Текст книги "Рожденная избранной (СИ)"

Автор книги: Ольга Эйзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава 2

сентябрь 2018 г.

– Хилари, я… Прости еще раз, что не вернулась на вечеринку. Я, по сути, бросила тебя вчера, и мне очень стыдно, правда.

– Боже, Андреа, все хорошо, – ответила подруга, и я, даже не видя ее лица, знала, что в этот момент она закатила глаза. – Ты никого не бросила. У тебя болела голова, и ты была вправе уйти. К тому же, я и сама тебе это предлагала, так что забудь об этом и перестань извиняться.

Я тяжело вздохнула.

– Да, наверное, я слишком себя накручиваю, – пробормала я, прижимая телефон к уху. – Просто, согласись, ситуация действительно неловкая вышла.

– Так, все, проехали, – решительно заявила Хилари. – Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Если хочешь, я могу приехать. Поболеем вместе.

– Спасибо, но я думаю, мне нужно немного побыть одной и просто отдохнуть.

– Уверена?

– Да. Я очень хочу спать, так что… Как-нибудь позже, хорошо?

– Без проблем. Отдыхай, конечно. Звони, если понадоблюсь.

– Обязательно, – улыбнулась я и, обменявшись с подругой прощальными фразами, сбросила вызов.

Откинув телефон в сторону так, что только чудо спасло его от неизбежного падения на пол, я уронила голову на подушку и выдохнула. Почти целые сутки прошли с момента вечеринки, а у меня все еще болела голова. Но вовсе не о ней я сейчас заботилась. Все мысли вертелись вокруг Кевина, и я не могла перестать думать о нем, обо всем случившемся ни на секунду. Вчера ночью, вернувшись домой и приготовившись ко сну, я переворачивалась с бока на бок, считала овец, даже пробовала делать дыхательную гимнастику, которая, как говорят, успокаивает нервы и помогает быстро заснуть, но все было без толку. Даже если на какое-то время действительно получалось отвлечься, освободить разум, практически уснуть, то тут же в голову забегали новые навязчивые мысли, и все начиналось с самого начала. Да и, черт, как вообще можно было успокоиться, когда на твоих глазах монстр в лице твоего одноклассника, возможно, только что убил ни в чем не виновного человека?

Я думала об этом все выходные, я строила самые невероятные предположения, но не верила ни одному из них. Даже после всего увиденного я не хотела называть Кевина вампиром, потому что для меня это звучало очень странно и как-то глупо. "Все ведь знают, что вампиры – выдумка, – убеждала себя я. – Это ненаучно, неестественно, и это просто невозможно." Но тут же этим мыслям, остаткам здравого смысла, вторил другой голосок, кричащий о фактах: "А то, что он высосал кровь из другого человека, естественно? То, что он, как молния, мгновенно перемещается из одного места в другое, научно? Нет уж, он сам – сплошная мистика, а если так, то почему бы вполне серьезно не задуматься над тем, что он может оказаться вампиром?" Вся проблема была в том, что я одинаково доверяла и не доверяла обоим голосам, и, выбирая, кто же из них наиболее убедительный, не получила никаких результатов, кроме усилившейся головной боли. Даже таблетки вскоре оказались бессильны перед ней, и мне не оставалось ничего другого, кроме как лежать на кровати, крутиться в убийственном водовороте изматывающих мыслей и тихонечко умирать, накрывшись подушкой.

В воскресенье ко мне постучалась мама.

– Сегодня тоже планируешь целый день лежать в постели? – спросила она, просовывая голову в проем между дверью и стеной. – Неужели вечеринка была настолько жаркой, что ты пытаешься восстанавиться после нее уже вторые сутки?

– Мам, ну это же выходные, – вздохнула я. – Разве я не могу провести их в кровати?

– Можешь, – согласилась мама. – А еще можешь провести один из них со мной на диване. Я думала пересмотреть "Друзей".

– Опять? – на пару секунд я удивленно приподняла брови.

– Не опять, а снова. Ты же в курсе: если я перестану пересматривать его каждые несколько месяцев, то умру.

