Текст книги "Приворотное зелье на единственную (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Все правильно, – думала Лиза, тихо сидя возле спящего Годеонова. – Миша счастлив, я тоже. Рядом идет наше счастье. Я давно это знала. Счастлив Мишка, счастлива я. Только мог бы, поросенок, подать весточку своей мамочке Лизе. Где же он?
Годеонов и Лиза поженились уже в больнице. Иза быстро все организовала, пригласила представителей загса, брак между Годеоновым Родионом Прокопьевичем и Елизаветой Сергеевной Соколовой был зарегистрирован. Ближе и роднее Лизы у Родиона Прокопьевича человека не было. Вместе они опять пытались разыскать Михаила и Любу. Те как сгинули. Все попытки встретиться кончались неудачей. Махнов как-то обмолвился, что Михаил прятался у него несколько дней от Кристины. Родион Прокопьевич попросил его попробовать найти Михаила. Годеонов надеялся, что Махнов что-то знает, но молчит. Но Изабелла советовала не прибегать к помощи Махнова. Отсюда и началась вся дальнейшая путаница. Напуганный Махнов, выполняя приказ Лодзинского, сказал, что Люба вернулась к мужу, который, оказывается, жив, больше в П-ве она не живет. И соседка Нина, которая знала, что Любе угрожали, говорила всем, кто интересовался Любой, что женщина здесь больше не живет, уехала навсегда. И это было отчасти правдой. Любу решительно забрала к себе Вероника. И не отпустила до родов. Люба и не сопротивлялась.
Лиза сказала Годеонову:
– Будем ждать Мишу, сам вернется. И не один, даст Бог, с Любой. Может, врут соседи: не к Кешке уехала Люба, а с Мишкой. Это вероятнее всего. Так что, Родя, будем ждать их двоих.
– Поженим их, – подхватил Годеонов. – Детки у наших ребят пойдут. И будем мы с тобой, моя царица, растить внуков. В нашем доме будут звучать детские голоса. Я люблю детей. Только не дал Бог их мне. А Мишка тебе сыном был, и мне значит тоже. А внуки общие будут.
Так прошло больше полгода. Годеонову очень не хватало Михаила, его твердой руки, его чутья в бизнесе, такого, как у Геры. Годеонов как мог, так и сохранял "Империю" покойного тестя, не зная, что достанется ему и достанется ли, но себя не обижал. Сейчас это было проще: не было в живых Геры. Покойный Эдуард приказал огласить завещание только спустя год после его смерти и при условии, что там будут присутствовать все названные в завещании наследники.
Годеонов, лежа в больнице, день за днем разрабатывал план своего отделения от "империи" покойного тестя. Деньги были, но недостаточно. Ему нужен был большой кредит. И когда мужчину, наконец, выписали из больницы, сняли все гипсы и повязки, он попросил о встрече управляющего банком Никиту Колечкина, мужа Вероники. Встреча состоялась через неделю. Лиза не отпускала мужа одного никуда. Боялась. Он еще не мог долго ходить. Болели ноги. И в этот раз жена отправилась с ним. Вместе с ними была Изабелла, финансовый бог "империи".
Банк находился рядом с центральной детской больницей. Иза первой увидела Любу, которая осторожно шла от больницы с грудным ребенком на руках к дорогой машине, что стояла около банка. Красивая русоволосая женщина вышла из банка, села за руль и поехала навстречу Любе, притормозила возле неё. Та села в машину, и они уехали.
– Чья это машина сейчас отъехала от банка? – спросила Иза.
– Какая? – откликнулся Годеонов.
– Там в ней Люба, – невпопад ответила Иза.
– Какая Люба?
– К ней ушел Миша от Кристы.
– Не путаешь? – спросил Годеонов.
– Я знаю Любку! – даже обиделась Изабелла Юрьевна.
Лиза расстроенно ахала, как же она не заметила. Но машины уже и след простыл. И номера Изабелла не запомнила.
– Значит, здесь, в городе Люба, – проговорил Родион Прокопьевич.
– И Мишка должен быть здесь тогда, – откликнулась Лиза.
Во время переговоров Годеонов был рассеян, сбивался, путался, Иза постоянно поправляла его. Родион Прокопьевич вздохнул и попросил Колечкина перенести встречу на завтра.
– У вас что-то случилось? – спросил Никита.
