Текст книги "Приворотное зелье на единственную (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Кешка спешно отступал к двери, загораживаясь руками, уворачиваясь от летящих в него предметов. Под конец Любе попалась в коридоре швабра, женщина протирала пыльный пол, когда пришел Иннокентий, и на мужчину обрушился шквал ударов. Под глазом Кешки вздулся лиловый синяк, светлый костюм был испачкан землей из горшка.
– Ненормальная, – крикнул бывший муж, выскакивая из квартиры. – Психопатка!
Вслед ему полетела обувь из прихожей. С подбитым глазом Иннокентий выскочил на улицу, садился в такси, что-то бурча под нос. А Люба, закрыв дверь, плакала вместе с испугавшейся девочкой, прижимая её к себе. Потом схватила телефон:
– Лиза! Лиза! Я приеду к вам! Прямо сейчас! Можно? Я вызову такси. Я боюсь, – она разрыдалась. – Я не хочу оставаться одна!
– Я сейчас тебя сама заберу, – донесся голос Лизы, она умела не задавать лишних вопросов. – Сиди дома, не открывай никому, мы приедем с Родей. Он недавно звонил, уже подъезжает к Соткино. Мы сразу за тобой. Говорила тебе, давай сразу заберу. Ладно, потом все расскажешь. Еду. Родя уже сигналит под окнами.
Голос Лизы подействовал успокаивающе. Минут через двадцать к дому подъехала машина. За рулем был сам Годеонов. Лиза вышла из машины и пошла в подъезд. Через пять минут из подъезда вышла Люба с Лизой и ребенком. Женщина все еще всхлипывала. Лиза несла улыбающуюся девочку.
– Что случилось? – спросил Родион Прокопьевич. – С Нюсенькой нашей все в порядке?
– Родя, может, после поговорим, – предложила Лиза.
– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Родион Прокопьевич. – Дайте лучше мне мою Нюсеньку. Я уже соскучился. Дедушка скучает без своей внучки.
Годеонов, как всегда, заулыбался при виде девочки. Он всей душой был привязан к малышке. Нюся тоже тянула к нему ручки. Она очень любила деда. Люба, хоть и всхлипывала до сих пор, но не могла удержаться от улыбки, видя, как дед с внучкой целуются. Это был обязательный ритуал. Родион Прокопьевич, держа на руках малышку, выпячивал губы и обиженно говорил:
– Кто пожалеет дедушку, кто его поцелует?
И чмокал губами. Девочка тут же обхватывала его шею ручонками и прижималась своими пухлыми губками к щеке немолодого уже Годеонова. Так она целовала дедушку. У Годеонова на лице расплывалось глуповато-самодовольное выражение.
– Говори, что случилось, – расцеловавшись с внучкой, сказал он.
Люба рассказала о появлении Иннокентия. Об его диком предложении отдать Нюсю.
– Кешка это серьезно говорил, – всхлипнула опять под конец Любаша.
– Он совсем чокнутый, – сердито подвела итог Лиза. – Идиот, как все родственники Облонских.
– Не чокнутый он и не идиот, – ответил Годеонов, – расчетливый гад. Ты Люба ему сейчас нужна в качестве незамужней женщины, без детей. Только на этих условиях ты будешь наследницей старого Эдуарда Облонского.
– Что? – Люба перестала даже всхлипывать. – Почему я?
– Ты – дочь Эдуарда Облонского.
Люба словно подавилась воздухом:
– Это невозможно, Родион Прокопьевич, – наконец тихо сказала она. – Я знала своего отца.
– Андрей Кубиков дал тебе свое отчество и фамилию. Твой биологический отец – Эдуард Облонский. Твоя мать до твоего рождения работала в доме Облонских?
– Я не знаю точно. Может, и работала.
– Я знаю. Она была горничной покойной жены Эдуарда, Ингрид, и любовницей старого Облонского. Ты, Люба, кстати, очень похожа на княгиню Ольгу, прародительницу рода Облонских. Я помню этот портрет, он всегда висел в кабинете Эдуарда, его как-то пыталась сжечь Снежена во время обострения своей болезни, а Эдуард восстановил его. Не знаю, куда только дел. Может, так и висит там. Я не был в этом доме после катастрофы.
– Ну даже если и так? При чем тут моя малышка? Нюся кому помешала?
