Текст книги "Приворотное зелье на единственную (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
– Ясненько, понятненько, – констатировал сам себе мужчина. – Гера не стесняется, ворует денежки Облонских, а убытками, как всегда будет заниматься Годеонов. По-честному, эти деньги надо бы отдать Годеонову. Но сейчас неподходящий момент. А денежки эти мне очень кстати.
Михаил так и вынужден был дать парнишке сто долларов к его радости. Михаил подумал всего секунду, сунул парнишке еще сто долларов и попросил отвезти сначала домой к Годеонову, а потом на вокзал. Дома он благополучно забрал свои документы. Кроме денег в сумке Герасима обнаружились его паспорт и новая кредитка в конверте с пин-кодом. Михаил, увидев рядом с вокзалом банкомат, ради интереса пошел и попробовал снять сто тысяч. На счету еще осталась огромнейшая сумма.
– Так, – подумал мужчина. – Вот ты, Гера, и поможешь мне уехать. Исчезнуть с горизонта Облонских.
Он купил по Гериному паспорту билет на поезд в южном направлении. Перед отъездом ему надо было встретиться с Любой. Её не было дома, несмотря на поздний час. И соседки Нины не было. Михаил зашел в гараж, у него были ключи от боковой двери, сел в машину, написал записку. Он ждал долго, но свет так и не зажегся в окнах Любы. Михаил вызвал такси и отправился на вокзал. Мужчина сел по Гериному паспорту на поезд, проехал несколько станций, сошел в большом городе. А оттуда улетел на самолете в противоположном направлении по своему паспорту и уже через двое суток был в небольшом северном городишке, где в основном жили газовики и обитал его старый друг Степан Батько. Вместе со Степаном Михаил занялся поставками сюда овощей и фруктов. Деньги, что оказались в сумке Геры, помогли им раскрутиться. Дело оказалось прибыльное. От овощей и фруктов они перешли и к другим поставкам, открыли крупный супермаркет. Спустя год Михаил имел свой счет в банке, он посчитал: еще года три и он сможет вернуть все долги и Герасиму, и Годеонову. Что удивительно, Михаила даже не пытались найти.
Квартиру Михаил не стал покупать. Сначала не было лишних денег, потом решил подождать. Честно сказать, мужчина любил климат не такой суровый, а помягче. Далеко, в глубине души, жила мечта о возвращении в П-в. Друг устроил его на квартиру к своему хорошему знакомому, с которым вместе рыбачил и охотился, Федору Васильевичу Устинову. Дом у Устиновых был теплый, крепкий, одну комнату всегда сдавали для приезжих. И Михаил там прожил больше года. Его устраивало, что жена Федора взяла на себя заботу о быте Михаила. Она всегда звала постояльца к столу, стирала постельное белье, а впоследствии по просьбе мужчины стала следить и за его костюмами. Михаил сам повысил плату за квартиру. Еда на столе Устиновых была без изысков, из того, что добывал Федор на рыбалке и охоте, простая, добротная и много. Если Марина готовила рыбу, то жарила её в сковороде размером с колесо. Если готовила мясо, то огромный котел. А колбасу, сыр, овощи и фрукты приносил Михаил. Но, помня здоровую диету сумасшедшей Кристы, предпочитал съесть тарелку наваристой ухи или густых щей с огромным куском мяса, чем жевать листья салата. И он был доволен, и хозяева тоже, особенно их дочь, теперь девочка ела колбасы, сколько хотелось, и конфетами её дядя Миша баловал.
Михаил загрузил себя работой, но и в те недолгие часы для сна душа его не знала покоя. Снилась ему Люба. Каждую ночь снилась. Вот она стоит перед ним обнаженная, лениво тянется, вот обнимает своими ласковыми руками, шепчет на ухо всякие милые глупости. Как-то приснилось, что плачет она, плохо ей, заболела. Михаил встревожился. Ведь оставил её одну. А вдруг Гера выполнили свои угрозы. И тогда Михаил попросил друга, который в начале осени ехал по делам в П-в, узнать, как живет Люба. Дал ему и Любин адрес, и Вероники, предвидя, что Люба может оказаться у подруги. Он просил действовать, не называя его имени. Друг привез грустные сведенья. Оказалось, Люба уехала назад в А-к. Так сказала подруга жены, так сказала соседка.