– Да брось, не так уж сильно ты его любишь.

– Да? Может быть. Зато я знаю, как сильно его любишь ты, и я пообещала себе вытащить тебя из постели хотя бы на час.

– Вытащить из постели и усадить на диван? – усмехнулась я.

– Но это, по крайней мере, хоть что-то, – возвразила мама. – Предложи я тебе прогуляться в парке, ты бы охотнее согласилась?

– Нет-нет, только не в парк, – активно замотала я головой и, встретив подозрительный мамин взгляд, тут же попыталась оправдаться. – Я… Я просто не хочу никуда выходить. У меня болит голова, и единственное, чего я сейчас хочу – остаться в своей комнате, в полном одиночестве, и поспать.

Мама тяжело вздохнула и, не думая уходить, продолжала смотреть на меня с беспокойством и даже какой-то странной грустью в глазах. Я не говорила ей ничего, но она знала меня слишком хорошо, чтобы не догадаться, что что-то случилось. Она подозревала, чувствовала: что-то не так, и я, хоть и старалась скрыть произошедшее, пока не выясню все наверняка, не умела прятать свои переживания настолько хорошо, чтобы убедить маму, что все в порядке. Это всегда давалось мне трудно, потому что я не любила таить что-либо в секрете и не привыкла умалчивать что-либо в разговоре с мамой. Я хотела с ней поделиться, хотела спросить совета или хотя бы просто найти какое-то утешение, поддержку, но боялась, что она, скорее, посчитает меня сумасшедшей.

– Ты уверена, что головная боль – единственная причина? – осторожно спросила мама, приоткрыв дверь чуть шире. – У тебя точно все хорошо?

Сжав губы, я кивнула как можно увереннее.

– Да, – ответила я. – Все в порядке.

– Хорошо, – тихо, почти шепотом произнесла она и, вяло улыбнувшись, стала медленно закрывать дверь.

– Однако от сериала я не отказывалась, – крикнула я, когда дверь уже практически соприкоснулась с проемом.

– Я жду внизу, – послышалось из коридора. – У тебя всего две минуты.

Откинув одеяло, я встала на ноги и вышла из комнаты. С этого момента и до самой ночи я в компании мамы сидела перед телевизором и хрустела чипсами. Изредка мы с ней обменивались комментариями, что-то обсуждали или смеялись над чем-то, но большую часть времени тишину прерывали только звуки сериала. И все же даже тот факт, что мы практически не разговаривали между собой, не смог сделать этот вечер неловким или напряженным. Конечно, говорить за маму я не могла, но для меня самой вечер с ней за просмотром любимого сериала стал своего рода облегчением. Иногда очень приятно пересмотреть уже до дыр засмотренные эпизоды, переслушать давно забытую, но от этого не менее прекрасную песню, перечитывать строки из хорошо знакомой книги и отключиться, выпасть из реальности, забыть обо всех заботах на некоторое время. Так и я в этот момент наконец-то смогла выбить из головы любые мысли о Кевине, о вечеринке, о произошедшем в парке и просто насладиться чем-то действительно стоящим.

На следующий день я уже не жаловалась на головную боль и даже старалась всюду проявлять активность. Не знаю, что мне сейчас нужно было больше – самой перестать думать о событиях пятничной ночи или сделать вид, будто все хорошо, чтобы избежать беспокойных расспросов других, но я твердо решила держаться уверенно и общаться с мамой, подругой так, словно я и вправду ничего от них не пытаюсь скрыть. К слову, мне это прекрасно удавалось, и я на удивление легко обсуждала что-то с Хилари, смеялась вместе с ней и даже практически не вспоминала ни о вечеринке, ни о жуткой картине, которую я случайно подсмотрела после нее. Рядом с Хилари я чувствовала себя в десятки раз лучше, и мне не нужно было думать ни о чем, кроме того, что происходит сейчас. Именно это потрясающее ощущение я и ценила в нашей дружбе чуть ли не больше всего, ведь назвать другом или подругой я могу хоть первого встречного, а чувствовать, что этот человек – мой, что рядом с ним я могу забыть обо всем на свете и просто наслаждаться моментом, можно только с единицами, а, чтобы отыскать эти единицы, порой приходится пройти через миллион первых встречных.

