Текст книги "Поцелуй Однажды: Глава Мафии (СИ)"
Автор книги: Ольга Манилова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
Глава 35 КАРЕЛИН
Где-то должно нахлынуть облегчение, с какой-то стороны. Но его нет.
И на миг в венах что-то вскипает и разрывает все на своем пути. Он может сдохнуть тут. Вот прямо сейчас.
Это решение уже убило его, лишь сама смерть медленно подкрадывается.
– Нет, – повторяет он. – Вообще убери Кирилла. Всех. Все. Ею займется Серов.
Лешей теряет субординацию, таращится на Главного в замешательстве.
– Серов? Серов! Ну лады, – он берет себя в руки. – Не, ну тогда спим спокойно. Очень, бля, спокойно. Как в морге. Только Серов всех их положит, если кто к ней подойдет. Нормалек будет, Ром?
– Пускай, – цедит тот сквозь зубы, – положит.
– Да, что нам эскалация войны. Но вы знаете… Я за то, чтобы зубы показать.
Сан Сергеевич закатывает глаза, а Брус снова чиркает зажигалкой.
– Но Зельнегорск на всякий надо подготовить. Извиняйте, но у меня процедура. Чтобы на крайний. Ром?
Он вспоминает, как она натягивала тот дурацкий, растянутый кардиган на борту.
Я найду способ, как это все закончить.
Ему нужно закончить эту войну за пять дней.
Плевать, выиграет или нет, самое главное – не проиграть.
– Подготовь, – медленно тянет он. – Два дня, Володя. На крайний случай, ее туда только на два дня. Если это будут последние дни.
Лешей его понимает. Отбрасывает карандаш и проверяет все четыре свои смартфона. Подтягивает ноздри, и это – точно кокс. У Ромы даже нет сил покачать головой.
Они расходятся по лошадкам, сегодня без водителей. Карелин думает только о пушке в сейфе и идет к джипу неровной линией. Лешей его догоняет перед тем, как разъехаться.
– Слышь, Главный, – его рыбьи глаза окрестности рассматривают. В стеклянном витраже магазина напротив манекены лишены одежды. – На минутку. Сказать кое-что хочу.
Это он просит Карелина не убивать его впоследствии текущего разговора.
Карелин не знает, получится или нет.
Кивает.
– Хрен поймешь, чем это все закончится. Но зарубу в аэропорту через мой труп дам повторить.
На мгновение они встречаются взглядами, и Карелин знает, что никогда они обсуждать произошедшее в клинике не будут.
Но забыть не сможет, как Лешей оттягивал его от кушетки и как смотрел на ее окровавленное тело.
Это Лешей донес ее тогда, чтобы помогли. Его побледневшее лицо останется у Романа навсегда в памяти.
– Слышь, – повторяет Володя. – Не знаю, что да как. Но мы завтра или послезавтра червей может будем кормить. Не мучь… ее, наверно? Она тогда, в больн… Ну ты знаешь. Хрен знает, чем это все закончится. Они чувствительные все. Переживать потом будет, если ты того. Ну, я пошел, Главный.
– Я уже, – отвечает Карелин и продолжает идти дальше…
Четыре дня спустя и никто не знает на какой стадии эта война. Гребанный туман войны обволакивает даже криминальные разборки.
Нет никого в этой стране, кому бы Карелин доверил Киру больше, чем Серову. Но за это есть особенная цена, и на почти все ее составляющие ему плевать.
Кроме той, где Серов никогда ни перед кем регулярно отчитываться не будет и ради Бруса не начнет.
Связи с администрацией обрываются. Значит, вот оно как. Даже хорошо – понятно откуда ноги растут. Только нужно время на вычленение конкретной фамилии, а времени вообще нет.
Карелин продал свою душу, чтобы закончить эту псевдо войнушку поскорее. Так больше шансов, что ее не затронет и что до полномасштабного пиздеца огнестрельная очередь не дойдет.
Так что, придется чертяке Васе Кулакову в конечном итоге вместе с ним выяснять, кто конкретно из администрации столкнул их лбами.
