Текст книги "Приворотное зелье на единственную (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– Да пусть пососет мяска, – примирительно сказала Лиза. – Родя кусочек попостнее подобрал. Я видела.
Люба махнула рукой и засмеялась. Намяла картошки с молоком и попыталась дать девочке. Картошку Нюся съела и продолжила терзать мясо. Накормив дочку, Люба стала подкладывать еду Михаилу.
– Любка, – предупредил мужчина, – я вчера еле брюки застегнул.
– Новые купим, ешь, – отозвалась Лиза с другой стороны стола.
После обеда Годеонов вновь вспомнил о наследстве старого князя Облонского, о его внебрачной дочери.
– И все же, – не отступал от своего Родион Прокопьевич. – Ты, Люба, как две капли воды похожа на прародительницу рода Облонских, княгиню Ольгу. А портрет этой княгини написали с твоей матери. Её ведь тоже Ольгой хвали?
– Ольгой! Но о каком портрете вы говорите? – не поняла Люба.
Михаил посмотрел на Любу и сказал:
– А ведь и, правда, очень похожа. Я видел этот портрет, когда хоронили Эдуарда. Хоть Снежена и запретила ходить по дому, но я запутался в комнатах и попал нечаянно в кабинет старого Эдуарда. Там висит огромный портрет. Я даже сначала подумал, что это Люба на нем изображена в старинном платье...
– Но даже если там висит портрет моей мамы, то я при чем тут? – говорила Люба.
– Все горничные в том доме бывали в постели Эдуарда. Не мог он пропустить такую красавицу, как твоя мать, – убежденно произнес Родион Прокопьевич и предложил: – Давайте съездим туда и посмотрим. Может, портрет там до сих пор? Он ведь дорогой. Сам Симонов его написал. Эдуард много тогда денег отвалил. Помню, как Гера шипел на него...
Годеонов не был в доме Облонских с похорон старого князя. По его просьбе домом занималась Изабелла. Она нашла надежную женщину, поселила там. Женщина за небольшую плату следила за чистотой и выполняла обязанности сторожа. Михаил тут же заявил, что не отпустит туда Любку.
– Да там тлетворный дух Облонских стены въелся. Еще заболеешь после посещения. А у нас есть Нюся. Не пущу.
– А я поеду с вами, – сказала тихо Лиза. – Во-первых, у тебя, Родя, болят ноги. Куда ты без меня? Да и дом Облонских пора очистить от скверны. Скоро его продавать придется. А про него и так дурная слава идет.... Я возьму травы, свечи, батюшку позовем. Освободим дом... Давно пора это сделать. Тогда можно и Любе туда.
– А куда Нюсю? – спросил Годеонов. – Нельзя брать девочку туда, нельзя.
– Ни за что! – поддержал Михаил.
Нюсю решено было подбросить Веронике.
Слава Богу, никто не обокрал дом за эти годы. Да и кто туда полезет! Об этом доме всегда шла дурная слава. Сколько раз слышали соседи вой Снежены, переживающей очередное обострение болезни, сколько раз видели мрачного, похожего на обезьяну Герасима и подъезжающую психиатрическую помощь.
Лиза совершила обряд очищения дома Облонских. Она первой смело и решительно зашла в дом, зажгла свечу, та моментально начала коптить черным. Женщина зашептала слова древнего заговора, изгоняя черную ауру дома. Ей даже показалось, что дом проснулся от кошмара, царившего в нем, облегченно вздохнул, стал светлее. Она распахнула все окна и двери, чтобы выветрился затхлый запах, а вместе с ним исчезло и воспоминание об Облонских. А потом приехавший батюшка прочитал молитвы, окропил святой водой комнаты, повесил небольшие иконки. Закончив работу, священник спросил, куда делись прежние хозяева дома. Услышав об их страшной гибели, перекрестился, прошептал слова молитвы, поинтересовался, были ли отпеты погибшие хозяева дома.
– Не знаю, – растерялась Лиза. – Родя болел в это время, я не помню, чтобы мы заказывали службу. Если только Иза.
– Нет, – ответил Годеонов, – я не делал этого. А Иза, сама знаешь, безбожница. Не отпели ни Кристину, ни Снежену, ни Герасима, только старого Эдуарда. И ладно. Пусть их черные души не знают покоя.