– Старый Эдуард завещал все свое состояние своим трем дочерям. Но поставил одно условие: дочь должна быть одинокой на момент его смерти, не иметь детей. Старый маразматик любил играть человеческими жизнями, подчинять себе.
– Ну и слава Богу, – вздохнула Люба. – У меня есть дочь. Я не подхожу на роль наследницы. Я не отдам свою девочку никому.
– Мы не отдадим, – поправила Лиза, целуя ручку девочки, которая до сих пор сидела на руках деда.
– Ты понимаешь теперь, для чего Кешке надо было умереть в свое время. Чтобы ты стала вдовой и получила наследство, – продолжал говорить Родион Прокопьевич. – Тогда Эдуард чуть первый раз не сыграл в ящик. У него был сердечный приступ, думали инфаркт, но он выкарабкался. Кешка тогда срочно и помер, когда Эдуард висел между жизнью и смертью.
– Мог бы просто развестись, – Люба взяла дочь на руки.
Годеонов тронул машину.
– Нет, Эдуард и это предусмотрел. Наследница могла быть или вдовой, или незамужней. Я слышал это от Геры. А что на самом деле написано в завещании, не знаю. А денег у Эдуарда очень много! Формально вся "Империя" его.
– Но Кешка просчитался, – сказала Лиза, в душе желая одного, чтобы Люба и Михаил сошлись. – У нас есть Нюся.
Лиза, узнав о возвращении Михаила, весь день ждала его, бросалась к окну на каждый шум. Мишка все не появился. Терпеливой, всепрощающей Лизе становилось больно и обидно. Неужели, неблагодарный, пошел в свою мать, в Зою?
Годеонов тронул машину.
– Вот что Люба, – сказал он решительно. – Пока не огласят завещание, никуда из дома не будешь уходить. Никаких дальних прогулок по лесу с Лизой, и на речку не ходи. И в квартиру я тебя больше не пущу. И даже к Вере! Можно только по деревне, недалеко от дома. Я понимаю, ты ждешь Михаила, чего доброго, решишь жить у себя. А я не разрешаю! Пойми правильно. Я тоже волнуюсь и переживаю за тебя и нашу девочку.
– А Миша? – вопросительно глянула женщина.
– А Мишка.... Любит, значит, и у нас тебя найдет! И согласись: безопасность Нюси важнее всего. И, в конце концов, я скучаю, когда Нюси нет дома.
– Вот с этого бы и начинал, – засмеялась Лиза.
Испуганная Люба согласилась без возражений.
Ночь почти всю Люба пролежала без сна. Михаил так и не появился. Днем она прогнала и Кешку, и Мишку. Кешку даже дважды. С ним она никогда больше не будет встречаться. Ненависть к бывшему мужу поднималась волной. Не проходила и обида на Михаила. Он не пришел. Что же это такое? Один прячется, другой в непонятные игры играет. А она хочет обычного человеческого счастья, хочет, чтобы у девочки отец был, а у неё муж. И все же Люба, как и Лиза, ждала Михаила. Готовилась сказать ему, что скучала, что не хватало его, что у них есть Нюся. А Мишка не появлялся.
Продолжала ждать племянника и Лиза. Годеонову позвонила Иза, он уехал.
Женщины остались одни, но никуда и не думали уходить. А вдруг Миша придет? Они обе выглядывали на каждый стук калитки, на каждый звук машины. Но каждый раз это был не Михаил. Сначала прибежала какая-то молодая мама, благодарила Лизу за ребеночка, которому помогла бывшая колдунья, женщина в порыве благодарности хотела сделать для неё что-то. Но Лиза – жена богатого человека. Да и за лечение детей она никогда не брала деньги. Лиза улыбнулась молодой маме и сказала, чтобы не забыли позвать на свадьбу к дочке. Потом пришел сторож, он принес зарубленных и выпотрошенных двух кур – Лиза покупала у его жены домашнюю продукцию. Последним, уже по темноте, приехал Годеонов. Люба уже не стала выходить на улицу. Она тайком полюбовалась из окна кухни на эту немолодую пару. Родион Прокопьевич обнял свою жену, поцеловал. Лицо Лизы озарилось радостной улыбкой, она помогла мужу выйти из машины, подала костыль, подставила плечо, повела мужа в дом. Лиза помогла ему переодеться, заботливо усадила в кресло, которое специально для Родиона Прокопьевича поставили на кухне: ноги все еще побаливали, и временами сильно. А сегодня то ли на погоду, то ли от волнения они болели сильнее обычного. Люба тем временем подогрела ужин, поставила на стол тарелки.
