окаменел. Он смотрел, как она распахнула дверь и повернулась к нему, держась за ручку.

– Я не поеду, – быстро сказал он.

– Ах, вот как! Не поедешь? – передразнила она его, тряся головой – Ну и ладно. Оставайся. Я сама все скажу, – она повернулась к двери.

– И ты не поедешь! – крикнул Грег, схватив ее за руку.

От неожиданности она отлетела к кухонной раковине, и на секунду устремленные на него глаза испуганно расширились, но тут же, пригнув голову, она снова бросилась к двери.

Грег протянул руку и, обхватив ее за грудь, подтащил спиной к себе, она начала было размахивать кулаками, но он, как клещами, сжал ее кисть, и она сдалась.

– Ладно, – сказала она, ловя ртом воздух. – Ты все сам напишешь Садись и пиши, – она высвободила руку. – Где у тебя бумага?

Он послушно нашел блокнот, отыскал в стакане с карандашами на кухонной полке шариковую ручку.

– Что писать? – спросил он, садясь на кровать, и притянул к себе ломберный столик.

– Пиши, что ты наврал, будто я спала с тобой в Нью–Йорке, а деньги я давала тебе для того, чтобы ты вернулся в Пенсильванию.

– Какое сегодня число?

– Тридцать первое мая.

Грег поставил дату, написал: «Я говорил неправду, что…» – и остановился.

– Руки трясутся. Надо немного подождать Господи, хоть бы глоток виски!

– У меня в машине есть Тогда сможешь? – Никки выскочила за дверь.

Грег услышал, как взревел клаксон, как чертыхнулась Никки, потом стукнула о металл бутылка и дверца захлопнулась. Тут вдруг до него донесся высокий плачущий голос миссис Ван Флит. Грег подошел к окну.

– Ладно, я ему скажу, – пообещала Никки.

Миссис Ван Флит стояла на заднем крыльце за дверью, затянутой сеткой.

Никки вернулась с бутылкой «Белой лошади».

– С тобой хочет поговорить твоя хозяйка.

Грег пригладил ладонью волосы и спустился. Миссис Ван Флит уже входила в дом, но, услышав шаги, обернулась.

– Вы хотели поговорить со мной, миссис Ван?

– Да, Грег, – она прокашлялась. Дверь она не открыла говорила через сетку. – Я хотела вам сказать, Грег, что, когда месяц кончится, вам… вам придется поискать другое жилье.

– Ладно, миссис Ван. Понимаю. – Грег платил ей пятнадцатого числа каждого месяца, но в мае не заплатил. Значит, у него остается две недели, чтобы найти новую квартиру.

– Простите, Грег, но так будет лучше, – проговорила миссис Ван Флит коротко, однако ее дрожащие губы держали твердую линию. Она негодующе выпятила подбородок и перевела взгляд с машины Никки на окна Грега.

– Я заплачу за квартиру, миссис Ван, и постараюсь съехать до пятнадцатого, – проговорил Грег, считая, что идет ей навстречу и вообще поступает более чем благородно, но миссис Ван произнесла только:

– Вот и хорошо, – и ушла в дом.

Грег взбежал по лестнице в свою комнату.

– Господи, – пожаловался он. – Хозяйка хочет, чтоб я нашел себе другую квартиру.

– Тебя это удивляет? – Никки сидела в кресле, держа в руках стакан виски.

Грег подошел к полке, на которой стояла бутылка, и плеснул себе виски, не разбавляя. Он сделал несколько глотков, потом обернулся. Снова уселся за ломберный столик. Он знал, что писать, но корпел над страницей очень долго. Исписав лист с двух сторон, он поставил подпись «Грег Уинкуп». Никки в это время дважды вставала с кресла и подливала себе виски и сейчас уже что–то мурлыкала, видно, настроение ее улучшилось.

– Написал? Прочти! – скомандовала она.

Грег прочел, и, когда замолчал, Никки заметила.

– Не слишком складно, но ясно, что писал ты. Все, что требуется.

Грег налил себе еще виски и бросил в стакан кубик льда – лед лежал на подносе, который Никки поставила на полку. Он уже чувствовал себя лучше. Еще один–два стакана, и ему вообще на все будет плевать.

– А что сегодня поделывает мистер Форестер? – спросила Никки.

– Откуда я знаю? – Грег уселся на кровать и откинулся на подушку. – Пирует, наверно, на радостях, что меня схватили.

Никки не то фыркнула, не то хихикнула.

– Этот доктор из Риттерсвиля, он ведь может умереть, – сказал Грег. – Вот что самое скверное.

