Текст книги "Поцелуй Однажды: Глава Мафии (СИ)"

Автор книги: Ольга Манилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Глава 3

Тимур отвозит ее к швейному цеху, по дороге покупая им в Макдональдсе по стаканчику карамельного мороженого.

– Ложечка сахара и маленькие шажки к диабету никому в семь утра не повредят.

У него четверо детей и жена-пышка, фотографиями которой пестрит Рэндж Ровер.

– Миловал Господь трушным джекпотом, все девочки, – рассказывает он, – хоть создал что-то прекрасное. Женщины – это чудо, а мужики – омерзительные существа.

Кира просит не доезжать до самых ворот цехов, чтобы избежать лишних вопросов со стороны коллег. Докапывания до распорядка ее рабочего дня выносит с честью и уверяет, что сразу же ему позвонит, если самочувствие ухудшится.

На работе она словно зомби и даже напрочь портит раскройку, за что придется еще и выплатить из собственного кармана.

Помощница заведующей, Аня, можно сказать, ее подруга по работе, в смятении от усталого вида девушки, но с расспросами не лезет. Подруга знает о проблемах в семье Норовых.

Если бы Аня не была матерью-одиночкой, то можно было бы напроситься в гости к ней хотя бы на пару дней. Половину рабочего дня Кира ломает голову над тем, куда они с Петей пойдут после больницы. В квартиру и впрямь возвращаться опасно и не очень хочется. Но если других вариантов не подвернется – то придется.

В обеденный перерыв она роется в сотнях интернет-публикаций, касающихся Бруса – дабы освежить в памяти биографию главы мафии.

Карелин и впрямь сенсация, с какой стороны не посмотри.

Его отец – бывший почетный военный, с регалиями на полстраницы, успевший стать не только влиятельным политиком, но и любимцем общественности. Кира даже помнит некоторые его шуточки, Карелин-старший – определенно обаятельный мужчина, и универсально харизматичен, чего в его сыне и грамма не найдется. Мама же – лауреат Нобелевской премии, ученая-химик из известного рода научных деятелей. Потомственная, важная персона.

Брус – как мрачное, уже нестираемое пятно в этом семейном фотоальбоме почетного рода.

Точнее, был бы еще и неожиданным пятном, если…

… если бы его дед не был главой столичной мафии в свое время. Его называли Танком и иногда Солдатом, и он приходился Роману дедом по отцовской линии.

Как ребенок из семьи, столь желающей оставаться благонадежной и уважаемой в обществе, ребенок, отправившийся учиться в Британию в подростковом возрасте и имевший возможность путешествовать с малых лет, потом резко свернул обратно – на дорожку, проложенную дедом?

Кира находит интервью со школьной учительницей Карелина, у которой он учился в отрочестве до переезда в Соединенное Королевство:

– Роман был прилежным, умненьким таким, – говорит Елена Петровна, отводя глаза от журналиста и глядя в сторону естественного источника света – видимо, интервью проходит перед окнами. – Всегда был ранимым, знаете, редко бывают такие дети, что взваливают все на себя и справляются не хуже нас. Постоять за всех мог, а сам беззащитным был. Я не знаю, какие там слухи ходят, – резко говорит учительница, – я это комментировать не могу, это неэтично.

Из цеха она выходит на два часа раньше, и за воротами ожидает сюрприз в виде четырех представительских тачек, припаркованных вдоль противоположного бордюра. Столько денежных единиц на квадратный сантиметр сей полузаброшенный район никогда не видел и, наверное, уже никогда не увидит.

Карелин в солнцезащитных очках, в позе хищника-буддиста, прислоняется спиной к темно-серому джипу посередине.

Он наблюдает: как Кира прощается с вахтовиком цехов и как она направляется к пешеходному переходу.

Возле соседней тачки стоит Тимур, и Брус кивком приказывает ему встретить и забрать девушку себе в Рэндж Ровер.