– Люба вернулась к Кешке. Что же, сам виноват. Не надо было уезжать без неё. А то струсил, сбежал, – констатировал Михаил и попытался себя утешить: – По крайней мере, Любаша теперь в безопасности. Не должен Кешка дать жену в обиду.
А в глубине сердца стучало одно? Упустил Любку, опять упустил! Какой же дурак! Порой ему хотелось сесть на самолет и рвануть в А-к, забрать Любу у Иннокентия. Но ведь не поедет, если сама, добровольно вернулась к мужу, простила его обман. А вдруг не сама, вдруг её заставили, тот же самый Гера? Мысли о Любе не оставляли мужчину. Женщина продолжала сниться каждую ночь. Как наяву он видел её рыжие волосы, янтарные глаза, смеющиеся губы, насмешливую улыбку, вновь во сне переживал их безумные ночи. "Янтарек мой", – звал её Михаил и сам просыпался от этого зова. Друг, видя одиночество Михаила, советовал познакомиться с хорошей женщиной, жениться или завести любовницу. Но стоило Михаилу перемигнуться с дамой, пойти куда-нибудь с ней, как в самый неподходящий момент всплывало лицо Любы. И опять сбывалось проклятие Кристины. Не мог Михаил обнимать и целовать других женщин. Да и некогда было. Он работал как проклятый, создавал свое дело. А потом зимой во снах стала появляться баба Нюша. Добрая бабушка ругала без конца Мишку и приказывала ехать домой.
– Может, что с Лизой случилось? – думал мужчина. – Я же ничего не знаю про неё. Но Годеонов не должен дать её в обиду. Он давно любит мою тетушку.
Если про Любу Михаил пытался узнать, то про Лизу, как всегда, отложил на потом. Лиза, милая маленькая мамочка Лиза, она была как настоящая мать: все прощала племяннику. Пусть она потерпит еще немного. Она своим колдовским чутьем должна понять, что у Михаила все хорошо. Вот все успокоится, Михаил вернет долги и заберет Лизу сюда, если, конечно, она поедет. Крепко же в Михаила въелся страх и отвращение перед Облонскими: никак не решался он позвонить или написать тетке, чтобы не выдать себя. Лизу же Облонские не тронут, это мужчина знал, за неё Годеонов горло всем перегрызет. Видел Михаил, как он смотрел на её фотографию, что стояла в рамочке на столе Мишки, а потом вообще вроде нечаянно унес. Мишка не стал заострять на этом внимания. Не прошли чувства Родиона к Лизе.
Так пролетел год. Пришло короткое северное лето. В середине августа, в их городишко прилетел предприниматель из А-ка Дмитрий Королев, дальний родственник жены Федора Васильевича Устинова. Хозяйка извинилась перед квартирантом и попросила, чтобы Михаил разрешил Дмитрию спать в комнате Михаила на диване, других свободных комнат в доме не было.
– Митя ненадолго к нам, – говорила она, – всего на две недели. Поохотится, порыбачит с Федей и домой к жене и дочкам
А Михаил даже обрадовался, знал, что у Королева похожий бизнес. Мужчины познакомились, между ними возникла сразу взаимная симпатия. Как-то Федор Васильевич уговорил и Михаила отправиться на рыбалку. Михаил не прочь был отдохнуть. Он уже и не помнил, с чего начался их разговор, когда они, разобрав и засолив пойманную рыбу, сидели возле костра. Было светло от незаходящего северного солнца, спать не хотелось, несмотря на усталость и полчища комаров. Дмитрий что-то рассказывал о своей семье – двух очаровательных дочках и жене Алине. Дочек он любил больше всего на свете, про жену говорил меньше. Сказал только, что она у него необычная женщина.
– Её в нашем городе "зеленоглазой ведьмой" прозвали, от слова "ведать". Алина, в самом деле, умеет видеть будущее, и не было случая, чтобы она в чем-то ошиблась. Правда, правда, – говорил Дмитрий улыбающемуся собеседнику. – Не веришь? Зря.
– Верю, – поспешил успокоить его Михаил. – Меня тоже вырастили две деревенские ведьмы: бабушка и тетя.
Но Дмитрий принял эти слова за насмешку и стал рассказывать интересный случай про их местного предпринимателя, который якобы несколько лет был в коме. И звали его Иннокентий Пикунов. Мишка усмехнулся, слушая про кому бывшего мужа Любы. От кредиторов прятался Кешка.
