Текст книги "Король ничего не решает (СИ)"
Автор книги: Остин Марс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
7.40.8 Чай с министром и лекция о ядах
Они поднялись на второй этаж, министр жестом что-то приказал специальному мальчику в костюме официанта, сел за свой стол, ближайший ко входу, Вера села напротив. Он встал и пересел, устроившись рядом с ней, она молча отодвинулась, не поднимая глаз, он придвинулся ближе, она отодвинулась ещё раз, посмотрела на ту часть дивана, которая примыкала к стене – там был широкий подлокотник, судя по стыку, вмонтированный в стену, оттуда можно было бы выбраться только тремя путями – через высокую спинку за соседний стол, под столом и по столу. Она заглянула под стол – там вполне можно было пролезть, но спинка дивана напротив упиралась в стену, и чтобы выбраться из этого угла, пришлось бы всё равно пройти вдоль дивана и мимо министра.
Министр молча наблюдал за её размышлениями, с усмешкой поинтересовался:
– И что дальше, под стол полезете?
Вера пожала плечами, подобрала подол и полезла.
Цыньянское платье имело одно неоспоримое преимущество перед карнскими костюмами и даже перед штанами – оно вообще не стесняло движений, в нём можно было сложиться улиткой в любом направлении, и Вера вынырнула по другую сторону стола через две секунды. Расправила платье и села на самый краешек дивана, чтобы у министра не было возможности сесть рядом.
Он тихо рассмеялся и полез под стол.
Выбрался и сел между Верой и стеной, осмотрелся, улыбнулся, Вера не сдержалась и улыбнулась тоже, отвела глаза. Он спросил:
– На второй круг пойдёте?
– Нет, зачем? Мне всё нравится.
– Вам нравится, когда ради вас министры ползают под столом?
– Нет, мне не нравится, когда меня загоняют в тупик.
Он осмотрелся, перестал улыбаться и неуверенно сказал:
– Вы пересели из-за того, что я блокировал вам выход?
– А вы думали, из-за чего?
– Вы говорили Артуру, что положение напротив – положение конфликта.
– Это Артур говорил, а не я.
– И тем не менее, это так, я проконсультировался у специалистов. Для переговоров без давления они рекомендуют садиться рядом или полубоком, но ни в коем случае не напротив.
– Вы собираетесь вести со мной переговоры без давления? – он молчал, ей пришлось посмотреть на него, он изобразил ироничную улыбочку:
– Если вы собираетесь дать мне наконец-то такую возможность.
Вера осмотрелась, пожала плечами и ненатурально улыбнулась:
– Возможность уйти – уже повод остаться. Я вас слушаю.
Он изобразил саркастичный кивок "благодарю за такую невероятную честь", перестал прикидываться и сказал серьёзно:
– Я хотел поговорить о вашей проблеме с едой. Я хорошо понимаю, что с вами происходит, потому что со мной это уже происходило. Меня пытались отравить с самого рождения, первый раз, который я помню, был в четыре года. Я не помню момент, когда понял, что со мной что-то не так, но помню, как со мной сидел отец, поил, помогал и рассказывал, что это бывает и с этим придётся справиться, потому что это обязательно будет ещё не раз. Основные правила он мне рассказал, и я вам их рассказал перед балом, они простые, и вы их соблюдаете, что меня бесконечно радует. Остальное, к сожалению, проконтролировать крайне сложно, и с этим придётся смириться. Отравить вашу еду может тот, кто её готовит, и тот, кто подаёт, и здесь остаётся надеяться на очень строгую проверку этих людей. Я взял Булата не с улицы и не по рекомендации, я с ним был лично знаком и знал его много лет, а перед приёмом в отдел он прошёл очень серьёзную проверку, и проходит её каждый месяц официально и ещё пару раз в месяц она проводится, но он об этом не знает. То же самое с поварами "Чёрного кота", их подбирал Даррен, ему я доверяю как себе, но его людей я тоже периодически негласно проверяю, как и он проверяет моих, я уверен. Весь персонал тоже не с улицы, даже те, у кого нет доступа к еде, уборщики и посудомойщики, абсолютно все надёжны. И да, я знаю, что вас это не убедит. Потому что, если эти навязчивые мысли начались, они не прекратятся просто от того, что вы логически рассудите, что они необоснованны, это не так работает. Это работает нелогично, глупо и очень страшно. И с этим ничего нельзя сделать.
