Текст книги "Поцелуй Однажды: Глава Мафии (СИ)"

Автор книги: Ольга Манилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава 27

– Вправо, потом влево, давай! – приказывает Карелин рокочущим возгласом, и авто словно его слушается, а не движений руля.

Он вжимает ее за голову в колени, и Кира не знает, куда попали выстрелы. Ей нужно знать, и нужно увидеть, и нужен воздух, и если хоть одна пуля попала в…

Стекло вокруг умирает со звоном, какое-то время сопротивляясь. Рука на ее шее давит до боли пружинисто, и Кира невольно вскрикивает, когда машину не то заносит, не то разворачивает.

Она пытается приподнять голову хоть на миллиметр, потому что… потому что краем глаза все-таки видно откинутую назад руку Александра за рулем, и нет уверенности, что рука его шевелится.

Крик выпархивает из горла, как подгоняемый языками пламени, когда Карелин выламывает дверь возле нее.

Он резко выпрямляет Киру, еще контролируя за шею.

Глаза колит болью от неожиданного разнообразия цветом мира.

От которых она уже успела отвыкнуть за самую длинную минуту в своей жизни.

Она шарит ладонью слева, нащупывая Рому, потому что его рука еще не позволяет повернуться. Карелину на удается полноценно сопротивляться, поэтому теперь он закидывает Киру на себя, прижимая щекой к собственному бедру.

Он пригинается одновременно с первым аккордом новой песни пуль.

Кира щупает и щупает ворохи его одежд, пальцы живут отдельной жизнью.

Нет шансов.

Нет шансов, в ее голове бьется мысль птицей с подрезанными крыльями.

Нет шансов, что в него не попали при таком количестве пуль.

Кире просто повезло, ведь ровно она не сидела.

Тишина царит лишь на мгновение, а затем округ содрогается под гулом взрыва.

Кто-то доламывает дверь с ее стороны, и Карелин стремглав выталкивает Киру в чьи-то руки.

– Забери ее, забери ее!

– Нет! – кричит она.

Не сопротивляется лишь от растерянности и бессилия. Все уходит на то, чтобы одним взглядом объять реальность, теперь наконец-то в полную ширь.

… У Карелина прострелено плечо, и возможно не единожды…

… сиденья кое-где – в лохмотья от выстрелов…

… Александр шевелится, но завалился набок…

… их машину, скорее всего, занесло…

… возле здания чернью клубится дым.

Лешей закидывает ее в тачку, едва ли не разбивая девушке лоб об дверцу по другую сторону машины.

Колеса срываются с места еще до того, как зам Карелина полностью запрыгивает внутрь.

– Не сюда, еб твою мать, а через поле, – набрасывается на водителя он, и Кире так и не удается толком приподняться. Авто снова резко поворачивается.

– Где Рома? – кричит она. – Где он?

Лешей разбивает наручные часы и вставляет вытянутую оттуда сим-карту в какое-то устройство.

– Ты на променаде, что ли, хрустальный? Жми педали уже!

– Почему Рома не с нами?!

– Заткнись, – огрызается Лешей. – Сиди молча.

Она лезет к ручке дверцы, наконец-то выравниваясь. Пролетающее за окном поле ничем не страшит.

И пинает Лешего добротно, когда тот тянет к ней загребущие руки.

– Ты куда собралась? – бесится он и Кира отвечает криком тоже.

– Где Рома, я сказала!

– Где-где, на Кудыкиной горе, дура! Остался там брать на горячем.

– Один?

Слезы бессилия превращают ресницы в колючие препятствия, и она трет глаза, раздирая кожу до красноты.

Пульс отбивает молотком на несколько жизней вперед. И молоток добирается до грудины, когда она видит на своих руках кровь.

Лешей заканчивает скорый разговор на непонятном устройстве.

– Это твоя или его?

– Он один там? – повторяет она единственный волнующий вопрос.

– С чего бы это? Не один, а с кем надо. Пока я тут с… Разродись уже, твоя или его? – зырит он коротко на ее руки, а потом на шею над воротом плаща.

Кира не сразу проводит по горлу ладонью, потому что кисти словно ледяным невидимым обручем скованы. Может быть, и ее кровь, так как осколки ранили открытые участки кожи.

– Я не знаю, – повторяет она снова и снова. – Я не знаю.

Джип вырывается на магистральную дорогу и Лешей активизируется пуще прежнего.

– Так, теперь вниз. Быстро!

Он бесцеремонно пихает девушку к автомобильному полу, и она ударяет его по голени, чтобы не чувствовал тут себя хозяином.