– Как приятно, – сказал уставший и голодный Годеонов, – за мной ухаживают сразу две красивые женщины. Из рук таких женщин самая простая пища кажется нектаром. Господи! Спасибо тебе за мою новую жизнь, за счастье, за Лизу, за Любу и Нюсю...
Но тут донесся недовольный плач Нюси, и Люба поспешила к дочке. Крикнула, что назад не будет спускаться. И не спустилась. В окно она видела, как еще раз зачем-то пришел сторож. Уже поздно ночью Лиза поднялась в комнату Любы.
– Люба! Я знаю, ты не спишь, – тихо сказала она. – Я сначала хотела не вмешиваться в ваши отношения с Мишей, но Родя сказал, что ты должна все знать. Михеич, наш сторож, приходил недавно, он мне сказал, что Михаил находится здесь, в Соткино, в старом доме своей матери.
– Это который с заколоченными окнами? – отозвалась женщина. – Он же нежилой. Как же там Миша? Да и дождик начинается.
– Да, в этом доме, – ответила Лиза. – Мишка приехал туда сегодня вечером, сорвал замок с двери, доски отодрал, назад не выходил. Люба, ты сходишь к нему? Я бы сходила тоже, но уже темно и поздно, Родя ругается, сам не может, ноги разболелись, а завтра я поеду с Родей в больницу. Не нравятся мне его эти боли... Одного я не пущу. Он вечно все забывает, что говорит врач. Так что сходишь одна?
– Да, – ответила Люба. – Я сейчас прямо пойду. Сейчас аккуратно одену Нюсю, чтобы не разбудить...
Она готова была пойти по темноте сразу туда, но Лиза остановила.
– Куда ты сейчас пойдешь? Дождик моросит. Девочку еще простудишь. Лучше завтра...
– Мишка не догадался, что Нюся – его дочка. Я должна сказать ему про Нюсю. Он бы сразу с нами остался.
– Он бы и так остался, – улыбнулась тетушка Михаила, – если бы только ты глазом моргнула.
– Лиза! Я дура? Да? – убитым голосом сказала Люба. – Правильно мне Вера сказала: поговори с Мишей. А я не стала. Даже про Нюсю не сказала.
– Значит, скажешь, – ответила Лиза, помолчала секунду и добавила: – Я бы отпустила тебя и сейчас, но только одну, без Нюси. А ты без дочки не пойдешь ведь?
Люба не успела ответить, как раздался недовольный голос:
– Еще чего придумали! Нечего ребенка таскать по темноте.
Это поднялся в комнату Любы и Годеонов.
– Родя! – укоризненно покачала головой жена. – Зачем встал? Тебе же трудно по ступенькам ходить.
– Ничего! Я выдержу! А ребенка не дам по темноте таскать неизвестно куда. И Любку не пущу. Я за вас отвечаю, пока Мишки нет рядом. Все! Спать сегодня всем. Завтра найдем Мишку, если сам не явится.
– Хорошо, – согласилась Люба. – Я завтра сама разыщу Михаила.
Но сон по-прежнему не шел к женщине. Люба и радовалась, и злилась. Женщина без конца представляла встречу с Михаилом, прокручивала в голове разговор с ним. Как лучше ему сказать про Нюсю? Потом решила ничего не говорить, пусть догадается сам.
– А почему Мишка остановился в этом доме? – пришла мысль, когда уже засыпала, и сон опять отлетел прочь. – У него, наверно, опять нет денег. Как тогда зимой. Надо отдать ему деньги за его машину. Кредитка у меня где-то в сумочке, есть и наличные. Родион Прокопьевич недавно давал мне. (Годеонов регулярно давал деньги Любе, говорил, что это из Мишкиной части, а то просто для девочки от дедушки на витамины и игрушки. Люба краснела, но брала. Хоть и было все в доме: для внучки и Лиза, и Родион Прокопьевич покупали все, даже много лишнего, и Любе тоже, но молодой маме и самой хотелось порой пройтись по магазинам. Вот и брала деньги.) Завтра верну Мише кредитку и часть наличными. Я же брала из его денег, когда меняла окна, – решила женщина.
