Текст книги "Твой силуэт как иллюзия (СИ)"

Автор книги: Ольга Анафест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

В гостиной воцарилась тишина. Только тиканье настенных часов разрезало её мерным стуком. Девушки отводили глаза, чувствуя себя соучастницами преступления буквально.

– Нет, Гор, ты реально дебил, – Тихомиров тяжело вздохнул. – Она не будет ждать вечно. На её месте я бы давно послал тебя куда подальше. Сабинка теперь звезда, долго у окошка плакать не будет. Сколько времени ещё впереди до твоего отъезда? Не думал, что многое может измениться? И всё это время собираешься трахать мозги ей, себе и Янке? Казанова, – он повернулся к девушке, – я уже вдуплил, что ты без загонов, но это ненормально. Если бы её чувства в стену глухую были, но Гор же любит её. И от этого ещё гаже вся ситуация. Даже я, пацан, относясь ко всему проще, чем девчонки, не понимаю, как можно так? Я не могу представить, что поступил бы так с Жанкой. Да я после этого в зеркало бы взглянуть не смел и мужиком себя считать! Гор, – он снова обернулся к другу, – ты изменился. Я всегда уважал тебя…

– Жалкого слабака, наматывающего сопли на кулак? – Смирнов усмехнулся.

– Ты не был мразью. Какой толк от твоей силы, если внутри гниль?

– Так почему ты до сих пор считаешь меня другом?

– Потому что, как и Хайруллина, верю.

– Не ругайтесь, – Кандер открыла глаза и зевнула. Она уже довольно долго притворялась спящей, наслаждаясь прикосновениями своего парня и внутренне морщась от его ругани с друзьями. – У каждого из нас есть свои причины для тех или иных поступков. Нельзя влезть в душу человека и понять, что творится в ней. Я видела, как на переменах Егор смотрит на Сабину. Я сама такой была. Но и Яну он не обманывает. Она знает. Мы не имеем права лезть.

– Жан, тебе Хайруллину не жалко? – Алеся покосилась на подругу.

– Жалко. Я бы не выдержала на её месте. Но кто я такая, чтобы судить Егора? А тебе-то почему жаль её? Ты же не выносишь Сабинку!

– С тех пор, как влезла в её шкуру…

Любить очень больно. Больно, что твой собственный брат поступает с кем-то так же, как поступают с тобой. Хайруллиной ещё хуже. Егор любит её и осознанно причиняет боль, Слава же делает это по привычке. Он не замечает даже.

– Ты сам-то веришь, что сможешь без неё? – Ваня спросил друга, не глядя на него больше.

– Потом будет хуже.

– Да откуда ты знаешь? Мы жизни толком не нюхали, а ты берёшься на себя вершить чужие судьбы! Ты стал трусом, Гор.

========== Глава 32 ==========

не бечено

Никита нетерпеливо поглядывал на дверь ванной, ожидая, когда мачеха наконец закончит изображать из себя резиновую утку. У неё выходной вообще-то, а ему пора на смену. Не могла позже? Или сделать свои дела побыстрее, раз уж самым наглым образом влезла вперёд, оттолкнув его в прямом смысле слова от двери. Нет, у Лизы была привычка зависать в душе по часу, не меньше. И в эти моменты она игнорировала всё вокруг. Он уже и кашлял возле двери, и аккуратно стучал, и откровенно орал – бесполезно.

– Утонула, что ли? – задумчиво протянул он, почёсывая взъерошенный затылок. Администратор был строг к внешнему виду сотрудников.

Удивительно, но Артамасову нравилась его работа. Не то чтобы это было пределом мечтаний, но нереально распирало от гордости за самого себя, когда на карту перечислили аванс. Он заработал эти деньги сам. Сам! В целом, денег хватало, учитывая, что они с Лизой не тратили больше необходимого, а на клубы и прочее у него просто не было времени. Да и желания не было. Все, кто называл себя его друзьями, остались за чертой, которую он провёл. Непонятливым он прямым текстом сказал, что ничего общего со своим отцом больше не имеет, и они, как и ожидалось, исчезли. Коллеги не знали, кто он. Для них Никита был обычным парнем, и это радовало. Лизе же работа безумно нравилась сама по себе. Она боготворила шеф-повара и практически не отходила от него, как губка впитывая каждое его слово. Судя по всему, она планировала остаться в ресторане Леонида надолго. Сам Костенко появлялся не так часто. Он вечно был занят чем-то, мотался где-то, приезжал уставшим, пил литрами кофе в своём кабинете, ковырялся в бумагах и снова срывался с места. Прошло всего две недели, а казалось, что не меньше года. Жизнь стала другой, или он просто теперь иначе смотрел на неё. Было трудно. Первое время он только учился посуду держать и не путаться в заказах. Но администратор всё равно хвалил его, говоря, что для новичка он неплох. Администратор вообще был классным мужиком, хоть и строгим. Он не орал за косяки, он терпеливо объяснял и давал советы. И это было куда действеннее криков.

