Текст книги "Приворотное зелье на единственную (СИ)"

Автор книги: Ольга Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Не дело ты затеяла, девица. Не будет добра от этого. Мужа другим надо держать, а не приворотом.

Кристина же гнула свое.

– Тебя не спрашивают, ведьма, тебе платят. Делай, что я прошу, – гневно приказала она.

– И что же ты просишь? – иронично подняла красивые дуги бровей молодая колдунья.

– Сделай так, чтобы муж мой не мог спать с женщинами, – напрямую приказала Криста.

– Сама завоешь, – ответила Лиза. – Все твои беды оттого, что тебе тоже мужчина нужен. Будь просто поласковее...

– Не твое дело, плебейка, – подумала Кристина, но вслух сказала другое: – Нет, пусть на меня у него все в порядке будет. Можно сделать такой приворот, чтобы мой муж Мишка мог заниматься сексом только с одной женщиной?

– Только с одной? Есть такой приворот. На единственную называется. Только он сложный очень, – ответила тетя Лизка.

Криста не видела, что глаза красивой молодой колдуньи блеснули озорством.

– Так сделай. Я хорошо тебе заплачу, – шла напролом Криста.

– Ладно, сделаю, прямо сейчас и начну, – ответила колдунья. – А ты сиди тихо, девица, если что увидишь, молчи про то. Сама поймешь, почему.

Кристина притихла. Лиза что-то забормотала. Она налила воды из небольшой пластмассовой бутылочки в кастрюльку, добавила какой-то травки, поставила на плиту, что-то опять начала шептать. Кристу от этого шепота, от тепла, пряного запаха трав стало клонить в сон. Но вдруг налетел порыв ветра, распахнул дверь. Кристина решила выйти из малюсенькой комнаты, где так одуряюще пахли травы. Она не узнала окрестностей. Это был абсолютно другой мир. Он был прекрасен и гармоничен. Его населяли незнакомые Кристе существа. Звучала дивная музыка. Откуда-то прозвучало слово мироздание... Две женщины, одна в серебряных одеяниях, другая в золотых, осуждающе глядели на Кристу.

– Зря ты пришла сюда, – сказала красавица с серебряными волосами, – тебе нет места в нашем мире, он создан для любви, а в тебе живет только злость и зависть. Не поможет тебе заговор на единственную. Ты не умеешь любить.

– Я заплачу любые деньги за Мишку, – ответила Кристина. – Я куплю любовь.

– Ты глупа, – ответила женщина. – Нельзя купить любовь.

– Меня не интересует твое мнение, – высокомерно ответила Кристина.

– Мария, – прозвучал голос златоволосой, – может, ты её пожалеешь заблудшую дочь человеческую, наставишь на путь истинный?

Третья женщина в простых белых одеяниях мудро и грустно смотрела на Кристину:

– Я пыталась. Но душа её черна и пуста...

Кристина глянула на себя. Она не знала, как это получилось, но в середине себя она увидела гниль и пустоту. В самом деле, у неё не было души. И Кристине не было места в этом дивном мире.

– Да пошли вы все...

Криста употребила нецензурное слово и пыталась уйти. И обнаружила, что у неё нет тела. Вместо него по ветру летел серый пепел, распыляясь над могучей рекой. Это все, что оставалось от Кристины. Вместе с пеплом исчезала и Кристина... Ей стало страшно. Она знала – это конец... "Ты скоро перестанешь существовать, – звучал ей вслед голос женщины в белой одежде. – У тебя нет души..."

– Никак ты спишь? – раздался голос колдуньи.

– Нет, – ответила проснувшаяся женщина. – С чего ты взяла, ведьма?

– Вот возьми, – Лизавета, усмехнувшись, протянула ей небольшую пластмассовую бутылочку. – Запомни, этот заговор не имеет обратной силы. И действует только один день. Добавь мужу в еду, питье, но чтобы он не знал. Если он узнает о зелье, чары не подействуют. И обязательно сегодня.

– А может, и мне принять несколько капель, – спросила Криста.

– Прими, – усмехнулась гадалка. – Попробуй. Только тебе это не поможет. Ты не умеешь любить. У тебя нет единственного...

