Текст книги "Твой силуэт как иллюзия (СИ)"

Автор книги: Ольга Анафест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

========== Глава 1 ==========

Кожаные белые ремешки босоножек стягивали тонкие щиколотки, намертво врезаясь в кожу, – туго, зато пятки устроены надёжно и прочно, возвышаясь над начищенным до блеска паркетом на высоту шпилек. Ноги с выступающими коленными чашечками, сейчас прикрытыми мягким голубым шёлком платья, давно привыкли к подобным испытаниям. Шёлк свободно струился по ним, лаская кожу. Он плотно сжимался широкой лентой лишь под едва заметной грудью, выделяющейся двумя небольшими холмиками, скрытыми за дорогим материалом. Никаких открытых вырезов – ткань уходила вверх до самой шеи, заканчиваясь ещё одной лентой, но уже менее широкой и завязанной небрежным узелком на шейных позвонках, которых касались чёрные пряди остриженных волос. Концы ленты свободно падали на спину, открывая при резких движениях и поворотах вид на тонкую змейку молнии. Шёлк прятал кожу от посторонних глаз, будто обожаемую любовницу, и только обнажённые плечи дразнили своей доступностью. Тонкие руки, покрытые светлыми волосками, исполняли привычные обязанности: одна сжимала белый клатч, а другая покоилась на согнутой мужской руке. При ближайшем рассмотрении было заметно, что время от времени хрупкие пальцы напряжённо сжимают рукав тёмно-серого пиджака, впиваясь в него аккуратными короткими ногтями, тронутыми прозрачным лаком.

Пальцы не были усеяны вычурными кольцами с камнями, как у большинства присутствующих дам, и лишь на указательном и безымянном правой руки серебрились узкие ободки с изящной резьбой. Они были почти одинаковыми, но то, что на указательном, имело более причудливый рисунок. На шее, под лентой, спрятался кулон с таким же рисунком – квадратная маленькая пластинка. И в мочках ушей красовались пластинки-гвоздики с этим узором – подарок близкого человека, с которым было невозможно расстаться и который даже в этой напыщенной обстановке неизменно украшал своей простотой тело хозяйки. Любопытные взгляды скользили по лицу, которое совсем недавно, какой-то год назад, мелькало в прессе. Тонкие губы кривились в едва уловимой злой ухмылке, а крылья носа иногда подрагивали в раздражении. Выдержка и положение, на котором она здесь находилась, не позволяли ей открыто рассмеяться.

Неожиданно большие серо-голубые глаза с широкими зрачками распахнулись в удивлении, а с искривившихся от испуга губ, обнаживших выпирающие клыки, портящие улыбку, сорвалось тихое придушенное:

– Вот же срань!

– В чём дело? – крепкие руки сжались на узкой талии.

– Ногу подвернула… Чёртовы порожки! – ядовитое шипение умело скрывалось от посторонних. – Саныч, принеси попить.

– Больно?

– Да я труханула больше. Нормально всё. Я ещё станцую. Пить хочу.

– Жень, аккуратнее. Что тебе принести?

– Я бы попросила виски, но заранее знаю, что ты начнёшь читать нотации, так что принеси сока.

– Копейкина, даже не вздумай…

– Сизов! – Женя оборвала мужчину. – Я хоть раз тебя подвела? Принеси мне этот грёбаный сок, пожалуйста!

Девушка облегчённо вздохнула, когда начальник скрылся в расфуфыренной толпе. Она уже привыкла ко всем этим вечерам, целью которых было налаживание связей, привыкла быть «любовницей» Дмитрия. Конечно, об этом никогда не говорилось вслух, но каждый из присутствующих был уверен, что спутницей состоятельного мужчины могла быть только жена или любовница.

Сизов никогда не тянулся к известности, но его дядя настоятельно «советовал» почаще выбираться в свет, потому что полезные знакомства ещё никому не мешали. Наверное, он был прав, потому что когда сгорело два больших склада компании, именно один из новых знакомых оказал необходимую тогда финансовую помощь, выдав кредит под смешные проценты. Дмитрий не питал иллюзий: он знал, что подобных фирм – тьма. Практически невозможно резко выделиться при такой конкуренции, но обзавестись постоянной клиентурой и с помощью неё найти новую, тем самым оставаясь весьма удачно на плаву, – запросто. Он смог стать заметным, зарекомендовать себя и доказать, что его компания работает на качество. К заслугам Юрия Фёдоровича добавились и его собственные.