На переходе Кира не особо смотрит по сторонам, потому что медленно закипает от злости и возмущения, наблюдая за этим царскими указами, и вряд ли ее собьет машина – уж точно каждый водитель притормозил бы, когда в таком районе на пути вдруг окажется такая вереница крутых тачек.

На позитивные заговаривания Тимура девушка никак не обращает внимание, а вместо ответа пристально и демонстративно смотрит на Карелина.

– Я сказала сегодня утром не встречать меня тут, – почти что угрожающе говорит она так, чтобы Брус все расслышал, ведь слова предназначаются ему.

– Кирка, пошли ко мне в тачку.

Она действительно доходит до передней дверцы Рэндж Ровера, но Брус имеет наглость ответить, поэтому в машину Тимура она так и не сядет.

– Я сказал вчера вечером никакой работы и вот мы тут, – обманчиво тихо и степенно говорит Карелин.

Развернуться и двинуться прямо на центральный джип ничего не стоит. Внезапно силы прибывают, хоть на работе сегодня бывало и желание повеситься. Раздражает пыль и камешки под подошвами босоножек, но удается идти ровно и целеустремленно.

Доходит она до самого Карелина и останавливается прямо в упор перед ним. Такая демонстрация доминантности никак не останется незамеченной, учитывая множество свидетелей в соседних тачках. Ничего, теперь у него будет повод позлиться по реальному поводу, а не надуманному.

Зачем, спрашивается, надо было тащить сюда столько людей.

– С дороги, – отскакивает от ее зубов предупреждение.

Естественно, он даже не шевелится, продолжая закрывать телом дверцу в салон.

– Я сказала, с дороги.

Солнцезащитные очки оказываются в руке, а на нее сверху вниз смотрят задумчивые, немного затуманенные зеленые глаза.

– Пожалуйста, – как ни в чем не бывало отвечает Брус и открывает перед девушкой дверцу.

Пока она устраивается в салоне, он обходит машину и садится рядом – водитель двигается с места без какого-либо знака.

Слава Богу, здесь работает кондиционер и Кира расслабляется. Против воли, правда, – в присутствии этого сумасшедшего наглеца расслабляться вообще никогда не стоит.

Пожилой мужчина за рулем в сторону незванной гостьи не смотрит и глаз в зеркальце дальнего вида не поднимает.

Когда они пересекают мост, примыкающий к магистрали, Карелин приказывает водителю остановиться у дороги и оставить их наедине на пару минут.

– Ты… что-то хотел сказать? – не выдерживает она через минуту молчания.

– Нет, это ты хотела что-то сказать, раз так рвалась в эту машину. Не поверю, что просто хотела насладиться нахождением в моем присутствии.

Раздражение берет вверх над разумом и она разворачивается, чтобы утереть Брусу нос, но случайно задевает пальцами ладонь, распростертую на сидении рядом. Тут же одергивается и поправляет край юбки, чтобы увести внимание.

– Я… омерзителен тебе? – ровным тоном спрашивает он через некоторое время.

От удивления этот разворот получается слишком резким и она морщится от головокружения.

Очень хочется сказать, что омерзителен и неприятен и неинтересен. И чтобы прозвучало правдоподобно.

Но на ложь в таких масштабах, когда Карелин – единственный мужчина, который вызывает такие эмоции, и когда он сидит прямо рядом, Кира не способна.

– Нет, – бурчит она, – я имею в виду, у тебя, естественно, омерзительный характер.

– Это да, – соглашается он. – Правда в твоем присутствии я на удивление… я чувствую себя спокойно. Спокойно для себя.

Если это спокойно… Матерь Божья, из всех мужчин она возжелала шизоида с мало чем ограниченной властью.

– Голова еще болит, я так понимаю, – констатирует он и со вздохом достает телефон, чтобы набрать водителя.

В следующий раз они видятся на следующий день, когда Кира с Петей пытаются выписаться из клиники и девушка отказывается переезжать на сохранную квартиру. Тимур явно вызвал заранее Главного, почуяв к чему все клонится.