Когда Вася Кулаков, мать вашу, угомонится немного.
Одно радует, что кузнецовские прокатили столичного и влезать не стали. Кулак зол, поэтому опять все затягивается. Не выходит на связь, как обещал, и пацаны его немного в двух поселках не на свое залезли.
Но брусовские, сцепив зубы, терпиливо ждут.
На шестой день он с пацанами базируется в Чугуйском районе. Все оружие через эту точку течет.
Иногда Карелин вспоминает, что мог бы побыть трусом. Наплевав, что она невыездная, переместил бы их в Европу или США. Их втроем с Петей. Своего ребенка они уже потеряли. Он бы сделал ей нового. И бросил бы все это. Навсегда. Пацаны бы попали под раздачу, система накренилась бы, трупы бы размножились.
И тогда бы, она…
Точнее, побыть трусом дважды.
Ведь он исчез и побоялся ей на глаза показаться.
Он сейчас пытается вспомнить все причины почему, и далеко не все вспоминаются.
Просто она бы посмотрела на него, и все к чертям бы полетело…
И его слабость убила бы их обоих.
Нет, если был риск, что его слабость убьет ее, то только с этим риском он и боролся. Его промедление уже убило их нерожденного малыша, потому что ему нужно было послушаться Лешея и не садиться с ней в одну машину. Послушать Лешея и вообще не тащиться в Индийский океан.
Тупоголовая беспечность поставила под риск, все что у него есть. Даже то, о чем он не знал.
Что-то очень много он не знал, и это результат того, что Роман потерял форму.
Док опять маячит прямо перед носом. Даже не подозревает, чем рискует. Какие горячие-горячие сейчас у Карелина руки. И как можно под них попасть.
Ничего Рома не умеет делать лучше, чем уничтожать все вокруг, но впервые искренне страшит, что будет дальше. После.
В голове у него все тихо-тихо – хоть она и далеко – но это потому что до головы еще не доехало. Прямо вот как мозг отмирает последним, протягивая долго после остановки сердца.
Не доехало, что никогда жестоким Карелин не был, но теперь-то он способен.
Вот теперь-то он на все пойдет.
И если по городскому водопроводу придется запустить чужую кровь, он найдет достаточно источников для добротного напора.
Все это терпеливое ожидание, ради которого он пожертвовал слишком многим… Пружиной оттягивает мощь,с которой он рванет, когда понадобятся активные действия.
Лопнет пружина, и скорость будет вне чего-то человеческого.
Карелин мог бы сказать, что сходит с ума, когда Серов просто отправляет + каждый день или когда приходит отчет от айти команды, что и Киру мониторит.
Для того, чтобы находиться в процессе схождения с ума, нужна отправная точка, с предельной заполненностью нормальности.
Сумасшедшие, порой, мнят себя богами или здоровыми. Как и люди мнят себя смертными или бессмертными.
Карелин давным-давно крышей поехал, поэтому читает отчет долго. Смотрит в мерцающие строки на экране и смотрит. Рука к пистолету не тянется.
Запрос на секс без обязательств, наверно, липовый и – врет она, мстит ему. Телефон сменила.
А если нет?
Если мстит, то его скрутит бешеной спиралью торнадо. Слишком много надежды. Если мстит – то хочет реакции. Не все равно. Он ухватится за любое «не все равно» после. Любое. Это будет грязно, некрасиво и никогда уже не будет как прежде. Вообще никогда не будет как было.
А если и впрямь потрахаться идет, то Карелину некому винить, кроме собственной трусости и малодушия, но придется расплачиваться кому-то за это.
Всегда приходится кому-то расплачиваться за боль размаха Солнечной системы, поэтому потом Роман найдет его и убьет.
А может… Вполне, и рада может быть, что все закончилось. Плакала с ним чаще, чем смеялась. Может и рада, что самой и не делать ничего не пришлось. Исчез приставучий, что сразу ее жизнь в оборот взял.
Наверно, плохо, что сейчас вот рука к пушке не тянется.