Никита часто среди посетителей видел знакомых отца и понимал, что тайной для Семёна Георгиевича это не останется.

Лиза не выходила из ванной, а Никита, мягко говоря, зверел, потому что времени до выхода оставалось всё меньше.

Трель звонка стала контрольным.

– Кого там принесло! – с рыком распахнув дверь, парень отшатнулся.

– Допустим это я, – Семён Георгиевич вошёл царственной походкой, хотя заметная щетина и тёмные круги под глазами слегка подгаживали образу. – Как дела? Не звонишь, не заходишь…

– Пап, я занят, – Никита нервно оглянулся. Только бы Лиза ещё в пене побарахталась!

– Спешишь куда-то? До меня тут слух дошёл… Не пояснишь ситуацию? Что за дела с переводом и работой? Тебе денег не хватает? Я в тебя столько вбухал, чтобы ты тарелки таскал? И где, – Артамасов-старший криво усмехнулся, – в забегаловке Костенко!

– Честный заработок не может быть постыдным.

– О, ты у него уже понахватался. Узнаю слова Леонида. Не с того пример берёшь. Он тебя ничему ещё не научил, а?

– За словами следи. Я повода не давал. Ты всю жизнь меня мордой тычешь в то, что я ничтожество. Решил работать, так ты снова недоволен? Определись уже.

– Ещё бы листовки раздавать подался, – мужчина, не разуваясь, прошёл в зал, прислушался к звукам льющейся воды, буркнул что-то нечленораздельное и сел в кресло.

– Я занят, пап, – напомнил Никита.

– Лиза ушла от меня.

– М…

– Она на развод подала.

– Да ладно?

– Ты рад?

– Я привык.

– Не сравнивай её со всеми этими… Кто тебя просил тогда шоу устраивать? Так бы и врезал, да сил нет, – Семён Георгиевич устало вздохнул. – Она как сквозь землю провалилась. Никому не звонила, у родителей её тоже нет.

– А ты узнавал?

– Я только что приехал оттуда.

– Ты в Пензу ездил? – Никита опешил.

– Я должен найти её. Чёрта с два ей, а не развод!

– А не пойти бы тебе на хер, Сёмочка? – Явление Христа народу в образе Лизы стояло в дверях, уперев руки в бока и недобро хмурясь. Вода с растрёпанных мокрых волос падала на шёлковый короткий халат, расходящийся на груди. Артамасов-старший жадно ловил взглядом эти капли, особенно самые бесстыжие, облизывающие кожу в ложбинке. Он замер на какое-то время, поглощённый зрелищем. Наконец мужчина вернулся к реальности, тряхнул головой, скользнул взглядом по жене и хлестнул по сыну. Медленно поднявшись, он подошёл к Никите и выдохнул:

– Гадёныш.

Удар пришёлся в лицо. Едва ощутимая боль поразила раньше осознания происходящего. И понимание чужого отчаяния, вложенного в один-единственный удар, слабый и какой-то беспомощный.

Артамасов-старший был в пассивной ярости. Никогда прежде он не был так зол на сына. Да и не сын был сейчас перед ним. Иуда. Он с ума сходил в поисках жены, обрывал телефоны всех знакомых, мотался в Пензу, выслушивал её сестрицу, которая, казалось, все грехи этого мира на него повесить решила. Он практически не спал, с трудом заталкивал в себя пищу, предпочитая всему алкоголь. Да у него крыша так только после смерти первой жены улетала. Чего только в голову не лезло с каждым днём. Какие только ужасы он не представлял. Хотел даже в розыск подать, но знакомый из органов только высмеял его. Полиция, видите ли, загулявших жён не ищет. Загулявших? Он и не думал о подобном. Это же Лиза! Слишком открытая и честная. И что теперь? Спряталась под самым его носом! И сын тоже хорош, предатель! Всё скопившееся в нём отчаяние и злость вдруг перешли в апатию.