Сейчас они с Женей были в шикарном ресторане, снятом по случаю помолвки одного знакомого бизнесмена. Возможно, когда-то это могло показаться странным, но не теперь – хозяином вечера был Артамасов Семён Георгиевич. Слишком много воды утекло, чтобы вспоминать прошлое.

– Евгения, я рад, что вы всё-таки нашли время, чтобы посетить нас по столь скромному поводу, – перед Копейкиной как из-под земли вырос Артамасов. – Позвольте представить вам мою невесту, – он приобнял одной рукой за плечи полненькую невысокую брюнетку с мушкой над губой. – Лиза, мой свет и моя жизнь.

– Добрый вечер, – Женя позволила мужчине поцеловать тыльную сторону её ладони и кивнула его спутнице. – Не скромничайте, Семён Георгиевич! У вас прелестная невеста, вам есть чем гордиться, и праздник должен быть под стать значимости события.

– Женечка, вы очень добры. А где же Дмитрий Александрович? – Артамасов огляделся.

– Он здесь. Наверняка встретил кого-то из знакомых.

– Прошу меня простить, но я должен поздороваться с одним человеком. Я вернусь к вам, моя королева, буквально через минуту, а пока извольте взять под свою опеку Лизу, – не дожидаясь ответа, Семён Георгиевич подтолкнул невесту к Копейкиной и скрылся.

– Простите, – выдавила из себя молчавшая до этого Лиза.

– Что вы, почту за честь, – Женя улыбнулась, а в голове у неё звенело от сдерживаемого истеричного смеха: эта девушка, стоящая перед ней, была неудачной копией Татьяны. Всё-таки есть вещи, которые остаются неизменными.

– Что за прелестное создание с тобой? – Дмитрий подошёл со стаканом сока в руке.

– Елизавета, – Копейкина скрыла усмешку, – невеста Семёна Георгиевича.

– Очень приятно, – мужчина поцеловал протянутую пухленькую ручку, отдав перед этим стакан своей спутнице. Он тоже заметил искусственно созданное внешнее сходство девушки с женой своего лучшего друга, но ни единым жестом не показал этого. Лишь взгляд серых глаз на пару секунд задержался на явно ненастоящей родинке над сочными губами. Каждый сходит с ума по-своему, и никто не в праве мешать ему, если его сумасшествие законно. Ему даже по-мужски было жаль бизнесмена: Артамасов любил Татьяну. Любил по-настоящему, как, может, никогда и никого.

Даже у самых сильных есть слабости.

Вернувшийся мужчина увлёкся разговором с Сизовым, а их спутницы скромно держались рядом. Когда будущие супруги, извинившись, откланялись, чтобы поприветствовать и других приглашённых, Женя не сдержалась:

– Видел?

– Мне жаль его.

– Ты это Ромке скажи…

– А что Ромка? Любимая женщина рядом с ним, а у несчастного Георгиевича едет крыша. Он ведь не лезет в их жизнь.

– Ещё бы лез…

– Тебе ли не знать, как это бывает! – голос Дмитрия стал строже.

– Хватит! – девушка раздражённо дёрнула плечом, едва не расплескав сок.

– Прости. Все рассаживаются, пойдём? – Сизов приобнял её.

– Конечно, – Копейкина отдала стакан, к которому так и не притронулась, пробегающему мимо официанту. – Мне тоже его жаль, но Ромка мой друг, – призналась она, обходя столики.

– И мой.

Столы тесно группировались в два ряда по периметру большого зала, центр которого был свободен для танцев, без которых не обходятся подобные мероприятия. Женя и Дмитрий сели рядом с одним из знакомых мужчины и его молоденькой женой. Копейкина сразу же закурила под осуждающим взглядом серых глаз.

– Волшебное место, – пролепетала соседка по столу, обращаясь непосредственно к Жене.

– Да, – ответила та, глубоко затягиваясь и выпуская тонкие струйки дыма в сторону. Счастье, что здесь можно курить, иначе она бы точно не выдержала.

