Текст книги "Сочинитель убийств. Авторский сборник"

Автор книги: Патриция Хайсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 47 страниц)

– Ну что ж, по правде говоря, в тюрьме, наверно, безопасней, чем у меня дома.

И тут он представил, как эксперт, за которым последнее слово, признает, что найденный труп – труп Уинкупа. Может, это случится сегодня. Что тогда? Сколько могут дать за непредумышленное убийство? А может, теперь они считают его умышленным?

– Вам хочется попасть в тюрьму, мистер Форестер?

– Нет. – Роберт засунул руки в карманы брюк. – Это что, такая юридическая процедура? Вы всегда сначала спрашиваете подозреваемого, хочется ли ему в тюрьму?

– Нет, не всегда. Может быть, вы взглянете на труп? Мы бы хотели, чтобы вы на него взглянули.

– Прекрасно! – таким же непринужденным тоном ответил Роберт. – Подождите минутку, я только возьму плащ.

Роберт вернулся в чертежную, прошел мимо своего стола к шкафу, потом повернул, вспомнив, что плащ не в шкафчике, а на стуле. Джек вопросительно посмотрел на него, но Роберт покачал головой и успокаивающе помахал рукой. Потом возвратился в приемную к Липпенхольцу.

Пока они ждали лифта, Липпенхольц оглядел Роберта с ног до головы.

– Почему вы в плаще? Дождя ведь нет, – сказал он. – Солнце светит вовсю.

– Я люблю плащи, – ответил Роберт.

Он заметил что Липпенхольц страшно доволен, как будто уже успешно закончил расследование.

В черной полицейской машине Липпенхольца они отправились в Риттерсвиль. Липпенхольц сказал, что охотно отвезет Роберта обратно или поручит это кому–нибудь из патрульных.

– Вы были у родителей мисс Тиролф? – спросил он по дороге.

– Нет.

– И не пытались увидеться с ними?

– Нет. Я с ними не знаком, – сказал Роберт.

– Славные люди.

Роберт вздохнул, он был раздражен и чувствовал себя несчастным.

В Риттерсвиле Липпенхольц оставил машину у полицейского участка, и они вошли в дом вместе. Движением пальца Липпенхольц показал седовласому полицейскому, что они нуждаются в провожатом, и дал знак Роберту следовать за собой вниз по деревянным ступеням в конце комнаты. Внизу стояло шесть эмалированных столов, но занят был только один, на нем лежал труп, накрытый грязно–белой простыней. В углу читал журнал полицейский, на вошедших он не обратил никакого внимания.

– Вот он, – сказал Липпенхольц приподнимая угол простыни и откидывая ее.

Роберт заранее постарался взять себя в руки, но при виде трупа слегка попятился. Не сохранилась даже нижняя челюсть. Обозначились кости черепа, ключицы. Излохмаченная бескровная бледная плоть покрывала скелет. Тело казалось телом очень старого человека.

– Зубы, – произнес Роберт. – У него сохранилось несколько зубов.

Липпенхольц живо взглянул на него.

– Да, мы пытаемся найти зубного врача, у которого лечился Уинкуп. К сожалению, он сейчас в штате Юта гостит у родственников. Даже хуже, он там на охоте или что–то в этом роде, – казалось, это обстоятельство забавляет Липпенхольца. Он все еще держал простыню в руках, чтобы Роберту был виден труп.

Движением руки Роберт попросил его закрыть тело.

– Я ничего не могу сказать, сколько бы ни рассматривал его.

– Что–то вы побледнели, мистер Форестер.

У Роберта тошнота подступала к горлу. Он повернулся к двери, высоко поднял голову, но от этого запах, заполнявший помещение, стал еще сильнее. Роберт нарочно двинулся к выходу медленно, не торопясь, так что Липпенхольц открыл дверь первым.

– Спасибо, Чарлз, – крикнул он дежурному, погруженному в чтение, тот в ответ что–то буркнул.

– Как вы думаете, сколько потребуется временя чтобы добраться до этого зубного врача? – спросил Роберт.

– Не знаю.

– А картотека его здесь? Разве никто не может навести по ней справки?

– У него маленькая приемная в Хэмберт Корнера Она заперта.

– Вы сообщили ему в Юту, что дело срочное?

– Нам даже не удалось с ним связаться. Мы говорили только с родственниками. Он куда–то уехал.

