Текст книги "Сочинитель убийств. Авторский сборник"

Автор книги: Патриция Хайсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)

– Ну, я опровергла это, – наконец медленно проговорила Дженни.

– Дженни, у тебя такой печальный голос. Мне очень жаль, что я втравил тебя в эту кашу.

– Роберт, я так тебя люблю, – выдохнула Дженни в телефонную трубку, будто всхлипнула.

Можно подумать, им не дает соединиться железная длань закона. Роберт хотел услышать от нее совсем другое.

– Что ты все–таки сказала насчет того, как мы познакомились? Что–нибудь сказала?

– Я сказала, что это не имеет значения.

– Ага. Дженни, я не смогу завтра поехать в Филадельфию, полиция не разрешает мне уезжать из города.

– Хорошо, – покорясь судьбе, ответила она – Роберт, ты все же считаешь, что Грег жив?

– Да. Нисколько не сомневаюсь.

15

В Нью–Йорк Роберт приехал в воскресенье вечером. Он подумал, не отложить ли поездку на понедельник, воскресенье все–таки часть уик–энда, но в воскресенье днем ему позвонила хозяйка Грега, и разговор с ней привел его в ярость. Дженни, позвонившей двумя часами позже, он не сказал о звонке миссис Ван Флит. Дженни немного обиделась что он не хочет повидаться с ней вечером. Она надеялась он заедет на легкий ужин; она приглашала его накануне, в субботу, когда они обедали в ресторане возле гаража в Риттерсвиле, пока машина Роберта проходила смазку. Это их свидание было неудачным. Дженни смотрела на Роберта так, будто он был от нее за тридевять земель и никак до него не достанешь, что, пожалуй, с ее точки зрения, и соответствовало действительности. Оказалось им не о чем говорить, и Роберту хотелось только скорей добраться домой – там можно побыть одному и туда в любую минуту могут позвонить или явиться с новостями, плохими или хорошими, или просто, чтобы наговорить гадостей, вот как миссис Ван Флит. Она позвонила только для того, чтобы высказать свое мнение о нем – Роберт понял ее именно так. Больше всего его удивило, как красноречива и уверена в себе она была, разговаривая с человеком, которого подозревала в убийстве. А ведь считается, что убийц все боятся! Если она верит, что он убийца, неужели ей не страшно, он же может рассвирепеть, и тогда настанет ее очередь? Миссис Ван Флит спросила Роберта, продолжает ли он работать в «Лэнгли Аэронотикс», и, узнав, что продолжает, заявила:

– Я поражаюсь, как вас там еще держат, поражаюсь, что вы можете смотреть жителям нашего города в глаза, поражаюсь! Грег… такой замечательный молодой человек… поссорился со своей девушкой… Я слышала, вы даже не намерены жениться на ней. Надеюсь, и не женитесь! Вы просто убийца, иначе вас не назовешь!

А Роберт стоял у телефона и вежливо говорил:

– Да… Нет… – пытаясь улыбаться и что–то объяснять, но ему никак не удавалось произнести даже четырех слов подряд, его тут же перебивали. Да и есть ли смысл оправдываться? Но он знал, что от таких, как миссис Ван Флит, от мнения болтливого меньшинства и зависит судьба человека в маленьких городках – его могут казнить и в буквальном, и в переносном смысле.

Роберт быстро промчался по автостраде к тоннелю Линкольна. «А вот Тессеры, – подумал он, – звонили дважды и оба раза разговаривали дружески, даже старались успокоить». При втором разговоре голос Дика звучал, правда, несколько напряженно, он сказал тогда,

– Я верю, что вы оставили его на берегу, а уж если он потом встал и упал в реку, это его вина Верно?

Роберт остановился у аптеки на Девятой авеню и набрал номер, который когда–то раньше был у них с Никки. В лежавшем перед ним справочнике годовалой давности Никки значилась под своей девичьей фамилией – Вероника Грейс, и номер был старый. К удивлению Роберта Никки ответила сразу.

– Привет! Привет! Интересно, чего это ты вздумал приехать?… Да милый, только мы как раз ужинаем. Можешь зайти минут через сорок пять? В полдесятого?… Прекрасно! Нас это вполне устроит.

