Текст книги "Сочинитель убийств. Авторский сборник"

Автор книги: Патриция Хайсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 47 страниц)

Роберт опустил трубку. Интересно, когда они пришлют кого–нибудь. Прямо сейчас? Или через час?

– Сюда едет полиция, – сказал он Колбе. – Из Риттерсвиля.

– Ладно, – отозвался Колбе.

Роберт надеялся что, узнав о полиции, Колбе снимет наблюдение за ним, но тот продолжал стоять с ружьем наперевес, готовый к немедленным действиям.

– Выпьете? – спросил Роберт поднимая недопитый стакан виски.

– Поставьте стакан, – приказал Колбе.

Роберт придвинул к себе стул, сел и закурил сигарету.

– Недди! Где ты? Ты здесь, Недди? – донесся до них женский голос.

– Здесь, здесь, Луиза! – крикнул Колбе через плечо.

Роберт услышал, как женщина поднимается на крыльцо. Широко раскрыв глаза, она остановилась в дверях – коренастая плотная лет пятидесяти, руки в карманах старого жакета лицо плоское, словно блин.

– Что случилось, Недди?

– Когда я пришел, он держал револьвер, – объявил Колбе, – и сказал, будто другой парень, который тут был, и есть тот самый Уинкуп, которого ищут.

– Господи помилуй! – проговорила женщина глядя на Роберта так, словно видела его впервые, хотя все то время пока Роберт тут жил, они здоровались друг с другом.

Роберт продолжал молча курить

– Он еще и пьяница, – сказал Колбе.

24

В одиннадцать пятнадцать отходил автобус в Трентон – последний автобус, а из Трентона Грег намеревался уехать поездом в Нью–Йорк. Все–таки прятаться в Нью–Йорке лучше чем где бы то ни была и Никки рядом, если деньги понадобятся. Грегу хотелось немного отдохнуть и продумать следующий шаг. На голове у него вздулась громадная шишка, правда, к счастью, кровь не текла, верней, она сочилась чуть–чуть из царапины, но на рубашку ничего не попало. Грегу хотелось только одного – поскорей добраться до какой–нибудь постели и завалиться спать. Надо было как–то убить пятнадцать минут до автобуса, и он пошел в кафе, которое увидел на другой стороне улицы. Там, подумал он, безопасней, чем в зале ожидания на автобусной станции, хотя не был уверен, что Роберт успел известить полицию. Тот дружелюбный сосед с охотничьим ружьем мог помешать. Грег ухмыльнулся, вспомнив о других дружелюбных соседях Форестера. К примеру, он в два счета выяснил, где Форестер будет ночью с субботы на воскресенье. Взял да и позвонил кому–то из этих самых соседей, он запомнил их фамилию, случайно заметив ее на почтовом ящике, – Хаксмайер. Грег сказал, что живет поблизости и хотел бы узнать, дома ли еще Форестер. Ну миссис Хаксмайер и пошла выкладывать все подряд, даже не поинтересовавшись, кто звонит, рассказала, что машина Форестера утром проехала мимо ее дома а за ним ехал этот доктор Нотт из Риттерсвиля, который имел глупость провести с Форестером всю прошлую ночь, и она надеется, что Форестер уже не вернется, она, мол наметила ночью, что все его вещи сложены и упакованы, вот и слава Богу! Наконец они от него избавятся. В сегодняшних газетах Грег прочел, что доктор еще держится. Он сожалея что попал в старика. В тот вечер он рассчитывал, что Форестер прибежит на шум, и хотел дождаться его, но в этом квартале, где частные дома стоял чуть ли не впритирку, собственный выстрел так напугал его, что пришлось сразу убраться. Когда Грег увидел свое отражение в зеркале, висящем над стойкой с пирожками, ухмылка сошла у него с лица. Намочив в стакане бумажную салфетку, он стер грязь с щеки. Под глазами темнели круги. Давно следовало побриться. И тут он с минутной досадой вспомнил, что бросил свой чемодан где–то недалеко от дома Форестера. Не хотелось с ним таскаться. Ну, правда, ничего ценного в этом чемодане не было – дешевая бритва, зубная щетка да пара грязных рубашек. Зато револьвер при нем. Грег принялся за гамбургер. Паршивая жалкая котлетка, мяса всего ничего, да еще отдает прогорклым жиром, но он хорошенько сдобрил ее кетчупом и жадно съел. Потом оставил на стойке пятьдесят центов, чтобы девушка–буфетчица не разглядывала его лишний раз, и направился к автобусной остановке. Сообразив, что народу в автобусе будет немного, Грег покупать билет не стал. Решил купить у водителя и уже занес ногу на первую ступеньку автобуса, когда на его плечо легла чья–то рука. Грег оглянулся и увидел человека в синем костюме и в шляпе, а из–за его плеча в Грега внимательно всматривался второй. Грег на секунду обмяк, но тут же снова подобрался.