– У меня давно все случилось, – буркнул сердито Годеонов. – Ищу племянника жены. Да ты должен знать его, встречался с ним по делам. Михаил Дубинец. Вот сегодня вроде бы мелькнула возле вашего банка женщина, к которой он ушел от моей дочери. А ни номера машины, ничего не запомнили. А может, это и не Люба была. Я не видел. И Лиза тоже. Изабелла видела. Может, Иза, ты спутала?
– Ну да, ничего не спутала, – раздался недовольный бас Изабеллы. – Что я Любку не узнаю, что ли. Мы с ней почти подруги. Я была у неё дома, когда она с Мишкой жила. Мы так славно коньячок выпили. Про жизнь поговорили.
– Газеты писали, что Михаил погиб, – осторожно сказал Никита. – Вы же про своего зятя говорите?
– Про него, – ответил Годеонов, – Миша жив. Его не было в машине. Это был Гера, пасынок Эдуарда. Он погиб.
– А зачем вам нужен Михаил? – поинтересовался Никита.
– А тебе такой работник не нужен? – вздохнул Родион Прокопьевич.
– Я бы взял, – засмеялся управляющий.
– Вот-вот, и мне его не хватает. Да и жену мне жалко, Лизу. Вся извелась, переживает. Мишка – единственный её родственник, племянник.
– Лиза – это ваша вторая жена? – откровенно удивился Колечкин, который слышал, что Годеонов уже в больнице вторично женился.
– Да, моя жена – Лиза, тетя Мишки. Она его вырастила.
– Так там, в рекреации, сидит такая приятная интересная женщина, что с вами приехала, это ваша жена и она же тетя Мишки? – уточнил Никита.
– Ну да, – кивнул Годеонов.
– Я всегда думал, что она гораздо старше. Тетя, тетя Михаила. А тут почти что девушка. Так вот куда Лизавета Сергеевна делась после пожара, – удовлетворенно потер руки Никита. – Что же вы оставили её в рекреации? Зовите сюда. У меня для неё приятное известие. Её ищет Люба.
Иза хоть и не поняла ничего толком, но вихрем метнулась за Лизой. Никита помялся и еще раз уточнил:
– А Михаил точно жив? Не погиб во время катастрофы? Можно Любу обнадежить? Ждет она его. Верит, что живой
– Да не было его в той машине, – ответил Годеонов. – Точно тебе говорю. Сам уцелел чудом. А откуда ты про Любу знаешь?
– Она с моей женой, Вероникой, подруги еще с института. И жила до недавнего времени она у нас.
Так Лиза и Родион Прокопьевич нашли Любу и внучку Нюсю. А Михаила нигде не было. Он упорно не подавал о себе вестей.
Любимая внучка .
После неприятных встреч с Махновым и Лодзинским Люба больше не сопротивлялась уговорам Вероники и жила в большом доме подруги. Она полюбила эту семью, их многочисленных друзей. Те, в свою очередь, заботились о беременной женщине, не оставляли её одну ни на минуту, чтобы не грустила, не плакала. Это вредно для ребеночка, утверждали все в голос. Люба сдружилась с молодой женой генерала Рычагова Майкой, у которой была целая куча детей.
– Все папкины детки, – смеясь, поясняла Вероника. – Правда, правда. Нарожал себе генерал на старости лет, а Майечка всех растит.
– Богдан совсем не старый, ты неправа, – обижалась Майя. – Зачем ты так о нем говоришь, Вера?
– Не буду, не буду, – махала руками Вероника. – Молодой мой папочка. Как женился на тебе, так сразу и помолодел. Только больше детей не рожайте. Хватит вам троих.
– Это как получится, – отвечала Майя. – Я аборты делать не буду.
Из деревни к Колечкиным часто приезжала нерусская подруга Веры – Нана, привозила молоко, творог и прочую деревенскую продукцию, её муж был фермер, у них было огромное хозяйство. Но Нана всегда выглядела хорошо, бодро. Она и Вера часто вспоминали какую-то Лейсе, это имя часто звучало в их разговорах. Вероника при этом становилась грустной-грустной. Люба спросила про Лейсе у неё.
