Текст книги "Аляска (СИ)"

Автор книги: Ольга Платонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

– А из-за нарушения баланса волосы на теле растут! – нервно трясла кудельками Наташа. – Видишь, у меня на лице бородка? Я пока не сбриваю. Может, по волоску потом пинцетом выдерну...

'Так вот в чем дело! – подумала я. – Вот почему они все волосатые!'

– Лечили наше бесплодие до сих пор только гормональными таблетками, – продолжала Оля. – Только ни черта они не помогают. Волосы везде растут, как у мужика, а беременность не наступает. Меня, вон, двадцать лет лечат! А результат – ноль!

– А еще от этих гормонов разносит во все стороны! – округляла глаза Наташа. – Видишь, какие мы все толстые?

– Так что, девочка, – резюмировала Марина, почесывая волосатую руку, – если у тебя действительно поликистоз, пиши пропало!

Я похолодела от ужаса. Превратиться в усатую бесплодную толстуху?! Ну уж нет!! Я вскрикнула:

– Так вы про какую-то операцию говорили!

– Марин, не пугай девчонку! – осуждающе посмотрела на подругу Оля. – Может быть, у нее не все так драматично, как у нас. – Она повернулась ко мне: – Не слушай ее. Не так страшен черт, как его малюют. А насчет операции Наташа верно сказала: для всех нас, – она обвела взглядом палату, – это последняя надежда. Наш лечащий врач – Надежда Николаевна Баканова. Завтра утром на обходе с ней познакомишься. Она разработала новый метод оперативного лечения бесплодия. Клиновидная резекция яичников. Даже диссертацию защитила! В общем, специалист!

– Одним словом, – прервала ее Марина, – если тебе такую резекцию сделают, сможешь иметь детей, поняла? Поэтому мы здесь.

– Ну да, – подтвердила Оля слова подруги. – Мы все готовимся к операции. До сих пор резекцию яичников только за рубежом делали. Пишут, что процент излеченных таким способом очень высок. Ну, вот, слава богу, и у нас теперь врачи зашевелились...

Спустя много лет причины поликистоза будут изучены намного глубже, чем в 70-80-е годы. Врачи разработают эффективные и безопасные методы комбинированной фармакотерапии. Такое лечение будет возвращать здоровье девяти женщинам из десяти. К оперативному вмешательству станут прибегать в самом крайнем случае. Но во времена СССР на резекцию яичников смотрели как на панацею от всех поликистозных бед.

Вечером я позвонила домой и рассказала отцу все как есть. Он растерянно молчал. Потом сказал осипшим от волнения голосом:

– Все будет хорошо, дочь. Я это знаю. Завтра приеду. Скажи, что привезти?

В ту ночь мне приснился кошмар. Я подходила к зеркалу и вместо своего отражения видела какого-то толстого и бородатого мужчину. Я начинала искать другое зеркало, в котором увидела бы себя, а не кого-то другого. Находила – и жадно смотрелась в него. И снова видела то же самое – толстого бородача. Тогда я кидалась искать новое зеркало, и все повторялось с тем же результатом. Казалось, этому не будет конца... Так продолжалось до тех пор, пока я, вне себя от ярости, не вдарила по очередному бородатому отражению подвернувшейся под руку табуреткой. Зеркало разбилось вдребезги.

Бородач исчез. Зато из каждого зеркального осколка на меня смотрело отражение Оли Платоновой...

Я проснулась в холодном поту.

***

Надежда Николаевна Баканова оказалась молодой, стройной и энергичной женщиной. Когда она вошла в палату, все мои соседки оживились. Было видно: ей рады. И неудивительно: собранная и улыбчивая, Надежда Николаевна создавала вокруг себя атмосферу спокойной уверенности. Она была из тех редких врачей, одно только появление которых перед пациентом становилось началом успешного лечения.

Я ко времени утреннего обхода еще не совсем очнулась от морока ночного кошмара. Лежала в постели и пыталась сообразить: что значит этот гнетущий сон? Слишком уж ярким и выразительным он был, чтобы о нем забыть. Или все это ерунда? Я никогда не верила в толкование сновидений... А еще мне вспоминались вчерашние рассказы новых подруг. И я теперь со страхом думала о предстоящем обследовании. Что оно покажет?

