Текст книги "Альтернативная концовка (СИ)"

Автор книги: Ольга Монро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

–Это ты? – даже во сне инстинкт самосохранения сработал прежде, чем старик успел сообразить, и он попятился назад. Внезапно сильная женская рука полностью вынырнула из дымки и крепко ухватила разбойника за плечо, как раз вовремя: он уже ощутил спиной пугающую пустоту позади и от ужаса предстоящего падения (как всё реально, оказывается, в этих сновидениях! А он и забыл...) покрылся липким потом. Но гостья, прозванная противной маленькой девчонкой Дешерт, дёрнула старика на себя и с улыбкой отступила, разглядывая старика кошмарными жёлтыми глазами.

–Я, – просто ответила она. Улыбка ей совсем не прибавляла приветливости.

–Ты забралась в мой сон, чтобы... закончить то, что не успела? Ты хочешь меня убить? – от испуга старик растерял всё своё красноречие. Он и в памятную ночь их первой встречи не прослыл храбрецом.

–Глупец, зачем мне это? – громко расхохоталась начальница чёрных духов и змееголовых демонов. – Я пришла в твой сон, потому что здесь нам не помешают. Я предлагаю тебе сделку. Ты кое-что должен украсть для меня. Не беспокойся насчёт обезьяны, он не настолько силён, как тебе показалось, – заметила она, как тень пробежала по лицу старика. Но продолжала говорить, не давая ему опомниться. – Я наделю тебя должной силой. Ты сможешь обойти беловолосую женщину, моя сила тебя защитит от её чар...

–Что-то уж слишком всё просто... – страх перед ужасной Дешерт не лишил, однако, старика его разбойничьей хватки. Видя, как насмешка задрожала на губах женщины, старик добавил: – Почему бы тебе самой не отправиться в обиталище павиана и не забрать "кое-что", раз у тебя есть такая сила?

–С такой привередливостью, старик, ты никогда не сможешь привлечь достаточное количество заказчиков на свои услуги, – покачала головой Дешерт, и пламя вспыхнуло в её зрачках. Разбойника снова пробила холодная дрожь. – Если к тебе обращаются с просьбой, которую ты можешь выполнить, значит, так надо. Или ты боишься, что я не смогу по достоинству оплатить твой труд? Тогда можешь не волноваться. У меня хватит золота, чтобы тебе не пришлось больше выходить в пустыню на грабёж. Стоит тебе открыть глаза, старик, и возле своей постели ты обнаружишь треть вознаграждения.

–А если я откажусь? Смогу ли я тогда открыть глаза вообще когда-нибудь? – зачастил разбойник. Змеиная улыбка тёмной женщины была ему достаточным ответом. Как бы не вопила разбойничья хватка об опасности в случае соглашения на сделку, желание сохранить жизнь, по крайней мере, в ближайшее время, расставило всё на свои места. И, не колеблясь больше не мгновения, чтобы не раздразнить, не дай боги, заказчицу, старый прохвост поспешил согласиться. К его ещё большему ужасу, Дешерт не сказала больше ничего. Её в одночасье плотно укутало, как покрывалом, непроницаемой пеленой, а вокруг разбойника взревела вырвавшаяся из-под ног стена пламени. – Великая волшебница! – завизжал старик, подпрыгивая на месте и стараясь сбить с одежды невыносимо обжигающие жадные маленькие язычки. Оступившись, едва живой от объявшего его кошмара, разбойник сделал несколько шагов назад, оступился и...

–...просни-ись! Старик, проснись! – басил над ним громила Алеф, заботливо треся за разбойника плечо, естественно, не замечая, что чуть было не вытряхивает из подельника душу. Пару раз ощутимо стукнувшись затылком о валик в головах постели, старик неуклюже махнул перед носом увальня рукой.

–Да пусти ты, безмозглый шакал! – тонко заверещал разбойник и в суеверном изумлении уставился на отлетевшего к противоположной стене покоев громилу. Разбуженный невыразимым грохотом, поднятым гигантским телом Алефа, вскинул из своего угла взлохмаченную голову мальчишка-погонщик. Широко распахнутыми глазами он смотрел, как медленно сползает на пол бездыханное тело сына пирата. Но, лишь пересёкшись взором со стариком, пришёл в неописуемый ужас, почти такой, какой испытал сам разбойник при встрече с Дешерт. В темноте лихорадочно мерцающие глаза главаря шайки показались голодными глазами гиены, выглядывающей из кустов свою добычу. Только эта гиена была куда сильнее любого льва.