– Не могу я пока про Лейсе говорить, – грустно ответила Вера. – Больно вот здесь. (Она показала на сердце). Я очень любила эту необычную девочку. Скажу только, наша Лейсе была удивительная. Кто-то считал её больной, сумасшедшей. Это не так. Она была просто не совсем земная. Она спасла меня, заставила не только жить, но и быть счастливой. Если бы не Лейсе, я бы стала алкоголичкой, живя с первым мужем, Олегом Переметьевым. Моя Лейсе знала будущее. Она видела сердцем. Глаза у неё были незрячие, слепые от рождения. Знаешь, эта девочка всегда мне говорила, что я буду очень счастливой. Я не верила ей. А она была права.
– А где сейчас Лейсе? – осторожно спросила Люба. – Почему больно тебе вспоминать о ней?
– Там наша Лейсе, – Вера показала в сторону кладбища. – Умерла наша девочка.
– Ушла Лейсе от нас, – на глазах Наны блеснули слезы.
– Ой, – грустно произнесла женщина, – простите, я не знала.
– Была бы жива наша провидица Лейсе, – добавила Нана, глядя на невеселую Любу, – она бы сразу сказала, где твой Мишка. Но поверь мне, как единственной сестре Лейсе. Ты дождешься его. Придет твое счастье. Я не провидица, я земная. Но про тебя чистую правду говорю.
– Спасибо, – ответила тронутая Люба.
Но больше всего Любу удивляла дружба подруги с Андрианой, первой женой Олега Переметьева, которую тот бросил ради Вероники. Андриана, высокая, худощавая женщина, со строгим восточным лицом, прямолинейная, грубоватая, она не успокаивала Любу. Наоборот, заявляла ей: нечего, мол, ждать у моря погоды, давай тебе другого мужичка найдем, ты баба интересная. И тут же предлагала кандидата: соседа, он недавно развелся с женой, а детей очень любит. И на беременной женится. Но Люба улыбалась, гладила свой выпуклый живот и говорила:
– Мы с дочкой Мишу будем ждать.
Люба до самых родов жила у Вероники. Чтобы больше назойливые посетители не искали Любу, соседка Нина всем отвечала, что Люба уехала в А-к, откуда родом был её муж. Но после Махнова и Лодзинского лишь один раз незнакомый мужчина интересовался Любой, да как-то зашла приятная женщина, наверно, кто-нибудь из учителей школы, где работала Люба. И все! Михаила не было.
В положенный срок безо всяких осложнений Люба родила девочку. Крупную, глазастенькую Нюсю. А волосики были черные, черные. Миша часто рассказывал женщине о своей мудрой и умнейшей прабабушке Нюше, что растила его с тетей Лизой. Мудрая была женщина. Люба назвала девочку в её честь – Анной, и мысленно призвала в ангелы-хранители деревенскую колдунью, которую только добром вспоминали люди – она не одному человеку помогла, целительница и колдунья баба Нюша.
Вероника ни в какую не хотела отпускать Любу домой. До родов так и не выпустила, хотя женщина уже успокоилась и хотела вернуться к себе. Вера придумывала разные причины. То холодно у Любы в квартире, то в окна ветер дует. Как жить там с ребенком? А самой? Нельзя болеть во время беременности. Люба думала, что это все так, правильно говорит Вера. Холодно в доме, когда задувает ветер. Окна были старенькие, ненадежные. Женщина решилась, взяла часть денег из тех, что были от продажи машины, и поставила пластиковые окна. Стало, в самом деле, сразу теплее. Махнув рукой на все приметы, купила детское приданное, поставила в спальне красивую деревянную кроватку, коляску Вероника запретила покупать, сказала, что подарят они с Никитой. Люба все перестирала, перегладила. Все было готово к появлению нового человечка. Вера разрешала все это делать, но жить одной в своем доме Любе было категорически запрещено.
– Начнутся роды, а нас рядом нет. Что будешь делать? – спрашивала она.
– Телефон есть, – отвечала Люба.
– А вдруг роды будут молниеносные?
– Сама приму, – не сдавалась Люба. – Раньше в поле рожали.
– Нет, до родов только у меня жить будешь. И рожать только в роддоме!
Люба согласилась, но настояла, чтобы из роддома её отвезли домой. Хоть и большой у её подруги дом, но там живет семья. Никита у Веры молодец, лишнего слова не скажет. Но женщина видела, что её присутствие все же его несколько сковывает. Да и не дело это – жить по чужим углам. У Веры своих забот хватает: дети маленькие, требуют внимания. Словом, из роддома Любу привезли домой. Ничего, она выдержала. И незачем знать, что всю первую ночь она проплакала, и в другие ночи, случается, плачет. Смотрит на маленькую дочку и плачет. Так хотелось, чтобы Миша был рядом.
