Текст книги "Приворотное зелье на единственную (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Прошло пять дней. Никаких признаков кровотечения у Любаши больше не наблюдалось. Вера и её друзья и близкие навещали каждый день женщину. Вероника прятала глаза и не знала, как сказать Любе, что Годеонов разогнал всех журналистов и, судя по известиям желтой прессы, тайно похоронил семью. Никто не знал, где. Вера решила действовать через отца, узнать, где похоронена семья предпринимателя. Пусть все-таки Любаша попрощается с Михаилом. Послала отца-генерала, у которого, к счастью, не было перелома ноги, а только вывих, к Годеонову. Но того не было ни дома, ни в центральном офисе, в больницу к Родиону Прокопьевичу не пустили. Потом Никита принес весть, что тела погибших по приказу Годеонова кремировали, а пепел развеяли, сам Годеонов до сих пор в больнице. Ни с кем не встречается. "Империей" Облонских руководит из больничной палаты. Вот и не решалась никак Вероника сказать, что нет у Мишки могилы.
– Вера, ты, пожалуйста, привези сюда тогда Елизавету Сергеевну, тетю Миши, – попросила подруга, чувствуя, что не хочет Вера что-то рассказывать, чтобы не расстраивать будущую маму. – Она в Соткино живет. Я хочу поговорить с ней. Она обрадуется, когда узнает, что у неё скоро будет внучка. Лиза Мишу сыном звала.
На это подруга согласилась. Но вокруг Михаила образовался какой-то замкнутый круг. Вера вернулась из Соткино с неутешительными вестями. Старый домишко тети Лизы сгорел в день той страшной аварии, куда ушла деревенская колдунья, никто не знал. Её не было в деревне со дня катастрофы.
– Вот что, Любаша, – сказала подруга. – Мишку не вернешь. Бери себя в руки. Отрежь старое, выбрось его. Думай о ребеночке. Это лучшая память о Мише. А Лизу со временем найдем. Я папу и Никиту подключу.
И Люба стала пытаться так и поступать. Через месяц её выписали из больницы. Вера решилась и рассказала ей, что у Михаила нет могилы. Люба, услышав это, даже повеселела.
– Знаешь, Вер, а это хорошо. Я рада, что Миша не лежит рядом с Кристиной. Все правильно, он ушел от неё. Ко мне, к нам. Вера! Я возвращаюсь к себе домой. Мишина душа там нас найдет. Он там будет с нами.
Вера задумчиво посмотрела на подругу. Что же, если это успокаивает её, пусть. И разрешила Любе вернуться в свой дом. Но у Любы были свои планы. Надо найти то место, где Годеонов развеял прах. Набрать земли и отнести туда, где лежат родители. Это будет символическая могила Миши. Люба будет туда ходить, говорить с Мишей. Только не надо говорить Вере, она не разрешит. Люба не успела этого сделать.
Дома было все так, словно Миша был живой, просто уехал куда-то. Висели в шкафу его вещи, запрыгнула на любимое кресло Сяпка, которая не расставалась с Любой. Буржуй с недовольным видом тоже вернулся в отчий дом и ходил подозрительно обнюхивал углы. Ему больше нравилось в доме Вероники, где он мог свободно лежать на веранде, прячась от Маруси на высоком окне и греясь на солнышке, и иногда даже спрыгнуть и пройтись осторожно по земле. А Люба села, увидела тапочки Михаила, взяла их в руки и заплакала. Вера, что приехала с ней, решительно сказала.
– Все, или возвращаемся назад, или собираем вещи Михаила и уносим из дома. Хватит лить слезы. Ты сейчас каждую вещичку будешь оплакивать.
– Нет! – испугалась женщина.
– Люба, ты будешь изводить себя. Давай отнесем одежду Миши куда-нибудь, в гараж хотя бы, – мягко попросила Вероника, отбирая у женщины тапочки.
– Ладно, – согласилась женщина. – Миша любил мой гараж. Он туда старый диван притащил и шкаф. Смеялся, если поссорится со мной, то место для ночевки у него есть. Я туда все отнесу. Вера, только это я одна это сделаю. И не сегодня. Завтра. Не переживай за меня. Я не буду плакать.
