Текст книги "Твой силуэт как иллюзия (СИ)"

Автор книги: Ольга Анафест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Рано или поздно он всё поймёт.

– Лучше поздно.

– Мы живём в двадцать первом веке!

– Мы живём в России.

– И что? Плевать, – Наталья активно работала челюстями. – Здесь каждого волнует только он сам. Да, любят почесать языками, но на деле лишний раз не дёрнутся.

– Ты уже забыла, как это на тебе отразилось? – Щербатый сдвинул густые брови.

– Не напоминай.

Голод, унижения, боль, отчаяние, страх – Наталья Медянова пережила многое и не сломалась. Природа щедро одарила её красотой и изворотливым умом, которыми она очень рано научилась пользоваться. Выросшая без отца, с больной матерью, проводившей больше времени в больницах, а не дома, она усвоила одну простую истину: если хочешь жить красиво, не особо утруждая себя, забудь о совести. Школа, задрипанное швейное училище, копеечная зарплата на полуразрушенной мебельной фабрике, бесконечные больничные счета (бесплатная медицина, она такая), постоянная нехватка денег даже на хлеб – Наталья ненавидела свою жизнь. Решившись вырваться из этого болота во что бы то ни стало, она попёрла к своей цели тяжёлым танком, сминающим гусеницами всё на своём пути. Проститутка, шалава, шлюха – это самое тёплое, что она слышала от соседей, хотя никогда не давала повода так думать о ней. Что ж… нужно соответствовать, так сказать. Медянова свято верила, что мужчины созданы для исполнения женских прихотей. Если они хотят чего-то, то сначала должны дать что-то взамен. Так устроен этот мир – ничего не бывает «просто».

Нет, Наталья не вышла на обочину дороги в коротенькой юбчонке, – гордость не позволила бы так низко пасть, – она заводила романы с состоятельными людьми и выжимала из этих отношений всё, что могла выжать. Первым значимым любовником Медяновой стал врач, организовавший впоследствии результативное лечение для её матери. А потом их было много. Может, слишком много, но Наталья не жалела о прошлом. К чему жалеть о том, что уже случилось? Даже об отношениях с биологическим отцом Елисея женщина не жалела, потому что уже не могла представить своей жизни без любимого сыночка. Сколько абортов она сделала, чтобы продолжать жить красиво? Рождение маленького Еси само по себе стало чудом.

Медянова и сама удивилась, когда материнский инстинкт, доселе дремавший, взял верх над всем остальным. Она хотела этого ребёнка. И тогда она пришла к Толику. Милому Толику Щербатому, одному из немногих, к кому лежала и душа, а не только голый расчёт. Но вышло то, что вышло. Оставшись наедине с проблемами, Наталья заработала руками и ногами, как тонущий человек, отчаянно желающий жить. Она снова села за швейную машинку, чтобы заработать на пропитание. Пенсия матери уходила на лекарства, большая часть заработка от шитья исчезала там же. Ко всему прочему объявился и биологический отец ребёнка, без конца напоминающий женщине, чтобы она и думать не смела рассказать что-либо его жене. Медяновым пришлось продать квартиру и переехать на самую окраину, хотя казалось, что дальше уже некуда. Паршивый райончик, паршивые соседи, паршивая конура, ошибочно названная квартирой. Куда делась роскошь, в которой жила Наталья? Исчезла вместе с источником – мужчинами. Кому нужна беременная баба?

Каким-то образом её новое место жительства раскрыли, и угрозы посыпались с большей силой. По счастливой случайности в тот роковой день матери Натальи не было дома, иначе страшно даже представить, что могло бы случиться с больной женщиной, и так по любому поводу хватающейся за сердце.

Медянова, увидев в дверной глазок отца ребёнка, будто почувствовала, что словесными угрозами дело не обойдётся. Кому она могла пожаловаться? Полиции? Это же Россия: пиши заявление, когда убьют.

Мужчина настойчиво звонил, кричал, колотил в дверь кулаками и требовал открыть. Наталья по-настоящему испугалась. Страх заставил её набрать номер, который она так и не удалила. К сожалению, когда дверной замок, издав прощальный кряк, развалился, Толика ещё не было. А дальше всё смешалось в боль и животный ужас. Только бы не по животу…

Спаситель. Медянова ни секунды не сомневалась в том, что это был Финогенов. Кто ещё мог бы помочь ей? Только он.

