Текст книги "Сочинитель убийств. Авторский сборник"

Автор книги: Патриция Хайсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 47 страниц)

– У меня для него важное сообщение, – объяснил Роберт и пересказал дежурному то, что узнал от Ральфа.

Дежурный спросил, сколько дней Грег прожил в «Гербе Сассекса».

– Не знаю, но это легко проверить. Справьтесь в гостинице.

– Как фамилия вашего знакомого, который вам это сообщил?

– Я не хотел бы говорить, кто он. Он просил его не называть.

– Но нам необходимо знать его фамилию, мистер Форестер. Иначе, как мы проверим…

– Узнайте в «Гербе Сассекса», как выглядел Грешем. Разве этого недостаточно?

– Конечно нет. Этот ваш знакомый мог просто заметить кого–то похожего на Уинкупа Ваш приятель знаком с Уинкупом?

– Да. Я хочу сказать, что он его наверняка видел, может быть, даже говорил с ним, – но сам Роберт не был в этом уверен.

Полицейский продолжал настаиват.ь А знает ли вообще Роберт фамилию этого знакомого?

– Да, знаю, но обещал не называть. Сожалею, но сказать не могу.

– Вы помогли бы и себе, и нам.

– Но не моему нью–йоркскому знакомому.

В заключение говоривший с Робертом полицейский, ничего не добившись обещал передать новость инспектору Липпенхолыгу и повесил трубку.

«Он, наверно, решил, – подумал Роберт, – что этот человек из Нью–Йорка помогает Уинкупу. И Липпенхольц определенно, тоже так подумает. Они выйдут на Ральфа, потому что Липпенхольц знает о Никки и тут уж ничего не поделаешь. Ральф–то ведь, наверно, все эти десять дней знал, где скрывается Уинкуп».

Роберт лег спать, но, проворочавшись с час, встал, чтобы принять секонал. В аптечке пузырька со снотворным не оказалось. Он снова поднялся в спальню проверить, не забыл ли таблетки на тумбочке, обыскал всю маленькую комнату, потом спустился в кухню и поискал там. Осмотрел гостиную. Ничего не увидев, Роберт бросил поиски. «Найдется где–нибудь», – решил он. Наверно, по рассеянности он засунул пузырек в какое–нибудь неподходящее место, например в холодильник. Но таблеток там не была Нет так нет. Роберт вернулся в постель.

На следующее утро, вскоре после девяти, Роберт предложил Джеку Нилсону пойти в дальний коридор покурить. Курить разрешалось и в чертежной, но когда хотелось поболтать, сотрудники предпочитали выходить в коридор, где были пожарные лестницы. В коридоре, выкрашенном в черные и серые цвета присесть было негде, но, как говорил Джек, это – единственное место в их заведении, где не чувствуешь себя золотой рыбкой в аквариуме. Роберт рассказал Джеку о новостях, которые узнал накануне от Ральфа. Ему хотелось сообщить об этом между прочим, но едва он успел произнести первые слова как поймал себя на том, что рот у него расплывается до ушей, будто у мальчишки.

– Вот это да! – заулыбался и Джек. – Ну, теперь–то все выяснится. Полиция его быстро отыщет. Они обязаны. А кто тебе звонил из Нью–Йорка?

– Мне не хотелось бы его называть. Понимаешь, он довольно крупная фигура. И не желает, чтобы его имя появилось в газетах.

Джек кивнул.

– Так он что, случайно увидел Уинкупа? Или как?

– Не знаю. Но уверен, на него можно положиться.

– Сейчас же позвоню Бетти и расскажу ей, – обрадовался Джек.

После десяти Роберта позвали к телефону. В это время он сидел в кабинете Джаффе на совещании с главным инженером. Заглянула Нэнси и сообщила что ему звонят. Роберт, зная что Джаффе не терпит, когда прерывают совещание, попросил Нэнси узнать, кто его спрашивает, и передать, что чуть позже позвонит сам. Нэнси вышла, но через минуту вернулась:

– Говорят, очень срочно.

Роберт извинился и, увидев, как нахмурился Джаффе, смутился. Было ясна что звонят из полиции, и так же ясно, что Джаффе это понял.

Звонил Липпенхольц.

– Мистер Форестер, мы связались с «Гербом Сассекса» в Нью–Йорке, и их описание Джона Грешема соответствует, – ровным спокойным голосом доложил Липпенхольц, – то есть оно сходится с приметами Уинкупа.