Роберт медленно вернулся к машине, размышляя, как убить эти полчаса, не позвонить ли Кэмпбеллам или Вику Макбейну? На прошлой неделе он получил письмо он Эдны Кэмпбелл, она писала, что они будут рады, если Роберт приедет в Нью–Йорк, и готовы приютить его у себя, выражала надежду, что неприятности, которые случились у него в Лэнгли, скоро кончатся, и спрашивала, что, собственно, произошло? Роберт еще не ответил на ее письма. Он решил, что никому не будет звонить, пока не повидается с Никки.

Никки сказала ему свой новый адрес: Восемьдесят вторая Восточная улица. Роберт вел машину медленно, нарочно попадая под красный свет, оставил ее в подземном гараже на Третьей авеню и три или четыре квартала до дома Никки прошел пешком. Дом был пятиэтажный, с мраморным вестибюлем, куда он попал, набрав код. Роберт пренебрег маленьким автоматическим лифтом и поднялся по лестнице. Юргены жили на третьем этаже.

– Вот это точность! – воскликнула Никки, распахнув перед ним дверь.

На ней было белоснежное вечернее платье, длинное, почти до полу, и Роберт подумал, а вдруг у них гости? Но в квартире стояла тишина. Никки повесила его пальто в маленькой передней.

– Ты прекрасно выглядишь, – сказал Роберт.

– Чего о тебе не скажешь. Грег–таки тебя угостил, да? И похудел порядком.

«Да, да, да, и пожелтел и волосы поредели, и родинка стала противнее, чем обычно, и так далее, и тому подобное», – подумал Роберт, и улыбка застыла на его еще не заживших губах. Он прошел за Никки в гостиную, уставленную цветочными горшками, в них были какие–то растения с блестящими листьями; пол от стены до стены, покрывал ковер. Дорогая квартира в дорогом районе. Ральф Юрген хорошо зарабатывает. О том, что он дома, говорила только трубка, лежавшая на столе. Мебель, как заметил Роберт, была главным образом из их прежней квартиры и, обнаружив это, он старался. больше не смотреть по сторонам. Над камином, сложенным из белого и черного камня, висела картина, одна из работ Никки, он ее еще не видел: пунцовое на черном фоне, красный мазок, напоминавший раздавленную загнувшуюся кожуру банана. А в нижнем правом углу размашистая надпись «Амат». «Он любит, она любит, оно любит». Это был третий или четвертый псевдоним Никки. Она меняла их, когда решала изменить стиль письма, воображая что начнет все заново, но что бы она ни писала, все ее картины были выполнены в одной манере.

«Если малюешь такую чушь, зачем подписываться настоящим именем?» – услышал Роберт однажды мнение кого–то из посетителей выставки, которую группа Никки устраивала на Десятой улице. Роберт вспомнил, что ему тогда захотелось обернуться и хорошенько врезать говорившему, но он даже не повернул головы. К камину были прислонены три или четыре большие акварели, стоявшие вверх ногами Роберт наклонился прочесть подпись «Аугустус Джон».

Никки села, вернее, бросилась на белый диван. Она не только не похудела, а скорей поправилась Роберт поднял взгляд на ее лицо. Она улыбалась ему, карие глаза весело блестели, почти смеялись. Черные волосы были короче и кудрявее прежнего, полные губы накрашены ярче, чем раньше.

– Итак, я слышала, ты обзавелся новой подружкой? Садись

Роберт сел на стул рядом с диваном, стул тоже был белый, и вынул пачку сигарет.

– Я пришел не за тем, чтобы обсуждать это.

– А что ты собираешься обсуждать? – и тут же крикнула – Ральф, Ральф, милый! Не посидишь ли с нами? Так зачем ты пришел? Виски хочешь?

– Спасибо. Я бы предпочел кофе, пожалуй.

– Предпочел чему? – спросила Никки и наклонилась к нему, ее руки, лежавшие на тесно сжатых коленях беспрерывно двигались. Она поддразнивающе улыбалась. От Никки пахло хорошо знакомыми ему духами.

– Ральф, видно, задремал.

Роберт почувствовал – она нервничает.

– Ладна чего–нибудь выпью, – сказала он. – Это ведь проще, чем возиться с кофе.

– Да что ты, милый! Я тебе все что угодно приготовлю, ты же знаешь. Только тебе мой кофе никогда не нравился, правда? – она поднялась и пошла к бару, где стояло с дюжину бутылок, а посередине красовался серебряный сосуд со льдом.