– Проходите, – предложил он этому человеку, показывая, чтобы тот вошел в автобус первым.

– Уинкуп? – спросил тот, по–прежнему держа его за плечо.

– Да он это, он, – сказал второй из–за его спины.

Грег посмотрел по сторонам. Бежать, вырываться, стрелять – бесполезно. К глазам его подступали слезы, горло перехватило, хотелось истерически кричать.

– Вы задержаны, Уинкуп. Пройдемте, – рука человека в шляпе спустилась с плеча Грега и крепко обхватила его запястье. Второй шел сзади, не вынимая руки из кармана пиджака. Они подошли к черному автомобилю с яркой желтой полосой, который стоял у обочины. Здесь у Грега потребовали револьвер, и он вынул его из кармана и отдал. Кивком головы ему приказали сесть в машину. Он сел на заднее сиденье вместе со вторым полицейским. К ним присоединился третий; улыбаясь, он уселся рядом с водителем. Все трое начали обсуждать Грега, словно он был зверь, которого им удалось подбить. Сидевший за рулем посмеивался. Они упоминали какого–то Липпенхольца.

– А этот доктор, похоже, умрет, – сказал кто–то из них. – Гм–м.

Тот, кто сидел рядом с водителем, слегка повернулся и несколько секунд спокойно улыбаясь, разглядывал Грега. Грег не отвел глаза. Он свое еще не сказал. А сказать ему есть что.

– Что, Уинкуп, в Нью–Йорк собрался?

– Да, – ответил Грег.

– А кто там у тебя? – улыбаясь, издевательским тоном спросил сидевший рядом с водителем.

– Приятели. Полно приятелей – ответил Грег.

– Кто?

Грег промолчал. Прежде он никогда не бывал в полицейском участке в Лэнгли, даже не помнил, чтобы случалось проезжать мимо. Его провели внутрь, мимо дежурного, который сидел за столом в холле, потом повели налево в комнату, где за длинной конторкой работало несколько полицейских, они были в одних рубашках.

– Грегори Уинкуп, – объявил один из тех, кто привел Грега.

– Только что задержан на автобусной остановке.

Все подняли головы. Полицейские с интересом разглядывали Грега.

– Сообщите ребятам в Риттерсвиль. Скажите Липпенхальцу, – распорядился второй из сопровождавших Грега.

Потом один из полицейских, сидевший за конторкой, взял большую тетрадь и присел за стол в конце комнаты. Он записал фамилию Грега, его возраст, адрес, место работы и фамилию того, у которого он работает. Двое полицейских в штатском остались послушать, третий отошел, словно ему все это наскучило. Грегу приказали сесть на скамейку, и один из тех, кто его задержал, начал задавать вопросы. Где он провел последние дни? В Плимтоне, в гостинице, милях в пятнадцати от Лэнгли. Это он стрелял в окно доктора прошлой ночью? Да. И он же стрелял в окно дома Форестера в Лэнгли? Да. Дважды? Да. Грег отвечал с вызывающим видом, кивая головой при каждом «да». Те две недели, когда его искали, он был в Нью–Йорке? Да Где жил? В гостинице. В какой гостинице? Грегу надоело, вопросы были нудные. Его от них мутило, как на школьных уроках, когда от него требовали, чтобы он назвал пять самых больших рек в Южной Америке или главные горные хребты Соединенных Штатов. Он говорил монотонным, не своим голосом.

– Можно мне выпить? – попросил Грег. – Мне это поможет. Соображать будет легче.

Допрашивающий слегка улыбнулся и обратился к полицейскому за столом.

– Стью, как ты считаешь, дать ему выпить? Я думаю, можно, а?