– Прекрасно. Как по–вашему, нью–йоркская полиция вообще–то ищет Уинкупа? И если ищет, то достаточно ли тщательно?

– Они ищут, – ответил Липпенхольц – но то, что мы узнали, еще не доказательство, мистер Форестер. Если бы вы сообщили нам имя вашего знакомого, который…

– Я уже объяснял кому–то из ваших, что мой знакомый просил не называть его.

– Даже если мы пообещаем не упоминать о нем в газетах?

– Да, даже тогда.

Липпенхольц крякнул.

– Это никак не связано с вашей женой? С вашей бывшей женой?

– Не имею представления! Нет, не связано.

Липпенхольц снова крякнул

– Мистер Форестер у нас для вас плохие вести. Наверно, вы еще ничего не слышали. Или уже знаете?

– Нет. Что такое?

– Сегодня около восьми утра Дженнифер Тиролф нашли мертвой…

– Дженни?

– Она приняла слишком много снотворного. Утром молочник обнаружил ее на лужайке за домом. Доктора говорят, что смерть наступила часа за три–четыре до этого. Она оставила записку.

– Господи! – проговорил Роберт. – Я пытался дозвониться до нее вчера вечером около… около…

– Хотите, я прочту записку?

– Да

– «Дорогой Роберт! Я люблю тебя Сейчас гораздо больше, чем раньше, и по–другому. Теперь я понимаю тебя и все вообще, – бесстрастно читал Липпенхольц, – Я только недавно догадалась, что ты означаешь смерть, во всяком случае, для меня. Это судьба. Сама не знаю, рада я или огорчена, но знаю, что должно случиться…»

– Вы об этом что–нибудь знали, мистер Форестер?

– О чем?

– О том, что она пишет? Когда вы видели ее в последний раз?

– В понедельник. В понедельник вечером.

– Как она себя вела?

– Она казалась подавленной, пожалуй, так. Сказала, что не хочет больше со мной видеться.

– Почему?

– Не знаю, разве что… разве что… она тоже начала думать, будто я… убил Грега.

– Что–то вы слишком запинаетесь, мистер Форестер. Во всяком случае, в ванной обнаружено три пустых пузырька. Вам известно, откуда у нее взялись три флакона секонала?

– Ну–у, один она унесла у меня. Как раз вчера вечером я хватился, что снотворного нет. Решил, что куда–то засунул. Этот флакон она мне сама достала. Сказала, что у своего доктора. Наверно, оттуда же у нее были и остальные два.

– На этих флаконах нет ни номера рецепта, ни фамилии врача. Флаконы довольно большие, вроде тех, что развозил ее приятель, и мы полагаем, что они именно такого происхождения.

– Да, скорей всего, – машинально согласился с ним Роберт. Какая теперь разница, откуда флаконы, подумал он, вспомнив, что на его пузырьке тоже не было сигнатуры. Почему он тогда не спросил об этом Дженни?

– И вот еще что весьма любопытно, мистер Форестер, Сузи Эшем говорит, что Дженни Тиролф рассказывала ей, как вы познакомились. Оказывается, вы подглядывали в окна ее дома Это правда?

– Да, – сказал Роберт.

– Почему вы раньше в этом не признались? А? Как вы это объясните, мистер Форестер?

– Никак.

– Никак?

Роберт повесил трубку. Опустив голову, он направился в чертежную и стукнулся лбом о распахнувшуюся в обе стороны стеклянную дверь. Навстречу шла Нэнси. Роберт отступил в сторону.

– Ой! – испугалась Нэнси.

Роберт смотрел ей вслед наблюдая, как быстро удаляется по коридору ее круглый задик. Он толкнул дверь рукой и пошел к своему столу. У яркой лампы дневного света он остановился, часто моргая.

– Что с тобой, Боб?

На его локоть легла рука Джека Нилсона.

Роберт поднял глаза на приятеля.

– Дженни умерла.

– Дженни?

– Приняла снотворное, – Роберт хотел сесть на стул, но Джек потянул его за руку, и Роберт покорно пошел за ним в приемную.

Джек вызвал лифт.

– Пойдем, выпьем кофе. Или чего–нибудь покрепче, – предложил Джек. – Кто тебе сказал?

