Текст книги "Белоснежка и семь апостолов"

Автор книги: Ольга Кноблох

Соавторы: Всеволод Пименов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– А можно поинтересоваться, что у вашей могучей кучки на меня есть? А? Может быть, признание, явка с повинной? А? Десять томов уголовного дела? Не слышу?

– Десять не десять, но уж точно потолще вашей папки. Кстати, а что у вас там, можно полюбопытствовать? Бухгалтерия благотворительного фонда «Горинец энд компани»?

– Нет на меня ничего, и вы это знаете лучше меня. И Горинцу светит в худшем случае мошенничество. А закона о волшебстве ваш комитет еще не издал, так? Давайте чуток пофантазируем. Ну загребете вы всю труппу. А однокашники Горинца поднимут на уши четвертую власть, прополощут процесс в каждой газетенке отсюда и до Парижа и состряпают такое общественное мнение, что на защиту циркачей выйдет каждая домохозяйка. Ну и, доводя ситуацию до абсурда (до этого, хочется думать, все же не дойдет), можно предположить, что судьба цирка будет решаться на высшем уровне, а вам спустят директиву: отпустить благородных артистов на все четыре стороны, дабы не портить отношения с Евросоюзом, странами Ближнего Востока и, скажем, Латинской Америки. Продолжать?

– Лихо вы завернули. Вам бы, Денис Андреевич, книжки писать. Донцову с Марининой обставите. Вам все кажется, что, покуда проценты с золота Горинца путешествуют из банка в банк по протоптанным дорожкам, менять в жизни ничего не нужно. Опомнитесь тогда, когда останетесь единственным хомо сапиенсом среди аномалов, а им начхать будет на ваше золото и ваши мелкие человеческие нужды. Так будет, поверьте мне, если позволять циркам вроде горинцовского безнаказанно колесить по стране.

– Нет, а вы-то что предлагаете? Отстреливать их, чтоб заразу не разносили?

Я сложил пальцы буквой «с» и пустил вольтову дугу.

– Не получится отстреливать. Уже не получится. Артисты постарались на славу. Пахали, как стахановцы. Нас, Денис Андреевич, неизбежно станет больше, чем вас. К власти придем мы. Законы будут переписывать под нас и в наших интересах. И в этом новом обществе рудиментам вроде вас будет трудно найти себе место. Давайте дружить. Не хотите работать в нашей конторе – не надо, бог с вами. Переговорите с Горинцом, пока еще кто-нибудь не погиб – вот все, чего я прошу. Это безумие надо прекратить.

– То, что ваша контора столько лет вытворяла в стране, было безумием безо всякого волшебства. Представить себе боюсь, что начнется, если у гэбэшников в арсенале появится еще и это. – Он скосил глаза на извивающуюся молнию у меня меж пальцев. – Лучше уж быть рудиментом, живым трилобитом, да кем угодно, только бы подальше от вашего брата. Меня вам в корки не закатать, и за Горинца скажу – с ним тоже номер не пройдет. Комитет ваш хваленый раскачиваться будет еще триста лет, потому что там, – он повторил мой жест, – сидят безнадежные старые пердуны, и их совсем не радует перспективка остаться рудиментами при вашейвласти. А пока ваш хваленый комитет раскачается, Горинец уже получит заслуженного артиста. Спускайте своих гоблинов хоть сейчас. Кстати, могу адресок одной фирмы подсказать – по дружбе, – неплохие гробы ребята делают. Оптовикам скидка. Запишите, вам пригодится.

Если бы этот разговор состоялся вчера или позавчера, я бы его отпустил с миром. Клянусь, отпустил бы. Даже не стал бы напрягать свой немногочисленный штат искать на него улики. Но сегодня у меня уже: А. Было на руках два гроба. Б. Горинец, к моей великой жалости, не оправдал надежд. В. Коллеги из Московской области доложили о крепнущей в их краях секте Нового Преображения, в которой неофиты обращались во время причастия каким-то неведомым образом. Две трети членов аномалы, кто обратитель – неясно и привлечь не за что. Безобидные ангцы, мать их, работяги и благотворители.

В машине замычал кто-то из братков. Объект номер девять оглянулся, потом перевел взгляд на часы и произнес:

– У вас все? Тогда я пошел.