В общем, настроение у меня было дрянь. Когда Надежда Николаевна подошла ко мне, я с трудом села на постели и накинула халат. Но как только врач заговорила, состояние мое резко улучшилось. Ее доброжелательная улыбка и спокойное внимание сделали свое дело. 'Ничего ведь страшного еще не произошло, – думала я, отвечая на ее вопросы. – Зачем заранее психовать?'

Надежда Николаевна как будто услышала мои мысли.

– Я понимаю, Оля, что тебе сейчас тревожно, – погладила она меня по руке. – Но не терзайся понапрасну. Для начала сдай все анализы, что я назначу. Пройди рентгенографию, а там посмотрим. В любом случае вместе мы справимся. Ведь так?

Я вдруг почувствовала, что мы действительно справимся. И благодарно кивнула лечащему врачу.

Днем приехал отец. Я поняла, что он ради этого отпросился с работы. Мой папа привез все, что я просила: туалетные принадлежности, одежду. А еще – яблоки, гранаты и много другой еды – какие-то ненужные булки, печенье и бутерброды. Я знала: для этого он бегал в магазин и на Палашевский рынок, а потом долго стоял на кухне и резал хлеб, колбасу, сыр, мыл фрукты...

– Пап, ну зачем мне так много?! – Я благодарно обняла его.

– Чтобы поправиться, силы нужны! А для этого есть нужно!

– Ты как наша Марина рассуждаешь! – засмеялась я. – Привези мне две книги на английском языке. Я их в институтской библиотеке взяла, они у меня в комнате лежат. 'Портрет Дориана Грея' Оскара Уайльда и 'Убить пересмешника' Харпер Ли. Почитаю здесь, все равно вечерами делать нечего.

Я знала, что каждый день после ужина буду писать письма Отари. Но это обычно не занимало у меня много времени. Тем более, я не собиралась подробно расписывать ему свои больничные переживания: не хотела расстраивать.

Рентгенография показала множественные кисты на яичниках. Когда я услышала это от Надежды Николаевны, у меня потемнело в глазах.

– Поликистоз?.. – мертвым голосом произнесла я страшное слово.

Врач быстро взглянула на меня и сказала:

– Давай-ка сделаем биопсию – возьмем у тебя кусочки тканей для гистологического исследования. Готовься на завтра, будет немножко больно.

Я рассказала об этом своим соседкам по палате. Марина крякнула и отвела взгляд. Оля с Наташей понимающе переглянулись.

– Что такое? – с тревогой спросила я.

– Да ничего хорошего! – криво усмехнулась Марина. – У тебя все, как у нас когда-то начиналось, подруга! Рентген, биопсия, гистология... Потом поставят диагноз 'бесплодие', и до свиданья!

– А гистология зачем?

– Чтобы исключить вероятность онкологического заболевания, – пояснила Оля. – Кисты и злокачественные кистозные опухоли на вид похожи. Поэтому исследуют кусочки новообразований.

– А, – произнесла я. Так, будто ничего не произошло. Будто я и не услышала о том, что мой лечащий врач собирается проверить, не больна ли я раком. А если больна? Интересно, как она будет меня лечить? – Быстро эту гистологию делают?

– Замучаешься ждать! – бросила Марина. – Десять дней, не меньше.

Я легла на кровать, накрылась до подбородка одеялом и уставилась невидящим взглядом в потолок.

– Да не переживай ты, Олька! – затрясла надо мной своими кудельками Наташа. – Все мы через это проходили – и живы! Какая там онкология! Обычный поликистоз у тебя!

Ну да, подумала я, худшее – враг плохого. Если рак не обнаружат, буду рада тому, что у меня всего лишь поликистоз и бесплодие! А если все-таки онкология?!

С той самой минуты я потеряла покой. 'Рак... Рак...' – с утра до вечера стучало у меня в голове. После биопсии я стала считать дни до получения результатов гистологии. Они тянулись мучительно долго. Первый, второй... У меня брали какие-то анализы, делали какие-то уколы, снова проводили рентгенографические исследования – мне было все равно. Я со страхом ждала приговора. На третий день приехал отец, привез книги, что я просила.