– Так вот, – продолжал говорить Королев, – моя Алина не поверила в то, что Пикунов столько время был в коме. Сразу сказала, что прятался от кого-то, а его родственники с похоронами разыграли целый спектакль. Жена Кешки, якобы став вдовой, уехала из А-ка в родные места, а он тоже туда тайно скрылся, чтобы пересидеть время. А теперь объявился...
– Нет, – прервал Михаил, – не было в П-ве Кешки, не ездил он следом за женой.
– Ты его знаешь? – удивился Дмитрий.
– Жену его знаю, – нехотя ответил Мишка.
– Но я не об этом, – продолжал Королев. – Теперь бандитские группировки друг друга постреляли, хозяином в городе стал Серебров, Кешка и ожил... Выбрал подходящий момент.
– А может, он ожил после того, как к нему жена приехала, – вылетел вопрос у Михаила.
– Нет, – удивленно ответил Дмитрий. – Жена к нему не приехала. Наоборот, он говорил, что сам скоро поедет за ней...
Михаил насторожился. Здесь было что-то не так. Любы же нет в П-ве. Так где она? Неужели Гера.... Внутри все похолодело.
– А это точно?
– Что?
– Что жена Иннокентия к нему не приехала год назад?
Дмитрий понял, что это вопрос очень важен для постояльца Федора Васильевича и ответил:
– Точно. Мы перед моим отъездом были у Сереброва, а там нарисовался живой Кешка. Ну, все выпили за воскрешение покойничка и стали слушать историю его чудесного исцеления. Иннокентий рассказал, что во время охоты пьяный абориген порезал другого человека, сильно лицо изуродовал, его и похоронили вместо Иннокентия, а самого Иннокентия держали в больнице, считая другим человеком, так как он был без сознания все время. Серебров не поверил, посмеялся и попросил Алину сказать, что она думает по этому поводу. Алька усмехнулась и сказала, что у Иннокентия за время комы атрофировался мозг, раз городит такую ерунду. Да, к чему я это все говорю, – пояснил Дмитрий. – Кешка тогда заявил: "Зря не верите. Вот скоро привезу назад жену, она подтвердит. Ведь она даже уехала отсюда, считая меня мертвым". И добавил: "Моя Любка, верная душа, ни за что бы не бросила меня. День и ночь сидела бы рядом, зная, что это я в коме, а не другой".
– Так Люба не приезжала к Кешке? – Михаил даже привстал от напряжения.
– Нет, по крайней мере до моего отъезда сюда Кешка не хвалился, что жена вернулась, – ответил Дмитрий и предложил: – Давай я позвоню Алине, да прямо сейчас позвоню, если это так тебе важно. Она узнает.
– Звони, – выдохнул Михаил.
Дмитрий тут же набрал номер по мобильнику. Алина долго не могла понять, что хочет от неё муж. Попросила дать трубку другу.
– Поговори сам с Алиной, – сказал Дмитрий. – Только, – он замялся на секунду, – не удивляйся ничему. Моя Алька умеет читать мысли, даже на расстоянии. Она все-все понимает, она видит человеческую душу.
– Моя баба Нюша тоже умела, – засмеялся мужчина. – И тетя Лиза тоже. Говорю же тебе серьезно, ведьмы меня вырастили.
Когда Михаил стал говорить с Алиной, ему показалось, что он слышит красивый голос своей тетушки Лизы. До того были похожи интонации. Так что мужчина не удивился, когда Алина сразу поняла тревогу Михаила и решительно заявила по телефону.
– Хотя я еще и не узнавала про жену Иннокентия Пикунова, но точно говорю тебе, что твоей любви в нашем городе нет. Ты ведь любишь эту женщину?
– Да, – признался Михаил.
– Ищи свою любовь в другом месте.
– А если все-таки узнать у других? Вдруг Люба все-таки уже с Кешкой?
– Ладно, узнаю, – засмеялась Алина.
Через сутки Михаил знал, что к Пикунову жена не возвращалась, что тот сам собирается за ней ехать. Тревога Михаила усилилась. Он и так всю ночь на рыбалке не спал, ворочался. Баба Нюша снилась без конца, что-то все пыталась объяснить, опять ругалась.
– Бабуль, – сказал ей мужчина, устав от своих снов, – не ругайся на своего непослушного внука. Я завтра же поеду в П-в. Мне надо опередить Кешку. Ты только скажи: с Любой ничего не случилось.
