Текст книги "Аляска (СИ)"

Автор книги: Ольга Платонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

– Время еще есть, Оля, отдохни пока, – ласково улыбнулся Хачик. – А через часик в Славянку отправимся.

– Не хочу отдыхать! – Я встала из-за стола. – Пойдем веревки резать!

***

Ближе к ночи мы были полностью готовы к штурму строительной зоны. Я в преддверии свидания с Отари почистила комбинезон, причесалась, накрасилась – словом, была при полном параде! Хачик закончил мастерить крепкий аркан из связанных концами и сложенных втрое бельевых веревок.

Воровской рейд по дворам Славянки прошел успешно. В течение дня над поселком висели тяжелые черные тучи, так что никто из хозяек сушить на улице белье не собирался. Свободных веревок, натянутых между столбами и заборами, в поселке было хоть отбавляй! Мы делали вид, что неторопливо прогуливаемся, и поглядывали по сторонам. У Хачика на плече висел рюкзак Потапыча. Убедившись, что вокруг никого нет, он с заговорщическим видом шептал:

– Работаем!

Друг Отари доставал из-за пояса штык-нож от автомата Калашникова и нервически озирался по сторонам. В такие моменты он становился очень похожим на пирата из фильма 'Айболит-66' в исполнении Фрунзика Мктрчяна. Я бы смеялась, но было некогда. Хачик отсекал один конец висящей веревки. Я подхватывала ее и начинала быстро наматывать на руку. А в это время он шел к другому концу. Пока срезал веревку, я успевала встать у него за спиной с готовым мотком. Он забирал его у меня и прятал в рюкзак. Весь процесс занимал несколько секунд. После этого мы спешно скрывались с места преступления.

Если кто из жильцов окрестных домов и видел из окна наше хулиганство, просто не успевал отреагировать. Возмущенных окриков мы не слышали.

И вот теперь у нас было 'лассо'. Хачик закинул его на плечо и встал в дверях комнаты.

– Пора, Оля!

Он выглядел беспечным. Но я вдруг подумала: если что-то пойдет не так и нас задержат в стройзоне... В этом случае Хачику грозит военный трибунал. Я-то наверняка отделаюсь штрафом, а вот он сильно рискует.

– Хачик, тебе не страшно? Что с тобой будет, если мы попадемся?

Он ответил просто:

– Ты знаешь, что такое мужская дружба? У нас на Кавказе знают!.. О каком страхе ты говоришь?!

Славянку обняла ночная мгла. На небе, затянутом тучами, не было видно ни луны, ни звезд. Пахло мокрой травой и морем. Сырая духота предвещала дождь.

В темноте мы потеряли тропинку, ведущую к колонии. Но вышли на свет прожекторов, установленных на караульных вышках. Когда же зашагали по бетонке, нас снова поглотила тьма. Я не видела, куда ступаю. Через некоторое время далеко впереди замаячило желтое пятнышко светящегося окна.

– Бабушка Евдокия – на посту... – пробормотал Хачик. – Постараемся ее не тревожить, пусть спит...

Через полчаса мы достигли стройзоны и пошли вдоль ее высоченной бетонной стены прочь от КПП. Я с неудовольствием заметила, что ни на заборе, ни на столбах нет никаких технических выемок, выступов или скоб. При подъеме по веревке опоры для ног не найти. Хачик начал считать шаги.

– Метров через двести залезать нужно, – объяснил он. – Тогда как раз напротив бытовки спрыгнем. Она рядом с КСП стоит, наши следы кое-как от охраны закроет. – Он остановился. – Здесь! Смотри, как удобно!

Хачик указывал на толстый кол с фанерной табличкой, вбитый в землю возле заборного столба. Крупная красная надпись на табличке гласила: 'Запретная зона! Проход запрещен!'. Хачик ухватился за кол, потянул на себя, тот не шелохнулся.

– Надежно вкопан! Пару раз перехватишь руками по веревке и встанешь на фанерку! А я сверху тебя за руку вытяну!

Он размотал 'лассо' и ловко заарканил заборный столб. Затянул петлю на опоре, подергал конец самодельного каната и не мешкая полез вверх. Бельевая веревка, сложенная даже втрое, была слишком тонка, чтобы можно было обхватить ее ногами. Хачик легко передвигался, подтягиваясь на руках. Я так никогда не пробовала делать. На уроках физкультуры толстый спортивный канат давал возможность помогать себе ногами. А тут... Смогу ли?