– Много ты знаешь, ведьма! – оборвала её княжна Облонская.

Криста решительно отпила из бутылки. Ничего не случилось. Так, трава травой, слегка горчит. Женщина положила немного денег и ушла, не забыв захватить зелье.

– Жадная, – сказала Лиза и бросила деньги в печку. – Жадная. Пусть сгорят эти деньги. Ты, Криста, приносишь людям несчастье. Жадную жену выбрал Мишка. Но я сегодня его освободила. Дура Криста. Заговор на единственную попросила. Она не подумала, кто у Мишки единственная. Это, конечно, не княжна Облонская. Но, племянничек, знай, отныне у тебя будет только одна женщина. Ты уж прости свою тетку. Люблю я тебя. Ты единственный близкий мне человек. Вместо сына ты мне. Счастья хочу тебе, раз уж никому не было из нас: ни бабушке, ни матери твоей, ни мне.... Карты давно мне сказали, что мое счастье и твое в одной упряжке идут... Рядом... Когда же ты, племянничек, сын мой названный, счастье свое найдешь? Немолода уже твоя мамочка Лиза. А счастья и мне хочется!

Да, эти слова говорила тетка Михаила, Лиза, та, что растила его вместо пьющей сестры, та самая деревенская знахарка, которую Криста не разрешила позвать на свадьбу, потому что презирала.

Кристина пришла домой с заговоренной водой. Ей вдруг стало все равно, гуляет ли Мишка или нет. Но, вспомнив Любку, которая заменила её в брачную ночь, обозлилась и сказала:

– Все, Мишка, отгулялся. Никаких тебе больше баб. И Любку забудешь. Будешь у меня милости просить. Каждую ночь стоять на коленях передо мной. А не напиваться, прежде чем лечь со мной.

Мишка, к её удивлению, был дома. Он сидел перед телевизором с бутылкой пива. Рядом сидела его мерзкая собака. Увидев жену хозяина, Сяпка торопливо спряталась за кресло. Но Криста успела все же поддать её ногой. Та жалко тявкнула, жалуясь на боль. Мишка устало глянул на жену.

– Что тебе сделала Сяпка? – спросил он, взяв на руки задрожавшую собачонку.

– На свет родилась, – ответила Кристина.

И вдруг увидела, что бутылка с пивом пуста.

– Еще принести? – неожиданно приветливо спросила жена.

Михаил даже забыл про свою противную шавку.

– Принеси, – только и сказал он.

Кристина принесла бутылку. Даже открыла заранее в кухне. Михаил сидел и не пил. Он ждал нотации на тему о вреде пива, о правильности питания. Но жена молча ушла.

– Может, отравить меня решила Криска, – подумал он. – Поэтому и дала. Не буду пить. Сяпка, понюхай.

Сяпка понюхала и одобрительно гавкнула, мол, можно пить. Вошел тесть.

– А, как хорошо, пивко! Миш, плесни немного, – Родион Прокопьевич протянул стакан. – Пить хочется.

Михаил медленно, как в замедленном кино, протянул руку и налил пива в высокий стакан, что был в руках у тестя. Годеонов с жадностью выпил. Ничего с ним не случилось. Все оставались живы. Только тогда Мишка поднес свой стакан к губам. Попробовал. Обычное пиво. Даже приятнее обычного. Пахнет приятной травкой, как в доме бабушки. Облегченно выпил. Вошла Кристина. Увидела два стакана.

– Папа? Ты пил пиво? – закричала она. – Кто тебе разрешил? Ну кто тебя просил трогать. Что вы, плебеи, такие бестолковые?

– Кристина, – пытался остановить Михаил жену.

Но та злилась, прямо брызгала слюной. Отец удивленно посмотрел на неё.

– Перестань! – вдруг крикнул он. – Ты и за мной будешь следить? Или как Гера считать начнешь копейки? Тебе жалко стакан пива? Тогда не только Мишка, но и я перестану заходить сюда. Господи, как с тобой муж живет?

Дочь не ответила. Она успокоилась и стала говорить о вреде пива и правильном питании по режиму, особенно в возрасте отца. Годеонов послушал минут пять, встал, сказал, что ему пора. Забрал и Михаила. И собаку противную увезли.