Она не успела прийти в себя, потому что за пережитой болью последовала новая порция, но уже иного рода – схватки. Тяжёлые роды, полные раздирающей боли, – освобождение. Счастье рождается через страдания.

Когда Наталья пришла в себя, если это можно так назвать, то первое, что услышала, было сообщение медсестры, что друзья папочки ребёнка настоящие психи и таких в соответствующих заведениях держать нужно. Мир снова погрузился во тьму. Отец ребёнка? Только не это!

И лишь короткая записка, протянутая ей той же медсестрой, вырвала женщину из-под накрывшей волны паники. Буквы расплывались перед глазами, но она сумела прочесть короткое: «Финогеновы своих не бросают». Да, почерк был чужим, не щербатовским, но она чувствовала, что там, в коридоре, есть человек, которому можно довериться.

Записку написал Дмитрий, потому что Толик был не в состоянии не то что писать, но и думать.

Словоохотливая медсестра рассказала Медяновой и о спасителе, по описанию который был похож на Щербатого, как крокодил на бабочку. А вот в «неуравновешенном друге» Наталья сразу распознала Леонида, с которым сталкивалась несколько раз.

Встречи с Сизовым женщина ждала больше, чем с самим Финогеновым. Он спас её ребёнка. Увидев его впервые, она смотрела на него как на божество. И ещё удивительнее для неё было то, что этот человек решал все вопросы, касающиеся новорождённого и её самой. Палата, уход – всё по высшему классу, насколько это было возможно в сложившихся обстоятельствах. И даже имя ребёнка…

– Елисей, – мягко произнёс мужчина, когда Медянова, пытаясь растормошить в очередной раз зависшего Толика, предложила помочь ей выбрать имя.

– Что?

– Финогенов Елисей Анатольевич. Да, мне нравится, – Дмитрий улыбнулся. – Толь? У тебя вообще-то сын родился. Не находишь, что это повод для радости, а не уныния?

– Но я же…

– Щербатый! – рыкнул Сизов. – Не зли меня. Не надо думать, тебе вредно. Просто радуйся. Думать буду я.

Кто этот человек? Почему он так разговаривает с Толиком? Почему он решает такие важные вопросы за других? Наталья задавалась множеством вопросов, но не решалась спросить. Просветил её Леонид. Ну не мог он спокойно смотреть, как в жизнь Финогенова возвращается женщина, от которой он, казалось, наконец избавился. Да, ему было жаль её, но Щербатого с Дмитрием он считал близкими друзьями, а эта женщина оставалась посторонней. Нельзя сказать, что Медянова совершенно спокойно восприняла доходчивое объяснение по поводу взаимоотношений между этими двумя мужчинами, но и раздувать из мухи слона не стала. Зачем? Она и не надеялась, что Толик женится на ней и они будут жить долго и счастливо. Нет, граница их отношений была чётко проведена с самого начала: Елисей – сын, а она всего лишь бывшая любовница.

В её глазах Сизов поднялся до невероятных высот. После всего, что рассказал ей Костенко, она бы на его месте близко бы Щербатого к самой себе не подпустила. Но Дмитрий был другим. Он просто увидел в случившемся след судьбы. Так должно быть.

– Наташ, ты бы хоть запила чем-нибудь эту дрянь, – Финогенов покачал головой.

– Сам ты дрянь, – женщина по-детски надулась. – Как можно не любить Димкины котлетки? У них такой вкус…

– Специфический, ага. Убийственный.

– Кстати, – Медянова отодвинула пустую тарелку, – мне Таня позвонила. Говорит, что Димулька заболел.

– Он мне ничего не говорил.

– И не скажет. Ты же его знаешь, – Наталья улыбнулась. – Он не покажет, что ему плохо. Только не тебе.

– Идиот, – вздохнул Щербатый.

– Я его понимаю…

– Ты всегда на его стороне, так что я не удивлён.

Действительно, Медянова по сей день считала Сизова чуть ли не святым и во всём с ним соглашалась. Наверное, это передалось её сыну вместе с молоком, потому что для него Дмитрий, или как ребёнок ласково называл его «тятя», был главным авторитетом. Конечно, авторитет отца не оспаривался, но только Сизов мог успокоить разошедшегося Есю одним лишь взглядом.