– Знаете, мы недавно были в чудесном ресторанчике «Egeni». Не слышали о таком? Очень советую посетить! Уютно, как-то по-домашнему. Что-то между кафе и рестораном, – продолжала щебетать девушка.

– Обязательно сходим туда. Спасибо за совет, – Копейкина сдержала усмешку. Была ли она в ресторанчике, названном в её честь? Много шума было, когда Леонид, громко отпраздновав своё тридцатипятилетие в клубе, объявил о его закрытии, а спустя уже пару недель разослал знакомым приглашения на открытие ресторана «Egeni», к чему, оказывается, готовился долгое время. Костенко даже племянницу не посвящал в свои планы, и она была удивлена не меньше остальных. На все вопросы Лёня отмалчивался и лишь Щербатому бросил однажды загадочную фразу: «Ночи стали темнее, а Женьке нужен свет».

Да, Лёня умел поражать.

– Потанцуем? – Дмитрий коснулся руки своей спутницы и кивнул в центр зала, где уже танцевало несколько пар.

– С удовольствием, – улыбнувшись, девушка затушила окурок и, поднявшись, пошла вслед за своим кавалером, сжимающим её ладонь.

Они привыкли играть, привыкли чувствовать друг друга. За три с половиной года с момента их знакомства произошло много всего.

Когда они танцевали, мимо них проплыли Артамасов с Лизой, тепло улыбаясь. Женя так и не смогла побороть какую-то брезгливость по отношению к этому человеку, хотя он всегда был подчёркнуто любезен с ней, дружелюбен и осыпал комплиментами. Ей не нравились его чувства к Татьяне и частая смена женщин, что особенно смаковалось среди людей, окружающих Копейкину в данный момент. Женю не волновала чужая личная жизнь, но раздражала её открытость. Когда-то и она сама была жертвой повышенного интереса и до сих пор нет-нет да слышала шепотки за спиной. Она привыкла. А кто ещё мог бы быть рядом с Дмитрием? Киса? Да она с ума бы сошла, думая, как там её муж справляется без неё с микроволновкой. Ирина Крюкова считала, что женщина всегда должна быть подле своего мужчины, кабы чего не вышло. Татьяна? Ромка и из-за малейшего намёка на подобное разозлился бы, к тому же у них подрастало маленькое кучерявое чудо, которое занимало всё свободное от работы время четы Смирновых. А больше Сизов до такой степени не доверял никому. Женя согласилась сразу, едва он обратился к ней. Как можно отказать человеку, который давно стал почти родственником? Копейкина ценила своих близких, особенно после разрыва с родителями, окончательно наплевавшими на неё, узнав, что дочурка в очередной раз отличилась, закрутив роман с выпускником школы. По их мнению, во всём был виноват Лёня и его пагубное влияние на непутёвую племянницу.

Женя не выдержала очередного потока обвинений в адрес дяди и закатила скандал, после которого её назвали разгульной девкой и посоветовали пройти курс лечения в психиатрической клинике на пару с любимым родственничком. Год назад родители пытались наладить отношения с дочерью, узнав о переменах в её личной жизни, но она была непреклонной: семью нельзя возродить из пепла. Копейкина изредка звонила отцу с матерью, ещё реже заезжала к ним и на корню пресекала любые разговоры о её жизни. Она не была неблагодарной дрянью, она просто отдавала им ровно столько, сколько была должна, и ни граммом больше. Если бы Женя знала, что именно её отец когда-то натравил всевозможные проверки на клуб Лёни, прекратила бы всяческое общение с ним, да и с матерью, без которой в этом деле тоже не обошлось, но Костенко промолчал. Он не мог опуститься до их уровня и нагадить исподтишка.

– Тебе очень идёт бледно-голубой, – Дмитрий улыбнулся.

– Спасибо, – девушка кивнула, выражая благодарность. – Уйдём пораньше?

– Судя по тому, как быстро пустеет и снова наполняется бокал жениха, он не заметит нашего исчезновения. Ты устала?

– Саныч, мне двадцать семь, а не восемьдесят, – хохотнула Копейкина. – Я просто обещала Лёнечке, что сегодня переночую у него. Он хотел поговорить о чём-то. Подбросишь меня к нему?