– In vino Veritas ^[30], как говорится, – сказал сидевший в одной рубашке Стью. – Посмотри там, в шкафчике, наверно, что–нибудь найдется.

Допрашивающий пошел в угол комнаты и вернулся, на ходу наливая виски в бумажный стаканчик.

– С водой?

– Нет! – Грег с благодарностью взял стакан. Одним глотком выпил сразу половину.

– А теперь главный вопрос! – сказал полицейский в штатском. – Что произошло в тот вечер на реке, когда вы подрались с Форестером?

Грег с минуту молчал.

– Кто начал первый? Вам, Уинкуп, дали выпить, так что язык у вас должен развязаться. Если вам надоели мои вопросы, то в Риттерсвиле вам зададут в тысячу раз больше. Так кто начал первый?

– Я – ответил Грег. – Я хотел его проучить, а он хотел меня убить. Все норовил затолкать меня в воду, и два раза ему это удалось. Во второй раз я еле выбрался. А Форестер к тому времени скрылся. Я, наверно, стукнулся головой обо что–то в реке, потому что был вроде как не в себе, хоть на ногах и держался. А потом совсем очухался, оказалось я уже иду по дороге.

– По какой дороге?

– По Речной. Машины моей я не нашел. Хотя не помню, может, и не искал. Просто тащился по дороге, а потом… потом я разозлился. И решил: раз Форестер старался меня убить, притворюсь что ему это удалось. Пусть его обвинят в убийстве. И поделом, – гнев был Грегу на руку, он будоражил его, как виски. – Ну ясно, я тогда толком ничего не продумал. Я ведь долго еще как под амнезией находился, – эта фраза прозвучала солидно и убедительно. Он часто обдумывал ее в последние три недели и представлял, как произнесет, когда понадобится.

Но полицейский в штатском с улыбкой взглянул на офицера за столом, который перестал писать и сидел, скрестив руки на груди.

– Я еще долго не мог опомниться – добавил Грег.

– А где вы были потом?

– В Нью–Йорке.

– Откуда вы взяли деньги, чтобы продержаться столько времени?

– У меня были деньги с собой.

– Сколько?

– Ну… сотни две.

– Две сотни? Вы что, всегда таскаете с собой две сотни долларов? Не верю, чтобы у вас с собой было столько денег, что хватило на две недели, да еще на гостиницы и тому подобное.

Грег вышел из себя: считают его вруном, разговаривают, как с подонком.

– Почему бы вам лучше не заняться Форестером? Это он соблазнил девушку, а потом… потом довел ее до самоубийства. Чего вы привязались ко мне?

Человек в штатском был по–прежнему спокоен, и, казалось, Грег его даже немного забавлял.

– От кого вы получали деньги? От кого–то в Нью–Йорке? От какого–нибудь приятеля в Лэнгли? Из Хэмберт Корнерз? Из Риттерсвиля?

Грег молчал.

– А кто у вас в Нью–Йорке? Друзья?

– У меня всюду друзья.

– Ну кто, например, в Нью–Йорке? Почему вы туда поехали?

– Между нами, одна леди, – сказал Грег. – Я не хочу ее называть.

– Да бросьте. Все равно мы вам не поверим, пока не узнаем, кто она.

– Ну ладно. Я скажу. Миссис Вероника Юрген – бывшая миссис Форестер. – сказал Грег, выпрямившись на стуле. – Уж она–то Форестера хорошо знает. Довелось узнать Ну, она и дала мне деньги да еще парочку полезных советов.

– Каких советов?

– Не объявляться, – пояснил Грег. – Скрываться, пока Форестера не засадят туда куда ему давно пора – в психушку или в тюрьму.

– Хм! Она что, прятала вас у себя в нью–йоркской квартире? Хоть раз прятала? Отвечайте, Уинкуп, не тяните.

– Нет, не прятала Но она меня приглашала.

– Что значит – «приглашала»? – раздраженно спросил полицейский в штатском. – Приглашала на обед?

– Хотя бы. Но я не пошел.

– Так. Какой у нее номер телефона?

Грег поколебался. Но ведь они все равно узнают, даже если он не скажет. Он назвал номер телефона Никки. Полицейский в штатском отошел от конторки и заказал разговор.

Телефон Никки не отвечал.