Это здорово помогло. Я залегла на кровати с романом 'The Picture Of Dorian Gray' ('Портрет Дориана Грея') и забылась в чтении.

Соседки по палате отнеслись к моему знанию английского с огромным уважением.

– Ну, ты даешь, подруга! – присела на мою кровать Марина и осторожно взяла в руки 'To kill a Mockingbird'. – У меня муж по-русски-то не иначе как матом разговаривает, а ты прямо книжки на английском читаешь! Эта как называется?

– 'Убить пересмешника', – ответила я.

– Необычное какое название, – подключилась к разговору Оля. – Интересная книжка, наверное!

– Слушай! – округляя глаза, подсела к нам Наташа. – А ты с ними общалась? Ну, с американцами, с англичанами?

– Общалась немного, – улыбнулась я.

– Они, наверное, необычные, как вот эта книжка, да? Умные, и вообще!..

– Да уж точно не такие, как мой муж! – вздохнула Марина.

Я вспомнила американских друзей Моники, Мамаду, своих ухажеров из валютных баров, Дэвида Барбера... И сказала:

– Они такие же, как мы. Только живут лучше.

Если бы не чтение, я бы извелась долгими тоскливыми вечерами от тревоги и страха. В ожидании результатов гистологии я чувствовала себя так, будто меня медленно ведут на казнь, ежедневно принуждая делать несколько шагов к плахе. Но книги помогали забывать о пугающих реалиях моей настоящей жизни. Это спасало меня от нервного срыва.

Остальные обитательницы нашей палаты коротали вечера по-разному. Кто-то вязал, кто-то слушал радио, кто-то слонялся по коридору. Оля читала старые журналы 'Новый мир', Наташа болтала, с кем придется. Марина обычно на весь вечер уходила в холл: там стоял телевизор, около него собиралась большая часть больных нашего отделения. Но вот однажды телевизор сломался, и после ужина она осталась в палате. Что ей было делать? Она бесцельно побродила от двери к окну и обратно, послушала Наташину болтовню, повалялась на кровати... И вдруг сказала:

– Ну-ка, девчонки, бросайте свои книжки, хватит глаза ломать! Гадать на детей будем! Хотите?

Оля отложила журнал и повернула к ней голову:

– На картах, что ли? Я этого не люблю.

– Да какие там карты! – Марина уже сидела у нее в ногах и стягивала с пухлого пальца толстое золотое обручальное кольцо. – Вот! Мне это гадание еще в юности бабка показала. Узнаем, сколько детишек у нас будет и какие – мальчики, девочки... Нитки есть?

Оля скептически поиграла ямочками на крепких щеках и достала из тумбочки катушку черных ниток. Я оторвалась от книги и села на кровати. Подошла Наташа. Ее кругленькое личико вытянулось от любопытства. Марина протянула нитку сквозь кольцо, оборвала ее, связала концы и накинула на палец. Кольцо закачалось перед нашими лицами.

– Вот так, подруги! Это будет наш гадательный инструмент! Теперь объясню, как пользоваться. – Она обвела нас шутливо-строгим взглядом. – Успокойтесь, думайте о своих будущих детях! Кто первый гадать будет?

– Да ты объясни сначала, в чем тут дело, – резонно заметила Оля. – Если это кольцо заглатывать в желудок надо, то увольте, я пас!

– Дура ты, что ли? В желу-удок! – передразнила ее Марина. – Слушай сюда! Сначала кольцо нужно потереть в ладонях, чтобы чужую энергию разогнать. Потом – посидеть на нем. Ну, для того, чтобы оно твою информацию как бы впитало. Потом подвешиваешь его правой рукой над ладонью левой и ждешь. Если оно качаться начнет – будет у тебя ребенок! Если вдоль ладони или поперек – мальчика родишь, по кругу – девочку. А если не будет качаться, значит, не сможешь иметь детей. Ясно?

Оля собралась что-то ответить, но Наташа заверещала тонким голосом:

– Ой, девочки, я хочу, я хочу! Я первая!! Ладно?

– Давай! – протянула ей 'гадательный инструмент' Марина.