– Договорились. Прости, – Сизов, увидев кого-то из знакомых, отстранился, – мне нужно отойти. Жди меня за столиком.

– Давай быстрее, а то я сдохну от скуки в компании твоего дружка и его восторженной на всю голову жёнушки.

– Не успеешь, – Дмитрий вывел девушку из круга танцующих и быстрым шагом направился к отделившейся от всех группе мужчин.

– Я думал, он никогда не отпустит тебя, – горячие ладони обожгли плечи Жени, а от знакомого голоса выступили мурашки и разбежались по коже. – Любовь моя, ты всё так же прекрасна, – она ощутила, как шевелятся волосы на затылке, которых касались чужие пальцы, соскользнувшие с одного плеча.

– Янис! – сорвалось с тонких пересохших губ.

– Настанет ли день, когда я перестану узнавать тебя среди сотен и тысяч других? – сильные руки рывком развернули её. Копейкина испуганно зажмурилась. Она боялась встречи с этим человеком и малодушно надеялась, что её не произойдёт. Страшно видеть того, кому причинил боль.

– Женя, посмотри на меня! – его голос хоть и был твёрдым, в нём всё равно слышались просящие и даже отчаянные нотки. – Я хочу увидеть твои глаза.

Девушка подчинилась и, резко выдохнув, посмотрела на светловолосого мужчину, красота которого заставляла сгорать от страсти не одну женщину.

– Здравствуй, Янис, – Копейкина выдавила улыбку. – Не ожидала встретить тебя здесь.

– Меня пригласил господин Артамасов, намекнув, что я буду приятно удивлён.

– Вот ублюдок! – не сдержалась Женя.

Янис рассмеялся и провёл кончиками пальцев по щеке девушки:

– Ты всё такая же…

– Янис, не надо, – она попыталась отстраниться, но проворные пальцы уже спустились ниже и нырнули назад, вцепившись в узелок ленты, будто желали тут же развязать его, а пальцы другой руки поглаживали обнажённое плечо.

– Господин Адомайтис! – Дмитрий вырос за спиной Яниса.

– О, господин Сизов, – мужчина поспешно убрал руки и повернулся, – здравствуйте.

– Вы ведь не хотите скандала?

– Я сделал что-то не то?

– Господин Адомайтис, вы уже привлекли достаточно внимания любопытных, так что будьте любезны, оставьте в покое Евгению.

– Дим, не нужно, – Женя обошла Яниса и схватила начальника за руку. – Давай просто уйдём. Пожалуйста.

– Женя, я не хотел…

– Янис, ничего не говори, – Копейкина покачала головой. – Прости меня.

– Женя, я…

– Нет.

– Пойдём, – Сизов обнял девушку за плечи и повёл к выходу, пытаясь скорее скрыть её от злых любопытных глаз. Такова страстишка этого общества – пляски на чужих могилах. Разве могли эти люди упустить из виду встречу известного продюсера и композитора Адомайтиса с его бывшей невестой? Общественность до сих пор сгорала от желания узнать причины их расставания, после которого молодая женщина стала появляться в компании Сизова, весьма заурядного мужчины в сравнении с красавчиком Янисом.

– Ты в порядке? – уже на улице спросил Дмитрий.

– Да, – Копейкина трясущимися пальцами вытащила из пачки сигарету и зажала меж губ.

– Я не знал, что он будет здесь, – мужчина чиркнул зажигалкой и поднёс огонёк к тут же заалевшему кончику тонкой сигареты.

– Это Артамасов его пригласил. Зачем-то решил столкнуть нас, – Женя затолкала помятую пальцами пачку в болтающийся на боку клатч на цепочке из крупных звеньев. Она нервно затягивалась, трясясь как от озноба.

– Поехали отсюда, – Сизов подтолкнул её в спину по направлению к припаркованной возле тротуара машине.

– Заедем по дороге в какой-нибудь бар, – девушка бросила недокуренную сигарету на асфальт.

– Думаю, не стоит…

– В таком случае я возьму такси.

– Чёрт! Я не оставлю тебя. В бар так в бар.

Что чувствовала Копейкина, жадно опустошая содержимое стакана? Дмитрию очень хотелось бы знать, но он боялся даже предположить. Не из той породы была Женя, чтобы запросто забыть, как вывернула наизнанку душу человеку, любившему её. Наверное, ей и самой было больно.