– Прощайте, – ответил я без жалости.

Когда машина скрылась со двора, я зашел в его подъезд и поднялся к двери квартиры номер сорок восемь.

Артем

Макс гнал сто семьдесят.

После того как Дэн сообщил нужный адрес, он позвонил еще раз и рассказал, что к нему приходил Андрей Гаврилович. Собственной персоной. Быстро он оклемался, час прошел от силы, а он уже в строю. Дэн настоятельно советовал с ним разобраться. И чем скорее, тем лучше. Я велел не связываться. После решим, как с ним поступить. Меня злило, что я позволил этому человеку подобраться ко мне так близко, дать иллюзию приязни и взаимопонимания, почти заставить меня поверить в свою правоту. Нет, батеньки, нам не по пути. Из двух зол – революции инициированных низов и тотального контроля инициированных верхов – меньшим однозначно было первое. Хотя первое не исключало впоследствии второго.

Когда-то давно, еще до цирка, эта тема уже всплывала в наших разговорах с Отто. Если все проснутся, что будет дальше: магический тоталитаризм или магическая демократия? Демократия, твердил Отто. Революция неизбежна, говорил он, только вот при жизни мы вряд ли ее застанем. А хотелось бы – не зря же пропадать талантам. Я успокоил: нам-то бояться нечего, двадцать первый век на дворе, на костер, поди, не отведут. Пристроим куда-нибудь свои таланты без всякой революции.

– Э-э, брат, – сказал он, – не так все просто. Ну, ты пристроишь, я пристрою, но тем магам, кто народится завтра, тоже ведь надо будет куда-нибудь себя девать. А то, что они народятся, так ты не сомневайся, я людей насквозь вижу. Я вот иду по улице и вижу, что каждый младенец в каждой коляске – готовый маг; только подтолкни – и заработает моторчик. Все дети, понимаешь? Старики-то сплошь мертвые, и цветовуха у них плоская. И вот проснутся сегодняшние младенцы, а жить им при старых законах, при проржавевшей, под быдло заточенной, власти. Как ни крути, вскипит наш разум возмущенный рано или поздно. У меня вон – уже. Да и у тебя, как я погляжу. Только в том и загвоздка, что магов будить надо… Найти бы способ как.

Я сказал в шутку:

– Ну, мне же ты сумел растолковать, кто я и что мне делать, давай, дерзай, окучивай молодежь.

А он:

– Сколько я на тебя потратил времени, Артем? То-то же. Если каждого водить за руку по полтора года, то мы до волшебного будущего точно не доживем.

– Далось оно тебе, волшебное будущее. Радуйся настоящему. Ты ж психолог, ты всех этому учишь.

– Ага. Только вот нечему радоваться. Кому я сейчас нужен, кроме моих ребят? Я бы и рад их – каждого! – научить видеть, мне и ста лет на них не жалко, только ведь среди них сенсоров – раз, два, и обчелся. Сплошь телекинетики. Правда, в пятом классе есть у меня девчушка дивная, перспективная телепатка, вот только кто ж мне позволит с ней возиться по три часа в день?.. Еще заподозрят в педофилии, у нас народ пофантазировать любит, напридумывают черт-те чего.

– Давай-ка я нам еще коньячка наколдую, – попытался я сменить тему. Отто вынул из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой.

– Колдуй, колдуй, легче не станет.

– Ну а ты что предлагаешь?

– Что предлагаю? Предлагаю устроить глобальную инициацию. Почему мы должны прятаться? Притворяться такими, как все? Почему, если нас реально больше? Надо перевернуть этот мир к чертовой матери, точнее, помочь ему перевернуться, раз уж все к этому идет.

– Кишка у нас с тобой тонка, – усмехнулся я; мне все еще казалось, что он шутит.

После той попойки мы расстались на полгода, а потом он позвонил и вызвал меня в Екатеринбург. Я, будучи свободным писакой, собрался за полчаса и отправился делать репортаж с межрегионального форума молодежной инициативы. Народу туда съехалось тьма, талантливые ребята со всей Сибири и Урала. Отто привез двоих подопечных с научными докладами на какую-то экологическую тему. Тусовку тамошнюю он описывал в исключительно восторженных тонах.