– Ждет тебя, дурня, – баба Нюша улыбнулась и благословила своего внука. – Поезжай, сынок, поезжай к Любе. Ты там очень нужен.
Сынком звала его бабушка. И Лиза тоже за ней повторяла: "Сынок". А сынок струсил, сбежал, бросил женщин. Михаил задумался: не хватит ли ему прятаться. Деньги у него есть, пусть еще не хватает, чтобы вернуть долг Годеонову и Гере. Но надо себя уважать. Да и Годеонов вряд ли потребует сразу деньги. Так что выкрутится Михаил. А сейчас надо позвонить в П-в. После долгих раздумий набрал домашний номер Облонских, попросил позвать Герасима. Низкий грудной женский голос удивленно ответил, что Герасим погиб больше года назад вместе со Снеженой Эдуардовной и Кристиной.
– Что? – тихо переспросил Михаил.
Женский голос повторил.
– Когда это случилось?
– Все в один день, – словоохотливо ответили на том конце провода. – Когда хоронили старого Эдуарда Григорьевича. Такая страшная катастрофа... Вся машина сгорела...
Мужчина весь день был не свой. Не знал, верить или нет, живы ли Гера, Снежена, Кристина. А вдруг это очередная уловка Герасима? Дмитрий Королев посоветовал обратиться к помощи Интернета, найти местные газеты годичной давности. Михаил вышел на сайт П-вских газет. Нашел нужную статью и с удивлением прочитал, что в день смерти старого Облонского в автокатастрофе погибли его дочь, внучка и муж внучки, то есть он, Михаил.
– Ого! – присвистнул мужчина. – То-то я никому не нужен. Я, оказывается, покойник. А это и неплохо. Никому нет до меня дела, – и вдруг другая мысль: – А Люба, она ведь тоже может так считать! А Лиза! Что же я наделал! Они же думают, что я умер! Поэтому никто меня не ищет.
Прямой самолет в П-в должен был быть через неделю, Михаил не стал ждать, вылетел в Москву, там пересел на поезд, и уже вечером мужчина лежал на верхней полке поезда, идущего в П-в и перематывал в голове события последнего года своей жизни.
Сначала все-таки Михаил решил идти к Любе. Если нет, то обратиться к Веронике, она должна все знать и сказать, куда уехала Люба.
С тревожным сердцем подошел мужчина к знакомому дому в пригороде П-ва. Как объяснить все любимой женщине, чтобы она его простила, как потом идти к Лизе? Ну, с той проще, обрадуется, поплачет, поругается и простит в очередной раз неразумного племянника. А Люба могла за это время и замуж выйти.... Неужели он все-таки потерял свою Любку? Михаил подошел к подъезду Любы и увидел: с другой стороны шел... воскресший Иннокентий Пикунов. Михаил почувствовал небывалую злость. У него хотели увести женщину, его женщину. С этой целью идет сюда Кешка. Не будет такого! Никому не отдаст Любашу Михаил. Надо будет, наоборот, уведет у Кешки. Это его женщина! Именно такие чувства бурлили и кипели в душе вернувшегося мужчины.
– Здорово, покойничек, хорошо выглядишь, – зло первым заговорил Михаил. – Ты с какой целью ожил? Надоело в мертвецах ходить? Скучно?
– Сам должен знать. Ты вроде тоже помирал, – отозвался Иннокентий.
– Я не умирал! Журналисты меня похоронили, – продолжал злиться Мишка. – Ты-то зачем сюда пожаловал?
– За женой, – ответил тот довольно-таки доброжелательно.
– Она же считает тебя умершим. Шел бы ты отсюда.
– Ничего, скажу, что потерял память, что похоронили по ошибке не меня. Найду что-нибудь наплести. Любка, она верная, покладистая, обрадуется мне. А ты какими путями сюда? К кому?
Они уже подошли к подъезду и обнаружили, что стоит массивная железная дверь, подъезд закрыт на домофон.
– А я, Кеш, тоже за Любой, – зло-ласково пояснил Михаил. – Буду просить стать моей женой.
– Ага. Опять на деньги льстишься. От Криски ничего тебе не досталось, так ты к Любке лыжи навострил.
– Не понял, – ответил мужчина. – При чем тут деньги?