– Мы поедем домой, а ты позвони ему. Только не говори ничего лишнего…

– Не учи.

– Как скажешь, – Наталья поднялась из-за стола, хихикая. Её забавляло, как два сильных мужика пытаются идти на уступки друг другу и с каким трудом порой им это даётся.

– Есь, веди себя хорошо, – Толик потрепал сына по волнистым волосам.

– Угу.

– На выходных сходим в парк с тятей.

– Да! – счастливое дитя поскакало к выходу. Много ли нужно для этого самого счастья?

Медянова улыбнулась на прощание. Всё-таки она питала к этому человеку самые тёплые чувства. Есть ещё люди. Настоящие люди.

Дмитрий и Щербатый сделали для неё столько, что она и за всю жизнь не сможет расплатиться с ними. Новая двушка в спокойном районе, путёвки в санатории для матери, деньги, отдых, возможность работать на дому – они помогли ей во всём. Она знала, что эти двое не с потолка берут деньги, что из-за её квартиры они влезли в долги, с которыми потом расплачивались, что оба работают в полную силу, что Толик наконец согласился стать начем СБ, переступив через себя, а Сизов порой до самой ночи торчит в офисе, разгребая бумаги, и часто лично мотается на производство и на склады. И она ценила этих мужчин наравне со своим сыном. Три любимых мужчины в её жизни, в которой больше не было места для кого-то ещё.

Финогенов набрал номер любовника, развалившись на диване в гостиной.

– Да, – Дмитрий всегда быстро отвечал на его звонки.

– Наташка с Еськой уже ушли. Скучно. Не хочешь взять внеплановый выходной?

– М, звучит заманчиво. Буду дома через час. Жди.

И Толик ждал. За время, проведённое рядом с этим мужчиной, он ни разу не пожалел, что когда-то решил быть с ним.

Однажды он спросил Дмитрия, зачем ему была нужна вся эта возня с Натальей, и тот просто ответил, что нельзя упускать шанс, падающий тебе в руки. Щербатый хотел ребёнка, значит это судьба. Но Финогенов знал, что дело не только в этом – Сизов не смог пройти мимо женщины, оказавшейся в беде. Что бы он ни думал о Медяновой, он просто не смог, чисто по-человечески, по-мужски, закрыть глаза на происходящее. Уже после появилась какая-то привязанность и симпатия к ней. Они нашли друг друга. Только Наталья с маниакальным блеском в глазах набрасывалась на еду, приготовленную им, требовала добавки и забирала оставшееся с собой. И только Дмитрий мог терпеливо стоять на месте, пока женщина крутилась вокруг него с ножницами и иголками, используя его тело в качестве манекена.

Жизнь налаживалась. Да, были трудности, финансовые в том числе, но они справлялись со всем вместе. По-другому не бывает. Нельзя без отдачи. Они учились принимать и понимать друг друга. Конечно, без размолвок не обходилось, но в этом плане им было проще: без слёз, истерик и битой посуды.

Сизов приехал ровно через час. Кажется, пунктуальность Толика оказалась заразной.

– Ты Дика выгулял? – с порога спросил мужчина.

– Конечно.

– Наталью накормил? Что с её желудком? Какие лекарства нужны? Может, ей отдохнуть стоит?

– Не части. Накормил. Гастрит. Лекарства сама купит. Отдыхать не хочет, – отчитался Щербатый, продолжая валяться на диване.

– Чем кормил?

– Твоими котлетами.

– А ей можно жареное?

– Её разве может запрет врача остановить? – про себя же Финогенов подумал, что дело тут не в жареном, а в котлетах вообще…

– Да, это точно. Надо что-то делать. Это не шутки. Нужно тщательное обследование, лечение, какие-то препараты. Можно родителей попросить прислать. Немцы, заразы, умные.

– Дим?

– А?

– Иди сюда, – поднявшись в сидячее положение, Толик похлопал рукой по дивану рядом с собой.

Когда Дмитрий сел, он приобнял его одной рукой и, положив голову на плечо любовника, пробормотал:

– От тебя столько лишнего шума, жуть.