Вере хотелось на него посмотреть, но она продолжала смотреть на свои руки, краем глаза видя его руки, белые повязки и зажившие царапины на пальцах. Он говорил ровно и спокойно, как будто описывал ситуацию на рынке ценных бумаг, в которые не вложился, и ей не рекомендует.
– В юности я много читал о ядах и так называемых "универсальных противоядиях", о "полной нечувствительности" к ядам, о прочей волшебной ерунде. Пробовал всё, всё не работает. Универсальных противоядий нет, а даже если бы они были, то ими нельзя было бы пользоваться, потому что они делали бы пациента нечувствительным не только к ядам, но и вообще к любым лекарствам. Я ставил над собой эксперименты многократно, это привело к тому, что меня теперь крайне сложно лечить и практически невозможно обезболить. Лекарств из вашего мира это не касается, за что я вам безгранично благодарен, мы испытали спазмолитики, болеутоляющие таблетки, и универсальный сорбент, всё работает, всё уже пошло в серийное производство, если вам что-то из этого нужно, оно у вас есть в любой момент в любых количествах, подойдите к Доку, он вам выдаст. Но обязательно сообщайте ему, если что-то принимаете, он должен это учитывать и записывать в вашей личной карте, на всякий случай.
Вера молча кивнула, он продолжил:
– По поводу еды. Это не научные данные, просто мой личный опыт, хотите – пользуйтесь, хотите – нет. Есть продукты, которые отравить сложно, просто потому, что они в оболочке, которая должна быть целой – вареные в скорлупе яйца, фрукты и овощи в кожуре, орехи в скорлупе. Их нужно внимательно осматривать, можно чуть сдавить – если фрукт прокололи, из прокола пойдёт сок. Далее, вкус и запах. Полностью неощутимых ядов практически не существует, многие не опасны в малых дозах, то есть, если вы вовремя его заметите, то избежите отравления. Если вкус или запах еды кажется вам странным, или отличается от обычного, не ешьте это. На приёмах можно сказать, что блюдо пересолено, и попросить заменить, если кто-то заметит и спросит. Общий осмотр у Дока я прохожу ежедневно, и вам рекомендую. Перед сном – обязательно, потому что во сне можно не заметить ухудшение самочувствия.
Она опять кивнула, он помолчал и сказал с нотой веселья:
– Парадоксально, но самая безопасная еда – из общего котла. Крайне редко кто-то решается отравить сразу большое количество людей, потому что велика вероятность, что кто-то из них что-то почувствует и заподозрит, и тогда проверят всех. Иногда я под мороком покупаю еду на улице, у лоточников, но там есть вероятность отравиться без всякого злого умысла, так что это из области вредных советов, которые лучше не использовать. Вопросы?
– Что вы подсыпали мне в чай на балу?
– Я вам ничего не подсыпал.
"Дзынь."
– Спасибо, я пойду, – она попыталась встать, он придержал её за рукав:
– Сейчас чай принесут.
– Я не хочу.
– Почему?
– Для того, чтобы чего-то не хотеть, причина не нужна, нужна причина, чтобы хотеть.
– У вас нет причины хотеть выпить со мной чай?
– А должна быть?
– Хотя бы в благодарность за лекцию. Вы же не хотите, чтобы я пил чай в одиночестве и ощущал себя последним человеком на земле?