Сизов торопливо набрал сообщение и сунул телефон в карман пиджака. Такими темпами девушка накачается очень быстро, и он банально может не справиться с ней, учитывая, что никому неизвестно, что придёт в пьяную голову Копейкиной.

Финогенов, которого вызвал любовник, появился в баре лишь спустя час. Он был раздражён, потому что его выдернули из дома в законный выходной, но затолкал всё своё возмущение куда подальше, когда увидел хмельную Женю, вцепившуюся в стакан, и напряжённого Дмитрия, пытающегося вырвать его из её рук.

– Что празднуем? – Толик облокотился о стойку.

– Помолвку Артамасова, этого сукиного сына! – Копейкина умудрилась отпихнуть начальника и припасть к стакану, клацнув зубами по стеклу.

– В чём дело? – Щербатый вопросительно изогнул густую бровь, глядя на Сизова.

– Сие торжество почтил своим присутствием господин Адомайтис.

– И что он там забыл? – Финогенов нахмурился.

– Семён Георгиевич решил, что Янис забыл там Женю, и пригласил его.

– Артамасову совсем жить надоело? Или он так развлекается?

– Развлёкся он на славу, как и его гости. У них появился очередной повод почесать языками.

– Так. Давай-ка доставим нашу даму, – Толик взглянул на Копейкину, – на место жительства.

– Она к Лёньке собиралась.

– Ты сам будешь ему объяснять, почему его племянница снова схватилась за бутылку? Отвезём её на квартиру, там этот поможет, как его… Тарас?

– Да, Тарас.

– Тогда поехали.

– А как же моя машина?

– Я на такси, – Щербатый оторвал девушку от стойки и, придерживая, повёл на улицу.

С этой молодёжью одни проблемы.

Загрузив пьяное тело на заднее сиденье, Финогенов сел за руль, отмахнувшись от любовника. Ему самому была нужна концентрация на чём-либо, чтобы не сорваться. Из памяти ещё не стерлись метания Костенко, походы в больницу, этот характерный запах лекарств, отощавшая до невозможности Женька, беспомощная, с огромными синяками под глазами, жадно набрасывающаяся на любое подобие еды, а потом выблёвывающая всё в раковину. Казалось бы, что такого страшного в гастрите, когда он стал встречаться так же часто, как простуда, но у Копейкиной были жуткие обострения, одно из которых довело её до капельницы. А потом она заново училась принимать пищу. Голод и тошнота были её постоянными спутниками, как и горы таблеток. После больницы Женя смогла набрать немного в весе.

В то время она уже была знакома с Адомайтисом, и дело быстро двинулось к свадьбе, которая так и не состоялась.

Толик знал, что Лёня был бы счастлив, выйди племянница за Яниса, но сердцу не прикажешь, а женскому сердцу тем более.

Кто знает, чем Копейкина привлекла искушённого Адомайтиса, но увидев однажды из окна автомобиля заваленный набок мотоцикл на обочине дороги и скрюченную над землёй хрупкую фигурку, он не смог проехать мимо, решив, что произошла авария. На самом деле Женю скрутил очередной приступ и её выворачивало наизнанку. Почему-то Янис остался рядом. Остался и уже не смог уйти, пока она сама не оставила его, наплевав на обеспеченное будущее, стабильность и всё то, что он мог предложить ей вместе со своей любовью.

У всех есть слабости, и Копейкина не была исключением…

========== Глава 2 ==========

Женя с трудом разлепила веки и едва не застонала: голова раскалывалась, язык, казалось, распух и прилип к нёбу, а свет больно резал глаза. В соседней комнате зазвонил телефон, тихий голос пробормотал что-то невнятное, и снова наступила тишина.

– Тарас! – прохрипела Копейкина, стукнув кулаком в стену над спинкой кровати.

Распахнув дверь, на пороге мгновенно возник очень высокий, под два метра, худощавый молодой человек. Он торопливо подошёл к кровати, на которой в позе морской звезды раскинулась Женя, и заботливо спросил:

– Как ты?

– Дерьмово.

– Да, ты была не в лучшем состоянии, когда Анатолий притащил тебя домой.

– Не помню, как мы добирались.