– Ах ты, скотина! – Лиза отвесила ему пинок. – Сына моего бить вздумал? Да я тебя! – она ударила мужа между лопаток. Опешив, он застыл. Никита тут же ретировался в угол гостиной.

– Ну я тебя, падла! – Елизавета разошлась. Когда муж повернулся к ней, она влепила ему пощёчину. Хлёстко, звонко, от души. Голова Семёна Георгиевича мотнулась в сторону, а он, как идиот, улыбался.

– Ржёшь ещё, сволочь? – женщина рассвирепела окончательно, и если бы не Никита, вовремя вернувшийся и перехвативший её поперёк талии, она бы отправила мужа в нокаут.

– Мам, хорош! – Артамасов-младший хохотал, удерживая буйную фурию. – Батя, беги!

Семён Георгиевич плюхнулся на пол. Эта акула бизнеса, в дорогом пальто и начищенных туфлях, сидел на заднице, растрёпанный, с красной щекой, и смеялся до слёз вместе с сыном. И, судя по лицу Елизаветы, им обоим стоило бы заткнуться и прикинутся ветошью. Женщина пихнула Никиту локтем в живот, вырвалась, поправила халат, который уже обнажил больше необходимого, сложила руки на груди и выдала:

– Дебилы. Ты, – она сурово взглянула на мужа, – не показывайся мне больше на глаза.

– Лиз, – Артамасов-старший тяжело и как-то вымученно вздохнул, – давай поговорим?

– Не о чем.

– Блин, мне на работу нужно! – Никита засуетился.

– Приведи себя в порядок и иди. И не опаздывай! Леонид этого не любит. Он дал нам работу, не забывай! – Лиза игнорировала мужа.

– Да знаю я!

– Лиза, Костенко не такой, как ты думаешь, – Семён Георгиевич заговорил, когда сын вышел из комнаты. Оказывается, и жёнушка его ненаглядная в забегаловке этой подрабатывает. – Он очень скользкий. На пути к своей цели ни перед чем не остановится.

– Кого-то это описание мне напоминает… Ой, – она притворно ахнула, – это же про тебя, Сёмочка!

– Не сравнивай! Я никогда не убивал!

– Не неси бред! Не наговаривай на него и не строй из себя святого. Смотреть тошно.

– Он монстр, Лиза. Ты даже не представляешь, на что способно это чудовище…

– Это чудовище, – Елизавета усмехнулась, – человечнее всех тех, кто тебя окружает.

– Увольняйтесь. И близко к этому человеку больше не подходите, – Артамасов поднялся и отряхнул пальто. – Я пришлю кого-нибудь сюда за твоими вещами.

– Иди к чёрту, Сёма! Мы сами со своими жизнями разберёмся.

– Эта квартира моя, – мужчина решил надавить.

– Подавись, на улице не останемся.

– Ты о Никите подумала? Он привык жить в роскоши.

– Ты даже сына своего не знаешь… Убирайся.

Ей было противно. От самой себя противно. Как можно любить такого человека? Как можно считать его человеком? Она вроде и понимала, что он такое, но, видя его сейчас, по привычке одетого с иголочки, но заметно осунувшегося и измученного, едва сдерживалась, чтобы не обнять. Любовь действительно зла. Сердце отчаянно ищет хорошее и цепляется за него, не желая отпускать. Сердце не умеет иначе.

– Лиз, – Семён Георгиевич устало потёр виски, – нам обязательно ругаться?

Почему так? Увидев жену после долгих поисков, он не может даже чувства свои выразить. Она похорошела. Стала хорошенькой, какой была в самом начале их отношений. Он лишь сейчас понял, как она изуродовала себя из-за его глупости. Вбил себе в голову… Старый идиот. Татьяна шикарна, она красива, сексуальна, в то же время за этой оболочкой есть ещё и богатый внутренний мир – она идеальна. Но с ума он сходил не когда она ему отказала и замуж за другого вышла, а когда Елизавета исчезла и подала на развод. С ума сходил от отчаяния и бессилия. И сейчас ему было больно, потому что казалось, что он не нужен жене с сыном. Они так гармонично смотрелись вместе, стали очень близки, а он пришёл и нарушил их покой. Где же его место, если не со своей семьёй? Мать и сын… Это было невероятно, но сил на радость не осталось… А как же он? Что есть у него, кроме денег? Всю жизнь гнался за ними – комфорт превыше всего. А эти двое отказались от комфорта и от него самого, обретя что-то более ценное и значимое.