– Вот где настоящие маги-то, – гремел он в трубку, – вот где элита! Артем, не поверишь, я вчера вошел в актовый зал и чуть не заорал «эврика!» Среди этих активистов такие экземпляры есть! Особенно в гуманитарной секции – музыканты, художники… Я тут, – он перешел на шепот, – отыскал девчонку одну, куда там нам с тобой – алмаз чистой воды. Приезжай, познакомишься.

У Отто был свой, мне недоступный, повод для радости: он обнаружил конкретную зависимость «цветовухи», как он выражался, от некоторых личностных качеств, в частности – от харизмы. Его, как психолога, это необычайно воодушевило. Жаль только, диссертацию на эту тему в приличном научном сообществе было не защитить. Люди артистичные, легко вступающие в контакт с аудиторией, притягивающие всеобщее внимание – вот кто должен был, по логике Отто, быть обладателями самых редких талантов. А если к этому добавить еще здоровое честолюбие и нотку авантюризма… Отто сделал мне комплимент, сказав, что и я в эту категорию попадаю.

Но талант из талантов – инициировать спящих магов – Отто обнаружил только у одной девушки, студентки какого-то захолустного педколледжа. Она, рассказал Отто, зачитала какой-то совершенно бесцветный доклад по методике развития музыкального слуха у детей раннего возраста, а потом бесподобно выступила на концерте с песней из репертуара исландской певицы Бьорк. Зал свистел, аплодисменты зашкаливали. «Настоящая артистка, инициированный маг и наша самая большая надежда», – охарактеризовал ее Отто.

На банкете по окончании работы очередного этапа форума он показал ее мне – невысокую бледную (во всех смыслах) блондиночку, хрестоматийную такую студентку из провинции. К моему удивлению, сам он знаком с ней не был. «Смеешься, что ли, Артем? Я ж ее напугаю до обморока. Давай сначала ты. Улыбнись по-голливудски, все такое. Скажи, что журналист, что хочешь написать ее историю». «А что за история?» – закономерно спросил я. И Отто рассказал, почему в родном городе ее знают как «Наташку-тореадора».

Профессиональный интерес сделал свое дело. Я без труда заманил «нашу надежду» за свой столик, развлек беседой, выслушал ее версию истории о быке Буяне, а потом как бы между прочим позвал присоединиться к нам Отто.

И стало нас трое.

Она показалась мне бестолковой и наивной. В сущности, с тех пор мое мнение о Венди мало изменилось. Вне сцены она самая что ни на есть заурядная девчонка. Но стоит ей почуять публику – преображается до неузнаваемости, делается раскованной и уверенной, легко импровизирует, притягивает внимание, чувствует драматургию номера и безошибочно расставляет акценты.

О своем втором даре, который разглядел Отто, она не подозревала.

Будь я на его месте, ни за что не стал бы нагружать ее историями о грядущей магической демократии. Но Венди на удивление быстро обратилась в новую веру и выказала горячее желание содействовать осуществлению мечты Отто. И стало ясно, что в ее жизни до сих пор не было впечатлений сильнее, чем пресловутое укрощение Буяна, а она жаждала настоящих приключений. Вот так все оказалось просто. Отто, конечно, понял это раньше меня.

Мысль о цирке вроде бы пришла в голову ей. Хотя позднее она утверждала, что это был Отто. Впрочем, не суть важно, кто озвучил это первым.

Дальше все сложилось, как мозаика для малолеток. Отто выследил среди молодняка нескольких «перспективничков», свел их со мной и Венди, заинтриговал до треска в волосах и отпустил по домам, наобещав, как Карлсон, с три короба. Троих (Артура Саркисова, Влада Новака и Диму Хохлова) он позже обработал на пару с Венди, уже без моего участия. Я к тому времени увлеченно строчил бизнес-план под руководством консультанта Дэна.

Первое время у цирка не было конкретного названия. Просто Волшебный цирк. Потом, когда Венди разродилась наконец коронным номером с шестью кошками, мы решили назваться цирком Белоснежки. Того, что кошек было шесть, никто не замечал.