– И я с тобой заодно, – сказала Никки. Лед громко звякнул в высоких стаканах. – Ну что ж, расскажи мне о своей девице. Я слышала, она только–только окончила колледж? Или даже школу? Смотри, как бы она не напустила на тебя еще парочку своих друзей–тяжеловесов, чтобы ты с ними померялся силами! Тебе бы надо потренироваться хорошенько. Впрочем, я, пожалуй, не желаю о ней ничего слышать. Твой вкус я себе представляю – жуть! Одна я была исключением.

Роберт затянулся.

– Я пришел к тебе не за тем, чтобы обсуждать ее или тебя. Я пришел спросить, не знаешь ли ты случайно, где Грег?

Никки метнула на него быстрый взгляд, а потом уставилась, не отрываясь; лицо у нее было не совсем серьезное и не слишком насмешливое. «Хочешь усечь, что я знаю», – подумал Роберт. А может быть, он глубоко заблуждается, может, она просто делает вид что ей что–то известно?

– Откуда мне знать, где он?

– Я подумал, что он мог тебе позвонить. Говорят, вы с ним часто перезваниваетесь.

– Перезванивались. Пока ты не сбросил его в реку, – Никки протянула ему стакан.

Дверь комнаты, к которой поворачивалась Никки, когда звала мужа, открылась, и в гостиную вошел Ральф. Он был встрепанный и розовый, то ли со сна, то ли после стакана виски. Волосы у него были светлые, жидкие, глаза голубые. Он напряженно улыбнулся Роберту и приветливо пожал ему руку. Роберт встал.

– Привет, Боб, как жизнь?

– Все в порядке, спасибо. А вы как?

– Милый, неужели ты не мог надеть рубашку? Или хотя бы – как боксер – набросить сложенное полотенце под халат? Ты же знаешь, я не терплю, когда ты выставляешь напоказ свою волосатую грудь! – Никки взмахнула рукой у шеи мужа.

Никаких волос над треугольным вырезом белого белья, выступавшего из–под халата Ральфа, видно не было.

Ральф порозовел еще сильнее.

– Прошу прощения, – пробормотал он.

Он вроде замешкался или заколебался, возвращаться ли в спальню, но потом повернулся и скрылся за той же дверью, откуда только что вышел.

– Похоже, семейная жизнь тебя утомляет, – бросила ему вслед Никки.

После того как дверь за Ральфом закрылась, Роберт сказал:

– По–моему, ты мне так и не ответила.

Никки обернулась

– Насчет чего? Насчет Грега?

– Да.

Ральф вернулся в гостиную, он набросил на шею махровое полотенце и заправил концы в вырез черно–белого шелкового халата. Он подошел к столику с напитками.

– Да, насчет Грега, – повторил Роберт и заметил, что Ральф с интересом поднял голову.

– Да я этого Грега в жизни не видела, – сказала Никки.

– Но это не значит, что тебе неизвестно, где он, – ответил Роберт.

– Нет, значит. Понятия не имею, где он, – с вызывающим видом Никки, улыбаясь повернулась к Ральфу, и Роберт понял, что она лжет. Она снова посмотрела на Роберта. – Ох, Бобби, откажись от этой девушки. Уступи ее более достойному. Если он, конечно, жив.

– Дело не в девушке. Мне надо найти Грега.

– Ах, дело не в девушке! – передразнила его Никки.

Роберт взглянул на Ральфа. Безвольное, некрасивое лицо этого сорокалетнего человека было непроницаемо и ничего не выражало. Но Роберт подумал, что, пожалуй, оно слишком старательно ничего не выражает.

– Ральф вы знаете, о чем я говорю?

– Не провоцируй Ральфа! – взвилась Никки.

Роберт увидел как Никки сузила, почти закрыла глаза, готовясь к атаке, и поспешно обратился к Ральфу:

– Я полагаю, Ральф, вы знаете, что я попал в переплет. Мне необходимо узнать где находится или находился Грег Уинкуп. Меня пытаются обвинить в убийстве. Я могу потерять работу.

Ральф был все так же спокоен и непроницаем, Роберт чувствовал: он ждет указаний от Никки.

– Ну, а сюда ты зачем явился? – спросила Никки. – Можно подумать ты не прочь устроить здесь обыск! Давай, обыскивай! – и внезапно откинув голову и сверкая темными глазами, она расхохоталась явно довольная собой.