– Я беспокоюсь, – Сизов расслабился и погладил Щербатого по короткому ёжику жёстких волос. Лысина исчезла вместе со старой должностью.

– Знаю. Но всё нормально, правда, так что успокойся и не поднимай панику. Хотя бы сегодня.

– Ладно, я позже позвоню ей. Хочешь солянку?

– Да нет… Я борщ варил вчера, там ещё на пару дней хватит.

– А вдруг завтра захочешь, ты ведь её любишь?

– Отдохни лучше.

– Я не устал. Готовить всё равно что-то надо.

– Давай я?

– Нет. Я тут рецепт интересный прочёл. Солянка с грибами. Звучит вкусно, да?

– Ага, – обречённо вздохнул Финогенов.

========== Глава 7 ==========

Девочки мечтают о принцах, любви до гроба и романтике. Даже если они утверждают обратное, не верьте. И самые сильные из них хотят однажды быть покорёнными.

У Алеси не было ни романтики, ни тем более любви. Была школьная дискотека, маленькая кабинка туалета, прохлада сливного бачка под ладонями, задранная джинсовая юбка, сдвинутые вбок трусы, резкие толчки, боль внизу живота, чужие пальцы, тискающие грудь, и запах алкоголя, латекса и хлорки, а вместо принца за спиной пыхтел пьяный Никита Артамасов. Девочки иногда перестают мечтать. Алесины мечты разбились в пятнадцать и были выброшены в унитаз вместе с кусками туалетной бумаги, заляпанными кровью.

Разве могла Антонова представить, что однажды наступит день, когда она сама предложит себя человеку, которого всегда презирала? Жизнь та ещё шутница…

Два года. Удивительно, как быстро летит время.

Алеся стояла перед до боли знакомой дверью, нетерпеливо давя на звонок.

– Чего тебе? – Никита недовольно поджал губы, увидев на пороге девушку.

– Извини за вчерашнее. Я не знаю, с какого перепуга Громов решил, что может лезть в мою жизнь.

– Видимо, у него были причины.

– Если и были, то не те, о которых ты думаешь. Я войду?

– Как хочешь, – Артамасов шире распахнул дверь и пошёл вглубь квартиры, давая Алесе право выбора. Она молча поплелась за ним.

– Как твой нос?

– А тебя это волнует?

– Не особо, если честно, – призналась Антонова, прикрыв за собой дверь спальни.

– Тогда не спрашивай. Жить буду, – Никита развалился на широкой кровати, скрестив руки за головой. – К чему извинения, если не чувствуешь вины?

– Просто хочу, чтобы всё оставалось по-прежнему.

– То есть чтобы мы и дальше трахались без обязательств?

– Да.

– Меня это устраивает, но я не могу понять, почему это устраивает тебя. Все бабы как бабы, любовь им подавай, а тебя даже от малейшего намёка на симпатию с чьей-то стороны трясти начинает. Знаешь ведь, что ты у меня не одна?

– Знаю, – кивнула девушка, садясь на край кровати.

– И?

– Меня это не касается.

– Тогда ты должна знать и то, что у тебя буду только я, пока нас связывает что-то. Эгоистично? – Никита ухмыльнулся.

– Эгоистично. Но я привыкла.

– Так какого чёрта бессоновская болонка заявляет, чтобы я и близко к тебе не подходил? – резко подавшись вперёд, Артамасов схватил Алесю за руку. – Я ненавижу этих двух ублюдков!

– Они друзья моего брата.

– И брата твоего я ненавижу. А младшенького, – парень скривился, – убил бы, если б увидел. Вовремя он свалил. Мелкое ничтожество.

– Откуда столько ненависти к Егору?

– Этот лупоглазый хорёк мне с первого взгляда не понравился.

– Ты же знаешь, в каких я с ним отношениях, поэтому, пожалуйста, прекрати о нём говорить.

– От любви до ненависти, да? – Никита засмеялся, разжал хватку на чужой руке и, притянув Антонову ближе, обнял. – Кто бы мог подумать, что всё так обернётся? Кажется, когда-то ты говорила, что я самый мерзкий человек, которого ты встречала, а сейчас ты послушно раздвигаешь ноги по первому моему требованию. Ты в меня часом не влюбилась?

– Оно тебе надо?

– Было бы идеально, но как-нибудь переживу.