Наташа потерла обручальное кольцо пальчиками, подержала в ладонях. А потом сунула его под свои объемные бедра и, что-то быстро нашептывая себе под нос, несколько раз мелко перекрестилась.

– Во дает! – ухмыльнулась Марина. – Ты или Богу молись, или гадай. А так ни то, ни другое не выйдет!

– 'В одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань', – иронически процитировала Пушкина начитанная Оля.

Наташа еще немножко посидела, достала из-под себя кольцо и подвесила его на нитке над левой ладонью. Нитка натянулась и застыла в вертикальном положении.

Все замерли, не сводя с кольца глаз. Секунду или две оно висело в сантиметре от ладони неподвижно. Наташа снова что-то быстро зашептала и закрыла глаза. Кольцо сдвинулось в сторону пальцев, совсем на чуть-чуть, и тут же качнулось к запястью. Оно прошло к нему от центра ладони совсем немного и опять двинулось в другую сторону. И так – еще раз, уже с большей амплитудой. В конце концов, импровизированный маятник раскачался очень уверенно. Что удивительно, двигался он строго в одной плоскости. Если бы Наташа раскачивала его сознательно, вряд ли такое случилось.

Она открыла глаза и выкрикнула тоненьким плаксивым голосом:

– Мальчик!..

– Да-да! – приобняла ее за плечи Марина. – Будет у тебя мальчик! Только не плачь, тебе сейчас снова гадать.

– Зачем? – удивленно всхлипнула Наташа.

– Если у тебя будет после мальчика еще один ребенок, следующее гадание покажет. Так что соберись и клади кольцо под пятую точку!

Наташа, блаженно улыбаясь, снова села на кольцо. На этот раз маятник завис над ее ладонью неподвижно. Она долго сидела, закрыв глаза и шевеля губами, ерзала – все тщетно. Кольцо не шелохнулось.

– Вот это да! – прищурилась на 'гадательный инструмент' Оля. Она была впечатлена. От ее скептического настроя не осталось и следа. – Дай-ка я попробую!

В первом ее гадании кольцо пошло по окружности. Во втором – закачалось в плоскости поперек ладони. А подвешенное в третий раз – осталось неподвижным.

Оля откинулась на подушки и резко выдохнула:

– Уф-ф! Девочка и мальчик! – Глаза ее сияли. – Ничего себе! Двадцать лет ждала!

– То-то! – покровительственно похлопала ее по коленке Марина. – Поздравляю! – И протянула кольцо мне: – Твоя очередь!

И тут я испугалась. Правдивость Марининого гадания не вызывала у меня никаких сомнений. Кольцо вело себя так, будто им управляла невидимая рука. К тому же мою уверенность укрепляли искренние реакции подруг на результаты гадания. Я верила Оле и Наташе. Они были намного старше меня, опытней, наверняка имели более развитую женскую интуицию. С другой стороны, годы лечения, разочарований и поиска путей к выздоровлению приучили их мыслить трезво. Они не привыкли успокаиваться самообманом. И вот счастливые слезы и сияющие глаза подруг говорили: все будет так, как предскажет кольцо!

Потому-то мне и было страшно. А что если кольцо застынет над моей ладонью и не сдвинется в сторону ни на сантиметр?!

– А можно после тебя? – с не свойственной для себя робостью спросила я у Марины.

Она опустила глаза и пробурчала:

– Я не буду гадать. Слишком часто в молодости с судьбой игралась, хватит. Самое главное, – с горечью усмехнулась она, – что это колечко мне ни разу беременности не предсказало! А вам вон какие подарки раздает! Так что... Гадай смело, – весело подмигнула мне Марина, – тебя удача ждет!

Я глубоко вздохнула, сильно потерла кольцо между ладоней, посидела на нем и подвесила на нитке над левой ладонью. Оно почти сразу завертелось по большой окружности. Причем так быстро, будто его кто-то подталкивал! От сердца сразу же отлегло. У меня будет дочка!

Марина с удивлением смотрела на движение маятника.

– Вращается, как бешеный! Я такого никогда не видела! Ну-ка, давай еще раз!

Во втором гадании кольцо на нитке сильно закачалось от пальцев к запястью. Мальчик! Есть! У меня будет двое детей!!