Впрочем, не со всеми я могла вести себя абсолютно спокойно. Каждый раз, когда мне на глаза попадался Кевин, я напрягалась и старалась убежать прежде, чем он начнет говорить со мной или даже просто обратит внимание. Он совсем не изменился и продолжал мило беседовать с окружающими, шутить, очаровывать всех, включая учителей, своим обаянием, но я уже не могла смотреть на него так, как смотрела прежде. Мое отношение к Кевину всегда было несколько напряженным, сейчас же оно испортилось окончательно. Его мимолетные взгляды и улыбки, которыми он одаривал меня чуть ли не каждый раз, когда мы случайно в одно время поднимали глаза друг на друга, вовсе не воспринимались мной как дружеский жест. Каждый раз, когда уголки его губ ползли вверх, вырисовывая на лице милую улыбочку, я вспоминала его окровавленный рот, то, с какой жестокостью он впился в шею бедного парня, а затем швырнул его так, будто он какая-нибудь игрушка, плюшевый медвежонок, которому все равно, обнимают ли его или бросают на пол, и содрогалась. "Ты можешь улыбаться сколько угодно и кому угодно, – мысленно говорила я ему, – можешь влюбить в себя хоть весь мир и стать идеалом в глазах окружающих, но я знаю, кто ты такой на самом деле и что скрывается за этой вечно улыбающейся маской."

Было бы гораздо проще избегать его, если бы он и сам не особо стремился поддерживать со мной какую-то связь, но он, видимо, по какой-то причине стремился. Даже не поднимая глаза, время от времени я видела, как взгляд Кевина останавливается на мне. Практически каждый раз, когда мы были в одном кабинете или случайно встречались в школьных коридорах, он пытался подойти и о чем-то поговорить, но я тут же сворачивала за угол, сливалась с толпой, куда-то убегала, даже если мне нужно было идти в совсем другом направлении. Конечно, я понимала, что бегать от него всю жизнь, как ребенок, все равно не выйдет. Рано или поздно мы бы столкнулись, но, как бы мне не хотелось подойти и высказать Кевину все в лицо, я надеялась максимально отсрочить наш разговор.

Таким образом я держалась целых два дня, пока однажды утром не потеряла бдительность и не заметила, как он подходит все ближе. Лишь увидев его изящные пальцы на краю своей парты, я вдруг вздрогнула, выпрямилась и посмотрела ему в лицо. Сглотнув, я сделала глубокий вдох и надела самое спокойное выражение лица, на какое только была способна. "Вот и пришло время для серьезного разговора", – подумала я, уже не собираясь никуда убегать.

– Привет, – произнес Кевин приятным бархатным голосом, явно довольным оттого, что ему наконец-то удалось поймать меня.

– Привет, – тихо повторила я, но тут же откашлялась, стараясь в следующий раз звучать увереннее.

Он быстро пробежался взглядом по кабинету, а после медленно проскользил взглядом по моей парте и остановился на рюкзаке, лежащем на соседнем стуле.

– Я так понимаю, сегодня место рядом с тобой тоже занято, – заключил Кевин и перевел взгляд на меня, ожидая подтверждения.

– Ты догадливый, – ответила я и, скрестив руки на груди, откинулась на спинку стула. – Тебе что-то нужно?

– Нужно, – кивнул он. – Хотел кое о чем поговорить. Если у тебя, конечно, есть минутка.

– Хорошо, давай поговорим. И тебе лучше поторопиться: до начала урока минут пять.

– Отлично, – он слабо улыбнулся и, оперевшись обеими руками о парту, заглянул мне прямо в глаза, отчего я почувствовала жуткий дискомфорт. – Между нами определенно какое-то напряжение. Последние два дня ты то пытаешься уничтожить меня взглядом, то исчезаешь, едва я решу заговорить с тобой.

Я равнодушно пожала плечами.