– Как его фамилия?

– Макквин, – ответил Липпенхольц – Томас или Теодор. – Он все еще внимательно наблюдал за Робертом. – Что вы скажете об этом трупе? Рост – шесть футов два с половиной дюйма. Худощавое телосложение.

Роберт ответил инспектору только взглядом, ему все еще было не по себе, он не мог даже говорить на эту тему. Липпенхольц вышел вместе с ним на улицу, но задержался на каменном крыльце, разговаривая с другим полицейским, а Роберт отошел к автомобильной стоянке и быстро освободился от нескольких глотков кофе, который выпил утром. К тому времени, как Липпенхольц вместе с другим полицейским подошел к нему, Роберт уже курил.

– Этот джентльмен доставит вас обратно в Лэнгли, – Липпенхольц показал на высокого полицейского и тихо добавил: – Я хотел задать вам сегодня кое–какие вопросы, но, кажется вы себя неважно чувствуете.

– Какого рода вопросы?

– Ну… знаете, давайте подождем до тех пор, когда мне удастся связаться с зубным врачом…

Роберт сказал:

– А нельзя ли сегодня на ночь приставить ко мне охрану? Скажем, полицейский в машине мог бы дежурить перед моим домом.

– Полицейскую охрану? – сказал Липпенхольц улыбаясь еще шире.

– Вы ведь только недавно спросили меня не хочу ли я в тюрьму, а назначить одного полицейского у моего дома – это и дешевле, и проще, правда?

Липпенхольц молча улыбался, явно стараясь придумать в ответ что–нибудь остроумное.

– У меня нет оружия, а у того, кто пытается меня подстрелить, есть, – сказал Роберт.

– Ну, бросьте, не надо преувеличивать…

– Вы ведь не начальник этого полицейского участка, инспектор Липпенхольц? – Роберт ощутил, как на лбу у него выступил холодный пот.

Улыбка сбежала с лица Липпенхольца. Его светлые брови сошлись в напряженную горизонтальную линию.

– Ну знаете, не в вашем положении…

– Вы не хотите согласиться, что за мной охотится с пистолетом Уинкуп, потому что вам это невыгодно. А может быть потому, что у него нет разрешения на оружие? – Роберт рассмеялся.

Тут высокий полицейский, стоявший рядом с Липпенхольцем, громко заворчал, как собака ожидающая хозяина

Липпенхольц задрал изрытый оспинами подбородок.

– Слушайте, мистер Форестер, как бы вам не договориться еще до худших неприятностей, поостереглись бы! Кто вы такой, как по вашему? Нарушитель спокойствия в самом скверном смысле этого слова! Мы можем вас арестовать по обвинению в подглядывании, это вы понимаете? К тому же вам вот–вот предъявят обвинение в убийстве. И вы еще смеете…

– Смею! А дальше что?

Лицо Липпенхольца перекосилось он посмотрел на стоявшего рядом полицейского.

– Хорошо, мы выделим вам дежурного. Когда ему приступать?

– Когда хотите. Чем раньше, тем лучше.

– Ладно, – сказал Липпенхольц самодовольно ухмыляясь как будто делал Роберту одолжение.

– Значит, я могу на вас положиться? Сегодня ночью, по крайней мере, охрана будет? – спросил Роберт.

– Будет, – ответил Липпенхольц.

Роберт сомневался что ему можно верить.

– Отвезите его в Лэнгли

Полицейский взял Роберта за локоть, но тот вырвал руку. Тогда полицейский показал ему на черную машину, и Роберт последовал за ним. Липпенхольц пошел назад в участок. «Наверно, будет, распустив слюни, изучать труп», – подумал Роберт.

Всю дорогу в Лэнгли полицейский молчал, как каменный. Роберт немного успокоился. Он в первый раз столкнулся с законом, с жестким законом, но ведь ему и раньше приходилось слышать, что в полиции со всеми обращаются и разговаривают жестко, так стоит ли принимать это близко к сердцу? Точно так же ведут себя часто дорожные инспекторы, а у тех поводы гораздо ничтожней. Роберт был доволен, что он настоял на своем. А у него хватило духу, наверно, только потому, что он знал: терять ему нечего.

– Куда нам? – спросил полицейский когда въехали в Лэнгли.

– В «Лэнгли Аэронотикс», – ответил Роберт.