Долго в эту ночь ждала Криста мужа. Он не пришел в супружескую кровать. Мишка никогда больше не приходил к жене. Жена ему вдруг стала так противна, что он фактически перестал жить дома. Вернулся через несколько дней, расстроенный. У него возникли мужские проблемы с женским полом.

– Подсыпала что-то Криска в пиво. Я был с красивой женщиной и не захотел её, – думал Михаил.

Но и к Кристине он не заходил. Спал на диване в зале. Рядом притулилась верная Сяпка. Это зелье стало началом конца брака Михаила и Кристины. Тем более, что Годеонов буквально через неделю вдруг побросал своих любовниц и махнул за границу. Куда, не сообщил. Он был тоже расстроенный чем-то, бледный. Бизнес оставил на Мишку. Но был еще и Герасим, который все всегда держал под контролем.

Криста несколько ночей ждала мужа, но ничего не было. Если раньше Мишка хоть раз в месяц бывал в её постели, то теперь забыл навсегда.

– Ах ты, ведьма, – говорила обманутая в надеждах женщина, – я тебе отомщу. Ты разрушила мой дом, мою семью. Ты дала не то зелье. Муж окончательно забыл ко мне дорогу. Но не радуйся. Я тоже уничтожу твой дом. Останешься ни с чем, колдунья. Я прикажу поджечь твой убогий сарай, что ты называешь домом.

Расстроенная Криста перебралась в дом матери, плакалась, что плебеи унижают ей, сначала отец, теперь Михаил, что она не может больше жить в своем доме. Снежена пожалела дочку. Дала ей своего чудного белого порошка. Да, Снежена давно была ко всем бедам еще и наркоманкой. Герасим её приучил и не уследил за Кристиной. А может, не хотел. Он устал от многолетнего напряжения в доме Эдуарда, он мечтал вернуться в А-к, к Пикуновым. Вернуться с деньгами, которые отберет у Облонских. А для этого еще придется немного пожить в доме старого Эдуарда.

Михаил не мог понять, почему его перестали интересовать женщины. Он стал бояться встреч ними. Слова врача об отдыхе были малоэффективными. Ничего не получалось с женщинами. Так пролетело два месяца. И вдруг в овраге со снегом он увидел Любашу. Его студенческая сестренка была так хороша, так привлекательна, что уже, лежа рядом с ней, на снегу он почувствовал желание. Ночь его не разочаровала. Михаил забыл о своих сомнениях и проблемах.

Мудрая Лиза знала, что делала. Мишка давно нашел свою единственную – это была Любаша.

Миллионы лет назад.

Кристина не случайно уснула в доме деревенской колдуньи и знахарки. Лиза пыталась вылечить душу жены Михаила, показав ей огромное мироздание и любовь, царящую там. И прекрасные дочери мироздания должны были ей в этом помочь...

Кристина вышла из дома колдуньи и не узнала окрестностей. Это был абсолютно другой мир. Он был прекрасен и гармоничен. Его населяли незнакомые Кристе существа. Звучала дивная музыка. Откуда-то прозвучало слово мироздание.... Огромное мироздание было теплым и приветливым. И таким оно должно было оставаться на веки вечные. Но ненависть Кристины не знала границ, она ненавидела все, в том числе и чудный мир, она хотела его разрушить, потому что здесь царило счастье и не было поклонения перед княжной Облонской. А как разрушить этот мир. Кристина знала это. Надо всего-навсего потянуть вот эту нить. И все порвется. Женщина со злорадством протянула вперед руку. Тихая музыка сменилась на тревожную, Мироздание заволновалось, чувствуя страшную опасность. Две прекрасные женщины встали перед Кристой, не позволяя ей порвать нить, связующую людей. Княжна с удивлением признала в них соседок по общежитию: Элку-вертолет и Любку, по прозвищу Янтарек. Но с ними Криста бы справилась. Её злоба хлынула на них с удесятеренной силой и почти смела их. А потом появилась женщина в белом одеянии и приказала Кристине покинуть этот мир. Её нельзя было не слушаться... Сначала Криста подумала, что это Вероника, у неё были такие же русые волосы. Нет! Это была сама Дева Мария. Странный сон Кристы оборвался серым пеплом, летящим над рекой, и грустным пророчеством Божьей Матери, говорящей даже не о смерти, о полном исчезновении её, Кристины, и всего рода Облонских.