Хачик оседлал забор и шепотом крикнул:

– Давай! Не бойся!

Я подпрыгнула, уцепилась за веревку и повисла над землей. Силы рук едва хватало, чтобы не заскользить вниз. Правое плечо сильно заныло, но боль была терпимой. Я изо всех сил подтянулась обеими руками. Было неимоверно трудно, но получилось. Правая рука захватила веревку выше. К ней подоспела левая... Я начала задыхаться от перенапряжения. И снова через силу подтянулась...

– На табличку! – услышала я голос Хачика. Нашла ногами фанерку на колу и встала, держась за веревку и опираясь о забор.

– Руку давай!

Я потянулась вверх, табличка перекосилась, нога с нее соскользнула. Но Хачик уже крепко держал меня за правую руку и тащил вверх. Он лежал на животе, сжав бетонную плиту ограждения ногами, и сипел от натуги:

– Еще немного...

Я ухватилась левой рукой за край забора.

– Хватайся теперь правой, я тебя за плечи вытяну! Так... Ногу забрасывай! Отлично!

Я, как и Хачик, оседлала забор, оперлась руками о плиту. И все никак не могла отдышаться. Сердце колотилось, тело дрожало. Хачик смотрел на меня с тревогой.

– Не свалишься?

– Все нормально. – Я понемногу приходила в себя. – Дальше что?

А дальше пошел сильный дождь. Точнее, тропический ливень! Вода с неба хлынула неожиданно. Не было предупредительных громовых раскатов, редких капель или шуршания мелкого дождичка. Просто кто-то наверху молча включил гигантский душ – и все. Разверзлись хляби небесные...

Волосы и одежда мгновенно намокли. По лицу текла вода. 'Плакал мой макияж!' – подумала я и с тоской посмотрела на стройзону. Ее закрывала непроглядная дождливая тьма. В ней можно было различить только приземистую коробку бытовки. Она стояла совсем недалеко от забора.

Я опустила взгляд. Моя левая нога висела над землей со стороны стройзоны между бетонной плитой ограждения и козырьком из колючей проволоки. Козырек крепился на кронштейнах по отношению к бетонной стене строго перпендикулярно. Он был такой ширины, что у меня захватило дух: 'Как можно это перепрыгнуть?!' Сквозь ряды колючей проволоки я увидела внизу ровные борозды вспаханной земли. Контрольно-следовая полоса тянулась вдоль забора и простиралась от него метров на пять.

Хачик снял со столба петлю аркана и теперь сноровисто наматывал веревку на руку. Он спешил.

– Надо же, дождь! Скорей в бытовку, там обсушишься!

Он определенно жил последние двенадцать часов только заботами о девушке своего друга!

– Прыгаем? – мужественно прокричала я сквозь шум дождя.

– Давай! – Хачик поднялся на ноги. Моток веревки полетел за контрольно-следовую полосу и упал возле бытовки. – Вставай, Оля, только не поскользнись! Помочь?..

Плита забора имела такую толщину, что на ней можно было стоять довольно уверенно. Я поднялась на дрожащих ногах. Мокрая земля лежала далеко внизу. При взгляде на нее я покачнулась и с трудом сохранила равновесие. Меня окатило волной ледяного страха. 'Заканчивай это быстрей! – обозлилась я на себя. – Прыгай скорее!'

– Делай, как я! – крикнул Хачик.

Он присел, отвел руки назад и резко выпрыгнул высоко вверх. Пролетел дугой над колючим козырьком и эффектно приземлился на корточки посреди контрольно-следовой полосы.

'Ну да, – подумала я, – конечно... Он мужчина, служил, прапорщик! А я – слабая девушка...' Но уже пружинила ногами, готовясь к прыжку.

– Давай, Оля! – замахал мне снизу Хачик.