– Кто еще? – спросил штатский, возвращаясь к Грегу. – Кто еще помогал вам в Нью–Йорке?

Грег нахмурился

– Какая разница кто мне помогал?

– Уж такие мы любопытные, Уинкуп. Хотим все знать, – человек в штатском нехорошо улыбнулся.

Грег видел, что больше никто его не записывает. Они просто издеваются над ним. Тут в комнату вошли трое – два полицейских и один в штатском, но выправка выдавала в нем полицейского. Он был маленького роста в сером костюме и серой шляпе, сдвинутой на затылок. Все звали его Липпи Значит, это и есть тот самый Липпенхольц. Грег вспомнил, что встречал его фамилию в газетах. Липпенхольц был инспектором сыскной полиции. Тот, кто допрашивал Грега, что–то тихо говорил Липпенхольцу, а Липпенхольц слушая, посматривал на Грега и кивал головой.

– Так. Я только что от Форестера, – сказал Липпенхольц и рассмеялся. – Уж эти его соседи…

Конца фразы Грег не расслышал. Потом Липпенхольц сказал:

– Вот как? Это интересно. Значит, бывшая миссис Форестер?

– Мы только что пытались до нее дозвониться. Но никто не ответил.

По знаку Липпенхольца к Грегу подошел один из тех полицейских что приехали с ним, и вытащил из кармана наручники.

– Незачем мне их надевать, – сказал Грег, вставая и показывая, что готов идти.

– Дай–ка руку! – ответил полицейский.

Наручник защелкнулся на правой руке Грега, в второй – на левой руке полицейского.

Потом они долго ехали в темноте в Риттерсвиль. До него было всего миль двадцать, Грег это знал, но ему показалось что они едут в два раза дольше. Полицейские и Липпенхольц болтали о каком–то матче и не обращали на Грега никакого внимания. В риттерсвильском полицейском участке, который помещался в более старом и мрачном здании, чем в Лэнгли, Грегу опять задавали те же вопросы. Он ждал, что здесь будет Форестер и у него отлегло от сердца, когда этого гада не оказалось. Грега снова спрашивали, он ли стрелял в окно дома Форестера, причем Липпенхольц знал, в какие дни это было. На все его вопросы Грег ответил утвердительно.

– В чем меня обвиняют? – спросил Грег. – Почему вы со мной так обращаетесь? – на нем все еще был наручник. Грег сидел а полицейский с другим наручником стоял рядом.

Липпенхольц расхохотался, выдохнув струйки дыма.

– Вы обвиняетесь в нанесении словесного оскорбления и в нанесении оскорбления действием при отягчающих обстоятельствах, ну, а если доктор умрет, то и в убийстве.

– В убийстве? Ну уж тогда в непредумышленном, – возразил Грег.

– В умышленном. Вы пытались убить Форестера а попали в другого, он может умереть Это проходит, как умышленное убийства Уинкуп.

У Грега свело живот.

– Но пока он не умер

– Пока нет.

– И умирает он не от моей руки, – сказал Грег. – Я читал в газетах. Он умирает от сотрясения мозга

– Ну да. Он просто сам поскользнулся и упал, – с отвращением проговорил Липпенхольц – Значит, когда вы добрались до Нью–Йорка, что вы сделали?

– Снял номер в гостинице.

– В какой?

– «Герб Сассекса».

– Проверим, – сказал Липпенхольц, открывая блокнот. – С семнадцатого по двадцатое мая. Как я понял, вы получали деньги и моральную поддержку от бывшей миссис Форестер?

– Да, – ответил Грег.

– Скажите номер ее телефона.

– Не понимаю, зачем вам ее беспокоить. Она ничего не сделала.

Липпенхольц устало улыбнулся. Один из полицейских захохотал. Вокруг Грега и Липпенхольца прислушиваясь к их разговору, собралось человек пять.

– Назовите ее номер, – повторил Липпенхольц.

Грег назвал.

На это раз телефон Никки ответил. Липпенхольц взял трубку.

– Это мистер Юрген? Могу я поговорить с вашей супругой? Это говорят из первого риттерсвильского участка. Нет, дело крайней важное… Да. Спасибо, – он взглянул на Грега с самодовольной улыбкой.

Грег потянулся за второй сигаретой дернув соединенного с ним полицейского за руку. У Грега сигареты кончились но один из полицейских положил на стол полупустую пачку «Лакки».