– На Криске в свое время женился из-за денег. Не спорь. Знаю все. Теперь на Любке хочешь. Деньги все себе цапнуть.
– Какие деньги? Ты Любу ни с чем оставил после своей так называемой смерти. Только на квартиру и хватило. Какие у неё деньги? Или ты с барского плеча ей пол-"Империи" своей отделил?
– А это не твое дело. Это моя " Империя". И вот что я скажу тебе, Михаил, думаешь, я не знаю, как ты тут клинья к моей жене подбивал, пока я в коме валялся? Полгода жил у неё. Не квартирантом чай – мужем. А ведь знал, что я живой. Ладно. Я неревнивый, Любе это прощу. Она молодая, интересная, темпераментная. Ей мужчина был нужен. Помог ты ей, Мишка, в трудный момент. А сейчас топай отсюда. Тебе ничего не светит. Никаких денег.
– Мне светит больше, чем тебе. Мне не деньги, мне Люба нужна. Я люблю Любу и не отдам тебе. И она меня любит! Запомни: Любка – моя!
Михаил перегородил вход во все еще закрытый подъезд. Он был настроен не пускать к Любаше Иннокентия, на кулаках отстаивать свое право на женщину. Но в это время дверь запиликала и распахнулась, Михаил невольно посторонился, из подъезда вышла веселая Люба с маленьким ребенком на руках. Ясноглазая девочка вертела темноволосой головой, доверчиво улыбалась. Несколько минут женщина стояла молча, глядя на двух мужчин; медленно сползала радостная улыбка с её красивого оживленного лица. Потом какое-то чувство пробежало в глазах женщины.
– Ни фига себе, явление народу, – озадаченно произнесла Люба. – Умерший муж и сбежавший любовник. И сразу вместе.
– Я за тобой, – сказали оба одновременно.
И Любе стало обидно, до слез обидно. Один объявил себя мертвым, другой исчез, больше года не было о нем ни слуху ни духу, мог бы подать весточку. И вдруг являются оба: "Я за тобой!"
– А не пошли бы вы оба отсюда, господа, куда подальше, – горько промолвила женщина.
Она прошла между ними и села в стоявшую неподалеку машину. Михаил успел заметить за рулем Веронику. Женщины уехали. Мужчины стояли в растерянности.
– Так вот чей это ребенок, – задумчиво произнес Михаил. – Все правильно, Вероникин. Она родила вторую девочку, когда я жил с Любой. Мы еще ездили на крестины. Люба очень любит детей. Все с Марусей Веркиной возилась, смеялась, что и себе родит когда-нибудь такую же рыженькую малышку...
Кешка резко оживился при словах, что ребенок на руках у Любы был не её, а подруги, и спокойно реагировал на слова, что Люба жила с Михаилом. Он знал это еще в то время, когда был жив Гера, который держал племянника в курсе всех событий. Через минуту Иннокентий спохватился.
– А что ты стоишь, рассуждаешь? Иди отсюда побыстрее, – он вызывающе глянул на Михаила. – Чего приперся к моей жене? Тебе нечего здесь делать. Или ты забыл: Любка – моя жена.
– Так и побежал. Жди! Люба – не жена твоя. Ты забыл, что ты покойничек по всем документам. Вдова! Люба – твоя вдова. Она моя женщина, – также с вызовом ответил Михаил. – Так я тебе и отдал Любу. Запомни, никогда больше с тобой Люба не будет жить. Не получишь! Она выйдет за меня замуж!
Уехавшая женщина не видела, как сцепились в драке двое мужчин. Рослый крупный Михаил и невысокий Иннокентий. Каждый хотел себе эту женщину. Кешке бы ни за что не справиться с Михаилом, если бы не вмешательство третьего лица. Драка прекратилась при неожиданном появлении Годеонова. Тот подъехал на машине, посигналил, привлекая внимание, распахнул дверку:
– Кешка? Пикунов? Ты уже здесь? Какими путями? -произнес Родион Прокопьевич. – Хотя зачем я спрашиваю? Держишь нос по ветру. Через неделю огласят завещание. Быстро прибежал.
Взгляд его упал на другого мужчину.