И мироздание успокоилось. Опасность миновала.

Кристина старалась забыть этот сон. Она боялась вида летящего пепла. Он почему-то внушал ужас. Поэтому она не вспоминала виденного. Усилия мудрой Лизы пропали впустую. Душа Кристы не откликалась на добро.... Она была мертва, давно мертва.

Сказка, в которую верила всей душой колдунья и просто женщина Лиза, не смогла побороть неистовую злобу Кристины.

Лиза вновь окунулась в красивую историю, что знала от бабушки Нюши....

Миллионы лет назад...

Миллионы лет назад мир был совсем другим. Он недавно родился и назывался Мирозданием. Существа, населяющие его, были счастливы. Здесь никто не знал одиночества, каждый имел свою пару, свою половинку. Любая душа, находясь в любом уголке огромного мироздания знала, стоит ей позвать и вторая половина её души возникнет рядом с ней, протянет руку. Невидимые нити эфира связывали их всегда. Души, уходившие на землю, тоже не боялись одиночества. Потому что его просто не было тогда. Отец-мироздание был счастлив и спокоен. Была спокойна и счастлива Мать-земля, бродя по бесконечным глубинам космоса. Счастливы были их дети.

Но все меняется. Подрастали дети мироздания. Скучно стало им в спокойном и приветливом мире. Стали они искать новой жизни. Их позвала к себе Мать-земля, она создавала новые миры, новые жизни. Первыми покинули отца две старшие дочери, златоволосая Гелия и темноволосая Луннита. С их уходом не нарушилось равновесие. Ночь всегда приходит на смену дня. День приходит на смену ночи. Солнечная Гелия и серебряная Луннита ушли. С грустью провожали их братья и сестры. Горько плакала маленькая повелительница связующих нитей озорница Эфира. Кто теперь успокоит малышку ночью, бросив ей на одеяло свой серебряный луч, кто посмеется с ней теперь днем, рассыпая теплое золотое сияние. Мама всегда далеко, а добрые сестрички всегда были рядом. Заскучала малышка. А потом озорница Эфира придумала, как вернуть любимых сестер. У них у всех одна душа. Никто не может порвать нити, соединяющие детей мироздания. Никто, кроме их хозяйки – Эфиры. Она уже пробовала отсекать эти невидимые нити. У неё получилось. Но солнечная Гелия, увидев, что сделала малышка, показала, как плакала одинокая душа, как искала свою половинку. Эфира испугалась, быстро восстановила нить и обещала никогда такого не делать. А сейчас сделает. Она разорвет нити, что связывают Эфиру и любимых сестер. Они сразу поймут, как плохо без них младшей сестренке, и вернутся. И малышка собрав все силы, потянула главную нить. От неё шли невидимые нити эфира ко всем душам мироздания. Нить разорвалась. Порвались тонкие струны эфира. Заметались по мирозданию души, потеряв свои половинки. Смотрела малышка на свои руки, что держали обрывки нитей, и не понимала, почему не вернулись Гелия и Луннита, почему стоит такой плач, куда делась мама, в каких глубинах космоса она затерялась, почему больше не слышит свою дочку, которой стало так плохо, еще хуже?

Огромное мироздание перемешалось. Одни астрономы назвали это рождением сверхновой звезды, другие вселенским взрывом. Может, так оно и было.

В ужасе смотрел отец-мироздание на происходящее, звал старших дочерей, их мать. После долгих усилий разыскал среди вселенной Мать-землю, но не мог позвать её, не слышала она, оглушенная нахлынувшим горем. Увидел отец-мироздание и любимых дочерей и их детей-людей. Везде стоял горький плач. Все люди теперь делились на мужчин и женщин. И в момент рождения души не соединялись. Они были обречены на одиночество. Это означало конец всего живого.