– Никого я не пытаюсь уничтожить. Это мое обычное поведение. Мы с тобой не друзья и знакомы всего неделю, а, кроме того, ты мне абсолютно не интересен. Мне просто нет до тебя дела. Очевидно, я не особо стремлюсь разговаривать с тобой. Если ты думаешь, что я, как все здесь, сижу и жду с нетерпением, когда ты обратишь на меня внимание, ты ошибаешься.

– Андреа, я хорошо разбираюсь в людях. Если бы ты была полностью равнодушна ко мне, ты бы не стала испуганно сворачивать с пути каждый раз, когда я иду тебе навстречу. Может, наше знакомство прошло не особо удачно, но мне показалось, что ты была очень даже дружелюбно настроена в пятницу, на вечеринке, и у нас вышел неплохой разговор, но потом я прихожу в школу и вижу, как ты упорно избегаешь меня. Однако, я уверен, на это есть свои причины, и мне бы очень хотелось их узнать.

– О, так ты хочешь знать причину? – усмехнулась я, придвигаясь ближе. – Без проблем. Кстати, очень хорошо, что ты вспомнил о вечеринке. Надо поблагодарить Дженнис за такую прекрасную возможность повеселиться и узнать некоторых людей поближе.

– Я сделал что-то не так на вечеринке? – прищурился Кевин, слегка склонив голову набок.

– О нет, ты сделал что-то не так после вечеринки. И если ты думаешь, что я правда продолжу общаться с тобой после того, как ты жестоко напал на невинного человека, то ты очень-очень глупый, Кевин.

Он напрягся, крепко сжал пальцами края деревянной парты и растерянно посмотрел на меня. Увидев тревогу, замелькавшую в его глазах, я только убедилась, что все события той ночи были реальны и передо мной стоял действительно Кевин.

– О чем ты сейчас говоришь? – спросил он, значительно понизив голос.

Я усмехнулась и не только не переключилась на полушепот, но и, напротив, старалась говорить громко и отчетливо.

– Что, память плохая? Уже забыл, как перегрыз горло парню в парке? Да что, блять, вообще на тебя нашло?! Ты, возможно, убил его Кевин! Ты мог его убить, понимаешь?

– Боже, Андреа, пожалуйста, успокойся, – он нагнулся ближе и тут же огляделся. – Ты в своем уме? Здесь вокруг люди.

– Это я-то не в своем уме? – засмеялась я. – Нет уж, из нас двоих только ты нападаешь ночами на людей и пьешь их кровь. И даже не думай, что тебе удастся скрыть эту кошмарную правду ото всех.

– Ты не должна была этого видеть.

– Но я увидела, Кевин. И знаешь что? Я чувствовала себя отвратительно все выходные, переживала, пыталась проанализировать эту ситуацию, но, как бы плохо мне ни было, все же я счастлива, что увидела все своими глазами. Теперь я знаю, какой ты на самом деле и на что способен, и я не хочу иметь с тобой ничего общего. Пожалуйста, уходи прямо сейчас, потому что мне жутко хочется дать тебе по голове стулом.

Кевин внезапно схватил мою руку, упавшую на парту после минуты активной жестикуляции, и по моему телу словно прошел электрический ток. Рефлекторно я попыталась отдернуть руку, но его хватка была настолько сильна, что даже после десятой попытки рука оставалась лежать на парте, накрытая его широкой ладонью. Тогда я с негодованием подняла глаза на Кевина и сквозь зубы прошипела:

– Отпусти немедленно.

– Послушай, – произнес он все тем же приглушенным и оттого еще более привлекательным голосом, – я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Ты имеешь полное право злиться, ненавидеть меня, считать, что я мудак, и я не собираюсь покрывать себя, говорить, что ты несешь чушь, и уверять тебя, будто ничего подобного не было. Я знаю, что я мудак, и, будь я на твоем месте, я бы злился не меньше. Но мне нужно все тебе объяснить, и после урока…

– Нет-нет, – перебила я Кевина и, воспользовавшись его ослабленной хваткой, вернула себе свою руку, – знаешь, я совсем не хочу слышать твоих объяснений. Ты чуть не убил человека – какие тут могут быть…

– Андреа, пожалуйста, – настаивал он, – выслушай меня хоть один раз в жизни. Мне нужно многое тебе сказать. Дай мне хотя бы одну перемену, и потом, если ты захочешь, я никогда не буду даже смотреть в твою сторону.