Много счетов что-то образовалось, и непонятно уже кто кому платит.
Конечно, им с Кирой приходится расплачиваться за столкновение вдребезги двух реальностей.
Результат уже непоправимый.
Только Рома никогда не позволит ей понести удар.
Даже если от их отношений ничего не останется.
Даже если прошлое не обернется будущим.
Как бы там ни было, каждый счет он оплатит за них обоих.
Глава 36 КАРЕЛИН
В день, когда Кулак наносит удар, морозно и солнечно.
Глашей скидывает ему в телегу кроваво-белые картинки, каждая весом от четырех мегабайт. Трупы на снегу.
И склад с медтехникой, шедшей таможенным леваком, еще горит.
Лешей никогда бы фоток не щелкал и не отправлял бы. Хорошо, что ближе всего к базе Пятигорска оказался кто-то другой.
Кулаковские порешали его пацанов в угарно-показательной резне. Наездом, на абордаж. На такой стоянке и в таком количестве, что, типа, вот не тянет на первое боевое действие. За которое нужно обратку кровь из носу отправлять.
Вася явно мечется и не решается. Ублюдок, он на волоске от того, чтобы подписать себе смертный приговор.
И не только от пушки Карелина.
Столичный ведет себя как невменяемый и самодур.
Никто не хочет пьяного сумасбродного борова в огороде, которому есть кому отдавать приказы.
Резня наводит такой кипиш, Брусу даже из Грузии звонят и воры в законе, и авторитеты в изгнании. Все хотят знать, в чем предлог и что Брус со столичным себе придумали.
Еще все боятся упустить большое бабло, за которое может битва и разворачивается.
Это всегда слабость Кулака была и преимущество Бруса – связи и отношения с людьми. И он придержит этот козырь до последнего, чтобы точно не проиграть.
Кипиш международный доходит лишь эхом, а внутренний – словно котел размером с океан перевернули. Карелину разгребать теперь порывы гребаных вендетт, растущих, как на адовых дрожжах.
Рвутся в бой они, сученыши.
Его ледяная ярость остужает повсеместный пыл. Приказ ждать и приготовится, хоть и со скрипом, запускает механизм насилия, децентрализованно расходящийся по всей области.
Брус только что повысил уровень преступлений на двузначные проценты, но, видит бог, это меньшее из двух зол.
Пусть приготовятся, и если кулаковские еще хоть раз пустят кровь – ждать уже больше нечего.
В приземистом доме с некрашеными стенами Карелин отжимается прямо на грязном деревянном полу. Пускай есть там квартира какая-то ближе к центру, но ему нужно находится ближе к окраине терминалов. Погода портится, и это фигово.
Тимур стучит в окно, слишком уверенно – значит, боится. Подергал бы дверь, та не закрыта.
Блядь, его Карелин хочет видеть меньше всего. Есть определенный запас кислорода, что он может вкачать и выкачать в себя в эти дни, и у куска плоти под названием сердце есть фиксированное количество ударов, что оно жизнеспособно отбить.
Рома не боится вот взять и сорваться и рвануть к ней. Он теперь на грани срыва каждую четверть часа. Чего боятся обыденности? Ко всему привыкаешь, если ты тварь дрожащая, человеческая.
– Здорова, – хрипит Тимур, а Брус не отвечает. Меняет толстовку и наливает гостю пойла.
Тот смотрит в стакан с янтарной жидкостью, едва ли не переминаясь с ноги на ногу. Типа, от холода.
Хотелось бы, чтобы и Карелина морозило, но ему что-то все жарко и жарко.
– Валяй, – приказывает он.
Вместо краткости и четкости Тимур неорганизованно обходит отрезок комнаты, отбеленный оконным светом. Стягивает перчатки, и ключи от тачки пристраивает в кармане.
– А док где? – заводит он непосредственно.
– А тебе помощь нужна?
– Не особо, – мотает головой и чешет затылок. – Кажись, ты меня убьешь за это. Ну, как бы, что я могу поделать. – Он упирает руки в боки. – Когда мы наконец-то… их уроем. Тогда значит Кире с Петей писать можно?
