Текст книги "Жена без срока годности (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Здесь раньше был пустырь, верно? – вспомнил Андрей, что давненько ничего у меня не спрашивал, как только мы подъехали к парку с новыми таунхаусами.

Последнее время мы снимали исключительно у частников, потому что на продажу строилось намного больше домов, чем под сдачу. Гостиничные комплексы в основном подлатывали или возводили поближе к офисам, в районах, где ещё не появилось школ с именем.

– Зона отчуждения? Какому идиоту пришло на ум строить дома так близко к трассе? Окна хоть открыть можно?

– Еще спроси, кто провел дорогу вдоль парка! Наши окна выходят во двор, а подоконник нужно протирать куда реже, чем в Питере. Ты чем-то не доволен? Купи дом в заповеднике. А меня устраивают школы и возможность прямо из дверей дома оказаться на парковой дорожке, мы с подругой бегаем по утрам, а дети довольно долго катались на великах – десять километров туда-обратно выходило. Еще вопросы будут?

– Сколько ты платишь за съем?

– Деньги я обсуждать с тобой не намерена. И вообще при детях…

– Дети спят, все трое. Так сколько?

– Я не возьму с тебя за постой, не переживай.

– Марина, хватит издеваться! – прорычал он тихо, чтобы не потревожить сон детей. – Не выгодно ли переехать в дом и не жить с соседями за стенкой?

Мы уже въехали в гараж. Он занимал первый уровень и делил его с прачечной, отсюда лестница вела на второй этаж с кухней, гостиной и небольшой спальней, переделанной под кабинет. Выше располагались три спальни и две ванных комнаты, внизу был только туалет с раковиной. На территории в общем пользовании жильцов имелись тренажерный зал, бассейн с джакузи, столики для пикника с грилем и детская площадка. Начинали мы жить с соседями над головой, но больше не снимали квартиры, только таунхаусы. Теперь топаем только сами над собой и не тратимся на спортзалы и бассейны.

– У меня до марта контракт, разрывать его я не собираюсь. Если не продлят, буду думать. Но ты как-то забываешь про школу для Димы. Мы в любом случае завязаны на этом районе, а это, если честно, единственная новая постройка здесь.

– Ты хотела дом. Нет?

– Мечтала. Двадцать лет назад. Не все мечты сбываются. Ещё я мечтала о счастливой семейной жизни. Знаешь, я ещё та была мечтательница! – добавила с откровенной циничной улыбкой.

– А ты не подумала, что иногда у мужика берет двадцать лет, чтобы исполнить мечту женщины? Сейчас я могу купить тебе дом и дать семью, а счастье… Мне кажется, это женская работа. Ты так не думаешь?

Я не хотела ни о чем думать. Велела ему выметаться из машины. Детей я решила не тревожить. Опустила все стекла – пусть спать.

– Не закрывай!

Это было сказано по-английски. Я не успела отдернуть руку от выключателя, и двери пришлось зависнуть над головой Алекса и замигать сигнальными лампочками, когда тот вбежал с яркого солнца в темноту гаража.

Глава 37. Запах кофе

– Как ты так быстро?

Это я спросила, конечно же, у сына. У отца доехать до нас взяло аж двадцать лет. И ещё каких-то там лишних двадцать минут.

– Спешил…

Улыбка у Алекса копия папашкиной. Сначала я это замечала, потом благополучно забыла. Сейчас действительность мне жестоко об этом напомнила. Я отошла от двери и встретилась с сыном где-то на середине корпуса машины. Вышли настоящие мужские объятия, такие же крепкие, как у Андрея, а до этой разлуки я до конца не осознавала, что сын из юноши давно превратился в молодого мужчину.

– Спасибо за помощь, – выдала я смущенно глупость, совершенно растерявшись из-за непрошенных мыслей.

– Да вообще не проблема.

Он говорил на английском – работала привычка, но подняв от меня голову, Алекс как бы очнулся в реальность и сказал «привет» на своем первом языке. Даже нельзя сказать, что родном. Прямо, как про отца – не сказать, что он ему родной папа, скорее уж первый.

Андрей стоял у капота по другую сторону машины. Не держался за железо, хотя у меня бы на его месте тряслись не только колени, но и все поджилки.

– Привет, – ответил Андрей намного тише.