Я что было сил оттолкнулась от бетонной плиты. В прыжке восприятие мое изменилось. Мне казалось, что все происходит, как в замедленной съемке. Я не летела, а плыла по воздуху. Вот подо мной ушли назад первые несколько рядов колючей проволоки... Я неторопливо посчитала, сколько их осталось впереди. Еще десять. Капли дождя стекали с ржавых проволочных шипов... Вот ушли назад следующие пять рядов. Еще три... Я начала падать. Земля двинулась снизу мне навстречу. А вместе с ней – колючки крайней проволоки козырька. Я дернулась, подалась корпусом вперед и вбок. И увидела: один, самый длинный из всех, острый проволочный отросток деликатно цепляет меня за левую штанину комбинезона и с треском разрывает ее от щиколотки до самого бедра...

Время потекло прежним темпом. Я врезалась ногами в рыхлую мокрую землю КСП. Всем телом ощутила сильный болезненный толчок и завалилась набок. Хачик бросился ко мне, помог подняться:

– Ты как?!

Я прислушалась к себе.

– Вроде все на месте... – И вспомнила треск разрываемой материи. Выставила левую ногу вперед. На ней свободно болталась разорванная снизу доверху штанина. Хачик присел, деловито осмотрел ногу. Что удивительно, она была цела, ни царапинки.

– Все хорошо, – облегченно вздохнул друг Отари, глядя на меня снизу вверх. Дождь лил ему в лицо, а он радостно улыбался. – Перепрыгнула! Молодец! Пойдем!

Я кое-как счистила ладонями грязь с комбинезона и двинулась за ним. На краю контрольно-следовой полосы оглянулась. Посреди нее выделялась глубокая рытвина, что осталась после моего падения. Борозды вспаханной земли пересекались красноречивыми цепочками наших следов. 'Завтра днем это безобразие будет видно всем, кто не поленится взглянуть на КСП!' – подумала я. И решила об этом забыть.

Бытовка представляла собой низенький бревенчатый сарай с плоской крышей. Хачик подошел к нему, потрогал на двери огромный висячий замок.

– Сюда электричество подведено, обогреватель есть! – весело сказал он. – С комфортом, в тепле устроишься! – И зашарил рукой под брусом, над которым висела дверь. Через минуту неуверенно сказал: – Не нахожу что-то... – Встал на колени в грязь и глубже просунул руку под бытовку...

Я стояла рядом, дрожа от холода, обхватив плечи руками. Вода лила за шиворот, по спине стекали струйки воды. Хачик долго водил рукой по земле и наконец поднялся с вытянутым лицом:

– Нет ключа...

– Хачик, дорогой!.. – пролепетала я. – Ну, посмотри еще, вокруг поищи... Не мог же Отари ключа не оставить!

– Да не мог, конечно! – Хачик присел и стал ощупывать землю около входа в сарай, потом обшарил ее вдоль нижнего венца от угла до угла.

Ключа нигде не было.

– Может, через окно полезем?

Хачик скрылся за углом бытовки, появился снова:

– Оно слишком маленькое. Да и стекло разбивать нельзя. Охрана увидит – начнет разбираться.

– А без ключа открыть не сможешь? – уже ни на что не надеясь, спросила я.

– Нет. Я не по этой части, – сказал Хачик и с озадаченным видом полез в карман кителя. Достал ключи от квартиры. Примерил к висячему замку. Это был бесполезный жест отчаяния. Ключи, конечно, не подошли...

Хачик повернулся ко мне с выражением крайней решимости на лице:

– Пилить будем!

– Что пилить? – не поняла я.

– Замок, конечно, не дверь же! Дужку от него отпилим, и все! – Хачик задумался. – – Ножовка по металлу нужна. Только ведь все инструменты в бытовке хранятся! Ах, Отари, Отари... Пойду поищу, – направился он в глубь стройзоны. – На стройке обязательно что-нибудь найдется!

Хачик исчез из виду. Я неподвижно стояла под дождем и пыталась осмыслить происходящее. Трудностям, что мне приходилось преодолевать на пути к Отари, казалось, нет конца.

'Наверное, так оно и должно быть, – думала я. – Если люди решили запрятать человека подальше, лишить его комфорта, запереть, сделать несчастным... Они создают для него особую, жестокую и нелепую, реальность. И начинается она не здесь, за колючей проволокой, а по дороге сюда. Если ты решаешь попасть к этому человеку, тебе противоречит сам порядок вещей. Попутки сюда не ходят. На тебя все время льет дождь и бросаются ядовитые змеи. На твоем пути встают бесчисленные КПП, милиционеры бьют тебя прикладами. А если ты все-таки уцелеешь и подойдешь к дверям, за которыми тебя ждет встреча с любимым... Ты просто не найдешь ключа!