Гелия первой почувствовала разрыв связей. Она потеряла Лунниту. В этот день солнце не зашло. Это Гелия ждала сестру Лунниту. И Луннита пришла на светлое еще небо. Луна и Солнце смешались, поменялись полюса земли, погибали люди. Плакала Мать-земля, потеряв своих детей, падали скалы, океаны выходили из берегов, огромные цунами несколько раз обогнули планету. Сестры Гелия и Луннита кинулись к матери, успокоили её. Стал затихать мир, перестала трескаться земная кора, вошли в свои берега океаны. Теперь надо было спасти человечество. Для этого надо восстановить нити эфира. Сестры стали искать пары, соединять струны эфира. Они умели это делать. Гелия и Луннита начали долгую работу. Сотни душ метались в одиночестве. Вселенский плач заглушал одинокие крики о помощи. Луннита умела вязать тонкие нити эфира, Гелия умела находить половинки душ. Они помогали несчастным обрести друг друга. Но это было очень медленно, очень долго, люди могли погибнуть. Младшая сестренка делал все гораздо быстрее, одним взглядом соединяла сразу несколько любящих сердец.

– Нам надо найти Эфиру, – решили сестры. – Только в её силах сохранить жизнь в созданном нами мире.

Но где их отец-мироздание? Почему он не откликается? Где братья и сестры, где счастливые души, что населяли их мир. Где их любимая младшая сестричка? Долго они искали Эфиру. Сумели лишь докричаться до отца. Но тот ничего не мог сказать о младшей дочери. Она просто исчезла, пропала, растворилась. В мироздании были миллионы душ. И все метались в поиске. Отец-мироздание восстанавливал гармонию, плел новые нити эфира, это было в его власти.

– Найдите Эфиру, – приказал он дочерям, – лишь одна она способна совершить чудо, сохранить ваш мир.

Испуганная Эфира боялась отца-мироздания, его гнева и сначала пряталась среди одиноких душ, потихоньку помогая им, пока до неё не долетел голос все прощающей и любящей Матери-земли. Она пожалела испуганную малышку, позвала к себе и приютила её. Земля протянула материнские руки девочке, та спряталась в них и затихла. Мать-земля унесла младшую дочь в пещеру на берегу седого океана. Материнство простило неразумную Эфиру, но сама девочка не могла себе этого простить. Она разрушила мир.

– Не тоскуй, малышка, – сказала ей Мать-земля. – Мы найдем способ вернуть равновесие. И твои сестры нам помогут. Давай с тобой соберем все обрывки нитей. Покажи мне свою ладошку.

Мать земля собрала обрывки нитей эфира, что остались в ладонях младшей дочери, и соединила их. Так родилось новое чувство – любовь. Это чувство само вязало нити эфира. Люди стали чувствовать свою половину. Луннита сразу поняла, что у неё появились помощники. Многие души обрели свои половины. Гелия и Луннита нашли младшую сестру. И уже втроем они восстанавливали равновесие в мире. Повзрослевшая Эфира научилась безошибочно видеть и соединять души людей. Для этого надо было произнести несколько волшебных слов. Так родился заговор на единственную. Этому заговору Эфира научила Лунниту, а та передала его самым лучшим и достойным из людей. Этот заговор передавался из поколения в поколение в роде колдунов и волшебников Орел-Соколовских.

Эту чудесную сказку десятилетней девочке Лизе много раз рассказывала старенькая бабушка Нюша, укачивая плачущего маленького Мишку. Мать мальчика спала, выпив очередную стопку водки. Десятилетняя девочка и старуха растили ребенка. Бабушка Нюша была знатной травницей, помогала людям, они её благодарили, как могли. Кто нес продукты, кто денег давал, кто дров помогал на зиму привезти. На это кормились и одевались. Мать Мишки не была озабочена вопросами существования сына: что ест, как одет. Она не умела противостоять трудностям. А отца у парнишки не было вообще... Бабушка Нюша умерла, когда Лизе было двадцать лет. Старшая сестра после смерти бабушки бросила пить, завербовалась и уехала на север, забыв про сына. Десятилетний Мишка остался на руках Лизы. Теперь к ней шли со своими проблемами люди. Она их лечила, как когда-то бабушка, травами, заговорами. Мечта стать врачом не осуществилась. Лиза окончила только два курса мединститута. А вот Мишу она вырастила. Она даже не отдала парнишку матери, когда та вернулась с севера с мужем, купила в Соткино старый домишко, поселилась в нем и пила там втихушку на пару с мужем. Но и самая заветная мечта Лизы – дать племяннику высшее образование не осуществилась. И счастья не было у Михаила. Угораздило его наступить на те же вилы, что и его мать. И имя этих вил князья Облонские. Но теперь все должно измениться. Лиза воспользовалась заговорим на единственную, который ей открыла бабушка только перед смертью.