– Господин министр давит на жалость и чувство вины? – она посмотрела на него, он усмехнулся:
– Не в моём положении перебирать методами, я использую всё, что работает.
– Это не работает.
– Но вы всё ещё не ушли, – он улыбнулся, указал глазами на её рукав в своей руке: – Не станете же вы утверждать, что я вас удерживаю силой, я сейчас не в том состоянии для подобных забав.
Она посмотрела – он действительно держал её двумя пальцами, указательным и средним, большой, похоже, вообще не гнулся. Села.
Министр что-то повернул под столом, махнул официанту и улыбнулся Вере:
– Сейчас будет чай.
– А смысл? – вздохнула Вера.
– Смысл чая, вы шутите? Это же чай, – он изобразил жест "нельзя просто так взять, и не выпить чайку", медленно повторил с большим значением: – Чай.
Вера не сдержала улыбку и отвернулась, повернулась обратно, спросила:
– Вам настолько нравится бесцветная водичка с травяным запахом?
– Мне просто нравится проводить с вами время.
Она замерла и закрыла глаза, настолько поражённая тем, что происходило внутри, что мир снаружи на какое-то время потух и оглох.
«Это же просто слова, Вера. Что с тобой, выдохни, возьми себя в руки.»
Это действительно были просто слова, их даже на особое чутье списать сейчас было нельзя – оно не работало, она к этому уже привыкла. Она смотрела на министра как будто на экране, вообще его не чувствуя, и всё, что с ней происходило, происходило лично с ней, без всяких примесей стороннего влияния.
«Можно подумать, это самое впечатляющее признание в твоей жизни, Вера, ну что ты… Тебе поэты в любви признавались, скульпторы тебя обожествляли, ты слушала музыку в свою честь, видела свои портреты, ты не можешь…»
– Вера? – его голос раздался гораздо ближе, чем раньше, и звучал так, как будто в этой игре на желание у неё уже нет шансов, а победитель загадает кое-что такое, что ей стопроцентно понравится, хотя ей будет стыдно в этом признаться. – Вера, всё хорошо?
– Да, – голос казался таким постельным, как будто он спрашивал, выключить ли свет, она и так сидела в темноте, и открывать глаза было ужасно неловко.
– Вот видите, чай ещё даже не подали, а вам уже хорошо. Чайная магия, – он улыбался, она слышала, и тоже улыбалась, ощущала его дыхание на виске, на щеке, он шепнул ей на ухо: – Вера, возьмите себя в руки, нам уже несут чай, я сейчас выключу щит. Но потом опять включу, не переживайте. Прямо сейчас, вы готовы?
– Да.
Он отодвинулся, она открыла глаза и села ровно, изображая серьёзную, взрослую и спокойную женщину, которая сидит как истукан, потому что решила немного посидеть как истукан, ничего особенного.
Официант принёс чайный набор, он выглядел настолько драгоценным, как будто его на минуточку забрали из музея, и скоро вернут обратно. Министр отослал официанта и включил щит, взял чайник, но остановился и посмотрел на Веру, улыбнулся:
– Ну что, по традициям какого мира сегодня пьём? У вас чай разливает женщина или мужчина?
– У нас чай разливает хозяин. В ресторане это официант, потому что клиенты – его гости.
– Понятно, кто угощает, тот и разливает, – он взял чашку и налил полную, протянул Вере, – сегодня я угощаю, но в следующий раз ваша очередь.
– Хорошо.
Он налил себе, взял чашку, Вера тоже сунула нос в свою, сдержала мелькнувшее желание отставить – "Светлый бор", который они пили на балу.
«Тебя никто не заставляет пить.»
Она улыбнулась и тихо сказала:
– Ну что, настало время охренительных историй. Только, можно, не я? Вы угощаете, вам и истории рассказывать.
– Ладно. Спрашивайте.
– Как вы поймали осу?
– Сачком.