– Гм. Он что, приятель нашего Бобби?

– Вроде бы.

– Выходит, все друзья Бобби, один за другим, да?

– Что?

– Все умирают. Он раньше без конца об этом твердил, пока я не велела ему прекратить и сходить к психотерапевту. Все умирают. Мрут, как мухи.

Грег выпрямился.

– Давай не будем об этом! Сам–то Форестер жив! С ним все о'кей.

– Да уж, можешь не сомневаться, – Никки лежала в кресле, вид у нее был сонный, на губах играла легкая улыбка.

– Говорят, если доктор умрет, меня обвинят в убийстве.

– В убийстве? – Никки широко открыла глаза – В непредумышленном?

– Нет! В умышленном, – Грег допил виски и уставился в пустой стакан. Потом с блуждающей испуганной улыбкой встал и пошел налить себе еще. Обернувшись, он увидел, что Никки смотрит на него.

– В умышленном убийстве! – повторил он.

– Ладно. Слышу.

Грег посмотрел на исписанный лист и подумал, как бы сделать так, чтобы не надо было показывать его полицейским. Интересно, Никки доверит ему самому отвезти это признание в участок? Вряд ли. Да и какая разница, если его все равно признают виновным в убийстве.

– Немного погодя я отвезу тебя в полицию, вручишь им это, – заявила Никки, кивая в сторону ломберного столика. – Тебе ведь так и так надо сегодня туда явиться.

– Нет, можно просто позвонить.

– Ну, а мы съездим. Вместе. Но прежде надо позвонить мистеру Форестеру, узнать, как он там. – Никки встала, немного неуверенно, но весело улыбаясь.

– Зачем ему звонить?

– Затем, что мне хочется. Он далеко отсюда живет?

– Ну, миль пятнадцать.

– Всего–то? Какой у него номер?

Грег поразмышлял, обнаружил, что помнит номер, и назвал его: Милтон 69–49.

– Надо через телефонистку?

– Да – Грег с беспокойством следил за Никки. Определенно, она и всю предыдущую ночь спала.

– Милтон, Мил–тон, – говорила Никки телефонистке. – Вам что–то непонятно? Милтон, шесть – как там дальше, Грег?

Он повторил номер. Никки повторяла за ним, потом посмотрела на Грега.

– Милтон, Милтон, какая разница. Алло, Бобби? Это твоя любящая супруга… Понимаешь, я в Хэмберт Корнерз, слов нет, до чего веселое местечко, и мы тут с Грегом… Да, мы вот подумали, не заедешь ли ты позавтракать? – она рассмеялась.

Грег побродил по комнате, подошел к раковине, подлил себе еще.

– Ах, занят? Но не слишком, я надеюсь? Нам бы очень хотелось с тобой увидеться, верно, Грег?

Медленно и печально Грег покачал головой.

– Вот Грег говорит «нет», зато я говорю «да»! А теперь от чего ты убегаешь, Бобби? – спросила Никки, заливаясь смехом. Она отодвинула трубку от уха, раза два нажала на рычаги и опустила на них трубку.

– Повесил трубку! Ничего, подожду минуту и позвоню снова, – сказала она и подмигнула Грегу. – А пока надо позвонить мужу, рассказать, рассказать про это, – она показала на бумагу, лежащую на столике.

Ральфа не было дома. Никки позвонила в другое место, считая, что он может быть там, но его и там не оказалось. Это ее разозлило.

26

Когда Никки позвонила, было десять часов, и Роберт, повесив трубку, вернулся на балкон, который он подметал, – это было последнее, что ему оставалось сделать в доме перед отъездом. Он мел медленно, потому что рука снова начала болеть. Накануне вечером ему сменили повязку в больнице, обработали рану и промыли пенициллином, который засыпал доктор Нотт; с тех пор рука болела, не переставая, у него даже слегка кружилась голова и, возможно, поднялась температура. У Роберта было такое ощущение, будто на самом деле Никки и не звонила. Представить себе, что в десять утра она, уже пьяная, находится в Хэмберт Корнерз у Грега, что Грег там же, с нею, и тоже, вероятно, пьян и весел – было просто невероятно, невозможно.

Закончив убирать наверху, он сел на тахту в гостиной с чашкой кофе в руках. Опять зазвонил телефон, но Роберт даже не пошевелился. Однако после десяти звонков он подумал, что звонить может кто–нибудь еще, кроме Никки, и взял трубку.

– Бобби, милый, так мы тебя ждем, – сказала Никки. – К завтраку. На яичницу, если ты захватишь яйца, – Роберт услышал, как засмеялся Грег.