Полицейский остановился у ворот стоянки. Роберт вышел, прошел внутрь, отыскал свою машину, сел в нее и поехал домой. Потом он позвонит Джеку Нилсону, а сейчас ему не хотелось ни с кем разговаривать. Дома все его вещи были упакованы, кроме некоторых кухонных принадлежностей. В гостиной на полу лежали открытые, почти заполненные чемоданы. Предполагалось, что через два дня, тридцать первого мая, он переедет в Филадельфию и поселится в какой–нибудь гостинице. Теперь все это отпадало, все, кроме переезда, ведь он обещал своему квартирному хозяину тридцать первого выехать. Роберт подумал, что больше его ничто здесь не задерживает – только надежда увидеть Грега, безумная надежда схватить его живым или мертвым и приволочь в полицейский участок, а иначе разве полицейские поверят ему на слою, что он видел Уинкупа? Роберт выпил виски со льдом, чтобы немного успокоиться. Поймал себя на том, что думает о родителях Дженни. Чем, она говорила, занимается ее отец? Ему захотелось написать им, попытаться объяснить – нет, не выгородить себя, а попробовать как можно убедительней объяснить, почему то, что случилось, должно было случиться. А может быть, ее родителям вовсе не хочется этого знать? Наверно, то, что она умерла, для них самое главное и заслоняет все остальное. Дженни похоронят завтра в Скрентоне, это он узнал из газет.

Роберт вздрогнул, услышав, как кто–то скребется под окном возле входной двери. Он быстро метнулся к окну и прижался к стене. От яркого света пришлось прищуриться, тут он увидел у своего почтового ящика коричневую с белым собаку, похожую на колли. Собака семенила прочь, принюхиваясь к земле. Роберту показалось, что он уже видел ее здесь. Поддавшись какому–то порыву, он открыл дверь и свистнул. Собака остановилась, повернулась, сделала шаг назад к Роберту и замерла в нерешительности. Роберт свистнул еще раз, вышел на крыльцо и присел на корточки.

Пес пригнул голову, поджал живот и, виляя хвостом, медленно двинулся к Роберту. Роберт, благодарный псу за его дружеское расположение, потрепал собаку по голове.

– Хороший, хороший пес. Ты голодный?

«О чем я спрашиваю?» – подумал Роберт под пушистой шерстью собаки можно было пересчитать все ребра. Роберт вернулся в кухню, достал из холодильника остатки жаркого – его оказалось немного, открыл банку рубленой соленой говядины. Собака, не решаясь войти в дом, ждала на крыльце. Роберт положил мясо на тарелку и поставил перед ней. Собака набросилась на еду и все косилась на Роберта то ли благодарно, то ли подозрительно; ребра у нее так и ходили ходуном. Роберт улыбался, с удовольствием наблюдая, как она ест. Потом собака вошла в дом. Весь день она спала, просыпаясь, когда Роберт делал какое–нибудь движение видно, боялась, что он уйдет. Роберт заметил что это сучка.

В пять поехал за гостями и поманил собаку на улицу, он не хотел запирать ее, вдруг у нее есть дом и она захочет уйти.

Утренним газетам Липпенхольц вероятно, не разрешил опубликовать сообщение о найденном трупе, но все вечерние поместили его на первых полосах. «Власти ждут только окончательного подтверждения от зубного врача Томаса Макквина из Хэмберт Корнерз, который на время уехал из города». «Окончательного подтверждения!» Как будто у полиции достаточно других доказательств, подтверждающих, что утопленник именно Грег Уинкуп.

Собака ждала на крыльце и завизжала от радости, когда Роберт подошел. Он хотел заехать в магазин, купить собачьих консервов, но забыл. Пришлось дать ей пару сырых яиц и миску молока, а два яйца он поставил вариться для себя.

И тут зазвонил телефон.

Скоро стемнеет. Роберт, устало поднимаясь, взглянул на три окна в гостиной и подумал, что нужно хотя бы спустить поскорее шторы; ведь, когда он ездил за газетами, никаких намеков на полицейскую охрану не было. Он взял трубку.

– Липпенхольц – отрывисто прозвучал голос инспектора – Доктор Макквин приедет в субботу вечером. Я думал, вам небезынтересно это узнать.

– Хорошо. Спасибо.

До субботнего вечера ждать остается не меньше сорока восьми часов.

– Сегодня будете ночевать дома?