Пита Отто нашел сам, а Чжао прибился к нам в середине первого сезона. Просто пришел после выступления за кулисы и на благородном литературном русском языке попросил взять его в труппу. Это был перст судьбы, решили все, когда сообразили, с чем имеют дело. Чжао оказался первым и пока единственным метаморфом, которого я видел в деле.

Он и добавил Венди седьмую кошку. Ее назвали Сяо, что по-китайски значит «маленькая».

…Воспоминания ненадолго отвлекли от животной тревоги. Грызла одна мысль: опаздываем. Мозговая ложноножка больше не давала о себе знать, хоть я отдал бы все что угодно, чтобы только еще раз нанизать на нее секунды и заглянуть в грядущее.

Артурчик сгрыз все ногти.

Только Макс без видимого напряжения делал свое дело, ему приходилось бывать и не в таких переделках, насколько я знал от Дэна.

Наконец показался особняк, на который указал Дэн. Маленький и довольно уродливый дворец с пыльными гипсовыми львами у ворот. Выйдя из машины и поговорив с местными, мы уже через пять минут знали, что зверинец разорен, животные обезумели и разбежались кто куда. Суеверные смотрители решили сперва, что это знак – так животные ведут себя перед землетрясением или ураганом; потому готовились к худшему. Хозяин высказал более правдоподобную и прагматичную гипотезу – из-за недосмотра персонала животные заразились бешенством или еще какой-то дрянью, – потому вызвал санинспекторов и на всякий случай живодеров.

На мой вопрос, не встречалась ли им незадолго до этого происшествия черная «Волга» с необычным номером В 276 ИУ 124, ответом были только нервные смешки.

Запрыгнув обратно в машину, мы вернулись на трассу. И вскоре увидели понуро бредущих нам навстречу верблюдов. Двоих, как и было в моем видении. Мы сбавили скорость. В сумерках метрах в трехстах впереди показались несколько стоящих у обочины машин. Сзади залилась сирена. Я велел Максу остановиться. Мимо – к скоплению машин – просвистели автомобили «скорой помощи» и милиции.

Мы с Артурчиком переглянулись и подумали об одном и том же. Он рванулся открыть дверцу.

– Стой. – Я ухватил его за рукав. – Тебя могут узнать.

– Они вряд ли будут любоваться небом, – возразил он, – Я зайду сверху, в случае чего сразу вернусь.

– Будь осторожен.

Он хмыкнул и вышел на дорогу. Огляделся, запахивая куртку. Пропустил мимо еще две машины, выждал, пока они отъедут на достаточное расстояние. А потом мгновенно исчез из виду. И когда я высунулся и задрал голову посмотреть, то на миг потерял чувство реальности: у меня на глазах облик Артурчика перестал быть человеческим; его охватил пульсирующий кокон тусклого голубого света, силуэт фигуры пропал, растворившись в этом мутном мерцании, и он понесся по небу бледной кометой. Питер Пэн превратился в фею Динь-Динь. Секунда – и он исчез. Только сейчас я перевел дух.

Его не было страшно долго – две сигареты (я одолжил их у Макса) и пять взглядов на циферблат часов.

Потом он упал с неба так же внезапно, как и отбыл.

Глаза горели еще безумнее, чем тогда, в подъезде.

– Ее там нет, она сбежала.

– Ну?

– Что там случилось, не знаю. Машина разворочена. Господи, передок просто в клочья, оторван напрочь… Номер тот самый. При мне одного из пассажиров упаковали в «скорую» – у него что-то с ногой. Я как его увидел, зашторился железобетонно, потому что видел уже этого телепата в Красноярске, когда мы с Венди по крышам скакали. Второй до «скорой» своими ногами дошел. И еще была там девка с расквашенным носом, тоже, кажется, телепатка, она орала в телефон, что типа объект сбежал.

– Как давно?

– Не знаю.

– Куда не говорила?

– Сказала, что Венди ускакала на лошади, приехавшим ментам указала вон туда, а потом, сучка, стала твердить, что стреляла и, кажется, попала. Я ее чуть не придушил. Им сейчас пришлют людей, будут все здесь прочесывать… Артем, я… мне страшно.

– Хорошо, так. Отъедем туда, куда указала телепатка. Искать ее, Артурчик, придется тебе – ты у нас поддержка с воздуха вместо вертолета.