Кажется, им больше и нечего сказать друг другу. Ах да, Алекс же американец, поэтому следом выдал стандартный перевод на русский язык всем известного приветствия:

– Добро пожаловать в Штаты!

Боже, в этот момент мне стало жутко стыдно. Не за сына, за его отца. Это нужно было так прожить жизнь, чтобы услышать от единственного сына подобное! Поделом! Не жалко. Никого, кроме Алекса, ему-то это за что?

– Пойдём в дом. Дети спят. А мы какие-то слишком громкие.

Алекс только сейчас заглянул в машину и начал улыбаться, но не нам – спящим. Мы тоже спали, на ходу, и движения у обоих были совсем уж заторможенными. Но больше я боялась того, что Алекс ненароком хлопнет дверью, и пропустила его вперед, затем Андрея. Так и шли по лестнице гуськом, по старшинству, по значению для меня, хотя между ними можно и нужно поставить троих детей. Элис – девочка, она всегда с мамой на одной стороне.

Алекс включил свет, но я попросила выключить, кухонный полумрак успокаивал покрасневшие глаза.

– Хотите чаю? – спросил сын, наш, общий.

– Не думаю.

– Колы? Сока? Есть яблочный и манго.

Он распахнул холодильник – полный.

– Кто купил колу?

– Никто не покупал, Мирра оставила свою. Не запрещай ничего ребенку. Все запретное прекрасно находится вне дома.

– Да?

– А как иначе? – рассмеялся Алекс и протянул мне пачку писем. – Просмотри, что тебя надо, и я по дороге выкину оставшееся в мусор.

Ничего интересного. Только пару предложений от медицинских страховых компаний и от кредитных карт. Их я порвала пополам, а вот конверт с маркой в виде полосатой кошки прикрепила магнитом к холодильнику. Письмо из Индии, на ощупь открытка, такое не открывают при посторонних.

– Ты где снял квартиру?

– Прямо около офиса Мирры. Она за десять минут может дойти до работы. Мать начала доставать ее по поводу получения прав. Я не понимаю, почему вас это напрягает, а меня нет?

– Потому что тебе нравится, что она от тебя зависит, – бросила я зло. – Но я не лезу!

– То есть я плохой?

Отличный первый разговор втроем. Только третий молчит. Впервые. Наговорился со мной до немоты!

– Алекс, давай мы не будем сейчас это обсуждать? Но мое мнение не изменилось. У нее должны быть права и машина. Куда и сколько она будет ездить, неважно.

– Кстати, вам нужна вторая машина? – перебил Алекс. – Я могу одолжить свою на пару недель. Меня приятель сможет подвозить до работы.

– Мы разберемся! – отрезала я грубо.

– Вы со всем разберетесь. У вас выбора нет, – хмыкнул Алекс. – Я просто предложил помощь. Что в этом плохого, мам?

– Ничего. Мы справимся. У тебя своих проблем выше крыши.

– У меня нет никаких проблем, мам. У меня все отлично. Мы кошку нашли под машиной, взяли себе. Сегодня зарегистрировали. Так что теперь нас трое.

Он смотрел на меня. Я – на него.

– А мы собаку решили взять, – выдал мой внутренний голос вслух.

– Какую породу? – даже для вежливости не удивился сын.

– Двортерьера, какая в приюте понравится, ту и возьмём.

– Молодцы!

И это семейный разговор?

– Ты когда придешь с детьми познакомиться?

– Когда пригласишь.

Боже, я сейчас разревусь… Ну что такое…

– Мам, все хорошо?

– Я просто жутко устала, – потерла я переносицу. – Жутко…

– Ну я пойду тогда. Не буду вам мешать.

И что – Андрей, кроме «привет», ничего сыну так и не скажет?

– Слушайте, можно один вопрос? – сказал сын, так и не повернувшись к нам спиной.

Я подняла на него глаза, очень выжидательно.

– Можете не отвечать… – смутился Алекс от моего прямого взгляда. – Просто… Ну… – запутался он в русских словах, переводил мысленно с английского? – Вы вместе? – изрек наконец по-русски.

И в этот момент перевел взгляд с меня на Андрея. И ответил Андрей:

– Да.

– Понятно…

Что ему может быть понятно?! – взрывался мой мозг. Если мне не понятно ничего…

– Потом поговорим об этом, Алекс, – заскрежетала я зубами.