– Перестань! Уверен, вам и без меня хорошо. Я как раз уезжаю, ты меня застала уже в дверях.

– Ну как ты можешь уехать! – поддразнивающим тоном проговорила Никки. – Разве тебе не хочется повидаться с Грегом? С человеком, которому ты испортил жизнь?

– Спасибо. Последние дни я на него насмотрелся вдоволь – Роберт гневно бросил трубку.

Было десять семнадцать. Около одиннадцати Роберт обещал приехать к Нилсонам с двумя чемоданами и картонками, которые они взялись подержать у себя, пока его не будет. Но теперь он решил ехать к ним, не откладывая. Чем скорее он уйдет из дому, тем лучше. Если с полчаса он не будет отвечать на звонки, может быть, Никки утомится.

Роберт погрузил чемоданы и картонки в машину и поехал. Значит, Грег опять у себя и напивается вместе с Никки. Это просто не укладывается в голове. Да вообще все не укладывается в голове. Грега, вероятно, выпустили под залог. Интересно, неужели деньги ему дала Никки? Этим двум все нипочем, думал Роберт. И полиция, и соседи, и все вокруг, казалось, сговорились облегчать им жизнь. Например, полиция не потрудилась известить Роберта, что задержала Грега прошлой ночью. Роберт дежурил у постели доктора с одиннадцати до начала первого, а когда вернулся домой, о поимке ему сообщила отнюдь не полиция, а Нилсоны. Они сказали, что несколько минут назад услышали об этом по радио.

Когда Роберт приехал, Бетти что–то пекла. Увидев их маленькую, залитую солнцем гостиную, услышав запах пекущегося пирога, Роберт почувствовал, как губы его раздвигаются в улыбке, но раздвигаются с трудом.

– А где Кэти? – спросил он. Кэти была маленькая дочка Нилсонов.

– В воскресной школе. А потом приглашена к подруге на воскресный обед, – улыбнулся Джек. – Ну что, ты твердо решил сегодня уехать?

– Только в Риттерсвиль. Поживу там в гостинице, пока доктор…

– Что о нем слышно?

– Все то же, – сказал Роберт.

– Мгм. У тебя усталый вид Боб. Садись, садись, – Джек потянул Роберта к дивану так заботливо, будто Роберт был болен. – Ну, слушай, эти вчерашние известия! Мы с Бетти только собирались потушить свет в спальне, а она вдруг говорит: «Давай–ка послушаем в двенадцать часов известия. Какую погоду приготовили на завтра», – Джек расхохотался.

Тут в комнату вошла Бетти, на одной руке у нее красовалась варежка–держалка.

– Боб, мы так обрадовались! Ну прямо будто это с нами случилось, понимаешь?

«Понимаю, – подумал Роберт. – Сообщение о том, что Грег задержан, притушило ее смутные сомнения, действительно ли Роберт невиновен, во всяком случае, в убийстве Грега. А вот история с подглядыванием так и не прояснилась». Роберт чувствовал, что история эта стоит между ним и Бетти, даже между ним и Джеком. Бетти налила им обоим кофе.

– Как доктор Нотт? – спросила она – Я не слышала что ты сказал Джеку.

– Никаких перемен, – перебил Роберт. – Я звонил туда около десяти.

– Все еще без сознания? – спросила Бетти.

– Да. Он… – Роберт внезапно почувствовал такую слабость, будто ему сейчас станет дурно. Он снова увидел обращенные на него голубые глаза доктора, его приоткрытый рот, губы, слегка посиневшие, несмотря на кислородную палатку. Вчера Роберту показалось, что в глазах доктора нет больше ни упрека, ни страха, они смотрели печально и ласково. У Роберта было странное ощущение, что доктор, хоть и находится в коме, видит и слышит все, что происходит вокруг, сознает, что смерть надвигается, что на девяносто процентов он уже в ее власти, и Роберту казалось вчера, что доктор уже вступивший в пределы смерти, смотрит на жизнь сквозь узкое окошко, которое медленно и постепенно закрывается.

– На, выпей, это тебе не повредит, – сказал Джек, придвигая к Роберту стакан виски.

Роберт взял стакан и отпил немного.

– Ты себя довел пока собирался и складывался, – сказал Джек. – Хорошо, что ты раздумал пускаться в дальний путь. А где ты остановишься в Риттерсвиле?

– В гостинице под названием «Щит».

– А, знаю, – Джек сел на стул рядом с диваном. – Что ж, через двадцать четыре часа, а то и раньше, с доктором все выяснится, как ты считаешь?