Священник укоризненно покачал головой.
– Нехорошо. Не по-божески это. Не надо так делать.
– Давай, Родя, закажем отпевание, – попросила Лиза. – Облонские ведь тоже несчастные были, больные люди. И не по своей воле они ушли из этой жизни.
Годеонов не мог отказать своей царице. Лиза тут же договорилась с батюшкой, тот обещал отпеть всех троих.
Священник уехал. Только после этого Михаил разрешил Любе зайти в дом. Да, красивый, богатый был дом. Много дорогих вещей. Их собирал Гера. Он понимал толк в красоте и умел вкладывать с пользой деньги. В последнюю очередь все вместе зашли в кабинет Эдуарда. На стене все увидели огромный портрет красивой рыжеволосой женщины в старинных одеждах. Но это был не старый портрет, а искусственно состаренный. Люба, в самом деле, очень походила на женщину с портрета.
– Симонов, – прочитала фамилию автора Люба. – Симонов Алексей. Я вспомнила. Это же известный в-жский художник. Помнишь, Миша, мы были студентами, а его картины уже выставлялись в в-жском музее. Только он все больше в стиле фэнтези писал.
– Это твоя мать, Ольга её звали, – сказал Родион Прокопьевич. – Она работала здесь. Это с неё писали портрет княгини Ольги. Да, художник Симонов. Тот самый. Ты правильно вспомнила. Он много лет назад приезжал в наш город из З-жья. Эдуард за большие деньги заказал ему этот портрет. В настоящее время это очень дорогая картина... полотна Симонова пользуются спросом. Он один из лучших художников современности.
Люба молчала. Потом решилась и сказала:
– Но на портрете не мама, это моя тетя. Я точно это знаю. У моих родителей был точно такой же портрет, только маленький. Папа всегда говорил, что на нем изображена моя родная тетя. И я, в самом деле, похожа на неё. Мама с годами тоже стала походить на этот портрет. А в юности она была другая, светловолосая, голубоглазая. Это потом она стала красить волосы в рыжий цвет, сменила прическу. У меня есть её фото, когда она была молодой. Я вам потом покажу.
Что-то не сходилось в кроссворде. Годеонов точно знал, что на портрете Ольга Кубикова, она же мать Любы. Ольга и Андрей Кубиков работали одновременно в этом доме. И Ольга была беременной, когда ушла после смерти Ингрид. Но почему тогда с такой уверенностью говорит Люба, что это не её мать? Эту загадку надо было решить. Что еще придумали старый князь со своим желанием лишить Облонских всех денег или Гера в своем стремлении вернуть деньги Пикуновым, то есть Кешке. А Михаил был откровенно рад.
Этим же вечером юристы позвонили и сообщили Годеонову, что разыскали всех людей, упомянутых в завещании, в том числе и внебрачную дочь Облонского. Чтение завещания было назначено через неделю. Позвали туда и Любу, и Михаила, и даже Лизу.
Страшный грех Эдуарда Облонского .
Чтение завещания покойного Эдуарда Облонского состоялось через неделю. Адвокаты разыскали всех. Иннокентий Пикунов прибыл первым в юридическую контору, где сегодня должны были огласить завещание. Ему уже и не хотелось сюда ехать, так как Любка автоматически вылетала из числа наследников, и все из-за какой-то слюнявой девчонки. Иннокентий больше не решался встречаться и говорить с Любой. В самом деле, разыскавший его Годеонов недвусмысленно пригрозил, если Кешка еще раз сунется к Любе или коснется даже в мыслях маленькой Нюси, он применит против него методы его дядюшки Герасима. «Будем тебя по частям собирать, как того мужичка, что похоронили вместо тебя». Годеонов был настолько зол, что Кешка струсил. Черт с этими капиталами. Проживет. Не беден он. И все же! Лишиться таких денег! Интересно, кто же папаша девчонки? Вот покусает локти, когда такие деньги проплывут мимо. Хорошо бы это был Мишка. Интересно, как он после этого будет орать: «Моя Любка! Моя!»