Я недоверчиво прищурилась и в упор посмотрела на него.

– Ты думаешь, после всего того, что я увидела в парке, я смогу согласиться остаться с тобой наедине? Вряд ли тебе нужны свидетели, так почему же я должна быть уверена, что ты не убьешь меня, как того парня?

– Во-первых, парень, которого ты видела, жив, абсолютно здоров, и, возможно, сейчас они с его девушкой сидят где-нибудь в кафе и мило болтают. Да, я воспользовался им, но не убил, не нужно так говорить. А, во-вторых, если бы мне действительно хотелось избавиться от тебя, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

Я вздрогнула, но продолжала с подозрением разглядывать его лицо, пытаясь выяснить, что он на самом деле задумал, но взгляд его был нечитаем, и разгадать мыслей Кевина я так и не смогла. К тому же времени на это просто не оказалось: прозвенел звонок, в класс ворвался стремительный поток людей и, понятное дело, продолжать рассматривать друг друга, к счастью или к сожалению, мы уже не могли.

– Поговорим после урока, – бросил Кевин, уже ринувшись к своей парте, где его ждала Дженнис. – Только не исчезай. Пожалуйста.

С этими словами он грациозно проскользнул между партами, осторожно обходя заполнивших класс учеников и даже успевая улыбаться им. Я же сидела на прежнем месте, смотрела ему вслед, но, мгновенно погрузившись в раздумья, не видела перед собой ровно ничего. Что меня ждет через полчаса, чем закончится день, можно ли доверять Кевину и стоит ли идти на этот разговор – так много было вопросов, но так мало ответов я знала. Как бы мне ни хотелось быть храброй и с легким сердцем идти навстречу любым неприятностям, я понимала, что начинаю нервничать в ожидании конца урока. Потенциальная угроза, которая исходила от Кевина, несмотря на его спокойное лицо и убеждения в доброжелательности, сводила меня с ума, и от одной мысли, что уже через считанные минуты придется оказаться с ним один на один, мне становилось не по себе. Мысли читать я не умела, а доверие к нему было утрачено, поэтому сказать наверняка, чем закончится наша беседа, я не могла.

Глупо было надеяться, что Кевин забудет, передумает или просто найдет дела поинтереснее, но я надеялась на что угодно, лишь бы только знать, что есть хоть малейший шанс избежать встречи. В такие моменты я особенно сильно любила долгие уроки и своих вечно болтающих одноклассников, которые способны растянуть свои "пару слов" на час и похоронить все планы собеседника на день. Сейчас я была готова даже писать всю перемену сложнейшую контрольную и часами слушать о том, как Дженнис вчера сходила за покупками, лишь бы только было хоть какое-то обстоятельство, отменяющее намечающийся разговор.

Впрочем, урок заканчивался, из коридора послышался школьный звонок, а спасения все не было и не было. Делать было нечего: нужно взять себя в руки и идти. "Он не убьет тебя, – убеждала я сама себя. – На территории школы слишком много людей. Он не осмелится." Между тем, я схватила с парты карандаш и, вставая, засунула его в задний карман. Теперь я была уверена: он нечто большее, чем простой смертный, а мои знания, основанные на сериалах и фильмах, твердили, что ему подобных можно убить при помощи деревянного кола, вонзенного в сердце. Конечно, карандаш – это явно не орудие убийства, но, так или иначе, это единственная деревянная вещь, напоминающая кол, которой я располагала. Если сериалы не врали, а Кевин все же задумает напасть, я, по крайней мере, смогу сделать ему больно и выиграть какое-то время, чтобы найти более сильное оружие и защититься.

