Текст книги "Белоснежка и семь апостолов"
Автор книги: Ольга Кноблох
Соавторы: Всеволод Пименов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
– …Если бы я сказал, что хочу помочь тебе, ты могла бы понять меня неверно – я вовсе не разделяю вашу идею всеобщего приобщения к магии, она по-прежнему кажется мне дикой и чудовищной; я не стал бы подбрасывать дров в этот костер, даже представься мне такая возможность… Но я хотел бы помочь тебе лично. – Отец Михаил взял меня за руку. – Хотел бы помочь тебе вернуться к нормальной жизни.
– А что вы можете сделать? Спрятать меня в монастыре, как моего друга? Замолить мои грехи?.. Нет, отец Михаил, вряд ли вы чем-то можете помочь. Хотя… Знаете, я, пожалуй, дам вам один телефонный номер. Если со мной что-нибудь случится или если я вдруг надолго исчезну, не сказав куда, – позвоните и скажите об этом. Скажите, что вы друг Наташи… нет, скажите – Венди; но в подробности не вдавайтесь. Впрочем, можете намекнуть, что вы тоже маг, что я вас инициировала. Ну и объясните, что случилось.
– И чем это тебе поможет?
– Мне – не знаю, – вынуждена была признать я. – Но это поможет моим друзьям… Они – все, что у меня есть, так уж получилось.
– Тогда я буду за тебя молиться.
– Спасибо, – отозвалась я искренне.
Отец Михаил молча достал записную книжку. Я продиктовала ему телефон Артема. И отчего-то мне стало спокойно.
– Ладно, – только и сказал отец Михаил. – Даст бог, этот телефон мне никогда не пригодится.
Артем
На экране мобильника высветился незнакомый номер.
Нельзя было принимать звонок, но интуиция толкнула нажать кнопку.
– Да, – сказал я в трубку. Привычка представляться в первую секунду разговора с недавних пор утратилась.
– Кто говорит? – неуверенно произнес незнакомый мужской голос.
– А кто вам нужен?
После долгой, как мне показалось, паузы, неизвестный назвал мое имя.
– Слушаю, – пришлось ответить на свой страх и риск.
– Меня зовут Михаил Дергунов, мы с вами незнакомы, ваш номер мне дала Венди…
Здравый смысл подсказывал ограничиться репликой «не знаю такую, вы ошиблись» и нажать «отбой». Вместо этого я сказал:
– Где она?
Я не спал уже больше суток. Вчера пропал Отто. Сел в такси в Новосибирске, отзвонился, но в Красноярск не прибыл, а телефон его заглох. Вместе с ним исчез Пит.
Я достал всю обойму сотовых, сел и стал проверять всех.
К счастью, Влад, Чжао и Димка на связь вышли. Артурчик, как и следовало ожидать, телефон выключил или выбросил. Не ответила и Венди. В клубе, где она танцевала, никто ничего не знает. Приходила на репетицию, потом пропала куда-то, никому не сказавшись. Хозяин высказал предположение, что его танцовщицу перекупили конкуренты из какой-то «Ривьеры». Я позвонил родителям, как можно деликатнее поинтересовался, не давала ли она о себе знать. Не давала. Пошли вопросы, пришлось положить трубку.
Тот, кто вел охоту на Волшебный цирк Белоснежки, безошибочно изымал из нашей группы незаменимые звенья: гуру Отто и наш главный инструмент – Венди. Следующим, видимо, должен стать я. Остальные, надеюсь, интересуют их меньше.
И вот теперь – этот звонок.
– Я не знаю, где она, поэтому и звоню, – ответил Дергунов. – Видите ли, она как раз и попросила позвонить вам, если вдруг надолго исчезнет без предупреждения.
– Кто вы? Что вам известно?
– Я священник, я исповедовал ее, так что, пожалуй, мне известно все.
Я выругался про себя. Что ж, остается надеяться, что дальше этого Дергунова Вендина история не ушла. Впрочем, некогда это выяснять.
– Я не об этом; что вам известно о ее исчезновении? Она с кем-то встречалась в последнее время? Может, упоминала о чем-то странном?
– Нет, она не упоминала. Но кое-что я узнал. В нашем доме живет много старушек, знаете, такие бдительные бабульки старой закалки. Так вот, они рассказали, что вчера, когда… ну… в общем, к подъезду подкатила машина… черная «Волга», если быть совсем точным. С тонированными стеклами. Номер надиктовать?