Надо бы тронуть его за руку, но пальцы намертво вцепились в столешницу.

– Просто это сложно объяснить…

– Мам, я задал вопрос и получил простой ответ. Я не просил объяснений. Ну, в общем… Романна сказала, что забирает бэбика себе. Я не понял, зачем?

– Потому что я… – дрожало все мое нутро. – Не имею возможности заботиться о больном ребенке.

– Финансовой возможности? – спрашивал мой сын без тени улыбки.

– Алекс, ёлы-палы! Временной возможности! И это наше с Романной дело, не твое!

– Мне было бы неприятно, если бы у меня забрали сестру. Элис, конечно, прибить временами хотелось. И вообще нахрена ты ее родила… Но если уж родила, то как жить в разных домах? Мам, ты в своем уме?

– Они будут встречаться… – стирала я зубы в порошок.

– Мам, ты не поняла. Ты на нее ребенка переписываешь, скажи, каким образом? Мирра все-таки паралигал. Такой опции у тебя просто нет.

– А я и не собиралась переписывать на нее ребенка…

– Тогда что вы делаете?

– Слушай, Алекс, займись собой! Это мой ребенок, не твой!

– Мама, а что ты орешь?

Я опешила – да, орала, да, сказала то, о чем Алекс и говорил. Мой ребенок. Маша – мой ребенок.

– Извини, мы сами разберемся… – махнула я рукой и теперь держалась за столешницу уже двумя руками.

– Алекс, твоя мама очень устала, – подал голос Андрей. Не очень громко, не очень твердо.

– Я вижу… – ответил наш сын спокойно.

И первое, о чем они как бы поговорили, была я… Я – это единственное связующее звено между ними.

– Мне лучше потом как-нибудь прийти. Машину можешь взять без проблем.

– Я подумаю, спасибо, – ответил Андрей все так же тихо.

– Ладно… – не уходил Алекс. – Точно ничего не надо? В магазин или куда… Чего-нибудь передвинуть?

Он уже все тут подвинул – особенно нас, к стенке. Или вообще в угол поставил. Или загнал – в тупик.

– Точно ничего?

– Алекс, хочешь чаю? – не выдержала я. – Ты ел?

В ответ он пожал плечами.

– Ты ж не еврейская мама. Чего сразу кормить… И не украинская. Меня проверяли каждое утро, обнюхивали и облизывали. В это собачье царство нельзя отдавать маленького ребенка. И извини, мама, я очень люблю Романну, но она чокнутая.

– Нельзя так говорить про свою крестную мать.

– Я знаю. Я же первым делом сказал, что люблю ее, а потом только правду. Ну? – стоял он за спинкой стула и раскачивал его.

– Я не готова заботиться о больном ребенке.

– А она готова?

– Она сказала, что да.

– Мам, она чокнутая…

– Алекс, прекрати! Я никогда ничего не говорила про твою Мирру!

– Так скажи…

– Не скажу. Потому что ты ее любишь такой, какая она есть. И ты ничего не говори про Романну, потому что ее люблю я, ясно? Ты делаешь мне больно, чего тут непонятного!

– Я не хотел сделать тебе больно, мам. Я просто должен был тебе сказать…

– Сказал? Успокоился? И больше ты свое мнение не высказываешь, понял?

– Меня заткнули, понял. Все, как всегда, ты самая умная, мам.

– Не смей со мной в таком тоне разговаривать!

– Да что я такого сказал?

– Тебе сказали замолчать? Вот и замолчи! – подал голос Андрей, еще и повысил его.

– Да пошли вы оба! – я шарахнула ладонью по столешнице.

Знала, что будет больно – специально стремилась причинить себе боль физическую, потому что от душевной меня уже наизнанку вывернуло. Все нутро свое показала – довольны, мальчики? Что млад, что стар! Одного поля ягоды. Яблоко от яблоньки… От осины не родятся апельсины.

Я схватила из вазочки апельсин и швырнула им в Алекса – он его поймал, уж в баскетбол тут каждый мальчишка играет. Теперь я терла здоровой рукой больную.

– Я ухожу, – швырнул он апельсин отцу, но Андрей не поймал.

Нагнулся и поднял фрукт, но к тому времени, Алекс ускакал вниз по лестнице к входной двери. Как я буду с маленькими девочками вверх-вниз ходить? И, елки зеленые, мне нужно тут ворота везде поставить…

– Зачем ты с ним так говорила? Из-за меня? – Андрей прошел мимо, чтобы вернуть апельсин в вазочку.