С такими мрачными мыслями, в которых я уже успела рассмотреть все возможные исходы и наметить приблизительный план действий, я смахнула с парты учебник и тетрадь, закинула рюкзак на плечо, а, когда обернулась, увидела прямо перед собой выросшую словно из ниоткуда фигуру Кевина. От неожиданности я вздрогнула и чуть не рухнула обратно на стул.

– Можно как-то предупреждать, что ты стоишь рядом? – заворчала я, поправляя стул и рюкзак.

– Прости, – сказал он, и на долю секунды его лицо озарила извиняющаяся улыбка. – Не хочешь выйти?

– Выйти? – настороженно прищурившись, повторила я.

– Да. Мне кажется, будет лучше, если мы поговорим наедине. Без каких-либо вмешательств.

Ничего не отвечая, я стала с подозрением вглядываться в его глаза, которые, однако, молчали и не выдавали ни единой его мысли. Решаясь, пытаясь в очередной раз угадать его намерения, я не учла того, что мои-то глаза не умеют хранить секреты, а потому разглядеть в них беспокойство не составляло особо труда. Видимо, заметив, с каким напряжением я смотрю на него, Кевин закатил глаза и устало вздохнул.

– Боже, Андреа, я не собираюсь вредить тебе, – произнес он. – Клянусь, ты придешь на английский целой и невредимой. Пойдем.

С этими словами он стремительными шагами направился к выходу из кабинета, и мне не оставалось ничего другого, как пойти за ним. Как бы силен ни был страх, любопытство оказалось сильнее. Именно оно повело меня за Кевином в ночь вечеринки, оно же повело меня и сейчас. Вслед за ним я огибала угол за углом, ныряла из одного коридора в другой, пока, наконец, мы не оказались на улице. Кевин свернул за школу и остановился в абсолютно безлюдном местечке, куда тут же поспешила и я.

Осенний ветер нежно трепал желтеющую листву деревьев, отрывал от ветвей ослабевшие листочки и, повертев в воздухе, бросал на холодный асфальт. Теплолюбивые птичьи стаи огромными черными тучами летели по серому небу, которое грозилось вот-вот упасть на землю проливным дождем. Где-то вдалеке слышались громкие голоса и смех гуляющих по территории школы учеников, а мы стояли здесь, молча изучали нависшие над нами тучи, летящие один за другим листья и время от времени неловко переглядывались.

– Ты, кажется, хотел поговорить, – напомнила я, когда молчание совсем затянулось, и посмотрела на него.

– Да, – выдохнул он и тоже перевел взгляд на меня. – Я хотел объяснить произошедшее, и это относится не только к случаю в парке, но и ко всему моему поведению в течение прошлой недели. Мне кажется, тебе будет интересно.

– Оке-ей, – протянула я, – но прежде, чем ты начнешь оправдываться, можно один вопрос?

– Разумеется.

– Возможно, он глупый, особенно после всего того, что я видела, но… Ты же вампир, да? – Только от одного слова по моему телу побежали мурашки. – Или кто-то другой?

– Вампир, – кивнул Кевин. – И именно о вампирах я хотел поговорить. Как ты уже поняла, мы существуем, мы среди людей, и, что самое главное, внешне мы абсолютно не отличаемся от них. Конечно, для нас это огромное преимущество, но для людей – огромная проблема, и, хотя большинство убеждено, что вампиры живут только в сказках, им бы стоило подумать о собственной безопасности.

– А как можно от вас защититься?

– А вот это, на самом деле, сложный вопрос, – ухмыльнулся он. – По сути, практически никак. Мы те же люди, только более совершенные, более сильные, быстрые и хитрые. Как невозможно отравить обычного человека чесноком, так и вампир, даже если съест ведро этого чеснока, останется жив. Людям не страшно солнце, и мы тоже с легкостью его выносим. Святая вода, распятия, молитвы и все эти ваши религиозные штучки – пустая трата времени, если вы хотите избавиться от вампира, ибо Бог – это тот же воображаемый друг, а такие друзья способны спасти только от одиночества, но никак не от вампира и других серьезных проблем. Наверное, единственный вариант спастись – это всегда иметь при себе кол, который в любой момент можно выхватить и вонзить в сердце вампира. Еще, конечно, можно попробовать сжечь его заживо. Огонь не щадит ни людей, ни вампиров, поэтому зажигалка тоже может помочь, хотя и не всегда оказывается уместной.