Иннокентий сидел и под влиянием этих мыслей мрачно смотрел на прибывающих людей. Появились самые неожиданные личности. Зачем покойный Эдуард собрал их здесь, было непонятно. Иннокентий увидел Годеонова, Мишку, Любу. Это понятно: Годеонов – зять князя, Мишка – зять то ли Годеонова, то ли старого Облонского, Любка – дочь Эдуарда. А зачем здесь вторая жена Родиона? Какую милую женщину Родион себе отхватил. Не чета тощей Снежене с её бесцветной внешностью. А что за толстая, просто огромная приехала женщина с такой же крупной, но пока не толстой, приятной молодой женщиной с добрым взглядом серых глаз, настоящей русской красавицей. Она очень понравилась Пикунову и кого-то напомнила или где-то видел её. Никак не мог вспомнить.
Кешка ждал чтения завещания без особого интереса. Планы покойного Геры дали сбой. Столько лет потрачено и впустую. И деньги Иннокентий не получит, и Любку потерял навсегда. Придется искать новую жену. А жаль. С Любой было хорошо, удобно. Этот поганец Эдуард в очередной раз всю жизнь Пикуновым исковеркал.
Мысли Иннокентия улетели в далекое прошлое, известное ему со слов а-ских деда и бабушки и родного дядьки – Герасима.
Между урожденными Пикуновыми и Облонскими не было кровной связи до брака Ингрид и Эдуарда. Никогда. А сейчас все перепуталось. Ингрид приходилась родной бабкой Иннокентию, Эдуард был неродным дедом. И, несмотря на это Кешке надо было заключить брак с внебрачной дочерью Эдуарда, чтобы вернуть деньги законным владельцам. А во всем виновата бабка, покойная Ингрид, жена Эдуарда. С неё все и началось, с красивой неуравновешенной девицы, рано оставшейся вдовой.
Ингрид, девическая фамилия которой была Облонская, светловолосая эмоциональная девица, с неустойчивой психикой и богатой фантазией, интересная и красивая, когда-то совсем молоденькой вышла замуж за очень богатого и старого Пикунова, родила ему сыновей Герасима и Степана. Муж Ингрид, Пикунов Геннадий, сыновьями гордился, молодую жену баловал, но недолго прожил. Скончался от излишеств – любил поесть и выпить, и годы брали свое. Вдова огорчалась недолго. Ингрид не умела думать и принимать решения, она жила одним днем, доверяла чувствам, руководствовалась своими желаниями, которые исполнял сначала отец, потом муж. А тут мужа не стало. Но зато ей досталось огромное наследство от Геннадия. Правда, пришлось поделить на две неровные части: большая отошла Ингрид и сыновьям, меньшая – живым еще родителям Геннадия. Когда Гере, старшему сыну исполнилось десять лет, Ингрид вновь вышла замуж за дальнего своего родственника – Облонского Эдуарда, который был моложе её на много лет.
Белокурый Эдуард был высок, необычайно красив и темпераментен. Женщины на него просто вешались. А он был занят поисками богатой жены. И нашел, что искал. Случайно. Когда приехал в родные места своих предков – в А-к.
В тот вечер молодой Облонский играл в карты с дальним своим родственником. Его соперник с виду был просто божий одуванчик, звали его Облонский Герасим Матвеевич, отец Ингрид, чрезвычайно расчетливый и эгоистичный человек. Он вел дела Пикуновых. Когда-то он устроил брак своей юной дочери и хозяина. Но в этот раз Герасим Матвеевич просчитался. Эдька ему нужен был, чтобы обхаживать скучающих жен нужных богатых людей. При его красоте и темпераменте это было несложно. Бабы просто млели от него. А у Эдьки был свой план – поймать богатую скучающую Ингрид и жениться на ней, и тогда можно жить и о деньгах не думать, денег Пикуновых хватит надолго. Словом, к утру Эдуард, опытнейший картежник, проиграл все, даже себя. И это он сделал намерено.
– Так, ты раб мой, Эдька, – провозгласил Герасим Матвеевич, – не вздумай сбежать, родственничек. Сейчас едешь со мной. Будешь у меня обслуживать богатых дам, они вечно неудовлетворенные. Будем с тобой, красавчик, делать большие деньги. Вон ты какой смазливенький. На тебя любая клюнет.