– Ты спала у него на руках. Его, кхм… друг Дмитрий попросил, чтобы ты позвонила, когда проснёшься. Они беспокоятся.

– Опальский, дай попить, а то сдохну, – девушка поморщилась.

– Башку поверни, – Тарас кивнул на прикроватную тумбочку, где он заранее оставил стакан с водой. – Таблетки в верхнем ящике. Приходи в себя, а я буду на кухне.

– Спасибо.

– Жень, не стоило тебе так напиваться. Твой организм уже не тот, что прежде.

– Знаю.

Копейкина, оставшись одна, достала из тумбочки таблетки и сунула в рот сразу три, жадно запив их прохладной минералкой из стакана.

Она снова заставила бывшего однокурсника нервничать. Во время учёбы они не были лучшими друзьями, но держались одной компании и приятельствовали. Уже потом, после смерти деда Опальского, его единственного родственника, они сблизились. Он просто позвонил девушке и пригласил выпить. С тех пор Женя прочно вошла в жизнь Тараса и даже поселилась у него, внося ежемесячно чисто символическую плату за комнату. Это уже было делом принципа, так что на оплате, пусть и мизерной, она настояла.

Поднявшись с кровати, Копейкина одёрнула длинную футболку. Видимо, друг переодел её ночью. Воспитанный дедом, невероятно добрым стариком, Опальский взял от него лучшие черты, в том числе и заботу о близких.

– Тараска, – Женя заглянула в кухню, – свари, пожалуйста, кофе.

– Тебе нельзя, – отрезал парень, почёсывая рыжий затылок.

– Зануда.

– Жень, ты сама знаешь, что это плохо кончится, – густые светлые брови съехались на широкой переносице.

– Молчу я, – буркнув, Копейкина плюхнулась на стул.

Насильно запихивая в себя геркулесовую кашу, она позвонила Дмитрию и отчиталась о своём состоянии. Тарас, которого Сизов потребовал к телефону, подтвердил, что сейчас уже всё в порядке, успокоив тем самым мужчину.

– Сейчас ещё Лёнечка названивать начнёт, – фыркнула девушка.

– Леонид? – Опальский невольно вздрогнул. Его глаза – две болотные топи – блеснули.

– А как же? Саныч его точно предупредил, я же вчера ночевать должна была у дядьки. Удивляюсь, что он сюда с утра пораньше не примчался.

– Да, странно, – задумчиво протянул Тарас и опустил взгляд в тарелку.

– Не один, наверное, – Копейкина пожала плечами.

– Не один, – повторил парень на автомате. Дядя подруги вызывал у него бурю эмоций, но ни одна живая душа не должна была узнать об этом.

Опальский был реалистом и понимал, что великолепный Леонид Костенко никогда не обратит на него внимания, которого ему бы так хотелось. Восхищение охватило Тараса с самой первой встречи и не отпускало и по сей день, но он держал это в себе и жил так же, как жил до знакомства с Лёней.

Звонок в дверь был неожиданным, но Копейкина с Опальским знали, кто сейчас нервно топчется на лестничной клетке.

– Я открою, – Тарас вышел в коридор и распахнул дверь, отступая и пропуская взволнованного Костенко в квартиру.

– Где она?

– На кухне.

– Извини, разуваться не буду, я на минуту, – Лёня быстрым шагом пересёк коридор и скрылся на кухне, оставив за собой тонкий запах туалетной воды.

Опальский, закрыв дверь, прижался лбом к коричневой обивке на несколько секунд. Всё-таки этот мужчина был потрясающим, и оставаться рядом с ним абсолютно равнодушным не получалось. Несмотря на то, что Тарас уже несколько недель встречался с очень интересным и привлекательным парнем, его реакция на дядю подруги не менялась. Глубоко вздохнув, он пошёл следом за ним.

– Как ты? – Костенко, нагнувшись, обнял племянницу сзади и поцеловал в чёрную взъерошенную макушку. – Я в курсе вчерашнего. Мне жаль, что так вышло с Адомайтисом.

– Я не могу всю жизнь избегать Яниса. Рано или поздно мы бы встретились где-нибудь.

– Лучше поздно.

– Всё нормально. Просто это было слишком неожиданно, – Женя откинулась назад, нежась в объятиях родственника.