– Да, – ответил Роберт. – Вы направили кого–нибудь ко мне на дежурство?

– М–м–м, да Скоро мой человек будет на месте.

– Спасибо, – сухо ответил Роберт. – Надеюсь, будет.

– Я вам еще позвоню, – пообещал Липпенхольц и повесил трубку.

Роберт спустил шторы и зажег настольную лампу на письменном столе. Яйца закипели. Он выключил газ и съел их стоя возле раковины «Не пойти ли в кино? – подумал он. – Просто чтобы уйти из дома». Но мысль об этом была так противна, что он решился остаться. Роберт выпил еще неразбавленного виски. Посмотрел на занавешенные окна гостиной, потом на собаку, она лежала, уткнув голову в пол между передними лапами, и наблюдала за ним. «Буду весь вечер присматриваться к собаке, не слышит ли она чего», – решил Роберт.

– Если услышишь, залай, ладно? – он нагнулся и погладил ее по выпирающим ребрам.

Его удивляло, что никто не звонит: ни Джек Нилсон, ни Тессеры, а ведь могли бы, хотя из любопытства. Может, для них найденный труп – последняя улика? А может, они считают, что он в тюрьме? Он только сейчас сообразил, что сообщения в вечерних газетах были недлинные, в них в основном писали, где и кем было обнаружено тело.

Роберт позвонил Нилсонам. Подошла Бетти, она была страшно внимательна и озабоченна: Джек сказал ей, что утром Роберт неважно выглядел. Роберт заверил ее, что все благополучно. Потом трубку взял Джек.

– Рад слышать, что ты дома, – сказал он. – Когда я прочел в вечерних газетах насчет этого утопленника, я уж не знал где тебя и искать.

– В тюрьме, пожалуй, мне было бы спокойнее, я так и сказал утром моему другу Липпенхольцу. Это тот полицейский в штатском, которого ты видел. Он возил меня сегодня на опознание трупа, а потом… – Роберт остановился

– А как они считают? Это Уинкуп?

– Вряд ли, – Роберт рассказал Джеку о вчерашнем происшествии с пулей.

– Я думаю, стрелял Уинкуп, – устало добавил он. – А значит, это не его труп.

– Понятно. В моей газете о выстреле ничего нет. То–то ты был бледный сегодня утром.

Они поговорили еще минут десять, и Роберт так устал, что рухнул в кресло. Он горько улыбнулся: в голосе Бетти, несмотря на все ее старания, звучала подозрительность. Она даже не упомянула о трупе. Произнесла несколько банальных фраз. Роберт это почувствовал: она говорила, лишь бы не молчать. А когда Джек предложил ему приехать и переночевать у них, Роберту послышалось – правда, он не был в этом уверен, – будто Бетти сказала «нет, не надо!» Роберт поблагодарил Джека и отказался воспользоваться убежищем.

Снова затрезвонил телефон.

Это из Нью–Йорка звонил Питер Кэмпбелл.

– Слава богу, ты дома, – проговорил он. – Что у вас там происходит?

Ему, конечно, хотелось подробнее узнать об утопленнике, и Роберт рассказал, в каком кошмарном виде тело, и о том, что в субботу ждут заключения зубного врача Уинкупа.

– Но у меня припасен еще один козырь – добавил он.

– Какой?

– Одна штука. Она может спасти меня от обвинения в непредумышленном убийстве. Дело в том, что Уинкуп в меня стрелял. Но для начала нужно, чтобы полицейские нашли Уинкупа и опознали оружие. Так вот здесь они не слишком усердствуют с поисками, – и он рассказал Питеру о пуле, застрявшей в салатнице. С Питером он мог даже посмеяться над этим.

– Боб, а ты бы не хотел перебраться на пару дней к нам?

– Большое спасибо, но мне на эти дни запрещено выезжать из города.

– Что? – не веря своим ушам, переспросил Питер.

– Дела у меня весьма скверные. Я рад, что из нью–йоркских газет это неясно. Я многое бы дал, чтобы сейчас быть с вами! Как там Эдна?

Эдна Кэмпбелл подошла к телефону и тоже поговорила с ним несколько минут. Очень деликатно она осведомилась, был ли он влюблен в девушку, которая покончила с собой.

– Не знаю, – ответил Роберт. – Она мне очень нравилась, но был ли влюблен? Не знаю.