Вера уехала домой. А Люба никак не могла заставить себя разобрать вещи Михаила. В гараж она пошла на другой день. Но без вещей. Ей приснился сон, что в её гараже зажегся ночью свет, это вернулся Миша, живой! Люба взяла ключи и опять заплакала. Рядом с гаражными ключами она увидела ключи от BMW, второй комплект, который Миша дал ей. Потом женщина приказала себе:
– Все, хватит. Так можно сойти с ума. А мне еще дочь Мишину растить. Прекратить слезы. Пойду, посмотрю, что там в гараже. Кстати, гараж тоже можно сдать в аренду. А что ему пустому стоять? А мне лишние деньги не помешают.
И решительно пошла. С ней увязалась Сяпка. Когда женщина открыла боковую дверь в гараже, то первое, что она увидела, это был любимый Мишкин BMW. Целый и невредимый. Стоял и поблескивал черными целыми боками без единой вмятинки. Тот самый, что сгорел на телеэкране в новостях, снятый на чей-то сотовый телефон. Люба побледнела, но удержалась на ногах.
– Я сейчас, – торопливо говорила она, неизвестно, к кому обращаясь и сама не понимая истинного смысла своих слов. – Подожди. Я сейчас открою машину, посмотрю внутри. Как получилось, что Миши нет, а его машина цела? Значит, он в тот день ехал не в своей. У той машины испортили тормоза? Поэтому BMW врезался в "Урал"... А может, Миша не ехал в той машине? Он не любил водить чужие машины. У него свой автомобиль был. Я ничего не понимаю!
Женщина торопливо достала ключи, открыла машину, села в просторный салон. Туда сразу же запрыгнула и собачка, улеглась по-хозяйски на переднее сиденье. Но что-то все равно было не так, словно не сходился кроссворд. И вдруг Люба поняла. Машина цела! Значит, в аварии пострадала другая машина. Не Мишкина. Значит, может быть, Мишка жив. Люба беспокойно заерзала, стала оглядываться, вертеться. Решительно открыла бардачок. Все правильно. Вот Мишина любимая зажигалка. Её тоже Люба покупала. Мишка, как маленький, всегда радовался любым, самым незначительным подаркам. А вот его обычная страничка из блокнота. На ней писал Миша. Люба медленно развернула её и прочитала торопливые строки, написанные рукой Михаила:
– Прости меня, моя родная девочка, мой Янтарек, что оставляю тебя надолго. Я не хочу и не буду жить с Кристиной. Я ушел от неё уже через неделю. Я люблю тебя, Люба, верь мне. Я вернусь к тебе. Меня крепко держит на крючке Гера. Я должен ему много денег. Но я вырвусь. Верну ему все долги. Я начну новую жизнь. Жизнь с тобой. Прости меня еще раз. Я не имею права подвергать твою жизнь опасности. Я люблю тебя. Прости меня, моя хорошая. Прости, что пользовался твоей бескорыстной помощью. Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня. Оставляю тебе единственное мое богатство – мою Сяпку. А машина пусть пока стоит здесь. Я обязательно вернусь за тобой.
– Что же нет числа? – вертелась в голове у женщины мысль. – Когда это написал Миша? До аварии или после? Господи! Как же узнать?
Люба взяла Сяпку на руки, заперла гараж, пошла домой. Её встретил гаражный сторож.
– Любовь Андреевна, – сказал он. – Ночью кто-то пытался попасть в ваш гараж. Пытались открыть боковую дверь. Я отлучился ненадолго, замерз, пошел к себе надеть куртку. Мне даже показалось, что дверь хлопнула, словно кто выходил из вашего гаража. Машина-то на месте? Может, вам сменить замки?
– Петрович! А BMW давно здесь?
– Да его и не брали.
– Спасибо, – ответила женщина. – А замок ты сможешь сменить? Скажи, какой купить? Я сама ничего в этом не понимаю.
Прошла неделя. Мишки не было. Но Люба надеялась, что он жив.
– Доченька моя, – Люба постоянно говорила с неродившимся ребенком. – Папка велел тебе жить. Он жив. Он придет за нами.
С этого момента женщине стало легче. Она ждала чуда. Это чудо было возвращение Михаила. Дни шли, недели, месяцы, чуда не наступало. Рожать, по подсчетам Любаши, падало на начало ноября.
Михаила и щут.
– Прости меня, моя родная девочка, что оставляю тебя, – эту записку Люба перечитывала без конца, Ей казалось, она слышит голос любимого человека. – Я люблю тебя, Люба, верь мне.... Прости меня, моя хорошая.... Я не хочу и не буду жить с Кристиной.... Я ушел от неё уже через неделю. Я люблю тебя, Люба... Я начну новую жизнь.... Новую жизнь с тобой...