– Никит, тебе плохо со мной?

– Да нет.

– Тогда не задавай никаких вопросов и пользуйся.

– Говоришь как прожжённая шлюха.

– Тебя что-то смущает?

– Ни капли.

Она знала, почему она с ним, но никогда по-настоящему не задавалась вопросом, почему он с ней. Всё казалось очевидным: та, которая во всеуслышание заявляла, что он никто, теперь в какой-то степени принадлежала ему. Мужское самолюбие.

Алеся не знала, что дело не столько в этом, сколько в том, что Артамасов получал настоящее наслаждение, подчиняя себе дочь женщины, которую любил его отец. О, это было потрясающе! Семён Георгиевич, зубастая акула, обломал свои зубы об одну женщину, а его сын вот уже два года трахает, как дешёвую шлюшку, дочь этой женщины. Если бы отец знал… Эйфория.

Не то чтобы Никита ненавидел своего отца, он просто не мог многое простить ему. В методах воспитания Артамасов-старший частенько перегибал, макая сына лицом в грязь и спуская с небес на землю. Загоревшись идеей вырастить из раздолбая достойного человека, он совсем забыл, что сам никогда не был святым. А может, потому и ломал сына, чтобы не сделать его своей копией. Наказания были больше унизительными, чем жестокими: класс фортепиано, бальные танцы, кулинарные курсы и ещё куча всего, направленного на снижение завышенной самооценки Никиты. Семён Георгиевич постоянно ставил в пример сыну именно Алесю. Это злило. Какую-то девчонку он сравнивал с родным сыном и не в пользу последнего. Но ещё больше задевали сравнения с Олегом, рядом с которым, по мнению отца, он был полным нулём. «Мне бы такого сына» – эта фраза постоянно сопровождала Никиту. И сейчас ничего не изменилось.

Почему же Артамасов больше всех ненавидел Егора, никак не причастного ко всему этому? Потому что эта маленькая падаль не ломалась. Ревел, скулил, выл от боли, но не ломался. В его глазах горела злость, но не отчаяние. Это выводило из себя и заставляло Никиту снова и снова издеваться над убогим. Даже с его исчезновением ненависть не прошла. Казалось, что она только возросла, потому что источник беспокойства посмел уйти, так и не сломавшись.

Неприязнь к Бессонову была очевидной: Слава имел то, чего не имел Никита, – власть и деньги. Они были его собственными, заработанными не именем и деяниями богатого отца, а им самим. А с Громовым всё было ещё примитивнее: бабы. Миша неоднократно, сам того не подозревая, уводил девушек, на которых обращал своё внимание Артамасов. У белобрысой болонки был прямо талант по соблазнению. Иногда казалось, что он где-то учился этому и имеет диплом, подтверждающий окончание института обольщения.

И эти двое готовы были порвать друг за друга. Друзья. У Никиты не было друзей. Он не был идиотом и понимал, что интерес к его персоне вызван известной фамилией, а не им самим.

– Никит, как твоя новая мачеха? – Алеся лежала на спине поперёк кровати, устроив голову на животе парня.

– Никак. Дура. Очередная. Молчит, смотрит отцу в рот и хлопает глазами. Тошно.

– Отрабатывает вложенные в неё деньги.

– Знаешь, что самое смешное? Эта идиотка его любит. Правда! Я бы и сам не поверил, но она или любит его, или просто чокнутая. По договору ей при разводе ни копейки не достанется. Она сама настояла на этом.

– Хитрый ход. Хотела сразить своей честностью.

– У неё мозгов не хватит для подобного плана, поверь. Она такая честная, что мне блевать хочется, глядя на неё, – Артамасов брезгливо поморщился. – Где отец её нашёл? Безродная дешёвка.

– Потерпи пару месяцев.

– Придётся. Хорошо хоть я свалил из этого балагана. Здесь меня никто не достаёт, отец не заявляется с проверками, а эта овца вообще подходить ко мне боится.

– Хорошо жить отдельно?

– Не жалуюсь. У тебя тоже есть квартира, давно бы свалила.

– Кто меня отпустит? В нашей семье только Олегу дозволено всё.

– Через годик пошлёшь всех и свалишь.

– Да…

– Алесь?

– М?

– Твой отчим действительно так хорош, как о нём говорят?