– Я говорю с Ральфом, Никки, – ответил Роберт.

– Но он–то с тобой вроде разговаривать не собирается, а?

– Ральф, я думаю, вы знаете о драке между мной и Уинкупом? – спросил Роберт.

– Да, да, знаю, – отозвался Ральф и потер нос. Держа в руке высокий желтый стакан, он медленно вышел на середину комнаты, обогнул большой круглый стол для коктейлей. Потом быстро отпил из стакана.

– Ральф! Я понимаю, тебе эта бессмыслица надоела, – заявила Никки. – До чего же похоже на те бесконечные дурацкие споры, которые мистер Форестер всегда затевал со мной. Сейчас тоже конца не видно!

– Ральф еще ничего не ответил мне. Скажите, Ральф, вы не знаете, где может быть Грег?

– Ох! Ну и тощища! – бросила Никки, круто поворачиваясь и взметнув ногой юбку. Она взяла со стола зажигалку, закурила сигарету и швырнула зажигалку на стол.

– Нет, – ответил Роберту Ральф.

– Ну вот, – воскликнула Никки. – Удовлетворен?

Роберт не испытывал никакого удовлетворения. Но Ральф снова исчез в спальне. И закрыл за собой дверь.

– Как ты смеешь являться сюда искать Грега! Ты – маньяк! Подглядываешь в окна за девушками, выбираешь себе подходящую! Да Грег прекрасно знает, как ты с ней познакомился! Верней, знал! А она–то, между прочем, нормальная? Тоже, наверно, чокнутая! Может, вы друг друга стоите?

У Роберта пересохло в горле.

– Что еще тебе говорил Грег?

Никки хмыкнула и вскинула голову.

– А тебе–то что до этого? Нет, Бобби, ты действительно рехнулся. Лишился последних мозгов. На кого ты похож? Посмотри на себя. Глаз подбит. Губа расквашена. Красавчик! – Увидев, что Роберт не собирается отвечать, Никки продолжала: – Подумай как следует, Бобби, ручаюсь, ты вспомнишь, как держал Грега под водой, пока он не захлебнулся! – она рассмеялась – Ну что, вспоминаешь, миленький?

Роберт медленно допил бокал и выпрямился. С Никки все повторялось, как в прежние дни, – оскорбления, ложь, – так они и жили. Больше здесь делать нечего. Он чувствовал, что Грег в Нью–Йорке, и Никки знает, где он. Придется действовать, исходя из этого, то есть просить полицию искать Грега здесь, но захотят ли они?

– Ну куда ты, Бобби? Сядь! Мы еще даже не начали разговор, – сказала Никки. – Не собираешься ли ты жениться на этой Дженни? Мне было бы жаль бедняжку, даже если она чокнутая

– Дело не в Дженни, – повторил Роберт. – У тебя что, сегодня уши заложило?

– Ничуть.

Вернулся Ральф. Он был в рубашке, в пиджаке, при галстуке. Взглянув на Никки, он прошел в маленькую переднюю и надел пальто.

– Решил пройтись? – спросила Никки.

– Немного. Пока, Боб. Надеюсь, еще встретимся, – сказал Ральф криво улыбнувшись, и открыл дверь на лестницу.

Дверь уже почти закрылась, когда Роберт вскочил и бросился за ним. Он вышел на площадку, и дверь квартиры громко захлопнулась. Ральф обернулся

– В чем дело, Боб?

– Вы ведь знаете, где он, верно?

Ральф смотрел на закрытую дверь

– Боб, я не хочу об этом говорить, – сказал он тиха – Простите, но не хочу.

– Вы имеете в виду, вы что–то знаете, но говорить не хотите? Если знаете, – он замолчал, так как Ральф пристально разглядывал то ли его щеку, то ли разбитую губу.

– Вот она какая, ваша родинка на щеке, – проговорил Ральф – Не такая уж большая, правда?

– Вы же меня и раньше видели, – смутившись, сказал Роберт. – Ральф, если вы… – Он услыхал, как за его спиной открылась дверь.

Подъехал лифт, и Ральф вошел в него. Роберт обернулся к Никки. Она стояла, прислонясь к косяку, опершись рукой о бедра.

– Хочешь остаться за дверью? А ведь теперь мы можем побыть вдвоем.

– Великолепно! – Роберт прошел мимо нее в квартиру. Там на белом кожаном кресле рядом со стенным шкафом лежало его пальто.