– Позвонили из полиции. Только что. Это случилось сегодня утром. На рассвете.

Они сели в машину Джека. Роберт не видел, куда они едут. Потом очнулся в баре, перед ним стояла чашка черного кофе и стаканчик, кажется, с шотландским виски. Джек сидел напротив и перед ним тоже стояла чашка кофе.

– Выпей сразу и то и другое, – посоветовал Джек. – Ты белый как мел.

Роберт отпил кофе и виски и вдруг вспомнил, что должен вернуться в кабинет Джаффе на совещание. Он провел рукой по лицу, рассмеялся и тут же его глаза наполнились слезами.

– Рассказывай – сказал Джек. – Что с тобой, черт побери?

– Все из–за записки, – сквозь зубы сказал Роберт. Он сжал руки в коленях – Дженни оставила записку. Она пишет, что я – смерть.

– Что? Повтори еще раз.

– Она пишет «до сих пор я не знала, что ты означаешь смерть», – шепотом проговорил Роберт, – она всегда так выражалась, любила говорить о смерти. Я тебе не рассказывал? Она все вспоминала своего маленького брата, он умер, когда ему было двенадцать лет, умер от менингита. Дженни говорила, что должна постоянно думать о смерти, чтобы перестать ее бояться. Это странно… – Роберт взглянул на напряженно–нахмуренное лицо Джека. – Ты слышишь, что я говорю? Понимаешь?

– Да – ответил Джек, но довольно неуверенно и поднял палец, чтобы им принесли еще виски.

– Помню, когда я с ней разговаривал в первый раз, она сказала «Я пока еще не знаю, что вы олицетворяете, но когда–нибудь узнаю». Это было, когда я прятался у ее дома. Я ведь так с ней познакомился. Правда, правда, я же подглядывал за ней через окно, – Роберт зажмурился.

Джек недоуменно хмурил брови, будто Роберт нес какую–то бессмыслицу.

– Подглядывал через окно? Что ты хочешь этим сказать?

– То, что говорю. И однажды Дженни меня увидела. Однажды вечером. Так мы и познакомились. Не говори, что ты об этом не слышал. Грег…

– Да, – сказал Джек, – наверно, это был Грег. Мне однажды кто–то позвонил, с месяц назад. Я не знал, говорить тебе об этом или нет, и не сказал.

– Значит, ты знал, – Роберт быстро улыбнулся и пригубил только что принесенный виски.

«Интересно, как Грег узнал, что я дружен с Джеком, – удивился Роберт. – Может быть, от Дженни? Хотя какое это имеет значение?»

– Тот, кто звонил, сказал, что он – друг Грега, – продолжал Джек. – Он сказал, что мой приятель Боб Форестер… э–э… псих, он подглядывает за девушками в окна, смотрит, как они раздеваются. Так он, мол, познакомился и с Дженни Тиролф. Помнится, я послал его к черту и бросил трубку. Я подумал, что, наверно, он и правда друг Грега и что Грег, оказавшись в отставке, распускает про тебя всякие дурацкие слухи.

– Да нет, это не слухи. Правда, я наблюдал только за тем, как Дженни возится на кухне. Как она стряпает. Она меня так… – Продолжать он не мог, но не потому, что очень волновался. Нет, он был совершенно спокоен, словно окаменел.

– Да? – переспросил Джек.

Роберт глотнул воздуха и посмотрел на длинное серьезное лицо приятеля. Джек все еще глядел на него с недоумением, может быть, чуть настороженно.

– Всю прошлую зиму у меня была депрессия, а когда я смотрел на Дженни, мне становилось лучше. Она казалась такой счастливой. Раза два я видел у нее Грега и думал: «Вот счастливая девушка, собирается замуж». Я клялся себе, что больше не пойду к ее дому, но отправлялся туда снова. Наверно, я наблюдал за ней раз семь или восемь. В конце концов, как–то вечером она меня увидела. Я извинился, хоть это звучит и дико. Я думал, она вызовет полицию. Но нет. Она пригласила меня к себе выпить кофе, – Роберт пожал плечами и улыбнулся. – Можно считать, что она была счастлива, пока не встретила меня. Пока не решила, что я означаю смерть.

Джек покачал головой, потер коротко остриженную макушку.

– Но я знаю, она была влюблена в тебя. Это было видно сразу. А когда я тебя слушаю, получается какой–то бред. Ты правду говоришь Боб, что ты за ней наблюдал? То есть подглядывал?