Тимур поднимает глаза прямо на него через минуты три, когда ответа не следует. Видимо, Брус впрямь на каменное изваяние похож – браток напротив даже напряженно прищуривается, чтобы всмотреться в мужчину.
– Нет, ну понятно, что просто так и не скажешь. – Он разворачивается, чтобы по кругу с другой стороны измерить комнату шагами. – А ты. Ты знаешь, где они?
– А где они? – спрашивает Роман рокочущим голосом.
– Вот и вопрос. Вот и вопрос. Ну я и интересуюсь. Явно не в городе. Я слышал, охрану с Кириллом полностью сняли с них. А… а это… как.
– Ты сейчас, – медленно и ровно произносит Карелин, – на волоске. Любого другого я бы уже убил. Любого.
– Ага, – бормочет Тимур, – ага. Охрану сняли, значит.
Приближается к нему Карелин шагами-предупреждениями.
Всего три, а грузные, словно под каждой подошвой по небоскребу. Осыпающемуся в пыль и хлам.
Хромота почти не прослеживается.
Отражение света от уличного снежного одеяла усугубляет синь под глазами Карелина. Мутный взгляд напоминает играющее гнилью болото.
Тимур выстаивает перед Главным ровно, осанкой не сдается.
– Сняли, – роняет Брус. – Они в безопасности, если ты об этом. Ты же не предполагаешь, что я оставил ее без защиты.
– Не моё дело предполагать. Я услышал, я спросил. Просто все, пацаны в смысле, в деле сейчас.
– Она пишет тебе? Или Петр? – кивает чугунной головой снизу вверх подчиненному.
– Нет же. Я же… Мне жена моя пишет. И доча. Куда все пропали. Ну это такое. Так… она знает… про дока?
– Что про дока?
– Она знает, – спрашивает Тимур твердо, – про ранения? Твои.
Ноздри у Карелина раздуваются, как ветрила в эпицентре шторма.
– Я же сказал, – сипит он, – что я не поддерживаю с ней контакт. Проваливай к терминалу. Попрыгай на одной ноге, если яйца отморозил вместе с мозгами.
Тимур снова чешет себя по затылку.
– Так вот чувствую, морозить нечего-то. Ну прибьешь ты меня. Велика потеря. Я просто не въезжаю, что здесь происходит. А потом гробы заказывать? Насколько… Я не говорю, мол, ты ее кинул. Ты ж бы не кинул при такой заварухе, неважно что. Насколько охрана нормальная у нее? Просто все тут и в Нерубайске сейчас.
Возвращается ко столу Карелин такими же шагами. Поднимает ствол и перезаряжает.
Тимур остается стоять на прежнем месте.
Карелин проверяет курок, словно нащупывая заранее – дабы запомнить. Словно тактильная чувствительность в ладони не пашет.
И стреляет себе в руку.
Тимур невольно откидывается назад, будто от невидимого отката выстрела напротив.
– Вот настолько нормальная. Надо будет, и меня прикончит. Сойдет?
Жжение расходится электрическими разрядами, круг за кругом увеличивая площадь нагрева. Отверстие пульсирует, отвертка боли прокручивается и прокручивается, колошмотя плоть. Болью такой сладкой…
В этот раз его сразу пошатывает, и мнится, что это от вязкого сиропа боли, наконец-то наполняющей, наконец-то разливающейся… как тогда, в их комнате, сотни раз, наверно, Кира спрашивала что-то или щебетала, а один раз даже возмущенно вырвала его телефон из рук и пряди ее, ровные и тонкие, хлестнули Рому по плечу…
– Ага, – отзывается Тимур почти шепотом. – Ага.
И немного пятится.
– Я позову… дока, – указывает подчиненный ему на свежее отверстие, будто Карелин не в курсе зияющей раны. – Я сейчас.