Я не ответила, жевала язык, но не сопли.

– Я должен был соврать?

– А ты сказал правду, да? Твою правду? Мы вместе только в твоих мечтах!

– Так дай помечтать…

Он схватил меня за плечи. Именно, что схватил – стиснул, но не встряхнул.

– Ты так спятишь, Марин, – стал тереться он ладонями о мои плечи. – Нельзя так… Мы вместе. Вместе со всем справимся. Шаг за шагом.

– Сейчас надо разбудить детей, вымыть их после самолета, накормить… – загибала я мысленно пальцы. – Потом как-нибудь уложить спать. И самим лечь. Встанем с рассветом, если повезет. Или же намного раньше.

– Все это мелочи. У тебя замечательный сын…

Я замерла под его взглядом, но всего на пару секунд.

– А все говно в нем от тебя.

– Согласен.

– Почему вы не поговорили? – спросила с вызовом.

– Потому что… Потому что мужики не говорят друг с другом. Они вместе что-то делают. И я очень надеюсь, что у нас появится с ним в скором будущем какой-нибудь общий проект. С тобой уже появился – спит в машине и ждет, когда мама перестанет ругаться со всем светом.

– Только с тобой.

– Со мной ругайся, сколько влезет. Мне похрен, честно… Я буду ждать штиля, за бурей всегда наступает штиль. И тогда ты будешь спать у меня на плече. А бой подушками – ну, это всего лишь минус одна подушка. Это всего лишь деньги…

– Много денег.

– Ты хочешь, чтобы я открыл на этих детей счет? Тебе будет легче?

– Наверное, да…

– Я это сделаю. Сейчас с американскими бумажками только разберусь и сделаю.

– Он ушел, – закрыла я глаза.

– Давно пора. Не будь токсичной, как была моя мать.

– Я не так представляла себе вашу встречу.

– Я никак не представлял. Но не все плохо, поверь. Все очень даже хорошо. Мой папашка пытался учить меня жизни и рассказывал, а вот он в мои годы… Если я вдруг начну нести пургу, одерни, пожалей своего сына…

– А меня кто пожалеет? – задала я риторический вопрос.

Но получила реальный ответ:

– Я, – и Андрей вдавил мою голову себе в грудь.

Уже просто по инерции я сомкнула руки у него за спиной. Почему я не захлебнулась миндальным шампанским? Почему не подавилась обручальным кольцом? Почему мне потребовалось отдать этому человеку свидетельство о разводе двадцатилетней давности? Почему?

Судьба? Второй шанс для обоих? Машина времени? Или все это было сделано исключительно ради троицы, спящей в моей машине. И мы с Андреем родились для того, чтобы стоять сейчас обессиленные в объятьях друг у друга, повесив себя другому на шею стопудовым камнем…

Как-то мы пережили следующий день. И последующий. Как, не помню. Точно знаю, что с помощью Андрея. Не в бассейне. Он открытый, хоть и с подогревом, но в ноябре я не рискнула макать в него маленьких детей. Холодная прорубь нужна была мне. Алекс позвонил и спокойно напомнил, что не стоит тянуть со звонком Заки. Выгонял мать на работу. Я спросила про его дела – ему прилично повысили зарплату, но не должность, он не верил в новые инвестиции и в то, что они успеют выпустить продукт к сроку. Господи, старо, как мир… Ещё один стартап сдулся.

Я проснулась до детей и сняла с холодильника конверт, села с письмом к столу, но долго не открывала. Зато сумела рассмотреть марку – на ней оказалась не кошка, а леопард, даже подпись внизу имелась для слабо разбирающихся в фауне. Вот так и сын мой из обыкновенного домашнего котенка превратился в горного льва, я просто раньше к нему не приглядывалась. Вытащила из конверта открытку – поздравительная. Шучу… Просто туристическая. Австрийская. Сунил вложил ее в конверт, чтобы она не запачкалась. Она даже не помялась – настолько бережно он довез ее до своего нового дома. Не отправил на месте. О чем-то думал. Думал, думал и написал: удачи в новой жизни! В новой старой, было бы сказать вернее.