– Уверен, что уже и сейчас ясно, – ответил Роберт. – Ему не вытянуть.

– Ну, Боб, в конце концов он уже старый, – сказала Бетти. – Ты же ни в чем не виноват. Не смотри на это так, будто ты отвечаешь за его смерть, если он умрет.

Роберт ничего не ответил – собственно, он так на это и не смотрел.

– От кого–то я слышал или в газетах прочел что у него всего несколько дней назад умерла жена, – заметил Джек. – Это правда?

– Да, – подтвердил Роберт.

– Знаешь ведь бывает, что человек не хочет больше жить. Думаю, что и доктор не хочет. Он не борется за жизнь.

«Интересно, а как умру я? – подумал Роберт. – Доживя до старости и лежа в забытьи? Или погибну внезапно, еще молодым в автомобильной катастрофе на автостраде? То ли от пули, предназначенной не мне, а кому–нибудь другому? А может, меня убьет молния? Или я врежусь в землю вместе с горящим самолетом? И будет ли время в эти последние секунды подумать обо всем, что я должен был сделать и не сделал, о том, что сделал, но чего делать было нельзя? Смогу ли я поддержать в себе мужество, вспомнив в тот час хоть что–то доброе, сделанное мною для других, что придало бы смысл тем тридцати, сорока или пятидесяти годам, которые я прожил?» Роберту казалось – ничто в жизни не имеет ценности, только доброта, и поэтому, например, прошлая пятница стала для доктора Нотта как бы символом всей его прекрасной доброй жизни, спрессованной в двадцать четыре часа – доброта, которую доктор проявил к Роберту, и выстрел, принесший доктору смерть.

– Боб! – окликнул его Джек.

Бетти протягивала тарелку. Посреди кофейного столика красовалась большая румяная ватрушка, посыпанная сахарной пудрой и выложенная половинками слив. Когда Бетти принялась ее резать, над пирогом поднялось облачко пара. Джек что–то говорил об «этом гаде Колбе», и Бетти довольно сухо попросила выбирать выражения, а Роберту все случившееся прошлым вечером – то, что Колбе приказал ему вернуть Грегу револьвер (он рассказал об этом Джеку по телефону) – вдруг показалось таким же нереальным, как, скажем, это должно представляться Бетти, чем–то несовместимым с собой, словно сцена из фильма ужасов, показанного по телевизору. Неужели одним из действующих лиц и правда был он сам? Роберт чуть не рассмеялся.

Бетти и Джек еще доедали пирог, когда Роберт встал и сказал, что начнет переносить вещи из машины в дом. Нилсоны собирались спрятать их у себя в подвале.

– Минуточку подожди, и я помогу тебе, – сказал Джек с набитым ртом.

– Да мне не надо помогать. Спасибо.

– Тебе нельзя таскать тяжести, у тебя рука ранена, – запротестовала Бетти.

Но Роберт все–таки вышел. Он понимал, что поступает, пожалуй не слишком вежливо, но ему не терпелось как можно скорее покончить со всем, забрать то, что у него осталось дома, и уехать. Он чувствовал, что с минуты на минуту к нему могут нагрянуть Никки с Грегом. Ощущение было отвратительное. И он не мог усидеть на месте.

Джек все же помог ему, и вдвоем они перенесли вещи Роберта в подвал.

– А как насчет того багажа, что у тебя дома? – спросил Джек. – Давай я поеду с тобой и помогу погрузиться.

– Нет, Джек, спасибо.

– Перестань, я поеду на своей машине, и тебе не придется завозить меня сюда.

– Да нет, мне бы хотелось побыть одному. Честно, – Роберт сказал это так твердо, что Джек даже посмотрел на него. – У меня вещей немного.

– Ну ладно – пожав плечами, отступился Джек.

Роберт поблагодарил его, сказал, что непременно увидится с ним до отъезда в Нью–Йорк, и сел в машину. Он ехал быстро. Да и дом его был недалеко, так что через пять минут он остановился у своего участка. И с облегчением увидел, что возле дома никаких машин нет. Он выпил воды из–под крана на кухне и поглядел на пустой подоконник, где раньше стоял цветок, который привезла Дженни. Все свои комнатные цветы он привез к Нилсонам и представил себе, как сейчас Бетти выгружает их из коробки. Было четверть двенадцатого. Он обещал позвонить утром матери, но не хотел из–за этого задерживаться. Он позвонит ей из Риттерсвиля. Да еще не забыть сообщить, чтобы завтра отключили телефон.