Я опешил. Много слышал про этих самых «бдительных бабулек», запоминающих все подозрительное почище любого разведчика, но чтобы оценить их, так сказать, в деле…
– Диктуйте.
– В 276 ИУ 124.
– М-да, мягко говоря, странный номер. Несуществующий регион, несуществующая буква…
– Из машины вышли двое мужчин. Один – в спортивном костюме, китайский «адидас» синего цвета; рост примерно метр восемьдесят, смуглый худощавый брюнет, нос с горбинкой, глаза карие, немного раскосые – басурманин, в общем, как сказала Авдотья Никитична; возраст около тридцати лет и… так, погодите, у меня еще особые приметы записаны… – В трубке зашуршала бумага. – Ага, вот: платиновое обручальное кольцо и шрам от ожога под левым ухом. Его мои бабульки определили как бандита. Второй был ниже, где-то метр семьдесят; возраст примерно такой же, темный шатен, трехдневная щетина, одет в черный плащ и еще – вы только не смейтесь, – у него были шпионские черные очки и перчатки. Так и сказали – «шпионские». Из особых примет назвали взгляд нехороший. Вроде бы глаз за очками не видно, а неприятный сверлящий взгляд чувствуется. В руках этот второй держал персидскую кошку, масть «триколор», как мне объяснила Зинаида Филипповна. Кошка рычала и царапалась – оттого, по-видимому, и перчатки.
Этот «шпион» поздоровался, спросил, в какой квартире проживает звезда местного кабаре – он весьма подробно описал Ната… то есть Венди, – назвался ее горячим поклонником. Дескать, от ее коллег прознал, что она обожает кошек (что мои бабульки с горячностью подтвердили), вот решил сделать подарок. Басурманин, который «бандит», все время, пока шла беседа, озирался по сторонам и ни слова не вымолвил. Номер квартиры старушки им назвали, но предупредили, что звезды нет дома – ушла куда-то. Тогда шпион с кошкой поблагодарил их и сразу вернулся в машину, а второй предупредил соседок, чтобы они звезде ничего не говорили, дескать, его друг сделает ей сюрприз. Потом… – отец Михаил поколебался секунду, – тоже сел в машину, и они уехали. Это было около четырех часов дня. В десять я вернулся домой и постучался к ней в дверь – дома ее не было, а кошки дико кричали. Я позвонил на мобильный, но он был отключен. Позвонил на всякий случай в клуб – у жены оказался ее рабочий телефон, – но там мне сказали, что у нее выходной. Я прождал до утра, она не появилась. У меня был дубликат ключа от ее квартиры, она сама дала. Я отпер дверь, и кошки мимо меня сиганули на улицу. В квартире ничего не тронуто; дорожная сумка, которую она не распаковывала никогда, так и стоит в коридоре. Как она и просила, я выждал сутки. Потом начал звонить вам, но дозвонился только сейчас.
– Спасибо.
– У меня к вам просьба, Артем. Если… Точнее, когда Венди найдется или вам что-то станет о ней известно, прошу вас, дайте мне знать. Мой номер у вас определился?
– Да.
– Тогда запомните.
– Хорошо. Вас я хочу попросить о том же – если она вдруг вернется или позвонит, просигнальте мне.
– Обязательно.
– И еще… можно нескромный вопрос?
– Спрашивайте.
– Михаил… То есть, отец Михаил, скажите, вы – маг?
– Я священник.
– Вы поняли, что я хотел сказать.
– Да… Она сказала, что таких, как я, вы называете сенсорами.
– Это она вас…?
– Я сам настоял.
– Как она это сделала?
Он вздохнул. Затем ответил:
– В общем, когда я ее попросил, она сказала, что подумает над этим. Потом сказала, что хочет кое-что мне показать, и ушла в комнату, а я остался на кухне. Потом я услышал, как она кричит: «Помогите!», вбежал в комнату – и все. Она перестала кричать и сказала, что все получилось, чтобы я ждал и прислушивался к необычным ощущениям.
– Ну и как вам это – быть магом? Помогает в работе?
– Позвольте мне не отвечать.