– Мишка, блудный сын, – Годеонов откровенно обрадовался. – Ты вернулся. Вот это новость! Где пропадал-то столько времени? Лиза вся извелась. Мог бы дать весточку тетке. Ты же единственный ей родной человек. Но это хорошо, что ты вернулся. А из-за чего драка? Хотя и так знаю. Не отвечайте! Из-за Любы. Так я понимаю, кто сильней, тому и достанется Люба, – немолодой мужчина минуту помолчал: – А вы её спросить не пробовали? Кого она выберет! Кто ей нужен?
– И спрашивать не буду, – пробурчал Михаил и куда-то пошел. – Я и так знаю, что не отдам Кешке Любу. Я дважды её терял, и все из-за этих благородных придурков Облонских. Сейчас этого не будет!
– А чего спрашивать? – отряхивал свой дорогой костюм Кешка. – Любка – моя законная жена. Мы с ней жили очень неплохо. Сам был у нас в А-ке, видел: мир и лад у нас полный. Так что была она мне жена, ею и будет.
– Вдова, – поправил его Годеонов. – По всем документам Люба – вдова Иннокентия Пикунова.
– Аннулируем неверные записи. А еще лучше вновь поженимся. Любка вполне меня устраивает. Отгрохаем по-новому свадьбу.
– Люба игрушка тебе что ли? Умрем, поженимся, разженимся... Как ты просто все решаешь, Иннокентий? Зачем ты прислал её сюда несколько лет назад. Мешала тебе? – возмутился Родион Прокопьевич. – Только мне не городи про свою кому, про ошибку родных, близких, медиков. Все равно не поверю. Я-то знал, что ты жив.
– Не мешала мне Любка, она очень меня устраивала, – уклончиво проговорил Кешка. – Но мне надо было умереть на время. Это для её же пользы.
Он не собирался посвящать Годеонова в сведенья о том, что внебрачная дочь Эдуарда – это Любка. И старый придурок Эдуард долго грозился оставить все деньги внебрачной дочери, поэтому Кешка срочно женился на Любе, о чем никогда не жалел, кстати. Она была хорошей женой. Потом Эдуард решил, что деньги отойдут трем его дочерям при условии, что они не должны быть замужем, не должны иметь детей, в противном случае не получат наследства. Гера быстро смекнул, что Кристу он уже обезопасил много лет назад, быстро пристроив её замуж за Мишку, благо она сама этого хотела, поэтому он и ни в какую не давал Михаилу уйти от жены. Гера знал, что замужней Кристине ничего не достанется. За Снежену Герасим не переживал, она и замужем, и долгие годы он считался её опекуном, с того дня, как медики записали в её карточке слово "Шизофрения". Её деньгами он распоряжался бы в любом случае. Оставалась одна дочь, внебрачная. Трудно было Герасиму найти её, но он догадался, кто она. Помог портрет, который ненавидела Снежена – портрет княгини Ольги. Для создания этого портрета позировала горничная Ингрид – красивая Ольга, она же мать Любы.
Гера любил играть человеческими судьбами. Только имел слабость, за что-то любил всю жизнь сумасшедшую свою сестру Снежену, поэтому медлил со свом планом – вернуть состояние Пикуновым, истинным владельцам.
Доченька.
– А не пошли бы вы оба отсюда, господа, – с обидой сказала Люба и быстро подошла к машине подруги.
Вера взяла у неё ребенка, поцеловала в пухлую щечку. Она уже долго и с большим удивлением наблюдала за двумя мужчинами, что спорили у закрытого подъезда. Вера хоть и была удивлена появлением Михаила и Иннокентия, но решила позвонить Любе на мобильник и предупредить её.
– Вот это номер, сразу оба. Неужели за Любой? – думала подруга.
Однако, оказалось, что Люба забыла свой мобильник в машине Годеонова. Тот ответил. Вера подумала всего секунду и сообщила ему, что здесь, около дома Любы, сразу вместе Мишка и Кешка. "Так! – подытожил Родион Прокопьевич. – Я сейчас вернусь!" Позвонить Любе на домашний телефон Вероника не догадалась. Она сидела и наблюдала за спорящими мужчинами. Мишка явно был сердит и что-то со злостью доказывал Кешке. Вера не знала, как реагировать на их появление. Ничего не сказала она и Любе, когда та спокойно прошла мимо мужчин, обронив всего несколько слов, и села в машину.
– Вера, поехали, – Люба устроилась на заднем сидении и взяла дочку к себе.
Вера тронула машину.
– Что же ты не поговорила с Михаилом? Не осталась с ним? – спросила она подругу, лишь когда они приехали на к дому Веры. – Ты столько ждала его!