– Да, правду.

– Так, – Джек откинулся назад и сделал глоток из стакана с водой, стоявшего рядом с кофе. – Никому об этом не рассказывай. Я бы на твоем месте не стал. Да и зачем? – Джек сосредоточенно раскуривал сигарету.

Роберт почувствовал: отношение Джека к нему изменилось решительно и бесповоротно. Люди, подглядывающие в чужие окна, – ненормальные, и неважно, наблюдают они, как девушки раздеваются или как жарят цыпленка.

– Я только что сообщил об этом полиции, – сказал Роберт.

– Ах так! А зачем? Какого черта? Разве это имеет отношение к Грегу? Грег жив. А ты… – Джек замолчал.

Роберт тоже замолчал. Они не глядели друг на друга.

– Можно задать тебе интимный вопрос? – спросил Джек.

– Спрашивай, – ответил Роберт.

– Ты хоть раз спал с Дженни?

– Нет, – ответил Роберт. – А что?

– По–моему, тогда все это было бы куда серьезней. Для нее, конечно. Дженни казалась такой молодой. И она была очень влюблена в тебя, верно ведь?

– Мне кажется, да. А я – нет. Я всегда старался дать ей это понять. Не думай что я оправдываю себя, Джек.

– Понимаю.

– Но мне следовало предвидеть. Сообразить. Я не должен был встречаться с ней после того, первого раза. Да мне больше и не хотелось ее видеть, но она сама меня разыскала… Приехала как–то к стоянке у фирмы, нашла мою машину и, когда я возвращался домой, поехала за мной следом. – Роберт закрыл глаза ему было тошно от собственного голоса от того, что он говорит.

– Ну и что было дальше?

– Дженни осталась у меня ночевать. Помню, она выпила всего два бокала, но захмелела и не захотела ехать домой. Она спала на тахте внизу, в гостиной. Так повторилось несколько раз, и Грег, конечно, заметил, что она не ночует дома. После этого он и напал на меня. Понимаешь, как все получилось, Джек?

Джек медленно кивнул.

– Надо было порвать сразу, а я не смог. Я только настаивал, чтобы мы виделись реже, но не порывал. У Дженни делался такой несчастный вид. Один раз, правда, я попытался все закончить, когда жил в Лэнгли, еще до того, как снял дом. Я сказал Дженни, что нам лучше не встречаться, и пытался ее уговорить выйти замуж за Грега.

– Ну и что?

Роберт оперся головой на руку.

– А потом, через несколько недель, она как раз и появилась на стоянке и поехала за мной, когда я возвращался домой.

– Понятно.

Понятно ли? Роберту хотелось сказать «Я никогда ничего ей не обещал», но ему было стыдно прибегать к жалким, обеляющим его заверениям.

– Пойду–ка я обратно, – сказал он, берясь за бумажник.

– Не дури, не ходи сегодня в контору, – отозвался Джек. – Позвони Джаффе. А хочешь, я ему скажу.

– Нет, я объяснюсь с ним сам.

Роберт объяснил Джаффе, что у него «личные неприятности», говорил кратко, напряженно и резко, как человек, которому нечего терять. Роберт не сомневался, что уже лишился места и думал, что самое правильное – написать письмо с просьбой его уволить.

К полудню Роберт вернулся домой. Сняв пиджак и галстук, он повалился на красную тахту и пролежал несколько часов, пока не начало смеркаться. Он не спал, но мозг его, казалось, бездействовал, даже мучившие его обычно бесконечные повторения событий и разговоров на этот раз его не донимали. Он словно умер, и Роберту думалось, что такое вот состояние – самое близкое к тому, что живой может представить себе о смерти. Встав, он съездил в Лэнгли за газетами. Купил «Инкваэрер» и «Лэнгли Газетт». Обе поместили сообщения о смерти Дженни на первых страницах, а в «Газетт» была еще и ее фотография. Сидя в машине, Роберт прочел газеты. Дженни умерла, держа в руках его свитер и открытку с рисунком, изображающим «птицу–пессимиста». Ее записка была опубликована полностью и курсивом. Среди других обычных газетных статей записка Дженни выглядела трагической, поэтичной и несколько неправдоподобной. На второй странице «Газетт» была фотография Сузи Эшем – в слезах с раскрытым ртом; Сузи рассказывала, как накануне заезжала к Дженни около десяти вечера, но сколько ни звала ее, ответа так и не добилась. Сузи сообщила также, что «три дня назад Дженни призналась как познакомилась с Робертом Форестером – он подглядывал за ней в окна. Грег Уинкуп это подозревал. Я думаю, Дженни боялась Роберта, вот и покончила с собой». Роберт скрипнул зубами и завел машину.