Эдька что-то фыркнул, а про себя подумал:
– Держи карман шире, папаша. Сам скоро своей дочке подложишь меня в постель. А я уж постараюсь, чтобы Ингрид меня не забыла. Радуйся, родственничек, у тебя будут красивые внуки, все в меня.
На свою голову Герасим Матвеевич привез Эдичку в свой дом. Туда в этот день вернулась Ингрид с детьми, она в очередной раз разругалась с родителями покойного мужа, уехала из большого дома Пикуновых, как всегда, пообещав не возвращаться и даже не показывать им внуков.
Мальчишки дрались и носились по дому, Ингрид рыдала, ломала руки, унизанные дорогими кольцами, жаловалась отцу, что её никто не понимает, не любит, урожденную княжну Облонскую, душа её страдает от одиночества. Герасим Матвеевич, настроившийся на отдых, вынужден был успокаивать дочь, утихомиривать внуков.
– Мужика ей надо, – шепнул осторожно Эдуард, наблюдая за красивой плачущей Ингрид. – Сразу успокоится. Старый козел, покойный Пикунов, как видимо, чувственность в ней пробудил, раздразнил, а насытить не успел... Вот и бесится дамочка.
Божий одуванчик задумался ровно на минуту.
– А это мысль, – ответил он. – Правильно мыслишь, Эдька. Умница! Вот ты и побудешь ночью этим мужиком. Успокоишь мою дочулю. Чего морщишься? Ты трахаешь все, что шевелится. Я знаю это. А моя дочь вполне миловидна, не старая еще. Ну, старше тебя, но не в два раза же. Что такое десять лет? Да ничего! Ты должен оказаться в постели Ингрид. Сегодня ночью и отправляйся. А то с ума сойдет моя дочка. Будет мне забота на старости лет. Да и сегодняшнюю ночь хоть спокойно посплю. А Степку и Герку сейчас назад отправлю к пикуновским бабкам и дедам. Скажу, что нечего смотреть на взбалмошную мать. Они рады будут. И меня, дай Бог, не отпустят. А ты уж тут не теряйся.
Так и сделал. Повез внуков и сам там остался на ночь. А Эдуард выполнил приказ. Ингрид была удовлетворена, счастлива и довольна. Она больше не рыдала, не ломала рук, а лениво лежала на кровати, напоминая собой сытую кошку. Утром заявила приехавшему отцу, что хочет замуж за Эдика.
– Ты что, Эдька наш родственник, – пытался отговорить отец. – Он твой троюродный брат.
– Пап! Ну, какой он родственник? Так, седьмая вода на киселе. Папочка, все решено. Даже и не думай спорить! Я выхожу замуж за Эдика. И учти, Эдик мне уже сказал, что задолжал тебе. Я заплачу долг Эдуарда. Гена мне оставил достаточно денег...Не вздумай мешать моему счастью!
Разозленный Герасим Матвеевич поймал торжествующий взгляд будущего зятя: "Получил, папаша?"