– Сёма, уходи. Мы освободим квартиру, – Лиза сбавила тон, чтобы Никита не услышал разговора.

– Попросишь Костенко о помощи?

– А если и так? – с вызовом, сурово.

– Всё не то, – Артамасов закатил глаза к потолку, а потом в упор посмотрел на жену. – Прости, Лиза.

– Чего? – она даже головой потрясла, думая, что послышалось.

– Прости меня, – мужчина терпеливо повторил. – Я ошибся.

– В чём?

– Во всём… кроме тебя.

Она молчала. Смотрела на него, не произнося ни слова. Он был честен. Нельзя было не поверить этим глазам, всегда холодным и подозрительным, но сейчас полным вины и пугающего одиночества. Он будто поднимался на эшафот и прямо в эту секунду, стоя на последней ступени, заносил ногу, чтобы сделать этот финальный шаг на пути к смерти. У Лизы внутри всё замерло от этого взгляда. Она любила, до боли, до отчаяния, до смерти. Любила его, каким бы он ни был.

Последний шаг она сделала сама. Шагнула навстречу и застыла, не решаясь поднять глаз от пола. Страшно снова увидеть то, что она увидела за мгновение до этого. Страшно быть причиной чужой боли. Самой становится невыносимо больно. Так не должно быть.

Никита проскользнул мимо них, негромко хлопнул входной дверью и помчался на работу. Без него разберутся.

***

Трус. Действительно трус. Егор стоял возле подъезда, высоко задрав голову. В её комнате горит свет. Дома. Наверняка уставшая после очередной репетиции. Они почти не виделись всё это время, потому что Сабина пропускает много занятий, пропадая в студии.

Зачем он здесь? Чего хочет? Смирнов набрал код на двери и вошёл. Он просто должен увидеть её. Ничего такого. Они же друзья.

Поднявшись на лифте, он на секунду замер перед дверью, коротко выдохнул и нажал на звонок.

Сабина открыла, как и всегда, не спрашивая, кто это. Дурацкая привычка. Бесстрашная. Глупая.

– Привет, ты чего так поздно? – она отступила в коридор, впуская гостя. – Что-то случилось?

– Да нет, просто зашёл, – он разулся, повесил куртку на крючок. – Одна?

– Да, Диня занят, – Хайруллина улыбнулась под нос своим мыслям. Здорово, что у брата наконец появился кто-то по-настоящему ему нужный.

– Сваришь кофе?

– Конечно, проходи.

Егор скользнул по ней взглядом: свободная футболка, спадающая с левого плеча, короткие спортивные шорты с закруглёнными разрезами – провокация.

Он шёл за ней на кухню, а в голове крутилась только одна мысль: на Сабине нет бюстгальтера. И это жесть.

На кухне он открыл окно – холодный воздух ворвался в помещение. Девушка поёжилась, но ничего не сказала. Она возилась возле плиты, а Смирнов сидел сзади, впившись взглядом куда-то между её лопаток. Ткань её футболки на вид была мягкой. Такая обычно не скрывает ничего, хотя вроде и свободно лежит на теле. Когда Хайруллина развернулась к нему, он с шумом сглотнул, отвёл глаза и уставился в сторону. Действительно ничего не скрывает… и соски, затвердевшие от холода. Какого чёрта он припёрся сюда? Поднявшись, он подошёл к окну и торопливо закрыл его. От греха.

– Есть будешь? – погружённая в собственные мысли и усталость, Сабина почти никак не реагировала на него.

– Пару бутеров.

– Без проблем, – она снова отвернулась.

– Тебе нравится то, чем ты занимаешься? – он спросил не из праздного любопытства.

– Не знаю. Это не то, чем я хотела бы заниматься всегда. Я не Марек. Он рождён для сцены. Без неё он зачахнет, как цветок в тени, – девушка не оборачивалась.

– Вы давно знакомы?

– Да.

– А Адомайтис? – Этот вопрос не давал Егору покоя.

– Он невероятно талантливый человек, – Хайруллина сжала в руке нож и опустила голову. – Он очень сильный. Я знаю, как ему тяжело после разрыва… И всё-таки.

– Женька выходит за Олега. – Нож со звоном упал на пол.

Сабина торопливо подняла его.

– И как… ты?

– В смысле? – Смирнов удивился.

– Да нет, ничего.