Поговорив с Кэмпбеллами, Роберт сообразил, что они ни словом не упомянули о том, как он и Дженни познакомились. Не может быть, чтобы они обошли эту тему специально, уж слишком давние они друзья. Просто не придали подглядыванию значения, вот и не стали о нем говорить. Это уже что–то.

Примерно в половине десятого Роберт весь в поту проснулся после недолгого сна. Он лежал на красной тахте. Ему приснилось что–то страшное, но что, он вспомнить не мог. Собака спала на прежнем месте. Горела настольная лампа. Окно, в которое накануне влетела пуля, застрявшая в салатнице, опять было приоткрыто дюйма на четыре. Правда, штора была спущена. Может быть, лучше закрыть его? Но окно так и осталось открытым.

Роберт подошел к пишущей машинке и посмотрел на письмо, которое он начал писать родителям Дженни:

«Дорогие миссис и мистер Тиролф! Пишу вам, чтобы попытаться рассказать кое о каких обстоятельствах и событиях, про которые вы, может быть, не знаете – я не уверен, рассказывала ли вам Дженни и насколько подробно. Начну с конца – в понедельник вечером она приехала ко мне, чтобы сказать, что больше не хочет со мной видеться. Мы не ссорились. Она не…»

Он отвернулся. Письмо звучало банально, холодно и, пожалуй, даже заискивающе.

Телефонный звонок отозвался резкой болью у него в спине и плечах Наверно, опять Никки. Она уже звонила сразу после Кэмпбеллов.

– Ну что, знаешь теперь, где Грег? – спросила она – Он мертв! Мертв!

Чтобы заставить ее замолчать, чтобы как–то прервать ее, Роберт громко потребовал к телефону Ральфа Но Никки ответила, что Ральф пошел пройтись и будет гулять «долго–долго».

Роберт смотрел на продолжавший трезвонить телефон, но потом все–таки снял трубку.

– Междугородняя. Вызывают Роберта Форестера. Говорите с Чикаго.

– Мама? – спросил Роберт.

– Да Боб. Ну как ты там, милый?

– Все благополучно, мама я…

Собака зарычала вскочила повернула морду к окну, и Роберт увидел мелькнувшую тень.

– Мама мне надо…

Раздался треск, и что–то впилось ему в левую руку.

Он выронил трубку и сбросил со стола настольную лампу. Пока лампа падала, прогремел второй выстрел. Потом еще один, и Роберт услышал жалобный визг собаки.

Потом еще два выстрела.

Роберт неподвижно лежал в темноте. Собака скулила. Мгновенно вскочив, Роберт бросился к окну и отдернул штору, за окном была кромешная темнота. Он побежал на кухню, на ощупь нашел на столе фонарик, случайно смахнул его на пол, поднял и поспешил к окну. Быстро посветив фонариком везде, где только мог, он стал передвигать его медленней, но ничего не заметил нигде ни души. Роберт потушил фонарь, сжал его в кулаке, как дубинку, и вышел на крыльцо; он двигался шумно, не таясь, спрыгнул со ступенек вбок и зашел за кусты у изгороди. Поглядел на дорогу – глубоких канав вдоль нее не было, но все же кто–то мог там спрятаться, прижавшись к земле. Вдруг он заметил что из его левой руки течет кровь, и притом сильно. Слева вдали он увидел красные задние огни какой–то машины, удалявшейся в сторону Лэнгли. Грег? Броситься вдогонку? Через три секунды машина скрылась из виду. Нечего и думать настичь ее.

Роберт вернулся в дом, зажег лампу над входной дверью. И тут увидел собаку. Она лежала на боку, головой к окну, между торчащими ребрами виднелась маленькая ранка. Собака была мертва.

Роберт подобрал с пола трубку, положил ее на рычаги и с минуту тупо смотрел на аппарат, силясь вспомнить номер телефона полицейского участка в Риттерсвиле. Потом снял трубку.

– Дайте мне полицию в Риттерсвиле, – попросил он, когда отозвалось справочное.

– Какое отделение? Номера всех отделений указаны в телефонной книге.

– Я не могу искать, – ответил Роберт. – Дайте управление.

В ожидании он равнодушно разглядывал расщепленный угол письменного стола, разбитое стекло на покосившейся картине, висящей прямо перед ним.

– Алло, – сказал Роберт. – Говорит Роберт Форестер. Я хочу вам сообщить…

В дверь громко застучали.