Adversa fortuna (лат. – 'Злой рок'.)?.. Что хочешь, то и думай!'

Хачик вернулся только через полчаса и принес несколько узких металлических полосок с мелкими зубчиками – ножовочных полотен.

– Только это нашел, в ангаре возле верстака валялись. А ножовки нет. Намучаемся полотном орудовать!.. – Он не стал больше ничего объяснять и подошел к двери бытовки. – Ты держи замок, а я пилить буду.

– Хачик, давай ушки перепилим, – ткнула я пальцем в дверные накладки, которые сцеплялись замком. – Они тоньше.

– Нельзя. Увидят, сразу поймут, что взлом был. Охрана на уши встанет. А на то, что замка нет, внимания никто не обратит. Днем он на двери висеть не должен.

Дужка замка была толщиной с палец, а главное – изготовлена из прочнейшей стали. Хачик несколько раз с сильным нажимом провел по металлу ножовочным полотном. Я ожидала, что после этого на дужке появится глубокая бороздка. Но увидела лишь жалкую царапину.

– Ладно! – угрожающе сказал Хачик. – Мы еще посмотрим, кто кого!

И стал терпеливо водить по дужке ножовочным полотном. Я же обеими руками держала корпус замка: он не должен был колебаться под напором инструмента. Мокрая сталь скользила под пальцами, мне приходилось сжимать их изо всех сил. Хачик помогал мне левой рукой: придерживал ею дужку, а пилил правой. Ему было неудобно. Полотно несколько раз соскальзывало. Он пыхтел, выпячивал нижнюю губу, сдувал с лица капли дождя.

– На верстаке ножовкой в пять минут перепилил бы! – глухо ворчал он. – А так черт знает что получается!

У меня занемели руки. Я попросила:

– Давай отдохнем!

Хачик охотно разогнулся, раскрыл правую ладонь. Узкая металлическая полоса оставила на ней глубокий след, а мелкие зубцы – кровавые ранки на пальцах. Царапина на дужке так и осталась царапиной... Хачик размял пальцами ладонь, через силу улыбнулся:

– Во попали, да? Теперь только держись!

Он снова склонился над замком. Я – тоже. Наши головы соприкасались. Зубцы полотна легли на дужку и стали вжикать по металлу. Примерно через полчаса Хачик уже стонал от боли в ладони, а у меня стало сводить от напряжения пальцы рук.

– Нам нужно сменять друг друга, – сказала я, – а то покалечимся.

Хачик отдал мне ножовочное полотно и взялся за корпус замка. Я стала пилить дужку. Снова заболело больное плечо, а ведь я совсем о нем забыла...

Прошел час. За это время мы несколько раз менялись ролями. Хачик уже не ворчал, тем более не улыбался и не шутил. Я ничего не видела, кроме размеренного движения металлической полосы. Ничего не слышала, кроме бесконечного 'вжик-вжик'. Ничего не ощущала, кроме боли в руках. Моя правая ладонь была стерта в кровь.

Начинало светать. Сквозь тающие сумерки я теперь могла видеть стоящий поодаль недостроенный трехэтажный кирпичный дом, рядом с ним – самоходный гусеничный подъемный кран. Из-за дома выглядывал арочный металлический ангар...

Дождь затихал. Полотно углубилось в дужку замка на половину ее толщины.

– Попробуй сломать, Хачик, – прошептала я. – Сил больше нет...

Он криво ухмыльнулся в ответ:

– Ты что... Это легированная сталь! Здесь на волосок ее останется, и то пилить придется!

Хачик выпрямился и часто замигал, сбрасывая с ресниц капли дождя. Он стоял напротив меня – мокрый, обессиленный, устало опустив руку с ножовочным полотном. Его нос и губы посинели от холода, голос звучал напряженно. Но я не видела в глазах Хачика ни злости, ни раздражения. Только усталость. И еще – стремление довести дело до конца.

Я вспомнила, что он говорил мне о мужской дружбе. 'Он просто исполняет свой долг, – подумала я. – Без оценки, без рассуждений. Это для него то, что должно быть сделано, и все!.. Потому что он кавказец... Надо же! И ростом невелик, и статью не вышел, и всего лишь прапорщик. А ведь настоящий мужчина!'