Он только кивнул.

Мы съехали с дороги в поле. Стремительно темнело. В холодном воздухе отчетливо пахло зимой. Тишину нарушал только ветер.

Мы договорились, что дольше десяти минут он в воздухе находиться не будет. Десять минут – и контрольное возвращение. И так до победного. Если в его отсутствие нам придется сняться с места и он не увидит машины – чтобы летел прямиком к Дэну, адрес он затвердил.

Хуже нет, чем ждать и догонять. А если приходится делать и то и другое одновременно как сейчас, то и вовсе сквернее не придумаешь.

Пошла одиннадцатая минута, а его все не было. Я закурил еще одну сигарету. Бросил, сделав пару затяжек.

На тринадцатой минуте над деревьями впереди отчетливо зажглась светлая точка. Артурчик спланировал к машине, на миг погасил кокон, без слов помотал головой, взмыл вверх и исчез.

Я заново засек время. В голове стучало. Как будто работал секундомер. Тик-тик… тик-тик… Давай, Бэтмен, не подведи.

Пять минут. Семь. Девять.

Голубая комета наконец снова замаячила над деревьями. Артурчик летел низко и неровно. Метрах в десяти голубой кокон опустился на землю, вспыхнул и раскрылся. Из него на меня шагнул Артурчик. На руках он держал девушку. Я не узнал бы ее, если бы не был уверен, что это Венди. Голова на тонкой шее запрокинута, глаза закрыты, длинные волосы разлитым молоком светятся на черной Артурчиковой куртке. Одежда влажно блестит, и даже в темноте видно, что это кровь.

– Помоги, – выдохнул Артурчик.

– Живая? – только и спросил я.

Артур ошалело закивал.

– Макс, аптечку давай!!! – заорал я.

Артурчик осторожно передал мне свою ношу, скинул куртку и разостлал на траве перед машиной. На нее мы положили Венди. Макс зажег фары и вылез с аптечкой.

– Огнестрел, – сказал он, мельком взглянув на Венди, – Жалко девку. Дайте-ка я… – Щелкнул ножом и принялся разрезать ей рукав голубой блузки.

– Я бы не заметил ее в темноте, – с дрожью в голосе зашептал Артурчик, – ни за что бы не заметил, если бы не заржала лошадь… Она поправится?

– Хорошо, что навылет, – констатировал Макс, заголив ей руку до плеча. – Плохо, что задет нерв, кость перебита и большая кровопотеря. К доктору надо. Артем, передай салфетку… Я знаю одного, он меня пользовал, когда мне бок порезали. Хороший дядька и возьмет немного. Бинт давай, ага…

Тут я увидел, что у Венди открыты глаза. В них не было ни мысли, ни выражения.

– Свои, Венди, – тихо сказал я. – Это мы. Все в порядке. Сейчас я тебе промедольчику наколдую, потерпи…

Она разлепила губы, со свистом вздохнула и залепетала что-то неразборчивое.

– Это английский, – повернулся ко мне Артурчик и повторил за ней: – «Every nerve that hurts you heal deep inside of me. You don't have to speak. I feel…» [15]15
  Каждый нерв, что причиняет боль, ты исцеляешь глубоко внутри меня… (англ.)


[Закрыть]Это английский. «Ты лечишь мне каждый нерв глубоко внутри, что причиняет боль…» Что-то вроде… Почему английский? Что это с ней?

– Это шок, – сказал Макс, заканчивая бинтовать.

– State of emergency, – отчетливо произнесла Венди.

– Что это значит? – переспросил я Артурчика.

– «State of emergency»? «Чрезвычайное положение».

– Бред какой-то…

– Я же говорю – шок. – Макс закрыл аптечку и выпрямился. – Заворачивайте вашу девицу в куртку, а хорошо бы еще во что-нибудь потеплее. И едем.

– Артурчик, садись назад, голову Венди положи к себе на колени. Я впереди сяду.

Артур послушно нырнул в салон. Когда я поднял Венди и понес к дверце, она пропела мне в самое ухо:

– How beautiful… to be [16]16
  Как прекрасно… быть… (англ.). Последняя строчка песни Бьорк «Йога».