Держать себя полностью в руках нелегко, потому что присутствует Петя и нельзя допустить его волнения. Тимур нашел общий язык и с ним, и отводит брата в сторону явно для того, чтобы Кира и Карелин имели возможность поговорить откровенно – то есть на повышенных тонах.

– Достаточно сказать хотя бы приблизительно, куда вы идете и, пожалуйста, – Тимур вас подкинет, а я уйду, – пытается играть в расслабленный тон Карелин, но напряжения скрыть не удается.

Проблема, что Кира еще не знает куда они идут. Попытка выписаться была продиктовано определенным временным окном, когда Тимур показался занятым и образовалась надежда улизнуть. План до смехотворного шаткий, да и после она надеялась посидеть на скамейке во дворе и подумать.

Тогда на ресепшене она с крокодильей улыбкой оповестила, что счета оплатит Карелин – потому что она ни копейки не собирается платить за то, что сама на себя не вешала как долг. Администраторша уверила в ненадобности что-то оплачивать, но попросила подождать доктора.

Ага, доктора.

Интересно, когда они вообще занимаются бандитским делами? Такое впечатление, что люди Бруса только тем и заняты, что портят ей жизнь и выполняют любой бздык пахана.

– Если Тимур подкинет, значит, будет знать, где я. И нам же немного вещей забрали из квартиры. Мы поедем обычным транспортом.

– Каким? – избыточно рациональным тоном интересуется Карелин.

– Таким что здесь ходит, – злится она и вскидывает руки, – вот выйдем и посмотрим что здесь останавливается.

– И все лишь бы насолить мне?

– Мир не крутится вокруг вас, – взвинченным тоном выговаривает Кира, – я раньше так делала и после вас буду так делать. Спасибо большое за помощь, и извините, что кто-то вам позвонил по визитке. И спасибо за предложенную квартиру. Но мы обойдемся сами, у нас есть вариант.

– Речь идет не только о вас, – он приближается, но она обходит сумки с другой стороны, избегая прямого контакта.

– Не смейте манипулировать этим. Я вашего совета не спрашивала. У Тимура есть номер Пете, так что будете шпионить регулярно, как идут дела. Правда, не знаю, зачем вам это нужно.

– Не знаете или предпочитаете делать вид что не знаете?

Кира реально даже представить не могла такого взвешенного, напористого и непоколебимого упрямства до встречи с ним.

Где-то внутри из ниоткуда расходится пожаром комок злости и обиды, что у нее в жизни все на вид так плачевно, что он настолько ее жалеет.

– Всего доброго, а точнее, проваливайте, – вскидывает она на плечо рюкзак Пети и тащит сумку за собой.

– Эта клиника принадлежит мне, так что придется применить что-то посерьезнее, чем приказ сваливать.

Конечно же, это принадлежит ему! Даже…

Кира буквально трусит головой, дабы отогнать нежелательные мысли. Хватит! Нет такой роскоши думать о зеленоглазых мафиози, которые съедят ее на обед и просто выплюнут.

– Кира, – говорит Карелин на прощание, засунув руки в карманы широкополых брюк, – мое предложение по поводу сохранной квартиры всегда будет оставаться в силе.

Она не то кивает, не то мотает головой, но смотреть больше на Бруса не может.

Приходится вызванивать и брата, и другого бандита, чтобы их отыскать. Тимур начинает новый поток уговоров, но потом видимо получает сообщение от Главного и недовольно сопит.

Брат с сестрой идут к остановке на другом конце улицы. Остановкой можно назвать лишь условно: подвесная табличка с расписанием маршрутов да кол какой-то торчащий прямо из дырки асфальта. Пространство для пешеходов слишком узкое, прямая дорога к аварийной ситуации.

Хоть они и находятся в неплохом районе, не так уж далеко от центра, машин проезжает немного – видимо, из-за того, что вокруг частный сектор. Жара чуть спала, а дерево рядом образовывает причудливую тень.