– Бина? – он подошёл к ней сзади.

– Ничего, я же сказала! – она дрожащей рукой резала сыр.

– Давай я, – Егор мягко отстранил её от разделочного стола. – Следи за кофе.

Стоя бок о бок, они старались не соприкасаться телами. Оба чувствовали недоговорённость и напряжение.

Хайруллина выключила плиту. Она не выдержала первой. Обойдя друга, она обняла его сзади, уткнувшись носом в спину. Должно быть, ему сейчас больно. Женщина, которую он любит, с другим. Ему больно так же, как и ей самой.

– Ты чего? – он будто окаменел.

– Мне жаль. Правда жаль.

– Бин, думаю, я не понимаю тебя, – развернувшись в кольце её рук, Егор поднял её лицо, сжав подбородок пальцами. – О чём ты?

– О Жене.

– И?

– Тебе ведь больно, не скрывай…

– С хера ли? – Смирнов не сдержался. – Я как бы рад вообще-то. У меня брат женится.

– Но как же?!

– Бин, я очень люблю Женьку. Очень.

– Вот я и…

– Но не так, как Олег.

– В смысле?

– Прости за грубость, но мне, например, не пришло бы в голову трахнуть её даже по синьке. Извращение какое-то… Равносильно тому, что с Леськой переспать, – Егор поморщился. Перспектива действительно так себе… Женька – лучшее, что было в его жизни. Без неё не было бы и его самого. Она та, кого он готов оберегать всегда. Но это иное, это выше понимания многих.

– Прости, я всегда думала…

– Догадываюсь, – Смирнов улыбнулся. Её руки по-прежнему обнимали его и не торопились отпускать. Он чувствовал биение чужого сердца. Не было сил отпустить. Совсем. – Вано встречается с Кандер, – выдохнул он, стараясь заполнить чем-то тишину.

– Я знаю.

– Откуда?

– Видела их летом вместе. Решила, что сам расскажет, когда захочет.

– Бин, – Егор почти сдался, – мне нужно идти.

– Да. – А пальцы сжали ткань его джемпера ещё крепче.

– Бин…

Их поцелуй был нервным и жадным. В нём не было и толики теплоты, только отчаянное желание, долго сдерживаемое и контролируемое. Егор смахнул с разделочного стола доску с бутербродами и рывком поднял девушку, усаживая на гладкую поверхность. Вклинившись между её ног, он целовал её так, будто это происходило в последний раз, напиваясь ею до края. Не такими должны быть первые поцелуи влюблённых людей… Кто сказал это? Шёл бы он куда подальше!

Сабина разорвала поцелуй и потянула его джемпер вверх, торопливо стягивая вместе с майкой. Ногти впились в обнажённые плечи. Почувствовав, что он хочет её, она просто не могла отпустить. То, что Смирнов хотел её, ощущалось столь явно, что у девушки напрочь отшибло какие-то иные мысли. Она уже тянула вниз молнию на его ширинке, когда вдруг крепкие руки сжали её запястья.

– Нет, – Егор не смотрел ей в глаза. Он видел лишь выбившийся из-под её футболки кулон. Не кулон. Кольцо, подаренное им когда-то давно. И все эти годы… Какая же он мразь! Знать, понимать и догадываться совсем не то, что увидеть собственными глазами. Она так преданно любила его, так долго и мучительно, а он сейчас поступает, как самая настоящая тварь: дарит надежду, которую сам же вскоре разобьёт.

– Я люблю тебя, – прошептала Хайруллина. Впервые она сказала это вслух.

– Прости, – Смирнов отстранился, избегая смотреть ей в глаза. – Прости, Бин.

– Не уходи! – она подалась вперёд, соскальзывая со стола и хватая его за руку.

– Прости.

Что-то упало и разбилось со звоном. Кажется, это была та самая надежда.

Егор шёл быстрым шагом по улице. Глаза щипало. Сколько он не плакал? Плачут слабаки? Значит, он так и остался слабаком. Ну что он может дать ей, кроме пустых обещаний? Разве она заслуживает подобного? Только не она. Он знал, что никогда не откажется от своей мечты. Никогда и ни за что. Даже Женька не смогла бы остановить его, а это что-то да значит. Быть счастливым недолгое время? А сколько будет потом несчастной она? Забудет? Такие не забывают. Он терзает её душу, ломает её, но это всё равно не так страшно, как то, что он может сделать потом, если подарит ей надежду.