– А про Кешку почему не спрашиваешь!
– Я знаю, он тебе не нужен.
Люба молчала, ничего больше не говорила. У неё было непонятное настроение. Она ждала Мишку, все правильно говорит Вера. Он появился, а у Любы в душе поднялась обида.
– Ой, подруга, лучше поговори с Мишкой, – в голосе Вероники звучало осуждение. – Я в свое время не поверила Никите, знаешь, сколько раз потом пожалела... Хорошо, что он меня все-таки разыскал. Ты лишаешь себя счастливых дней. Все равно все простишь Мишке.
– Знаю, что надо поговорить, знаю, что прощу, – промолвила Люба. – Но мне обидно. Я же живой человек. Ну мог бы подать весточку! Хоть одно слово написать, жив, мол, я, не волнуйся, не переживай....
В душе женщины была обида и на Иннокентия. Кешка, как всегда, посчитал её за человека второго сорта, которому нельзя доверять. Мысли Любы перекинулись на бывшего мужа.
– Эх, Кешка, Кешка, – думала женщина, – Уж к тебе я, точно, никогда не вернусь. Ты сам в этом виноват. Ты не оценил моей верности. Все знали вокруг, что ты жив: братья, свекровь, твоя тетушка, Гера, даже Годеонов. А я не знала, мне не сказали. Пусть лучше поплачет жена. Я никогда не прощу тебе этого. Да и зачем тебе нужна была эта комедия?
С Иннокентия мысли опять перешли к Михаилу.
– Что я им игрушка? – думала женщина. – Один объявляет себя мертвым, потом воскресает, когда ему надо. А Миша... Да, Миша, я долго ждала тебя, плакала, считая погибшим. Но ты сегодня даже не спросил, что за ребенок у меня на руках. Чья это дочка? Эх, Мишка, Мишка! Ты не узнал своей дочки. Не почувствовал. А говорил, что любишь детей.
Люба собиралась провести этот день у Веры. Сегодня был день рождения Маруси, старшей дочери Веры. Лиза поэтому и отпустила её. Родион Прокопьевич повез Любашу и Нюсю. Он спешил. А Любе надо было заехать к себе, взять кое-что из вещей. По дороге позвонила Вера, сказала, что Родион Прокопьевич пусть уезжает, она сама заберет Любу из её квартиры. Уже когда Годеонов отъехал на приличное расстояние, он обнаружил, что Люба оставила в его машине свой мобильник. Он долго думал, вернуться или нет. Но тут позвонила Вера, думая, что звонит Любе, и сообщила, что у подъезда стоят Иннокентий Пикунов и Мишка Дубинец. Годеонов повернул назад. Но к тому времени, когда он вернулся, Вера уже увезла подругу.
Люба не смогла долго оставаться у Вероники. Мысли о Михаиле и Иннокентии её не покидали. Побыв совсем немного у подруги, Люба вернулась в свою квартиру. Ей надо было подумать, принять решение. В Соткино она поедет вечером. А пока она позвонила Лизе с домашнего телефона и сказала, что нашелся Михаил. Лиза уже знала: ей звонил Годеонов. Лиза предлагала Любе сразу вернуться в Соткино, та отказалась. Тетушка Михаила поняла, что женщине надо побыть одной. Сначала Люба долго сидела у кроватки спящей дочки и думала, думала, думала... Потом решила протереть пыль.
Спустя некоторое время позвонили в дверь. Женщина обрадовалась, подсознательно она все-таки ждала Михаила. Вот сейчас он встанет на пороге, скажет: "Любка, какой я дурак, прости меня. И покажи мне быстрее дочку!" И Люба сразу все простит. Только вместо голоса Михаила в домофоне она услышала Иннокентия. Вновь вспыхнула обида. Объявить себя мертвым! Она за все годы, что была его женой, оказывается, не заслужила доверия. Так выходило? Но, тем не менее, женщина сказала ему:
– Заходи, раз пришел.
Кешка вошел и начал с порога объяснять, что и как произошло, почему он жив. Любе стало противно: ведь понято – врет бывший муж. Опять что-то скрывает от неё.
– Можешь, ничего не говорить! Я уже давно пережила твое воскрешение. Родион Прокопьевич мне рассказал, что ты жив, – оборвала его женщина.