Я набрала ему на телефоне сообщение. Сообщила, что детям все здесь нравится. Всем детям. В ответ получила смайлик и фразу, что он ни минуты в этом не сомневался. Все такие уверенные, одна я полна сомнений!

Романна позаботилась обо всем. Даже коляску притащила. Джоггер с большими резиновыми колесами позволял прекрасно гулять в парке между огромными канадскими гусями. Я вышла в парк ранним утром, когда только рассвело. Старшие спали, а с Машей я промучилась с трех утра. Сейчас если даже не уснет, будет смотреть на огромных птиц. Будет полегче. Романна привезла в парк больших собак. В пять утра подъем, выгул мелких, затем пробежка с крупными. Сегодня мы не бежали, просто шли бодрым шагом.

Алекс больше разглядывал Машу, чем Романна. Она только отметила, что ребенок нормально тянет руку к птицам. Как говорится, раньше просто не к чему было тянуться.

– Хочешь, чтобы я забрала ее сегодня? – спросила она, когда мы только созвонились договориться о прогулке.

Я не знала, что ответить. Мне было тяжело, безумно, и я не представляла, как после таких ночей смогу ходить на работу. Но я смотрела, как Диана крутится возле походной кроватки, развлекая сестренку морем погремушек, притащенных Романной, и не знала, как уберечь ее от стресса, который неизбежен, если снова забрать от нее сестренку.

– Знаешь, давай подождем. Она уже стала более-менее нормально есть. Все-таки мне кажется, что она не спит из-за живота.

Романна согласилась. К тому же, еще не ясно, когда я выйду на работу. Может, вообще только после рождественских каникул. Я позвонила Заки, и он назначил мне встречу только в конце недели. Не спешит. Ну, это может быть и плохим знаком, но я переживу.

– Завтра я все равно заберу ее к массажисту, – сказала Романна.

Я кивнула. Ну да… А я в это время поеду в школьный офис с Димиными документами. Романна успела отыскать нам русскоговорящую семью среди будущих одноклассников, чтобы мальчик не запаниковал в первые дни, когда не будет понимать ни слова. Но все же нужно скорее погрузиться в англоязычную среду с головой, чтобы спокойно поплыть в ней уже к весне. Дети схватывают языки на лету.

– Там папа армянин, и он будет затаскивать вас в гости на шашлыки, сразу предупреждаю. Но девочка у них милая, наша украинская кровь победила кавказскую, только болтает без остановки – на любом языке, девочка – огонь, но пока Дима маленький, это не так страшно, – рассмеялась Романна.

А я смогла только улыбнуться – смеяться у меня как-то еще не получалось.

– Слушай, ну что ты такая убитая? Ты знала, к кому едешь! Или твой бывший изменился не в лучшую сторону?

Ей смешно, а у меня руки приклеились к ручке коляски. Между нашими с ней фразами приходилось наклоняться к Маше и что-то ей объяснять про гусей, хотя я прекрасно понимала, что просто создаю белый шум.

– У меня нет на все это сил.

– Ты просто лентяйка, – смеялась Романна. – Нам тренер постоянно так говорил. Мозг рожден для того, чтобы бездельничать, и он постоянно посылает сигналы телу, что оно устало. То есть это у тебя все исключительно в голове.

– У меня мозга вообще нет, если я такое сделала.

– Ты сделала Такое с большой буквы. И хватит себя жалеть и ругать, нужно себя хвалить.

– За Андрея тоже?

– Мужик в доме не помеха. Ты его побольше загружай домашними делами.

– Думаешь, быстрее сбежит?

– А какая разница? Ты реально на него рассчитывала? Я думала, что на меня… Я не сбегу, не бойся.

– Алексу вообще плевать, что его папашка у меня на кухне.

– А почему ему должно быть не плевать? Он для него просто посторонний мужик. Алекс за тебя наоборот порадовался, что ты не одна, а с кем-то… Это реально, Марина, исключительно твои заморочки. Ты просто к мужикам всегда слишком серьезно относилась. В этом твоя проблема.

– За мебель его считать? – скривила я губы.

– Так он мебель и есть. Пыль протереть, чтобы дышалось легче, и задвинуть в угол, чтобы меньше места занимал в твоей жизни.