А ещё ему было эгоистично страшно за самого себя. Если сейчас больно, то что будет дальше? Если сейчас слёзы по щекам сползают, как у соплежуя последнего, как не сдохнуть потом, после всего? Расставание – это маленькая смерть. Сколько раз он уже убивал её? Сколько ещё она должна будет выдержать из-за него, долбаного козла, неспособного окончательно отпустить её?

Вибрирующий в кармане телефон заставил остановиться.

– Да, Ян?

– …

– Тебе честно сказать? – Егор усмехнулся в трубку. – С каменным стояком и охеренным чувством вины, как думаешь, как я?

– …

– Да, я был у неё.

– …

– Знаю, что идиот. Знаю, Казанова. Я приеду сейчас, ладно?

– …

– Жди.

========== Глава 33 ==========

не бечено

Тарас возвращался домой разбитым: рабочая неделя сожрала его. Пятница – это маленький рай. На лестничной клетке курил Артур, нервно поглядывая на часы. Принесла нелёгкая…

– Привет, – Опальский не торопился доставать ключи. – Какими судьбами?

– Давно не виделись. Прости, столько дел было! – Звягинцев бросил окурок на кафель и раздавил его подошвой.

– Чего хотел? – Тарас поморщился от этого свинства.

– Мне нужны причины, чтобы прийти к тебе? – Артур удивлённо вскинул брови.

– Мог бы позвонить.

– Сюрприз!

Опальский привалился спиной к своей двери. Дикая усталость одолевала. Снова деньги? Динияр рассказал ему, что Звягинцев игрок. Странно, что он сам так долго верил в его бесконечные жизненные проблемы. Ругаться не хотелось. Ничего не хотелось, кроме тёплого душа и сна.

– Ты не особо рад, – Артур нахмурился. – Завёл кого-то?

– Кошек и собак заводят, – вздохнул Тарас. – Давай закончим на этом.

– Вот, возьми, – Звягинцев протянул ему конверт. – Здесь только часть. Я потом верну остальное.

– Не нужно, – Тарас убрал конверт во внутренний карман куртки.

– Глупо как-то, – Артур снова закурил. – Мне казалось, что у нас всё хорошо, – ему действительно было не по себе. Забавная зверушка отвернулась от него. Пожалуй, Опальский был единственным человеком, всегда искренним с ним, добрым и понимающим. Обидно как-то, что всё закончилось, толком и не начавшись. Он даже деньги решил вернуть после крупного выигрыша. Не то чтобы совесть замучила, просто… да чёрт его знает!

– Прости, – Тарас тепло улыбнулся. Всё-таки в их отношениях были и хорошие моменты. Не стоит забывать об этом.

– Да ну тебя, – Звягинцев отмахнулся. – Не хочу себя брошенкой чувствовать. Ты счастлив?

– Да, – Опальский ещё шире улыбнулся.

– Может, и к лучшему. Бывай, – Артур хлопнул бывшего любовника по плечу и пошёл по ступенькам вниз, на ходу докуривая. Здесь точка невозврата. Конец. И нет смысла выяснять что-то. Только на душе паршиво как-то…

Тарас вошёл в квартиру, разделся и остановился посреди коридора. Странно как-то: вроде даже чувства какие-то были, но это так, слабый дымок раздуваемого маленького костерка в сравнении с тем пламенем, которым опалял его Хайруллин. А это любовь? Возможно… Лику он любил до боли, до нехватки воздуха. Любил так, как любят в юности. Сейчас же его чувства были спокойными, зрелыми. Страсть бурлила, да, но в целом было тихо, тепло и комфортно.

Он встретился с матерью Лики и отпустил, наконец, прошлое. После этого он рассказал всё Динияру. Было трудно и даже немного страшно, но он сделал это и не пожалел: Хайруллин понял и принял. Им не нужно было говорить о чувствах, чтобы понять их. Да и нелепо как-то двум взрослым мужикам клясться в любви. Не кино же снимают.

До сих пор удивляло, что Динияр выбрал его. Не потрясающего Леонида, от одного взгляда на которого голова кружилась, не кого-то ещё, а именно его, самого обычного, далеко не красавца, вполне себе заурядного человека, каких вокруг тысячи.

У Хайруллина было всё: внешность, обаяние, деньги, связи – таким достаточно поманить пальцем и перед ними выстроится очередь желающих урвать кусочек. И всё же…

Звонок в дверь. Один короткий и один длинный. Динияр.