Она подождала продолжения, не дождалась и впечатлённо сказала:
– Круто. Умеете же вы охренительные истории рассказывать, вот это да, как вам это удаётся? Такая интрига, экспрессия, такой накал, взрыв… и катарсис. Гениально. Долго учились?
Он смеялся, она улыбалась и рассматривала чашку, на ней были нарисованы разноцветные тропические птицы, сидящие на ветках в окружении цветов, там даже орхидеи были.
– Я нашёл осиное гнездо, выстрелил в него из лука, поймал сачком столько ос, сколько удалось поймать с первого раза, добежал до озера и спрятался под водой, дышал через трубку. Так лучше?
– Пойдёт. Сколько вам было?
– Пять лет.
– И вы стреляли из лука?
– Все цыньянцы стреляют из лука, учить начинают с того возраста, когда ребёнок начинает более-менее устойчиво ходить, но в руки дают ещё раньше, чтобы привыкал. Молодые отцы начинают мастерить детские луки, как только узнают, что жена беременна. Почти у всех цыньянцев есть маленькие шрамы на лице, о которых они ничего не помнят, от лопнувшей тетивы.
– Это же опасно, – нахмурилась Вера, министр посмотрел на неё с выражением лица "да что вы говорите, серьёзно?", вздохнул и сказал:
– Именно поэтому лучше, чтобы ребёнок узнал о том, что сломанный лук – это больно, когда лук вот такой, – он показал пальцами расстояние с ладонь, – а не вот такой, – он показал чуть больше, Вера покачала головой и уставилась в чашку. Он помолчал, она спросила:
– А как вы осу привязали к голове?
– Я привязал её к панамке. Пришил, я умею шить. На женское бельё моих навыков, конечно, не хватит, но на то, чтобы заштопать одежду или рану – вполне.
– Вы шили осу? Как она вас не ужалила?
– Я к ней вообще не прикасался, и даже не доставал из сачка. Намочил его, чтобы осы прилипли к ткани, прошил вокруг каждой осы, я использовал одну осу, но у меня были запасные. Потом отрезал прошитые куски, и один пришил к панамке, она не касалась головы.
– Вы не знали, что у осы хватит яда на вас обоих?
– Знал. Я решил, что это допустимая потеря.
Вера посмотрела на него с сомнением в его адекватности, он пожал плечами:
– Она меня довела. Её бесило, что у меня игрушки круче и оружия больше, а ей почти не покупали, она же девочка. Поэтому она воровала моё, но в конце отдыха всегда возвращала, типа благородная. А знаете, какой самый главный вопрос вы не задали?
Вера посмотрела на него, он грустно улыбнулся:
– Почему я ломал её замки.
– И почему?
– Я их не ломал. Когда песок высыхает, он рассыпается сам. Она любила строить изящные тонкие конструкции, которые выглядят хорошо, но не живут долго. Они падали сами, а ей надо было кого-то обвинить.
Повисла тишина, Вера смотрела в чашку, думая о том, что сейчас прекрасный момент, чтобы изобразить отважную воительницу, и заверить его, что с этого дня и пока она не сдохнет, никакие бабы не тронут господина её обожаемого министра никогда, потому что она их всех за это убьёт, и на всякий случай, даже заранее. Она пыталась это сформулировать, но получалось каждый раз глупо и неловко, и чем дольше продолжалась тишина, тем сложнее становилось её нарушить.
7.40.9 Подслушанное и вопросы карнского законодательства
Открылась дверь за спиной, вошла целая толпа специальных мальчиков в гражданском, они были немного мокрые, весёлые и довольные, принесли с собой шум, запах раздевалки и энергию заслуженного отдыха. Расселись за столы вокруг, заказали еду, шутливо обмениваясь подколами с официантами, начали беситься, смеяться и громко разговаривать. Вера не обращала на них внимания, пока слух не поймал имя министра, сразу же настроив восприятие на этот голос, хозяин голоса сидел за соседним столом, он спросил что-то вроде: «А где Шен? Он должен был…», Вера не подняла глаз, но невольно прислушалась, и услышала ответ:
– Да где он может быть? Как обычно, у Веры.