–Хаби... – шепнул мальчишка и метнулся к двери, раздирая горло криком: – Хаби!

–Стоять, гадёныш, – прошипел старик, повторно взмахивая усохшей дланью. Так и не достигнув цели, погонщик рухнул на пороге, ударившись головой и косяк, и затих. – У, блохастый сын обезьяны! – погрозил ему пальцем разбойник. – Забыл, гадёныш, как я подобрал и выходил тебя! Ничего, я ещё разберусь с этой проклятой жертвой гробницы! Будет знать, несчастная...

Ступня, слепо ткнувшаяся в пол, со звоном наткнулась на нечто из ткани, выпирающее твёрдыми кусочками.

–Золото! – алчно вспыхнула на лице улыбка. Схватив с пола сокровище, старик прижал увесистый мешок к груди и поспешно принялся прятать золото за пазуху. Даже не обучаясь в жреческой школе, он споро представил, каковы по размеру оставшиеся две части от оговоренной платы, и сердце его наполнилось радостью, а ноги – небывалой лёгкостью. Подпрыгивая и без конца проверяя сохранность мешочка, новый слуга Дешерт выбрался на балкон и тут остановился, различив в опасной близости приглушённые голоса. Прислушавшись, улыбнулся: – Молодец, воин! Пока царский писец горюет о своей обезьяньей морде, он не терял времени даром! Может, и вправду стоит взять его в долю?.. – мерзко захихикав, старик прижался вплотную к стене и тенью скользнул в противоположную голосам сторону.

После неудачного покушения на сохранность Шара Анхуре позаботился о мерах предосторожности и расположил ценность в соседнем со своими покоями помещении. Но теперь близость павиана-волшебника не пугала старого разбойника, ему казалось, что, обладая тёмной Силой, дарованной ему страшной Дешерт, он мог пирамиду повернуть вокруг своей оси, не то что сладить с обезьяной. Со сдержанным смешком припомнилась ему прошлая ночь, когда хитрец подговорил глупого, как сандалий, царского писца похитить священный Шар, якобы, с его помощью можно круглосуточно и не будучи замеченным следить за продвижениями другого человека. Разбойник знал, на что надавить, также он был уверен, что Пиопи ни за что не выдаст истинного зачинщика бездарной кражи: слишком он дорожит своим авторитетом, а тут такой позор – поддаться на уговоры пустынного вора! Действительно, смешно...

–Куда направляешься, старик? – в дверях, словно покинувшая тело душа, возникла слепая сказительница. Она-то откуда здесь взялась?.. Старик попытался проскользнуть в узкую щель между Кти и дверным косяком.

–Уходи, презренная рабыня гробницы, – злорадно буркнул он. – Даже вся мощь умерших, которую ты забрала из усыпальницы, тебе теперь не поможет мне помешать...

–Да? – улыбка у неё тоже казалась выцветшим подобием. – Что же такого тебе успело присниться, старик?

–Прочь! – зашипел разбойник. Проклятая колдунья как в воду глядела! Выступив немного вперёд, она упёрлась ладонью в костлявую грудь старика, едва прикрытую жалкими лохмотьями. Внезапно дрожь пробежала по всему её телу, и сказительница, отшатнувшись и загородив лицо рукой, попятилась назад. Не удержавшись, она упала на пол и поспешила поджать под себя ноги. Старик, торжествуя, навис над ней: – Пожалуй, моё дело немного подождёт. У меня теперь достаточно силы, чтобы успеть отплатить тебе за всё, треклятая колдунья, – он сухо рассмеялся, упиваясь своим превосходством перед неожиданно отступившей девицей. – Я слишком долго терпел твои выходки, мерзкая рабыня! Что там говорить о мальчишке, – даже Алеф, глупый, верный, как пёс, Алеф поддался твоему колдовству! Но теперь я...