– Позови, – садится он на тахту и забрасывает в глотку алкоголь. Поскорее бы он ушел. Не может видеть его. Только и напоминает…
– Но ты набери меня, хорошо? – оборачивается Тимуре перед тем, как дверь толкнуть. – Когда надо будет, набери меня, Главный.
Роман набирает его почти ночью. Кирилла уже направил в Зельнегорск. Решение протолкнулось тупой спицей сквозь клубок злых сомнений и недорасчетов.
Серов ранее написал целое сообщение с предложениями, и вот это – вот это настоящий выстрел. Он читает его задом-наперед.
На Киру наехала шпана, но Серов не вмешивался, потому что это случайность, она все отдала – и полюбовно закончилось.
Ночью наемник проверил ее дополнительно. Не привык он, конечно, нянчиться, поэтому Карелин засовывает удивление куда-то подальше, дабы проанализировать потом.
Ледяная вода из-под крана приводит лицевые мышцы в некое подобие чувств. До этого свело рот и челюсть, перетянуло.
Она все отдала. Гопникам. В каком-то хреновом ПГТ, неразличимом на карте. Все отдала. Полюбовно.
Нет, так не пойдет. Карелина всегда знал, что неделя это слишком долго. Для его терпения – каждый час зубастую плаху сдвигает ниже и ниже. Сколько там до его шеи осталось, сантиметров пять?
Это на квадратиках с циферками на смартфоне почти неделя прошла, а на самом деле – да год целый, наверно.
Нет, так не пойдет.
Все, блядь.
Два дня он дает Кулаку. Либо начать полноценно, либо свернуться. Сан Сергеевич поедет вечером второго дня к областной границе.
Роман не собирается проигрывать. Он только надеется, что не придется выигрывать.
– Забери ее с ним в коттедж, – перечисляет он Тимуру сорванным голосом, – никаких удержаний в самом доме. Поговори… с ней. Это приказ. Чтобы никто ее не удерживал, ты понял?
– Понял-понял. Выезжаю, блин.
– Серову не звони, а пиши. И когда… Тимур, когда будешь забирать, не тяни и не жди. Сразу, как получится. Не дай ей развернуться. Если надо, свяжи ее, – поднимает он голос, но тот все равно рвется.
– Да понял-понял. А то я не знаю. Она ж… Буйная бывает, – смеется тот не злобно и Карелин устало закрывает глаза по другую сторону связи. – Блин, слава богу, я уже выехал.
Через полтора часа он выползает из лихорадочного сна и закидывается хренью от дока. Прокатит, и все тело, кроме руки и предплечья, пашет в пределах нормы.
Он пишет Серову, потому что надо перестраховаться. Наворочено за неделю столько… Любые планы, что приходится адаптировать ежедневно, всегда потом крошатся из-за мелких недочетов и неучтенного риска.
«Удвою твой тариф. Веди ее дальше и на моей территории, несмотря ни на что. Пока я не скажу стоп.»
И еще он звонит, мать его, Фрезю. Единственный раз в жизни, когда вмешивает его в это дерьмо. Фрезь пошлет его, но Рома, к сожалению, знает, чем Колю передавить.
Глава 37
Неплохо так ногами Кире удается лягнуть похитителя. И она практически вырывает одну руку у мерзавца из схватки – когда он пытается ее связать – как между ними вклинивается лицо Тимура.
И вместо того, чтобы помочь, тот намертво стягивает ее запястье веревкой. А потом и проволокой.
– Ты обалдел вообще? – орет Кира. – Ты! Ты…
Похититель оказывается молодым краснощеким парнем, и он присаживается чуть поодаль. Теперь Кира может хоть подвигаться.
Подвигаться на полу гребаного минивена. Со связанными руками.
– Кирка, – склоняется над девушкой Тимур, – не бузи. Вот чтобы…
– Что вы делаете?! Что ты делаешь! – она кричит это, но подразумевает «что делает он?» – Разворачивай, эй, ты там! Никуда я не поеду.
– Кирка, – сопит предатель, – ну ты выслушай хоть. Я же не со зла.
Выслушать хоть! Они ее похитили и… СВЯЗАЛИ.