Шесть месяцев прошло с той аварии. Ни весточки, ни слуху от Михаила. А вот какие-то люди опять интересовались Любой, на улице спросили: в этом ли подъезде живет Пикунова Любовь. Нина, соседка, молодец, сказала, что Люба уехала назад в А-к. Может, опять от Годеонова приходили люди? В общем-то, от самого Родиона Прокопьевича Люба ничего плохого не видела, и когда он был у них с Кешкой в А-ке, этот человек ей понравился, вежливый, внимательный, обходительный, от него исходило тепло, и был он при этом какой-то смертельно усталый. И Никита говорит, что Годеонов – хороший честный человек. Мишке нет смысла от него прятаться. А может, Мишка все-таки погиб? И Махнов только ради денег приходил? Наврал, что Михаил живой. А на самом деле давно его нет в живых. Или Миша просто не любил Любу? Нет, это не так. В своей записке он писал, что любит свою Любашу. Когда же была написана эта записка? До или после катастрофы. Поэтому еще одна мысль появилась у Любаши: надо обязательно поговорить с самим Годеоновым, узнать от него про Мишу. Ведь он был в той машине. Он знает точно. Но Никита сказал, что Родион Прокопьевич до сих пор в больнице. Туда Люба с ребенком не решилась сама поехать. Вероника же решительно сказала, что не пустит Любу таскаться по больницам ни с ребенком, ни без ребенка, пусть даже не мечтает.
Пропала в неизвестности после пожара и тетя Лиза. Люба немного знала эту деревенскую знахарку. Вероника как-то обращалась к ней, возила свою вторую дочку заговорить грыжу. Пошептала тетя Лиза над ребенком, улыбнулась ласково. Спокойно стала спать девочка у подруги. А теперь и Лизы нигде нет. И никто не знает. Её видели как-то у большого дома Годеонова в Соткино. Так это понятно: она тоже Мишу, наверно, пыталась найти.
А дочка росла, радуя маму. Глазки у неё были отцовские, зелено-голубые, а волосы оставались черными, ну разве чуть посветлели. Миша тоже был темноволосый, но у дочки цвет волос был более темный. Нюсе исполнилось три месяца. Надо было пройти осмотр у врачей – у узких специалистов. На улице стоял холод. Люба нервничала, как в такой холод она поедет с ребенком в поликлинику. Спасибо Вере, довезла до центральной детской больницы. Сказала подруге:
– Не спеши, не психуй, не дергайся. Своих детей я подкинула Майке с Андрианой. Назад я тоже тебя отвезу. Спокойно проходи всех врачей. Я пока проверю своего рыжего банкира. Нагряну неожиданно: вдруг крутит с кем романы. Знаешь, Никита старается брать на работу приятных вежливых женщин, обязательно красивых, чтобы у посетителя радовался глаз. Как тут не беспокоиться и не проверять, – подруга не удержалась, фыркнула от смеха, и завершила уже серьезно. – Ты когда все сделаешь, позвони. На улице не стой с ребенком. Холодно, ветер. Банк ведь рядом, в ста метрах. Я подъеду к самому крыльцу.
Люба так и сделала. Позвонила Вере, когда закончила свой обход, но не стала ждать в больнице. Нюся капризничала, вертелась в одеяле, все пыталась вытащить ручки. Поэтому женщина взяла дочку и осторожно пошла к банку навстречу подруге. Она, боясь поскользнуться и упасть – уже лежал снег – не заметила ни Изы, ни Годеонова, ни тети Лизы. Вера же видела, как возле банка выходит из машины, опираясь на костыль, какой-то седой мужчина, но не стала проявлять любопытства, да и не встречалась она никогда с Годеоновым, не знала его в лицо, поэтому поехала к подруге. Та, конечно, не усидела, шла навстречу. А ветер был сильный.
Вера довезла подругу, поспешила домой. Уже дома ей позвонил муж, сообщил, что нашлась тетя Лиза. Она и Годеонов сидят у него. Никита спрашивал, что делать, можно ли дать им адрес Любы?