Кто-то рядом рассмеялся, кто-то другой спросил:
– Ему же есть нельзя?
– Ему жевать нельзя, а не есть.
Весёлый голос фыркнул:
– О, не переживай, она ему прожуёт!
Заржала вся толпа, Вера закрыла глаза, тот же голос продолжил веселиться:
– А потом как птички, такие…
– Гадость, перестань! – кто-то долбанул соседа по шее, завязалась шутливая драка, потом официант принёс еду и все успокоились, занялись своими тарелками. Вера успела расслабиться, когда опять услышала первый голос:
– М-да, не думал я, что когда-нибудь такое увижу – Шен, у которого снесло крышу из-за женщины.
Весёлый голос ответил:
– Я гораздо меньше ожидал увидеть женщину, у которой снесёт крышу из-за Шена, вот это реально номер.
Раздались весёлые смешки, потом третий голос сказал:
– Верина крыша как раз на месте, она к нему гораздо прохладнее, чем он к ней. Там очевидно, кто кому больше нужен.
– Ой, не скажи, не видел ты, как её вштырило, когда на него колонна упала.
Вера поставила чашку и закрыла лицо руками, по ту сторону спинки дивана продолжали дискутировать:
– А ты видел?
– Двейн видел, я случайно подслушал, как он говорит об этом с Доком. Она хорошо прикидывается просто, но иногда по ней тоже видно. Там оба уже всё, вангую очередную будущую легенду, в которой два взрослых умных человека делают феерическую детскую глупость, "патамушта любоф". Попомните мои слова, нас ждут великие потрясения.
– Ага, потрясения кровати – это максимум. Нихрена они не сделают глупостей, они прекрасно понимают, что на свадьбу и детишек у них шансов нет, так что это ненадолго. Он должен в этом году жениться, и я уверен, ей уже доброжелатели об этом донесли, потому и прохладно она к нему. Иногда срывается, но это так, по старой памяти, серьёзно она о нём не думает. Нафига он ей? У неё на балу отбоя не было от мужиков, на неё Рональд глаз положил, надо быть дурой, чтобы променять Рональда на Шена, а Вера не дура.
– Все они дуры, когда любовь мозги отшибает.
– Не все. Есть такие стервы, которым любовь так, досадная неприятность. Она должна думать о своём будущем, рассматривать все варианты, чтобы быть в мармеладе всегда. И этих вариантов у неё тьма, Шен среди них даже не средненький, а так.
– Хочешь сказать, Рональд круче Шена?
– Думаешь, нет?
– Нет.
– Плохого человека ответ! – раздались звуки ударов и смех, потом тот же голос спросил спокойнее, но с интонацией наезда, как будто его этот вопрос цеплял лично: – Нет, серьёзно, с чего бы Рональд был круче Шена?
– А кто такой Шен? Титула у него нет. Пара заводов, немного акций, что ещё? В управлении сто отделов, в каждом по пять шенов, он с Рональдом ни в какое сравнение не идёт.
– Ты про Шена знаешь не всё.
– А ты знаешь, хочешь сказать?
– Кто знает, тот не скажет. Но для Веры будет лучше с Шеном, поверь.
– Блин, она Призванная, а он кто?
Раздались смешки и вздохи, потом какой-то новый голос сказал:
– У него есть бабло.
– У всех её хорей есть бабло, её этим не удивишь.
– А чё она тогда с ним сейчас, а не с другими?
– Думаешь, от него так легко уйти?
– Захотела бы – ушла бы, королю бы пожаловалась, он бы её во дворец забрал.
– Ой, да щазже!
– Думаешь, Шен попрёт против короля?
– Тебя не было в тот вечер, когда он его бил?