Прошел еще час. Стало совсем светло. Дождь прекратился. Хачик со стоном нажал на ножовочное полотно, и оно прошло сквозь палец дужки насквозь. Я тут же отпустила замок: держать его больше не было сил.

– Все! – выдохнул Хачик. – Сколько времени?

Я посмотрела на свои верные 'непромокаемые' наручные часики:

– Пять утра.

– Через час в колонии подъем. Еще через полтора зеков на стройку поведут. Успеешь почиститься, обсохнешь. – Он снял замок и распахнул дверь бытовки. – Заходи!

В лицо пахнуло сырой затхлостью, запахом масляной краски. Я осторожно переступила порог. В помещении было не убрано. На полу валялись лопаты, ломы, испачканные бетонным раствором ведра. Возле окна стоял голый топчан. На нем красовалась куча грязной ветоши. 'Здесь что-то не так! – пришла тревожная мысль. – Отари не мог звать меня в этот бедлам! Он такой аккуратный, обязательно сделал бы уборку!'

– Эй... А мы куда надо пришли? – дрожащим голосом спросила я.

Хачик молча встал рядом со мной и огляделся. Его взгляд уперся в две пары армейских сапог, что стояли рядом с топчаном.

– А это что еще такое?! – воскликнул он. – Ерунда какая-то... – Он подошел к сапогам, внимательно их оглядел. – Это охранники оставили, точно! Почему? Сушить? В казарме места нет?.. – Он с тревогой посмотрел на меня. – Слушай, может, поэтому Отари и ключ не сумел оставить? Отобрали у него?

– Кажется, он здесь и не был, – хмуро ответила я. – Иначе порядок бы навел...

Хачик выругался. Взял меня за руку.

– Я все узнаю сегодня, Оля! Пойдем. Утром солдаты за сапогами придут. Нельзя здесь оставаться.

Мы вышли из бытовки. Хачик, перед тем, как захлопнуть дверь, еще раз кинул взгляд на армейские сапоги и сказал обреченным голосом:

– Вот невезуха!..

Я опустила голову. Силы оставили меня. Господи, ну что же это такое? Значит, все, что мы сегодня пережили, – напрасно? Значит, Отари я не увижу?! Меня захлестнуло отчаяние. Нестерпимо заныло плечо, ему ответила саднящей болью израненная ножовочным полотном ладонь. На глаза навернулись слезы.

– Пойдем, Оленька, пойдем! – не глядя на меня, звал Хачик и осторожно тянул за руку. – Не расстраивайся, мы все исправим. Только давай сначала через КПП проползем!

Мне теперь было наплевать, выберемся мы со стройки или нет. Я не хотела ни о чем думать, шла за Хачиком, с трудом переставляя ноги. Он подвел меня к КПП со стороны глухой стены, заглянул за угол:

– Дверь открыта, бабка спит! Вставай на четвереньки, двинули!

Я так и не увидела старую Евдокию, бывшую надзирательницу женской колонии. Толкнула лбом решетку турникета и выползла из КПП...

Когда мы проходили мимо колонии, в ней резко завыла сирена.

– Подъем в зоне! – прокомментировал Хачик. – Через час моя смена... Выйду и тут же с Отари переговорю. – Он заботливо приобнял меня за плечи. – Все у него узнаю, слышишь? Вечером расскажу!

Я не ответила. Мне нужен был горячий душ. И чистая постель. Ни о чем другом я сейчас думать не могла.

***

Хачик пропадал в колонии весь день. Вернулся только под вечер.

– Хорошие новости! – прокричал он с порога.

К тому времени мне удалось сделать много полезных дел. Прежде всего – принять душ и хорошенько выспаться. Потом – подкрепиться остатками ухи и привести себя в порядок. Порванный комбинезон я засунула в помойное ведро, оделась в майку и джинсы. Обнаружила в комнате на этажерке пузырек йода и обработала раны на правой ладони. А теперь стояла на кухне и готовила к приходу Хачика макароны с тушенкой. И то, и другое я нашла в хозяйстве у холостого прапорщика.

Я ждала его с нетерпением. Что там случилось с Отари? Почему он не смог организовать нашу встречу? Я снова была полна решимости преодолевать любые преграды на пути к нему. Лишь бы он указал мне этот путь!