– То есть мне стоит запастись кольями и разложить их по карманам, так?

– Да, именно так, – рассмеялся Кевин. – Это точно должно помочь.

Напряжение спадало, страх рассеивался, и теперь я была гораздо более уверена в его доброжелательности. Он смеялся абсолютно беззаботно, а на его спокойном лице не было ни намека на злобу, и, хоть Кевин и мог оказаться великолепным актером, скрывающим свои истинные цели, чувства и желания под толстой маской дружелюбности, мне хотелось ему верить, хотелось думать, что он действительно не желает мне зла. Однако мы все еще держались на приличном расстоянии друг от друга и подходить ближе не стремились.

– Так ты говоришь, что вампиры совершеннее людей, – сказала я. – И в чем проявляется ваше совершенство?

– Чуть ли не во всем, – без всякой скромности ответил Кевин. – Мы сильнее и быстрее вас в несколько раз, мы умеем стирать память, внушать и манипулировать вами, если только захотим. Мы бесшумны и очень хитры, а самое главное – мы бессмертны и вечно молоды. Куда ни посмотри сплошные преимущества, и, с одной стороны, это действительно прекрасно.

– А с другой?

– А с другой стороны невероятно высокая цена, которую нужно выплачивать целую вечность за все эти способности. Мы говорим о жажде. Той жажде, которая разрывает тебя изнутри, которая в силах иссушить каждую клетку тела и превратить тебя в горстку песка. Той жажде, ради которой вампиры ночами караулят невинных людей и убивают их снова и снова, лишь бы только зверь внутри них на какое-то время успокоился. Я вынужден регулярно пить человеческую кровь, потому что если я перестану это делать, то либо перестану себя контролировать, либо умру.

То, что ты видела в парке – яркий пример того, как вампир от сильной жажды постепенно теряет контроль над собой. Обычно я питаюсь донорской кровью, той, что хранится в больницах в пластиковых пакетах. Мне приходится красть ее, чтобы не бросаться на людей. Но на прошлой неделе все мои запасы неожиданно закончились, а посетить больницу раньше выходных я по определенным причинам не мог. Несколько дней мне приходилось голодать, но в пятницу мой организм просто не выдержал. Когда я уходил из дома Дженнис, мой разум был затуманен так, что я даже почти не понимал, куда и зачем иду. Проживи я еще пару часов в таком состоянии, я бы полностью потерял способность мыслить, и кто знает, чем бы тогда закончилась моя встреча с этим парнем. Но я не планировал его убивать, и я смог вовремя остановиться.

Конечно, я понимаю, что это едва ли может меня оправдать, и я сам знаю, что поступил неправильно, просто чудовищно, особенно учитывая то, что я несколько лет назад клялся никогда не вредить людям, но я не сумел удержать себя в руках. И сейчас, при тебе, я клянусь, что буду сидеть взаперти, если понадобится, но больше не трону ни одного человека, когда мне нужно будет утолить жажду.

Кевин замолк и посмотрел на меня, ожидая реакции, но я только стояла и пыталась отыскать в воцарившейся в моей голове пустоте хоть какое-нибудь подходящее под эту ситуацию словно, но ввиду того, что подобных диалогов в моей жизни не было никогда, я была абсолютно растерянна.

– Почему ты говоришь это все мне? – внезапно спросила я после продолжительного молчания.

На этот раз в замешательство пришел Кевин.

– Мне казалось, ты хотела знать, что произошло в ту ночь, – нахмурившись, ответил он.

– Я видела все своими глазами, я и без того знаю, что произошло в ту ночь. Вопрос в том, зачем тебе оправдываться передо мной. Почему ты предпочел не стереть мне память, например, а вытащить сюда и посвятить во все эти ваши вампирские тайны?

Несколько секунд Кевин молчал и смотрел мне прямо в глаза, а я, хоть и чувствовала жуткий дискомфорт от этого взгляда, старалась выглядеть максимально уверено и не отводить глаза первой.