Из ворот клиники выезжает темно-серый джип, а затем и Рэндж Ровер Тимура. Кира наблюдает как обе машины направляются к концу улицы.

– Шурик тебе не писал? – спрашивает она вполголоса у Пети.

Тот мотает головой, темно-русые кудри забавно колышутся и она невольно улыбается.

Автомобили едут медленно, а, не доезжая до перекрестка, только джип разворачивается и также медленно следует обратно.

За эти дни Кира практически перестала проверять свой телефон. Ни новостей не читает, ни чатов, ни интернет-каналов по интересам не проверяет. Жизнь как-то приняла крутой оборот, масштабы которого для нее самой неизмеримые. Она… физически пока не в состоянии вернуться в ту квартиру, где…

Темно-серый джип, на котором обычно ездит Карелин, останавливается поодаль от них, на противоположной стороне.

Оттуда, для сидящих внутри, все происходящее на остановке – как на ладони.

– Пошли, – быстро зовет брата Кира, чтобы самой не передумать. – Возьми только эту сумку, а я возьму вторую.

Они направляются к джипу, переходя улицу в неположенном месте – наискосок от остановки к припаркованному авто.

Только пусть попробует поиздеваться и сейчас уехать. Она пристрелит его во сне, даже если лет двадцать понадобиться на осуществление.

Водитель выскальзывает из джипа и забирает у нее сумку.

Карелин открывает Кире дверь изнутри, а Петр занимает переднее сиденье.

– Все забрали точно? – спрашивает Роман мерным тоном, откладывая телефон в сторону.

– Все есть.

Отвечает, не глядя на сидящего рядом, но потом замыкается у нее что-то внутри, с искрами и всполохами умопомешательства, и голова сама так и поворачивается в сторону.

Карелин пристально разглядывает девушку, пушистые ресницы полуприкрытых глаз почти не двигаются.

– Ты не пожалеешь об этом, что бы там не случилось, – произносит он едва слышно, и вряд ли слова может разобрать кто-нибудь, кроме девушки.

– Пожалею, – одними губами отвечает Кира.

Когда он опускает руку на кожаное сиденье, их пальцы оказываются совсем рядом – достаточно одного-другого крутого поворота, чтобы соприкоснулись.

Полноценно откидываясь на спину, Кира устало прикрывает глаза.

Глава 4

Квартира в ЖК «Ренессанс» совсем не обжитая, но комфорта и уюта в ней завались. Самое главное, не впечатляться просторной кухней-гостиной с панорамными окнами, двумя ванными комнатами, куда мог бы приземлиться одноместный самолет, и угловой спальней, маленькой и узкой, но на солнечной стороне. Так как скоро надо обязательно съезжать.

Угловую занимает Кира, а Петру достается большая спальня с серьезным письменным столом.

Карелин даже внутрь особо не проходит, рассматривает обновления на телефоне, стоя в коридоре.

– Подойдет? – интересуется он, когда Кира тянет сумку в маленькую спальню.

Смеяться неуместно, да и она не хочет давать ему повода для… Вообще, должна быть холодной и отрешенной, чтобы пресечь поползновения, но пока удается быть только насупленной и взвинченной, и это тоже должно отталкивать, – должно, но не отталкивает, как раз наоборот, – и они оба это чувствуют и оба это знают.

Она коротко отвечает, что квартира выше любых ожиданий. Ему явно не нравится такая формулировка.

Никаких поползновений далее не случается. Карелин записывает ее номер – наверное, больше для вида, а сам небось уже давно достал из других источников. Коммунальные счета оплачивает его управляющая компания, домработница обычно приходит два раза в неделю и может продолжать убирать (Кира отказывается), ключи будут только у брата с сестрой. На последнее девушка едва не закатывает глаза, но в бутылку не лезет.