– Мне как-то обидно, что Алекс вот так…

– Алекс у тебя абсолютно нормальный, – перебила Романна, накручивая на запястья оба поводка. – Ненормальная в вашей семье ты. Тебе обидно, что ты влезла на пьедестал, а родственники тебя за памятник не считают. Вот серьезно, тебе голову нужно почистить. Хочешь, дам хорошего психолога?

– Сама справлюсь.

– Зря. Загонять себя не надо.

Мы быстро не только говорили, но и шли. Дошли до промзоны за территорией парка, где располагались склады местной кофейной компании. У них там маленький магазинчик, где можно купить зерна на развес, а перед ним крохотный фургончик, в котором варили кофе. Стаканчик выходил дороже, чем в кофейнях, но утренние очереди из машин здесь бывали довольно длинными. Сейчас было еще довольно рано, и мы прождали всего десять минут, чтобы получить свои заветные стаканчики.

– Я угощаю, – улыбнулась Романна и заодно оплатила кофе местному бомжу, к которому привыкли уже даже собаки.

Вот это я понимаю свобода – ни дома, ни родных, никаких тебе обязанностей. Если я и сумасшедшая, то всего немного, потому что не беру палатку и не иду жить в парк. Или в машину – таких полубомжей хватает, с одним я даже работала. А у меня работа, дом, дети, огромные счета каждый месяц. Как белка в колесе. И ору, как белка – это истошный крик с дерева, на которое я долго и упорно лезла, а хочется если и быть белкой, то земляной – жить в норе и носа в этот жуткий мир не казать.

А в этом мире уже светило солнце, ночная роса с газонов пропала, уже не хотелось ежиться – ноябрь продолжал радовать двадцатиградусным теплом. Я пила кофе, но жизнь не раскрашивалась новыми ароматами. Зато я взяла кулечек обжаренных на французский манер зерен для человека, который поселился у меня на кухне, мужчина в самом расцвете сил, с пропеллером в одном месте, но пока, к моему счастью или наоборот несчастью, лететь он никуда не собирался.

– Знаешь, что я решила? – ответила Романна, когда я в который раз за эти три дня высказала свои опасения по поводу разлучения сестер. – Поступим проще. Кого первого Маша назовет мамой, у той и будет жить. Идет?

– А ты не обидешься?

– А откуда в тебе такая уверенность, что мамой будешь ты? Ты вообще абсолютно ни в чем не уверенный человек.

– Потому что есть Андрей. Он умеет нравиться бабам. Диана с него не слезает.

– И кого ты ревнуешь при этом?

– Алекса. Андрей приехал на все готовенькое.

– Сомневаюсь, что Алекс когда-нибудь будет называть твоего Андрея папой. Так что, сказала же, это у тебя в голове. Лечи голову.

Я сделала еще глоток: кофе успел остаться, а руки – согреться. Коляска катилась уже сама собой: Маша уснула, собаки не думали лаять на гусей. Давно к ним привыкли. И я привыкну – к присутствию в моей жизни Андрея и новых детей, к тому, что снова надо спешить в школу забирать детей, не пропускать выступления школьного оркестра и соревнований по плаванью, ну а будет ли по выходным еще и футбол, зависит уже не от меня.

– Дойти со мной до машины, будь ласка, – сказала Романна.

Я сразу заподозрила неладное. Она вытащила из бардачка красивый конвертик и протянула мне:

– Там сертификат на тайский массаж. Тебя ломают, ты кричишь, а потом как новенькая. В жизни так же – если больно, очень сильно больно, то скоро родится новая Марина, лучше прежней.

Я опустила голову Романне на плечо, она похлопала меня по спине. Ну, это максимум телячьих нежностей, которые я могла получить от давнишней подруги.

– Во сколько завтра врач?

– Я приеду за Машей к одиннадцати. Успеешь из школы вернуться?

– Поеду после. Хочу, чтобы с понедельника Дима пошел в школу.

– Я скину тебе координаты этой девочки, попросишь определить Диму в тот же класс, объяснишь ситуацию. В школе пойдут навстречу, им же будет легче.

Я кивнула – и мне будет легче. Знать, что до трех ребенок занят, а там и спорт подтянется. Диану нужно отдать в русскоязычный садик пока только на пару дней в неделю посоциализироваться с детьми. У них там между делом обязательно будут проскальзывать английские словечки, так и наберется, а то со следующего года ей уже в подготовишку идти.