– Миссис Юрген? С вами говорит инспектор сыскной полиции Липпенхольц. Мы только что задержали Грегори Уинкупа. Да. Ну, видите ли, миссис Юрген, поскольку двадцать минут назад он садился в автобус в Лэнгли, мертвым его назвать трудно, – улыбаясь и подмигивая одному из полицейских, сказал Липпенхольц – Почему звоню? Да потому, что он говорит, будто вы его друг, а может, он ваш друг… – Липпенхольц слушал, слегка отстранив трубку от уха. До Грега в его углу доносился голос Никки, но слов он не различал. Липпенхольц слушал, качал головой и с ухмылкой поглядывал на своих приятелей.

– Понятно. Но вы действительно давали ему деньги, когда он жил в Нью–Йорке?… Ах так. Давали или одалживали?… Понятно… Ну, – тут его, видно, перебили. – Этого я не знаю, миссис Юрген. Надеюсь, что вам не придется… – и дальше любезным голосом. – Миссис Юрген, у вас будет возможность… – Липпенхольц поднял глаза на полицейских, покачал головой и вздохнул. Закрыв рукой трубку, он проговорил: – О, Боже! Ну и язычок у этой дамочки! Подвешен, что надо! Не остановишь, – потом сказал уже в трубку: – Миссис Юрген, все это очень интересно, но у нас тут неотложные юридические проблемы. Будет лучше, если вы приедете в Риттерсвиль. Хорошо, мы к вам приедем… Нет, сейчас я не могу, но скоро. Нет, не забуду. Можете не сомневаться До свидания, миссис Юрген. – Липпенхольц положил трубку и посмотрел на Грега

– Хорошая же у вас приятельница в Нью–Йорке.

– А что?

– А то, что она говорит, будто давала вам деньги, поскольку вы были на мели, но при одном условии, что вы немедленно вернетесь в Пенсильванию и заявите, что живы и здоровы.

Грег подался вперед.

– Черта с два! Она требовала, чтобы я оставался в Нью–Йорке. Наверно… наверно, она перепугалась, а может, она вас не поняла, не могла она такого сказать.

– Совершенно точно. Она испугалась. Она ведь соучастница и подстрекатель. Впрочем, черт с ней. Ладно, Уинкуп, на этот раз я склонен верить вам. Но она–то утверждает, что вы ей вовсе не друг и что она хотела, чтобы вы вернулись в Пенсильванию.

– Ха! – Грег взмахнул рукой, сигарета вылетела у него из пальцев. – Она хотела, чтобы я оставался в Нью–Йорке как можно дольше. Только Форестер заявился к ней и сказал, что подозревает, будто она знает, где я. Вот тогда–то она и велела мне уехать из Нью–Йорка и дала денег.

– Гм. Она говорит немного по–другому. Считает вас бродягой и бездельником…

– Ах, так? Тот–то она спала со мной, – сказал Грег. – Дважды.

– Спала с вами? Очень интересно. Возможно. Но к делу это не имеет отношения, – Липпенхольц подошел к Грегу, засунул руки в карманы брюк, отчего пиджак у него сзади задрался. – А как вы с мистером Юргеном? Ладите?

– Да, – твердо ответил Грег.

– Ему что, нравится, что вы спите с его женой, а?

Грег несколько секунд молчал, соображая, что на это ответить, а Липпенхольц отвернулся и начал разговаривать с полицейским в штатском. Грега подняли со стула. Полицейские обсуждали, куда его запереть на ночь. Ему разрешили позвонить по телефону, но только кому–нибудь одному, и Грег сначала хотел позвонить Никки, но передумал и решил позвонить родителям. Попросить их наскрести денег и забрать его под залог.