– Я живу не одна, – шипит она и все-таки пытается подняться на ноги. – Что непонятного, мне нужно к Пете.
– Петя тут, – быстро отвечает Тимур, и тут же добавляет, когда ее лицо искажается гневом и ужасом. – Да не тут, а в другой машине. Мы разными дорогами едем. С ним нормально все, ну, Кира, ну.
– Нормально? – срывается на крик она опять. – Дай мне мой телефон. Дай сюда. Скажи, чтобы Пете позволили взять трубку. Сейчас!
Переговорив с братом, она взвинчивается с новым притоком сил, только теперь выдает только ледяное бешенство.
– Что ты творишь, Тимур?
Он отводит взгляд. Типа, посмотреть все ли нормально за поворотом на трассу.
– Часа три ехать. Давай мы успокоимся немного. И я все объяснять буду. Пить хочешь?
– Развяжи мне руки, – приказывает она.
Прикрывая лоб рукой, он издает вытяжной вдох.
– Развяжи мне руки!
– Нет! – жестко отвечает он. – Это для твоей же безопасности!
Три часа ехать. Для ее же безопасности.
Охреневшие от безнаказанности вкрай.
Все они.
Она выжидает момент промедления. Когда колеса начнут сбавлять скорость, как перед поворотом. Жаль, что ей с пола ни черта не видно. Очень. Жаль.
Кира бросается на дверь всем телом, заваливаясь полностью на пол. Но теперь ее связанные ладони нащупывают ручку. И она бы успела ту нажать, если бы машина не набрала опять скорость.
Тимур получает тоже пинка: теперь он сразу отодвигает молодчика и сам связывает ей ноги. Румяный громила тушуется под ее настырным взглядом, потому что она раскусила его как слабое звено здесь.
После кивка от старшего, тот проходит вглубь салона, поближе к водителю.
– Куда мы едем? – деловым тоном интересуется она.
– Обойдемся без названий вслух. Я прошу тебя, не сломай себе шею.
– И что? Что тогда? Сломаю и что? – выплевывает она.
– Кирка… Ну харе.
Тимур усаживается обратно и проводит рукой по лицу, сминая красный нос несколько раз.
– Валика вчера порешали, – тихо говорит он, наблюдая за бескрайними полями за окном.
– Валика? – повторяет она, как будто и в первый раз не расслышала.
Помнит, как сейчас. Валик отделяется от группы и направляется к ней наискосок по тому злочастному участку, после нападения на Тимура. А затем пытается защитить от босса, хотя это Валика защищать надо, а не Киру.
Как же она ненавидит их в эту минуту.
Всех этих мужиков. Которые никогда никого на свет не производят, но разбрасываются чужими жизнями, как шелухой от семечек.
Сколько можно уже.
За что?
– Это Кулак ваших разгромил и что-то там сжег?
– Блин. А ты откуда знаешь?
Она не отвечает, и он вытаскивает смартфон из куртки и принимается листать.
– Это в новостях уже пишут или как?
– Не знаю. Я знаю оттуда, откуда я знаю, – огрызается девушка.
– Ты… ты с Главным не говорила?… еще?
Ей нужно расслабить челюсти, потому что что-то хрустнет сейчас. Но как, как это сделать? Давление такой силы выталкивает слезы из глаз, и Кира сразу же расслабляет лицо, потому что плакать… плакать сейчас… смерти подобно.
Тимур тянется к веревке на ее запястьях, но она уворачивается, как взбесившаяся псина.
– Пошел вон, – жестко выдавливает она из себя, из последних сил. – Не трогай меня.
Опущенные руки тот прячет в карманы куртки. Оставшиеся несколько часов они едут практически в полнейшей тишине. Кроме пятнадцати минут, когда девушка требует остановки для похода в туалет. Путешествие в уборную заправки напоминает поход под гребаным конвоем.
В коттеджном поселке Тимур ведет ее к центральному дому на шикарном ландшафтном участке.
Ели и туи, скамейки и даже статуи.
Залечь на дно, однако.