Эдька, чье богатство заключалось только в огромной потенции и смазливой внешности, не подходил богатой вдове Ингрид с точки зрения всех родственников: и собственного отца, и родителей покойного мужа. Но избалованная дамочка настояла на своем. Она стала женой красавчика Эдуарда. Тот, глядя во время свадьбы на недовольные физиономии новых родственников, поеживаясь от суровой а-кой зимы, через три месяца после женитьбы решил, что тут ему делать нечего, и вернулся в П-в, в знакомые места, где он вырос в местном детдоме, не нужный своим благородным и состоятельным родственникам. Ингрид уехала с ним, с большим приданным – половиной наследства Пикуновых. Вторая половина осталась в А-ке. Родственники покойного мужа не отдали Ингрид младшего сына Степана. Не отдали бы они и Геру, но мальчишка решил не расставаться с матерью, и переубедить его было невозможно. Старший сын уехал в П-в с матерью и отчимом. Герасим Степанович, спохватившись, что он наделал, переживая за дочь, что она с Эдичкой быстро спустит все денежки, ума нет у обоих, а жить красиво оба любят, поехал с ними. "Не могу жить без дочки!" – пояснил он зятю слащавым любящим тоном. Зять пошипел и согласился. В далеком П-ве Эдуард продолжал осчастливливать тайком от тестя и жены местных женщин, поигрывал в картишки, но умеренно, отдыхал на курортах, лечился от чего-то, а тесть создавал "Империю", так он назвал сеть супермаркетов, разбросанных по всему П-ву и его окрестностям. Ингрид же в первый год брака родила Эдуарду дочь Снежену, заскучала отчаянно, сдав дочь на попечение нянь, от скуки и стала заниматься родословной Облонских. Это у неё превратилось в навязчивую идею. Отец на это прореагировал следующим образом: " Не одна дурь, так другая. Но лучше, чем очередное замужество", – и предупредил зятя, что если Ингрид заговорит о разводе, Эдуард без штанов останется. Эдька притих, два раз в неделю строго бывал в одной постели с женой. Гера-младший сначала неплохо относился к отчиму, тот был веселый, дарил мальчишке подарки, и очень сильно Герасим привязался к рожденной сестре Снежене, которая никому была не нужна. Это он дал ей такой имя, глядя на её белые волосики, светлые глаза и бледное от рождения личико.
А дальше все изменилось. Через пятнадцать лет умер старый Герасим Степанович, оставив отлаженную "Империю", приносящую огромные доходы, на двадцатипятилетнего внука. Эдуард никогда не занимался и не хотел заниматься делами "Империи", после смерти тестя сразу в открытую завел кучу любовниц. Заставил жену формально передать ему все деньги, по всем документам вся "Империя" принадлежала ему. Но дела вел теперь подросший пасынок, Гера оказался башковитым, окончил финансово-экономический институт. И через несколько лет он стал фактической главой "Империи", однако за подписью Эдуарда ходить надо было. Вот и пользовался этим новоявленный князь Облонский. Гера взял талант от деда, кроме того, у него было феноменальные способности: всегда и везде помнил все цифры. Но у Эдуарда при всем его формальном владении империей опять не получалось разгуляться от души. Младший Гера следил не хуже старого Герасима. Эдуард его побаивался. На дочь он не обращал внимания, она ему была не нужна, как и её мать. Он получил деньги, а остальное, что прилагалось к деньгам, пришлось терпеть. Куда же денешься?
Шло время, все больше распускался Эдуард, тратил деньги, требовал от жены, чтобы родила ему сына, наследника. Но у Ингрид никак больше не получалось забеременеть. Это и был предлог для многочисленных любовниц. В доме порой устраивались настоящие оргии. Не одна экономка, не одна горничная ушли из этого дома, несмотря на хорошую оплату их работы. И все из-за притязаний Эдуарда. Ингрид было обидно. Вот тогда она еще сильнее занялась княжеским родом Облонских. Княгиня Облонская, так себя именовала Ингрид, сочинила целую родословную. По её заказу художник нарисовал родословное древо. И начиналось она с княгини Ольги – стопроцентной выдумки Ингрид.
Подрастала Снежена, такая же эмоциональная и неуравновешенная, как мать, и очень привязанная к отцу, хоть тот её практически и не замечал. Первым странности в поведении сестры заметил Гера. Указал Ингрид, та нервно посмеялась, наотрез отказалась показывать дочь врачам. Но когда Снежене исполнилось восемнадцать...
День совершеннолетия наследницы "Империи" пышно праздновали. Со всех сторон сыпались дорогие подарки. Потом гости разъехались, остались только свои, домашние. Эдуард выпил лишнего, вспомнил про красивую горничную Зою, многообещающе поглядел и на жену. Снежена сидела возле отца, обнимала его, приговаривая:
– Папочка, ты лучше всех, я тебя люблю. Твоя Снежка уже взрослая. Посмотри на меня. Ну, папочка, ну, пожалуйста!