После Карелин просто уходит, взглянув на нее в последний раз замкнуто и несколько одичавше. Только через несколько часов она замечает на тумбе в коридоре конверт с купюрами и первые минуты готова сжечь бумажки на высококлассной, с антипригарным покрытием сковороде. Затем наступает стадия Позвоню-И-Выскажусь, но проходит быстрее. Решение оставить их там – может забыл или по другим причинам оставил – кажется самым оптимальным.

Тимур всерьез занимается Петром и в глубине души она просто на седьмом небе от счастья по поводу присутствия в жизни брата адекватной мужской фигуры. Хоть Тимур и бандит. Но самый небандитский бандит на свете. Он мог бы в яслях работать.

Один раз простодушный мужчина как бы невзначай интересуется не общается ли она с Главным, и, слыша отрицательный ответ, хмыкает и качает головой. Девушка впивается в этот разговор с зубами, стараясь понять его интерес и реакцию, но тот остается предельно уклончив.

– Главный малеха буянит без разбора в последнее время, вчера пацанов северного округа выпотрошил как селедок, – все-таки однажды рассказывает Тимур, вздыхая.

Как бы она не старается отгонять неудобные мысли, Киру начинает тяготить работа швеей и она мысленно постоянно возвращается к мечтам о политологии. Образование брошено, связей нет, на волонтерство времени не хватит. Но может быть хоть как-то… Загруженные на телефон свежие книги по теме читаются быстро.

Мысли о Карелине отгонять даже не пытается. Живет он на периферии ее сознания, припеваючи: то образом, то переживанием вспыхивая при каждом эмоциональном всплеске. Фантазии Кира пресекает, но мысли становятся объемнее и насыщеннее, и пару раз педаль тормоза заедает. После этого Кире страшно брать в руки телефон, ведь там всего лишь в одном прикосновении от нее этот номер, и его голос, и его взгляд, и его руки, и его дыхание…

Через дней девять Карелин звонит сам: предуждает, что вечером закинет документы из прокуратуры. Для подвоза бумаг предназначены специальные люди у таких персон, но может быть, документы со слишком чувствительной информацией. Может быть, он хочет проверить в каком состоянии сохранная квартира. Может, реально по дороге доки забросить, плевое дело.

Причин может быть много, но жадный до фрустрации мозг фокусируется только на одном варианте – может хочет ее увидеть?

Насильно принуждает себя не прихорашиваться, и после работы заматывает волосы в некое подобие хвоста, не расчесывая, и остается в гигантской, не по размеру, алой майке до колен, что обычно и использует как домашнюю одежду.

Он приезжает очень поздно, почти в пол одиннадцатого, и Кира надеется, что они не разбудят Петю, если начнутся опять разборки.

Карелин выглядит усталым – несоразмерно для того периода, что они не виделись – и натянутым как струна одновременно. Верхние пуговицы черной рубашки расстегнуты. Кира просматривает файл с документами, пока он изучает гостиную невидящим взором. В бумагах нет ничего важного и существенного, и девушка откладывает их в плетеную корзину с журналами, которые никто никогда в жизни не читал, на кухне.

– Надо не забыть, как будем съезжать, – бормочет она и спрашивает: – Тебе получается целую порцию американо?

В квартире установлена полноценная кофемашина и Кира пользуется ею при каждом удобном случае.

Роман не спешит отвечать, и девушка оборачивается для повтора вопроса.

Замерев посреди комнаты, между кухонным столом и квадратом диванов в гостиной, он глядит на нее неотрывно и грузно.

Тяжесть пристального взгляда проходится по обнаженной коже теплым воском, оставляя невидимые следы на резко приобретшей чувствительность коже.

– Да, – гнетуще произносит он. – Целую. Порцию.

Кира поворачивается обратно и готовит напиток словно во сне. Теперь выбор внешнего вида чудится идиотизмом – она выглядит неряхой и дикаркой, на майке вообще даже дырочка есть, а Карелин безупречен в своей роскошной одежде, представительской и старомодной.