Она открылась, и в комнату вошел высокий седой человек в рабочей одежде с приоткрытым от удивления ртом. Это был Колбе, ближайший сосед Роберта.

– Понимаю, понимаю. Вы насчет стрельбы. Я как раз звоню в полицию, – Роберт бормотал, словно пьяный.

Сосед посмотрел на собаку, нахмурился, нагнулся над ней.

– Да это же собака Хаксмайеров! – сказал он возмущенно. Резкий мужской голос в телефонной трубке повторял:

– Алло! Говорите! Вы слышите?

– Я хочу сообщить, что в меня стреляли. Это Роберт Форестер – сказал Роберт, трубка выпала у него из рук. Он хотел поднять ее, но потерял сознание.

21

Вокруг стоял шум и гам, звучали чьи–то голоса, грохотали шаги по паркету. Из этого многоголосого гула к Роберту, как пушечные выстрелы, прорывались обрывки фраз: «Пьяный… стрельба… выстрелов пять… он здесь недавно… с чего вдруг?… Бедная собака… уберите ее…»

– Вы бы не могли помолчать? Хорошо бы кто–то из вас… Ну что, вам лучше? Полежите минутку, не двигайтесь

Последние слова произнес рядом с Робертом чей–то спокойный голос.

Роберт приподнялся, опершись на локоть, но тут же упал ничком и свалился бы с тахты, если бы кто–то не подхватил его за плечи и не уложил обратно. Роберт поморщился. В комнате было полно народу – полицейские, какие–то мужчины, несколько женщин, одна в темном пальто, накинутом прямо на длинную, до пят, ночную рубашку, пальто она придерживала у горла, волосы у женщины были заплетены на ночь в косы. Под голову Роберта кто–то подложил подушки. Левый рукав рубашки был обрезан, и доктор протирал ему руку спиртом. Рука ничего не чувствовала но резкий запах спирта был приятен.

– Так. Вот это пока подержите возле носа – сказал доктор, вручая Роберту смоченный чем–то ватный томпон. – Вам повезло. Никаких переломов. Кость не задета.

Доктор был бодрый, маленький, над ушами и на затылке вокруг лысины пушились седые волосы. Он деловито и быстро разматывал белый чистый бинт.

Тут Роберт увидел, что к нему подходит Липпенхольц в своем светло–сером костюме, в сдвинутой на затылок шляпе.

– Ну что, очнулись? Что тут произошло?

В комнате наступила тишина и все повернулись к Роберту. На лицах были страх, гнев, безразличие, любопытство. Ни одно не выражало сочувствия.

– В меня стреляли, – сказал Роберт. – Через окно. Через то же самое окно, – он показал взглядом, через какое.

Липпенхольц посмотрел на окно, потом снова повернулся к Роберту.

– Сколько раз стреляли?

– Пять или шесть Не знаю, спросите своего дежурного.

– Пять, – вмешался в разговор высокий человек, который пришел первым.

Липпенхольц нахмурился.

– Дежурный был на месте. Говорит, отлучился выпить кофе, всего на пять минут, злоумышленник этим воспользовался.

«Врет, – подумал Роберт, – зарабатывает одобрение слушателей».

– Надо было захватить термос.

– Я ему скажу, – пообещал Липпенхольц – Ну и что случилось после выстрелов?

– Я выбежал с фонарем, – ответил Роберт. – Но ничего не увидел, кроме…

– Кроме чего?

– Я увидел на шоссе, в направлении Лэнгли, задние огни какой–то машины. Потом они исчезли. Но вряд ли этот автомобиль имел отношение к случившемуся. Он был слишком далека

Липпенхольц кивнул и сказал:

– Мы нашли парочку пуль. Опять тридцать второй калибр.

Роберт повнимательней оглядел собравшихся в комнате. Все они смотрели на него враждебна

– А собака как сюда попала? – спросила худая женщина в пальто, наброшенном на ночную рубашку.

– Пришла днем, – объяснил Роберт. – Была голодная, я ее накормил.

– Это наша собака, вы не имели права! – заявила женщина, выступая вперед, а худой мужчина ниже ее ростом шагнул за ней и придержал ее за руку.

– Марта! – сказал он.

– Отстань! Как вы смели заманить нашу собаку в ваш мерзкий дом? И вот она убита. А стреляли–то в вас! И, видно, поделом! Так вам и надо!