Наташа с Олей захлопали в ладоши, глядя на мое счастливое лицо:

– Давай еще!!

В третьем гадании кольцо снова закрутилось по большой окружности, но уже медленнее. В четвертом – по меньшей окружности и совсем не торопясь.

Подруги смотрели на меня округлившимися от изумления глазами. Наташа спросила:

– Девочки, такое бывает?.. Четверо детей! У нее же все-таки дисфункция...

Я молчала, совершенно ошарашенная предсказанием.

– А почему четверо? – засмеялась Марина. – Гадай в пятый раз, мать-героиня!

– Если и сейчас твое колечко ей ребенка покажет, – небрежно сказала Оля, – значит, все эти наши игры – полная чепуха! Кто в такие предсказания поверит?

В пятом гадании нитка с кольцом зависла над моей ладонью в вертикальном положении без движения.

– Вот так! – победно вскрикнула Марина и нервно зачесала волосатые предплечья. – Никакая это не чепуха! Четверо детей у девчонки будет, ясно? Три девочки и мальчик! Кольцо в первом гадании быстро крутилось, помните? Это означало, что много раз гадать придется! Все правильно!

Оля с шутливо-почтительной гримасой на лице пожала мне руку. Наташа смешно таращила глаза и удивленно качала головой. Марина еще что-то объясняла про действие кольца на нитке и смеялась. Я же сидела и пыталась сообразить: что со мной происходит в этой больнице? Какая-то чехарда вероятностей, и ничего доподлинно неизвестно! То поликистоз, то рак, то четверо детей... То болезнь, то смерть, а то здоровье, жизнь и роды... Чему верить?!

Я не знала, что обручальное кольцо Марины нагадало мне в тот вечер чистую правду. Через годы я действительно стану матерью четверых детей. И появляться на свет они будут в той очередности, как было предсказано: девочка – мальчик – девочка – девочка.

Да, я ничего этого не знала. Но в тот вечер уснула со счастливой улыбкой на лице.

***

Через несколько дней Надежда Николаевна пригласила меня к себе в кабинет.

– Так, Оля, – деловито сказала она, просматривая какие-то бумаги, – получены результаты гистологического исследования. Онкология исключена. В этом смысле ты здорова.

Плаха, десять дней маячившая перед моим внутренним взором, пропала из виду. Я облегченно вздохнула. Но радоваться было рано. Надежда Николаевна продолжала:

– За две недели ты полностью прошла обследование. Результаты такие. У тебя поликистоз яичников, исключающий овуляцию. Как результат – бесплодие третьей степени. Вот такой диагноз...

Она внимательно посмотрела на меня, как бы ожидая вопроса. И мне обязательно нужно было его задать. Ведь на меня только что наложили клеймо 'бесплодная', и с этим нужно было немедленно что-то делать. Биться, бороться, кричать, требовать... Но это самое 'бесплодие третьей степени' меня совершенно оглушило. В голове словно гремели бьющие в берег морские волны.

Я сделала над собой усилие и зашевелила онемевшими губами:

– Третья степень... Что это такое?

– Это означает, что бесплодие лечится! – мягко улыбнулась Надежда Николаевна. – Я пропишу тебе лекарства, будешь их принимать и наблюдаться в своей женской консультации. Нормализуешь препаратами менструальный цикл. Это способствует восстановлению способности зачать ребенка.

Сквозь шум прибоя в голове прозвучал еле слышный Олин голос: 'Лечили наше бесплодие до сих пор только гормональными таблетками. Но они не помогают. Результат – ноль!'

– А препараты... Они гормональные? – Я изо всех сил старалась продраться сквозь грохот волн в голове, уйти с морского берега, мне там нечего было делать.

– Ну да, – спокойно ответила Надежда Николаевна. – Ничего более эффективного пока не придумали. Сейчас для тебя гормональная терапия – самое лучшее!

'От этих таблеток разносит во все стороны! – услышала я Наташин голос. – Видишь, какие мы все толстые?'

Я вспомнила кошмар, что увидела в первую ночь, проведенную в больнице.

– Вы меня в толстого бородача превратить хотите... – пробормотала я.

– Что? – не расслышала Надежда Николаевна.