Кира будет сидеть смирно, но этому лысому шизику не мешает попуститься.

– Леня, ты Леля или Леня, а? Что ты тащишься и кокетничаешь, как в очереди на Привозе.

Под чутким руководством Лешея машина выделывает такие кульбиты, что и никаких обстрелов не понадобится, чтобы на тот свет в лучший ресорт попасть.

– Да, а ты не видел, куда заворачивают, когда поворотник врубают? Вот и смотри, хуевщик! – орет он другой машине, никто в которой не способен услышать оскорбления.

Кира приподнимается лишь на секунду, чтобы рассмотреть жертву гнева – это, оказывается, блестящяя кроха с рекламной креветкой на крыше – но Лешей тут же набрасывается на девушку.

– Как же вы мне надоели, все надоели! – он прикладывает ее обратно, едва не отбивая той зуб. – Чего высовываешься!

– А ты сам чего ровно сидишь, урод? – огрызается Кира и отмахивается от семенящих рук.

– Меня прибьют, ты же рада должна быть, – сопит он и дергает себя за ухо, будто там вода застряла.

– Я о тебе вообще не думаю, чтобы радоваться или нет, – шипит она.

– Славненько, теперь захлопнись.

Когда машина снижает скорость, сворачивая в обжитые районы, он разрешает Кире распрямиться. На требование ответить, что прямо сейчас происходит возле аэропорта и где сейчас Роман, Лешей отмахивается, все чаще и чаще разговаривая с кем-то по аппарату.

– Куда вы нас везете? – обращается она к водителю, которого, судя по всему, зовут Леонидом.

Тот сначала выискивает взгляд зама в зеркале дальнего вида, и только потом сообщает:

– В клинику. «Мир».

Истерика подступает к ней приливами цунами – вроде волны тревоги обычные, но так их одномоментно много и часто, что сносят все на своем пути.

Ей-то в больницу не надо, только порезы на шее и лице. И на правой части ноги длинная царапина – вернулась с Мальдив без колготок.

А Карелин – подстреленный… Где-то там, как-то. Они едут туда, чтобы встретиться с ним? Насколько быстро он туда доберется? Может, к нему уже вызвали скорую. Почему он остался там?

Это ведь полнокровный классический обстрел.

Может, убивать и не планировали, но он ранен. Он ранен! – а она тут, непонятно зачем, и без него. Как он смел выпихнуть ее к Лешею, а сам остаться там!

– Кто это? – приглушенно спрашивает Кира.

Вполоборота наблюдает за лысым извергом и знает, что он прекрасно понял ее вопрос. Может, он и хотел бы откровенно ответить, но в последний момент передумывает.

– К Главному с вопросами, – корчит он рожицу. Будто она заставила лимон целый слопать.

Лешей выскакивает из машины еще до того, как та останавливается неподалеку от входа в клинику. Кире это дает надежду, что тот от нее наконец-то отстанет, но не тут-то было.

– Знаю я твои выкрутасы, – зам практически тащит девушку внутрь.

– Полегче, а то реально сломаешь что-то, – ставит его на место Кира.

Слава богу, в фойе их ждут врачи и медсестры. Так как у девушки только царапины, уже ноющие, – за нее принимается молодая, серьезная на вид девушка в белом халате.

– Карелин тут? Рома уже здесь? – обращается к никому и ко всем сразу Кира.

Один врач отрицательно качает головой, смотря прямо в глаза, и Кира чувствует, как сознание лопается, словно долбаный воздушный шарик. Который, потеряв форму, может и отлететь черт знает куда.

Она и не замечает, как ее сотрясает паническая, какая-то жаркая, дрожь до того, как медсестра подает успокоительное. Кира выпивает лишь половину, потому что не время сейчас превращаться в амебу.

Избавившись от плаща, она почему-то чувствует себя хуже. Скафандром словно защищала плотная ткань, а теперь Кира вроде должна ощущать себя легче, но тело вообще отдельной жизнь живет. Ноги и вовсе окоченели – не успела сменить летнюю обувь на осеннюю. Кто же знал… А голове жарко.

Наверное, это шок. Должен был закончиться раньше, еще в тачке Лешея.

Видать, было отложенным, это вот переживание потрясения и опасности.

Кира выхаживает по центральному холлу, высчитывая на потолке серые квадраты гипсокартона. В клинике тихо-мирно, но затишье тяжкое, плотное, вязкое. Наверное, они закрыли двери для всех, кто не из группировки Карелина, потому что изредка видно только медработников и еще реже – мужиков соответствующего вида.