И, наконец, к утру её сморил сон. И Люба неожиданно для себя проспала. Нюся всегда хорошо и долго спала в доме бабушки и дедушки. А сегодня дочка проснулась только в десять часов утра. И Люба тоже. Нюся просыпалась перед этим, но Люба так хотела спать, она положила девочку к себе, дала грудь, малышка пососала, и обе задремали. Женщина даже не слышала, как уехали Лиза и Родион Прокопьевич, как пришел сторож, что-то делал в саду. Ахнув, что уже много времени, Люба быстро сварила манную кашу, покормила дочку, самой кусок не лез в горло, быстро собралась, хотела позвать с собой Лизу, и только тут выяснила: ни её, ни Годеонова не было уже дома.
– Куда это они исчезли? – подумала Люба.
На столе нашла записку: "Вернемся к обеду".
– А, – вспомнила Люба, – к врачу поехали. Лиза мне вчера говорила. Что же они меня не разбудили?
Она представила себе, что Лиза решила её разбудить, а Родион Прокопьевич, узнав, что обе, мать и дочь, спят, наверняка, изрек свою любимую фразу:
– Будить ребенка! Сейчас. Так я и позволил разбудить внучку. Пусть малышка спит, сколько хочет. Сама проснется, когда надо.
А может, и оба решили не будить их. Они души не чаяли в малышке. Вот и проспала в результате Люба. А Михаил сам так и не пришел. Ну что же, значит, надо идти Любе.
Женщина вынесла во двор коляску, положила туда пакет для Михаила, в котором находилась кредитка и деньги, позвала верную разжиревшую и обленившуюся Сяпку, которая в результате ухода Лизы превращалась в изнеженное домашнее существо, и пошла искать Михаила. Дождь кончился рано утром, все просохло, лишь чувствовалась небольшая свежесть. Но жаркое солнце обещало, что это ненадолго, скоро опять повиснет зной. Когда Люба подошла к старому дому Мишкиных родителей, то вспомнила, что забыла второй пакет – с соками и бутылочкой воды для Нюси.
– Не буду возвращаться, – решила женщина, – плохая примета. Обойдусь. В конце концов, у меня Нюся редко пьет водичку. Да и если захочет пить, можно покормить грудью. Так что иду дальше.
Дочке было десять месяцев, она кушала все: и кашку, и супчик, и овощи с фруктами, и мясо понемногу варили ей, но Люба не решалась бросить кормить её грудью, лето стояло жаркое, знойное.
Дом Зои стоял по-прежнему мрачный, с заколоченными окнами. Непохоже было, что здесь есть люди. Но калитка была распахнута. Сяпка куда-то уже полезла в сторону полуразрушенного сарая, наверно, учуяла очередную мышь, пошла поразмяться немного. Замка на двери не было. Люба постучала в заколоченное окошко, никто не ответил. Женщина взяла дочку на руки, оставила коляску во дворе, вошла в полутемный дом. Мишка был там. Он спал на старом диване, что стоял рядом с входной дверью. Не сразу и проснулся. Люба с дочкой на руках присела на диван в ногах мужчины, с жадностью вглядываясь в дорогое лицо. Как долго не было Миши! Выглядит уставшим, похудел. Будить было жалко. Дочка вертелась, не хотела сидеть на руках, агукала, показывала ручкой на спящего. Она, конечно, разбудила Михаила.
– Люба! – удивился тот. – Ты пришла?
Он сел на диване.
– Пришла, – вздохнула женщина и сказала совсем не то, с чего хотела начать. – Я принесла твои... О, Господи!
Она не договорила, потому что вспомнила, что кредитка и приличная сумма денег лежит в пакете, что остался в коляске на улице. Женщина побледнела.
– Я сейчас, последи за Нюсей, – она посадила дочку на диван возле мужчины и метнулась на улицу.
Моя!
Михаил подрался с Кешкой. Жаль, что помешал Годеонов. Получил бы Кешка свое и больше не появлялся бы здесь. Мишка не собирался уступать ему свою женщину. Когда же Люба появилась с ребенком на руках, он настолько был удивлен, что сразу решил – Люба родила от него! Он ни минуты не сомневался, что сейчас женщина шагнет к нему, протянет девочку, и он с радостью обнимет их двоих. Мишка даже забыл про стоящего рядом Кешку. Но вместо этого он услышал сердитые слова:
– А не пошли бы вы оба отсюда, господа.