Когда он вернулся домой, звонил телефон. Роберт не стал снимать трубку. Он сел и снова внимательно изучил обе газеты. В них рассказывалось о драке между Форестером и Уинкупом в субботу шестнадцатого мая и сообщалось что об Уинкупе уже десять дней нет никаких известий. Конечна газеты могли уже упомянуть, что, по слухам, Уинкупа видели в Нью–Йорке, но, похоже, это сообщение не сочли достаточно надежным и печатать не стали.

Снова зазвонил телефон. Роберт решил, что совсем не отвечать нельзя. К тому же, если это полиция, они просто явятся сами.

– Алло! – хрипло сказал Роберт.

– Боб, это Наоми Тессер.

Роберт весь сжался.

– Здравствуйте.

– Мы с Диком только что прочли в газетах. И я… как вы, Роберт?

– Как я?

– Господи! Могу себе представить! Мы просто потрясены всем этим. Дженни всегда казалась немного странной и часто бывала какой–то нервной, иногда просто подавленной, мы это замечали.

Роберт ждал.

– Да, а что слышно насчет Грега? Нет ли каких новостей?

– Ах, насчет Грега, – сказал Роберт. – Да говорят, несколько дней назад его видели в одной нью–йоркской гостинице.

– Да что вы? А кто его видел?

– Не знаю.

– Ну хорошо, я понимаю, вам сейчас не до разговоров.

– Да, пожалуй.

– А еще эта Сузи Эшем, вот уж, как говорится, удружила, верно?

– Если вы имеете в виду ее рассказ о том, как мы с Дженни познакомились то это правда.

– Правда? И то, что Грег говорил, тоже правда?

– Да, мне уже надоело это скрывать. Да и зачем, теперь–то?

– Но… значит, вы подтверждаете, что Дженни вас боялась?

Эти новые подозрения вполне удобно для Наоми сменяли прежние – будто Роберт убил Грега.

– Да, возможно, это тоже имело значение. Простите, Наоми, вы не возражаете, если мы на этом закончим? Что? Спасибо, – он повесил трубку, невзирая на ее просьбы. «Подождите!»

«Теперь эти новости мгновенно разнесутся по городу», – подумал Роберт. То, что он подглядывал за Дженни, и то, что Грега видели в нью–йоркской гостинице. Только первая разнесется быстрей и запомнится лучше. Он проглотил две таблетки аспирина и сварил себе свежего кофе.

Около девяти позвонили Джек и Бетти Нилсоны. Они справлялись, как Роберт себя чувствует, не хочет ли приехать к ним переночевать. Роберт поблагодарил и отказался. Потом позвонила Никки. Она выразила соболезнование по поводу смерти Дженни, и сочувствие ее вполне могло бы сойти за чистую монету, если бы не саркастический тон. Но на Роберта и это не произвело впечатления. Он слушал вежливо, потом замолчал с трубкой прижатой к уху.

– Ну что, Бобби? Тебе нечего мне сказать? Ты слушаешь? Бобби, что же ты молчишь? Может, понял, что виноват?

Роберт осторожно повесил трубку. Потом снова лег на тахту. Он переоделся в пижаму и в халат, голова болела еще сильней, и ему не хотелось подниматься наверх в спальню, хотелось оттянуть мучительную бессонную ночь. В газетах сообщалось, что завтра за телом Дженни приедут ее родители. Роберт представил себе, как они клянут и винят его.

Ночь прошла ужасно. Пролежав в постели больше часа, Роберт спустился в кухню выпить горячего молока с виски, – может быть, после этого удастся заснуть Еще не было двенадцати. С чашкой в руке он прислонился к холодильнику и медленно пил молоко. Затем отодвинулся, чтобы поставить чашку в раковину, и тут за окном что–то взорвалось. Роберт бросился на пол. С минуту он лежал неподвижно, широко раскрыв глаза. «Это выстрел, – решил он, – не петарда и не автомобильный выхлоп». Значит, кто–то ходит сейчас вокруг дома, продолжал соображать он, может, заглядывает в другое окно, проверяет, попал ли в Роберта, может, смотрит в окно кухни, оно как раз сзади. Не двигаясь, он попытался проверить, не болит ли где–нибудь, нет ли крови. И с чего это он бросился на пол? Сказалась армейская выучка?