Разрываться между выбором оставаться здесь или выйти на парковку – не самое сложное.

Труднее всего подготовить себя к прибытию Карелина. Господи, она совсем психованной стала рядом с ним. Продумывает наперед, как по-человечески вести себя надо. Готова бросаться на людей.

Она и бросается на Лешего, когда лысый маячит на служебной лестнице.

– Едет сюда, – отчеканивает зам до того, как она закончит свой вопрос.

Кира проводит по бедрам руками, возвращается к лицу. И так, раз за разом. Живот скручивает, нагайка там какая-то железо привинчивает к внутренностям. Момент реального головокружения быстро улетучивается.

– Уймись, е-мое, – вытирает нос Лешей, и походу не собирается никуда уходить. Неизвестно радоваться ли этому или злиться. – Он в сознании.

Это должно, блядь, успокоить?

Предполагается, что Рома мог бы быть без сознания?

– Че-то молчишь стремно, вопросы кончились, матушка?

– Заткнись, – устало, а не зло говорит она заму.

Он хмыкает, но больше не остроумничает.

Роман входит в холл своим не быстрым, размашистым шагом, немного пригибаясь, типично уменьшая размах собственных плечей.

У Киры ноги к полу приростают вмиг. В голове все надуманное разлетается: и испугом, и радостью, и тревогой. Он направляется прямо к ней, и жар будто бы отступает. На черном пальто не разглядеть никаких следов крови, и она вскакивает, чтобы тактильно проверить ранен он или нет.

Глава 28

Карелин, видимо, целует ее лицо, но откуда же знать точно – она шарит по необъятным плечам и груди, пытаясь рассмотреть все-все и сосчитать. Махина, а не человек.

Господи, сколько же тут считать. Всего два отверстия, точно? Одно, как будто совсем плоское. Там пули быть не может.

Роман успокаивает тихим, но хриплым голосом, так как Кира, кажется, повторяет это вслух беспрерывно.

– Где врачи? – отстраняется она и оглядывается. – Где они, ты иди сейчас же…

Прохладными губами проводит по ее виску и векам, и разговаривает с замом, как ни в чем не бывало. Да Кира готова сама его застрелить за подобную беспечность! Пробито пулей плечо точно серьезно, в вороте пальто виднеется кровь. Боязно просунуть туда руку и проверить наверняка.

Чуть поодаль от них топчится взмокший Кирилл и несколько ребят.

– Косой остался, и позвонил Глашему, так что будь с ним на связи. И по прямой, смысл уже? Сашу привезли уже?

– Агась, дрыхнет вообще, пока все работают в поте лица. Так взорвал я их чисто или нет?

Карелин поводит головой, и цокает языком. Ей приходится опять запрокинуть лицо, чтобы рассмотреть хотя бы часть его профиля.

Есть на свете божья милость, ибо к ним спешит хирург, а то эти двое готовы тут еще полдня лясы точить. Кира практически толкает Рому в руки врачей.

Но не тут-то было.

– Подождет пару минут, – отрезает он белому халату. Но видно, что на ногах уже не так крепко держится.

Лицо с испариной и усугублившейся складкой у рта доведет ее до такого обширного инфаркта, что хирургов на всех пострадавших не хватит.

– Что ты делаешь? – взмаливается она высоким голосом. – Тебя же подстрелили почти полчаса тому назад!

– Ш-ш-ш, – улыбается Карелин. – Это пустяк. Тебя уже смотрели? Только от осколков?

Лишь сейчас она понимает, что почти вся верхняя левая часть его туловища неподвижна или не слушается команд остального тела. Не двигает ни рукой, ни плечом. Как раньше не заметила? Куда смотрела?

Он замечает царапину на ноге, и побесячему хмурится. Сейчас точно откроет рот и выдаст лекцию, как нельзя было спускаться с борта по-летнему одетой, в следующий раз точно еще один чемодан, как он и говорил, а еще бла бла бла нужно было предусмотреть то и это.

Будь у Киры силы – и физические, и моральные – схватила бы его и трясла-трясла-трясла бы.

– Рома, – хрипло выдает девушка, – Рома…

– Иду уже. Только местная, хорошо, док? Без фокусов.

Это не он слегка заваливается через четыре шага, это ее прединфарктный аппарат заваливается, что-то там гоняющий внутри, но вряд ли кровь – ибо та вся прямо в голову ударяет.

Карелин кое-как выпрямляется и следует за семенящим врачом и медсестрами.