Андрею я вчера сказала почти что прямым текстом, что пока не получу на детей американских документов, не отпущу их в Россию, а это минимум будет года три. Сам Лебедев собственно тоже должен тут жить, а то второй раз ему никто не будет восстанавливать грин-карту, а после пятидесяти уже и желания другие…

Андрей подключился вчера к местному оператору, так что я позвонила уже на американский номер. Попросила угомонить детей, потому что я оставлю коляску со спящим ребенком в прачечной. Вчера мы установили внизу камеру, чтобы следить за спящей Машей.

– Никто не встал, кроме меня.

По голосу я поняла, что не встал даже он. Хорошо иметь кухню на отдельном этаже. Я всыпала зерна в кофемашину и сварила одну чашечку кофе для Андрея. Он спустился в джинсах и мятой футболке – в душе еще не был, но был или снова стал прежним, американским, которого я помнила на подсознании. Ну да, за двадцать лет совсем не изменился, если не замечать седину.

– Почему только мне? – кивнул он на чашку на краю столешницы.

– А почему решил, что это для тебя?

– Догадался по твоему взгляду. Хорошо погуляла?

– Я за кофейными зернами для тебя ходила. Хорошо поспал?

– Без тебя не спится. Валялся… Никому не нужный… Обнимал подушку, она пахла тобой, а ты теперь пахнешь кофе… Это самый домашний запах.

Дети спят, родители обнимаются. Это так по-семейному.

Эпилог

В День Благодарения мы вошли с огромной индюшкой и огромной компанией. Пришлось сдвигать два стола вместе и просить гостей приходить со своими стульями. Стол мы тоже накрывали вскладчину, как и принято делать в этот день. Дима бегал по дому с пылесосом, собирая по углам собачью шерсть – собака, помесь колли с корги, радостно сигала через диван. Хорошо, не через стол. Диана раскладывала под тарелки салфетки с тыквами, а я отодвигала тыквенные свечи, чтобы приготовить в центре место для блюда с птицей.

– Что ты с ней носишься? Дичь жареная, не улетит, – пытался шутить Андрей.

Это ты – индюк жареный, никуда из моего супа не деваешься… Не улетаешь!

Андрей мыл руки после вычесывания собаки, хотя, я подозревала, просто тщательно готовился к рукопожатию с сыном. Я ни разу еще не увидела, чтобы они обнялись – вели себя, как просто два знакомых мужика. Собственно такими они и были по сути. Правда, пока еще не очень-то и знакомые.

Сунил будет присутствовать за столом в виде шарфика, обмотанного вокруг шеи его бывшей жены. Дочь не разрешила ему приехать. Вчера Элис с Миррой пекли у меня на кухне тыквенный пирог, а Романна умудрилась за это время аж целых три раза позвонить, чтобы уточнить, кто из нас двоих сделает клюквенный соус. Ее муж притащил к нам ящик вина, потому что решил, что бутылки в собачьей шерсти на стол не ставят.

– У вас собак меньше! – улыбнулся он Андрею, уходя.

Родители Мирры пекли кукурузный хлеб и запекали сладкий картофель. Кто все это должен был съесть, я не знала, поэтому, когда позвонила дочь Романны с вопросом:

– Тетя Марина, что принести?

Я могла ответить:

– Только себя, Илоночка, и, пожалуйста, голодную.

– Это всегда можно…

Нельзя только присесть, потому что никто из приглашенных не может просто открыть дверь – все ждут, когда им откроют. Я оставила швейцаром Диму, и он, повесив пылесос заряжаться, уселся перед дверью на нижнюю ступеньку лестницы.

– Марина, мы должны переехать в нормальный дом, – доставал меня Андрей. – Жить с тремя лестницами маленькие дети не могут.

Первыми пришли мои старшие дети. Элис не обращала никакого внимания на Андрея, кроме «привет» и «пока» он от моей индийской красавицы ничего пока не услышал. С ним больше говорила Мирра, устроила ему отличную практику английского языка, как и Диме, который за двадцать дней уже что-то начал понимать в школе и даже расстроился, что у них целая неделя каникул. Впрочем, все каникулы они с одноклассницей Оксаной проиграли в баскетбол в нашем парке – говорили они при этом на смеси русского с английским и какими-то кавказскими междометиями. Сегодня Дима, конечно, будет страдать, что среди присутствующих нет детей.