И всегда один вопрос возникал: когда написал эту записку Михаил – до катастрофы или после. Хотелось верить, что после. Ведь он ушел от Кристы. Значит, не должно его быть в той машине. А если Гера или Годеонов разыскали Мишу? И это погиб он? Ответа не было. Исчезла Лиза. Встречи с Годеоновым Люба боялась.
Шли дни, месяцы, а Михаила не было.
Люба дохаживала последний месяц перед родами, когда неожиданно к ней пришел незнакомый человек. Представился: "Александр Махнов". Он искал Михаила.
Хозяин, пришедший в себя после катастрофы, приказал найти исчезнувшего зятя. Почему выбор пал на Махнова? Он когда-то помогал Михаилу прятаться от Кристины, только Махнов не сказал никому, что сразу попросил друга уйти, как только раздались угрозы со стороны Облонских. Зато теперь Махнов пришел в больницу к Годеонову, которому стало немного получше, специально выбрал момент, когда рядом никого не было, и рассказал, как помогал Михаилу укрываться от жены. Что-то краем уха слышал он о женщине, с которой Мишка жил, пока не было в городе хозяина. Люба её звали, она живет в пригороде П-ва. Годеонов подумал: может, Махнов знает, где Михаил, намекает на это? Кроме того, Махнов опять наворочал дел в фирме, бизнесмен он был никудышный. Вот и решил Родион Прокопьевич, что лучше пусть занимается поисками. Меньше вреда от него будет.
– Искупай свои грехи, – довольно-таки неприветливо приказал ему Родион Прокопьевич. – Убытки от тебя приличные потерпели. И если не найдешь Михаила, спущу с тебя шкуру. Всю жизнь будешь на "Империю" бесплатно работать. Только в качестве дворника. К деньгам тебя больше не подпущу.
Когда-то сам Годеонов крупно заплатил за неопытность в бизнесе, получил хороший урок. Об этом мужчина не любил вспоминать. Теперь по его приказанию Александр Махнов постучался в дом Любы. Он ничего не сказал Годеонову, что нашел её. Лучше обрадовать хозяина известием, что бывший зять прячется совсем рядом, у любовницы. Глядишь, и простит Махнову его прегрешения, возьмет опять на хорошую должность.
Дверь открыла беременная женщина. Сердце Махнова запело радостью. Здесь Мишка! Здесь. И бабе его скоро рожать, а он всегда хотел детей, даже радовался, когда его тощая крыса ходила беременной. Александр фальшиво улыбнулся и вежливо попросил позвать Михаила – им надо поговорить Люба удивленно посмотрела на него. Сразу почувствовала опасность. Нет, Мишку она не выдаст. А что выдавать: она даже точно не знает: жив ли он. И вдруг сердце захлестнула радость: значит, жив! Жив Мишка! Если Мишу ищут, он обязательно должен быть живым.
– А кто его ищет? Представьтесь, – попросила она.
– Александр Махнов.
Женщина насторожилась. Это имя она слышала, когда у них в гостях была Изабелла Юрьевна. Причем с отрицательной стороны. Оба: и Миша, и Иза – ругали его. Нет! Ничего нельзя говорить. Ничем нельзя выдать своих эмоций.
– Кто вас послал?
– Годеонов.
Люба насторожилась еще больше. Этот человек был отцом Кристины. Не хотят Облонские упускать свою добычу. Поэтому никакой информации никто от Любы не получит. Да и нет её, этой информации
– Разве вы не знаете? – спросила она.
– Что?
– Миша погиб в конце мая, – ответила женщина. – Вы могли это видеть по телевиденью. Погибла почти вся семья Облонских.
– Это неправда, ты знаешь, – вежливость и приветливость моментально слетели с Махнова. – Твое пузо об этом говорит. Мишка всю жизнь мечтал, чтобы его белесая крыса родила ему крысеныша. Чтобы он от тебя ушел? От беременной! Невозможно! Мишка здесь, рядом с тобой. Где ты его прячешь? Я все равно узнаю.
Люба побледнела. Было понятно: этот человек пришел далеко не с миром. Да иначе и не могло быть. Ведь он от Годеонова! Она лихорадочно думала, как и кого позвать на помощь. От Махнова исходила реальная опасность. Мелькнула мысль: да, права Вера, надо согласиться пожить в её большом доме. Годеонов взялся за Любу. Такого поворота событий женщина не ожидала. Не зря Миша опасался за неё. Не дай Боже, сейчас её ударят или толкнут. А ребеночек? Как же он?