В одной из гостиной они остаются наедине. В доме полно братвы, в некоторых узнаются люди Кирилла.
– Где он? – заводит сразу Кира резко.
– Не тут, – проводит рукой по затылку Тимур. – Я не знаю, когда он будет. Скоро, думаю. Дела… не очень, Кир. Дела непонятные. Все затянулось. Как бы все происходит, но ничего не происходит. Эт потому что никому на самом деле эта хрень не нужна.
И Кира не нужна этому… их… Главному.
– Зачем. Я. Здесь.
– В смысле, зачем? Так безопаснее будет. Думаю, скоро все решится, раз Брус так приказал.
Она обхватывает себя руками, но зло, а не потерянно.
– То есть, меня здесь насильно удерживают?
– Кир, ты под пули попасть хочешь? Или еще чего? – прищуривается он. – Не знаю, блин, вообще, что у вас там произошло. Короче, два дня, наверно, максимум тут надо сидеть. Можешь, Кир? Чтобы без проблем. Все на взводе.
Конечно, может.
Она все может.
Трусливый подонок знал: она не будет все вываливать на Тимура. И что не станет того подставлять.
Карелин не совсем представляет, что его ждет после.
– Без проблем? – для виду хамит она. – Это как? Чтобы я знала, какие правила в темнице.
– Вы оба ебанутые, знаешь? – внимательно смотрит он на девушку, но потом машет рукой, сдаваясь. – Лучше не выходи из здания. Или выходи с Кириллом или со мной. Пошли, Петю найдем.
В спальне, выделенной Кире, он еще что-то вынюхивает, осматривая все подряд. Она не успевает нормально выдохнуть после ухода бандита, так как Тимур почти что сразу возвращается.
– Меня завтра с утра пару часов может не быть. Имей в виду.
– Так точно, – мрачно откликается она. – Я даю ему два дня. Имей в виду.
– Кира, – он избегает взгляда девушки и так напрягается, что спина у нее сама по себе выпрямляется, – поговори с ним. Когда получится, поговори с ним про ранения. Про выстрелы.
– Какие… еще выстрелы? Его раны же были в норме, – дурацкое сердце начинает по-дурацки метаться в дурацкой подреберной клетке.
– Поговори, – выговаривает тот чуть не по слогам, – с ним. Хорошо?
Он уходит, игнорируя дальнейшие вопросы.
Массивные окна выходят на сад и соседнее здание на том же участке. Разбила бы стекло от злости, да все сбегутся, как в курятнике. Про ранения. Про выстрелы. Конечно-конечно, ей же всегда удавалось удачно поговорить с ним.
Унимать боль в груди нет смысла. Окрыленная новостями и поворотами, боль, словно дикая птица, неистово бьется внутри. Вырываясь на свободу.
Буквально ноги не держат. Кира плюхается на кровать, усаживаясь боком к двери.
Где же ты, Карелин?
Где ты?
– // —
Утром Кира нажимает на дверную ручку, а та не открывается. Дерганье и стук ни к чему не приводит.
Индикатор на телефоне показывает отсутствие связи. Что за… Только десять минут тому назад работало, как только Кира в душ направлялась.
Еще нужно высушить волосы, поэтому Кира дает им пятнадцать минут, чтобы исправить это.
Закрытую дверь.
В комнату с ней внутри.
Какой сюрприз – ровным счетом ничего не меняется при второй попытке. Теперь она по древесине суматошно барабанит. Слышатся шаги, но никто не спешит открывать.
– Эй! Дверь немедленно открыли!
Наконец-то, возвращается сотовая связь, и девушка набирает новый номер Тимура.
Он сбрасывает.
У нее волосы на голове шевелятся. И не потому что они наэлектризованные после использования фена.
Как они смеют ее закрыть? Зачем это? Она никуда не убегает. Она не может сидеть в закрытой комнате!
Она дает им минут сорок пять еще. Петя вряд ли бросится ее разыскивать с утра, но тоже шанс. И если этот предатель Тимур не перезвонит…
Чешется лицо, чешутся руки, как аллергическая реакция, через час. К двери несколько раз еще кто-то подходит, но на этом все.