Никки положила руки ему на плечи.

– Ну почему бы тебе не задержаться, Бобби? Знаешь, я по тебе скучала. Ничего удивительного! Ты – лучший из всех любовников, каких я знала, и другого такого, пожалуй, у меня не будет.

– Пусти, – он подался назад от ее приближающихся губ, она тоже отклонилась и окинула его лицо оценивающим взглядом. Роберт отстранился и двинулся к дверям.

– Милый, пошли в спальню! Ральф не вернется раньше, чем через час, я его знаю. Во всяком случае, дверь закрывается на задвижку, и черный ход тоже, – с улыбкой добавила она.

– Перестань, Никки! – Роберт потянулся к ручке двери, но Никки заслонила дверь своим телом.

– Ну не притворяйся, что тебе все равно! Не разыгрывай благонравного! Не поверю, что эта девица из Пенсильвании в постели лучше, чем я!

Роберт протянул руку за ее спину, пришлось коснуться ее талии, чтобы достать до дверной ручки, а Никки оперлась на его руку и засмеялась воркующим смехом, не разжимая губ. Так она смеялась и в самые худшие, и в самые нежные моменты их совместной жизни. Сейчас это было чистое издевательство. Роберт открыл дверь неожиданно, так что Никки стукнулась об нее головой.

– Прости, – сказал он и протиснулся мимо нее на лестницу.

– Не говори только, что тебе самому не хочется!

– Нет настроения. Пока, Никки.

– Это у тебя–то нет настроения? Да ты всегда только об этом и мечтаешь! – крикнула она ему вслед.

Роберт начал спускаться.

– Трус! – вопила Никки. – Трус!

Роберт быстро сбегал по лестнице, держа руку над перилами, готовый схватиться за них, если оступится.

– Трус! Ненормальный! – неслось ему вслед, – Псих!

16

Выйдя из дома на Восемьдесят вторую восточную улицу, Ральф спустился по Первой авеню и вошел в ближайший бар. Он заказал шотландское виски с содовой, выпил половину, а потом направился к телефонной книге возле гардероба и нашел номер гостиницы «Герб Сассекса». Позвонив туда, он попросил мистера Грешема «Странное имя выбрал себя Уинкуп», – подумал Ральф. Он вспомнил закон Грешема ^[29], о котором Уинкуп вряд ли имеет представление и уж наверняка не может сказать, в чем он заключается. Закон, гласящий, что плохие деньги вытесняют хорошие, заставляя людей хранить втайне то, что имеет истинную ценность, но Ральф не успел до конца додумать, какая связь между этим законом и, вероятно, имеющей истинную ценность девушкой из Пенсильвании, за которую борются эти двое, как в трубке раздался голос Уинкупа.

– Это Ральф Юрген, – сказал Ральф. – Я бы хотел вечером встретиться с вами.

– Сегодня? А что случилось?

– Ничего. Вы будете у себя?

– Я собирался прошвырнуться по городу, а может, пойду в кино на последний сеанс.

– Нет, пожалуйста, не ходите. Мне надо вас видеть, – Ральф немного опьянел и к тому же сердился, иначе он не смог бы говорить так твердо, но решительный тон сделал свое дело. Грег ответил, что никуда не пойдет и будет ждать его.

Ральф взял такси Гостиница где жил Грег, оказалась захудалым заведением на Четвертой авеню. Холл выглядел грязноватым и обшарпанным, и представить себе, что он знавал лучшие времена и лучшую публику, было трудно. «Уинкуп выбрал эту гостиницу неспроста – подумал Ральф, – не только потому, что здесь легче, чем в первоклассном отеле, оставаться незамеченным, главное – у него потребность чувствовать себя приниженным, сознаться, что он поступает бесчестно, может быть, ему хочется даже как бы наказать самого себя. Уж Никки, конечно, оплатила бы ему содержание в любой гостинице. Сам–то Грег наверняка без денег». Лифт поднял Ральфа на четвертый этаж. Даже на лифтере форма была потрепанная. Ральф Юрген вырос в бедной семье. Признаки бедности он всегда ощущал сразу, они били его по нервам, коробили, видя их, он даже падал духом. Бедность уродлива, трагична ей не место в жизни.

Грег встретил гостя без пиджака в расстегнутом жилете и без ботинок.