– Вам лучше мне сказать, где Михаил, – незнакомец грубо отодвинул женщину и без приглашения прошел вглубь комнаты.
– Я не знаю, где Михаил, – ответила женщина, тоже зайдя в комнату. – Я ничего не знаю. Я не видела его с мая месяца. Уходите, пожалуйста.
Махнов Александр тогда решил разыграть заботливость. Может, этим проймет он Мишкину бабу.
– Я пришел к вам по-хорошему, – начал он. – Я друг Михаила. Может, когда слышали мое имя от него. Он у меня прятался зимой, когда ушел от Кристины.
– Ага! – подумала Люба. – Вспомнила. Это ты его выпроводил. Так Облонские захотели, Криста и её мамочка. А сейчас другом прикидываешься. Но надо послушать, что этот негодяй будет дальше говорить?
– Годеонов в покое вас не оставит, если вы не скажете ему про Мишу, – продолжал Махнов. – Годеонов – страшный человек. Вам надо уезжать к Михаилу. Бежать. Скажите, где он. И я вам помогу.
Но Люба совсем не верила ему.
– Я никуда не побегу, мне некуда бежать, я не знаю, где Миша, – ответила женщина. – И мне скоро рожать.
– Михаил остался мне должен крупную сумму денег, – вдохновенно врал Махнов. – Я сейчас очень нуждаюсь. Вы должны или вывести меня на Мишку, а если не хотите, то должны вернуть мне эти деньги.
– У меня нет денег. И возвращать вам ничего не буду. Я не брала у вас взаймы. А что касается Миши... И я знаю только одно, что Михаил погиб в автокатастрофе, – тихо ответила женщина.
Махнов разозлился. Эта упрямая беременная баба не понимает, когда с ней говорят по-хорошему.
– Тогда я остаюсь в вашем доме, пока не придет Михаил, – нагло заявил он. – Надо будет, просижу неделю.
– Возьмете меня в заложники? Берите. За меня выкуп никто не принесет, – Люба прошла в комнату и села в кресло.
Не случайно она выбрала это кресло. Там рядом на полу стояла огромная китайская ваза – подарок учеников.
– Вы сами выкупите себя. Скрывать не буду. Меня прислал Годеонов. Он очень зол, что его зять скрывается. И деньги Михаил должен ему. Не мне! Вы об этом, наверняка, слышали, – с угрозой говорил Махнов.
Он опять блефовал, импровизировал. Но нечаянно попал в точку.
– Ну и что изменится, если вы останетесь здесь? – Люба положила руку на вазу. – Если вы ничего от меня не узнаете?
– Вот это, – мужчина показал на живот женщине. – Этого может не стать.
Люба инстинктивно закрыла его руками.
– А вы гад.
– Гад, – согласился Махнов. – Но без денег или адреса Михаила я не уйду.
– Да нет у меня адреса, и нет денег, – сердито ответила женщина. – Как еще вам это втолковать?
Махнов понял: в самом деле, нет у Мишкиной бабенки адреса. И Мишки нет! Он бы давно её к себе уволок. Не оставил бы здесь. А вот про деньги Махнову мысль понравилось. Годеонов выгонит с работы, еще за убытки сдерет. А тут такой удобный повод отхватить денег. Да черт с ним, с Мишкой. Пусть его сам Годеонов ищет. А Мишкину бабу надо использовать. Сорвать хороший куш.
– Нет денег, продавай квартиру, – наглые глаза мужчины в упор смотрели на Любу. – Это как раз покроет долг.
Женщина выдержала его взгляд.
– А почему бы вам не зайти еще куда-нибудь, и там потребовать там денег, – с насмешкой осведомилась Люба. – Особенно, где не только беременные живут, но и другие мужики! Поприличнее вас.
– Ты лучше молчи, – крикнул Махнов. – Я могу и по животу ударить.
– Если с моим ребенком что случится, тебе нечем мне будет угрожать, – прошипела зло в ответ Люба, готовясь запустить вазой в Махнова. – И в тот момент, когда ты протянешь руку к моему животу, у тебя не станет головы. Совсем не станет. Мне терять нечего!
В это время позвонили в дверь. Махнов испугался.