[Закрыть]

Кузнецов

Нет в русском языке такого ругательства, которого бы я не припомнил и не высказал Замалтдинову. Если бы с нами работал тот маньяк-левитатор – и то меньше проблем было бы.

Потери наши за один сегодняшний день были катастрофические. Коренев и Лукин мертвы. Медведев на больничной койке, потому что наш казанский танк в запале отхватил ему пальцы на левой ноге. А у самого только рожа поцарапана. Ах да, еще наша прелестница Поддубная. Физическое состояние в норме, если не считать разбитого носа; зато психическое в полной негодности. А после того, как я ее взгрел за стрельбу боевыми по самому ценному объекту, и вовсе вышла из строя на неопределенное время.

Врала мне в лицо, что сделала предупредительный в воздух и только после… как будто я не вижу, что врет, стерва крашеная. Извилины полыхали, как уголья на ветру. Как же, был предупредительный… бабушке своей расскажи.

Жива ли Белоснежка, неизвестно. Скорее всего, да. Лошадь со следами крови нашли в двух километрах от места аварии.

Больницы уже оповещены. Только чует мое сердце, там мы точно ее не отловим.

Надо сосредоточиться на Чревовещателе. Продюсер дал понять, что команда его не бросит. Не врал. Значит, усиливаем охрану и ждем.

А с Чревовещателем надо начинать работать. Вот отоспимся, поставим Медведева на костыли – и будем вскрывать его память.

И не забыть – завтра нам привезут новенького. Василий Ким, тридцатилетний телепат и взяточник. Отдел выторговал ему условно-досрочное. У нас не соскучится.

История с ним вышла почти анекдотическая. Точнее, анекдотическая в буквальном смысле.

Обратился он еще три года назад, сводил в цирк девушку. Недели через две после шоу девица стала то и дело восклицать: «Ой, Вася, ты прямо мысли мои читаешь!», «Ой, ну в точности как я хотела!», «Вот только подумала, а ты уже…» и все в таком роде. Он стал прислушиваться к своим ощущениям и напугался: даже не столько тому, что вправду читал ее мысли, сколько тому, какими убогими и немногочисленными они были.

Девушку он бросил.

Применение телепатии на работе нашлось довольно быстро. А работал он в налоговой. Первое время он просто подглядывал за тайной жизнью своих подопечных, читал их секреты, посмеивался, мысленно собирая коллекцию человеческих корыстей, уловок и хитростей. Но в какой-то момент пассивное ехидство перешло в активное возмущение, и он понял, что пора действовать. Будучи законопослушным гражданином, он стал по мере сил и возможностей выводить клиентов на чистую воду. Деликатно напоминал о «забытых» квартирах и автомобилях, намеками давая понять, что у налоговой руки длиннее, чем может показаться обывателю. Он хотел как лучше, уж я-то знаю. Но в ответ ему стали так же деликатно намекать, что если он чуть-чуть ослепнет и оглохнет и как бы случайно не заметит некоторые детали, то жить ему станет чуть-чуть сытнее и привольнее. Привольность и сытость принимали вид кругленьких сумм, и однажды разыгравшийся аппетит пересилил годами тренированную принципиальность. А потом ему понравилось, и он тихо, стыдясь самого себя, засунул свое законопослушание куда подальше. Вот так все было просто.

Тем временем молва о нем разнеслась далеко за пределы родного города и негромким звоночком аукнулась в нашем отделе.

В его окружении аномалов не было. Вася искренне полагал, что столь полезный дар был ниспослан свыше ему лично за какие-то прежние духовные заслуги. И поскольку других таких же поблизости не было и на его собственные секреты никто не покушался, скрывать их от телепатического вмешательства он не умел.

Когда порог его кабинета в один прекрасный день перешагнул Медведев, Ким привычно сунулся в его мысли и натолкнулся на прочную заслонку. Не успел наш герой толком удивиться, как необычный посетитель протянул ему для приветствия руку (предварительно сняв перчатку) – тут-то воробышек и попался, не успев чирикнуть. Он был настолько ошеломлен поворотом событий, что подписал признание прежде, чем понял, что наши доказательства недостаточны и – более того – незаконны. С поличным его не брали, большинство взяткодателей сами были не рады роли свидетелей, а информация, полученная при помощи телепатии, ни с юридической точки зрения, ни с позиции элементарного здравого смысла никакого веса не имеет. И все-таки совесть у него была не совсем порченая, воевать с законом он не стал.