И Кира – тоже все.
Она не может сидеть и раздирать саму себя тут. Ей нужно выйти! Невозможно находиться так долго в закрытой комнате.
Выломать кран со смесителем удается с первой попытки. В одном из нижних ящиков письменного стола находится скотч, и через пару минут железо сантехники приматывается к ножке стула под дрожащими пальцами Киры.
Она поднимает стул и врезает ножку в окно со всей дури. Еще раз. И еще раз.
Еще, еще, еще.
Удается разбить два окна к тому времени, как они врываются в комнату. Повезло с осколками: пол усеян таким ассорти, что Кире совсем не трудно сразу схватить увесистый кусок стекла с угрожающе острыми углами.
Ее телефон замолкает. Надо же, даже не слышала звонка.
– Стой там, – шмыгает она носом в сторону ближайшего из пацанов. – Стойте все там.
Декабрьская вьюга прорывается сквозь разорванное кружево стекла и ослабевшие рамы. Заигрывает со свисающим с кровати покрывалом, дразнит висящее на стене плетение макраме, шепчет холодом через темные взъерошенные волосы девушки.
– Тимур звонит, – говорит один из них и указывает на ее телефон возле подушки. Пацан в белой толстовке, стоящий обособленно, подле стола.
Их человек шесть вроде. Тот, кто стоит ближе к выходу, повторно зовет Кирилла с лестницы.
– Тимур опоздал, – отрезает она. – Как тебя зовут? – она кивает лысому и коренастому, стоящему рядом с кроватью.
– Опусти стекло, блин, – сразу же разносится голос кого-то другого.
– Зовут как? – сжимает она стекло крепче.
– Вадик, – отзывается коренастый.
– Вадик, – приказывает она, – приведи Кирилла сюда. Сейчас же. Минута у тебя.
Он все-таки раздумывает перед тем, как развернуться, но его опережают двое других. Тот, кто в белой толстовке смотрит на девушку внимательно. Пусть смотрит. Ей не жаль. Даже денег не возьмет.
Надо отдать начальнику охраны должное, он врывается в комнату с предельно обеспокоенным видом. Разбитые окна, усеяный стеклом пол и гуляющий ветер производят столь же неизгладимое впечатление, как и сама Кира с острым осколком в руке.
– Пиздец, клянусь, Тимур сказал, чтобы двери не запирали. Не должны были запирать. Киры, вы опустите это, окей? – говорит он, как всегда, невероятно низким голосом.
– Смотри на меня, – выговаривает Кира сквозь зубы. – Я сказала, смотри на меня.
Они все враз приосаниваются, а молодчик в белой толстовке даже делает шаг вперед. Кирилл очень старается выглядеть расслабленным. 10 очков Пуффендую.
– Доставай свой телефон и набирай его. Сейчас. Набирай Бруса.
Он вынужден послушаться ее, потому что отработанного сценария на такой случай явно нет. Тем более, просьба не таит в себе никакой опасности.
Кира – ведь девушка Бруса.
Была.
– Подойди сюда и протяни мне его.
Она с места не сдвигается, а Кирилл явно расстягивает необходимые шаги. Когда она перекладывает стекло из одной руки в другую, то демонстративно придерживает острый край прямо у запястья. И смотрит на приближающегося Кирилла, не мигая.
Он протягивает девушке трубу без фокусов и отступает назад, но всего лишь на расстояние вытянутой руки.
Плохо.
Кивком девушка указывает начальнику охраны отступить дальше.
Гудок перещелкивает на голос. Грудной и будто немного простуженный голос.
Сердце, как мина, отрывается у Киры где-то посередине, где-то по центру, и дрейфует, преодолевая кровянной шторм.
– Что? – рявкает Брус.
– Привет, Карелин, – выговаривает Кира слова так четко и звонко, словно магией их в воздухе материализует. – Мы тут с твоими ребятами стоим в моей комнате. Не поможешь решить нам один ребус?