– Ты откроешь и не скажешь, что я здесь. Без денег я не уйду, – прошипел вслед Махнов. – Не я, так других пришлет Годеонов, те церемониться не станут.
Люба открыла дверь и с удивлением узнала пришедшего. Это был Максим Лодзинский, адвокат покойного Кешки. Она видела его несколько раз. Лодзинский всегда был редкостный негодяй и сволочь, и обещал стать еще большим. Радости у женщины не прибавилось при его виде. Один подонок сидит в комнате, второй стоит на пороге её дома. Кого выбрать? С кем безопаснее?
– Михаила здесь нет, – сказала она, не желая даже пускать в дом адвоката.
Хватит ей того, что один негодяй уже был у неё и требовал денег. Два – это перебор.
– Я к вам, – ответил Лодзинский.
– Ко мне? – удивилась женщина и оглянулась.
– У вас кто-то есть в доме?
– Нет, – ответила Люба, не приглашая даже войти этого человека.
Лодзинский ничего, кроме гадостей, людям не сообщал. Женщина приготовилась выслушать только плохие вести.
– Люба, – говорил адвокат, – выяснилось, что у покойного Иннокентия были большие долги. Вы как наследница, приняли и долги.
– Много долгов? – спросила женщина, Лодзинскому она поверила.
– Да, – ответил адвокат.
– Всем сегодня от меня нужны деньги, – пробурчала Люба. – Но их у меня нет. Подавайте в суд. Будут высчитывать из моей учительской зарплаты, из декретного отпуска. К смерти расплачусь.
– Может у вас есть собственность, что-то можно продать? – участливо спросил адвокат. – Выход всегда можно найти.
Но женщина не верила его участливому тону. Слишком часто участливый тон Лодзинского завершался большими неприятностями.
– Квартира есть у меня. Но тогда я буду жить на улице. Я этого не хочу и не могу позволить. У меня будет ребенок.
Женщина промолчала кое о чем: ни к чему упоминать о втором жилье – пустой родительской квартире.
– Неужели вы больше ничего не получили от Иннокентия, что подлежало бы продаже? – не отступал Лодзинский.
– Ничего. Если только себя, – горько ответила она. – Корова с теленком ценится дороже...
Лодзинский повернулся.
– Я зайду после, когда у вас будет хорошее настроение, – сказал он. – Тогда все и обсудим.
– До свидания.
Люба стояла у двери и смотрела вслед. Один негодяй дал отсрочку. Другой сидел в комнате. Как-то надо избавиться и от него.
– А ну иди сюда, – приказал из комнаты Махнов. – Если тебе дорог твой недоносок. Не вздумай бежать. Столкну с лестницы.
Люба прошла в комнату. В ней резкой волной поднялась злость. На всех: на исчезнувшего и не подающего никаких вестей Михаила, на умершего Кешку, на этих двух господ, что хотят урвать с неё деньги. Махнов толкнул Любу в кресло. Она инстинктивно обхватила живот руками, сумела не упасть.
– Значит так, – Махнов навис над ней. – Ты продаешь квартиру и деньги отдаешь мне. Иначе твой ублюдок не увидит свет.
– Отойдите от меня, – с силой оттолкнула его женщина. – И не смей называть моего ребенка ублюдком. Это ты ублюдок.
Махнов упал.
– Ах ты, подстилка Мишкина! – заорал он, вставая.