На суде его разобрал опереточный хохот, и судья так и не смогла его урезонить. Даже штраф за систематическое нарушение порядка и неуважение к суду бедолагу не охладил. Пришлось вызвать медиков. Потом телепат Вася поделился со мной, что во время слушания не удержался и заглянул одним глазком под рыжие кудряшки секретаря, которая час напролет читала анекдоты со своего ноутбука. Его развеселило даже не столько их содержание, сколько профессионально невозмутимое личико барышни. Один анекдот он даже помнил.

История такая. Обвиняемый заявляет своему адвокату, что собирается во время суда поиздеваться над прокурором. Тот спрашивает: «Как?!» Обвиняемый объясняет: «Прокурор, бедняга, три месяца искал доказательства моей вины, собрал на процессе пятьдесят свидетелей, ночей не спал, язву заработал. А я не дам им и слова сказать – возьму да и во всем признаюсь!..»

Венди

– …Венди, проснись и пой!

Этот голос невозможно было перепутать ни с одним другим.

Я приоткрыла глаза, доверившись приятной галлюцинации. Но вместо бритоголового клоуна со смеющимися синими глазами я увидела заросшее рыжей щетиной чудовище. Впрочем, глаза были те самые, и улыбка была та самая, и голос… Один на шесть миллиардов.

– Димка, – прошептала я, не веря своим глазам.

– Собственной персоной. Весь к твоим услугам, беби. – Чудовище улыбнулось во все зубы. Это оказалась самая счастливая галлюцинация, о которой я могла мечтать.

– Господи, Димка! – Я привстала на локте. Ох и оброс же он! Я первый раз увидела его с волосами. Они были светлыми, цвета хлебной корочки, а вот усы и бородка почему-то рыжие.

За спиной Димки замаячили солнечной мозаикой лица Артурчика, Влада, Артема и Чжао.

Нет, Отто не было. И Пита тоже не было. И значит, это была не галлюцинация.

Я спустила ноги с дивана. На мне были чужие черные спортивные штаны со шнурком в поясе и чужая черная же водолазка. Правая рука была накрепко примотана к туловищу.

Комната была мне знакома: здесь мы отсиживались в ту ночь, когда сгорел кемпер. Сейчас за окном тоже было темно.

– Осторожненько, – предупредил Димка. – Я, конечно, постарался, но лучше тебе пару дней не заниматься боксом и макраме.

Артем протянул мне бокал с чем-то мутно-желтым. Это был апельсиновый сок с мякотью.

– Димка за свою работу должен как минимум получить Нобелевку и твой пожизненный респект.

– Успеется, – довольно ухмыльнулся наш доктор и мечтательно устремил взгляд в потолок. – Вот когда доведу до автоматизма регенерацию нервов и костей, налажу восстановление конечностей – вот тогда можно и Нобелевку… У меня там, в клинике, несколько ребят есть, я им уже помог чуток, они согласны продолжить эксперимент.

– Спасибо, Димка, – сказала я от души.

– И вот этого еще не забудь помянуть в своих молитвах. – Артем запустил пятерню в дыбом стоящую гриву Артурчика. – Без него мы бы тебя не нашли. Он у нас теперь человек-геликоптер.

Артурчик качнулся в мою сторону и тихо сказал:

– Помнишь, как было в книге? Там Венди тоже подстрелили, но ее спас поцелуй Питера. – Он смущенно прикоснулся губами к моей щеке. – Вот. Это тебе на будущее. Вместо бронежилета.

Я растрогалась до дрожания ресниц. Господи, люди, как я вас всех люблю…

– И отдельное мерси, данке и аригато нашему Артему, – провозгласил Артурчик уже в полный голос. – Он наелся правильных грибов и увидел верблюда, который рассказал, где тебя искать.

Циркачи захохотали над недоступной мне шуткой. Все, кроме Артема. Он склонился ко мне и, перекрывая гогот, сказал:

– Отцу Михаилу я уже позвонил, он за тебя поставит свечку.