Маленькая Нюся после посещения больницы капризничала. Люба переживала, что девочка заболела. Хотела позвонить Вере, но сколько можно обременять подругу своими проблемами. Женщина качала девчушку и размышляла о своей жизни. Хотелось опять плакать. Нет Миши, нет рядом близкого человека. Вот сейчас пожаловалась бы кому-нибудь, что Нюся беспокойно спит, часто плачет, вскрикивает во сне, глядишь, и легче бы стало. Сами собой потекли слезы. Люба устала от одиночества. Хоть бы родители были живы. Папка бы обязательно приходил бы каждый день к внучке, таскал бы на руках. Мать бывала бы реже. Но тоже, может, порадовалась бы с дочкой. Наконец-то Нюся уснула. Люба осторожно отняла ребенка от груди, положила в кроватку. И тут звонок в дверь. Нюся опять захныкала. Женщина несколько раз качнула кроватку, девочка умолкла. Ругаясь в душе на весь белый свет и на то, что забыла отключить домофон, Люба пошла открывать дверь. Через несколько секунд на пороге её дома появилась Лиза. Люба хоть и видела её мельком один раз, сразу узнала, заплакала и шагнула навстречу женщине.
– Где Миша? – спросила она. – Почему он не пришел?
– Не плачь, – отвечала тетя Лиза, обняв её. – Не плачь. Я приехала за тобой. Негоже одной с дитем быть. Да еще с таким маленьким! Как живешь? Ни в магазин отойти, ни в аптеку, коляску некому снести вниз... Я тебя сегодня же заберу отсюда. Будешь жить с нами...
Заплакала Нюся. На лице бывшей колдуньи появилось умиленное выражение.
– Покажи мне быстрей внучку, ведь твоя девочка внучка мне, – просила тетя Лиза. – Ты не бойся. Я ничего плохого не сделаю...
– О чем вы? – сквозь слезы, улыбнулась молодая женщина. – Идемте.
Она с гордостью показала Лизе свою девочку. Тетя Лиза склонилась над кроваткой и взяла Нюсю на руки, и в этот раз сама расплакалась. Ей показалось, что здесь рядом бабушка Нюша, что заменила ей мать, погибшую так рано. И теперь бабушка приказывает ей, Лизавете, помочь этой маленькой девочке, что неразумным младенческим сердцем чувствует боль и тревогу своей матери.
– Вылитый Мишка маленький, – сказала Лиза. – Такая же темноволосая, как и папка. Но разве чуть потемнее. А глаза его. Ну, давай, поговорим с тобой, крошка. Зовут-то как тебя, малышка?
– Анной, – ответила Люба.
– Анной, – повторила Лиза. – Анюта, значит.
– Я Нюсей её называю, – пояснила Люба.
Девочка не капризничала на добрых руках молодой бабушки, она внимательно смотрела своими крупными глазами, словно узнавала Лизу. А Лиза что-то зашептала, и это было удивительно, но слова защитного заговора возникли сами в памяти, Лиза готова была поклясться, что баба Нюша её этому никогда не учила. Это было изначально заложено в генетической памяти женщины. Молодой бабушке казалось, что баба Нюша наблюдает сверху своими мудрыми глазами и одобряюще кивает головой. Нюся быстро уснула. Лиза сказала:
– Вот что, Любаш, собирайся, едем к нам. В твоем доме испуг живет, боль твоя. Ты постоянно чего-то боишься, плачешь. Вот и дочка у тебя нервничает. Капризничает, плохо спит.
– Мы к Мише поедем? – с надеждой спросила Люба.
– Нет, дочка, – грустно ответила женщина. – Не знаю я, где Миша. И Родион не знает. Мы думали, он с тобой уехал. Ошиблись, видно. Едем к Роде. У него будем жить. Все вместе. Дождемся Мишку.
Люба вопросительно подняла глаза.
– Да, у Родиона Прокопьевича Годеонова. Он мой муж. Да, Любаша, я на старости лет замуж вышла. За Родю. Ты его не бойся, Люба, он хороший человек, он не делал людям зла. Только Облонские об него вытирали ноги и его именем творили мерзопакостные дела. Ты не переживай, никогда Родя ни тебе, ни девочке ничего плохого не сделает. Он любил мою сестру, Зою, мать Мишки. Только жизнь сложилась так, что разлучили их. Зойка тогда с отчаяния сошлась с одним приезжим, забеременела, Мишку родила и стала пить. Годеонов всю жизнь считал себя в этом виноватым, помогал Мишу растить.