Ожидание переносится в перпендикулярный коридор, так как только из него можно попасть дальше в реанимационные. Лешей и Кирилл маячат где-то на другом конце холла, но вскоре начальник охраны уходит. Зам тоже отлучается куда-то постоянно, но все равно возвращается.

В какую-то минуту Кира приближается к заместителю Карелина.

Это ее шанс. Расспросить напрямую, пока их Главный – и ее бойфренд – не видит и не слышит. И пока не раздал четких указаний: что говорить, а про что молчать.

Не по себе от столь расчетливых действий у него за спиной – буквально в то время, как из него пулю вытаскивают – но Кира вынуждена довольствоваться чем есть.

Из Карелина потом щипцами все придется вытаскивать.

– Так это ты взорвал что-то возле аэропорта?

Лешей зырит на нее прищуром. На лице у зама всегда такое выражение застыло – будто вот-вот проказно лыбиться начнет, но Кира не видела ни разу, чтобы тот улыбался.

– Агась. Гранатометом. Хочешь, научу?

Это он, видимо, над ней издевается. Оказывается, у нее есть определенная репутация среди карелинских. Во всяком случае, в высших эшелонах.

– Ты всегда берешь с собой гранатомет?

– Ммм, вообще-то да.

Может, и правда. Но Лешей обычно не встречал их в аэропорту. Ровным счетом никогда. Их только Кирилл бывало сопровождал. И то не всегда. Небось это считалось злостным нарушением безопасности, в угоду личной жизни Главного. Потому что личная жизнь Главного, в виде Киры, некомфортно чувствовала себя под колпаком многочисленного сопровождения.

– Я была удивлена, когда тебя увидела. Так ты по какой-то причине приехал?

– У тя вродь нос не длинный, – щурится он снова, – а вопросов завались. Я ж сказал, к Главному с вопросами. Я тебе не регистратура и не информ бюро.

– Я просто думала, у тебя из всех поводок подлиннее, – улыбается она совершенно искренне и долго, очень долго удерживает губы в таком состоянии. Отчего он опять кривится, как от кислого лимона. – Вроде как гавкать удается больше всех.

– А ты не думай, – кивает Лешей на другой конец коридора, где она раньше находилась, – ты иди жди. Сиди-сиди. Без «просто». Чао.

– Здесь в клинике действительно хорошо сидеть. Это ведь не аэропорт, принадлежащий Кулакову.

Назло ему она разворачивается в другую сторону – действительно по направлению к регистратуре. Но через некоторое время вынуждена вернуться обратно. В клинике как-то совсем тихо стало, аж моторошно. Ждать Карелина все-таки удобнее в закутке перед реанимационными.

Проходит, наверно, минут двадцать, как полностью растворяется шок. Кира выныривает из прежнего оцепенения, рассматривая окружающую клинику трезвеющим взглядом.

Да, шок действительно отступает, потому что только так можно объяснить появление столь резкой боли, пронизывающей и острой, когда Кира поднимается с дивана поразмять ноги.

Что-то рвет и выкручивает, рвет и выкручивает низ живота, и, кажется, сосредоточение пытки – в матке.

Она переставляет сначала одну ногу, и – может быть – через столетия, другую. Где-то справа дверной выступ в стене, и если поднять руку – возможно дотянуться, но она не уверена, что способна это сделать.

Кира опускает голову, а на светло-сером полу, прямо под ней, собираются капли крови. Рука сама собой опаляет прикосновением нижнюю треть живота.

На песочно-бежевую вязь ее платья просачивается кровь, прямо на треугольник у развилки ног.

Ей, наверно, холодно. Ничего точно знать не может. Все силы уходят на принятие боли и сочащуюся гноем мысль – она ведь не могла быть беременной? Не могла. Не могла. Не могла.

Минимальный шанс. Как же так.

Следующее поднятие головы стоит ей растяжением челюстных мышц. Что-то определенно рвется у подбородка, но теперь она свободно закачивает в себя кислород.

– Помоги мне, – шевелит Кира губами, удерживая взгляд на расплывающейся фигуре Лешея в конце какого-то туннеля, – помоги мне, пожалуйста…

Фигура двигается не сразу, но когда приближается – метеором прорывается сквозь мутную реальность.

– Кира, – талдычит он, – что, где это болит?

Она знает точный момент, когда Лешей замечает расплывающейся пятно между ног и собирающуюся лужу под девушкой. Он цепляет ее локоть, вдумчиво осторожно, и судорожно кричит:

– Срочная помощь сюда! Врача!!! По женской части!