Я задохнулась:

– Как он там?

– Нормально. Надеется после того, как все закончится, увидеться.

– Обязательно.

– И все-таки, Венди, ты не должна была этого делать.

– Он сам попросил. Я спасла его сына, он имел право знать…

– Давай рассказывай.

Все притихли.

– Да нечего рассказывать. Я знаю только, что Пит погиб, что Отто где-то в Красноярске, в месте, которое они называли «полигоном». Наверное, они держат его в заложниках. Потому что им нужная. Точнее – им нужен инициатор.

– Знаю, знаю, – невесело кивнул Артем. – Только Отто не заложник. Они накачали его какой-то дрянью чтобы он не отключился, но перестал шториться. К нему пустят их самого сильного телепата. Он выудит из Отто все. Явки, пароли, все, что мы когда-либо при нем говорили, все, что он когда-либо видел. Историю цирка Белоснежки, биографии каждого из нас, секретики, грязные и не очень, и все такое прочее…

– Мы должны его…

– Вытащить, – утвердил Артем. – И мы вытащим.

– Ждать нельзя! – выпалила я.

– А тебе нельзя делать резких движений и волноваться.

Димка сделал то, что не сумел бы ни один доктор. Но наколдовать из воздуха кровь первой группы резус-положительной я еще не умею. Так что отсыпайся и отъедайся, принимай прописанные пилюльки, а мы как-нибудь сами. Ты для нас не менее важна, чем Отто.

– Стоило нарваться на пулю, чтобы услышать это от тебя, – сказала я.

– В следующий раз, когда захочешь это услышать, лучше просто попроси.

– Времени у нас немного есть, – вставил Артурчик. – Тот телепат побился в аварии, которую ты устроила, вряд ли он в рабочей форме.

– Я устроила?! – Я чуть не расплескала сок. – Это Марат!

Имя это им, понятное дело, ни о чем не говорило.

– Псих, который был за рулем! Он просто бомба ходячая, ад с доставкой на дом. Увижу его еще раз – под землю зароюсь, в помойный бак нырну, только бы не оказаться с ним рядом. Это он разнес машину!.. Я только затянула ремни и бросила в него Сюзетту, чтобы отвлечь, пока я буду разбираться с Ингой.

Народ притих.

– Ингой? – переспросил Артем, нехорошо прищуриваясь. Он явно хотел уточнить еще что-то, но обвел глазами ребят и сказал раздумчиво: – Значит, у них есть деструктор.

– Значит, есть, – вздохнула я.

Тут Артем как-то странно подался назад, и взгляд его затуманился.

– О-о, я это уже видел, – пробормотал Артурчик, – сейчас начнет разговаривать с вещими верблюдами.

Артем сделал знак – «тихо всем!» – и медленно встал. Сказал:

– Мне нужно позвонить, – и заторопился на кухню. Выходя из комнаты нетвердой походкой, задел плечом косяк.

– Что с ним такое? – спросила я шепотом.

– Грибы, – так же шепотом сказал Димка и хихикнул. Но шутку никто не поддержал.

– Он провидец, – тихо сказал Влад. – И сейчас он видит своего знакомого Часового, который бежит с пистолетом в руке вверх по лестнице через три ступеньки. Подъезд ему знаком.

Не успела я вспомнить, кто такой Часовой и что это все может значить, как на кухне обрушилось что-то стеклянное, и голос Артема загремел так, что заложило уши:

– Дэ-э-э-э-эн!!!

Все повскакивали с мест, и я все-таки пролила недопитый сок.

– Дэ-э-э-э-эн!!! Черт! Дениска?.. Дениска, мать твою вдоль и поперек! Да ответь же!.. Влад, сюда!

И Влад сорвался на кухню.

Артем

– Держи, – Я сунул оторопевшему Владу телефон. – Поскань. Давай же, мне нужно знать, что там происходит.

Влад приложил трубку к уху и уставился мне в глаза.

Что-то в мире только что изменилось непоправимо.

– Ну?!

«Ничего», – ответил Влад одними глазами.

– Он мог выронить трубку, – пробормотал я, предполагая уже самое худшее, – дай сюда.

Я набрал Часового.