– Ты же поработать хотел сегодня, – Тарас открыл дверь, с улыбкой встречая гостя.

– Хотел, – мужчина улыбнулся в ответ и вошёл. – Но, знаешь, вдруг жутко захотелось твоего кофе. До зубного скрежета.

– Ты пьёшь слишком много кофе! – Опальский заворчал по привычке.

– Я не приверженец здорового питания, ты же знаешь. У меня есть время только на кофе и поздние ужины.

– Окажешься в больнице, как Женька!

– Будешь таскать мне апельсины? – Хайруллин повесил пальто на вешалку и убрал в шкаф в прихожей.

– Не буду.

– Что, ни разу не навестишь? – гость нагнулся, вытаскивая из обувной полки уже родные домашние тапочки.

– Не шутят такими вещами, Динияр, – Тарас вздохнул. Горбатого только могила исправит. Всё ему шуточки.

– Вари мне кашу по утрам. Не откажусь.

– Сам вари.

– Некогда.

Опальский знал, что в этих словах нет ни грамма лжи. Хайруллин очень много работал. Проведя день в офисе, он ещё и домой приносил кучу бумаг и порой до глубокой ночи разбирал их. Ему постоянно звонили по работе, и зачастую Тарасу хотелось разбить ненавистный телефон о стену. Не потому, что он чувствовал себя обделённым вниманием, совсем нет, – Динияр всегда находил время для него, – а потому, что всем людям нужен сон. Люди не роботы. Спать по три часа в сутки – привет, больничка. У любого организма есть свой предел. Опальский тоже иногда брал работу на дом, когда были завалы, но это не сравнить с тем, как загонял себя его любовник. Если бы не Сабина, он бы вообще не ел, а пил лишь крепкий кофе, чтобы не свалиться с ног.

– В отпуск не хочешь? – Тарас шёл на кухню вслед за гостем. Порой он в собственной квартире самого себя гостем ощущал.

– Потом, – отмахнувшись, мужчина подвинул табурет к окну и закурил. Наконец-то он дома! Дома. Именно так. Не в своей просторной квартире, обставленной со всеми удобствами и наворотами, а здесь, в уютной двушке, где пахнет домашней стряпнёй и лучшим в мире кофе.

– На том свете отдохнём? – Опальский открыл холодильник и достал кастрюлю с борщом. Сначала еда, а потом уже отрава!

– Именно, на нём родимом.

– В гроб себя загонишь.

– Но перед этим устрою хорошую жизнь для сестры.

– А нужна ей эта хорошая жизнь без тебя? Никогда не задумывался? Сам знаешь, что с того света не возвращаются! – Слова били наотмашь.

– Тарас! – Динияр нахмурился.

– Я прав, потому и злишься.

– Я не злюсь, – мужчина уставился в окно. Нет, всё-таки принцесска ему с брачком попалась… Добрая на грани глупости, отзывчивая, умная, хозяйственная, очаровательная, сексуальная, но, зараза, зубастая. И зубки у неё напильником заточены.

Опальский хмыкнул и поставил кастрюлю на зажжённую конфорку. Кажется, у него ещё осталось немного пюре с котлетами. Хайруллин любит их. Поест и успокоится. Тот путь, который к сердцу мужчины через желудок лежит, он продефилировал ленивой походочкой победителя уже давно. К слову сказать, и сам Динияр готовил потрясающе, но очень редко. Его блюда были изысканными, необычными, зачастую экзотическими, Тарас же готовил по-домашнему, как любимая бабушка. И вот это домашнее, с теплом приготовленное Хайруллина покорило раз и навсегда.

– Па-а-ахнет, – протянул Динияр, щуря глаза от удовольствия. Желудок призывно заурчал.

– Борщ, – пожал плечами Опальский. Он лично ничего необычного не чуял.

– Знаю, – Хайруллин выбросил окурок в форточку, поднявшись. Он подошёл сзади и выглянул из-за плеча любовника, заглядывая в кастрюлю: – Укропчик!

Дитё натуральное! Тарас тихо усмехнулся под нос. Каким же может быть порой этот, казалось бы, всегда сдержанный мужчина…

– Не мешай, – Опальский едва сдержал громкий смешок. Он поставил разогреваться котлеты с картошкой и под голодным взглядом любовника демонстративно прикрыл сковороду крышкой.

– Всё равно пахнет, – потянул носом Хайруллин.