С улицы не доносилось ни звука

Роберт медленно поднялся понимая, что его прекрасно видно в оба окна ярко освещенной кухни, и, щелкнув выключателем у двери, потушил свет. Потом прошел в темную гостиную. В спальне наверху свет тоже не горел. За окнами стояла непроглядная тьма, так как фонарей поблизости не была Роберт подошел к переднему окну справа от парадной двери: в него, видимо, и стреляли. Отсюда был виден белый корпус холодильника. Окно в гостиной было приоткрыто дюйма на четыре, он высунулся и огляделся. Казалось, кругом темно и тихо. Темные круглые очертания кустов, темное высокое дерево – он вряд ли понял бы, что это кусты и дерево, если бы не знал, что они растут.

Интересно, сам Грег стрелял, задавался Роберт вопросом, или кто–то из его друзей? Роберт зажег свет в гостиной и медленно прошел к кофейному столику за сигаретой. Если действительно стреляли, следует сообщить в полицию. Он прошел в кухню, чтобы найти след от пули. На поверхности холодильника ничего не было видно. Роберт осмотрел стену по обе стороны холодильника. Потом изучил стену комнаты, примыкающей к кухне. Ничего. Он взял трубку, набрал номер полицейского участка в Риттерсвиле и рассказал о случившемся. Дежурный, с которым он говорил, казалось, просто рассердился. Он спросил, нашел ли Роберт след от пули и уверен ли он, что это был выстрел. Роберт сказал что уверен.

Дежурный обещал послать к нему полицейского.

Этого Роберт даже не ожидал.

Через час приехали двое. Они расспросили Роберта, в котором часу был сделан выстрел, – по мнению Роберта, в полночь, и откуда. Роберт не дотрагивался до окна, оно так и осталось приоткрытым. Но полицейские пулю не обнаружили. По логике вещей она должна была попасть в холодильник или в стену над ним, но отверстия нигде не было.

– Знаете, в тихую ночь и выхлоп машины может сойти за выстрел – сказал один из полицейских.

Роберт кивнул. Какой толк говорить, что он знает почти наверняка в него стрелял Уинкуп, если им самим это не приходит в голову. Ведь полицейским явно известна к кому их послали.

– Вы тот самый Форестер, что был знаком с этой Тиролф? – спросил один из них когда они приехали.

Вот Липпенхольц, тот бы догадался связать этот выстрел с Грегом. Наверно бы догадался. А эти двое выглядят классическими тупицами в полицейских мундирах, прибывшими на докучливый вызов по поводу какого–то непонятного шума.

– Вы не знаете, инспектор Липпенхольц сегодня работает? – спросил Роберт.

– Липпи? – полицейские посмотрели друг на друга. – Ага Вроде работает. С девяти? Или с восьми?

Полицейские уехали.

Роберт лег в постель, уже не думая, заснет ли. Времени до утра почти не оставалось.

Проснувшись, Роберт с чашкой кофе в руках обследовал кухню уже при дневном света. Он захотел чуть–чуть передвинуть вперед салатницу, стоявшую на холодильнике, и сразу увидел в ней пулю, увязшую в темном дереве. Наверно, пуля и сдвинула салатницу, решил Роберт, и вспомнил, что ночью один из полицейских поднимал ее, чтобы обследовать за ней стену, а потом поставил на место. Ну что ж, вот она пуля. Роберт попытался выковырнуть ее из салатницы, но пуля не поддавалась.

Он поставил салатницу рядом с собой на сиденье и поехал в Риттерсвиль. Постовой, к которому он обратился, направил его в центральное управление. Здесь в комнате с широкой дверью дежурил за стойкой сержант. Роберт назвался, пришлось продиктовать свою фамилию по буквам, чтобы сержант мог ее записать.

Потом сержант внимательно взглянул на салатницу и небрежно бросил.

– Тридцать второй калибр.

– Когда будет Липпенхольц? – спросил Роберт; он уже справлялся об инспекторе, когда вошел в комнату. Была половина десятого.