– Глупая ты Кристина, – разговаривала сама с собой тетя Лиза. – Веришь в ерунду всякую. А может, и тебя коснулась ваша наследственная болезнь – шизофрения. Твоя бабушка, её звали Ингрид, покончила самоубийством в день твоего рождения, она знала, что её дочь Снежена, помешанная на чистоте дворянской крови, была в постели Эдуарда, своего отца, и родила дочь от него, от Эдуарда, собственного отца. Ты, Кристина, порождение страшного греха, порока и болезни, ты родилась от своего деда и его безумной дочери. Вот только зачем тебе нужен был Михаил? Ты же не способна любить. Подобный вопрос уже я задавала себе и раньше, и звучал он так: а зачем Снежене был нужен Годеонов? И почему Родион не помешал браку Михаила и Кристины?

Две новости.

Так прошел месяц. Люба уже успокоилась, еще немного пополнела. Вела здоровый образ жизни, гуляла подолгу по улице, особенно она любила песчаные дорожки старого парка, там легко дышалось, шелестели на ветру старые липы, обещая будущей маме счастье. Часто молодая женщина заходила к Веронике. Та беспокоилась, если Люба не появлялась долго. Тут же присылала за ней мужа. Никита не слушал возражений и вез Любу к себе.

Женщина часто думала, как будет жить, когда родит, на что. Вера сказала, что её это не должно беспокоить, и она заберет Любу после родов к себе. Но этот вариант не устраивал будущую маму. Вероника – надежная подруга, но у неё семья, муж, двое маленьких детей. Любе надо учиться жить одной. Надо откладывать деньги. Есть немного еще долларов от Кешки, но они обесцениваются. Надо сдать родительскую квартиру. Все какие-то деньги.

– Проживем мы с тобой, дочка, – говорила Люба, поглаживая свой увеличивающийся живот. – Проживем. Не богато, как твой папа. Но и не бедно. Пробьемся.

Она уже знала, что у неё будет девочка. Так УЗИ показало. А потом пришло страшное известие...

В этот день женщина совершенно случайно включила телевизор. НТВ. В "Чрезвычайном происшествии" показывали страшную катастрофу. В ней вся погибла семья п-вского богатого предпринимателя Годеонова Родиона Прокопьевича – жена, дочь и муж дочери. Показали крупным планом искореженный BMW, в которой ехала вся семья с похорон старого князя Облонского.

Люба с ужасом узнала машину. Это Мишкин BMW. Кто-то снял на телефон, как горит автомобиль. В живых остался только один Родион Прокопьевич Годеонов, но он находится в тяжелом состоянии. Годеонова грузили в машину скорой помощи. Он равнодушно молчал. Рядом почему-то суетились военные. Отчетливый голос диктора сообщил, BMW на огромной скорости въехал на встречную полосу и врезался в огромный "Урал" цвета хаки.

С плохо осознаваемым ужасом Люба смотрела на экран телевизора, видела обгоревшие тела, лежащие на обочине дороги, и без конца для чего-то считала: два женских и одно мужское. Белесые волосы матери и дочери обгорели, были измазаны в крови. Больше всех в аварии пострадал Миша. Он лежал вытянувшись, казался больше ростом, лица не было видно, а рука судорожно сжимала мужскую сумочку-барсетку, ту самую, что подарила Люба мужчине на двадцать третье февраля. Кто-то подошел и закрыл тела тканью. А Люба все сидела и сидела, не двигаясь. Она не плакала, не кричала, просто оцепенела. Сколько она так просидела, не знает. Давно по телевизору шли другие передачи, женщина не понимала их смысла. Только резкий непрекращающийся телефонный звонок вывел её из этого забытья.

– Алло, – автоматическим голосом произнесла женщина.