– Он его отец? – не поняла Люба.
– Нет! – ответила Лиза. – Но всегда любил его, и, когда с Кристой Мишку сосватали, Родя очень обрадовался тому, что именно Миша будет его зятем. Он его сыном готов был признать... А сегодня дедом объявил себя. Он в банке, как услышал от Никиты, что у вас с Мишкой родилась девочка, даже переговоры не смог вести, весь расцвел, улыбается, как дурачок, всякую ерунду в банке несет. Иза уж на него ругалась, ругалась, а он все равно соображать бросил. Оформление кредита пришлось отложить. Я одна за тобой приехала. Меня Тимофей, шофер, привез. Пожалей Родю, дочка. Никак он после аварии не выздоровеет до конца. Еле ходит. А сегодня разволновался, споткнулся и упал. Переживаю, как бы опять не было перелома. Иза повезла его в больницу, а меня он за тобой отправил.
Раздался звонок сотового телефона. Лиза засмеялась:
– А вот и Родя. Неймется ему. Да, Родя. Люба здесь. С девочкой. Да, с нашей внучкой. Нюсей зовут. Я забираю их к нам. Как твоя нога? Ничего больше не сломал? Спасибо, Дева Мария. Болит? Ничего, дома полечим. Да, дома встретимся. Пусть тебя Иза туда отвезет. Я же Любу с девочкой сейчас привезу.
Лиза окончила разговор. Посмотрела на Любу.
– Ты веришь мне? Поедешь со мной?
– Верю. А куда ехать?
– В Соткино. Там дом большой. Не бойся. Я уже его очистила о скверны Облонских. Знаешь, я даже батюшку привозила, хоть и говорят про меня, что я колдунья... Батюшка освятил дом, я травки всюду развесила. Так что собирай дочку. А я пока еще раз позвоню Роде.
– Уже соскучились друг по дружке? – улыбнулась Люба.
– И соскучилась, и скажу заодно: пусть он с Изой купит детскую кроватку. Для Нюси. Эту не будем трогать. Пусть стоит здесь.
– Пусть, – согласилась Люба.
А мысли у женщин были одинаковые: появится Миша, Люба сюда с ним вернется. Дом должен быть готов к жилью.
– Негоже девочке спать в коляске, – продолжила Лиза. – И ванночку еще купить надобно.
– Ой, зачем столько беспокойства?
– Ничего, в радость будет это все нам, – засмеялась Лиза.
Люба поверила словам Лизы сразу и безоговорочно. Она собрала вещи, огромный Тимофей, пыхтя, потащил в машину коляску, потом сумки с одеждой. Последними из дома вышли Лиза с дочкой на руках, Люба с сумкой, в которой сидел недовольный упитанный Буржуй, опять его таскают из дома в дом, Сяпка побежала сама и быстро запрыгнула в машину. Помнила собачонка, как возил её за собой хозяин. Вскоре они уже подъезжали к дому Годеонова в Соткино. Родион Прокопьевич и Иза еще не вернулись. Лиза показала Любе её комнату на втором этаже.
– Размещайтесь здесь. Мы на первом живем. Ноги болят у Роди. Да и тебе лучше будет на втором. Спокойнее. Ванна и туалет здесь есть. Телевизор, если нужен, поставим.
Подозрительный Буржуй недоверчиво обследовал дом, обнюхивая углы, сердито пошипел на белую кошку Лизы, но та его проигнорировала, замерзшая моментально Сяпа, пока бежала из машины в дом, устроилась сразу же в кресле.
– Не беспокойтесь так, Лиза, – говорила Люба. – Конечно, нам лучше на втором этаже. Нюся, случается, и плачет по ночам. Может спать помешать.
– Люба, Люба, да разве ребенок может помешать, – ответила Лиза и попросила Тимофея перенести вещи на второй этаж в большую просторную комнату.
Через полчаса подъехали Иза и Годеонов. Лиза поспешила им навстречу. Приехавшие что-то на перебой стали доказывать Лизе, спорили, махали руками. Та засмеялась, пошла назад в дом, Годеонов, прихрамывая, поспешил за ней. Иза помогала Тимофею разгружать из машины кроватку, ванночку и какие-то пакеты.