– И ты не поехала ко мне? – удивился бывший муж. – Не вернулась назад? В А-к?
– Зачем? Ты же числился покойником, а я вдовой. Я поняла, что мешала каким-то твоим планам. Я же глупая, болтливая, доверия не заслуживаю!
– Но ты же любила меня.
– Нет, Кеша, не любила я тебя. Но хотела полюбить. Ты убил мою любовь, когда она зарождалась. А своей мнимой смертью уничтожил и мои хорошие воспоминания о тебе.
Кешке не понравился тон жены. Прежняя Люба, которую он знал и любил по-своему, была покладистая, сговорчивая, не любила конфликтов. Она порой дулась на него, но недолго, прощала все. С такой женой он собирался продолжать свою жизнь. А сейчас в голосе женщины слышалась злость и вызов.
– Люба, наши чувства вернутся, – говорил он, – я пришел просить тебя вновь стать моей женой. Я люблю тебя, и ты сможешь полюбить. Мы же хорошо жили с тобой. Наша квартира цела...
Извинений со стороны Иннокентия не прозвучало. И это еще больше обидело женщину.
– А ты потом опять умрешь по какой-нибудь тайной причине, и мне придется вновь осваивать статус вдовы? Нет, Кеша, спасибо за честь, дорогой. Я оплакала свою семейную жизнь у твоего гроба. Как я плакала! Жаль, что не ты лежал в гробу. Оценил бы! Остальные, наверно, смеялись. А, может, им было неудобно, не совсем бессовестные, как ты...Все, Иннокентий. Тебе пора уходить. У покладистой Любки теперь своя, новая жизнь. И тебе в ней нет места!
– Ты замужем? – осторожно спросил Иннокентий.
– Нет.
– Что тебя тут держит?
– Жизнь, – Люба обвела рукой небольшую свою квартиру. – Я живу здесь. И я счастлива!
Раздался плач ребенка.
– Подожди немного.
Люба поспешила в спальню. Вышла назад с маленькой улыбающейся девочкой на руках.
– Вот, Кеша, смысл моей жизни. Это моя дочь Анна. Это мое счастье! Мне ничего больше не надо! И ты мне не нужен!
Нюся перестала улыбаться и настороженно смотрела на незнакомого человека.
– Да, ты всегда хотела ребенка, – задумчиво проронил Иннокентий. Он помолчал, а потом предложил: – Ну, если ты так хочешь детей, рожай. Я не против. Но только немного погодя и от меня.
– Не поняла, – женщина подняла вверх красивые полукружья бровей, в душе росло тревожное чувство, янтарные глаза потемнели.
– Ты опять станешь моей женой, мы зарегистрируем наш брак, и ты родишь хоть целую кучу. Я не буду возражать. А этого ребенка надо будет отдать куда-нибудь. Я подберу или хороший детдом, нет, лучше семью, чтобы ты не беспокоилась, девочке там будет хорошо, – говорил Иннокентий. – Потом, спустя время, мы сможем удочерить твою девочку, забрать обратно.
– Что? – из горла женщины вылетело несвязное хрипение. – Что? Ты соображаешь, что говоришь?
Она отнесла девочку назад в кроватку, дала ей соску.
– Посиди, мой зайчик. Не бойся ничего. Я никогда и никому тебя не отдам. Мама сейчас прогонит из нашего дома этого злого дядьку.
Люба плотно прикрыла дверь в спальню. Кешка не ожидал такого бешенства от своей спокойной покладистой жены. Люба была похожа на разъяренную волчицу. Сначала в него без всяких предисловий и предупреждений полетела китайская напольная ваза, большая, дорогая, Кешка сам её покупал когда-то, она стояла рядом с дверью спальни. Мужчина с трудом поймал её. Люба схватила стоящий на окне горшок с хризантемами, тоже запустила в бывшего мужа. Горшок удачно приземлился на дорогой светлый костюм мужчины.
– Ты чего, совсем сошла с ума! – заорал, отпрыгивая в сторону, Иннокентий. – Больно же!
– Мою, значит, девочку в детдом, в чужие люди хочешь отдать. Ах ты, покойничек, сейчас тебя в самом деле придется хоронить, – кричала Люба. – Уматывайся отсюда, близко не подходи к моему дому, если хочешь быть живым и здоровым. Я тебя самолично своими руками убью, прямо сейчас и убью... Вот только найду чем!