– Не знаю, – ответил сержант. – Может и сейчас прийти, а может и в двенадцать. Он на задании.

– Спасибо, – Роберт вышел, оставив на столе побывавшую в бою, но с виду такую домашнюю салатницу. «Вещественное доказательство «А», – подумал Роберт. – Вещественным доказательством «Б» мог стать он сам».

Может, Грег считает, что убил его этим выстрелом? Ведь Роберт упал и несколько минут лежал, не шевелясь. Наверно, Грег заглянул в окно, выждал пару секунд и убежал. Роберт не слышал, чтобы отъезжала машина. А может быть, у Грега машины нет. Ему трудно ее раздобыть, разве что украсть, а это опасно. Конечно, машину ему могла одолжить Никки, но вряд ли она станет так рисковать. Возможно, размышлял Роберт, стрелял все же кто–то из дружков Грега. Например, Чарлз Митчел из Риттерсвиля. Но скорей всего, сам Грег. Кто, кроме Грега может питать к нему такую ненависть, что готов пойти на убийство?

20

В тот день Роберт не в состоянии был работать, он понимал, что то же самое повторится и завтра и послезавтра. Возвращаясь из Риттерсвиля в Лэнгли, он решил сегодня же поговорить с Джаффе и сказать, что ему лучше уволиться. Он подаст официальное заявление. Такое же заявление вместе с извинениями по поводу случившегося пошлет мистеру Ганнароте из фирмы «Арробит» в Филадельфию. Конечно, подумал Роберт, все решат: раз увольняется, значит, признает себя виновным. Ну и пусть их. К тому времени Наоми Тессер уже наверняка сообщит десятку своих друзей о том, что он – маньяк, познакомился с Дженни Тиролф, подглядывая за ней, а эти друзья передадут ее рассказ множеству своих друзей. Сам Роберт всю эту историю уже знал наизусть, но для других она будет захватывающе интересна. Для кого–то рассказ Наоми Тессер прозвучит как подтверждение слухов, для кого–то – как гром среди ясного неба, но, как бы то ни было, все в это поверят, ведь Форестер сам признался.

Он опоздал на работу минут на десять–пятнадцать Когда он вошел в чертежную, все уже были на местах. При его появлении многие подняли голову, с одними он поздоровался, другим просто помахал рукой. Сегодня он чувствовал себя не таким смущенным, как накануне или в другие дни после того злополучного вторника на прошлой неделе. Он увидел, что Джек Нилсон поднялся из–за стола и идет навстречу. Роберт снял плащ и, перекинув его через руку, пошел к своему шкафчику.

Джек, встревоженно глядя на него, поманил его в коридор.

Роберт покачал головой.

– Я хочу поговорить с Джаффе, – тихо объяснил он Джеку, когда тот подошел поближе. Все в комнате работали, не поднимая головы. – Даже не знаю, чего это я собрался вешать плащ.

– Попроси у него отпуск до конца недели, – посоветовал Джек. – Господи! Это же вполне естественно.

Роберт кивнул. Прежде чем направиться в кабинет Джаффе, он подошел к своему столу.

– Боб, – Джек догнал его и заговорил шепотом, – по–моему, минуты две назад сюда наведывался полицейский в штатском. Я видел, как он разговаривал с Джаффе в холле. Я, конечна не ручаюсь, но… – он замолчал.

– Хорошо, спасибо. – Роберту вдруг стало не по себе. Он повесил плащ на спинку стула.

– Что с тобой? Ты в порядке? – спросил Джек.

– В порядке, – сказал Роберт.

Головы вокруг начали подниматься.

– Если хочешь сегодня уйти, давай сначала встретимся в столовой, выпьем кофе или чего–нибудь еще.

– Ладно, – сказал Роберт и, помахав рукой, пошел в кабинет Джаффе.

Заглянув через стеклянную перегородку в приемную, он увидел что из лифта выходит Липпенхольц в светло–сером костюме и в шляпе. Липпенхольц тоже сразу его заметил и, кивнув головой, сделал знак подойти. Он остановился, явно поджидая Роберта. Роберт толкнул стеклянную дверь.

– Вы, значит, здесь – сказал Липпенхольц – Все еще работаете?

– Вы хотели меня видеть? – спросил Роберт.