Люба, волнуясь, ждала их на первом этаже. Родион Прокопьевич не успел войти, как на него с визгом налетела Сяпа. "Сяпка" – удивился Годеонов, подхватив собачонку. – Ты жива?" Но увидев напряженную Любу, отпустил жалко повизгивающую Сяпку, поспешно разделся, поцеловал в щеку Любу, потом, как и Лиза, взял девочку на руки, бережно прижал к себе, осторожно сел в кресло – ноги не давали долго стоять.
– Внучка, моя внучка, – сказал он, расчувствовавшись. – Лиза! Люба! У меня теперь есть маленькая внучечка. У меня ведь никогда не было детей. Кристину я не любил, чувствовал, что не моя она дочь. Да и прятали Облонские от меня её маленькую, боялись, что догадаюсь – не семимесячная она родилась, не от меня. Да Бог с ними, с Облонскими, с Кристиной. Они ненастоящие, благородные были. А Нюся живая, настоящая девочка. Смотрите, какая красавица лежит у дедушки на руках. Вся в бабушку. Как смотрит своими большими глазами на деда. Да она улыбается! Лиза, Лиза, смотри, девочка умеет улыбаться! Такая маленькая и улыбается! Какая умница! Ага! Я понял! Она деда любит! Мне улыбается! Кто дедушку любит?
В душе взрослого человека рождались неизведанные ранее чувства. И эти чувства вызвала к жизни маленькая девочка, что бессознательно улыбалась своему дедушке.
– Ну мне-то дайте посмотреть Мишкину дочь, – раздался бас наконец-то вошедшей Изабеллы. – Я раньше вас узнала о Любе. Это я увидела её у больницы. Любаш, скажи, чтобы мне дали девочку подержать чуть-чуть. Я добрая, я не испугаю. И руки я помыла.
– Сейчас, так и дал я тебе Нюсю, – неожиданно вредным тоном отозвался поглупевший Родион Прокопьевич. – Дед для этого у девочки есть. Он сам будет держать свою внучку. Нечего ребенка по всем рукам таскать. Еще сглазите.
Женщины переглянулись. Иза хотела обидеться, но глянула на выражение лица Годеонова, засмеялась и сказала:
– Зато меня Любка в крестные позовет. Так, Любаш?
Женщина смущенно молчала. У Нюси собирались быть крестными и Вероника, и Майка, и Нана, и Андриана, и соседка Нина просилась – словом, все. Но Люба решила не крестить девочку без Михаила. Он и выберет крестную.
– Поняла, поняла, – добродушно улыбнулась Иза. – Уже есть крестная. Ладно. Позовешь, когда вторую дочь родишь.
– Хорошо, – улыбнулась Любаша.
Договорившись с Годеоновым о завтрашней встрече в банке, Изабелла Юрьевна уехала. Годеонов продолжал ворковать с ребенком:
– Моя наследница, моя внучка. Красавица... Ой, Лиза, что-то по мне потекло, тепло стало... и мокро.
– Ну, дед, – засмеялась Лиза, – это внучка тебя окрестила.
Годеонов не понял:
– Описалась Нюся, – виновато пояснила Люба. – Давайте я перепеленаю её.
Родион Прокопьевич засмеялся.
– Породнились, выходит, – и нехотя отдал ребенка матери.
Он совсем забыл про больные ноги.
– Вот сейчас переоденем старого и малого, – подвела итог Лиза. – Я – Родю, Люба – Нюсю.
– Лиза, а девочка на меня похожа? Правда ведь! – не успокаивался Родион Прокопьевич. – Ну скажи, хоть чуть, чуть похожа. Люба, тогда ты скажи.
– Волосы у вас у обоих темные, – пожалела дедушку Люба. – Нюся, когда родилась, была еще темнее.
Она помнила, что во время свадьбы Михаила и Кристы волосы Родиона Прокопьевича были еще черны, как смоль. Это сейчас они побелели.