Роберт выносил из дома первый чемодан, когда с дороги послышался шум машины. Он остановился на крыльце, всматриваясь. Это был черный «сандерберд», и Роберт ждал, что он проедет мимо, но автомобиль круто свернул на его дорожку. За рулем сидела Никки, рядом с ней Грег.

Никки вышла и сказала.

– Так, Бобби! Значит, уезжаешь? Выходит, мы как раз вовремя, правда? – она пошатнулась, схватилась за дверцу машины, и дверца машины захлопнулась.

Грег медленно вышел с другой стороны, на лице его блуждала пьяная глупая ухмылка.

«Надо либо прорваться мимо них загрузить машину и уехать, – подумал Роберт, – либо пытаться, сохраняя вежливость, убедить их убраться. Или совместить оба варианта».

– Нет, немного опоздали, – ответил он Никки. – Я как раз отбываю.

– Ты это и час назад говорил. Неужели не предложишь нам выпить? Мы на нулях да, Грег?

– Точно, мистер Форестер, – Грег надвигался на Роберта, неуверенно держась на ногах но решительно, и на лице его играла все та же улыбка.

– Ну, и у меня ничего не осталось – сказал Роберт и пошел с чемоданом к машине.

Ему пришлось обойти Грега который нарочно остановился посреди дорожки. Сердце Роберта оглушительно билось. Горло болело – в нем словно застряла воздушная пробка. Он нагнулся над багажником, пытаясь одной рукой уложить тяжелый чемодан. И тут Грег схватил его за плечо, дернул к себе и ударил кулаком по лицу.

Роберт сильно ушибся, упав на землю в двух ярдах от машины. Грег рванул его за раненую руку, чтобы поставить на ноги, и Роберт закричал от боли.

– Не убей его! – хохоча воскликнула Никки – Мне надо с ним поговорить.

Роберту удалось подняться. Челюсть болела так, словно дело пахло серьезным повреждением, в левом ухе звенело от удара. Ну нет, больше Грегу его не подловить, поклялся себе Роберт, да и сейчас ему это удалось только из–за того, что Роберт стоял к нему спиной. Ведь Грег пьян вдребезги, он шатается, старается удержать равновесие, не упасть Роберт двинулся в дом за вторым чемоданом.

– Подожди минутку, – сказала Никки.

Роберт взял чемодан и направился к двери. Грег уже стоял на крыльце, цепляясь за косяк. Пусть себе входят, решил Роберт, больше в доме вещей не осталось. Никки увязалась за Грегом. Роберт открыл дверцу машины и поставил внутрь. И тут из дома раздался грохот. Роберт кинулся к дверям. Из кухни послышался звон разбитого стекла.

– Бога ради, прекратите! – закричал Роберт, врываясь в дом.

Грег стоял на кухне. Перед камином валялся опрокинутый стул. Роберт увернулся от тарелки, которую швырнул в него Грег.

– Летающие тарелки! – завопила Никки, корчась от смеха.

Грег на минуту застыл, словно его что–то удивило, а может быть, просто не знал, что еще разбить.

– Ну–у! – поглядела Никки на Роберта, уперев руки в бока. Сгибаясь в талии, она описывала верхней частью тела круги, будто в пьяном угаре выполняла какие–то упражнения – Помнишь что ты всегда про меня говорил Бобби? Выпью бутылку, и бух лицом вниз! Это мой стиль! Я всегда пью. Может, и сейчас бухнусь!

Роберт подошел ближе ко входу в кухню и произнес:

– Зря тратишь время, Грег. Это все не мое.

Грег повернулся, опершись рукой на раковину, в руках у него ничего не было, может, потому, что на глаза не попало ничего, чем можно было запустить в Роберта. Все тарелки, что стояли в сушилке, он уже расшвырял.

Зазвонил телефон.

– Неважно, – сказал Роберт, глядя на Никки.

Она лениво и задумчиво, опустив голову, побрела к камину.

Роберт подобрал самые крупные осколки разбитых тарелок, усмотрев в них возможное оружие, и бросил в камин. Телефон продолжал звонить.

– Возьми трубку, Бобби.

– Ни к чему. Я знаю, зачем звонят, – сказал Роберт. Если звонят Нилсоны, позвонят еще, если звонят из больницы, он знает, что ему сообщат.

– Тогда я! – криво улыбаясь, нагнулась над телефоном Никки. – Алло! Кого? Кнешшно! Бобби! Дама…

Роберт взял трубку.

Звонили из больницы. Четверть часа назад, в половине двенадцатого, скончался доктор Нотт, умирал спокойно.