– Да. Давайте сядем, – он жестом указал на стоявший рядом с лифтом диванчик, рассчитанный на двух с половиной человек.

Роберту не хотелось садиться, но он подчинился.

– Я слышал, в вас стреляли, – сказал Липпенхольц. – Но вы вроде не ранены, – он затянулся.

– Нет, пулю я нашел утром. Тридцать второй калибр. Вам, вероятно, уже доложили.

– Нет.

Роберт рассказал, где оказалась пуля, и сообщил, что отвез салатницу в полицейский участок в Риттерсвиле. Липпенхольц слушал его с интересом, но особого впечатления рассказ Роберта на него не произвел.

– Вы случайно не знаете, у Уинкупа есть разрешение на оружие? – спросил Роберт. – Я понимаю, купить пистолет он мог и без разрешения, но…

Липпенхольц несколько минут молча всматривался в Роберта.

– Нет, у Уинкупа нет разрешения на хранения оружия. Я это помню, поскольку проверял его бумаги. А вы, естественна убеждены, что в вас стрелял Уинкуп?

– Сильно подозреваю, что это так.

– Видите ли, мистер Форестер прошлой ночью произошло еще одно немаловажное событие. Мы нарочно не поместили сообщений в утренних газетах. Тело Уинкупа выбросило на берег возле Трентона. Во всяком случае, мы полагаем, что это – тело Уинкупа. Осмотр трупа еще не закончен, – Липпенхольц поглядел на Роберта и указательным пальцем поскреб свой щербатый подбородок. – Учитывая это обстоятельство, как вы думаете, кто еще мог в вас стрелять? Кто–нибудь из этих хулиганов – друзей Уинкупа?

– Какие у вас доказательства, что утопленник – Уинкуп? – спросил Роберт.

– Пока никаких, но рост тот же – шесть футов два с половиной дюйма. Одежда не сохранилась, только брюки частично. Пряжка на ремне самая обычная. Инициалов ни на чем нет. Хуже всего, что и волосы не сохранились. Экспертиза считает, труп пробыл в воде дней десять–четырнадцать. Ну, а камней в Делавэре предостаточно. Череп проломлен. Может, ударился о подводную скалу, но скорее это результат удара тупым предметом или камнем, использованным как орудие убийства. Что вы на это скажете? Тело нашли вчера около восьми вечера. Его прибило под лодочные мостки, так его и обнаружил владелец лодки, когда стал ее привязывать.

Роберт пожал плечами.

– Что я могу сказать? Я думаю, что это не Уинкуп. Вы же сами говорите, что доказательств пока нет.

– Нет, но в пользу того, что это Уинкуп, свидетельствуют два обстоятельства. Во–первых, здесь, у нас, не пропадал никто такого роста. Во–вторых, впечатление, что этого парня убили.

Роберт с удивлением заметил, что сегодня ему ничего не стоит сохранять спокойствие.

– Но ведь нужно как–то еще проверить? Установить возраст. Разве о возрасте нельзя судить по костям? А цвет глаз?

– О глазах лучше не говорить, – ответил Липпенхольц.

Роберт нетерпеливо встал. Видно, труп в ужасном состоянии.

– Вы куда?

Роберт, не отвечая, закурил.

– А ваша приятельница не считала что Уинкупа убили вы? А, мистер Форестер? Не потому ли она и покончила с собой, да еще написала что вы означаете смерть?

Роберт нахмурился.

– Что вы хотите сказать? Что значит «не считала»?

– Я спрашиваю, не подозревала ли она вас? А может, даже была уверена?

Роберт налил из автомата воды в бумажный стаканчик, залпом выпил и выбросил стакан в мусорную корзину.

– Не знаю. Знаю только, что с ней говорили ее друзья. Кое–кто из друзей. Но дело ведь не в этом? Дело в том, кто этот утопленник – Уинкуп или нет.

Липпенхольц молча смотрел на Роберта на его тонких губах играла легкая усмешка

– А пока вы это устанавливаете, меня подстрелят. Возможно, сегодня же вечером.

– Ну, в этом я очень сомневаюсь, мистер Форестер.

Роберту захотелось его ударить.

– Я полагаю, что по закону надо искать истинного преступника. А вы хотите привлечь меня только потому, что я у вас под рукой.

– Именно так мы, возможно, и поступим, мистер Форестер.

Роберт швырнул сигарету в ящик с песком и пожал плечами.