Я собрался было великодушно брякнуть «позволяю», но вдруг вспомнился мне железный купол часовенки, который я однажды раззолотил, и, ей-богу, я устыдился своего вопроса. Буркнул в трубку что-то невнятное и попрощался.
Все-таки чего-то он недоговаривал…
Я занес телефон отца Михаила в контакты.
Было над чем подумать.
Я должен был съехать с этой квартиры сразу, как только узнал, что они взяли Отто. Но Артурчик – если Отто был прав и наш Бэтмен сейчас летел сюда – знал только этот адрес. Он придет сюда, и именно я, а не кто-нибудь еще, должен его здесь встретить и переправить в безопасное место. Дэновы ребята меня стерегут. Но самое большее, что они могут сделать, – это просигналить об опасности. Ввязываться в драку из-за меня теперь никто не станет, предупредил Дэн. Такие правила. Если бы я стал одним из них – все было бы по-другому, но, поскольку я уже многократно (при дипломатическом посредничестве Дэна) отказывался от выгодных предложений Семена Тиграновича, ограничиваясь деловыми связями по линии махинаций с жестянками, на большее рассчитывать теперь не приходилось. Мне великодушно дали понять: хотел остаться чистеньким – оставайся, только мы тебя за так крышевать не станем. Впрочем, на меня и не давили. Кому захочется портить отношения с курицей, которая несет золотые яйца? Семен Тигранович здраво рассудил, что если припрет – я сам прибегу умолять взять под крылышко.
Потом сотовый снова затренькал.
Но на сей раз номер был известный – звонил Влад.
– Выкладывай, что у тебя, – велел я.
«Это ты выкладывай. Только не вслух».
Я оторопел. Из динамика не раздалось ни звука.
«Ага, – подтвердил мою догадку Влад. – Теперь умею. Иначе бы до сих пор был не в курсе. Не будем терять время. Вспомни все и не шторься. Нет, тудая не пойду, – хохотнул он в ответ на мою мысленную реплику. А потом продолжил серьезно: – Я могу помочь найти Отто и Пита. Что, и Венди тоже? Что ж… о'кей, тогда будем искать и ее».
«Влад, не впутывайся в это дело. Оставайся там, где ты есть, не навлекай неприятности и на себя тоже. Забудь про Отто. Я сам. И сотри мой телефон, Владка. Все, цирка больше нет».
А еще – уже не словами, а урывками слов, картинками – я подумал в этот миг, что продамся с потрохами Семену Тиграновичу и его братии, стану делать для них и золото, и платину, и кокс – да хоть уран; только пусть дадут мне солдат, чтобы вытащить из беды Отто и Венди. Своих впутывать не стану.
«Так не пойдет. Мы были вместе, пока все было хорошо, мы были друзьями, мы были – команда. И сейчас мы должны действовать сообща».
«Полезешь геройствовать – возьмут и тебя».
«А не полезу – до конца жизни буду чувствовать себя последним трусом».
«Переживешь как-нибудь. Перетерпишь», – вспомнил я любимую присказку нашей Белоснежки.
«А если бы пропал ты? И мы бы продолжали тихо сидеть по своим углам?»
«Я бы все понял».
«Артем, Димка в курсе. Мы уже едем».
– Не сметь!!! – заорал я вслух.
«Тогда мы сделаем это без тебя», – холодно заметил он и отключился.
Черт!!! Откуда он узнал Димкин телефон? Не иначе сосканил во время прошлого звонка, а я почему-то не заметил.
Ну хорошо, допустим, сюда нагрянут Димка и Влад. И Артурчик для полного комплекта. И Чжао мы ангажируем. Что дальше? Нам все еще неизвестно, кому понадобилось убрать из шоу-бизнеса наш славный коллектив. Нам все еще неизвестно, сколько их, наших врагов, и насколько они сильные маги. Даже Дэн со всеми его связями до сих пор не смог на них выйти.
Стоп.
У Дэна связи где? Правильно. А те, кому наш цирк мешает спокойно спать, скорее всего работают по другую сторону закона. В системе. И помочь мне может человек системы.
Андрей хотел найти тех, кто превратил его в человека-электрочайника? Что ж, ему представится такая возможность. Я наберу его номер. А тот эпизод из будущего – может, его и не будет. Может, это была галлюцинация. А при самом худшем раскладе меня должно успокоить то, что в том эпизоде умирает все-таки он, а не я. Не я.