Борщ он наяривал с жирной сметаной. И, как любил, размазывал густую массу ещё и по хлебу. Второе тоже пошло на ура, и Динияр заметно взбодрился.

– Эх, каждый день бы так, – он похлопал себя по сытому животу.

– И так почти каждый день, – Тарас ограничился только первым, так в обед на работе забегал в столовую.

– Ты против?

– Выдам Сабинку замуж и переберусь к тебе.

– Не рановато ли ты её спровадить хочешь?

– Нормально. Поверь, долго тебе меня ждать не придётся. Женишок её в скором времени нарисуется. Помяни моё слово.

– У неё карьера только начинается, – Опальский покачал головой.

– Это блажь. Бросит. Она девочка серьёзная.

– Думаешь?

– Знаю. Для неё существует лишь учёба и он. И если ей нужно будет выбирать, я в выборе её не сомневаюсь. Всё-таки есть в ней капля крови предков. Маленькая, но есть.

Тарас задумчиво изучал скатерть. А ведь он совсем не против, если вот так, вместе, они будут сидеть за столом каждый день. Слишком быстро? Возможно, они оба чересчур долго искали друг друга. Жизнь научила их не терять понапрасну время. Жизнь не прощает ошибок и редко даёт второй шанс. У них он появился. Один на двоих. Может, они сошли с ума? А кто вправе судить их? Все мы немного сумасшедшие..

– Артур приходил сегодня. Мы мирно всё решили, – Опальский поднял голову. Синие глаза пригвоздили его к стулу.

– Не было. Никакого. Артура. Никогда. – Раздельно. Чётко. Без компромиссов.

Синие глаза могут всю душу вытряхнуть и сердце оборвать. Взмах угольных ресниц разбивает наваждение. Теплота во взгляде. Теплота и покой. Это как тихие волны, целующие песчаный берег. Это красиво. Это навсегда.

***

Женька тупо смотрела на бледную узкую полоску, идущую параллельно с такой же тонкой, но куда более ярко выраженной. Глюк. В десятый раз. Использованные тесты на беременность возвышались горочкой на стиральной машине. Прилетели. Залетели вернее. И невольно из глубин организма рвётся простое, родное русское «пиздец». Как? Нет, она, конечно, не идиотка и понимала, что с Олегом они не то что прошли период держания за руки, а вообще им не заморачивались, но всё же нормально было столько лет… Смирнов всегда был аккуратен… Или ему крышу снесло? А она куда смотрела? Аккурат между собственных разведённых ног, как он входит и выходит… Дура безмозглая. Копейкина, соглашаясь выйти замуж, не задумывалась о скором продолжении рода своего. Да и нужно ли таких, как она, этому свету подбрасывать? Её с лихвой хватит. А как же работа? Какой декрет? Они, конечно, не нуждаются, но жить лишь на заработок Олега, да ещё с ребёнком? А мотоцикл? Роднулечка, кровинушка… А всё остальное? Нет, ну как Женька Копейкина сможет отказать себе в том, в чём никогда не отказывала? Женя – мама. Это даже не смешно. Это драма какая-то получается с элементами трагедии. Теперь уж точно платью свадебному нет – в балахоне придётся путаться. Свадьба-то через три месяца только. Сильно живот к тому времени выпирать будет? Кто бы знал… Месячных второй месяц нет, раньше нужно было думать, а не спихивать всё на бунт организма. Нехило так взбунтовался, ага. Женька положила тест к куче остальных и вздохнула. Что ж, порадует она женишка вечером, ох, порадует. И Лёнечке сказать надо. Пусть волосы на себе рвёт в припадке – дедом станет. Только шиш она ему сама расскажет, лучше Олега отправит гонцом. Копейкина гнусно хихикнула, представив себе лицо дяди. И что в таких случаях делать надо? В больницу переть? Придётся. Её гинеколог Светлана Алексеевна в обморок брякнется от новости подобной. Ой, а Ромочку порадовать не терпится… Козёл старый он теперь, а не молодой папаша. От такой вести половина родни в ауте будет. Все, кроме Егора с Татьяной: один эмоции контролировать умеет, а вторая давно ждёт. Мир вроде не рухнул, но ощущения странные. Сколько себя помнила, Копейкина всегда жила так, как хотела, и делала то, чего душенька её непутёвая желала. В связи с новыми обстоятельствами придётся менять многое. Сможет ли она? Наверное, сможет, потому что нет ничего такого, с чем она бы не справилась.