– Ну что там стряслось? – спросил он, закрывая дверь. Говорил он, однако, достаточно любезно и улыбался.

Ральф снял пальто и, перебросив его через руку, сел на стул с прямой спинкой

– Боб Форестер был сегодня в городе. Он заходил к Никки.

– Никки сейчас звонила – чуть улыбаясь, сказал Грег.

– Я так и думал, что она вам позвонит, – заметил Ральф. – Ну как, Грег, не пора ли закругляться? Вы уже достаточно истерзали Боба, верно? Что вам еще нужно?

– Дженни, – ответил Грег.

– Гм, конечно, – Ральф опустил глаза на свои вяло сплетенные пальцы. Ему хотелось закурить, но доктора ограничили его до десяти сигарет в день. Десятую он обычно приберегал на последние минуты перед сном. – Однако заполучить девушку обратно, если вы лишены возможности общаться с ней, весьма трудно. А считаясь покойником, общаться невозможно, правда?

– Я раздавлю этого Форестера, – сказал Грег и швырнул спичку в проволочную мусорную корзину. – Я уже говорил вам, что я его уничтожу, и так и будет. Вот увидите, я выживу его из города. А для начала он потеряет работу. Кое–кто из моих друзей уже пишет его начальству.

– Что же они пишут?

– Что он псих, вот что. Никки это знает. Да и вы знаете. Он ведь целился в Никки из ружья. Разве вам это неизвестно?

– Да, насчет ружья я знаю. Обе версии. Версию Боба от его друга – Питера Кэмпбелла. Впрочем, Никки говорит, что позавчера я замахивался на нее тяжелой зажигалкой. А ничего подобного не было. Мы действительно ссорились и я взял зажигалку, чтобы прикурить. Никки же утверждает, будто я хотел ее убит.ь – Ральф закинул ногу на ногу. – В это вы тоже поверите?

Грег подошел к Ральфу вплотную и глубоко затянулся.

– С какой стати я должен верить приятелю Форестера? Он ведь слышал эту историю от него самого. А насчет подглядывания, а? Как, по–вашему, он познакомился с Дженни? Ведь ни он, ни она не хотят сказать, как они встретились.

Ральф поднял брови. Он не знал, что думать об этих слухах насчет подглядывания, да и дело сейчас не в этом. Ральф заметил на обшарпанном столе наполовину опорожненную бутылку виски.

– Вы пьете? – спросил Грег.

– Нет, Грег, спасибо, я пришел к вам вот зачем. По–моему, вы уже достаточно порезвились. Это несправедливо и бесчестно, не говоря уже о том, что бесполезно.

– Бесчестно? А вы кто такой, чтобы рассуждать о том, что честно, а что нет? Да ваш рекламный бизнес – сплошной обман. Разве не так? Сами прекрасно знаете.

– Короче говоря, я предлагаю вам кончать игру.

– А если я откажусь? – сказал Грег. – Я кое–что задумал и доведу дело до конца.

– Вы воображаете, что, если избавитесь от Боба, ваша девушка тут же вернется к вам? Глупо!

– Она меня любит, я знаю. Этот Форестер просто ее околдовал. До меня она ни с одним мужчиной не была. Я у нее первый, – говорил Грег, тыча себя в грудь большим пальцем.

От наивности этих слов Ральф едва сдержал улыбку. Но было ясно: Грег гордится собой, это делало его опасным. Казалось его тупым кулакам на длинных, безвольно опущенных руках просто не терпится кого–нибудь отдубасить.

– Что сейчас сказала вам Никки?

– Никки на моей стороне, – ответил Грег и взял бутылку с виски. Плеснул немного в стакан, зашел за ширму в углу комнаты и открыл кран. – Она сказала, что Форестер вроде как вас разжалобил, – продолжал Грег, выходя из–за ширмы. – Господи! Да где это видано, чтобы оправдывали тех, кто крадет чужих девушек?

– Где это видано, чтобы девушек крали? Девушка, знаете ли, не мешок с сахаром.

– А про Дженни именно так и можно сказать, – мечтательно произнес Грег. – Сплошной сахар.

Тут Ральф понял, что Грег слегка пьян.

– Боб сказал сегодня, что девушка его не интересует.

– Что?

– Я слышал, как он сказал, что дело не в девушке, ему надо найти вас.