Венди
Нас четверо в машине. Пятеро, если считать Сюзетту. Она лежит у меня на коленях, выпуская когти всякий раз, как машину подбрасывает на неровностях дороги. Ее раздражает, что у меня сцеплены наручниками руки.
На голову мне нахлобучили какой-то мешок, но я вижу их и так. Они этого не знают.
Из троих моих попутчиков мне знаком (если это можно назвать знакомством) только парень, сидящий справа от водителя. У него на руках перчатки.
За рулем сидит парень с металлическим штырем в ноге. Я вижу этот штырь сквозь сиденье и сквозь его плоть.
Рядом со мной – девушка. Она, наверное, моего возраста, и у нее в сосках «штанги». Интересно, остальным это известно?..
У всех троих пистолеты.
Никогда не прощу им того, что они взяли меня именно так – распахнутую до самого сердца, счастливую, беззащитную, как новорожденный котенок. Лучше бы подкрались в темной подворотне и избили. Или прострелили бы на бегу коленную чашечку. Все лучше, чем так.
У меня был выходной, в клубе можно было даже не появляться. Но в голове с утра крутилась «Йога», и потянуло потанцевать. Для себя, совсем немного.
Маленькая наша репетиционная была свободна, я взяла у вахтера Аркаши ключ и зашла. Тут мне было хорошо, я сама была себе хозяйка. Музыка наполняла комнату и растворяла стены, и я простиралась в танце туда, в безоблачное лето, где остались сцена и зрители, Артемовы колкости, мрачные шутки Пита, песни Димки и Влада, непредсказуемые трюки Чжао и отеческая доброта Отто. В настоящем было только «state of emergency», но для меня, в отличие от Бьорк, в этом не было ничего привлекательного.
Я импровизировала, меняла рисунок танца на ходу, а слезы щипали глаза.
И вдруг, очнувшись от наваждения, я поняла, что за мной наблюдают.
В дверях стояла Елена Леонидовна.
– Нет-нет, – запротестовала она, лишь только я потянулась к бум-боксу выключить музыку. – Пожалуйста, продолжай.
– Да я, в общем, уже закончила, – смутилась я. Мне очень не хотелось танцевать «Йогу» при свидетелях. Ладно, поработаю в другой раз.
Она хотела что-то сказать, но то ли не могла подобрать нужного слова, то ли просто забыла, о чем хотела поговорить. Так и стояла, чуть наморщив лоб, будто вспомнила что-то грустное и жалостливое; а смотрела мимо.
Я подобрала одежду и вынула диск.
– Я пойду, Елена Леонидовна?
– Погоди, – жестом остановила она меня и снова замолчала, странно моргая. Потом помотала головой, отгоняя какую-то невеселую мысль, и взглянула в глаза: – Внизу, у охранников, тебя ждет парень. Он сказал Аркаше, что он твой друг и ты будешь рада его увидеть.
– Кто? – Я уронила одежду на пол. Из глубин памяти вмиг (почему-то в образе сдублированных портретов на игральных картах) восстали мои «друзья». Возглавляли колоду тип в перчатках и тот молодчик со смешным вздернутым носом, которого Артурчик зашиб кадкой.
– Он представился Артуром Саркисовым.
– Артурчик! – выдохнула я.
Как же?! Ведь он должен быть в Европе. Может, они приехали с гастролями? Стоп, не в наш же тупиковый городишко. Значит… Значит, сам? Ко мне?..
Глаза у меня, должно быть, пылали как у ведьмы.
Я ринулась к двери, но Елена Леонидовна загородила проход.
– Погоди, – снова сказала она, и выражение ее глаз стало совсем траурным. – Почему ты не показала мне этот номер раньше?
Я удивилась совершенно искренне:
– Я просто танцевала. Это не для шоу.
– Кому ты рассказываешь? – покачала она головой. – Если бы я знала раньше… Мы бы свозили тебя на областной конкурс, Наташка, ты бы… Да ты и сама знаешь.
– Что?
– У тебя талант! – В ее голосе послышались легкая зависть и сдержанное восхищение, и я сразу поняла, что она говорит правду. Она увидела во мне артистку.
– Давайте поговорим об этом потом. – Я осторожно попыталась протиснуться мимо нее в дверь, и она уступила. – Меня ждут.
Напоследок она зачем-то схватила меня за руку, но сразу выпустила.