– Я не хотел стирать тебе память, – наконец произнес он. – Если бы я сделал это, я бы мучался всю жизнь.

– Хочешь сказать, что никогда не стирал память тем, кто узнал о твоей причастности к вампирам?

– Нет, не в этом дело. Будь на твоем месте какая-нибудь Дженнис, я бы вытащил всю информацию о вампирах из ее мозга, как только она бы заговорила об этом. Но ты не Дженнис. Ты особенный случай, и это еще одна вещь, о которой я хочу поговорить.

От удивления мои брови поползли вверх. Заинтригованная, я даже сделала два шага вперед, немного приблизившись к Кевину, и стала слушать его с особой внимательностью.

– Особый случай? – повторила я. – Что ты имеешь в виду?

Кевин усмехнулся.

– Ты помнишь первый школьный день? Наше знакомство?

– Еще бы. На меня никогда так долго и упорно не смотрели. Не зря я подозревала, что с тобой что-то не так.

– Да… Так вот, знаешь, у вампиров есть одна интересная способность: мы можем чувствовать друг друга и с легкостью отыскать себе подобных в толпе людей. Не знаю, как объяснить, но есть в нас что-то такое, что позволяет отличить человека от вампира с первого взгляда. И дело тут даже не в отсутствии пульса или каких-то особенностях поведения: есть между нами какая-то связь, что-то роднящее всех вампиров, вне зависимости от того, кто они, когда и кем были обращены. Именно эта связь заставляет нас обратить внимание друг на друга.

Не понимая, к чему он клонит, я прищурила глаза и слегка потрясла головой.

– Окей, круто, наверное, – сказала я, не отрывая взгляда от Кевина. – И это как-то относится ко мне или..?

– Частично, – ответил он. – Насколько я знаю, ты же никакого отношения к вампирам не имеешь?

Я уверенно кивнула, и Кевин продолжил:

– Да, конечно, не имеешь. Но все дело в том, что мне понадобилось немало времени, чтобы узнать это наверняка. Когда я вошел в кабинет и едва увидел тебя, я почувствовал то же, что обычно чувствую при встрече с вампиром. Та самая связь, о которой я говорил, именно ее я ощущал, когда смотрел на тебя. Однако вместе с ней я слышал, как бьется твое сердце, чувствовал в тебе человека, и это вводило меня в заблуждение, заставляло сомневаться и пытаться разгадать твою сущность. Вот почему я смотрел на тебя тогда. Наверное, я переусердствовал, и сейчас я в очередной раз приношу извинения за доставленный дискомфорт, но ты ведь наверняка знаешь, как случается, когда ты встречаешь что-то или кого-то необычного, интересного, не виданного ранее никогда (а я и вправду раньше никогда не встречал людей, которых легко спутать с вампиром). Хочется изучить каждую мелочь, рассматривать снова и снова…

– …что, вообще-то, не отменяет рамок приличия, – вставила я, перебив его.

– Да, разумеется. В дальнейшем постараюсь держаться в этих рамках и не выходить из них ни на шаг.

Мы обменялись улыбками, вялыми, неловкими, но все же улыбками, и на какое-то время замолчали. Я никогда не умела поддерживать беседу, а сейчас, когда мы говорили о том, о чем еще две недели назад я знала только по фэнтезийным, мистическим сериалам, я и вовсе не понимала, что говорить и какие темы здесь вообще уместны. В голове, словно кинофильм, проматывались события прошлой недели, а в частности наше с Кевином знакомство. Внезапно я вспомнила и наш первый разговор, тот самый, когда я, не выдержав, попросила Кевина прекратить пялиться на меня. Вспомнился и тот странный диалог, произошедший уже на следующий день после этого.

Подняв глаза на своего собеседника, изучающего надвигающуюся огромную темную тучу, я, осененная своей догадкой, воскликла:

– Вот почему ты спрашивал, кто я! Когда ты сказал, что нам нужно поговорить, и попросил быть серьезной. Ты хотел узнать, человек я или вампир.