– Еще бы! Конечно, надо! Но только Дженни его еще как интересует! Просто духу не хватает признаться. Может, не так, как он ее, но будьте спокойны, интересует! Ходит к ней по три–четыре раза в неделю. И, конечно, спит с ней. А она, наверно, и рада, – Грег замахнулся, словно хотел швырнуть стакан об стену, но передумал и допил виски.

– Почему бы вам завтра не вернуться домой? Скажете своему начальству или квартирной хозяйке, ну, кому там положено, что вас на неделю задержали в Нью–Йорке. Я уверен, там вы скорее добьетесь своего, чем прячась здесь по гостиницам.

Глаза Грега вспыхнули.

– Не уеду, пока не узнаю, что дали письма моих друзей. Они еще Дженни позвонят. Расскажут ей, что за птица этот Форестер. Пусть узнает. И полиция пусть знает. Плюс ко всему, он еще и спал с нею, этот псих.

– А вы разве нет?

– Но я–то не псих! – Грег повернулся к Ральфу спиной.

– Я так понял, что ваши друзья знают, где вы?

Грег круто повернулся, и его руки, словно маятники, откачнулись от тела.

– Забудьте о моих друзьях. Считайте, что я о них не говорил. Ничего они не знают. Ничего не пишут. Думают, что я умер. Я сам написал письмо начальнику Форестера.

Зазвонил телефон.

– Меня здесь нет, – сказал Ральф – И я сюда не приходил.

Грег понимающе улыбнулся и взял трубку.

– Привет! – сказал он. – Нет… нет… не был.

Ральф разглядывал листок, лежавший на письменном столе. Это была программа кинотеатра на Сорок второй Западной улице: «Сексуальные оргии у пигмеев», «Студенческие дома развлечений».

– Да, – произнес Грег более мягко. – Я вспомнил. Не беспокойтесь ни о чем. Нет… Думаю, да… Да… Всего! – он повесил трубку.

Ральф, уже взявшись за ручку двери, смотрел на Грега. Грег отвел глаза.

– По–моему, вам надо завтра же уехать. Вернуться в Лэнгли или как там называется городишко, где вы живете.

– В Хэмберт Корнерз. Там и Дженни живет. В Лэнгли живет этот псих.

– Уезжайте, Грег.

– Вот как? – Грег улыбнулся – А зачем?

– Во–первых затем, что я уверен, Боб попросит полицию обыскать все нью–йоркские гостиницы. Он уже сообразил, что вы здесь и что Никки вам помогает.

Грег пожал плечами.

– Ладно. Перееду в другое место.

– А кто будет оплачивать ваши счета там?

– Послушайте, Ральф. Никки дает мне деньги в долг. У меня есть свои в банке, но не могу же я сейчас выписать чек, верно?

– Если вы завтра же не уедете, я сообщу в полицию, где вы, – сказал Ральф.

– С чего это вдруг?

– Я не желаю участвовать в ваших делах, – голос Ральфа внезапно зазвенел от гнева. – Между прочим, я могу заявить в полицию даже сейчас.

– Попробуйте только! Да я… – Грег ринулся к нему.

Ральф не пошевелился.

– Что вы? – он открыл дверь и вышел, захлопнув ее за собой.

Подойдя к лифту, Ральф нажал кнопку и обернулся посмотреть на дверь Грега – та оставалась закрытой. Тогда Ральф, медленно моргая, снова повернулся к лифту, он дышал тяжело, будто после драки. Ральф знал, что таким храбрецом он стал от ревности – Никки явно ведет с Грегом свою игру. Он подозревал жену, а там, где речь идет о Никки, любое подозрение равносильно уверенности… Как–нибудь утром или раза два после обеда, когда Ральф был у себя в конторе… А если этого пока не произошло, случится непременно. Еще один маленький триумф для Никки, хотя и не слишком блестящий. Еще один способ уязвить Ральфа – изменить ему с самым заурядным парнем на четвертом месяце совместной жизни. Еще один способ привязать к себе Грега, как она привязывает или стремится привязать к себе прочую шушеру – пьяниц и мошенников, которые ошиваются у них дома, – кого лестью, кого щедростью, кого дешевым гостеприимством, а кого и постелью.