Через двадцать минут Грег уже лежал на узкой жесткой койке в камере. Он был один. В камере было темно, только через забранную решеткой дверь падал косой треугольник света из приемной. Из какой–то другой камеры, может быть, из соседней, раздавался громкий храп, видно там спал пьяный. Грег зарылся лицом в колючее одеяло, в ушах у него звучали голоса родителей, с которыми он только что разговаривал: «Как ты мог? Ну зачем, Грег?» – повторял визгливый голос матери, она разразилась упреками сразу же после первого возгласа облегчения, когда услышала его голос, сразу же после своих первых вопросов: «Как ты, сынок? Ты здоров?» – а потом «Как ты мог? Ну зачем, Грег?» – словно он мог объяснить ей, зачем, по телефону, когда вокруг столько полицейских и все его слышат. Ведь ему даже не разрешили пройти в телефонную кабину, находившуюся тут же. Пришлось говорить по телефону, который стоял на столе у Липпенхольца, по нему тот и разговаривал с Никки. «Не беспокойтесь, мама, у меня тут друзья», – кричал Грег в трубку, а полицейские потешались. Потом с ним говорил отец, и Грег услышал хорошо знакомый, холодный официальный тон, так отец всегда говорил с Грегом, когда тот мальчишкой доводил его до белого каления, а потом, буквально оскалив зубы от ярости, отец брался за ремень. «Я приеду, как только смогу, Грег». Отец, конечно, взбешен, но деньги раздобудет. Узнает, какой залог надо внести, и тут же начнет собирать деньги, наверно, уже сегодня вечером, и соберет, думал Грег, ведь, по представлениям отца, попасть в тюрьму – великий позор! Грег скорчился, впившись зубами в одеяло. Его хозяин Алекс, небось, будет разыгрывать из себя этакого святого. Да пусть они все его отчитывают и поносят, какая разница? Что он, собственно, сделал? За что его засадили в тюрьму? Это же смешно. Если он такой закоренелый преступник, то и Никки не лучше. Не один он во все это замешан. Ничего, Никки его выручит. Он ей нравится, очень нравится, уж в этом Грег не сомневается.

В приемной раздались чьи–то шаги. «Какой–нибудь чертов дежурный топает», – подумал Грег. А может, отец его уже чего–то наскреб и пришел его вызволять? Интересна сколько времени прошло? Он протянул руку к полоске света. Стрелки показывали всего без десяти час.

– Только что я снова беседовал с миссис Юрген, – объявил Липпенхольц, – с вашей приятельницей. Я ей сообщил, что вы говорите, будто у вас с ней роман. Не могу сказать, что ее это привело в восторг.

– Да? А что, она отрицала это?

– Вот именно. И ужасно разозлилась на вас за то, что вы нам сказали. Я специально зашел предупредить вас, что она собирается сюда наведаться.

Грег уставился на Липпенхольца.

– Когда? Сегодня?

– Вот–вот! Себя не помнит от ярости. Я предупредил, что сегодня к вам никого не пустят, но ее это не остановило. Я ведь позвонил ей, чтобы сказать, что рано утром кто–нибудь от нас к ней приедет, а она мне заявляет «Не тратьте зря время, вряд ли я буду дома» или что–то в этом роде. Ну, я ей и ответил: «Спасибо, нам же лучше!» Счастливых снов, Уинкуп, – и Липпенхольц ушел.

Грег стиснул зубы, представив себе, как в приемной раздается голос Никки, как она требует с ним свидания, которого ей, ясное дело, не дадут. Заставят ждать до шести, семи, а то и восьми утра, когда явится отец с деньгами для залога. Ну, тогда им, по крайней мере, удастся поговорить наедине. Он ни за что не станет объясняться с Никки здесь, в полицейском участке, где вся эта полицейская сволочь моментально навострит уши. Грег стянул с себя галстук, бросил на пол и постарался заснуть. Но тут его, как молния, пронзила мысль о Форестере. Он думал о нем и раньше, еще на автобусной станции, но сейчас, в темной камере, мысль о Форестере была вовсе непереносимой, и Грег вертелся с боку на бок на жесткой койке. Ведь Форестер наверняка знает, что он в тюрьме. Вот кто, небось, злорадствует!