– Ещё лучше.

– Любишь его?

– Очень.

– А родного отца?

– Конечно. То, что он умер, не значит, что он исчез из моей жизни.

– И я любил свою мать. Наверное, это единственная женщина, которую я любил.

– Вечер откровений?

– Это не секрет. Мать умерла, когда я был совсем мелким. Я был очень привязан к ней. Я не выношу баб отца не потому, что они занимают её место, а потому, что они насквозь лживые. Они улыбаются мне и изображают материнскую заботу, а на деле считают меня самым большим препятствием на пути к его кошельку. Не притворялись бы, я бы лучше к ним относился.

– Говоришь о честности, а сам…

– Мне можно. Мне всё можно, Алесь. И ты лживая. Иногда мне противно на тебя смотреть.

– Но ты смотришь, – усмехнулась девушка.

– За всё нужно платить. За секс тоже. Просто цены разные.

– И во сколько ты оцениваешь меня?

– Какая разница?

– Действительно.

***

Егор вошёл в беседку, в которой, сидя за столом на скамейке, читал его отец.

– Пап, я в город отъеду. Буду поздно или рано. Как сложится.

– И куда тебя тянет в закат? – Роман с улыбкой посмотрел на сына, отложив книгу. Перед ним стоял он сам в юности.

– С другом встречусь. Не поверишь, но у меня остались друзья в Москве.

– Денег дать?

– У меня есть.

– Матери звонил?

– Я звонил Марату. Его моя жизнь волнует больше, чем мою мать.

– Как они?

– Отлично. Нью Йорк не Питер.

– А какой город любишь ты? – Смирнов-старший хитро прищурился.

– А мне плевать, где жить. Лишь бы там, где моя семья. Я поеду.

– Будь осторожен.

– Ой, давай без этого? Тётя Таня уже дала мне наставления, – парень тепло улыбнулся.

– Что ж, тогда умолкаю, потому что она в этом деле спец.

– Пап, на этот раз тебе повезло с женой. Женщины лучше просто не существует.

– Я знаю.

– Разве что Женя…

– Она не женщина. Для меня. Но для твоего брата она лучшая.

– Достоин ли он её?

– А вот это уже не нам судить.

– К сожалению.

– Егор!

– Всё, я ушёл.

Роман вздохнул, глядя на удаляющегося сына. Мальчик вырос. Это уже не тот заикающийся мальчишка-ботаник, это взрослый парень, который никому не позволит решать что-то за него. Изменения в Егоре и нравились Смирнову-старшему, и одновременно пугали его. Пугала неизвестность. Он даже представить не мог, что творится в голове его сына, как он жил, чего он по-настоящему хочет, почему он внезапно решил вернуться и доучиться в гимназии, которую когда-то покинул, почему он рвался именно в прежний класс, для чего ему пришлось экстерном закончить два года обучения за один, ведь он отстал, пока мать таскала его по Европе, – множество вопросов, на которые Егор не давал чётких ответов.

Роман с болью вспоминал, как бывшая жена увозила их сына. Он долго смотрел в небо, на котором уже не осталось и следа от улетевшего самолёта. Больно было думать, что станет с его ребёнком, когда он поймёт, что является для собственной матери лишь объектом вымещения всех обид и злости. Смирнов никогда не был наивным и не верил, что каждая мать любит своё дитя. Он слишком хорошо знал Ларису. Она любила только себя. Но какое он имел право лишать Егора надежды? Сын сам так решил. Он верил, ждал, надеялся… Что нас не убивает, делает сильнее.

Но когда Женя явилась к нему домой и объявила, что только прилетела из Германии, где встречалась с мальчиком, Роман был в бешенстве. Всему есть предел. Только Татьяна смогла тогда удержать его от необдуманных поступков. И даже после этого Егор сказал, что останется с бабкой в Питере. Смирнову оставалось лишь терпеливо ждать. Сколько мы можем выдержать? Отчаяние Алеси, разрыв Олега с Женей и последствия этого, редкие встречи с стремительно меняющимся до неузнаваемости Егором, финансовые затруднения – он пережил всё, потому что не имел права опускать руки. Он нёс ответственность за свою семью. И рядом с ним была самая удивительная женщина, придающая ему сил.