И разозленная Люба прошла мимо них, как будто это пустое место. Чей же ребенок у Любы? Михаил оглянулся и только сейчас заметил сидящую за рулем Веронику. Нет, не его дочь несла Люба. Ясноглазая девочка на руках любимой женщины – дочь Веры. Все правильно. Вот она берет её у Любы, целует, что-то ласково приговаривает. А жаль. Михаил всегда хотел иметь детей. Ничего, все еще впереди. Через минуту сказал себе:
– Ну и что. Ребенок не мой. А Любка все равно моя. У нас с ней тоже будут дети.
Люба уехала с Вероникой и девочкой. Мишка разозлился еще больше, видя, как уверен в себе Кешка. Он бы покалечил его, если бы тот не позвал на помощь Годеонова. Михаил был уверен, что они, Кешка и Родион Прокопьевич, действуют сообща. Но Годеонов городил что-то непонятное про Любу, про Лизу. Ему-то какое дело! Люба только Мишкина, а Лизу он потерял несколько лет назад, когда не решился развестись со Снеженной. Михаил не стал слушать бывшего тестя, ушел. Но недалеко. Сел на скамеечку в сквере. Это была хорошая скамеечка: с улицы не видно, кусты мешают, зато сквозь ветки хорошо был виден подъезд Любы. Михаил ждал Любу. Должна же она вернуться в свой дом. Ждать пришлось долго. Хотелось есть и пить. И Михаил решил отойти в магазин. И зря. Как специально, Люба вернулась в это время. Михаил издали увидел, как мелькает её платье за железной подъездной дверью, как отъезжает Вероника. Мужчина решил подождать, пока уедет Вера и опоздал, его опять опередили, он увидел, что в подъезд с какой-то зашел Иннокентий. Михаил стоял в размышлении: сразу зайти самому или подождать? Кешка недолго пробыл у Любы. Минут через пятнадцать он вылетел с подбитым глазом, перемазанный землей, злой, как черт. Молодец
– Умница моя Любка, мой Янтарек, – радостно подумал мужчина. – Высветила Кешку из своего дома. Из нашего дома.
Он вышел из-за кустов и направился к Иннокентию.
– Ну что, покойничек, – издевательски спросил Мишка, – Получил от Любы. Правильно! Сказал, что это не твоя женщина. Я тебе сейчас еще добавлю, чтобы не ходил, куда не положено.
– Любка ненормальная, – ответил Кешка, отступая в сторону, – ради какой-то сопливой девчонки готова разорвать. Дура! Ничего не понимает! От таких денег отказывается. Но мы еще поспорим. Я своих денег не уступлю. Я придумаю, что сделать. Ты тоже не поучишь денег. Это деньги Пикуновых!
Михаил не понимал его реплик. Кешка драться явно больше не хотел. Он пошел прочь от дома к магазину, вызвал такси, которое подъехало минут через десять, а Мишка пошел следом, надо проследить, чтобы тот обязательно уехал, нечего ему тут оставаться. Он наслаждался помятым видом Кешки и говорил:
– Мало тебе досталось от Любки. Нечего тебе здесь делать. Давай, уезжай побыстрей отсюда. Катись! Катись! Вот спроважу тебя и сам пойду к Любе. Меня она не выгонит. Она меня любит!
– Да больно ты ей нужен, – зло отозвался Иннокентий. – У неё покровители получше. Смотри сам. Опять приехал. И к Любке! Можешь, проверить!
Он показал на проехавшую машину, а сам сел в прибывшее, наконец, такси. Мишка увидел за приоткрытым тонированным стеклом проехавшего джипа Годеонова Родиона Прокопьевича.
– Нет, с ним я пока не хочу встречаться, – пробормотал Михаил
Мужчина отступил в глубь сквера, подальше, чтобы его точно не увидели. Не видел и он подъезда Любы. И зря он это сделал. Иначе бы увидел, как из машины вышла его тетушка Лиза. Годеонов долго не пробыл в этом дворе. Вскоре его машина проехала назад, в машине кто-то был, кроме Годеонова. Михаил не разглядел за тонированными стеклами. Он очень надеялся, что это не Люба. Михаил пошел к знакомому подъезду. Но Любы не было дома. Выходящая из подъезда Нина увидела Михаила, сказала укоризненно:
– Где же ты пропадал столько времени? Ждала тебя Любка. Ждала. Плакала. Переживала.
– А где она сейчас?