Хачик прошел в кухню прежде, чем я успела оторваться от плиты.

– Представляешь, вчера поставку цемента, оказывается, отменили! Зэков на стройку не отправили, Отари остался в колонии! – оживленно стал рассказывать он. – Вот почему мы ключа не могли найти! Он его и не оставлял! Но сегодня точно получится! Ночью снова пойдем!

Я радостно встрепенулась:

– Да?! Хачик, дорогой!.. Расскажи! Снова в бытовку? А как же охрана со своими сапогами?

– Не нужна нам бытовка! Мы с Отари другой план придумали!

Хачик был преисполнен энтузиазма. Глаза его горели. И это после бессонной ночи и работы в колонии! Выносливости субтильному прапорщику было не занимать! Хачик говорил, а сам жадно глядел на скворчащую сковороду на плите.

– Слушай, на складе поспать удалось под конец дня! Теперь есть хочу зверски! А ужин уже готов! Спасибо, хозяйка! – Он восхищенно поцокал языком. – Отари везучий! Такая прекрасная жена у него будет!

– Иди руки мой! – засмеялась я. – Только сначала расскажи о вашем плане!

Хачик опустился на стул.

– Понимаешь, в стройзоне утром серьезный шмон был. Охранники наши следы на КСП обнаружили. Стали нарушителей искать. Бытовку, конечно, осмотрели.

'Ну и дела! – испуганно подумала я. – Если бы не армейские сапоги, меня бы там взяли! Недаром говорят: что Бог не делает – все к лучшему!'

– И завтра, получается, тоже тревогу поднимут. Мы же с тобой опять через колючку прыгать будем, следы оставим! – продолжал Хачик. – Поэтому вы с Отари в кране встретитесь. Там искать не будут.

– Как это – в кране? – непонимающе уставилась я на Хачика. – В каком таком кране?!

– Он на стройке один. Монтажная самоходка на гусеницах. Стоит около недостроенного заводского корпуса. Ты его видела.

Я вспомнила проступающий сквозь рассветный сумрак массивный желтый корпус самоходного подъемного крана. И его задранную над строящимся домом длиннющую стрелу.

– Конечно, видела! – Мой голос зазвучал возмущенно. – Только там кабина, как аквариум, Хачик! В ней окна на четыре стороны света смотрят! Вы что, сбрендили?! – Я повертела пальцем у виска.

– Слушай, не кричи! – сморщился друг Отари. – Никто тебя в кабину не приглашает! Вы в машинном отделении будете!

Я сразу же поняла, что он имеет в виду корпус крана. Эта желтая махина, собранная из железных листов, была размером с Хачикову комнату, а то и больше. Места в ней нам с Отари хватит. Хотя...

– А что там внутри?

После того, как я побывала в захламленной грязной бытовке, этот вопрос возник сам собой.

– Порядок внутри! Я сегодня на стройку заскочил, Отари мне все показал, – успокаивающим тоном сказал Хачик. – Там, конечно, не гостиница. Два дизеля стоят, генератор, лебедка, ходовые механизмы всякие... Но все-таки место есть. Отари прибрался там, бушлаты постелил. Отдохнешь, пока ждать его будешь. Годится? – весело подмигнул он.

'Гостиница или машинное отделение крана... Какая разница? – думала я. – Мне нужен Отари, а не комфорт и красивый интерьер. Я хочу, чтобы у нас родилась дочка... Каким бы тесным и темным это место ни было, оно вполне подойдет! Только бы нас никто не тревожил!'

– А ты уверен, что охрана туда не сунется? Ну, когда опять следы на КСП обнаружит? – осторожно спросила я.

– На всякий случай вы изнутри запретесь. Там задвижка есть, – уверенно ответил Хачик. Похоже, в этот раз они с Отари все продумали до мелочей. – А замок с собой заберете. Кран завтра на стройке не нужен, машиниста из Славянки не будет. Спросить о ключе не у кого. Охранники потыкаются в дверь и уйдут. Так что все будет тип-топ, Оля! Ты меня кормить будешь сегодня, хозяйка? – засмеялся он.

– А ключ где нам Отари оставит? – спросила я, накладывая ему полную тарелку горячих макарон с тушенкой.

– Под гусеницей крана. – Хачик жадно набросился на еду.