Тот отмахивался от дочери, думая о Зое. А Гера потихоньку подсыпал кокаина в фужер Эдуарда и Ингрид. Пусть ночью мать получит свое. Темпераментный Эдуард, по замыслу Геры, ночью должен дать многократный план: хватит и на горничную, и на Ингрид. А то надоело уже слушать про знатность рода Облонских. Сам Герасим не стал пить, ушел. И не видел, что вино из фужера матери выпила Снежена. И то, что случилось, превзошло все... Такой дикой оргии знатный дом Облонских еще не видел.
Утром Ингрид проснулась в постели мужа абсолютно голая, с другой стороны, бесстыдно закинув ноги на обнаженного отца, лежала Снежена в чем мать родила. Тут же с краю спала и новая горничная, красивая Зоя.
Пробуждение было ужасное для всех. Ингрид, проснувшаяся раньше всех, бросилась к себе. Её долго рвало. Вышла из спальни потрепанная горничная, быстро скрылась в своей комнатушке. А Снежена осталась. Неустойчивая психика восемнадцатилетней девицы дала окончательный сбой.
– Папочка я тебя люблю, – голая Снежена прижалась к отцу. – Я остаюсь с тобой. Пусть они уходят.
И тот, наконец, проснулся. В ужасе Эдуард глянул на голую дочь, следы крови на постели... Его крик был страшен. Он оттолкнул дочь, обернулся простыней и выскочил из спальни. А неодетая Снежена бесстыдно бежала за ним и кричала:
– Папочка, ты мой, только мой. Не уходи, я рожу тебе настоящего князя. Ты же хотел мальчика! Папочка, я люблю тебя.
Выскочивший Герасим поймал Снежену, она отбивалась с яростной силой, выла, рычала. Её пришлось связать. Помогла рослая сильная экономка Степанида. Связанная Снежена лежала на диване и выла. Всем стало понятно, что со Снеженой большие проблемы.
Её влечение к отцу было очевидно, и день ото дня принимало все более извращенные формы. В доме после этого случая все притихли, перестали появляться и так редкие знакомые, Снежена преследовала отца, бесстыдно заголяясь перед ним, требовала сексуального контакта, она побаивалась только Геру, и он поэтому не покидал дома, руководил "Империей" на расстоянии. У него в офисе появился надежный помощник, молодой, но талантливый финансист Родион Годеонов.
Так прошел месяц. Облонские не решились обратиться к врачам, надеясь, что со временем все само собой образуется. Экономка Степанида, что давно работала в доме Облонских, слушая ежедневный вой и плач Снежены, видя её руку, зажатую между ногами, и жалея притихшего, испуганного произошедшим Эдуарда, посоветовала привести одну деревенскую колдунью, бабу Нюшу, про которую в округе говорили, что ей подчиняются силы добра и света и боятся силы зла, что она одним взглядом, наложением рук может вылечить любую болезнь. И еще немаловажное достоинство было у деревенской колдуньи – она умела держать язык за зубами. Это и была бабушка Лизы – Анна Соколова.
Баба Нюша.
Баба Нюша, увидев огромного угрюмого человека с длинными руками, постучавшего ей в низкое окошко, не испугалась, глянула сурово в мрачные глаза, сразу поняла: случилось большое несчастье. Колдунья только спросила:
– Что? Плохо? Совсем плохо?
– Плохо, – ответил тот посеревшими губами. – Помогите.
Гера неохотно ехал разыскивать колдунью. Степанида и адреса-то точно не знала, Зоя, которая что-то знала про бабу Нюшу, тут же стала неразговорчивой, не советовала к ней обращаться, говорила, что врут про бабу Нюшу. Да и не верил Гера в ворожбу и колдовство, но жалко было растерявшуюся мать, жалко было Снежену: сколько можно её привязывать по ночам к кровати, не спать, караулить, чтобы она не сбрасывала с себя одежду, не бежала в спальню Эдуарда. Гера не высыпался, устал. Спасибо огромной и сильной Степаниде. Снежена боялась её, и если встречала, то испуганно останавливалась. Так Степанида даже поставила раскладушку в коридоре, напротив двери Эдуарда, спала там по ночам, караулила. Снежена пару раз развязывалась ночью, прибегала к спальне отца, но, по-волчьи взвыв, отступала при виде верной большой экономки. Та строго брала её за руку и вела в комнату, где Гера в очередной раз привязывал сестру к кровати. А грешник Эдичка отсиживался в своей комнате, даже баб не водил. Как только обходился без них с его-то темпераментом? Ингрид не могла заставить себя лечь в постель с мужем после той памятной ночи, она даже старалась с ним не встречаться. Её рассудок находился тоже на грани срыва, Ингрид явно вынашивала какое-то решение, пару раз она пыталась убить дочь. Все это невозможно было терпеть больше, и Гера поехал разыскивать знахарку и колдунью Бабу Нюшу.