– Годеонов увез, – ответила соседка. – Она чаще у него живет, чем здесь. Да, считай все время. Оно и правильно, ей там легче и спокойнее.
– Опять Годеонов, – сердито подумал Михаил. – Тогда с Герой женил меня на своей придурочной Кристе. Теперь Любку решил у меня отобрать. Нет, уж! Я не прежний. Любу я заберу от тебя. Моя Любка!
Он вызвал такси, поехал в город. Адрес бывшего тестя он хорошо знал. Порой даже скрывался в его небольшой квартире от жены. Но в квартире Годеонова не было, дверь никто не открыл, хоть мужчина долго звонил. Михаил навестил свой старый дом: а вдруг там теперь проживает Родион Прокопьевич? Дверь открыла незнакомая приветливая и очень полная женщина, сказала, что Годеонов уже давно здесь не был. Он только раз в месяц заезжает, деньги привозит.
– А вы кто? – спросил Михаил, вспомнив прежних высокомерных, вышколенных Кристой слуг.
– Я вроде сторожа, – засмеялась женщина. – Живу здесь и охраняю, за порядком вот слежу, хозяин должен вернуться. Так Родион Прокопьевич сказал.
– А где сейчас может быть Годеонов? – уже безнадежно спросил Михаил.
Ехать в центральный офис он не хотел. Да и смысла не было: время было к девяти часам вечера, там уже никого не должно быть. Но где-то же бывший тесть должен находиться. И с ним Люба! Но тут мужчина услышал.
– Как где? – охотно пояснила разговорчивая женщина. – У себя. Родион Прокопьевич весь с женой в деревне живет. В Соткино.
– Так вроде его жена погибла? – в недоумении ответил Михаил, боясь услышать, что теперь у Годеонова другая жена – Люба.
– А, – улыбалась разговорчивая женщина. – Это его первая жена погибла. Говорят, она у него со странностями была, из благородных, но больная. Родион Прокопьевич вторично женился, такая милая у него жена, такая хорошая, простая, вот имя запамятовала. Как у царицы какой-то. Её Родион Прокопьевич так и завет – царица моя. Как же её имя. Сейчас вспомню. Екатерина, кажись.
Но Михаил уже не слушал. Слава Богу, что не Любовь. Женщина вслед крикнула:
– А кто приезжал? Что передать Родиону Прокопьевичу? Кто его искал?
– Я сам найду Годеонова, – подумал Михаил. – Хватит с него одной царицы Екатерины. Любку не отдам.
Михаил спешил в Соткино. Как назло, не было ни одного проходящего свободного такси. Потом поймал какого-то частника. Тот согласился отвезти его в Соткино. Приехал мужчина в деревню уже по темноте. Решил не ходить сегодня к Годеонову. Лучше пойти к Лизе. Опять он про неё забыл, гоняясь за своим Янтарьком. У Лизы можно узнать и про Годеонова, может, и про Любу что скажет. Но что это? У Михаила похолодели руки и ноги. Дома нет. Все заросло бурьяном. Что случилось с домом? Где же Лиза? В душе поднималась страшная тревога. Вот из-за чего снилась баба Нюша, вот почему приказывала ехать домой. Лизе нужна была помощь. Она осталась без жилья. А он даже весточки не подал. Была еще надежда, может, Лиза живет в доме матери Михаила – покойной Зои. Михаил пошел на другой конец деревни. Лизы не было и там. Дом стоял заколоченный. К тревоге за Любу присоединилась тревога за Лизу. Что же делать? Было уже поздно, темно. Начинал моросить дождик. Телефон разрядился. Частника, как на грех, Михаил отпустил. Он видел, как кто-то из соседей следит за ним. А, плевать! Надо где-то переночевать. Мужчина решительно открыл калитку в дом матери, который стоял много лет заколоченный. Оторвал доски от входной двери, сорвал замок.
– И плевать мне, что все это годеоновское, – сказал сам себе Мишка. – Я больше его не боюсь. Переночую здесь. Завтра разыщу Любу и Лизу. Но где может быть Лиза?