Зато он, Грег, дважды переспал с Никки – дважды! Пусть кто–нибудь скажет, что он врет! Да об этом даже Ральф знает, во всяком случае, догадывается. Дважды, и Никки пришла бы к нему еще не раз, останься он в Нью–Йорке. Думая об этом, Грег на минуту испытал торжество. Но тут же настроение его упало. Надо подготовиться, надо подумать, как выиграть это дело. Надо твердить, что первые день–два он был не в себе. А потом, когда очнулся и осознал, что Форестера, наверно, сочли убийцей, побоялся возвращаться домой. Грег решил: нужно играть эту роль, как бы ни обернулось дело. Никки придется поддержать его, сказать, что она ему помогала, как могла. Она же сама говорила, что Форестер заслужил, чтоб его считали убийцей, и еще рассказывала, что он и в самом деле убил человека на охоте. Однажды, когда они охотились, к ним в палатку явился какой–то тип и стал грозить: он–де, задержит их, потому что они настреляли слишком много оленей, и тогда Форестер размозжил ему голову прикладом ружья, а труп зарыл где–то в лесу. Вспоминая, Никки заливалась слезами и объясняла, что боялась кому–нибудь говорить про этот случай, так как Форестер грозился и ее убить, если она проболтается. Грег не знал, сообщать ему об этом полицейским или нет. Он не был до конца уверен, что Никки говорит правду, вот в чем беда, а если приписать Форестеру убийство, которого тот не совершал, Грегу же будет хуже.

25

Никки так и не появилась. А отец Грега приехал в половине седьмого утра не то с чеком, не то с сертификатом на двадцать тысяч долларов для залога; кроме того, он привез старую шерстяную рубашку, черную с зеленым, которую, по его словам, мать отыскала дома, и пару чистых коричневых брюк, они были Грегу великоваты, но он и таким обрадовался и пошел в камеру переодеться. Липпенхольца в участке не было. В общем, жить стало несколько легче.

Отец хранил каменное молчание, даже когда они с Грегом, выйдя из участка на улицу, остались вдвоем. В это воскресное утро город словно вымер, будто все человечество было уничтожено, за исключением, разумеется полицейских дежуривших в участке. Отец не сразу припомнил, где оставил машину. А потом, когда они сели в отцовский старый черный «шевроле» с двумя дверями и проехали с квартал, отец спросил.

– Куда тебя везти, Грег?

– Домой, – ответил Грег. – Куда же еще?

– К нам?

– Ко мне домой, в Хэмберт Корнерз, отец о чем тут спрашивать? Прости меня – нетерпеливо добавил он. – Но я думаю, все ясно. Ясно, что я хочу к себе.

Несколько секунд длилось молчание, потом отец сказал:

– Ты не слишком–то спешил к себе домой эти две недели. Откуда же мне знать, куда ты хочешь?

– Послушай, старик, не начинай, пожалуйста Уж будь добр!

– Ты представляешь, каково мне было добывать ночью деньги на этот залог? – проговорил отец и поглядел на Грега, продолжая вести машину. – Ты понимаешь, что я ничего не добился бы, если б знакомый юрист не знал здешнего судью? А судья сказал, что по закону должны присутствовать пять человек – окружной прокурор, обвинитель…

– Да ладно, отец, ведь удалось. А остальное меня не интересует.

– Тебя, может, и не интересует, а я считаю, что не мешает послушать! Как я намучился, собирая все, что у меня было, только бы ты и ночи не провел в тюрьме!

Голос отца задрожал, и это так поразило Грега, что он ничего не ответил Он понимал, что даже одна ночь, проведенная им в тюрьме, бросает пятно на всю семью. Помимо Грега, у родителей был еще сын, старший его звали Берни, от него, кроме неприятностей, они ничего не видели – он бросал одну работу за другой, не женился и в конце концов сделался алкоголиком. Он жил в Сан–Диего, и никто не знал, чем он там занимается. Для родителей он все равно что умер. Они вычеркнули его из сердца и сосредоточили все надежды на втором, на Греге. «А такое ярмо нести трудновато, не каждый выдержит», – подумал Грег. Отец с матерью не прощали ему никаких ошибок, даже промахов не спускали.

– А если бы этот доктор умер, залог был бы в пять раз больше, – добавил отец. – Между прочим, говорят, что он вряд ли выживет.

– Да ладно тебе.

– Не понимаю я тебя, Грег. И мать не понимает. Как ты мог?

– Ну хорошо! Я тебе объясню, – закричал Грег. – Он убил мою девушку, это вам понятно? И пытался убить меня! Он псих! Он…

– Кто «он»?

– Кто? Да Форестер. Роберт Форестер! Ты что, считаешь, что я свихнулся? Кто же еще?

– Ладно, ладно, я так и думал, что ты про Форестера говоришь, – нервно сказал отец, и Грег вгляделся в него внимательнее.