Но сейчас Гера, глядящий в мудрые зеленые глаза бабы Нюши, почувствовал, что эта деревенская колдунья – умная женщина, она владеет каким-то тайным знанием, умеет подчинять людей своей воле, но не пользуется своим даром зря. Прикажи она сейчас мужчине, стоящему перед ней, он бы рассказал все, о чем хотел забыть. Но она этого не сделала. Баба Нюша согласилась посмотреть на девицу, в которую вселился бес, и поехала в богатый дом Облонских. Красивая горничная Зоя испуганно бросилась вон при виде деревенской колдуньи, словно хотела спрятаться. Сокрушенно покачала ей вслед головой немолодая женщина. Подошла к хозяйской дочери. И, глядя на сидящую на диване Снежену, временами взвывающую и по-прежнему держащую руки между обнаженными ногами, вспомнила, что училась когда-то она, красавица Анна Соколова, в медицинском институте на психиатра. Только не окончила мединститут, замуж вышла на последнем курсе. Ревнивый муж не дал доучиться. Анна вскоре забеременела, родила девочку, на работу муж не пустил, она вела дом, растила дочь Людмилу. Так прошло много лет. Муж в коммунистических начальниках ходил, избаловался. А потом он, будучи пьяным, обкатывал новую машину вместе с зятем. Там же рядом с ними и Люда сидела. А девочек, внучек своих, не дала им бабушка Аня. Что-то тревожно шептало ей: "Не пускай туда внучек, ни за что не пускай!" И не пустила. Через двадцать минут весь девятиэтажный дом высыпал на улицу: новая машина зятя столкнулась влобовую со старенькой соседской машиной. Погибли все: муж Анны, зять, дочь Людмила и соседская семья – трехлетний ребенок и его родители. В дикой истерике билась соседка, застыла белая, как полотно, Анна, прижимая к себе Зою и маленькую Лизу.
Кончилась с того дня хорошая жизнь Анны. Отобрали служебную дачу, намекали, что и большую квартиру она занимает незаслуженно, что надо её освободить – это тоже служебное помещение. Но хуже было другое. Что только не слышала Анна в свой адрес после похорон от обезумевшей от горя соседки: и мать убийцы, и жена убийцы, и обещание потерявшей над собой контроль женщины убить трехлетнюю Лизу, как убили её внука. К тому же в один из дней пришли к Анне, потребовали освободить служебную квартиру, сроку дали месяц. Ничего взамен не предложили. Понимала Анна, что может она оказаться она на улице, лишат её жилья. В стране началась перестройка. Лихорадочно искала женщина выход из создавшейся ситуации. Но когда соседка схватила вышедшую на лестничную клетку Лизу и толкнула с силой её со ступенек (девочку спас случай – её поймал неизвестно зачем забредший на их этаж пьянчужка с первого этажа), собрала Анна вещички на скорую руку, взяла девочек и ушла из дома. Все бросила: и квартиру, и нажитое добро. Взяла только необходимое, да прихватила драгоценности и сберкнижки. На них много было денег по тем временам. Решила Анна податься в родную деревню, жива была еще её тетка, сестра отца. У тетки был свой дом, она добрая, пустила бы Анну на время. Но все сложилось по-другому. В те дни впервые стало у Анны проявляться древнее знание. Она, бывшая студентка мединститута никогда не верила в заговоры, ворожбу, верила только медикам. А тут увидела на вокзале, как извивается испуганное дите на руках женщины, кричит, закатывается до посинения, пожалела, подошла, что-то шепнула, что-то прогнала, провела тыльной стороной ладони над детским личиком, успокоился ребенок. Мать чужой девочки благодарно разговорилась с Анной, узнала, что той жить негде, позвала в деревню свою, в Соткино, что находилась под П-вом. Предложила жить в своем доме, она все равно у мужа живет. Женщина возила дочку в больницу, никто не мог помочь, временами начинала девочка кричать и