Михаил устал. Он практически не спал предыдущую ночь, сначала летел в самолете, в поезде не спалось. Мужчина просто устал физически. Но, несмотря на это, сон долго не шел. Хотелось есть. Он вышел, сорвал несколько недозревших яблок, съел. Потом попил воды из старого колодца. Вода оказалась чистой и холодной. Он ей сполоснулся и вернулся в дом. Лег на старый диван, что стоял прямо у двери. На нем спал обычно пьяный отчим. Ничего, вполне приличный диван. Скрипит только сильно. Долго Михаил ворочался, размышлял. Может, надо было вечером навестить дом Годеонова и выяснить, куда дел Любу, может, соседей надо было расспросить про Лизу. Где она теперь живет? В деревне стояла тишина. Лишь изредка побрехивали собаки. Уснул мужчина только под утро. Сначала ему приснилась баба Нюша. Она подошла к взрослому внуку, на руках у неё была та самая ясноглазая девочка, что днем мужчина видел с Любой и надеялся, что это его дочка. Девочка улыбалась и тянула руки к Михаилу.
– Вот, – ворчливо сказала баба Нюша. – Еле дождались тебя. Я уже старая. Устала. Трудно мне одной оберегать ребенка. Мне пора на окончательный покой. А я из-за тебя его не знаю. Принимай, Мишка, у меня все заботы.
Михаил протянул руки к девочке, хотел взять её и проснулся. Уже светало. Щели в заколоченных окнах из черных становились серыми. Он опять закрыл глаза. Пусть ему опять приснится ясноглазая девчушка. Но на этот раз снилась Люба. Она тихо вошла в дверь с маленьким ребенком на руках и присела рядом с мужчиной.
– Люба! – удивился Михаил и понял, что не спит, что Люба настоящая, живая. – Ты сама пришла?
Он сел на диване.
– Пришла, – вздохнула женщина. – Я принесла твои... О, Господи! – вдруг испугалась чего-то, побледнела: – Я сейчас, последи за девочкой!
Люба посадила дочку на диван возле мужчины и метнулась на улицу. Она не договорила, потому что вспомнила, что кредитка и приличная сумма денег лежит в сумочке, что осталась на улице в коляске. Но Михаил этого не знал. Он остался с маленьким ребенком. На него настороженно смотрели круглые зелено-голубые глазки. Ротик начал обиженно и беспомощно кривиться. Девочка покрутила головой, не нашла матери, собиралась заплакать, перед ней был незнакомый человек.
– Ты что, маленькая, – испугался Михаил, быстро садясь на диване, – не надо, не плачь. Дядя добрый, дядя любит маленьких девочек. Дядя пожалеет малышку, поцелует. Иди ко мне. Иди, маленькая!
Он, как Годеонов, протянул руки, сделал губы трубочкой и чмокнул ими. Малышка сразу заулыбалась, заулыбалась, протянула руки к Михаилу. Тот взял её за ручки, помог встать на некрепкие еще ножки. Малышка уцепилась за спинку дивана и неуверенными осторожными шажками двинулась к Михаилу, мужчина бережно поддерживал её своей рукой, девочка приблизилась, обхватила его шею своими детскими ручками и прижалась к его щеке своими пухлыми нежными губками. Поцеловала!!! Как учил её дедушка. На Михаила обрушился целый водопад эмоций. Мужчина застыл, у него защипало в носу. Внутри стало пронзительно горячо. Он обнял девочку, сам поцеловал нежную щечку и прижал к себе. Еще бы минута, и из глаз выбежала бы слеза. Но в это время вошла Люба. Она заулыбалась, видя эту сцену.
– Люба, Люба, малышка меня поцеловала, – восторженно сказал Михаил, прижимая по-прежнему к себе девочку. – Ты представляешь, сама поцеловала.
– Вот и познакомились, – удовлетворенно сказала Люба.
– И ведь я не сплю, – засмеялся и Михаил. – Ущипни меня, Люба!
– Не спишь.
Люба положила злополучный пакет на стол и села рядом. Столько надо было сказать, а тут все слова пропали. Они сидели какое-то время молча. Неожиданно начала капризничать Нюся. Было жарко, дочка вспотела, Люба сняла с неё кофточку, но малышка куксилась. Так всегда бывает: забыла мама бутылочку, дочка пить захотела.
– Почему она плачет? – начал беспокоиться Михаил. – У неё что-нибудь болит?
– Жарко. Пить хочет Нюся, – пояснила Люба. – А я забыла дома бутылочку с водой.
– Я принесу, в колодце хорошая вода. Где-то было чистое ведро, я вчера вымыл, – заторопился Михаил. – Тоже пить хотел.