– Когда выходим?

Друг Отари, набивая рот макаронами, только выразительно округлил глаза.

– Понятно, – сказала я. – Как обычно, когда стемнеет.

***

На этот раз, как пишут в старых романах, погода нам благоприятствовала. Ночь была ясной и теплой, в небе сверкали россыпи звезд. 'Дождя, кажется, не будет! – радовалась я. – Встречу Отари в сухой одежде, и тушь по лицу не размажется!' Если учесть, сколько раз я превращалась здесь за последние дни в мокрую курицу, это большая удача!

Знакомой дорогой идти было легко. Мы с Хачиком добрались до стройзоны без приключений. И на забор по веревке забрались без особых проблем. Правда, напомнили о себе наши израненные ножовочным полотном ладони. Но мы не жаловались: на войне как на войне!

С высоты забора я увидела: там, где мы прошлой ночью оставили на КСП следы, их уже не было. На месте характерных углублений тянулись прежние ровные борозды земли.

– Как это сумели полосу восстановить? – удивилась я. – Трактора здесь вроде нет!

– Охранники зэков в ручной плуг запрягают, – просто ответил Хачик. – Это такой длинный брус со стальными зубьями, на нем лямки. Ну, и человек пять-семь тащат его, как бурлаки на Волге!

'Простите меня, ребята! – мысленно обратилась я к несчастным заключенным, которых из-за меня завтра снова запрягут в ручной плуг. – Другого пути у меня нет!' И прыгнула с забора. Мне очень не хотелось предстать перед Отари в рваных джинсах, а тем более исцарапанной. Поэтому я сделала все возможное, чтобы не встретиться с шипами крайнего ряда козырьковой колючки. И мне это удалось! Более того, я ровно приземлилась на корточки и даже не испачкала одежду!

– Быстро учишься! – похвалил Хачик, подавая мне руку.

– Не этому надо учиться! – проворчала я, выбираясь вслед за ним с контрольно-следовой полосы.

Мы прокрались в темноте к желтой громаде крана. Огромная стальная коробка корпуса неподвижно застыла над тяжелыми траками гусениц. На глухой металлической двери в машинное отделение висел съемный замок. Выглядел он намного изящнее, чем тот, что запирал бытовку. Но это дела не меняло: без ключа нам с Хачиком было не обойтись.

Я еще раз внимательно оглядела корпус крана. Мне почему-то казалось, что в его верхней части есть одно или несколько маленьких окошек. Но ничего такого там не было.

– Хачик, – тихонько позвала я. Он в это время отошел к кабине и присел возле гусеницы: искал ключ. – А свет в этой машине включается?

– Не, – пропыхтел он в ответ, выгребая руками землю из-под траков. – Ну, то есть включается, когда кран работает. Но завтра-то он стоять будет!

– Так мы что, в полной темноте с Отари окажемся?

– Видишь на стенах вентиляционные решетки? – задрал голову Хачик. – Через них немного света внутрь попадает. Не волнуйся, увидите друг друга! А до утра в темноте посидишь, ладно? – Он вдруг радостно вскрикнул: – Нашел! – И встал, показывая мне измазанный землей ключ.

– Ура-а!! – шепотом закричала я и заскакала на месте. Хачик вскочил на гусеничную ленту крана, пробежал по тракам к двери в машинное отделение. В одно мгновение открыл замок и распахнул дверь, она противно завизжала. Хачик протянул мне руку:

– Залезай! На катки ногами опирайся!

Я не знала, что он называет катками, только встала сначала на какие-то металлические колеса, а потом уже с его помощью влезла на траки. Передо мной зиял черный проем двери. Внутри машинного отделения было ни зги не видно, сильно пахло соляркой.

– Добро пожаловать! – широким жестом пригласил меня Хачик в душную кромешную тьму. Я вытянула вперед руки и крадущимся шагом двинулась вглубь помещения. Хачик шагнул за мной, чиркнул спичкой, пробормотал:

– Теперь можно зажечь, бабка из КПП не увидит...

Вспышка огня выхватила из темноты металлические коробы, неуклюжие нагромождения неизвестных мне тяжелых механизмов, рычаги и тумблеры управления на панели справа... Спичка погасла, меня снова окружила темнота.

– Иди налево, – сказал Хачик. – Здесь над полом какая-то штуковина металлическим кожухом прикрыта, очень удобная лежанка получается.

Я последовала его совету, сделала два шага и уперлась коленями во что-то твердое. Снова вспыхнула спичка. Я увидела, что стою перед широкой и низкой стальной коробкой с покатыми краями. Длиной она была в человеческий рост. На ней лежали форменные бушлаты заключенных. В том, как они были аккуратно расстелены, я узнала руку Отари.

– Как здорово! – повернулась я к Хачику с сияющим лицом.

– Нравится? – обрадовался он. – Видишь, сколько людей вам свои бушлаты отдали! Отари говорил, что народ ждет вашего свидания, как праздника! Зэки для вас все сделают! Вы здесь как у Бога за пазухой будете! – Он поспешно отшвырнул горящую спичку: она жгла ему пальцы. – В общем, устраивайся, Оля. А я пошел.

– Что, уже? – встрепенулась я. Мне вдруг стало страшно оставаться одной. В ночи, в темной глубине корпуса огромного крана, посреди пустой стройзоны, за колючей проволокой...

– Нужно хоть немного поспать до работы. – Голос Хачика звучал виновато. – И ты отдохни. Зэков в половине восьмого привезут. Пока перекличка, то да се – часам к восьми Отари придет. – Он отыскал в темноте мою руку, ткнул в нее спичечный коробок. – На, возьми спички. И вот еще замок и ключ, отдай потом Отари. – Он стал на ощупь пробираться к выходу.

– Я провожу!

Мы спрыгнули на широкие гусеничные траки. Хачик повернулся ко мне, строго посмотрел и стал давать последние наставления:

– Вечером, как стемнеет, тихонько выбирайся. На КПП делай все так же, как вчера. Ползи себе через турникет, ни о чем не думай, бабка тебя не увидит. А если даже и заметит – беги, она не догонит! А я буду ждать тебя на выходе. Как обещал, засветло приду!

Я с нежной благодарностью обняла его:

– Спасибо тебе за все, Хачик! Ты настоящий друг!

Он ответил робким объятием, смущенно отстранился:

– Да ладно... – И вдруг задорно улыбнулся: – А здорово, что мы это сделали, а? Все ждали, все хотели, все старались! Отари, зэки в его отряде, ты, я – все! И получилось! Жди его, Оля!

Он спрыгнул с гусеницы и пошел в сторону светящегося во мраке окна КПП.

Я еще долго сидела на пороге машинного отделения и смотрела на звезды. Прохладный ветерок овевал лицо, приносил ароматы луговых цветов... Мне удалось сделать почти невозможное – добраться до этого странного места. Здесь все смешалось самым удивительным образом: неволя, разлука, запах солярки – дерзкий порыв, встреча, дыхание дикого луга. Сюда совсем скоро придет мой любимый. Я дома...

***

Меня разбудил скрип дверных петель, яркая полоса солнечного света прорезала сумрак машинного отделения. Я услышала отдаленные голоса людей, шорканье шагов, стук кувалды, визг циркулярной пилы. И тут же раздался тихий голос Отари:

– Оля! Ты здесь?..

Я резко села на своей импровизированной постели из бушлатов. Надо же, уснула! А ведь не собиралась!

– Отари!! – закричала я, бросилась к двери, наткнулась на какую-то железную преграду, она загудела.

– Тихо, родная, тихо! – Отари шагнул ко мне, жадно обхватил, стал целовать. Я обмякла в его руках, выдохнула жарко:

– Милый! Наконец-то!.. – И заплакала.

Он взял в ладони мое лицо, зашептал:

– Что ты, что ты, любимая?.. Все хорошо! Мы вместе! Как ты здесь?..

Как?! Моя душа пела, моя душа плакала, сердце трепетало в горячем мареве любви.

– Видишь, теперь и у меня слезы... – всхлипнула я, утыкаясь мокрым лицом в грудь Отари. – Так долго к тебе шла!..

– Подожди... – Он отстранился, закрыл дверь на задвижку и снова заключил меня в объятия: – Все расскажешь мне, Оля! Все! Люблю тебя! Скучал, ждал!! Пойдем!

Он увлек меня к ложу, которое так любовно вчера для нас готовил. На бушлаты падал слабый рассеянный свет из вентиляционной решетки.