– Кто кого бил?!
– Шен отлупил Георга 16го.
Повисла тишина, кто-то впечатлённо присвистнул, кто-то другой сказал:
– Да ну, это гон. Это кто-то придумал. Хоть кто-нибудь это своими глазами видел?
– Я был на дежурстве на портальном тупике, и я вот этой рукой вносил вход и выход короля, выход ещё и за Шена вносил, потому что он не остановился, у него руки были заняты, мятым и битым Георгом 16 м. Он его взашей вытолкал из третьей квартиры, кто там был, долго думать не надо.
За столом раздались впечатлённые смешки, одобрительные комментарии, потом скептичный голос:
– Это домыслы. Ты не знаешь, что там была именно Призванная.
Следующая его фраза утонула в ироничных смешках и цоканьях, тот же голос добавил громче:
– Они могли поссориться по другому поводу!
– Ага, и король мог прийти лично, без охраны, с корзиной бабской еды, к кому-нибудь другому, а через час вылететь с пинка, с юшкой из носа.
– Блин… У Шена реально крыша всё уже?
– Именно это я и пытаюсь тебе объяснить. Крыша всё, да, я сам не верю, но это случилось. Сказал бы кто месяц назад, что Шен сдуреет из-за бабы, я бы в рожу плюнул, но сейчас это уже очевидно. Призвал на свою голову.
– Капец. Нас за государственную измену не посадят, если мы его поддержим против короля?
– Ты на него юридически не работаешь, не парься. Если он сядет, то сядет один, нас за собой не потащит.
– И то хорошо, – вздохнул голос, весело потребовал: – Наливай, помянем его почившую крышу.
Над спинкой дивана поднялись руки с бокалами и кружками, грянули голоса:
– За Шенову крышу, земля ей пухом!
– И за то, чтобы Вера не выносила ему мозг! А то конфликты у них, а на тренях прилетает нам.
– Ага, за секс-идиллию в доме без крыши! Будем!
Зазвенели бокалы, ребята выпили, стали обсуждать вопросы секс-идиллии в отдельно взятом борделе здесь неподалёку, Вера убрала руки от лица, откинулась на спинку дивана и сидела ровно, слушая тихий смех министра Шена. Скосила на него глаза и шёпотом сказала:
– Всё нормально?
– Сложный вопрос, – сквозь смех ответил он, – но вообще, тема интересная. Проклятие распространяется только на нас двоих, третьих лиц оно не касается, и, теоретически, записей тоже не должно. То есть, можно надиктовать что угодно на камень, и потом прослушать, проклятие работать не будет. Но это не точно, надо это проверить. Жаль только в цыньянском нет выражения "крыша всё", отличное выражение, я считаю. В цыньянском можно сказать "крыше пришёл конец", "крыша больше не занимает своё место" или "крыша износилась", но фигуральный смысл поймёт только человек, который знает карнский. В цыньянском для этого понятия есть специальное слово, но я его говорить не буду, во избежание. Пусть поедят и уйдут, не будем портить ребятам аппетит. Они сегодня хорошо поработали, пусть хорошо отдохнут.
Он веселился на полную катушку, Вера не могла перестать на него смотреть, хотя было стыдно, но у неё в первый раз в этом мире появилось ощущение, что она состоит в отношениях. Не просто флиртует или дружит с перспективой, а точно знает, что нравится человеку, который нравится ей, и он тоже об этом знает, и это ни для кого вокруг не секрет. Короткий прыжок от Виталика в блаженную неизвестность закончился, она опять твёрдо встала на ноги, на новом месте, но в привычном качестве – а как ни упирайся в образ сильной и независимой, а она привыкла за три года быть частью маленькой команды, в которой есть разделение зон ответственности и железная уверенность в том, что в мире есть человек, который всегда рад тому, что ты существуешь и ты рядом, что стоит захотеть физических удовольствий, и они случатся, стоит попросить помощи, и она придёт. У них с Виталиком были разногласия, но они все касались взглядов на будущее, в сиюминутном быту у них была полная идиллия, и это было главной причиной того, что она так долго не хотела от него уходить, ей было с ним удобно и приятно.