Его холодные, серо-голубые глаза, как у рыбины, заглядывают в ее.

И они полны участия и чего-то еще, и Киру пронимает дрожь.

Дела плохи.

– Идти можешь? Хочешь идти? – говорит он мягко.

Дела очень плохи.

Кира мотает головой. Если она сделает хоть шаг… Вдруг если сдвинется, то кровь уже не остановить. Почему ее так много, крови? Почему острота боли по спирали взмывает вверх, почти не останавливаясь на передышку?

Она собирается сказать ему, но он исчезает, чтобы практически сразу же вернутся. Невесомо касается плеча.

– Я подниму тебя и пойдем так? Кира, хорошо?

Она заходится одышкой такой амплитуды, что у него сдают нервы, и теперь Лешей с другой стороны копошится.

– Не могу… сдвинуться… если сдвинусь…

– Сюда, сюда! – орет Лешей кому-то, стягивая с себя куртку.

А затем спираль боли обрывается прессом раскаленного железа и Кире все-таки удается схватиться за дверной выступ, потому что она кричит, кричит и кричит.

Она оглохнуть не может – шум в ушах и так непробиваемый.

Огненный лом замедляется внутри, словно часть жара вышла с диким криком.

Лешей подхватывает ее на руки, филигранно одним движение и одним взмахом. И разворачивает так осторожно, что, от ужаса понимания почему, паника сгорает до тла, вот так враз.

Дела совсем плохи.

Когда Кире удается уловить взглядом кого-то рядом – белый халат и еще один белый халат – слова проталкиваются прямо из горла:

– Рома. Рома.

Она хватает Лешея за свитер одним плохо сгинающимся пальцем.

– Рому. Позови… Рому.

Тот трясет головой. Заворачивая то туда, то сюда.

Глаза сами так и закрываются. Вроде холодно…

– Обожди, малая. Обожди, сейчас, сейчас.

Укладывает ее куда-то, и, слава богу, держит ей ноги сведенными. Она ни за что на свете не сдвинет ноги: ни раздвинет их, ни переставит.

Сквозь отблеск потолочных ламп пробиваются ошметки белых силуэтов. И у Киры открывается второе дыхание.

– Рома! – хлещет крик вместе с удушьем. – Рома! Рома!

Говор над ней ужасает – ничего не понятно, и слышно плохо – и остается лишь заходиться криком.

Что… они сейчас соберутся делать с ней? Рома должен быть тут. Рома должен контролировать. Рома поймет, как ей помочь.

Кира отпихивает какой-то шприц, но толку-то – все-таки что-то вкалывают. Сорванность голоса морозным ужасом обледеняет все тело. Больше кричать не сможет, и Рома не придет, не придет, не придет…

Но он приходит.

Разве можно с кем-то или с чем-то спутать ровный баритон, не теряющий формы даже при криках?

Его лицо настолько темное по сравнению с белыми халатами.

Это все, чтобы ей было легче его различить, чтобы ей было легче его увидеть… и спокойствие неуверенной волной подступает к сознанию. Рома сейчас что-то придумает. Он найдет способ помочь.

Она, видимо, забеременела. Не может быть, чтобы давно. Совсем недавно. Как могла не заметить этого? Сбой менструации был, но с ней такое постоянно случалось – после того, как один период недостаточно питалась.

Слезы застывают ледяной стужей изнутри, невыплаканные. Что они ей вкололи? Кто-то оттягивает Рому в сторону, а ведь Кира только подняла руку, чтобы дотянуться до него… на целых миллиметра два подняла, а теперь это все зря.

– Пусть делают! Пусть делают!

– Выйдите из операционной! Стерильное…

– … делать сейчас же! Сколько крови… сколько… сколько она потеряла? Кира…

– Если она не дотянет, слышь, ты не жилец вот вообще, – этот противный голос Кира тоже узнает теперь где угодно. – Так что, работай клешнями и не жалуйся.

Кира все-таки поднимает руку еще на несколько миллиметров. Почему никто не замечает? Она потратила на это все силы.

Кто-нибудь, кто-нибудь должен дотянуться до того, как она вырубится.

Внезапно тело выстреливает судорогой, прямо по ногам, и если бы ей что-то не вкололи – она бы заплакала от досады, что ноги все-таки приходится развести.

Она так долго держала их вместе. Ни за что не отпускала. И Лешей сцепленными их подхватил и нес только так.

А теперь это все зря.

Грохот и треск она впитывает водоворотом черноты, почему-то блестящим узлом скручивающимся под веками.