Однако, оказавшись на улице и решив немного пройтись чтобы остыть, прежде чем взять такси, Ральф понял, что ни в какую полицию он сегодня не пойдет и, наверно, не пойдет и завтра. Он подумал, что и так припугнул Грега. Завтра, а может, даже и сегодня Грег уберется из города. Пусть плетет свои дурацкие интриги в Филадельфии или в другом месте, но, по крайней мере, не здесь, У Ральфа под носом.

Когда Ральф вернулся, Никки дома не было.

В голове у него сразу зашевелились черные мысли, и он заметил, что глупо улыбается словно хочет доказать самому себе, будто ее отсутствие ему безразлично. Он вспомнил, что два часа назад видел точно такую же улыбку на лице у Роберта. Ральф сомневался, что первое «да», которое произнес Грег, разговаривая с Никки по телефону, подтверждало, что Ральф у него, а второе, вероятно, означало, что Грег будет ждать ее у себя в номере.

Ральф снял пальто, пиджак и прошелся ко квартире, заглянул в спальню, где высилась огромная двуспальная кровать – на душе у него стало муторно, – и остановился на пороге мастерской жены. С деревянных перил вдоль стен вкривь и вкось свисали холсты. В глаза ему ударили яркие пятна красок. Ральф заморгал и сморщился. Ковра на полу не было. Никки, наверно, наступила на комок бирюзовой краски, потому что по всей мастерской, словно цветной узор у Поллака, шли ярко–голубые следы. На мольберте он увидел копию с картины Аугустуса Джона – вверх ногами, контуры намечены точками. Никки была захвачена мыслью воспроизвести «ритм» рисунков Аугустуса Джона и, перевернув их вверх ногами, создать абстрактные картины. Этим замыслом она поделилась с Ральфом не сама, просто однажды он решил выяснить, почему весь дом забит перевернутыми вверх ногами картинами, тогда Никки ему объяснила. Но предупредила: никто не должен знать, что картины созданы по рисункам Джона и Ральф не смеет никому ничего говорить. Ральф повернул обратно. Наверно, лучше не заглядывать в ее мастерскую, подумал он. Пусть себе, пока его нет дома, читает его личные письма вскрывает конверты и неуклюже заклеивает их снова оставляя на бумаге следы клея. Ничего не поделаешь, такой уж у Никки нрав – подозревает его, когда никаких поводов для подозрений нет. «Но в один прекрасный день, – подумал он мрачно, – повод может и появиться».

Ральф принял душ и лег в постель; с полчаса он сосредоточенно изучал десяток скучных брошюр, выпущенных компанией по производству фруктовых соков: его агентство получило заказ на рекламу соков, рассчитанную на шесть месяцев. Агентство уже разработало подробный план действий, но компанию он не удовлетворил. Теперь Ральфу предстояло просмотреть весь материал и продумать, как его подать под другим углом. Но в голову лезли только дешевые каламбуры. Его уже тошнило от них. Последняя сигарета была давно выкурена. Он положил брошюры и проспект рекламы на пол и потушил свет.

Его разбудило щелканье замка открываемой двери. Ральф прищурился и посмотрел на световое табло часов – семнадцать минут третьего.

Никки приоткрыла дверь в спальню и, повиснув на ручке, сказала:

– Привет! Ну как ты?

Ральф сразу понял, что она не пила. Она играла в чуть застенчивую и слегка виноватую девочку.

– Спасибо. В порядке. Хорошо провела вечер?

– К твоей радости могу сообщить, что Грег уезжает сегодня, – сказала Никки и вышла перекинув пальто через плечо.

Свет в гостиной слабо озарял спальню, придавая ей унылый вид. Ральф глядел, как над пальцами его ног приподнимается светло–желтое одеяло.

– Куда он направляется? – спросил Ральф.

Никки стащила через голову белый ангорский свитер встряхнула его и повесила на стул. Бюстгальтера на ней не было, она их никогда не носила, скромностью же, напускной или естественной, она не отличалась. Уперев руки в бока, она повернулась к Ральфу.

– Он не сказал.

– Будем надеяться что в этот его Хэмберт Корнерз, или как он там называется.

– Ну нет. Только не в Хэмберт Корнерз, – она расстегнула ремешки на босоножках, сбросила их с ног, подошла к шкафу и расстегнула молнию на брюках.

– А тебе–то что до всего этого, Ральф? Для чего надо было грозить Грегу, что ты заявишь в полицию? Ты же знал, что не заявишь? С чего это ты решил быть святее всех святых? – задребезжав распялками, она повесила брюки.