И тут я пришла в себя. В голове прояснилось, шум морского прибоя пропал.

– Мне не нужно ваше гормональное лечение, – твердо сказала я. – Сделайте мне клиновидную резекцию яичников!

Лицо у Надежды Николаевны вытянулось:

– А откуда ты про это знаешь?

– Знаю! – с вызовом ответила я. – Почему вы не предлагаете мне эту операцию?

– Потому что она не показана семнадцатилетним пациенткам, – категорическим тоном ответила Надежда Николаевна. – Таков регламент! Ты еще слишком молода!

Она была в растерянности, но сказала это очень уверенно. Скорей всего, так оно и было.

– Да?! – взбесилась я. – Так вы будете ждать, пока я состарюсь и превращусь в волосатого мужика?! Такой у вас регламент?! Нет уж! Я ждать не буду!

– Ольга! – строго прикрикнула на меня Надежда Николаевна. Но меня уже нельзя было остановить. Я разбивала табуреткой зеркало, из которого на меня смотрел толстый бородатый мужик.

– Я не уйду из больницы, пока мне не сделают операцию! – кричала я. – А если откажете, найду частного врача, знахаря, понятно?! Заплачу ему, и он у себя дома эту резекцию проведет!

– Платонова, что ты такое говоришь!

Про знахаря, конечно, я загнула. Но меня уже несло!

– А перед этим подробно распишу, как вы здесь людей лечите! – стучала я кулаком по столу. – И пошлю это письмо в Минздрав!

Надежда Николаевна побледнела. Она вскочила со стула, потеребила в руках мою историю болезни и бросила ее на стол. Нервно поправила прическу и засунула руки в карманы своего врачебного халата. Потом тряхнула головой и решительно сказала:

– Пойдем к главврачу! Если она разрешит, сделаю тебе эту операцию!

Все-таки она была молодец! Недаром пациентки ее любили!

Главврач 11-й гинекологической больницы, флегматичная женщина с рыбьими глазами на обрюзгшем лице, отнеслась к бурлению наших страстей бесстрастно.

– Раз вы так настаиваете, Платонова, мы вас прооперируем, – равнодушно сказала она. – Но при одном условии: вы напишете мне заявление. 'Прошу... По семейным обстоятельствам... Всю ответственность за последствия оперативного вмешательства, сделанного по моей просьбе, беру на себя...' И так далее. Будете писать? – подняла она на меня рыбий взгляд.

– Конечно, буду! – обрадовалась я.

– Не тяните с этой операцией, – обратилась главврач к Надежде Николаевне. – И не задерживайте с выпиской. Случай исключительный, нам это здесь ни к чему...

Руководитель крупного лечебного учреждения имела насчет моего пребывания в нем свои соображения. Они были не очень понятны, но и не имели для меня никакого значения.

Под диктовку главврача я быстро написала заявление.

– Оля, я не понимаю, чего ты добиваешься, – сказала мне Надежда Николаевна, когда мы возвращались в ее кабинет. – После резекции гормональный фон, менструальный цикл и способность к зачатию восстанавливаются максимум на один год. Потом могут начаться те же проблемы. И без гормональной терапии все равно не обойтись! В течение года тебе нужно забеременеть, иначе эта операция бесполезна. Ты студентка, работаешь, тебе всего семнадцать лет. Да и мужа у тебя еще нет! Успеешь за год найти? – Она остановилась и взяла меня за руку: – Куда ты спешишь?

Будущее показало: мне действительно некуда было спешить. Но не с резекцией, а с тем, что касается беременности. Операция, которую я столь яростно отспорила у врачей, стала спасительной для моего женского здоровья. После нее я навсегда забыла о поликистозе, бесплодии и дисфункции яичников. Такое бывает. Очень редко. Годы спустя один знакомый гинеколог объяснял мне: 'Резекция воспринимается организмом как травма. В этих условиях он спасается, как может, мобилизует все ресурсы. Стрессовое воздействие приводит к восстановлению функции оси 'гипоталамус-гипофиз-яичники', нормализует секрецию гормонов. Но временно. Твой же организм мобилизовался так активно, что... В общем, он не захотел больше переживать ничего, подобного резекции, и привел яичники в порядок. Удивительный случай!'

