Текст книги "Твой силуэт как иллюзия (СИ)"

Автор книги: Ольга Анафест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Это смешно?

– А разве нет? Если лет через пять эта девочка скажет, что любит меня, клянусь, я женюсь на ней. Неплохой вариант: семья хорошая, обеспеченная, и она, если постарается, добьётся чего-то в жизни.

– Слав, ты понимаешь, что говоришь? Это жестоко.

– Мих, сейчас я вижу перед собой маленькую избалованную девчонку, которая ни хера не знает о жизни, а корчит из себя чёрти что. Я не воспиталка в детском саду. Я жить хочу, а не её соплями умываться.

– Да понимаю я! – Миша вскочил со стула. – Но не тебе пришлось успокаивать её! Не ты тазики ей таскал!

– Вот об этом я и говорю. Я не нянька, Мих. Никогда ею не был и становиться не собираюсь. Чего ради я должен усложнять и без того полную проблем жизнь? Ты, как никто другой знаешь, сколько я пашу, чтобы потом, в глубокой старости, мне и моей семье не пришлось копейки считать.

– Можно подумать, тебе хоть раз приходилось делать это!

– Не приходилось. И не придётся. Мих, ты мой лучший друг, ты понимаешь меня лучше других, но сейчас тебя клинит из-за того, что она сестра Олега. Разве это впервые? В тебя никто не влюблялся? В меня? Ты готов ответить каждой, кто пожелает? Это нереально. У каждого есть своя жизнь, – Бессонов сделал глоток порядком остывшего кофе и поморщился. – Подумай лучше о себе. Тебя звал Акимов, обещал классную картинку. Он довольно известный режиссёр. Почему ты отказался?

– Я не стану сниматься в сериалах о школоте.

– Все начинают с малого.

– Я не хочу!

– Вот видишь… Не хочешь. И я не хочу, понимаешь?

Громов вздохнул. Он устал. Чертовски устал. Алеся, Слава… Шло бы всё в задницу! Ему нужно работать, – перевод горит, – а он здесь пытается чужие судьбы вершить. В своей бы разобраться… Идиот.

Кивнув чему-то, Миша ушёл в свою комнату. Сон. Только сон. А потом за работу.

В дверь позвонили. И это был не короткий звонок, а настойчивый, протяжный, надрывный вой. К чёрту. Он не хотел думать ни о чём. Даже если это Алеся пришла, он не выйдет из комнаты. Рухнув на кровать, он раскинулся звездой и закрыл глаза. Пусть весь мир катиться в тартарары! Сон одолевал. Заторможенный от перенапряжения и недосыпа мозг с трудом улавливал происходящее в квартире. В коридоре кто-то орал благим матом, Бессонов, кажется, отвечал не менее громко и эмоционально. Видимо, Антонова решилась на разговор. Пошли они оба!

Дверь распахнулась и громко шарахнула о стену. Отлично. Поспал, ага.

– Ему нужен отдых! – Слава орал, противореча собственным словам.

– Миша! – тяжесть чужого тела, резко обрушившегося на него, заставляла вернуться в реальность. Из кругов перед глазами выглянуло, как солнце из-за туч, заплаканное, перекошенное от злости лицо Насти. – Громов, вставай!

– Насть, он не спал всю ночь! Я не думал, что ты буквально воспримешь мои слова!

– Заткнись лучше, Бессонов! Миш, проснись же ты!

– Да что за день! – столкнув с себя Перовскую, Громов сел на постели, пытаясь проморгаться и прийти в себя. Почему это происходит с ним? Разве он просит многого? Всего лишь пару часов сна. Грёбаных два часа тишины и покоя!

– Прости, – Слава виновато улыбнулся. – Я глупость сделал. Мне пора на работу.

Миша уставился на Настю тупым взглядом. Откуда она здесь? Галлюцинации начались? Плевать. Измотанный организм победил. Громов повалил девушку на кровать прямо в куртке и сапогах, прижал к себе и снова закрыл глаза. Даже если это всего лишь галлюцинация, она ему нравится, так что пусть побудет с ним какое-то время.

Перовская упрямо завозилась, пытаясь вырваться. Миша шикнул на неё и вырубился почти мгновенно. Настя затихла. Сердце билось как сумасшедшее. Ясно же, что Громов даже не осознаёт происходящее. Слава… Придурок. Видите ли, он не думал, что она так истолкует его слова. Нельзя было написать, что Мишка изменился? Обязательно использовать для этого слово «умер»? Да и изменился ли? И зачем он вообще ей сообщает о подобном? Что происходит? И почему она, зная, что в сообщении написан бред, всё равно примчалась сюда? Зачем?

Она рассматривала его вблизи. Впервые. Разве можно пьяный перепих в подъезде считать близостью? Никогда прежде она не смотрела на него так внимательно. Шрам на подбородке приковал её взгляд. Да, она слышала историю этого шрама. Настоящую, а не выдуманную. Улыбка коснулась губ.

Было душно. Нестерпимо. Она не решалась двигаться, чтобы не потревожить чужой сон. Прошло около получаса. Тело затекло. Над губой выступила испарина. Настя осторожно выбралась из кольца Мишиных рук. Она вышла в коридор, сняла куртку и разулась. Подумав, набрала Костю. Тот ответил быстро. Пробурчал, что уехал обратно в офис и отключился.