–Эй, ребят, старого верблюда никто не видел, я уже минут пять иду по следу песка, который из него сыпется, а конца не видно? – не боясь никого и ничего не стесняясь, наглец Хаби громко заговорил ещё издалека. Разбойник обернулся как раз когда его фигура возникла в дверном проёме и заинтересованно оглядела помещение, щедро освещённое неугасимым огнём треножников, зажжённых вокруг постамента с Шаром. – О, а что у вас за вечерние посиделки? Полежалки... Почему девушка на полу? Старый, ты как с прелестницей обращаешься? Парень! – повернув голову, через плечо крикнул меджай в коридор. – Иди, посмотри, я нашёл твоего старикана! Похоже, не только мужчин он валит с ног!

–Замолчи! – потрясая кулачками, топнул взбешённый разбойник. – Ты разбудишь обезьяну! – и, не дожидаясь дальнейших пакостей со стороны охранника принцессы (а то, может быть, и самой несносной девчонки – это практически было одним и тем же), раздражённо дёрнул руками, как будто что-то отталкивал от себя.

Однако меджай каким-то непостижимым образом за долю мгновения до удара Силы выскочил из помещения, и растраченная впустую мощь улетела в пустоту, выхватив солидный кусок из стены. В дымящемся полукруге обозначилась и тут же нырнула обратно перекошенная от удивления физиономия проворного меджая. Ругнувшись, старик решил не тратить время в пустую и, мельком взглянув на сжавшуюся в комочек на полу сказительницу, широким хозяйским шагом направился к постаменту с ценностью. Шар из странного полупрозрачного золотого камня тускло светился изнутри вырезанным Оком Ра.

–А, так вот на что он нацелился! – победоносно воскликнул нахальный воин, возникая в помещении в тот самый момент, когда старик почти коснулся прохладной округлости Шара. На этот раз он явился не один: несносная девчонка, снизу пронзая разбойника мрачным взором потемневших глаз, помогала подняться сказительнице; предатель мальчишка, когда лицо пройдохи повернулось к нему, испуганно юркнул обратно в коридор. Однако, как только в дверной проём загородила мощная фигура чуть пошатывающегося Алефа, погонщик протиснулся между бедром здоровяка и косяком и уже более уверенно вскинул лохматую голову.

–Старик, – бесцеремонно отпихивая в сторону Хаби, вылез на середину помещения Алеф, – зачем ты ударил меня? Раз не хотел делиться добычей, мог бы просто так и сказать...

–Уходи отсюда, тупая твоя голова! – рявкнул старик. – Тебе показалось мало прошлого раза?

–Отойди от Шара, дедуля, – грозно рыкнул в ответ меджай. Каким жалким виделся он возле громилы Алефа! Едва доставая здоровяку до середины груди макушкой, он ещё осмеливался командовать!

–Вот твой случай заслужить моё прощение, Алеф, – сверкнул глазами хитрец. – Убей воина!

Меджай и громила оценивающе переглянулись и воззрились на старика как на умалишённого.

–Но он дрался вместе с нами, – растерянно пробасил Алеф, – и за твою жизнь тоже. Как я могу...

–Глупый сын гиены, ты даже этого не можешь сделать, когда я прошу! – в конец разъярился старик, на изумлённых глазах окружающих, правда, совершенно незаметно для себя, поднимаясь над полом, и резко вскинул руки. Но ловкий, как обезьяна, и гибкий, как кошка, меджай вновь опередил разбойника на долю мгновения. Когда именно Хаби толкнул Алефа в плечо и повалил его на пол, могли заметить только боги. От досады старик заревел и принялся трясти руками, готовя новый страшный удар.

–Я не позволю обижать моих друзей! – принцесса аккуратно прислонила к стенке поднятую на ноги Кти и безрассудно кинулась на старика. В другой раз он бы с удовольствием полюбовался на то, как противная девчонка подпрыгивает на месте, пытаясь достать до противника своими маленькими кулачками, однако за пазухой звенела только третья часть вознаграждения за выполненного задание, а Шар всё ещё находился там, куда его возложил блохастый волшебник Анхуре. Старик просто отмахнулся от Неджем, как от назойливой мухи, и девушка пёрышком отлетела к колонне и, ударившись, наконец-то затихла. Разбойнику даже полегчало при виде мирно лежащей без движения деятельной принцессы, в душе его шевельнулась толика понимания и сочувствия к царскому писцу.

Тем временем в помещении становилось всё более тесно. Сбежавший мальчишка погонщик вернулся обратно с двумя павианами, один из которых грозно взирал на происходящее из-под косматых бровей, наполовину скрытых чёлкой парика. Старик при виде столь потешного зрелища чуть было не разразился хохотом и не пропустил немедленную атаку Анхуре. Не успев подумать, получится ли, разбойник выставил ладони в защитном жесте, и мириады светящихся искорок, словно высеченных широкими рукавами одеяния волшебника, отразились от невидимого щита, угодив по косой в колонну, под которой как раз почивала принцесса. Павиан выглядел более чем удивлённым. Старику стало интересно, почему Анхуре так долго не появлялся, хотя шума было предостаточно, и тут же понял, что волшебника скорее всего просто-напросто не было во дворце: не зря ведь посреди ночи вдруг взошло солнце.

–Прямо даже не знаю что делать, – развёл руки в стороны Хаби в ответ на вопросительный взгляд павиана.

–И не узнаешь! – пророкотал старик. – Теперь, когда вы все собрались в одном помещении, я уничтожу вас всех, а потом отнесу Шар госпоже Дешерт! Её золота хватит на безбедную старость, так зачем мне глупец Алеф и блохастый мальчишка погонщик верблюдов?!

Торжествуя, старик, конечно же, не видел ни торопливого взгляда, брошенного павианом на Кти, ни того, как сказительница, не поднимая слепых глаз, молча кивнула. Они не стали дожидаться внимания противника, соблюдая правила честного поединка, и ударили одновременно слишком неожиданно для разбойника, не привыкшего к быстрым движениям, тем более с двух разных сторон. Заключённый в гигантский кокон, гроза зазевавшихся путников с мелкой поклажей беспомощно забился в прозрачных путах. Его рот разевался, но ни звука не проникало наружу из его заточения. "Отец богов, Амон-Ра, взываю к тебе, услышь мольбу..." – бормотал павиан. Внутреннее сияние Шара всё больше разгоралось, свечение наполняло постепенно каждый уголок помещения, испепеляла на месте любую тень. На какое-то мгновение все присутствовавшие в покоях ослепли, когда же способность видеть озарила их лица, ни кокона, ни старика в нём уже не было.

–Шустры-ый, – уважительно протянул Хаби, упираясь в пол ладонями, чтобы подняться.

–Ой, принцесса, смотрите: страшная женщина с царского судна! – ни с того ни с сего заверещал писец, подпрыгивая на месте точь-в-точь как его нынешние родичи. Неистовые крики его не могли не привлечь внимания к одинокой фигуре слепой сказительницы, к которой со спины медленно приближалась единственная укрывшаяся от всевидящего Ока Ра тень. Дальнейшее произошло слишком стремительно: Анхуре поднял усталый взгляд – он всё равно был не в состоянии что-либо сделать, но с проворством, никак не присущим такой громадной фигуре, подскочил к Кти здоровяк Алеф. В последнее мгновение он оттеснил девушку плечом и принял на грудь чёрный меч начальницы змееголовых воинов. Раздался хруст, острый кончик клинка тускло блеснул, показавшись из-под лопатки громилы.

–Алеф! – задохнулся вдохнутым воздухом мальчишка погонщик. Громила, покачнувшись, сделал несколько шагов навстречу Дешерт и тяжело повалился на колени. Начальница чёрных духов зашипела.

–Пошла вон! – сорванный с головы Пиопи парик летать отказался категорически, шлёпнувшись к ногам Дешерт. Визг обиженного коварным Хаби писца слился с отрывистых шепотом ужасной женщины, прежде чем та, словно в священные воды Нила, погрузилась в стену и растворилась бесследно.

–Демоны! – ругнулся меджай. Печальная, как неприкаянная душа, Кти на ощупь добралась до Алефа и приподняла его голову. – Для полного счастья не хватало только, чтобы она прокляла кого-нибудь!

–Она не проклинала, – устало произнёс Анхуре. – Она говорила о том, что позаботится, чтобы душа старика не упокоилась в "местном рае". Впервые в жизни слышу такие слова... наверное, она говорила о царстве мёртвых? Страшно знать, что её сила распространяется даже на подземный мир...

–Алеф... Он выживет? – мальчишка погонщик осторожно опустился на корточки подле сказительницы и снизу заглянул её в лицо. Кти печально улыбнулась и прижала голову Алефа к груди. – Алеф! Смотрите, он открыл глаза! Алеф, молчи, не говори ничего, а то тебе станет хуже!

–К... – тёмные глаза невидяще скользнули по рукам сказительницы. Сейчас они были практически на равных позициях. Алефу не было страшно уходить в мир духов, мать-нубийка так часто рассказывала ему сказки о них, что громила с детства привык к их постоянному присутствию повсюду: в деревьях, в воздухе, в каждой травинке, в окружающих людях... Но было кое-что, чего бесстрашный сын пирата поистине опасался. Того, что уйдёт вслед за призрачной фигурой матери, уже склонившейся над ним и призывно манящей, и так и не скажет самой нежной, такой беззащитной и прекрасной сказительнице, что... Онемевшие губы Алефа слабо шевельнулись, и, точно облегчение, на них легли слегка подрагивающие прохладные кончики пальцев Кти:

–Тише, тише, мой воин... Я знаю...

Судорожная улыбка скользнула на бледное лицо Алефа и осталась на нём навсегда. Мать когда-то говорила, что духов надо встречать с радостью, ведь только это достойно истинного сына пустыни. Привет вам!..

* * *

Фараон в задумчивости отставил кубок превосходного заморского вина, так и не пригубив его. Истнофрет, в пику мужу, сделала большой глоток и исподлобья воззрилась на своего супруга и царя. Эйе только вздохнул украдкой, чувствуя себя зажатым меж двух отшлифованных плит для пирамиды, и покосился на Эхнамона, сидящего поодаль на низком стульчике из резного красного дерева. В присутствие верховного жреца Амона Яхмос позволял себе забыть о церемониях, тем более что в просторном по-ночному прохладном помещении кроме них четырёх и золотых статуй Великой Девятки больше никого не было. И всё же царскому брату на своих плечах ощущал тяжкий груз напряжения, безраздельно властвовавший здесь.

–Я осмелилась предлагать тебе, брат мой и супруг... – не выдержала затянувшейся паузы Истнофрет. Яхмос повелительно вскинул руку, останавливая её, и царица недовольно поджала губки.

–Нет, – твёрдо ответил фараон на её незаконченное воззвание. – Я уже говорил и повторяю, что Храм Рен не приемлет никого иного, кроме молодой Охранницы, и никакая опытная жрица Амона, – степенный кивок в сторону оживившегося Эхнамона, – не сможет заменить её на законном месте.

–Да, да, ты прав, – смиренно опустила ресницы царица, и почти тут же взор её полыхнул с новой силой; Эйе в изнеможении прикрыл глаза, ему казалось, этот совет не закончится никогда. – Да, но какими знаниями может обладать молодая жрица, тем более если свои первые годы она провела в услужении у Бастет?

–Наш божественный отец решил, что она должна воспитываться в Бубастисе, – тоном отца, выговаривавшего неразумной дочери, откликнулся Яхмос. "Ну и терпение!" – подумалось Эйе. – Всё в воле богов, сестра, они позаботятся об Охранница, и мы уже получили тому множество подтверждений. Последние события доказывают благополучное вмешательство Великой Девятки в её судьбу. Но хорошо, – суше, чем прежде, произнёс фараон, серьёзнея, – если ты так обеспокоена, сестра моя и супруга, обратимся за судом к самому Амону. Скажи Нам, Эхнамон, – обратился он к великому жрецу, – что передал тебе царь богов?

–Владыка Двух Земель, жив-здрав-невредим, на верном пути, – поклонился Эхнамон. – Великий солнечный Амон-Ра приоткрыл в откровениях лишь малую толику своего замысла. Великая Девятка подвластна его воле, а он, отец богов, осенил своим покровительством юную жрицу Бастет...

–Вот видишь, – качнул с умным видом Яхмос гладким подбородком, – даже великий жрец Амона за меня!

"Как он вообще что-то понял из болтовни Эхнамона?" – без всякого почтения к великому жрецу хмыкнул про себя Эйе. Даже не прислушиваясь особенно к "священному откровению" Эхнамона, он знал заранее, все его речи, одинаковые по запутанности и загадочности, но такие же пустые, как осушенный Истнофрет кубок. Ещё в раннем детстве, когда его, младшего сына почившего фараона, собирались отдать на воспитание в храм Амона, дабы потом передать ему леопардовую шкуру верховного жреца, он воспылал истинной нелюбовью к одной из самых почитаемых каст в Та-Кемет. И дело вовсе не заключалось в праведности самого Эйе, просто он, уже тогда сверх меры смышлёный мальчик, тайком от отца присутствовал на беседе фараона с молодым в те годы Эхнамоном. Царский сын долгое время просидел за огромным глиняным сосудом с маслом, привезённым в дар богам, прижав к подбородку колени и немыслимо скрючившись, но неудобство позы занимало его куда меньше сути разговора. Точнее, Эйе интересовали тайные пророчества великого жреца Амона, которыми славился его храм, и мальчик жадно впитывал каждое слово, произнесённое Эхнамоном. Однако, как он не силился вникнуть в священный смысл речей, так и не смог уловить в них ни капли разума. В конце концов, измождённый спёртым воздухом и непрерывными размышлениями, Эйе просто-напросто уснул за своим сосудом, где и был обнаружен ранним утром рабыней, пришедшей сделать уборку в помещении. До сих пор звучал в ушах царского брата дикий испуганный визг как напоминание о бесценном опыте, полученном им в раннем детстве. Так было положено начало затаённой нелюбви Эйе к любым "пророчествам", в особенности из уст Эхнамона. А хитрости маленькому царевичу с лихвой хватило на то чтобы вежливо отказаться от будущего в качестве верховного жреца, при этом умудрившись не поссориться с главным вещателем воли Амон-Ра...

–Как тебе будет угодно, солнце Обеих Земель, – глухой голос Истнофрет вернул Эйе из яркий картин детства. Царица и великая жена фараона поднялась, поклонилась с почтением и направилась прочь. Следом за ней распрощался с Владыкой и великий жрец Амона. Едва в глубине коридора стихли его шаги, Эйе не сдержал вздоха облегчения.

–Что, брат, так и не избавился от детской неприязни к великому жрецу? – улыбнулся Яхмос. Точно покрывало, спал с фараона облик сурового, но справедливого правителя, оживив черты лица.

–Тебе легко говорить: ты не просидел до глубокой ночи позади огромного, как брюхо Нут, сосуда с маслом!

–Да уж, не довелось. Зато я прекрасно помню, как тем утром подскочил на ноги от дикого визга, раздавшегося в каждом уголке дворца! Помнится, Истнофрет тогда прибежала с мечом наперевес, вопя о нападении каких-то неведомых злобных сил. Следом за ней бежал запыхавшийся джаму, у которого она стянула клинок, но разве можно было угнаться за нашей сестрой? – Яхмос и Эйе весело рассмеялись, как будто и не давили на них прошедшие с той поры годы, и фараон расслабленно откинулся на спинку кресла. Царский брат пристально вглядывался в мерцающий в метущемся свете пламени в треножниках профиль Владыки и упорно молчал. Яхмос очнулся от воспоминаний и прищурился глаза, глядя на Эйе.

–Ты знаешь... – внезапным порывом фараон подхватил со столика до краёв наполненный кубок и чуть было не опрокинул его на себя. Эйе охнул и подался вперёд, но Яхмос беспечно махнул рукой: – Что это ты так переполошился из-за вина? Кажется, во дворце полно рабов, способных выстирать моё платье, а милостивое солнце высушит его в считанные мгновения. Или в этом кубке яд? – Владыка Двух Земель снова беззаботно рассмеялся, отреагировав на серую тень, покрывшую лицо царского брата. – Не бери в голову, Эйе, что-то в последнее время я действительно разучился шутить...

–Наоборот! Ты что-то очень весел, брат мой. Или за этим ты пытаешься скрыть что-то ещё? Ну не выходки же Истнофрет так на тебя влияют? И не этот божественный врун в леопардовой шкуре! Это из-за неё?

–Если ты имеешь в виду именно ту, о ком я подумал, а не маленькую жрицу... Но причина моего настроения кроется не в исполнении предначертаний богов и не в великой жене. Меня беспокоит колдун...

–Этот нубиец, чёрный как мысли Сетха? – громко расхохотался Эйе. – Пусть сидит в своей пещере и плюёт в котёл! Его зубоскальства ничем не могут грозить Охраннице... ну, и её спутникам, конечно, тоже...

–Я знаю, знаю, – покачал головой Яхмос, и царскому брату показалась глупой вся только что произнесённая ободрительная речь. Он закусил губу, но было поздно: фараон замкнулся в себе, утвердившись в прежнем намерении не делиться ни с кем какими-то сокровенными размышлениями. Эйе открыл было рот, используя последнюю возможность исправить положение, но Яхмос уже отставил нетронутым вино и решительно поднялся: – Значит, нет более никаких причин для беспокойства! Спокойной ночи тебе, Эйе.

И лишь когда шаги фараона стихли далеко по ходу коридора, царский брат рассеянно прошептал: "Это вряд ли... Я даже уверен, что наверняка..." Он выпрямился и, в задумчивости подняв кубок фараона, выплеснул драгоценное вино в чашу перед статуей Амон-Ра. Золотой бог гордо нёс голову, украшенную высокими перьями Шути – символом солнечного царя, и бездушно взирали его агатовые глаза в пространство перед собой. Не удержавшись, Эйе оглянулся через плечо, как будто думал увидеть там того, кто привлёк внимание Амона, и в который раз поразился про себя мастерству ремесленников, создавших столь совершенное творение. И тут же одёрнул сам себя: "Ну хватит медлить! Ещё не хватало, чтобы ты перед статуей принялся истолковывать сущий бред верховного жреца!" Царский брат поставил опустевший кубок у ног бога, причём извлёк этим нарочитым движением такой громкий звук, словно вознамерился перебудить весь дворец, и широким шагом направился прочь из помещения, растворяясь в тишине и мгле коридора...

"Не стоило говорить ему о колдуне", – Яхмос поджал губы. Тяжело было признаваться в собственной ошибке. Но ещё тяжелее было признавать, что никто – и умный, как сам Джехути, брат Эйе тоже – не поможет ему избавиться от издевательского присутствия повсюду нубийского колдуна. С каким бы наслаждением фараон послал в пещеру карательный отряд меджаев, как ему много раз советовал Хафра ещё до того, как Яхмос впал в окончательую зависимость от силы, которой бесспорно обладал нубиец. Но теперь храброго меджая не было рядом, а его сын Хаби... возможно, как только он приведёт принцессу в столицу, не поздно будет исправить оплошность, которую Владыка Двух Земель совершил, ослушавшись его отца?..

Яхмос не заметил, как ступил за порог собственных покоев. Он очнулся от непривычного чувства неудобства, причину которого понял тут же, едва вернулся в реальность: в помещении царила полнейшая мгла, если не считать маленькой чашки с горящим маслом, каким-то нерадивым слугой задвинутая в самый угол комнаты, ближе к выходу на балкон. "Опять криворукий? – со смешком шевельнул губами фараон. – Хоть в слугах Истнофрет разбирается безошибочно: как точно отметила главный недостаток несчастного!.. Что ж, даже живому богу приходится делать всё самому", – здраво рассудил Яхмос и направил стопы к единственному источнику света в помещении. Усмехнувшись про себя отсутствию – пока что! – ставшего уже естественным фоном ночи хохота чёрного колдуна, фараон нагнулся за чашкой и... К чести его как воина надо сказать, что краем глаза Владыка Двух Земель всё же заметил тень, метнувшуюся к нему от противоположной стены. Однако оно было столь стремительным, не предназначенным для человеческого зрения, что более ничего не открылось тогда Яхмосу. Скользящее движение в воздухе – свист – и затылок раскалывается от невыносимой боли, точно от оглушительного удара булавой! Помещение мгновенно осветилось ярче солнечного света разноцветными искрами, и стена, описав неровный круг, погребла Владыку под собой...

На следующее утро всю Та-Кемет потрясло ужасное известие: фараон, жив-здрав-невредим, лишился рассудка. Глубоким вечером его вестники пригласили во дворец великого жреца, Эхнамона, объявив, что Владыка желает повести с ним беседу. Однако не успела Нут украсить брюхо своё сверкающими детьми-звёздами, как внезапно фараон вскочил с кресла и с мечом в руке набросился на собеседника, едва не снеся тому голову. Это было страшное событие, которое жрецы Амон-Ра истолковали как кару за то, что не уберегли Хетепт, верховную жрицу Храма Рен, и, более того, до сих пор не нашли ей замену. Народу было обещано, что будет сделано всё возможное, чтобы излечить фараона от тяжкого недуга, а до той поры священным государством Чёрной Земли будет управлять его великая жена, царица Истнофрет, регентом при которой был назначен царский брат, Эйе. Вот когда люди возблагодарили богов за то, что младший сын почившего фараона, отца Яхмоса, так и не стал великим жрецом Амон-Ра.

Первое, о чём повелела божественная супруга Яхмоса, было посвятить в верховные жрицы Храма Рен одну из послушниц Амона-Ра. И восславил скорбящий народ та-кеметский её имя, ибо только так могла царица отвести от детей своих гнев богов, так немилосердно лишивших их священного сына Хора, Яхмоса...

* * *

"– ...и это такая неожиданность для меня, что прямо уж не знаю, чем тебя угощать! Нет, клянусь престарелым Ра, какая честь принимать в нашем мрачном жилище самого Отца Истины! Пришёл за Маат? Что, неужели впервые за последние три сотни лет решил пригласить законную супругу мирно посидеть за кувшинчиком вина в наосе собственного храма? Или я что-то пропустила, и у вас годовщина свадьбы?

–Что это ты так веселишься, Великая Мать? – в тон ей откликнулся мудрец, бесцеремонно обходя вставшую на пороге залы хозяйку и усаживаясь – какое совпадение! – в её любимое кресло. – Или это я что-то пропустил, и Бастет поставила синяк где-то ещё? Или, скажем так, опухоль? Голова не кружится?

–Ты явился, чтобы справится о моём здоровье? – тут же оскалилась известная склочница. – Только дай мне повод узнать твоё истинное имя, мы ещё посмотрим, у кого из нас и где конкретно вскочит опухоль... – скрестив руки, Исида прекрасной статуей самой себе выросла перед улыбающимся богом и посмотрела на него свысока, словно проникала в самую суть мудреца чёрными, как первозданный Хаос, глазами. Однако, что бы не говорили о Великой волшебнице в божественном семействе, она обладала поистине железной хваткой, непревзойдённой хитростью, которой так славятся настоящие женщины и в особенности матери, и умением останавливаться в выгодный для себя момент. Словом, невозможно было не признать, что Исида обладала своими многочисленными титулами не из-за страха и уважения перед ней как богиней, но по непререкаемым заслугам. Который, впрочем, с такой же лёгкостью можно было причислить и к её недостаткам.

–Кажется, ты как-то недавно обещала меня угостить отменным вином из виноградников, которые выращивают на священных Полях Иару? – мимолётное мгновение – и перед Великой Матерью восседал обыкновенный по меркам смертных родственник, прибывший погостить к гостеприимной хозяйке. Исида усмехнулась:

–Ну да, как раз недавно: около тысячи лет назад, как услужливо подсказывает мне память! Ты тогда ещё только-только познакомился с Маат и как мальчик шастал в царство мёртвых встречать её у ворот. Помнится, тогда ты всерьёз и надолго разругался с Акером. Помнишь, как ты говорил: "И не подумаю отойти от ворот! Какая мне разница, кто там идёт на суд к Осирису? Ему-то уже всё равно, он умер, а у меня вся жизнь впереди! Может, я решил женится?.." И ведь вправду, женился! Про меня и думать забыл, что уж там говорить о вине...