Там, в 11-ой гинекологии, меня вела сама судьба. Но она всегда тщательно скрывает свои намерения. Тогда я не могла знать о последствиях операции.

– На один год? – переспросила я. И постаралась не подать виду, что это стало для меня обескураживающим открытием. Значит, у нас с Отари всего один год, чтобы я родила ему дочку! Ведь гадание показало, что первым моим ребенком будет девочка... Но как ее зачать?! Отари на другом конце света, за колючей проволокой!

'Летом! – сказала я себе. – Летом, через девять месяцев, после сессии, я возьму на работе отпуск и поеду к нему!'

'В колонии тебе свидания не дадут', – вспомнилась мне строчка из его письма.

'Ничего! Пролезу через колючую проволоку! – спорила я неизвестно с кем. – И предупреждать Отари о своем приезде не буду! Пусть это станет для него сюрпризом! Мы встретимся, и тогда у нас родится дочь!'

Вот такой безумный план сложился у меня в голове в коридорах 11-гинекологоческой больницы! Я не знала, где находится колония, – кроме того, что недалеко располагается поселок Славянка. Не имела представления о том, как буду до нее добираться. Каким образом проникну в зону, охраняемую автоматчиками на вышках. А если проникну, как найду Отари за колючей проволокой среди сотен заключенных. Я сильно сомневалась и в том, что при встрече мы сможем остаться наедине...

Все это не могло заставить меня отказаться от принятого плана. Наверное, только в юности принимаются такие безрассудные решения! 'Как будто у меня есть другое! – думала я. – Делай, что должно, и будь, что будет! Отари, я так соскучилась! Летом мы будем вместе!'

В своем кабинете Надежда Николаевна сразу же уселась за стол и стала что-то быстро писать в моей истории болезни.

– Ну, так что? – сердито спросила она. – Ты окончательно решила? Еще не поздно отказаться!

– Я решила.

– О чем ты думаешь? – вздохнула Надежда Николаевна. – Стать матерью в восемнадцать лет – это значит уйти с работы, прервать учебу в институте. Зачем тебе это?

'А еще мне совершенно не на что будет жить, – подумала я. – Мама помогать не станет, это ясно. Только отец! И тетя Наташа! Вот кто нас с дочкой никогда не оставит в беде!'

Больше я об этом не думала.

– Когда операция? – вместо ответа спросила я Надежду Николаевну.

– Завтра.

***

Я очнулась от наркоза и первое, что увидела, – лицо своего лечащего врача. Надежда Николаевна сидела рядом с моей кроватью и улыбалась.

– Ну, вот мы и проснулись! – ласково сказала она и погладила меня по плечу. – Операция прошла нормально, все хорошо. Как ты себя чувствуешь?

Меня беспокоила боль внизу живота, кружилась голова, подташнивало. Но я выдавила из себя:

– Терпимо...

– Я вот что хочу тебе сказать, Оля, – выпрямилась на стуле Надежда Николаевна. – Ты очень правильно сделала, когда настояла на операции. Капсулы твоих яичников настолько уплотнились, что превратились в настоящую скорлупу. Пришлось использовать не просто скальпель, а хирургическую пилу! Ничего подобного в своей практике не встречала... Никакие лекарства в твоем случае не помогли бы. Ну, а теперь все будет нормально.

Я благодарно улыбнулась и прошептала:

– Спасибо. Я вашим именем дочку назову...

– Ты уже знаешь, кто у тебя родится?! – засмеялась Надежда Николаевна.

– Знаю, – ответила я. – Долго мне еще лежать?

– Недолго. Скоро сможешь начинать поиски жениха, будущего отца твоей дочки!

Я вспомнила о решении ехать к Отари и радостно вздохнула.

Уже через неделю я вышла на работу в ГДРЗ, а вечером то же дня сидела на лекциях в институте.

Глава VI

КРУТОЙ МАРШРУТ

Когда я всерьез занялась подготовкой поездки в Приморский край, мне открылась одна простая истина. Путешествие на другой конец материка к берегам Японского моря требовало от меня не только отваги, но и кучи денег.

Поняла я это сразу после того, как построила маршрут от Москвы до колонии строгого режима УЦ 267/30-2-30.