– Любка, Люба! – кричала Вера. – Я сейчас еду к тебе. Я не знала раньше. Мне только сейчас папка позвонил. К папке Никита поехал. Я к тебе. Ты только ничего с собой не сделай. Помни про ребеночка! Береги свою девочку! Любка, ну ответь. Не молчи. Не пугай меня! Любка, ты слышишь меня?

– Мишка умер, – всхлипнула женщина и тоненько и тихонько завыла, прикусив до крови свой кулак, уронив трубку.

Приехавшая минут через пятнадцать Вера уложила Любу в постель, заставила выпить горячий чай, сидела рядом, гладила её руку и все говорила и говорила, оправдывалась, что не сразу приехала.

– Ну что ты молчишь? – не выдержав, закричала она. – Что ты как неживая! Нельзя же так! Подумай о ребенке!

– Миша умер, – всхлипнула Люба.

И рыдания вырвались из её горла. Безумные, неконтролируемые. Испуганная Вероника уже потянулась к телефону, чтобы вызвать врача. Но женщина вдруг замолчала.

– Я все поняла, – торопливо заговорила она. – Они убили его. Знаешь, Вера, моего Мишу убили. Облонские убили. Он ведь хотел вернуться ко мне. Я поняла, я знаю. А его убили. Кристина убила. Она поклялась, что не даст нам быть вместе. Миша! Мишка, они убили тебя. Они тебя все-таки убили.

И Люба опять заплакала. Но это был уже не безумный плач, который был страшно слышать, это был плач несчастной женщины, потерявшей любимого человека. Вера обняла её и молчала. Подруга была права. Еще как права. За рулем "Урала", в который врезался BMW, был молоденький солдат, рядом с ним сидел генерал Рычагов, отец Веры. Они вдвоем с солдатиком и пытались спасти семью Годеонова после аварии. Первым вытащили Родиона Прокопьевича. Он уцелел в той страшной аварии. Годеонов кричал, что не надо никого вытаскивать из машины, что там и так все уже мертвые, пусть они все сгорят, так лучше будет всем. Но солдат все-таки вытащил мертвого мужчину. А дальше Рычагов не смог помогать, что-то случилось с ногой. Похоже, сгоряча он не чувствовал боли, но теперь даже не мог наступить. Он опустился на землю возле Годеонова и приказал больше не подходить к искореженной машине, опасаясь за жизнь солдата. И был прав – машина загорелась. Подъехавшие на другой машине военные уже ничего не могли сделать для людей. Они тушили горящий BMW. Замолчал Годеонов, глядя на пламя. Генерал Рычагов, потомственный военный, тоже молчал, ничего не говорил, но не мог ошибиться – лицо мертвого мужчины было снесено выстрелом. Вера узнала об этом от отца. Права Люба, сердце не обмануло её – Мишку убили. Но пока она не стала говорить об этом подруге.

Долго сидели женщины, то плача, то просто застыв. Сердце Любы сковало ледяным обручем. Ей не было так плохо даже в дни смерти Кешки. А потом женщина сбивчиво заговорила, обращаясь к Михаилу:

– Мишка, ты теперь наш. Мой и дочкин. Я знаю, ты сказал Кристине все. Ты сказал, что возвращаешься ко мне, что любишь только меня. Они поэтому и убили тебя. Не хотели отпускать. Зато теперь ты слышишь нас. Ты рядом. Ты наш, Миша. Миша, я не успела сказать: у тебя будет дочка. Я обещаю тебе, наша девочка будет носить отчество Михайловна. Ведь её отец ты. Если удастся, я добьюсь, чтобы у дочки была твоя фамилия – Дубинец. Я всегда тебе верила, Миша.

Вера сначала испугалась за разум подруги, услышав её слова, но потом поняла, что Люба просто думает вслух, что ей становится легче от этих слов, от сознания того, что Михаил хотел вернуться к ней. Она тихо держала Любу за руку и плакала с ней. Решилась и рассказала и про выстрел.