Люба хотела сказать, что такую воду нельзя ребенку, но потом подумала: пусть Мишка идет, пока будет ходить, она даст малышке грудь, девочка немного пососет и успокоится. Так она и поступила. Но только мужчина вышел во двор, на него налетела откуда-то Сяпка. Там поднялся отчаянный визг. Михаил забыл про воду и вернулся через минуту с радостно потявкивающей Сяпкой на руках.
– Люба, ты и псину мою сберегла... – начал он говорить и замолчал.
Женщина сидела к нему вполоборота, она кормила грудью ребенка. Круглые глаза девочки внимательно и сердито посмотрели на Михаила, и мужчина понял: не надо мешать такому важному делу. Люба смущенно пыталась прикрыть грудь. Михаил медленно опустил собаку на пол, та жалась к нему, жалобно повизгивая, с опаской поглядывая на Любу. Умный песик знал, когда малышка ест, лучше не шуметь, хозяйка бывает очень сердитой в эти моменты. Но ведь вернулся обожаемый хозяин. От него нельзя отходить! А то опять пропадет. Михаил подошел и осторожно сел рядом с женщиной. Сяпка, охраняя, легла на пол. В голове мужчины зрела, оформлялась очень важная мысль. Не упустить её, не обидеть Любу неосторожными словами. Люба хоть и почувствовала себя несколько неловко, но ничего не могла сделать. Святое дело, говорила Лиза, когда женщина кормит ребенка грудью. Это было, конечно, так. И сейчас всем распоряжалась Нюся. А она не собиралась выпускать материнский сосок из своих пухлых губок, хотя глазки её уже начинали дремать. Приближалось время её обеденного сна.
– Эта девочка, значит, твоя все-таки дочь! – в задумчивости проговорил мужчина.
– Моя, а чья же еще, – удивленно отозвалась женщина.
– Я думал, Вероники. Ты любила возиться с её Марусей.
– Маруся уже большая. Это Анюта. Нюся.
– Анюта. Нюся, – повторил Михаил.
Девочка сердито открыла глаза и вновь зачмокала.
– Ишь, ты, какая строгая. Молчу, молчу, – испуганным шепотом проговорил Мишка. – И ты, Люб, молчи. Не видишь, ребенок засыпает.
Люба улыбнулась. Малышка уснула.
– Я принесу коляску в дом. На улице дышать нечем, а здесь немного прохладнее, – заторопился мужчина.
Михаил осторожно вышел на цыпочках. Принес коляску. Потом подошел к женщине, бережно взял ребенка из её рук и осторожно положил в коляску, качнул несколько раз, Нюся продолжала спать. Михаил обнял свою Любку и стал целовать. Зачем какие-то слова. И так все понятно. Эта женщина, как и тогда зимой, вызывала жгучее желание, пожалуй, только более сильное. Мужчина бережно опустил Любу на диван.
– Ну что ты со мной делаешь? – тихо простонала она.
– Это ты давно со мной сделала, – ответил Михаил, тесно прижимаясь к желанной женщине.
Диван был старый, узкий, но им вполне хватило места. Как и полтора года назад, оба спешили, соскучившись друг по другу, желали быстрее насладиться друг другом. А потом лежали, прижавшись, боясь хоть на минуту расцепить кольцо рук.
– Люба, – шептал Михаил, – нам больше не надо расставаться. Ты выходишь за меня замуж. Я люблю давно тебя, я всегда тебя любил, я уже люблю Нюсю. Нам втроем будет хорошо.
Люба кивала, соглашаясь. Никакие слова не нужны. Как любила она Михаила, так и любит. С ним никакой Кешка со своими глупыми предложениями не страшен. Завозилась в коляске, потревоженная шепотом, Нюся. Женщина поспешно встала, задела стол, на пол упал пакет, разлетелись деньги.
– Это что? – спросил Михаил, собирая купюры. – Почему у тебя с тобой столько денег?
– Это твоя машина, – несколько виновато сказала Люба. – Я продала её, Миш. Так получилось. И прости меня, истратила часть денег.
– Любка, ну что ты говоришь? – ответил мужчина. – Я оставил машину тебе. И прости меня, что так долго не подавал вестей о себе. Честно, я боялся Годеонова, боялся Геры.
– Миш, Геры давно нет, а Родион Прокопьевич – хороший человек, – ответила женщина, покачивая коляску. – Не надо его бояться. И еще, тебя ждет Лиза...