«Милка обвиняла его в том, что он не зарабатывает деньги, потому что ей было нечего больше ему предъявить, он был отличным соседом.»
Ребята за соседним столом начали громко и возмущённо обсуждать проблемы новых утеплённых комбинезонов, натирающих некоторые места. Министр достал блокнот и стал записывать, и с особым вниманием зарисовывать, загадочно улыбаясь, поймал Верин взгляд, сделал ещё более загадочное лицо и шепнул:
– Я забочусь о своих сотрудниках. Вам, кстати, комбинезон нигде не натирает?
– Нет, очень удобный комбинезон.
– Это хорошо. Но надо вам всё равно личный заказать, – он перевернул страницу, сделал ещё пару пометок, вернулся к предыдущей. Парни закончили обсуждать комбинезоны и начали обсуждать еду Булата и её последствия, министр перевернул страницу, потом махнул рукой и убрал блокнот, посмотрел на Веру:
– Булата не переделать. Если он в хорошем настроении, то он жжёт, но если в плохом… А его настроение зависит от погоды, у него на бурю старые травмы жалуются, а в Оденсе вся осень – сплошные бури.
– Пусть попробует мои таблетки.
– Думаете, поможет?
– Может.
– Так и запишем, – он опять достал блокнот, черкнул пару строк, дорисовал к комбинезону пару линий. Вера иронично спросила:
– Вас не напрягает столько знать о людях?
– Меня напрягает чего-то не знать. Когда люди, например, берут и говорят – "это место прослушивается, так что пойдём уйдём". И уходят. Вот это меня страшно напрягает. Куда вы ходили с госпожой Виари?
– К ней. Она учила меня готовить настойки из трав, фамильные секретные рецепты.
– О чём вы говорили?
– Мы готовили.
– И всё?
– Да. Легче?
– Не особенно. Я надеялся на её помощь в одном вопросе, раз уж вы ей так помогли, она должна была бы чувствовать себя обязанной и согласиться. Но она этот момент шустро просекла, и расплатилась так, как ей удобно. Ну ладно, поищем другой путь. Какие планы на вечер?
– Займусь письмами.
Министр помрачнел, Вера сделала вид, что не заметила, спросила ровным тоном:
– Из кабинета что-нибудь удалось спасти?
– Я распоряжусь, чтобы секретарь вам прислал, завтра.
– Хорошо. Спасибо.
– Допивайте и пойдём, я вас телепортирую.
Она отставила чашку и встала, он вопросительно посмотрел на нетронутый чай, потом на Веру, она прохладно сказала:
– Я не хочу пить чай. Вы хотели время – вы его получили. Всё.
Он нахмурился и отвернулся, стал перебирать амулеты, нашёл нужный и жестом подозвал Веру ближе, она подошла. Запах серого рассветника коснулся лица, так сочно, что хотелось открыть рот, чтобы попробовать его языком, министр перекатывал в кончиках пальцев амулет, как будто не знал, что с ним делать. Вера стояла молча и смотрела в стол, пока ей это не надоело, потом посмотрела на министра и поинтересовалась:
– Что-то случилось?
Он тихо сказал, как будто рассуждал сам с собой:
– Когда всё вот это… безумие только начиналось, Эйнис сказала одну интересную вещь. Что-то вроде того, что вы, как сэнс, каждому возвращаете то, что он даёт вам: вы радуетесь Барту – Барт радуется вам, к вам хорошо отнёсся Двейн – вы хорошо отнеслись к нему, вы не нравитесь Эйнис – она не нравится вам. И я в той же схеме. И ваше отношение ко мне – отражение моего отношения к вам, и причина у этого простая – ваша сила сэнса. И стоило мне надеть амулет, нивелирующий моё влияние на вас, как ваше отношение сразу изменилось. Что вы об этом думаете?