Любе было невыносимо тяжело. Сколько она не успела сказать Мишке, не успела сказать, что очень его любит, что надо было плюнуть ему на деньги, на Кристину, остаться с Любашей. Не надо никаких богатств. Она бы продала квартиру родителей, заплатил бы он свой долг Облонским. Вера налила в стаканчик успокоительных капель и уговаривала подругу выпить, но Люба упорно отталкивала её руку с каплями. Потом сказала:

– Нельзя мне, Вера, ничего нельзя. Ты забыла. Я ведь беременна. Мне надо беречь Мишиного ребеночка. Я справлюсь.

И эти слова успокоили саму Любу. Потом позвонил муж Веры, сердито выговаривал, что нельзя кормящей маме надолго бросать шестимесячную дочь, что девочка никак не успокоится, не спит, что Андриана уже устала, такую кучу малышей бросили на неё, хорошо, что Нана подъехала из деревни, помогла. Майка-то уехала к Рычагову в госпиталь. Вероника что-то тихо отвечала, виновато смотрела на подругу. Никита не стал слушать возражений жены, приказал женщинам собраться, приехал через двадцать минут и увез всех в свой дом. "Даже ничего и не говори, Люба. Слушать не стану. Поживешь у нас. Так спокойнее будет, – объяснил он. – И Вера рваться не станет, и ты на глазах!"

Люба всегда будет благодарна Веронике, Никите и их друзьям за помощь в эти дни. Все были внимательны, обходительны, старались развеселить Любу. А общество маленькой Маруси, её любимицы, действовало на женщину просто благотворно. Девочка не понимала, что у тети Любы горе. Тащила её за руку в песочницу, садись, строй домик, подавала книжку, читай, мол, мне или смотри мультики. И Люба выполняла все требования девочки. На третий день женщина встрепенулась:

– Вера! Мне надо на похороны. Сегодня же будут хоронить семью Годеонова. Я должна попрощаться с Мишей. А может, я уже опоздала? Вдруг его уже похоронили. О чем я раньше думала?

– Люба, в любом случае ты никуда сегодня не поедешь, – строго произнесла Люба. – Во-первых, ты беременна. Во-вторых, мы ничего не знаем, кто их будет хоронить, где. И сегодня ли? Куда ты поедешь? Мы ничего не знаем. Может, следствие какое идет в связи с аварией. Тогда похороны задержатся.

Вероника кривила душой. Она немного знала: видела сообщение в светской хронике. Никита принес газету. Оказывается, семья Годеонова ехала с похорон старого Эдуарда Григорьевича и погибла в аварии. На третий день после своей смерти старый князь Облонский забрал всех своих кровных родственников. И Михаила прихватил старый маразматик. По ошибке, наверно. Вера никуда не пустила подругу в дом Облонских.

– Хорошо, я сегодня никуда не поеду, – согласилась Люба. – Не надо на похороны. Там будет Годеонов, там будут родственники Облонских. А я хочу одна поговорить с Мишей. Ты после меня отвезешь на могилу Миши? Вот похоронят всех, все разойдутся, а ты меня в это время и отвези.

– Нет, – жестко ответила Вероника. – Нет. Ты сейчас будешь думать только о своем ребенке. Нельзя беременной женщине находиться рядом с покойником. Не пущу я тебя на кладбище. Вдруг не доносишь малышку.

– Но это же Миша, – жалко произнесла женщина.

– Мишка бы поддержал меня, – ответила Вера. – Он бы ни за что не разрешил рисковать своей дочкой.

Может, и настояла бы Люба на своем, если бы у неё не возникло проблем с беременностью буквально минут через пятнадцать. Она пошла в туалет и вдруг обнаружила небольшое бурое пятно на своих плавках. "Кровотечение, – холодея, подумала женщина. – Моя девочка! Как же так. Я не отдам тебя!" Вероника всполошилась, услышав это известие, тут же отвезла подругу к врачу. Люба сразу согласилась лечь в больницу. Её попросили лежать, не вставая. Люба только послушно кивала головой.

– Вер, – попросила она, расставаясь. – Я буду слушаться врачей, я не буду проситься на кладбище. Ты только узнай, где похоронен Миша. Я должна там обязательно побывать. Потом, когда все будет в порядке.

– Вот минует угроза выкидыша, тогда поговорим, – отвечала подруга. – А сейчас лежи. Думай о хорошем. О дочке своей.

– Хорошо, – соглашалась Люба. – Когда разрешат врачи, тогда и съезжу.