Не оглядываясь, я понеслась вниз по лестнице, мяукая рефрен «Йоги». Счастье есть, счастье есть, пело сердце. Я картинно, по-вампирски впрыгнула в коридор и тараном метнулась в дверь к охранникам.
И налетела на руку, сжимавшую тряпку с чем-то едким.
– Снимите этот дурацкий колпак, она все видит, – подала голос девушка.
Телепатка, будь она неладна. Слабенькая, конечно, от нее спрятаться ничего не стоит. Перчаточный повернулся и полез мне в голову агрессивно и грубо – этот раскрученный, пожалуй, сильнее Влада. Я сжалась и зашторилась изо всех сил. Перчаточный фыркнул и отступил. А девушка стянула с моей головы колпак, и в глаза хлынули краски.
– Про «штанги» они не знают, – произнесла она над самым ухом. – И незачем думать так громко.
Выделывается.
У нее большие серые глаза, чистое, фотомодельное такое лицо, накрашенное очень грамотно. Прозрачный ровный тон, чуть подрумяненные скулы, серебристые тени на веках и перламутровые розовые губы. Почему-то вспомнилось, что перламутровое вещество в составе помады – продукт переработки рыбьей чешуи. Я хмыкнула. И прическа у нее салонная: фигурная стрижка средней длины с пейсами, как у героини аниме. Только цвет вполне человеческий, не как у долгоножек в мультиках – светло-ореховый.
Перчаточному, как мне показалось со спины, было лет тридцать. Он, как и в прошлую нашу встречу, был в темных очках. Небритость и волосатые уши я разглядела только сейчас.
Водитель был смоляным брюнетом. Даже по его затылку было видно, что он какой-то друг степей. Калмык или киргиз, а может быть, татарин.
Я задала единственный вопрос, который меня интересовал:
– Кто вы?
– Лейтенант Поддубная, – представилась девушка и полезла в сумку. Пошуршав внутри чем-то оберточно-хрустким (мне сразу ужасно захотелось конфет), она извлекла пудреницу и несколько раз промокнула спонжем нос и подбородок. – Можно Инга.
И только потом перевела высокомерный взгляд на меня. Едва заметно приподняла бровь, как бы говоря: «Что, съела?» В ответ я выдала плоскую шуточку:
– Это у тебя кличка такая? Типа Анка-пулеметчица или радистка Кэт?
К моему удивлению, водитель засмеялся звонким баритоном.
Лейтенант Инга щелкнула крышкой пудреницы и хмыкнула:
– Не всем же быть Белоснежками.
Тут водитель повернулся в профиль, кося глазом на меня. Лицо у него и вправду оказалось азиатское. Вроде и красивое даже, породистое такое, горбоносое – но уж очень… уголовное, что ли.
– Мы хорошие ребята, девочка. А вот ты попала в плохую компанию. – И снова уставился на дорогу.
Я тоже стала глядеть в окно. Пейзаж скучнейший: измятая холмами лесостепь, пожухшая и безлюдная. И такое же блеклое небо, серое, как застиранная простыня. Солнца не видно. Теней нет…
Где мы? Куда мы едем? Что они со мной сделают? Что им вообще от меня надо?..
– Слышь, Марат, а откуда у тебя эта штука в ноге? – спросила водителя лейтенант Инга.
Черный затылок дернулся.
– И что это всех вдруг так заинтересовала моя нога? Вот и малец тот сопливый возле ее подъезда, – затылок качнулся в мою сторону, – спрашивал про ногу. «Почему это, дядя, у вас в ноге железяка?» Бандитская пуля, вот почему.
Туг засмеялся перчаточный. Глухо так, будто стесняясь.
– Да ведь без этого мальца мы бы до сих пор это… гадали, кто в цирке главный волшебник!
Водитель в ответ только покачал головой.
Это был Тимка, больше некому. Это он меня выдал. Господи, а я-то надеялась, что пронесло…
Вот, значит, почему на нас охотились. Им нужен инициатор! Если бы как-то дать знать Артему… Он бы придумал выход. Но вдруг Артем точно так же едет сейчас, скованный и с мешком на голове, в другой машине, полной самодовольных лейтенантов?.. Нет, об этом лучше не думать. Взяли только меня. Хорошо, если Артем это уже знает, тогда он просигналит Отто и остальным, и они залягут тише прежнего, и никто не нападет на их след.