– Пойдем, Марта, полицейские сами…

Но собравшиеся загудели в поддержку женщины, некоторые выкрикивали что–то оскорбительное. Один из полицейских беззвучно рассмеялся, откинув голову, и переглянулся с товарищем.

– Он же убил человека! Верно? – визжала женщина, которую звали Мартой. Она обращалась к Липпенхолыгу, но тот не отвечал, и она повернулась к остальным: – Верно?

– Да, да, – тихо подтвердило сразу несколько человек.

– А теперь он убил мою собаку! Ни в чем не повинную собаку! Да он еще и маньяк! Подглядывает за девушками, негодяй!

– Тьфу, – сплюнул какой–то старик, выражая презрение к происходящему, и пошел к двери. Дверь была открыта – Мне тут делать нечего, – пробормотал он.

– Мне тоже, – сказал второй и двинулся за ним.

– Вы мне заплатите за собаку! – объявила Марта

– Хорошо, хорошо! – согласился Роберт.

Доктор не обращая ни на кого внимания, занимался своим делом. Он даже напевал себе под нос. Теперь он обрезал кончики бинта, завязанного аккуратным узлом.

– Двадцать пять долларов! – выкрикнула Марта, но муж что–то шепнул ей, и она поправилась – Тридцать пять!

– Ладно. – вздохнул Роберт.

Липпенхольц говоривший о чем–то с другим полицейским, неожиданно рассмеялся кудахчущим смехом, а поскольку в эту минуту как раз наступила тишина, все взгляды обратились к нему. Липпенхольц заметил это и снова подошел к Роберту.

– Ну, что, мистер Форестер, может, поедем в тюрьму?

Роберт захотел вскочить и сказать все, что он думает, пусть слышат, и Липпенхольц тоже, но тут же остыл.

– Нет, – сказал он.

– Да! – подхватила Марта – Будет знать, как совращать девушек! Довел бедняжку до смерти!

«Господи!» – подумал Роберт. Он закрыл глаза и, корчась от стыда и боли, отвернулся к стене.

Голоса снова забормотали: «Приехал откуда–то, втерся в доверие!… А ей–то не больше двадцати, а может, и меньше… приезжала сюда по ночам, я сама видела… А в Нью–Йорке, говорят, у него жена… Тс–с, тс–с! Куда смотрит полиция?… И девушку убил, и ее жениха чего еще они ждут?»

Роберт сел и попытался привстать, хотя доктор держал его за плечи.

– Слушайте, вы! Теперь я вам скажу. Плевать я хотел на все ваши разговоры, ясно? Убирайтесь отсюда! Вон!

Никто не пошевелился. Казалось, они сговорились утвердиться здесь навсегда.

– Видали? Ему плевать! – выкрикнула какая–то женщина.

Тут раздался голос доктора.

– Не кажется ли вам, что вы уже достаточно наговорили? Этот человек потерял много крови…

– Ха!

– Ясно, что у него есть враг!

Доктор повернулся к Липпенхольцу:

– Сэр… Инспектор, какой смысл продолжать этот бедлам? Я ввел пострадавшему успокоительное, он должен спать.

Роберт чуть не рассмеялся… голос разума, звучит слабый голос разума. Один против этих тринадцати, пятнадцати, а может, и двадцати возмущенных. Роберт снова сел и поморгал, чтобы лучше видеть. К нему приближался Липпенхольц. Роберт не помнил, чтобы когда–нибудь удалялся, он всегда приближался.

– Несколько минут назад звонила ваша мать, – сообщил Липпенхольц – Она просила вас позвонить ей или она сама позвонит. Это все, что она просила передать. Я сказал, что вы ранены в руку.

Роберт чуть улыбнулся.

– Ранен в руку! – повторил он.

Липпенхольц взглянул на доктора и пожал плечами.

– Я ввел ему большую дозу, – сказал доктор. – Почему вы не выставите этих людей?

– Полюбуйтесь–ка на него! Еще улыбается! – раздался голос Марты.

Роберт закрыл глаза; ему уже было все равно. Он смутно слышал, как доктор и Липпенхольц толковали о больнице, потере крови, об артерии.

– … раз он здесь один, – говорил доктор. – Я же врач…

– Ладно, ладно, – отвечал Липпенхольц – Слушай, Пит… Ага, народ расходится. Присмотри за ними.