С Алесей было трудно. Вырастив двух мальчишек, Роман совершенно не был готов к воспитанию девочки. Тем более такой своенравной девочки. Они смогли сблизиться. Да, не самые хорошие обстоятельства поспособствовали их сближению, но вместе они смогли пережить их.

С Олегом всё оказалось ещё сложнее: он был слишком самостоятельным, чтобы попасть под чьё-то влияние. Скрытный, молчаливый, он переживал всё внутри, не позволяя кому-то приблизиться к сокровенному – к душе. Их расставание с Женей повергло всех в шок. Никто никому ничего не объяснял. Все были поставлены перед фактом. Роман был вынужден разрываться между ними. Нет, никто не просил его выбирать или что-то в этом роде, просто его старший сын и подруга всячески избегали встреч друг с другом, и именно ему пришлось помогать им в этом. Встречи с близкими часто были мучительными, потому что на них отсутствовал кто-то из этих двоих, и все понимали, почему так происходит, из-за чего чувствовалась напряжённая атмосфера. А потом Женя отдалилась. Это было больно. Она будто почувствовала себя лишней и удалилась. Даже о её помолвке он узнал из газет. Обидно. Олег же менял девушек как перчатки. Смирнов-старший не был знаком ни с одной, он лишь знал по телефонным разговорам и случайным столкновениям, что их было много. Сын никого не приводил в дом.

Егора Роман видел не так часто, как хотелось бы. Парень всегда улыбался и говорил, что всё хорошо. Обманщик.

И лишь маленькая Кира не доставляла отцу беспокойств, а только радовала его. Но, как говорится, всё ещё впереди.

– Ром, ты чего здесь? – Татьяна вошла в беседку и присела рядом с мужем.

– Фиговый я отец, Тань, – неожиданно для самого себя тихо произнёс мужчина.

– Что за бред?!

– Что я дал детям?

– Всё. Ты научил их делать выбор и следовать выбранному пути.

– А как же ответственность?

– Мы не можем отслеживать каждый их шаг. Они достаточно взрослые, чтобы принимать решения и разгребать их последствия. Я говорю так, потому что мне самой родители никогда не давали право выбора.

– И ты не волнуешься за них?

– Волнуюсь. Безумно, – Смирнова опустила голову. – Какая же я была бы мать, если бы не волновалась? Просто я не хочу пытаться исправить свои ошибки на них. Мои ошибки останутся моими, а они пусть совершают свои. Как бы я ни пыталась уберечь детей от чего-то, я не смогу спрятать их от мира. Единственное, что я могу, – дать им реальное представление вещей. Мы с детства внушаем им, что хорошо, а что плохо, и мне остаётся лишь надеяться, что они усвоили это.

– Ты мудрая женщина, – Роман обнял жену. – Но эта мудрость даётся тебе с болью. Я же вижу.

– А ты как хотел? Я всё время боюсь, когда Леська уходит, что с ней что-то случится. Боюсь, что Олег попадёт в беду, что Егор свяжется не с той компанией… Я всего боюсь! Но я верю в них, понимаешь?

– Понимаю.

– Господи, подольше бы Кира оставалась маленькой девочкой…

– Согласен. Радует, что у неё свой защитник подрастает.

– Если ты о Еське, забудь! Я близко к ней этого бабника не подпущу!

– Тань, он вообще-то ещё в детском саду, – хохотнул мужчина.

– Что не мешает ему уже сейчас вертеть девочками! Настоящий кобель растёт! Наташка жалуется, что на площадке с ним спокойно погулять не может, потому что девочки за него драки устраивают.

– Можно подумать, у нас скромница подрастает.

– А что?

– Ты уже забыла, как внук нашего соседа поколотил племянника женщины с соседней улицы, когда тот Кирюшке одуванчики подарил? Заметь, одному из них пять, а другой в школу в сентябре пойдёт!

– Это было один раз!

– Да ладно!

– Рома, она ещё совсем крошка!

– Ага, и на неё уже обращают внимание мальчики постарше.

– Господи, Смирнов, ты ненормальный, – Татьяна закатила газа. – Старый извращенец.

– Это я старый? – на извращенца Роман не отреагировал.

– Не мальчик.