А мне надо выбираться самой.
Мобильник Марата заиграл вступление к раммштайновскому [14]14
« Раммштайн » (Rammstein) – немецкая рок-группа.
[Закрыть]«Ангелу». Он полез куда-то в нагрудный карман своей кожаной куртки, подбросил трубку к уху и выпалил:
– Слушаю!
Секунд пять из телефона доносились какие-то отрывистые выкрики, а потом Марат с чувством чертыхнулся, свернул на обочину и остановился.
– Что? Что там? – загалдели разом перчаточный и Инга.
Марат спрятал мобильник обратно, сложил ладони на руле и рявкнул:
– Коренева убили. Эта сволочь… – Он обернулся ко мне (лицо перекошено, стиснутые зубы сверкают, как сабли), привстал и протянул руку. Я подумала, что, наверное, он придушит меня прямо сейчас – без суда и следствия. Челюсть у него затряслась, переносицу пересекла глубокая трещина, а глаза язвили так, что не надо никакого оружия. От животного страха затрепетало нутро. «Я все скажу, – мысленно взмолилась я. – Все, что хочешь. Только про Коренева этого я слышу впервые. Я его не…»
Одновременно среагировали перчаточный и Сюзетта. Телепат схватил Марата за плечо и стал насильно поворачивать к себе, а кошка прижала уши и занесла лапу, целясь в судорожно распрямленный указательный палец, наставленный мне в лоб.
– Спокойно, – властно сказал перчаточный. – Помнишь, что Кузнецов сказал? Еще один номер – и вылетишь из отдела. И не просто вылетишь. Успокойся и расскажи толком.
Марат по-птичьи изогнул шею, обращая лицо к телепату. Тот разжал пальцы и выпустил наконец его плечо.
– Коренев и Лукин. Сгорели. Заживо. В машине.
Лейтенант Инга охнула и схватилась руками за лицо. Быстро-быстро захлопали ресницы. Плечи вздернулись.
– Эта сволочь, – продолжал Марат, – эта сволочь взорвала машину. При въезде на полигон.
– Кто из них?
– Цыбульский, хренов иллюзионист!.. Ребята ему дозу не рассчитали, надо было на хрен укокошить сразу. Бенарда выгрузили, а этот возьми и очнись. Подождал, пока очкарика оттащат на безопасное расстояние, и рванул. Сука. Давить их всех надо было еще летом. Коренев, твою мать!.. Единственный сын у матери! – Он снова перекинулся через спинку сиденья и заорал мне в лицо: – Единственный! Ты знала?! Она родила его в сорок пять! Твой гребаный дружок и ее тоже убил! У Лукина свадьба назначена была на следующей неделе! Я стриптизерш ему заказал на мальчишник! Что ж вы, суки, делаете?! – Он обессиленно упал на сиденье и уронил голову в ладони.
Впору было рыдать и мне.
О рухнувших иллюзиях, о неведомой старой матери неведомого Коренева, о невесте, ставшей вдовой до свадьбы, и о Петре Цыбульском, которого мы все звали Питом. Господи, звали… Пит…
И об Отто Бенарде, моем Отто.
– Кузнецов-то о чем думал? – зло пробормотал перчаточный. – Нашел кого посылать за Факелом…
– А выбор был? – глухо отозвался Марат. – Ну послал бы нас с тобой – что, тебе легче было бы? Народу-то в отделе, поди, не рать…Ты погоди, еще эта, – кивок в мою сторону, – себя не показала. Надо было и ее уколоть для профилактики. И кошку выкинуть к чертям. А то мало ли…
Перчаточный повернулся ко мне:
– Все слышала? Будешь выделываться, это самое… приголубим так, что мало не покажется. Марат у нас это… парень горячий. А начальству скажем – преступница погибла при попытке к бегству. Все ясно?
– Все, – прошептала я, вжимаясь в сиденье.
Марат завел машину и вывел на трассу. Дальше двинулись молча.
Несколько часов я упорно шторилась. То лейтенант Инга, то перчаточный время от времени пытались меня просканить. Он пару раз расчехлял левую руку и брал меня за запястье, как будто собирался пощупать пульс; но и так ничего не вышло, это видно было по его раздосадованной мине.
Все равно надо выбираться.