Отец был дюймов на шесть ниже Грега ростом. Ему еще не перевалило за пятьдесят, но выглядел он лет на десять старше. По его напряженному выражению, по тому, как он сутулился, сидя за рулем, можно было судить, до чего ему скверно. В последнее время у него обнаружилось что–то с почками и стала побаливать спина. Грег хотел спросить, как его поясница, но передумал. На висках у отца прибавилось седых волос. Он уже работал неполный день, и Грег видел, что отец примирился со старостью, наступившей до срока. Отец служил старшим контролером в складской компании.

– Вот здесь поверни налево, – сказал Грег. Они ехали в Хэмберт Корнерз кратчайшим путем.

– Этот Форестер на самом деле пытался тебя убить? Утопить то есть? – спросил отец

– А то как же! Именно, – ответил Грег и закурил последнюю сигарету из пачки. – Да я все это уже рассказывал в полиции, – Грегу действительно надоело повторять свою версию, хотя он осознавал, что сам в нее уже поверил. Чувствовал, что сможет выдержать любые допросы, даже пытки, но не отступится от нее.

– Значит, он врет, что вытащил тебя из реки? В газетах так написано?

Грег засмеялся

– В газетах! Да это сам Форестер так говорит, а газеты повторяют. Ясно, он и не думал меня вытаскивать. Знаешь, я познакомился в Нью–Йорке с его бывшей женой.

И Грег рассказал отцу о Никки, какая она добрая, умная и обаятельная, как открыла ему глаза на Форестера, как давала деньги в долг, чтоб он скрывался подольше, потому что только так и можно было изобличить Форестера, «привлечь к нему всеобщее внимание», как выразился Грег. Ведь Никки говорит, он из тех психопатов, которые никогда не сделают ничего такого, за что их можно запереть в психушку. Зато портят жизнь людям.

– И вот тебе пример – самоубийство Дженни. Господи!

– Мне кажется – начал отец, – если он нарочно старался столкнуть тебя в реку…

– Старался, старался.

– И хотел тебя утопить, ты должен был сразу обратиться в полицию, как только вылез из реки.

– А разве полиция поверила бы? И потом, драку на самом деле затеял я. Я хотел его проучить. Ну знаешь, честный мужской поединок на кулаках. А Форестер схватил какую–то корягу да как даст мне по голове, и все время норовил спихнуть меня в реку. А когда ему это удалось, он решил, что дальше я и сам утону, и смылся.

– Сколько же ты пробыл в воде?

– Не знаю, минут пять, наверно. Когда я вылез и вскарабкался на дорогу, я ничего не соображал. Потому–то я и машину бросил. Я даже не помню, видел я ее или нет, – Грег рассказал отцу об амнезии, которая у него еще долго не проходила, о том, как он стремился попасть в Нью–Йорк к бывшей жене Форестера, потому что, когда он до этого звонил ей и жаловался, что Форестер отбил у него Дженни, она ему очень сочувствовала. Грег рассказал отцу и о том, что Форестер подглядывал за Дженни – он сам признался. Дженни говорила об этом Сузи Эшем.

Отец цокал языком и качал головой.

– Я не говорю, что Форестер ни в чем не виноват, – начал он, но Грег перебил его, поскольку они въехали в Хэмберт Корнерз и пора было повернуть. Отец раза два приезжал к Грегу в гости, но дороги не помнил, во всяком случае, сегодня.

– Вот черт! Хотел купить сигарет, а все закрыто, – пробормотал Грег. Сквозь верхушки деревьев на улицу, где жил Грег, пробивалось теплое желтое солнце. Хорошо, что он снова на этой знакомой улице! Дома! Грег подался вперед на сиденье.

– Вон тот дом, первый слева, где белое окно фонарем. Поезжай прямо по дорожке до конца.

Но когда машина подпрыгнув на коком–то бугорке, повернула от дома миссис Ван Флит к гаражу, над которым была его квартира, Грега вдруг охватила тревога и дурные предчувствия. Он боялся встречи с миссис Ван Флит.

– А мама что говорит?

– Ну, радуется, что ты жив и здоров, – устало сказал отец и потянул на себя ручной тормоз.

Не успел Грег выйти из машины, как в доме миссис Ван Флит скрипнула дверь черного хода. В халате, в сетке на волосах на заднем крыльце появилась хозяйка.