– Воробушек, я прошу лишь о том, чтобы ты не делала глупостей. Я не выдержу, пойми.

– Ничего не будет, не беспокойся. Выпьешь кофе?

– Нет, я спешу. У меня встреча через час, но вечером жду тебя или звонка, – потрепав девушку по волосам, Лёня развернулся и столкнулся с пристальным взглядом болотных глаз. Улыбнувшись, он бодрым голосом произнёс: – Тарас, спасибо за заботу о моём воробушке. Приходите как-нибудь вместе на ужин. Конечно, за счёт заведения.

– Обязательно, Леонид, – Опальский сглотнул. – И вы заходите почаще. Будем рады вам.

– Не сомневаюсь, – едва слышно прошептал Костенко, выходя в коридор. Неужели этот парень считает его слепым? Лёня прекрасно всё видел.

Тарас сел на своё место, когда за гостем захлопнулась входная дверь.

– Он был взволнован.

– Да, но тщательно скрывал эмоции. Знаешь, – Копейкина усмехнулась, – на самом деле он готов был прямо сейчас растерзать Яниса, и я уверена, что встречается Лёнечка сегодня именно с ним. Тебе ведь Саныч рассказал о вчерашнем вечере?

– Кратко, но я понял суть. Что будешь делать, если господин Адомайтис начнёт искать новых встреч?

– Ничего, Тараска. Всё было сделано и сказано год назад. Янис понял тогда, поймёт и теперь, что ничего не изменилось.

– Он любил тебя.

– Я тоже любила его по-своему, но…

– Но это сильнее тебя, – перебил девушку Опальский. – Ты сделала то, что должна была сделать.

– К чёрту! – Женя отмахнулась и отодвинула опустевшую тарелку. – Лучше скажи, как у тебя с Артуром?

– Хорошо, – Тарас прикрыл глаза на мгновение. – Нам хорошо.

– По-моему, эти отношения ему нужнее, чем тебе.

– Я привыкаю к нему. Кстати, он звонил. Передавал привет и сказал, что зайдёт вечером.

– Не буду вам мешать и останусь у Лёнечки.

– Ты не помешаешь нам, – Опальский покачал рыжей головой. – Артур будет рад увидеть тебя.

– Тараска, его радость напускная и насквозь фальшивая. Мы оба знаем это. Он терпеть не может меня. Хотя, если честно, я к Артурчику тоже глубоких симпатий не испытываю, но раз у вас всё хорошо, вмешиваться не буду.

– За что я и люблю тебя, Жень. У меня только ты и осталась.

– И всё-таки я переночую у Лёнечки.

– Как знаешь. Есть планы до вечера?

– Хотела Кису с Пашкой вытащить куда-нибудь. Пойдёшь с нами?

– Идея мне нравится, тем более я Крюкову программу одну обещал.

Женя блаженствовала под душем. Хотелось смыть с себя не только пот и усталость, но и неприятные мысли. Встреча с Янисом что-то перевернула внутри, разворошила воспоминания. Когда она последний раз говорила с Адомайтисом, глядя ему в глаза, она сообщила, что уходит от него. После этого были цветы, какие-то подарки, звонки, сообщения, но встреча лицом к лицу состоялась лишь вчера. И нельзя сказать, что Копейкина была рада этой встрече. Хотелось забыть о прошлом и жить настоящим, потому что с воспоминаниями о Янисе всплыли и другие, более тяжёлые и неприятные. Она вспомнила больницу и всё то, что привело к этому.

Нельзя зачеркнуть нежелательные моменты прошлого и оставить только лучшие. Так не бывает. И хоть память может быть весьма избирательной, чаще это самообман, который рано или поздно раскроется.

Тогда ей казалось, что она прошла все круги ада, чудом вырвавшись оттуда при поддержке близких. В её состоянии виновата была она сама и никто другой.

Запустив механизм разрушения, Копейкина уже не смогла остановиться: работа на пределе возможностей, много алкоголя и никотина, стресс, нервы – существование на грани. Удивительно, как ей удалось не доиграться до язвы, хотя она была близка к этому. Учитывая, как тяжело её организм переносил обострения гастрита, страшно даже представить, как он справился бы с язвой.