биться, сознание даже теряла. А тут так быстро успокоилась. Анна подумала и согласилась. Стала жить в деревне. После домишко этот она купила на деньги, что были на счету у неё в сберкассе, привезла из городской квартиры все, кроме кое-какой мебели, работала в совхозе учетчицей, растила внучек. Врача в деревне не было. Народ, прослышав про способности Анны, стал к ней обращаться. Сначала потянулись мамаши с детьми, а после и взрослые. Анна сама себе удивлялась: откуда берутся слова заговора? А потом занялась и травами. Купила справочник, что-то слышала от людей, да и чутье колдуньи помогало. Ей еще больше стали верить. С ней всюду ходила маленькая Лиза, звала мамой свою бабушку, собирала травы, говорила, что она тоже будет лечить людей. Анна улыбалась и приговаривала:
– Учись, моя девочка, различать травы. Но ты не будешь колдуньей, как бабушка, а врачом, ты счастливая будешь. Колдовство и ведовство в нашем роду только в глубоком несчастье проявляется. А травы можно и так выучить. Понадобится.
Вот Лиза и учила. Да оно само собой все запоминалось. Как и слова заговоров, что слышала она от бабушки. Только никому об этом она не говорила. Уже в те годы маленькая Лиза умела молчать, не говорить лишнего. Она уважала чужие тайны.
Вот так и стала Анна в те дни мудрой деревенской колдуньей бабой Нюшей. Сама не поняла, откуда взялось у неё знание заговоров, откуда проснулось в ней древнее знание, кто научил её различать травы, про которые не было написано в справочниках. А молчать умела хорошо. Поэтому и шел к ней народ не только с болезнями, но и со своими бедами, спросить совета, а то и просто излить душу. Баба Нюша всегда помогала. Её побаивались даже местные алкоголики, говорили, что она знает такую траву, отвар которой выпьешь и не сможешь больше водку в рот взять. Только это надо добровольно сделать. Один местный плотник это проверил, хоть и пить бросать не собирался. То ли трава помогла, то ли жена вторая попалась хорошая, только после десяти лет беспробудного пьянства этот плотник бросил пить. И уже многие годы был уважаемым мужиком в деревне, а бабе Нюше низко при встрече кланялся.
И сейчас, стоя перед молодой бесстыдной девицей, поняла баба Нюша, что та просто больна, психически больна, и ей нужен психиатр, а не местная колдунья. С головой не в порядке у Снежены. Заговоры тут не помогут. Нужны врачи. Баба Нюша вслушалась в слова, что бормотала Снежена:
– Папочка, папочка, я лучше мамы. Папа, пусти меня к себе, – руки Снежены опять скользнули между ног. – Тебе со мной хорошо будет. Ты сам говорил мне, что у меня нежная кожа между ног. Папочка, приходи в мою постельку, я рожу тебе сына, настоящего князя. Облонского с чистой кровью.
– Дева Мария, – холодея, думала баба Нюша. – Это же кровосмешение, инцест. Что же здесь произошло? Тут нужен специалист, и не только девице – всем им в доме, и опытный специалист, а не я – недоучившийся медик – деревенская баба Нюша. Как бы я еще хуже не сделала! Попробую заставить женщину уснуть. Даже не знаю, можно ли применить гипноз... Попробую подчинить девицу своей воле... Пусть хоть поспит она немного...
Герасим напряженно глядел на застывшую в размышлениях колдунью.
– Все, – думал он, – догадалась, в чем дело. Ведьма, в самом деле. Надо будет припугнуть, чтобы молчала. Хотя Степанида и так говорила, что молчать она умеет. Но все равно...
– Сколько она уже не спит?
– Несколько месяцев, – ответил Гера, удивленный, как это моментально деревенская женщина определила, что Снежена не засыпает без лекарств, а с лекарствами спит от силы час, два.
Он скрыл, что стал давать сестре даже наркотики, чтобы успокоить и усыпить её. Колдунья, кажется, читала мысли:
