Текст книги "Твой силуэт как иллюзия (СИ)"

Автор книги: Ольга Анафест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Алеся ненавидела бывшую жену Романа, эту змею, вползшую в их счастливую жизнь несколько лет назад. Стоило Ларисе узнать о беременности Татьяны, как она вернулась в Россию, со скандалом забрала Егора, почти год таскала его по Европе, после чего бросила в Санкт-Петербурге на попечение своей матери и снова улетела к мужу в Америку, так как дела Марата ещё не разрешились. Это было ударом для всех, но куда страшнее оказалось решение самого Егора, заявившего, что его всё устраивает и жить он останется с бабкой, как того пожелала мать. Маленький Горик в один момент превратился для Алеси в чужого человека, ненависть к которому сжигала её изнутри. Предал, бросил, нарушил все клятвы и обещания, наплевал на семью, любившую и ждущую его. Каждый раз, когда Роман, Татьяна или Олег пытались заговорить с ней о Егоре, что-то объяснить, она закатывала истерики или убегала, чтобы только не слышать о нём и не чувствовать боли. От поездок в Питер Алеся наотрез отказывалась и не понимала, почему остальные продолжают встречаться с Егором, предавшим их всех. И теперь она должна смириться с его возвращением? Просто принять обратно в семью? Да ни за что!

Антонову трясло от злости. В бешенстве она сбросила со стола учебники и тетради, потопталась по ним, вымещая злость, и, наконец, упала спиной на постель, раскинув руки и ноги и бессмысленно глядя в потолок. Этот потолок – предел? Её предел?

Где-то зазвонил телефон. Вскочив, Алеся заозиралась по сторонам в поисках источника звука. Мобильник нашёлся под грудой чистой одежды, которую она так и не убрала с кресла, куда её после стирки обычно складывала Татьяна.

– Да? – девушка ответила, не взглянув на дисплей.

– Привет. Соскучилась?

– Не представляешь, как вовремя ты позвонил! – Антонова усмехнулась и обернулась к большому зеркалу. – Где ты? Я приеду.

– Дома.

– Один?

– Нам не помешают.

– Скоро буду.

– Жду.

Алеся бросила телефон на кровать, подошла к шкафу, распахнула дверцы и задумчиво уставилась на вешалки. Извечный вопрос… А стоит ли думать о том, что надеть, когда заранее знаешь, что долго эта одежда на тебе не задержится?

Она сказала родителям, что едет к подруге. Как обычно. Снова ложь.

Такси, знакомая дорога, знакомый дом, лифт, в котором её губы безжалостно терзали много раз, дверь, узнаваемая из тысячи подобных ей, звонок, трель которого первое время била по ушам как набат, щелчок замка, один шаг и крепкие руки, сжимающие до боли, – так привычно, что даже смешно.

– Ты долго, – тихий укоризненный шёпот в висок и мягкое прикосновение губ.

– Таксист явно никуда не торопился. Мы одни?

– Да.

– Отлично, – Антонова приподнялась на носках и, вцепившись пальцами в широкие плечи, потянулась за поцелуем. Долгий, горячий, жадный, влажный, пустой – один из сотни поцелуев, похожих друг на друга, будто сделанных под копирку. – В спальню, – оторвавшись от чужого рта, просипела девушка. – Хочу тебя. Сейчас же.

– Тогда, может, прямо здесь? – тихий смешок ударил по нервам.

– Нет. Хочу в постели.

– Как пожелаешь.

– Я отблагодарю тебя за послушание, обещаю.

– Всё будет так, пока ты не надоешь мне.

– Я всегда помню об этом, – Алеся улыбнулась.

Никчёмный идиот. Самовлюблённый болван. Один из. Жалкая пародия. Замена.

Секс – что это? Набор движений и звуков, встроенный в человека стандартной программой. Наслаждение – иллюзия. Сожаление – реальность.

Ветерок из открытого окна приятно холодил её кожу, но широкие ладони, оглаживающие обнажённое тело в попытках возбудить, лишали удовольствия прохлады. Короткие вздохи, чередующиеся с томными стонами, чтобы всё скорее началось и ещё быстрее закончилось, были выработаны до автоматизма, как и остальные составляющие стандартного набора. Толчки, не приносящие ничего, кроме раздражения, пыхтение в ухо, доводящее до бешенства, запах латекса и пота, разъедающий слизистую оболочку в носу, тянущая боль в связках – цена за пару часов покоя от мыслей, насилующих мозг. Мучить тело ради спасения разума – привычка. Сколько ещё у неё привычек? Много. Одна из них – это долгожданная сигарета после того, как с неё скатится тяжёлое мокрое тело.

– Ты всё ещё не надоела мне, – клуб дыма вышел из приоткрытого рта и устремился к потолку.

– Знаю, – Алеся вытащила из протянутой ей пачки сигарету, придвинулась к огоньку зажигалки, чиркнувшей в крепких пальцах, и снова откинулась на подушку, прикрыв глаза на мгновение в знак благодарности за неуместное ухаживание.

– Останешься?

– Нет.

– Как всегда.

– Ты чем-то недоволен?

– А если да?

– Плевать.

– Шучу. Меня всё устраивает. Не люблю прилипал.

– В курсе.

– Ты сменила духи. Почему?

– Те, что ты подарил, закончились.

– Врёшь.

– Вру.

– Плевать, да?

– Несомненно.

– Надеюсь, тебя уже не будет, когда я вернусь из душа.

– Конечно. Я заеду через пару дней.

– Окей.

– Никит?

– М?

– Спасибо.

========== Глава 3 ==========

Янис занял столик в тёмном углу небольшого ресторанчика и взглянул на часы: интересно, сколько ему придётся ждать? Встреча была назначена столь неожиданно, что у него не было времени на раздумья. Хотя разве его кто-то спрашивал? Это больше походило на приказ явиться без права на отказ. Почему он пришёл сюда минута в минуту? Потому что с такими людьми не спорят.

Стрелки часов отсчитали уже полчаса, принесённый симпатичной официанткой кофе остыл и потерял вкус, а Адомайтис продолжал смотреть на узкий проём, ведущий в уединённый закуток, в котором он томился в ожидании.

– Привет.

– Господин Костенко, – Янис поднялся и протянул руку подошедшему мужчине.

– Давай без этого, – Леонид поморщился и ответил на рукопожатие. – Меня тошнит от господинов, сэров и прочей ерунды из уст знакомых.

– Прости, привычка, – улыбнувшись, Адомайтис опустился на стул и кивком предложил опоздавшему присоединиться. – О чём ты хотел поговорить?

– Сначала кофе, – Лёня вытянул ноги под столом и откинулся на спинку стула.

– Конечно. Два кофе! – Янис жестом остановил спешившую к ним официантку. – Я заинтригован, – он перевёл взгляд на сидящего напротив мужчину.

– Да неужели? Тебе не идёт роль недоумка. Не нужно играть со мной. Не люблю, – Костенко криво усмехнулся и замолчал. Он не проронил ни слова, пока официантка не принесла кофе и безмолвно не удалилась. Лишь сделав несколько глотков из маленькой белоснежной чашки, он продолжил: – Как думаешь, какая новость сегодня стала сенсацией в желтухе?

– Я не читаю такое.

– А ты прочти! – Леонид вынул из портфеля газету и небрежно кинул её перед Адомайтисом. – Обложка яркая, да?

– «Разбитое сердце известного продюсера молит о пощаде», – прошептал Янис название заголовка, под которым было фото, сделанное в те времена, когда он был счастлив. Они были счастливы. Так казалось тогда. С бумаги плохого качества на него смотрел он сам, улыбающийся и обнимающий за талию Женю. Снимок был сделан на какой-то премии.

– Нравится? А ты статью прочти. Я рыдал, – Лёня театрально закатил глаза.

– Из достоверных источников нам стало известно, – начал вслух мужчина и осёкся. То, что было написано дальше, слилось в грязное пятно. В голове всплыла картинка вчерашнего вечера. Нашёлся кто-то с длинным языком, растрепавший журналистам о встрече Яниса с бывшей невестой на закрытой вечеринке. – Твою мать.

– Фу, как не интеллигентно! – Костенко хохотнул, но смешок был скорее злым. – Понравилось?

– Я не думал…

– Я заметил!

– Прости.

– Я больше кого-либо хотел этой свадьбы, но сейчас прошу тебя оставить всё как есть. Вчерашний вечер стал ошибкой…

– Или это судьба! – перебил Адомайтис.

– Нет, – Леонид покачал головой. – Она счастлива, понимаешь? Без тебя. Что бы ты ни говорил и ни делал, она не вернётся. Это лишь принесёт боль вам обоим.

– Предлагаешь страдать в одиночестве?

– Ты уже пережил это. Пройдёт ещё немного времени, и ты будешь вспоминать её спокойно, с улыбкой и теплотой.

– Я и сейчас так думаю о ней.

– Но тебе больно.

– Ты когда-нибудь любил? – Янис скомкал газету и чуть подался вперёд.

– Нет, но я очень наблюдательный.

– Я ничего не делал, но вчера…

– Вчера осталось во вчера! – Лёня сузил глаза. – Случайность, каких в будущем может быть ещё много. Это ничего не меняет и ничего не значит. Отпусти её. Сделай это ради себя самого. Живи.

– А ты бы смог?

– Ради себя? Естественно. Я люблю жизнь. Мне слишком мало просто существовать. Это скучно.

– Никогда прежде я не встречал таких людей, как ты.

– Знаю. Не ты первый говоришь такое.

– Тебе не страшно остаться одному навсегда?

– Я не один, – Костенко впервые искренне улыбнулся. – Я живу. По-настоящему живу. Живу так, как хочу. Мне не нужен для этого кто-то один. Мне всегда будет мало.

– А как же отдушина?

– Я подумываю завести домашнее животное. Может, собаку купить?

– Лёнь, ты или лжец, или псих.

– Из двух вариантов мне больше нравится псих, хотя я себя таковым не считаю.

– Чего ты хочешь? – сдался Адомайтис.

– Ничего не делай.

– Ты просишь приговорённого к смерти не бояться?

– Не драматизируй. Ты ведь как-то жил всё это время.

– Как-то…

– А о Женьке ты подумал? Она столько пережила, а ты хочешь заставить её пережить ещё столько же? Ты хоть понимаешь, что она себя по кускам собирала? Не ты сложил эту мозаику.

– Почему ты говоришь со мной, а не с ним? Разве я начал это? – Янис злился.

– Потому что он сам всё понимает. Ему не нужны ничьи подсказки. Он не из тех, кто повторяет свои ошибки из раза в раз.

– Не смей сравнивать меня с ним!

– Я никогда не сравнивал вас, – Леонид постучал пальцами по столу. – И она не сравнивала. Ты ведь любишь, значит, осознаёшь, что сердцу не прикажешь.

– Это убивает.

– Живи. Я питаю к тебе самые тёплые чувства, поверь. Надеюсь, ты прислушаешься, – Костенко поднялся из-за стола и пошёл к выходу. – Спасибо за кофе.

– Что было бы, если бы я проигнорировал этот разговор? – тихо спросил Адомайтис, не глядя на уходящего мужчину.

Лёня остановился и так же тихо ответил:

– У тебя был бы реальный шанс снизу увидеть, как картошка растёт.

Янис кивнул и улыбнулся. Он знал, что это не шутка. Такие люди не шутят подобными вещами.

Оставшись один, он всё ещё улыбался. В памяти непроизвольно всплывало прошлое. Счастье есть. Но иногда оно уходит, даже если ты пытаешься удержать его. Оно вырывается из твоих рук, брыкаясь и крича, делая себе больно, разрываясь, но отчаянно желая освободиться. И ты разжимаешь руки, перепачканные его кровью, потому что больше нет сил смотреть на это самоуничтожение.

Адомайтис никогда не был трусом и боролся до конца за то, что принадлежало ему, но сейчас он и сам понимал, что бороться не за что: Женя никогда по-настоящему не принадлежала ему. Она стала иллюзией, растворившейся в реальности.

***

– Паша, у тебя только прошло горло! – Ирина недовольно поджала губы, глядя на мужа, жадно набросившегося на вишнёвое мороженое.

– Ир, дай человеку поесть, – засмеялся Тарас.

Они сидели в открытом летнем кафе, спасаясь от палящего солнца под зонтиками. Инициатором похода в это заведение был как раз Крюков, недавно переживший невесть как подхваченную в жару простуду.

– Но он такой несчастный, когда болеет! Мне больно видеть его таким!

– Началось, – вздохнула Женя и сочувственно посмотрела на друга. – Крюков, твоя жена просто монстр.

– Она замечательная, – Павел широко улыбнулся.

– Ой, мы уже все знаем, какая вы образцовая пара, – Копейкина поморщилась. – Вы ещё не устали друг от друга?

– Умолкни! – Киса рявкнула так, что окружающие стали оглядываться на их столик. – Ой, простите, – она виновато потупилась. – Не люблю, когда кто-то говорит подобное.

– Выдохни, Ириш, – Опальский погладил девушку по руке. – У этой заразы специфическое чувство юмора. Поверь, в вас с Пашкой никто не сомневается.

– Ага, это опасно для здоровья, – Женя хохотнула. – Мне так нравится злить тебя, Кисунь, не представляешь!

– Дура, – вынес свой вердикт Крюков. Сдунув упавшую на глаза чёлку, он повернулся к Тарасу и спросил: – Тебя ежедневно желание убивать не терзает?

– Нет, я привык.

– Сочувствую.

– Вы такие зануды, – гнусавым голосом протянула Копейкина. – Но я всё равно люблю вас.

– Ой, мы так рады, – прошипела Ирина. Несколько раз глубоко вздохнув и успокоившись, она улыбнулась подруге. Так бывало всегда: игра с терпением. В этой жизни можно привыкнуть если не ко всему, то ко многому.

– Жень, мне кажется, что те девочки, – Павел кивнул в сторону одного из столиков, – не сводят с тебя глаз.

– Наверное, они любят нашу прессу.

– В смысле?

– На, – Женя швырнула на стол газету.

– Обалдеть, – только и произнёс Крюков, пробежав глазами по строчкам.

– Ужас, – прошептала его жена, заглянув ему через плечо. – Разве так можно?

– Забейте, мне плевать.

– Тебе, может, и плевать, а вот… – Тарас запнулся и умолк, заметив на себе свирепый взгляд подруги.

– Всё нормально, – отрезала она и одним быстрым движением смахнула со стола газету. – Мы не будем обсуждать это.

– Как скажешь, – Опальский поднял вверх руки, как бы сдаваясь. – Улётная погодка! Прогуляемся?

– Давайте на набережную? – воодушевилась Ирина в предвкушении.

– Я только за, – кивнул Павел, доедая мороженое.

– Согласна, пошли, – Копейкина первой поднялась из-за столика, пнула валяющуюся на асфальте газету, достала из сумки сигареты и закурила, отойдя в сторону от столиков и дожидаясь друзей.

Она злилась. На себя, на пронырливых журналистов, но не на Яниса. Его нельзя было упрекнуть в несдержанности, учитывая эффект неожиданности. В любой другой ситуации он повёл бы себя иначе и уж точно сначала бы подумал, а потом сделал. Он всегда был спокойным и сохранял достоинство, что бы ни происходило. Вчера он растерялся. Женя прекрасно понимала, что с ним творилось, потому что ей самой приходилось переживать подобное. Разум отключается, эмоции и чувства оказываются сильнее – с этим ничего нельзя сделать.

Как же больно – заставлять страдать тех, кто этого не заслуживает. Но ещё больнее терзать себя. Мы эгоисты.

– Я тебя задушу, если продолжишь выводить мою жену, – Павел подошёл сзади и приобнял подругу за плечи.

– Она такая душка, когда злится, – Копейкина оглянулась. – Невероятно сексуальна.

– Она сексуальна в любом состоянии.

– Ой, ну прости.

– Отцепитесь друг от друга, – вклинилась в разговор Ирина, шутливо сердясь.

– Да кому нужно это пугало, – вывернувшись из чужих рук, Женя дёрнула Крюкова за порядком отросшие волосы, собранные сейчас в хвост на затылке. – Меня исключительно мужчины привлекают.

– Зараза, – не обиделся блондин и тряхнул головой. – Не порть причёску. Ир, где Тарас?

– Решил купить чего-нибудь холодного в дорогу. Тебе нельзя, ты уже слопал мороженое.

– Жалкой мороженки для любимого мужа пожалела?

– О тебе беспокоюсь, бестолочь!

– Вы меня когда-нибудь своей ванилью убьёте, – Копейкина сфотографировала парочку на телефон. – И за что я вас люблю?

– Риторический вопрос, – хмыкнул Павел. – Да где эта рыжая дылда?

– Здесь, – Опальский незаметно подошёл сзади и опустил руку на плечо друга. – Белобрысый коротышка заждался?

– Ага, извёлся весь, – прыснула в кулак Киса.

– Пошли уже, жирафа.

– Конечно, карлик.

Эти двое стали самыми что ни на есть настоящими друзьями, едва познакомившись. Крюков всегда располагал к себе людей и сам любил общение, но Тарас оказался ближе других, не считая, конечно, их общей ненормальной подружки, которую они оба принимали за сестру или брата. Ирина тоже обожала Тараса. Она никогда не встречала столь добрых и отзывчивых людей. Даже её муж, вечное солнышко, не был таким. Опальскому, казалось, были неведомы гнев и раздражение. Она знала, что его добротой часто пользовались, и не переставала удивляться, как он смог остаться самим собой и не утратить веры в людей. Он верил. Верил до боли. Зная наперёд, что им воспользуются, он продолжал верить в лучшее. Он не был наивным, он просто до последнего не терял надежды. Таким удивительным и трогательным был в глазах Кисы этот высоченный, худой и нескладный рыжик. Быть может, его оболочка была не так красива, но душа – прекрасна.

– Ребят, а давайте в следующие выходные махнём в какую-нибудь глушь? – Женя шла впереди, щурясь от солнца.

– Зачем? – удивился Павел.

– Искупаемся, позагораем, шашлычка нажарим?

– Отличная идея, – улыбнулся Тарас. – Я за любой кипиш, кроме голодовки.

– Кого возьмём с собой? – деловито осведомилась Киса.

– Всех своих, кто сможет, – ответила ей подруга. – Ну как?

– Давайте, – Крюков кивнул и улыбнулся жене. – Давненько мы не выбирались большой компанией.

– С меня продукты и выпивка, – как бы подытожил Опальский.

– Почему ты всегда берёшь это на себя? – возмутилась Ирина. – Деньги девать некуда?

– А куда? У меня есть крыша над головой и еда, большего мне не нужно.

– Ага, как же… – тихо пробормотал Павел. Они с Женей знали, куда их друг тратит почти всё заработанное, оставляя себе лишь малость на счета и проживание.

– Не обсуждается, – отмахнулся Тарас. – На вас остальное, включая транспорт.

– Без проблем, – кивнула Копейкина.

– Мы с Пашей поедем на своей, – испуганно прошептала Киса. – Тарас, хочешь с нами?

– Трусы, – припечатала Женя.

– Мы просто хотим жить, а с тобой это ставится под угрозу, – покачал головой Павел. – Найдётся мало смельчаков, готовых сесть в твою машину.

– Трусы, говорю же.

Слабостью Копейкиной была скорость. За рулём она превращалась в настоящего маньяка, поэтому почти никто из её друзей и знакомых не решался ездить с ней и проклинал человека, выдавшего ей права, и Леонида, подарившего племяннице машину. К мотоциклу Жени и вовсе боялись даже близко подходить. Два колеса под задницей делали из нормальной на вид молодой женщины чудовище с отсутствующим инстинктом самосохранения. И только один человек был способен управлять этой сумасшедшей так же, как она управляла своим мотоциклом, – страстно, без оглядки, – но с ним не мог и не пытался сравниться никто. Без шансов. Она поражала всех, становясь вдруг покорной рядом с ним. Уже в следующее мгновение она вновь взрывалась, но там, глубоко внутри, были тишь да гладь.

***

Женя была на пике раздражения, когда добралась до квартиры дяди: духота, пробки, жажда, голод – Москва. Она бросила связку ключей на тумбочку, скинула кеды и прошлёпала босыми ногами на кухню, откуда доносились голоса, звон посуды и умопомрачительные запахи.

– Привет, воробушек, – Леонид стоял возле плиты.

– Виделись. Диня, привет, – Копейкина подошла к черноволосому мужчине, сидящему за столом и изучающему какие-то документы.

– Привет, красавица, – он лишь на мгновение поднял светлые глаза и улыбнулся.

– Весь в работе, как всегда? – спросила она у дяди.

– Ага, – Костенко выключил газ и развернулся. – Хайруллин, заканчивай. Давай поедим.

– Минуту, – мужчина лишь повёл плечом.

– Диня! – Женя потрепала его по коротким вьющимся волосам. – Приём! Я жрать хочу, завязывай!

– Это невозможно, – стряхнув с себя чужую руку, он собрал бумаги в стопку и убрал в портфель, стоящий на полу возле стула. – Ради кого стараюсь?

– Динияр! – Леонид предупреждающе сдвинул брови. Есть то, что его племяннице знать пока не время. – Воробушек, мой руки и за стол.

– Есть, босс! – Копейкина рванула в ванную и быстро вернулась обратно, плюхнувшись рядом с любовником дяди.

Костенко поставил перед ними тарелки с картошкой и душистым мясом.

– Ух, – Женя, схватив вилку, жадно набросилась на еду.

– Никаких манер, – поморщился Динияр. – Красавица, не подавись.

– Не дождёшься.

– Воробушек, я ждал тебя вчера, чтобы кое-что сообщить, – Лёня сел напротив, вяло ковыряясь в своей тарелке. – Твоя квартира готова. Можешь переезжать в любое время.

– Лёнь, – девушка улыбнулась, – я тебя люблю. Правда.

– Знаю.

– Но я не уверена, что могу оставить Тараса одного.

– Ему двадцать семь лет! Перестань носиться с ним как курица с яйцом! Мы много раз говорили об этом. Дай парню отдохнуть от тебя.

– Ему весело со мной!

– Не сомневаюсь, но, думаю, у него есть личная жизнь.

– Этот ушлёпок Артур…

– Не лезь! Тебе тоже пора жить отдельно. Хватит убегать от этого. Ты не одинока, так что не бойся. Мне никогда не нравилось, что ты мыкаешься по чужим углам, но со мной ты жить не пожелала, так что вот, – Костенко вытащил из кармана светлых брюк ключи и бросил их на стол. – Я помогу перевезти вещи.

– Диня, ты в курсе, что он изверг? – Копейкина притворно всхлипнула.

– Вы друг друга стоите, – засмеялся Хайруллин.

Женя понимала, что её дядя был прав. Ей двадцать семь лет, а она продолжает жить по съёмным квартирам и по друзьям – так не должно быть. И нельзя сказать, что она стеснена в средствах. Вовсе нет. Копейкина могла позволить себе многое, но половину стоимости квартиры всё равно оплатил Леонид, считая это своим долгом. Девушка знала, что у него достаточно денег, но никогда особенно не задумывалась об их источнике. Они просто были. И она даже не представляла, насколько завидной невестой является сама. Лёня не спешил раскрывать племяннице состояние своих банковских счетов. Зачем? Всему своё время.

– Это лучше и для твоих отношений, – Костенко откинулся на спинку стула. – Пора прекратить жаться по углам. Не малолетки уже.

– М, но это так заводит! – Женя облизала губы.

– Озабоченная, – хмыкнул Динияр. На самом деле он любил эту девушку. Её нельзя было не любить. Она врывалась в чужие жизни ярким фейерверком и переворачивала их с ног на голову, сметая всё на своём пути. Эта яркость объединяла их с Леонидом. У них вообще было много общего – одна кровь всё-таки.

– Я сегодня останусь здесь, – Копейкина довольно быстро опустошила тарелку и теперь завистливо косилась на чужие.

– Конечно, – вздохнув, Лёня подвинул ей свою.

– А вот я, пожалуй, поеду домой, а то Сабинка волнуется, – Хайруллин устало потёр ладонью шею.

– Позвони ей, – пожал плечами Костенко.

– Нет, не сегодня.

– Как знаешь.

– Будь у меня в офисе завтра в три.

– Хорошо.

========== Глава 4 ==========

– Мих, давай рыхлее! Подъезжаем уже! – Олег поторопил замешкавшегося в дверях купе друга.

– Я говорил, что надо было на тачке ехать, – проворчал Громов, закидывая на плечо рюкзак. – Славка мог нас забрать. Нет, блин, твоему братцу поезд подавай! Чем бы дитя…

– Шевелись, а то мы это дитятко потеряем.

– Да куда он денется?

– Я лучше подстрахуюсь, так что не тормози.

– Иду я, иду. Куда ты так спешишь?

– Потом не протолкнёшься, – Смирнов двинулся к тамбуру, пока ещё не переполненному спешащими поскорее покинуть поезд пассажирами. Увидев младшего брата, нашёптывающего что-то на ухо молоденькой проводнице, парень нахмурился: он всё ещё считал Егора ребёнком.

– Больше никогда не сяду в эту груду железа. Сдохнуть можно от жары, – сопел сзади Миша. – Уверен, что в аду прохладнее.

– Сдохнешь и узнаешь.

– Хочешь сказать, что ворота в Эдем для меня закрыты?

– Тебя к ним даже близко не подпустят. Горя! – Олег позвал брата, глядя поверх макушки дородной тётки, загораживающей проход. – Не вздумай смыться!

Ответом ему послужил оттопыренный средний палец.

Возмущение застряло в глотке, так как под напором человеческой массы Громов буквально вжался в Смирнова сзади, тем самым толкая его на необъятную тётку, не желающую сдавать завоёванные позиции. «Задние» просто вынесли «передних» на перрон, стоило только проводнице открыть путь на свободу.

– Москва, я люблю тебя! – Миша рухнул на колени.

– Идиот, – вздохнул Олег, оглядываясь по сторонам в поисках брата. – Где эта падла?

– Да вон он, – махнул рукой его друг, поднимаясь с раскалённого асфальта.

Егор действительно был совсем рядом. Рядом с проводницей.

Смирнов покачал головой и уже хотел окликнуть брата, но его взгляд застыл на тоненькой фигурке, проталкивающейся через толпу пассажиров и встречающих. Он сделал шаг навстречу и замер. Мир резко сузился до одного человека, а все звуки – до стука собственного сердца. Она увидела Олега и пошла ещё быстрее, не замечая сопротивления людской массы, пока, наконец, не остановилась в метре от него, переводя дыхание и жадно рассматривая родное лицо. Полшага навстречу друг другу.

– Почему не дождалась дома?

– Не выдержала, – тонкие губы растянулись в улыбке, обнажая выпирающие клыки.

Их отношения с самого начала были похожи на американские горки с мёртвыми петлями. Спокойствие для слабаков. Рано или поздно наступает момент, когда что-то должно измениться или вовсе закончиться. Возможно, они оба не были готовы к переменам в себе…

Не страшно, когда твоя женщина кричит, бьёт посуду и уходит, громко хлопнув дверью, – это истерика. Страшно, когда она уходит молча, с грустью взглянув на тебя напоследок, – это конец.

Как они дошли до этого? Слишком упрямые, чтобы уступить, слишком гордые, чтобы сделать первый шаг. Они вместе поставили точку, посчитав свою историю дописанной до логического завершения.

Они всячески избегали встреч, хотя в их ситуации это было практически невозможно. Они справились. Справились с тем, чтобы не видеть, но не с тем, чтобы не чувствовать. Где-то глубоко внутри всё ещё краснели угли, из которых в любой момент можно было разжечь пламя.

Олег учился во МГАФКе, вокруг него крутилось много красивых девушек, и он отрывался по полной, не отказывая себе ни в чём. Хотелось только заполнить образовавшуюся пустоту и не вспоминать. Воспоминания – это больно.

Женя ушла с головой в работу, а потом довела себя до края и едва не сорвалась с него.

Каждый спасается от одиночества по-своему.

– И кто у нас тут такой красивый? – нагло оттолкнув брата, Егор стиснул Копейкину в объятиях. – Ради тебя я только что отказался от приятного общения.

– Чёрт возьми, чем тебя кормят? – девушка приподнялась на носочки и чмокнула его в щёку. – Растёшь не по дням, а по часам.

– Хочу соответствовать твоим идеалам, любовь моя.

– Отвали уже, – Олег еле отцепил младшенького от Жени.

– Привет, – Михаил, неуверенно покосившись на друга, всё же осмелился обнять девушку.

– Привет, Гром. Как ты?

– Отлично. Но поболтаем мы как-нибудь в другой раз, потому что Славка меня, наверное, заждался.

– Не знала бы вас так хорошо, решила бы, что вы любовники.

– Представляешь, сколько женских сердец будет разбито? Разве мы можем допустить такую трагедию?

– Тебя подвезти?

– Спасибо, конечно, Жень, но не нужно. Славка меня подхватит.

– Он тебя и так подхватил, как трипак, – пробормотал Олег.

– Ага. Всем пока, – Громов ни капли не обиделся. Он помахал рукой и рванул к выходу с перрона.

– Чумной, – засмеялась Копейкина.

– Мы идём или стоим? – Егор почему-то хмурился. – Где твоя машина?

– Рядом. Пошли.

Для Смирнова-младшего Женя была святой. Он боготворил её. Когда-то давно – кажется, в прошлой жизни – она протянула маленькому напуганному мальчику руку, за которую тот крепко вцепился, чтобы стать тем, кем он стал. Даже если бы она вдруг решила уничтожить весь мир, он остался бы с ней и помог сделать это.

– Как дела у Лёнечки? – Олег, устроившись на переднем сиденье рядом с девушкой, старался не обращать внимания на руку брата, обхватившую Копейкину поперёк живота. Тому явно было плевать на неудобства: устроив подбородок на водительском кресле, он извернулся так, чтобы иметь возможность прикоснуться к Жене. Длинные ноги девать по сути было некуда, но он готов был терпеть, лишь бы касаться её.

– Как всегда. Весь в делах, с Диней шушукается о чём-то. Подозрительные они оба.

– А что Тараска?

– Притворяется счастливым. Кстати, я съезжаю от него. Квартира готова. Наша квартира, – Копейкина осторожно покосилась на Олега. Они и раньше говорили на эту тему, и она боялась, что он откажется из гордости.

– Наконец-то! Только пообещай, что у Лёнечки не будет дубликата ключей от нашего дома, ладно?

Копейкина облегчённо вздохнула, но тут же почувствовала, как сильно сжала её рука Егора. Она посмотрела в зеркало и поймала на себе взгляд тёмно-зелёных глаз, полный тоски и боли. Горик… Глупенький…

***

– Тётя Таня, ну чего вы? – Егор обнимал всхлипывающую женщину. – Виделись же недавно.

– Я всё ещё не верю, что ты вернулся. Совсем взрослый стал, – Татьяна, подняв голову, с восхищением смотрела на парня.

– Красавец! Весь в отца, – Роман широко улыбался, стоя рядом с ними.

– Скромность наше всё, да, Ром? – хохотнула развалившаяся на диване в гостиной Женя.

Пока семья радовалась воссоединению, Олег, матерясь под нос, таскал из машины вещи брата в его старую комнату.

– Где мои сестрёнки? – Егор поцеловал Татьяну в макушку и отстранился.

– Эм… – женщина замялась. – Кира спит, а Леся…

– Я понял, – парень усмехнулся. – Что ж, я сам поднимусь к ней, – он вихрем взлетел по лестнице на второй этаж и, пройдя по коридору до комнаты Алеси, остановился. Интересно, она сразу врежет ему или сначала выслушает? Сглотнув, он постучал по дверному косяку. Тишина. Расценив молчание как приглашение войти, парень распахнул дверь и тут же закрыл её за своей спиной.

– Ну привет, сестрёнка, – он ухмыльнулся, глядя на вытянувшееся от удивления лицо Антоновой. – Совсем не скучала?

Девушка медленно встала с кровати, на которой до этого лежала, бесцельно пялясь в потолок. Её глаза пытались найти в стоящем перед ней высоком красивом парне того маленького мальчика, которого она помнила и которого ненавидела.

– Даже не поздороваешься?

– Как ты посмел, – она шептала, не отрывая от него взгляда, – явиться сюда? Кто дал тебе право врываться в нашу жизнь? Кто ты такой?

– Твой брат, как бы ты ни пыталась забыть этот факт, – отчеканил Егор и подошёл вплотную к Алесе. – А ты похорошела, сестрёнка. И как мне справляться с твоими ухажёрами?

– Ты мне никто. Запомни это. Я никогда не прощу тебя.

– Мне до лампочки твоё прощение, если честно, – Смирнов обошёл девушку и нагло плюхнулся на её кровать. – Я пытался быть милым. Видит Бог, я пытался. Не хочешь по-хорошему? Как пожелаешь, но семью в это дерьмо не вмешивай, поняла? Они ни в чём не виноваты. Не послушаешься, пожалеешь, – его глаза зло сверкнули. – Я не шучу, сестрёнка. Будь послушной девочкой.

Антонова застыла, не веря, что перед ней тот, кто когда-то нуждался в её защите. Сейчас она видела перед собой человека, способного на страшные вещи. Его глаза не врали.

– Угрожаешь? – справившись со страхом, спросила девушка.

– Предупреждаю. Готовься к тому, что многое в твоей жизни изменится. А теперь иди и поздоровайся с Олегом. И не вздумай закатить истерику.

– Выйди из моей комнаты.

– С удовольствием. Поверь, мне самому не хочется здесь задерживаться. К тому же я безумно хочу увидеть Кирюшку, – Егор встал и подошёл к двери, но Алеся остановила его, схватив за руку. – Что? – он обернулся.

– Ты изменился.

– Жизнь заставила, – бросив это, парень вышел.

Антонова сжала кулаки. Как он стал таким? Нового Егора она возненавидела больше того, кто предал её, потому что этот новый Егор был сильнее неё. Злость, раздражение, ненависть и боль – чувства смешались в адский коктейль.