Дело это оказалось непростым. Советчиков у меня не было. Если бы я попросила в письме помощи у Отари, он, конечно, узнал бы у друзей, как к нему добраться. Заключенные имели право на свидания с родными, те приезжали и наверняка рассказывали о том, как преодолевали трудности пути. Моего же Отари никто не навещал. Сестру Гулико не отпускал муж. Тетя Циала не решалась на дальнюю поездку. Любящая жена Асмат потеряла, наконец, терпение и развелась с ним... Тем не менее, Отари мог бы мне помочь. Но ведь я не раскрывала ему своего замысла! Поэтому рассчитывать приходилось только на себя.

Первым делом я нашла в библиотеке географический атлас СССР и открыла карту Приморья. Поселок Славянка был обозначен на ней крохотной точкой. Я сразу же поняла: сначала мне нужно добраться до Владивостока. Оттуда я смогу доехать до Славянки на автобусе или на такси. Поселок располагался от города приблизительно в 200 км. Там мне придется спрашивать у людей, где находится колония. Ну, это уже пустяки, думала я, язык до Киева доведет!

Тут же встал вопрос, как лучше добираться – самолетом или поездом? В подземном переходе на Пушкинской площади работала касса авиа– и железнодорожных билетов. Я навела там справки и без колебаний решила: лечу самолетом! Он доставит меня в Приморье всего за девять часов!

Вот тут-то я и начала считать деньги. Билет на авиарейс 'Москва-Владивосток' стоил около 150 рублей – две моих месячных зарплаты в ГДРЗ! К этому нужно было прибавить расходы на дорогу от аэропорта до Славянки. Если придется брать такси, думала я, то 200 километров пути влетят в копеечку. Плюс стоимость дороги обратно, домой: умножаем все расходы на два.

Нельзя было скидывать со счетов и покупки для Отари. Их нужно было сделать обязательно. До сих пор я не могла посылать ему передачи по почте. И никто из родственников Отари не мог. Администрация колонии лишила его права получать посылки с воли. Это было наказание за многочисленные нарушения режима.

– Я вор, Оля! – говорил он мне. – Вор не работает!

И неукоснительно следовал этому правилу.

Но не только отказом от работы тревожил Отари администрацию. Он делал все для того, чтобы стать уважаемым преступником, поэтому активно участвовал в любых акциях насилия или протеста. Платил он за это неоднократным пребыванием в штрафном изоляторе. А еще тем, что не имел собственных теплых вещей, чая, сигарет. Всего того, что я могла бы посылать ему, будь он примерным заключенным.

Отари никогда не писал мне о своих нуждах. Да и вряд ли он чувствовал себя в колонии обделенным. Его преданность воровскому братству и авторитет опытного 'сидельца', скорей всего, обеспечивали ему достойное, по меркам лагерного мира, существование. Но то, что я знала о тюремном быте, подсказывало мне: он должен иметь свои вещи и продукты. Это так или иначе укрепляло его положение в агрессивном замкнутом мужском сообществе. А кроме того, давало возможность приобрести для себя что-то необходимое путем обмена. Я помнила, как женщины из очереди в бюро приема передач Бутырской тюрьмы говорили мне:

– И сигарет побольше положи! Даже если твой не курит, обменяет на что-нибудь. Они там – те же деньги!

Я могла увезти с собой не более двух туго набитых сумок. Поэтому решила купить для Отари только самое необходимое. Прежде всего, несколько блоков сигарет 'Прима' по 15 копеек за пачку. Дюжину 50-граммовых пачек индийского чая 'со слоном'. Они тогда стоили по 57 копеек. Ну, и, конечно, побольше сладостей. Два вафельных торта, 'Сюрприз' или 'Балтийский', по 1 рублю 10 копеек. И еще накуплю килограммов пять разных сортов карамели, решила я. Они у зэков в почете. Это можно сделать в один заход в гастрономе ? 5, что в сталинской высотке на Баррикадной! Там выбор конфет огромный. 'Клубника со сливками', 'Слива', 'Раковые шейки', 'Снежок', 'Лимончики', 'Огни Москвы' – каких только нет! Стоят они все около 2-3 рублей за килограмм.