– Добавь коньяк или что-то подобное.

Ящик за ящик, створка за створкой – она ищет, где бы тут мог бы алкоголь.

– Может в подсобке есть, – говорит Кира вслух, открывая очередной навесной стеллаж.

– Ты даже не знаешь, что здесь есть, – говорит у нее за спиной нечитаемым тоном.

– Что это должно означать? – вскипает она и слова – раскаленные пузыри, лопающиеся изнутри. – Да, я не веду учет всего твоего инвентаря здесь. Особенно бухла.

– Ну да, ты же собираешься уезжать через неделю.

– А мне что ли на чужой милости всю жизнь жить?

– Тебе стоило пристрелить меня тогда, – все еще ни разу не шелохнувшись, выговаривает Карелин бесстрастно. – Ты бы сделала нам обоим одолжение. Потому что я не собираюсь делать то, что ты от меня ожидаешь.

– И что же, – вжимается Кира в кухонный уголок, – я, по-твоему, ожидаю? Чего хочу? Ты мысли уже читать умеешь? И если стоило пристрелить… Тебе стоило не заговаривать со мной на заводе и сразу отпустить нас.

– Кто научил тебя обращаться с оружием?

– Что?

В недоумении она пытается сфокусировать взгляд на чем-то другом. Но только не на мужчине посреди комнаты, таким далеким, но кажется, не оставляющим места даже для того, чтобы ровно стоять.

– Ты сможешь выстрелить или нет?

– Ты… Роман, ты вообще соображаешь… Да, я могу выстрелить. Никто особенный меня прямо не учил, подруга проходила практику в полиции, и взяла меня несколько раз с собой на несколько мероприятий. Инструктор сказал, у меня хороший прицел от природы.

– Да, – говорит Карелин, – хороший.

Перед тем как удается опять спросить что бы это значило, гаснет свет по всей квартире. В соседних секциях за окном огней больше не видно, так что отрубилось в этой части дома точно.

– Я достану свечи, если они здесь есть, – бормочет Кира.

Они находятся сразу: четыре отправляются на кухонный стол, а пятая – на рабочую столешницу уголка. Роман включает фонарик на телефоне и явно намеревается куда-то идти вглубь квартиры.

– Это во всем доме, – кивает девушка в сторону окон, – ну или не во всем, а в этих секциях.

Он все равно направляется к подсобке с квартирным щитком, и Кира плетется следом. Что он собирался там смотреть остается загадкой – пристальный осмотр проходит без комментариев и без действий.

Кира отлучается в ванную, и, заперев дверь, дает себе волю выдохнуть наконец-то. Остается еще только по щекам бить себя.

Боже, какой же мерзавец, и как же его много. Она его так ждала, а он только цепляться способен.

И смотреть, и смотреть, и смотреть.

Конечно же, она знает, что Брус имел в виду под ее ожиданиями. Что ему лучше держаться подальше. Это ее рациональные ожидания от рациональных желаний рационального мировоззрения. Ничем «рациональным» она сегодня уже руководствоваться не может.

Если нужно будет останавливать его от сближения… Кира разве только время остановить сможет, вот это легче. Если хоть прикосновение… она сама остановиться будет не в состоянии.

Идиотским брассом из круговорота мыслей выплывает напоминание какое белье сейчас на ней надето. Самое ужасное, неприглядное да и старое вообще. Теперь она реально щипает себя за щеки. Была не была.

Она стягивает трусики и закидывает их в барабан стиральной машины. В этой ванной другой пары переодеть нет, поэтому лучше пусть будет так. В конце концов, он мог уже уйти. Или вообще не собирается с ней нянчиться, а она тут уже нафантазировала.

Поправляет майку и проводит ладонями по бокам несколько раз, совершенно бесцельно, и выходит из ванной.