С приходом семьи Романны добавилось разговоров про машины, обсудили покупку Андреем «Мерса» из салона, где работала Илона. Наконец заявились последние гости, которым ехать было дольше всех – родители Мирры. Впрочем, последними за стол сели все же Маша с Элис. Моя дочь умудрилась заполнить на бедного ребенка листов десять поведенческого теста.

– Ну что, мать, довольна? – хмыкнула у меня над ухом Романна, когда я читала про себя замечания будущего специалиста. – Не зря деньги за учебу платишь?

Я выдохнула – меньше, чем за месяц китайский массажист сотворил с ребенком чудо чудное. Маша уже не просто самостоятельно сидела, но и стояла в кроватке. Кроватку пришлось купить и не ради этого самого стояния, а потому что Маша начала говорить «мама» в моем доме, слишком уж как-то быстро.

– Но на занятия «мама и малыш» все равно пойду с ней я, – смеялась Романна. – Ты у нас днем будешь за папу и пойдешь на работу.

Да я уже две недели как отработала. Встретилась с Заки в пятницу, пришла в его офис в понедельник. Развозка детей по школам и садикам легла исключительно на плечи Андрея. Почувствуй себя мамой! Ещё и готовить научится… Нет, это уже из области фантастики. К нам три раза в неделю стала приходить «бабушка» готовить обеды и ужины. Ей, конечно, помогала Диана, но больше отвлекала разговорчиками: через неделю в садике ее прорвало на ля-ля. Пока, конечно, только на русском трындит, но и английский не за горами.

Сейчас за столом только дети не понимали, о чем мы говорим, но догадывались, как и соседи, когда ненароком между родственниками проскакивали слова на русском, украинском и иврите. Как верно подметил отец Мирры, тост должен был сказать единственный за столом чистокровный американец, Эдди, муж Романны, но наш прокурор не может не поблагодарить Марину, то есть меня, за то, что я из года в год, вот уже десятый раз, собираю их всех вместе и наша компания только растет. Тут, конечно, на секунду все замолчали, подумав про Сунила, но только на секунду.

– Не смотри на меня так, – выдала Романна с бокалом вина в одной руке и горсткой миндаля в другой. – Я очень хочу твоей индюхи, но потом ты будешь колоть мне инсулин?

Сила воли у Романны – врагу такой точно не пожелаешь, а другу обзавидуешься. На ее фоне я тут по пустякам переживаю. У меня все хорошо, у нас всех все хорошо – о чем вообще мы можем мечтать?

– Не это ли прекрасно, – продолжал тем временем вещать наш личный прокурор, – что мы встретились на этой благодатной земле за одним столом, хотя родились в разных странах и начали говорить на разных языках. Так что мы должны поблагодарить отцов-основателей, что они избрали государственным языком самый простой язык в мире – английский, и мы спокойно понимаем друг друга. Переведите моему маленькому другу, – указал он на притихшего Диму, – что меня родители привезли сюда в десять лет, и я тоже ни слова не говорил по-английски.

– А теперь замолчать не может, – хмыкнула Романна тихо по-русски, пока Алекс переводил Диме обращенные к нему слова.

– Как всем нам известно, праздник этот – возможность поблагодарить друг друга за поддержку: как первые поселенцы не пережили бы зиму без помощи индейцев, так и мы, собравшиеся за этим столом, не смогли бы устроиться в этой стране без силы воли, трудолюбия и поддержки друг друга, и я буду считать, что прожил жизнь не зря, если наши дети, рожденные здесь, не будут воспринимать блага, которые дает своим гражданам эта страна, как нечто само собой разумеющееся, а будут благодарить своих родителей, которым, вне всякого сомнения, было очень тяжело на первых порах, и помогать тем, кому только предстоит стать гражданами нашей любимой страны. И прошу вас не забывать, что страна состоит не из флага и гимна и даже не из истории наших предков, а из деяний наших соотечественников в данный конкретный момент истории, в которой мы все живем и которую творим день изо дня своими руками. Страна состоит из народа, а народ из нас, каждого по отдельности и всех вместе. Ты ответственен за себя и за того, кто рядом, и если кто-то оступился, в этом есть и твоя вина, нужно это понимать. За каждое преступление есть наказание, но при этом у каждого человека есть второй шанс, чтобы стать лучше, и мы обязаны давать ему этот шанс, иначе мы перестанем быть людьми.