Как-то остановить машину и выскочить. Получится ли телекинезом заставить двигатель заглохнуть? Возможно, но это на самый крайний случай. Я не сильна в технике. Если я нарушу в механизме что-то важное, может статься, что мы все кувыркнемся в кювет и выживших не будет.
Если бы тут был Артем… Он бы, наверное, превратил бензин в воду.
Если остановить машину изнутри не получается, надо попробовать воздействовать извне. Как – еще не знаю. Главное – остановить и выскочить.
Только вот куда? Рощицы вдоль дороги все прозрачные – в них не спрячешься, видно насквозь. Между ними – голые холмы. Чтобы скрыться наверняка и отбежать на безопасное расстояние, надо сделать так, чтобы они не пустились в погоню и не стали палить в спину. В идеале – обездвижить. Возможно это? Вряд ли. Их все-таки трое, у них пистолеты. А у меня из оружия – только Сюзетта. Я, конечно, могу заставить ее вцепиться Марату в горло… или нет, лучше лейтенанту Инге в напудренный нос, а потом я… А что потом я? Ничего я потом не сделаю, из машины мне не выйти.
Вот если бы кошек было три…
С этого-то я и начну.
Я хорошо поработала в эти месяцы. Я ни минуты не сидела без дела. И не только тяжести я двигала глазами, о нет. Я тренировала зов. По ночам вокруг нашего дома на крышах пели коты. Не так, как они голосят в марте, не в приступе страсти – они пели для меня. Потому что я так хотела. Я не видела их, как и они меня, но они чувствовали зови откликались. Сначала хватало на квартал. Потом – на два, а потом я перекинула зовчерез улицу – и хоть кошачьи рулады донимали только жителей тех домов (до моих окон звук не доносился), я знала, что коты поют. Если раскинуть зов, как ловчую сеть, кто-то обязательно попадется. Белка, мышь, собака. Маленькие сознаньица. Теплые, нежные комочки, озабоченные какими-то своими нуждами; они так удивляются, когда впервые слышат мою просьбу. Начинают пульсировать в неподвижной паутине зова, беспокоиться; делаются все горячее. Это не сверхзрение, это сверхосязание. Я в центре сети, я паук, чутко прослушивающий каждую шелковую струну. Только паутина зоватрехмерна, и мне не нужна сила мускулов, чтобы добраться до пленников. Я тянусь к ним мыслью, дотрагиваюсь совсем нежно, ненавязчиво, я беруих, и они успокаиваются. «Мне надо немного, это совсем не трудно», – мысленно говорю я; и вот моя просьба становится для них единственным устремлением, и удивляться им больше нечему. А потом они ведут хоровод или поют, или кувыркаются и подпрыгивают.
Получится ли раскинуть зовна километры? Я попробую.
Кто-то обязательно попадется.
И в тот самый миг, когда я нащупала своих спасителей – далеко, на грани чувствительности, – перчаточный вдруг резко сказал:
– Инга, ты там спишь, что ли? Силовой импульс! Сделай что-нибудь!
– Подтверждаю. – Она деловито сунула руку в сумочку, выдернула оттуда что-то продолговатое и сунула мне в ребра. Штуковина противно стрекотнула и обдала меня болью. Зовсхлопнулся, а вместе с ним и сознание.
Кузнецов
Продюсер позвонил чертовски вовремя. Еще час молчания – и никакая высшая сила не заставила бы меня дать ему шанс. После того, что случилось сегодня на полигоне, кончилось всякое любопытство, кончилась осторожность, кончилось перемирие – все, баста. Хотите войны? Будет вам война. Вы, детки, похоже, совершенно себе не представляете, какую вы пустили волну.
Чревовещателя пока не допрашивали – ждем Медведева. Надо, кстати, отправить ему навстречу ребят для сопровождения. Белоснежка ведь тоже может взбрыкнуть. А с ней надо обращаться осторожно.