А ведь она просто хотела забыться, загружая себя работой, а по выходным накачиваясь за барной стойкой.

Мы часто находим самые неверные способы забыться.

Женя хотела пережить всё внутри, не обременяя никого своими проблемами. Вышло то, что вышло: больница, капельница, мучительное восстановление истощённого организма. Появление в её жизни Яниса было своего рода спасением. Но, как оказалось, совершенно не тем, что нужно.

Сердцу не прикажешь. Оно само решает, в чьём присутствии ему долбиться в горле и пытаться вырваться из груди. Сердце Копейкиной решило. А может, это предательское тело, желающее подчиняться лишь одним рукам и отдаваться им без оглядки.

Янис Адомайтис. Настоящий мужчина, преданный друг, превосходный любовник и замечательный во всех отношениях человек, он оказался не тем, кто был по-настоящему нужен, и не его в том вина – он сделал всё, что мог.

Жене отчаянно хотелось, чтобы Янис встретил женщину, достойную его, а не такую, как она сама – не сумевшую ответить ему так, как он того заслуживал.

На стиральной машине завибрировал телефон. Копейкина вытерла руки и лицо мягким махровым полотенцем и, взяв мобильник, с улыбкой прочла короткое сообщение: «Скучаю».

***

– Алеся, надо поговорить, – Роман сидел в глубоком кресле с газетой в руках.

– Да, пап, – девушка встала напротив, выжидающе глядя на отчима.

– Олег приезжает.

– О, наконец-то!

– С Егором.

– Зачем? Вы же недавно все были в Питере! – Антонова сжала кулаки. – Что ему нужно здесь?

– Он будет жить с нами.

– Какого чёрта?!

– Алесь, он возвращается в гимназию.

– Нет!

– Да. Это его решение, – Смирнов вздохнул. – Тебе придётся смириться.

– Это мы ещё посмотрим!

Татьяна вошла в гостиную, когда дочь убежала наверх в свою комнату. Она присела на подлокотник кресла. Помолчав, женщина всё же спросила:

– И как?

– Как мы и предполагали, – Роман, отложив газету, обнял жену и притянул ближе к себе, усадив на колени. – Она ненавидит Егора.

– Столько времени прошло!

– Её ненависть не угасает. Боюсь, то, как изменился Егор за эти годы, лишь усугубит ситуацию.

– Да, он не прежний мальчик…

В семнадцать лет у большинства подростков всё делится на чёрное и белое, без оттенков и полутонов. Алеся Антонова любила и ненавидела с одинаковой силой. Её любовь была отчаянной, безграничной, а ненависть не знала сочувствия и прощения. Всё или ничего. До предела. И между этими крайностями существовала полость, в которой находились все остальные, кто не смог достичь одного из двух полюсов.

Любовь. Она бывает разной. Алеся любила своих мать и покойного отца естественной любовью ребёнка к родителям, подарившим ему жизнь. Но вместе с ними она точно так же любила и Романа, вырвавшего её из пучины отчаяния, когда казалось, что впереди только пустота и боль.

Человека легко сломать. Алесю сломали врачи, захлопнув перед её носом двери в спорт. Сначала грыжа, а потом ещё куча обнаруженных болячек, после чего единственным, что ей осталось, были утренняя зарядка, редкие вылазки на каток и короткие велосипедные поездки. И даже эта малость имела ограничения в нагрузке.

Ребёнок, потерявший право на мечту. Именно тогда Роман совершил невозможное – заставил Алесю жить, а не существовать. Она уже не помнила, что он делал и говорил, но собственное хриплое «папка, спасибо…», слетевшее однажды с искусанных губ, всё ещё звенело в её ушах.

Своей любовью Антонова щедро одаривала тех, кто, по её мнению, того заслуживал, и эти заслуги могли быть всего лишь тем, что человек есть тот, кто он есть. Так она любила свою маленькую сестрёнку, Кису, Павла, Толика и Дмитрия. Даже узнав об отношениях двух последних, она не отвернулась от них, потому что её любовь была сильнее предрассудков. Алеся презирала меньшинства, но Сизов с Финогеновым отделялись от других жирной чертой – они были частью её семьи.

Если бы Антонову спросили, кого она ненавидит больше всех на свете, она бы не смогла сразу ответить.