Остаток дня был сумбурным, бестолковым, но всем было хорошо. Лиза и Люба с помощью Тимофея установили кроватку, раскладывали вещи, Родион Прокопьевич сидел на первом этаже и караулил сон девочки, пока устраивали Любу в новой комнате. Потом разобрали привезенные Годеоновым пакеты. Тут и выяснилось, из-за чего спорили Иза и Годеонов. Они не только купили ванночку с кроваткой, но от души набрали детских вещей: и пеленок, и ползунков, и платьев, и игрушек, даже два одеяла купили и детскую подушку. Оказывается, вкусы шефа и его главного экономиста по поводу расцветок сильно разнились. Люба молчала, Лиза смеялась, глядя на количество покупок, довольный Годеонов сидел на диване и сиял. Рядом, тут же на диване, агукала маленькая девочка, а жирный Буржуй устроился на больных ногах мужчины. Годеонов, шутя, заметил: "Лечит", – когда кот замурлыкал и стал своими сильными лапами царапать больную ногу, словно делал массаж.
Так маленькая Нюся приобрела любящих дедушку и бабушку.
Умерший муж и сбежавший любовник.
Старый маразматик Эдуард Облонский благополучно отбыл на тот свет. Но осталось его ненормальное семейство, которое считало себя цветом человечества и поэтому в качестве размножения выбрало инцест, чтобы не разбавлять свою благородную кровь. Шизофреники! Михаила тошнило от этой новости.
– Все, – сказал Михаил тестю. – Разбирайся сам со своими сумасшедшими. Я ухожу. И мне все равно, что вы оставите меня без денег. Да я лучше умру, чем вернусь в это сумасшедшее вырождающееся гнездо.
Мужчина остановил машину, схватил свою сумочку-барсетку, вышел, хлопнул дверцей машины и побежал прочь. Он проголосовал на первую встречную машину, она остановилась, и Михаил уехал. Он быстро проделал нужные ему дела в городе, добрался до городского вокзала, купил билет и в ночь покинул П-в. Михаил уехал к старому знакомому, купил фальшивый паспорт и стал отзываться на другое имя. Михаил долгие месяцы ничего не знал о гибели семейства старого Облонского, о том, что Годеонову угрожала опасность стать инвалидом, а про пожар и Лизу он до сих пор ничего не знал.
А теперь Михаил ехал назад, в П-в, где не был больше года. В поезде он занял верхнюю полку, притворился спящим, а в памяти прокручивались события прошлого лета.
Мужчина с отвращением вспоминал день похорон старого Облонского. До сих пор тошнота подступала к горлу. Снежена родила дочь от своего отца, от Эдуарда; Кристина, то ли дочка, то ли внучка, тоже собралась производить наследника от старого князя. Это ненормально, это больные люди. Михаила вновь, как тогда, передернуло от брезгливости: ведь он иногда спал с Кристиной, обнимал её, вернулся к ней, узнав о беременности жены, а оказывается, жена Михаила ждала дите от своего отца-деда. Кошмар! Полоумная семейка! Как Бог такое терпит? За что он Мишку туда запихнул? Мужчину вновь затошнило, он усилием воли подавил спазмы и продолжал размышлять. Кристина не доносила своего уродца, сама природа была против... Но шизофреничке Снежене и её безумной дочери было мало этого предупреждения свыше...
Воображение опять нарисовало день похорон старого Облонского.
В тот летний день, когда похоронили старого безумного князя, Михаил, сидя за рулем Гериной машины, равнодушно выслушал все очередные унижения и оскорбления, потому что знал: он довезет безумцев до их дома и расстанется с этим семейством навсегда. Но, услышав слова тещи об очередном наследнике с чистой кровью, не смог оставаться с ними рядом, дышать одним воздухом, его здоровая человеческая натура взбунтовалась, мужчина решительно остановил машину, схватил свою сумочку с документами и выскочил из машины. Пусть вырождаются, пусть умирают, правильно говорила про них Лиза. А Годеонов, если хочет, пусть остается с этими ненормальными. Хотя и тот был шокирован. Его выражение лица было довольно красноречиво. Похоже, и для него слова Снежены были новостью.
Михаил проголосовал на первую попавшуюся машину. Остановил молоденький парнишка, хотел подработать. Он лихо, с превышением скорости, чему Михаил был рад, довез мужчину до города. Михаил полез за деньгами, чтобы расплатиться, и обнаружил, что прихватил не свою сумочку. Михаил вспомнил: свою барсетку он и не брал, она с документами осталась дома у Годеонова. Эта была точно такая же, но принадлежала Герасиму. Сумочка была набита битком долларами.