– А когда-то ты убеждала меня в том, что я очень даже…

– Так я и не спорю. Очень даже, – женщина, повернув голову, потянулась к губам мужа. Она обожала, когда он шутливо сердился.

– Но старый?

– Не для меня.

– Тогда, может, заведём ещё спиногрызика?

– Рехнулся? – Татьяна замерла, так и не поцеловав мужчину. – У тебя внуки скоро будут, а ты о таком думаешь? Детей мало, что ли?

– Детей много не бывает, а с внуками вопрос спорный. Алеська с Егором ещё малы, а от Олега с Женей мы можем ждать чего угодно, только не внуков нам на радость. И вообще я не готов, чтобы меня называли дедом!

– Если уж ты не готов, представь, что с Лёней будет?

– Он кастрирует Олега, если тот даст хоть малейший повод.

– Я и сама порой подумываю, что пыл Олежки нужно как-то поубавить… Как думаешь, где он сейчас?

– Показывает Женьке новый тренажёр в подвале?

– Ага. Неловко как-то…

– Почему? Двери закрыты, музыка скрывает все звуки. Они месяц не виделись. Если бы я тебя месяц не видел, поверь, мой пыл не остудили бы и пожарники.

– Звучит заманчиво, – Татьяна улыбнулась.

– С огнём играешь, – усмехнувшись, Роман резко подался вперёд, жадно целуя приоткрытые губы жены. Они уже столько времени провели вместе, а желание обладать ею не утихало, скорее наоборот, возрастало.

– Кира спит, – оторвавшись от чужого рта, прошептала Смирнова.

– Полагаю, ты поэтому сюда пришла? Хитрющая, – шатен щёлкнул её по носу. – Почему ты просто не можешь сказать, что хочешь меня?

– Предпочитаю действия.

– Ага, окольными путями к соседскому огороду.

– К своему огороду, – острый ноготь указательного пальца впился в подбородок Романа. – К своему.

– Женщина, уйми свою ревность.

– Кто бы говорил…

========== Глава 8 ==========

Женя сидела на банкетке в углу домашнего тренажёрного зала семьи Смирновых. Прислонившись к стене, она наблюдала за Олегом, качающим пресс. Из всех близко знакомых ей мужчин он уступал в росте лишь Тарасу, а его тело и вовсе не знало себе равных: тугие мышцы под покрытой золотистым загаром кожей, широкие плечи и грудь, крепкие руки и ноги – в меру, без излишеств и даже малейших недостатков. Идеально. Копейкина сглотнула, жадно отслеживая взглядом каждое движение парня. Ещё совсем чуть-чуть больше или меньше, и это было бы уже не то, но Смирнов знал, в какой форме нужно держать себя. Поднявшись с тренажёра, он приблизился к Копейкиной и остановился в шаге от неё. Женя невольно протянула руку и провела пальцами по влажным от пота кубикам пресса вниз, по дорожке волос, уходящей под резинку шорт. Она остановилась, дойдя до мешающего ей препятствия, и подняла глаза на Олега. Про таких мужчин говорят, что рот наполняется слюной при одном взгляде на них.

– Жек, – Смирнов улыбнулся, накрыв её руку своей, – мне в душ надо.

– Да…

– Отпустишь?

– Нет, – дыхание обожгло кожу, а кончик языка пошёл по тому же пути, по которому только что прошли тонкие пальцы.

– Что ты творишь со мной? – Олег убрал руку, чтобы не мешать девушке. – Я не железный.

– На это и надеюсь, – язык, поддразнивая, скользнул под резинку шорт и исчез.

– Чёрт, – выдохнув сквозь сжатые зубы, Смирнов отстранился. – Минуту, – он развернулся и чуть ли не бегом бросился в устроенную через стену от зала душевую. Вернулся он с большим махровым халатом в руках. Бросив его на пол рядом с банкеткой, он устроился на нём сидя, расставив согнутые в коленях ноги, и стянул вниз Копейкину. Скользя широкими ладонями по её спине и едва касаясь губами шеи, парень прошептал: – Жек, прибавь громкость.

Она, не желая отрываться от горячего мужского тела, пошарила рукой сзади, под банкеткой, найдя пульт от музыкального центра, несколько раз нажала на одну из кнопок, лишь мельком взглянув на него, чтобы не ошибиться, и тут же бросила его обратно.