Слышалось шарканье ног, последние брошенные через плечо замечания, а может быть, Роберту это только показалось, он старался не вслушиваться. Потом затворили дверь, и наступила такая тишина, что Роберт открыл глаза. Маленький доктор в темном костюме подошел к нему. В доме было тихо и пусто.

– Будете спать так или переоденетесь в пижаму? – спросил доктор.

– Со мной все в порядке, – заверил его Роберт и попытался встать.

– Не вставайте! – приказал доктор.

– Мне надо позвонить матери, она ждет моего звонка.

– А, да. Набрать вам номер?

– Пожалуйста. Только я его не помню. Он в синей записной книжке. – Роберт наблюдал как доктор ищет книжку на столе, заглядывает в ящик, наконец, доктор сказал:

– А, вот она! – и поднял книжечку с пола, она оказалась под креслом. – Как искать? На Форестер?

– Нет, Кэррол. Миссис Филип или Элен Кэррол. Не помню, как записано, – Роберт снова откинулся на подушки и закрыл глаза но вслушивался в то, что говорил по телефону доктор.

– Нет, нет, личный разговор. Да Так будет лучше, – голос доктора звучал ясно и отчетливо.

– А, миссис Кэррол, одну минутку, – доктор поставил телефон на стул и передал трубку Роберту.

– Алло, мама, – проговорил Роберт. – Нет, нет все нормально… В полном порядке, – Роберт объяснил что пуля задела только мягкие ткани. – Думаю, Уинкуп. Больше некому.

Как хорошо было слушать ее голос. Добрый, энергичный и звучный. Они с Филом завтра утром летят в Альбукерк. Она хочет, чтобы Роберт приехал к ним туда отдохнуть.

– Слушай, мама, ты, видно, не представляешь, в какое я попал положение, – сказал Роберт. – Не думаю, что мне разрешат выехать из штата. Меня хотят посадить в тюрьму.

– О, Боб, мы читали газеты, но у них же нет доказательств. Фил говорит, что суду необходимы доказательства. Да это даже и мне понятно.

– Ты права, мама. В меня стрелял Уинкуп, и убит скорее я, чем он. – Роберт улыбнулся, он чувствовал себя счастливым, будто доктор дал ему закись азота.

Доктор курил, нагнувшись влево, чтобы рассмотреть названия книг на полке у камина.

– Да, да, мама, – говорил Роберт. – Очень хороший доктор. Обо мне тут заботятся, – он засмеялся – Ладно, прости, пожалуйста, мне сделали укол со снотворным, поэтому я и говорю так странно, но все благополучно, Я не хочу, чтобы ты беспокоилась, со мной все хорошо.

– Так ты к нам приедешь? – в третий раз спросила мать. – Приедешь? На ранчо?

Роберт нахмурился, пытаясь сосредоточиться.

– Приеду, приеду, почему бы и нет? – сказал он.

– Ты сможешь выехать завтра? Приезжай при первой возможности. Значит, завтра? Бобби, ты меня слышишь?

– Все в порядке, – сказал Роберт.

– Ты позвонишь чтобы мы могли встретить самолет?

– Ладна мама

– А теперь спи, Бобби. Завтра утром я тебе позвоню. Около десяти Хорошо?

– Хорошо. Спокойной ночи, мама.

Он повесил трубку и нахмурился, мать же сказала что с ним хочет поговорить еще и Фил. Ну ладно, неважно. Роберт медленно опустился на подушки. Из–под прикрытых век он наблюдал, как доктор отошел от полки с книгами и с легкой улыбкой направился к нему. Роберт решил, что он уходит.

– Большое вам спасибо, – сказал Роберт. – Скажите, сколько я должен, я сейчас же с вами расплачусь.

Доктор потряс головой. Он закусил нижнюю губу. Роберт увидел, что в глазах его стоят слезы. Роберт нахмурился, и ему на минуту показалось, что он видит сон.

– Вы мне ничего не должны. Не думайте об этом, – сказал доктор. – Вы не возражаете, если я останусь с вами? Я предпочел бы не ехать домой, а переночевать у вас. Пока вы спите, я что–нибудь почитаю. По правде говоря, при вашем состоянии вам лучше не оставаться одному.

Роберт, все еще морщась, приподнял голову с подушек. Доктор вдруг показался ему совсем другим, хотя и оставался все таким же маленьким, круглым и лысым.