Люба схватила тяжелую китайскую вазу и запустила в Махнова. Тот увернулся. Раздался звон разбитого фарфора. Неизвестно, чем бы все кончилось, но Люба забыла запереть дверь, а Лодзинский вовсе не собирался уходить. Его длинный нос чувствовал: здесь что-то не то. Люба чем-то испугана и что-то скрывает. Максим Викторович появился в квартире в тот момент, когда Махнов толкнул Любу. И Лодзинский испугался, на минуту, но испугался: и за себя, и за Любу, что она упадет. Это был давний детский испуг. Никто не знал, что в тот момент, когда беременную женщину толкнул Махнов, перед Лодзинским пронеслось другое видение из его далекого детства. Пьяный отец бьет в большой живот матери, та падает. А потом он идет к кричащему от страха маленькому мальчишке – Максиму. Сейчас мальчику будет очень плохо. Перед отцом встала бледная от страха старшая сестра Наташа, отец отшвырнул её с дороги, как щенка. Наташа вылетела из окна, но поднявшаяся мама, (а у неё такой же большой живот, как у этой женщины, сидящей в кресле и побелевшей от страха) оттолкнула отца от мальчика. Отец упал, потом встал и с силой ударил маму. Она упала, потеряв сознание. И тут появился старший брат с охотничьим ружьем в руках. Максиму было шесть лет. Наташе – десять. Брату – четырнадцать. Брат выстрелил из охотничьего ружья в отца. Отца не стало. Маленький Максим не мог понять, почему от них увезли брата, в чем он виноват. Ведь он всех спас от озверевшего отца. Но справедливости не было. Мама родила мертвого мальчика. В колонию попал брат. Наташа в результате падения из окна стала горбатой. А Максим через много лет поступил в юридический, он мечтал вернуть старшего брата, который не вылезал из тюрем. Брата вскоре убили. А Максим стал служить богатым людям, позабыв свои детские мечты о справедливости. Лодзинский был нехорошим человеком. Но всю жизнь перед ним было видение: отец бьет беременную мать, обнимает старшая сестра, укрывая маленького брата худеньким тельцем, стреляет в озверевшего отца старший брат. В тот момент, когда вставший Махнов снова поднял руку на беременную женщину, Лодзинский сразу понял, что Махнову будет плохо. Очень плохо. Он резко выкинул руку вперед, нанося сильный удар, и Махнов упал со сломанным носом. Пришедший в ярость Лодзинский ударил его несколько раз ногами, только вид застывшей испуганной женщины остановил его, он набрал какой-то номер по мобильнику, отдал несколько приказаний. Через несколько минут Махнова увезли какие-то люди. Ушел и сам Лодзинский.
Двое суток после этого Любаша боялась выйти из дома, решила никому не открывать дверь. На третьи сутки она пошла в магазин и тут же увидела во дворе Лодзинского. Он шел к Любе. Она вернулась и впустила адвоката.
– Мне нужен Иннокентий, – сказал он. – Я ищу его.
– Какой Иннокентий? – удивилась Люба. – Вы хотели сказать Михаил? Но я уже говорила, что я не знаю, где он. Я ничего не знаю.
Лодзинский о чем-то думал. Потом сказал.
– Но ты беременна.
– Мишка не знает об этом.
– Какой Мишка?
– Мой Миша. Отец ребенка.
– Так ты не знаешь...
– Да, я не знаю, где Михаил. И никогда не знала, – сердито говорила Люба. – Я видела его последний раз по телевизору, когда вся семья Годеонова была на открытии собачьего приюта...
– Во главе со старым Облонским: – для чего-то уточнил Лодзинский.
– Не знаю, не интересовалась.
– А к тебе насчет наследства юристы приходили от Облонских....
– Я не была замужем за Михаилом, – прервала его Люба. – Мне не положено никакого наследства. Я и не претендую.
– Да Бог с ним, с этим Михаилом, – прервал Лодзинский.– Мне Кешка остался должен. Его должок я хочу вернуть.
– Ах, вы об этом. Сколько? – спросила Люба.
Услышав ответ, зло спросила:
– Квартиру тоже прикажешь продавать, как Махнов. А сама на улицу! Нет у меня таких денег.
– Не знаю, – задумчиво ответил Лодзинский, что на него было непохоже. – Не надо продавать квартиру.
Этот негодяй был в противоречивых чувствах. Так удачно придумал с долгом Кешки. Но Люба была беременна. Где-то в глубине души жил в господине адвокате испуганный мальчик, у которого на глазах негодяй-отец избивал беременную мать. Этот испуганный мальчик не давал обобрать беременную женщину. И впервые в Людзинском шевельнулась совесть. Но ненадолго. Кешка хотел переиграть его. Объявил себя мертвым, а сам приготовился хапнуть наследство Облонских. Не выйдет. Максим получит свое. Как? Он пока еще не знает. Но наследство существует. Это точно. Сейчас хотя бы кусочек тяпнуть небольшой.
Люба, не дождавшись ответа, заговорила сама.
– У меня есть дорогая машина, – сказала Люба. – Я её продам. Больше ничего нет у меня.
– Машина откуда? – удивился Лодзинский.
– Купила на Кешкины деньги, – для чего-то соврала Люба. – Доллары все равно обесценивались.
В тот же день она показала Лодзинскому BMW. У адвоката загорелись глаза.
– Я забираю машину. Будем считать, что часть долга Пикунова ты мне вернула.