Карелин стоит в гостиной почти на том же месте, где останавливался и раньше, поэтому Кира направляется к кухонному уголку. Так между ними есть хоть какая-то преграда в виде стола. Свечи, толстые и высокие, горят ясно и изредка потрескивают.

– Это первый раз свет выключился за девять дней, получается. И вот твой кофе.

Он бросает телефон на стол, но с места все равно не сдвигается.

– Так экран и разбить можно, – осторожно замечает Кира.

– Похуй.

– Так ты кофе не хочешь?

– Нет, я не кофе хочу, и не думаю, что кофе уже поможет. Или что-нибудь другое, кроме одного.

– С чем поможет?!

– Мне не стоило просить тебя только об поцелуе единожды. Я бы никогда не смог выполнить это обещание. Все это было ошибкой.

– Это не было ошибкой, – также жестко отвечает она.

– Правда? Докажи.

– Ты… ты можешь попросить меня еще об поцелуе. Ты… можешь.

– Одном? – внимательно отслеживает каждый ее шорох, вздох и движение глаз. – Кира, ты хочешь, чтобы я как дворовой пес скулил и просил? Чтобы хоть как-то погладили. Так я пришел. Уже могу и припозлти, если надо. Надо?

Рука непроизвольно сжимает край столешницы как опору. Кира будто застряла меж двух огней – внутренним, согревающим до кончиков волос, и внешним, ветреным и диким. Томление проворной змеей обволакивает ее тело, а напряжение никак не отступает.

– Ты… Роман, я никогда не хотела… тебя обижать. Я… должна думать о себе и о брате. Ты слышал, что я сказала? Если ты попросишь еще раз, я… я…

– Подойди сюда, – сипло просит он.

Кира мотает головой, теперь удерживаясь за края столешницы обеими руками.

– Я не могу, – шепчет она, – подойди ты ко мне.

Зажмуривается, когда Карелин срывается с места и огибает стол со свечами двумя судорожными, громкими шагами. Целуясь, они впечатываются в кухонный уголок – потому что Карелин удерживает ее лицо обеими руками, а она старается ухватиться за мощные плечи и сама не удерживается на ногах.

Лезвием каждое прикосновение полоскает кожу, и вспарывает правду за правдой – в захвате и терзании губ они оба горят, им нужно гореть, и если выйдет – что полностью до тла, то пусть так и будет.

Кира шумно дышит всей грудной клеткой, бесстыдно и развязно, когда он на мгновение отрывается от ее рта и подсаживает девушку на столешницу.

Она старается контролировать темноволосую голову в силках дрожащих рук, и это смехотворно – он практически рычит и высвобождается, чтобы взять ее рот своим жестко, но отчаянно.

– Ты ведь не боишься меня, – говорит невнятно он в поцелуи, – ты ведь не боишься, да? Я – чудовище, но ты… Я дам тебе пистолет, два, три, и наставляй, целься, – он поглощает ее еще глубже, и она всхлипывает, дерганно скрещивая ноги, – и пристрели, если надо будет.

– Я… я… что ты говоришь? Дело не в этом. Не только в этом. Я… я не могу так быстро, это все очень быстро и для меня… у меня просто нет такого опыта…

Карелин рыскает жадными ладонями по шее, плечам и рукам, не задерживаясь прикосновениями нигде, словно пытаясь дотронуться везде одновременно. Она же изучает пальцами противоречивость его лица – такой длинный, но широкий нос, такие мягкие губы и квадратный, выщербленный как из гранита, подбородок.

Ненасытность ладоней доходит до талии, бедер и ножек. Он отгоняет быстрыми, рваными поцелуями ее пальцы со своего лица, желая прогнать неуверенность и смятение, эхом осевших в ее движениях.

Задирает майку на одном боку Карелин ненароком, и сразу же намеревается опустить ткань, но гладкая поверхность кожи бедра тактильным шоком отзывается во всем могущественном теле.

– Черт побери, – мягко сжимает он ее волосы в пятерне, когда понимает, что на девушке нет белья, – Господи.