Эти несколько месяцев девочка держалась молодцом и никак себя не выдавала, так что можно считать, моей троице крупно повезло, что вспышка обращений жильцов ее подъезда была обнаружена. Всего на учет попали трое: поп, живущий по соседству, его маленький сын и истеричная дама с верхнего этажа. Это умник Медведев покопался в головах у бабулек, стороживших подъезд. После того как мальчишка спросил Замалтдинова про его ногу, Медведев засек у одной из них вспышку воспоминаний: до этого мальчик однажды пошутил, что у нее в животе камни; после чего она, суеверная, выпросила у доктора в поликлинике направление на УЗИ, и вскоре диагноз подтвердился. Бабка тут же доложилась его отцу: «Возрадуемся, отче, вашему сыну Господь ниспослал редкий дар!» Поп почему-то испугался и велел ей помалкивать. Она, понятное дело, посвятила в эту историю (достойную, как она считала, экранизации) всех подружек. А соседки-сплетницы в ответ донесли, что умение видеть невидимое с недавних пор замечено и у отца: неделю назад приходили в дом с санэпидемстанции дератизаторы, так он их отвел в подвал, указал на какой-то уголок и велел проломить там стену, потому что за ней и есть самое скопище крыс, а иначе до них никак не добраться.
Сами рассказчицы при этом не присутствовали, но клялись, что слышали от самих сэсовцев. Они будто бы его спросили, откуда такая уверенность, а он – знаю, и все. Божьей милостью. И еще благословил на борьбу с вредителями! С тех пор в доме ни писка, ни шороха. Потом мысли медведевского «языка» потекли в направлении прямо противоположном. Поп с сыном – у тех понятно, от Кого чудесный дар. А вот у ведьмы Сазоновой – от дьявола, не иначе. Муж ее, и раньше нередко битый, тут и вовсе страсти стал рассказывать: будто колотит она его не кулаками и даже не скалкой, а глазами в него впивается, да так и подбрасывает в воздух. И бьет беднягу о стены и потолок, отчего у последнего наблюдаются обширные синяки. А в милиции от него заявление не берут, потому что, во-первых, давно знают их скандальную семейку, а во-вторых, не верят ни в какие полеты и советуют меньше пить. Вот только чуяло бабулькино сердце, что мужичок-то не врал.
Обнадеженный, Медведев по очереди обследовал всех диджеев сарафанного радио. Но большого урожая не пожал: хоть эта троица упоминалась всеми, больше аномалов в их доме, похоже, не было. Впрочем, и это было сверхудачей. Вспышка однозначно указывала на Белоснежку как на обратителя.
И все-таки нам нужны и Продюсер и Чревовещатель. А. Они все еще могут оказаться обратителями (и тогда мы перевыполним план на двести процентов). Б. Каждый из них– обладатель неоценимых сведений об аномалах. В. У обоих уникальные способности, которые нам пригодятся.
Кстати, и попа надо бы обработать. Ясновидцы на дороге не валяются.
Но это все потом. А сейчас я еду к Продюсеру. Ему нужна моя помощь в обмен на информацию о людях, которые нужны мне.
Своих парней я оставил в квартале от дома Продюсера. Секундомер оттикает сорок минут и, если я не вернусь или не позвоню…
У подъезда стоял черный «инфинити». Крутолобый тролль за рулем внимательно проследил за мной взглядом близко посаженных серых глаз и взялся за телефон. Не боись, это свои. Я знаю пароль.
Дверь открылась сразу после звонка; он стоял в коридоре и только-только отнял от уха телефонную трубку.
– Заходи, – просто сказал он. – Нет-нет, только не на кухню. Туда.
В единственной узкой комнате-вагоне у окна стояло кресло, а вдоль стены лежал надувной матрас с криво накинутым туристическим спальным мешком. В ногах высилось несколько пизанских башенок из разноформатных книг, большей частью фантастики и словарей. На одной из них, как дохлый зверек, валялся галстук-бабочка.
На обшарпанном и заляпанном журнальном столике стоял ноутбук и лежала простая тесемочная серая папка с газетными вырезками. Второе кресло стояло спинкой ко мне. Горинец жестом указал на него, а сам скрылся, звякнул на кухне стеклом о стекло и через несколько секунд объявился с бутылкой и двумя стаканчиками.
Я снял куртку и, прежде чем накинуть ее на спинку кресла, извлек из нагрудного кармана плитку черного шоколада. Ритуал.
Продюсер сел в кресло и покряхтел, прочищая горло. Равномерное мигание у него под черепом я охарактеризовал бы в этот момент как «хорошо сдерживаемое волнение». Добрый знак. Объект адекватен, настроен на диалог и не поддается эмоциям, хотя в его положении самое время поддаться.