– Конечно, – медленно кивнула Вера с сарказмом, – всё дело в силах, сэнсах, амулетах, эмоциях и прочих тонких волшебных материях. А то, что мне постоянно врут, травят, решают за меня и эксперименты на мне ставят – это так, ерунда, можно забыть за пять минут. Как бы вы отнеслись к человеку, который вломился к вам в постель, когда вы его не приглашали?
– Смотря кто бы это был, – он улыбнулся и смерил её взглядом, она усмехнулась:
– А к человеку, с которым вы говорите на очень серьёзные и жизненно важные темы, а он сводит всё к шутке?
Он перестал улыбаться и отвернулся, взял амулет двумя руками, сказал:
– Готовы?
Вера кивнула, он провернул амулет и они оказались в библиотеке третьей квартиры. На письменном столе стояли её вещи, сумка, какая-то сложенная одежда, бумаги, министр равнодушно кивнул ей на это богатство, она равнодушно кивнула в ответ. Сделала два шага к столу, потом обернулась и посмотрела на амулет в его руках:
– А когда я получу свой комплект пропусков? Если мне больше не нужен сопровождающий во время телепортации, то я вполне могу ходить через порталы сама.
Министр замер с таким видом, что она почти готова была услышать "только через мой хладный труп вы получите свой комплект пропусков, и то я в завещании напишу, чтобы вам их не давали". Он молчал, она усмехнулась:
– В Карне есть полный свод законов?
– Есть, в Карне конституционная монархия.
– В конституции есть глава о правах и свободах каждого гражданина?
– Есть.
– Там есть что-то вроде "каждый человек, вне зависимости от пола, возраста и вероисповедания, имеет право на образование, медобслуживание и полную свободу передвижения"?
Министр медленно глубоко вдохнул, и предельно спокойно сказал:
– Скажите мне, куда вы хотите пойти, и я организую вам комфортный и безопасный маршрут, максимум завтра.
– В храм РаНи.
– Чёрт, Вера… – он со стоном схватился за голову, постоял пару секунд молча и опустил руки, тихо сказал: – Вам стоит очень хорошо обдумать ваше положение, и сопоставить его с вашими запросами, очень, очень хорошо обдумать. Я дам вам время. Увидимся завтра, и надеюсь, составим список того, что и когда вам можно, а что категорически нельзя. По-моему, я вам и так позволяю невероятно много, вам стоило бы это ценить, а не испытывать моё терпение на прочность. Оно может закончиться неожиданно, мне бы этого очень не хотелось, потому что, поверьте, вам не понравится. Спокойной ночи.
– Ага, волшебных снов.
– А вам – здравомыслия.
Он размашисто вышел через портал, Вера постояла молча, глядя в стену, села за стол и стала разбирать бумаги. Стол был завален, на нём давно следовало убрать, но ей не хотелось заниматься уборкой в этом доме, поэтому она взяла книжку госпожи Виари, бумагу, карандаши, и пошла на кухню. Там стол был пустой и чистый, она протёрла его ладонью и разложила бумаги, села за перевод.
Книжка была, похоже, детская – мало текста, много картинок, плотные листы и контрастные яркие рисунки – джунгли, горы, мальчик и тигр. История была про юного охотника, который зарабатывал на жизнь продажей пойманной дичи в таверну, и всё у него шло хорошо, пока в лесу не появился тигр и не начал есть тех, на кого раньше охотился мальчик. Веру начало клонить в сон на моменте, когда мальчик строил третью ловушку, а тигр её с успехом обходил. Она бросила книги на кухне, срезала с себя платье ножом Тонга, взяла из шкафа чистую рубашку и пошла в кровать, неистово молясь всем богам всех миров, чтобы ей ничего не приснилось.