Люба, через день подписав у нотариуса документы на куплю продажу, не удержалась и спросила:
– Почему, Максим Викторович, вы помогли мне с Махновым? Припугнули его. Я ведь знаю вас, вы родную мать продадите.
– Мать не продам, – ответил негодяй. – Вы не правы, Люба.
Больше он ничего не стал говорить. Никто не должен знать про испуганного мальчика, живущего в душе негодяя-адвоката. Люба отдала BMW Лодзинскому. Только теперь она не знала, на что будет жить с ребеночком тот год, что не будет работать. Да, она так и так планировала продать машину, рассчитывала на эти деньги. Миша бы понял, когда вернулся бы. Если он, в самом деле, жив. А родительскую квартиру нельзя трогать. Миша вернется, её продадут, чтобы вернуть долг Облонским, то есть теперь Годеонову. Ладно, выкрутиться Люба. Вера поможет. Она уже говорила об этом.
Через день Любу разыскала горбатая сестра Максима Лодзинского.
– Меня зовут Наташа, – представилась женщина.
Наташа принесла за BMW деньги женщине, большую сумму, но не всю. Долго извинялась:
– Простите Бога ради, что не пришел брат, – говорила Наташа. – Он срочно уехал вместе с мамой. У нас мама больна. Просил вас принять назад эти деньги. Я знаю, вы не верите, что мой Максимка может совершить благородный поступок. Но послушайте, что я вам расскажу. Вы поверите.
И Наташа рассказала историю своей семьи. Люба слушала и ужасалась. Женщина поверила горбатой сестре адвоката, что в нем заговорила совесть. Наташа оставила деньги, правда, их там было чуточку поменьше, и ушла. Люба не знала, что горбатая женщина села на ближайший поезд, идущий в восточном направлении, и уехала. Дома Максим Лодзинский застал плачущую мать.
– Твоя блаженная сестра все-таки уехала от нас, – сказала она сыну.
– Не надо было мне рассказывать вчера про долг Кешки Пикунова, – задумчиво сказал Лодзинский. – А куда поехала Наташа?
– В П-ск. Там мои родители оставили ей однокомнатную квартиру.
– На что она собирается жить?
– Она забрала деньги, что ты вчера принес.
Мать показала записку. Лодзинский прочитал:
– Максим. Эти деньги прокляты. Я забираю их у тебя и уезжаю. Я надеюсь этим спасти твою душу.
– Да черт с ними, с деньгами, еще заработаю, – пробурчал Максим. – Главное, чтобы Наташке они пошли на пользу. А то ведь она может сдать их в ближайший детдом. Блаженная ведь!
Максим проверил счета ближайших детских домов, нет, денег в крупных суммах туда не поступало. В П-ке тоже. Он успокоился. Значит, у Наташки они. А для сестренки и матери негодяй Лодзинский был самым нежным братом и сыном.
– Вот что, мам, поехали и мы отсюда, – сказал он матери. – Могилу брата мы навестили, памятник я обновил, ограда новая. Посмотрели и на отцовскую могилу. Пусть дальше зарастает. Едем в наш новый дом. В А-к.
– Едем, – согласилась мать и вздохнула. – Наташка хоть будет недалеко от нас.
– Я еще там и Кешку подою, – про себя заговорил Максим. – А ведь не знает его Любка, что не разорялся он. Не знает про наследство. Но пока не пришло еще время. Ох, и поимею я еще с вас!
Конец семьи Облонских.
Все местные каналы П-вского телевидения без конца демонстрировали кадры страшной катастрофы. Черный BMW на полном ходу врезался в огромный «Урал». Сюжет показали даже по центральному телевиденью, по НТВ: сталкиваются две машины, в BMW находилась семья богатого предпринимателя Годеонова, в «Урале» за рулем был молоденький солдат и генерал Рычагов. У солдата были только ушибы, Рычагов отделался вывихом ноги, семья Годеонова погибла. Самому Годеонову раздробило ноги. Многие видели в «Чрезвычайном происшествии» эту катастрофу. Кто-то снял на телефон. Без конца мелькал на экранах искореженный БМВ, без конца журналисты смаковали эту новость, повторяя, что старый князь Облонский, которого хоронили в тот день, забрал свою семью с собой, что в живых остался только один Годеонов, он находится в тяжелом состоянии. Тут же показывали, как солдатик вытаскивает сначала генерала из «Урала», потом Годеонова из машины, оттаскивает его в сторону, как охает и падает на поврежденную ногу Рычагов, а солдатик вновь бежит, вытаскивает второго мужчину без признаков жизни, и все. Кричит что-то Рычагов, солдатик падает на землю. BMW вспыхнул. Годеонова погрузили в машину скорой помощи. Он равнодушно молчал. Тут же суетились подъехавшие военные. Они помогли погасить машину, вытащили трупы, забрали Рычагова с солдатиком в госпиталь, уволокли на тросе поврежденный «Урал», а искореженный и наполовину сгоревший BMW увез эвакуатор.
Родион Тимофеевич Годеонов был помещен в отдельную палату. Его уже прооперировали. Собрали раздробленную ногу, забинтовали, загипсовали. Он быстро пришел в себя после наркоза. Было очень больно. И на душе погано. И очень-очень одиноко. Мужчина знал, что никто к нему не придет. Некому! И дело было не в погибшей семье. Те тоже не стали бы его навещать, если бы остались живы.
Родион Прокопьевич, лежа на больничной койке, размышлял о жизни. О своей богатой и несчастливой жизни. Все время он вкалывал, делал деньги, помогал богатеть империи Облонских. Нет, конечно, и себя не обидел, были у него деньги, и приличные деньги. А зачем они ему? Семьи нет, погибшая дочь презирала своего отца, да и он никогда не любил Кристу. Бог им всем судья, Облонские теперь перед всевышним отвечают за свои страшные грехи. А Годеонов остался живым. Впереди надвигается старость и беспросветное одиночество. Уставшему больному мужчине до боли в сердце вдруг захотелось тепла, обыкновенного человеческого слова, доброго участия. Хотелось прийти домой, услышать там звонкий детский голос, который радовался бы ему, хотелось, чтобы ждала надежная женщина. И это женщина должна быть Лиза, тетка Михаила.
Когда-то молодой Годеонов влюбился в красавицу Зою Соколову, мать Михаила, но она предала их любовь, легла за деньги в постель с богатым Эдуардом Облонским. И Родион, обидевшись, в отместку женился на Снежене, дочери Эдуарда. Ну и что он получил? Счастья ему не было ни одного дня. И Зое тоже, которая вернулась в свою деревню, быстро вышла замуж, также быстро развелась и начала пить. Сына её вырастили старая мудрая баба Нюша и Лиза. Лиза... Маленькая сестра Зои, она была младше на десять лет, а разума было больше, чем у старшей. Родион Прокопьевич вспомнил, как светились сочувствием глаза девочки, когда он приехал к Зое с надеждой, что наврали про неё и Эдуарда, что ничего не было между ними. Баба Нюша отвела в сторону свой взгляд, отказалась выйти к Родиону Зоя, а Лиза жалела его, Годеонова, жалела сестру, просила простить друг друга. Но молодость не знает компромиссов. Годеонов не простил невесту. И через какое-то время женился на Снежене... И только спустя год понял, во что он влип, какую непоправимую ошибку совершил. Пить, слава тебе Господи, не начал, зато набросился на работу: другого ничего у него не осталось. Иногда разрешал себе навестить бабу Нюшу и её дочерей. Смотрел издали на маленького Михаила, на подрастающую Лизу – она становилась красавицей. Встреч с Зоей и бабой Нюшей Родион избегал. Считал себя виноватым в судьбе Зои. Давал деньги. Боясь строгого взгляда бабы Нюши, ненависти Зои, передавал конверт Лизе. Девочка брала, не задумываясь, что там лежит. Её бабушка, спасибо ей за это, ни разу не вернула этих денег. Именно Годеонов настоял, чтобы Лиза училась после школы в институте. Он взял на себя расходы. Но, к сожалению, умерла бабашка Нюша. Только тогда понял Родион Прокопьевич, что не в обиде на него была старая женщина. А вот Лиза наотрез отказалась принимать деньги у Годеонова, вернулась в деревню, сама растила племянника. Хотя Родион Прокопьевич предлагал взять Мишку к себе, пока Лиза доучится, она не согласилась. Годеонов давно уже понимал, что любит эту девушку, не Зою, а Лизу. Но Лиза, в отличие от сестры, была человеком строгих моральных принципов. Годеонов долго думал, что он недостоин Лизы; что, пока он считается мужем Снежены, ему даже не стоит говорить о своей любви. А потом Лиза призналась, что тоже любит его. Их недолгое счастье продолжалось два года...