Перовская прошлась по квартире, с интересом рассматривая всё. Холостяцкая берлога не была запущенной и грязной, наоборот, чистота, царившая вокруг, даже пристыжала: у неё такого порядка отродясь не было.

Вернувшись в комнату Громова, она исследовала там каждый уголок, особенно стены, увешанные фотографиями. На снимках была и она. Мишка Громов жил яркой жизнью. Она застыла возле фотографии, на которой были Женя с Олегом. Как же всё запуталось! Женя пригласила её быть свидетельницей, наплевав на все приметы. А свидетелем будет никто иной как Громов. Что там о приметах? Настя согласилась, но сомнения не оставляли её. Выдержит ли она? Громов… Чёртов сопляк, от которого все внутренности сжимаются. Реальность порой бьёт мордой в асфальт. Её приложило знатно. Из огня да в полымя, что называется. Сбежала от мужа-садиста и влюбилась в мальчишку-бабника. Потрясающе! Театр абсурда.

Прошло около трёх часов. Перовская успела похозяйничать на кухне, объесть хозяев квартиры и даже посмотреть какую-то музыкальную передачу. Ей нравился Марек Новак. Да кому он не нравился? Страна сохла по нему ещё с тех времён, когда он был солистом группы, а теперь… Мальчишку ждёт светлое будущее.

Настя опять вернулась в комнату. Её притягивали фотографии на стенах. В них была целая жизнь.

На рабочем столе лежала перевёрнутая рамка. Только сейчас она обратила на неё внимание и взяла в руки. Сердце вздрогнуло и застучало громче и быстрее обычного. Губы сжались. Это шутка? Снимок был сделан на летнем пикнике. Весёлый был день. Они с Мишкой дурачились, плескаясь в воде, а потом он поднял её на руки и закружил. Именно этот момент был запечатлен на фотографии. Она помнила, что снял их Слава. Отличное качество. Ни единого размазанного кусочка. Чётко, резко, ярко…

– У тебя есть такая? – Настя чуть не заорала от неожиданности. На ватных ногах она развернулась. Лохматый, ещё сонный, перед ней стоял Миша, умудрившийся бесшумно встать и подойти практически вплотную.

– Нет. Я раньше не хранила фотографии с друзьями.

– Я скину тебе.

– Нет необходимости. Ну, я пойду, – Перовская обошла его и направилась к двери.

– То есть посмотрела на меня спящего и бай-бай? – Громов усмехнулся. – Ты меня не изнасиловала часом?

– Сдурел? – Настя остановилась.

– А что я должен подумать? – он подошёл к ней и обнял со спины. – Насть, не убегай. У меня нет сил играть в догонялки.

– Чего ты хочешь? – она не вырывалась и не отталкивала его.

– Не знаю. Я много чего хочу, – Миша пустил голову и надавил подбородком на её плечо. – В Австралию хочу, обновить браслеты и феньки, доделать работу в срок, тебя… Знаешь, всё, кроме последнего, мне по силам. Всё, чего я хочу, я могу запросто получить.

– Так просто говоришь… У тебя совесть есть?

– Да. Поэтому я и сказал, что могу получить всё, кроме тебя.

– Уже получил. Мало?

– Мало, Настя, мало. Получил я секс, а не тебя. Ты не понимаешь, да? Я люблю тебя, но это не имеет значения, потому что я сам не знаю, когда это закончится. Я не уверен, что смогу сделать счастливой женщину, которую люблю. Я даже в верности своей не уверен.

– Бессмысленный разговор. Чего ты хочешь от меня? – Перовская развернулась в его руках. – Издеваешься?

– А похоже? Я просто честен с тобой.

– Засунь себе эту честность…

– Не надо. Не люблю, когда ты такая. Тебе не идёт.

– Ты ненормальный!

– Возможно. Не хочу врать и обещать что-то.

Настя была в шоке. Как он может говорить о подобных вещах? Говорить, что любит, но не быть уверенным, что будет верен ей. То есть любит он её, а трахать желает всех? Что это за любовь такая?!

– Громов, ты в своём уме? Сам себя слышишь?

– Я дико устал, – Миша прикрыл глаза на несколько секунд. – Я столько убегал от тебя и от себя, что сил не осталось. Не хочу думать. Совсем.

– Так и не думай! Тебе вредно. Отпусти, – она, наконец, дёрнулась в его руках.

– Не хочу. Если отпущу, ты снова сбежишь.

– Мне противно на тебя смотреть!

– Врёшь, Насть. Самой себе не лги хотя бы.

– Да чего же ты хочешь?!

– Чтобы ты решила.

– Что?

– Быть со мной или нет.

Громов разжал руки, отступил на шаг и посмотрел на неё с улыбкой. Сейчас он был открыт перед ней. Что ему остаётся? Сколько времени прошло? Как давно он влюблён в неё? Даже любя кого-то, мы не можем с уверенностью сказать, что в будущем это не изменится. Клятвы лишь ранят.

Мишка Громов не был ангелом. Мишка Громов не был хорошим парнем. Мишка Громов был самим собой.

– Примешь меня таким? – он раскинул руки в стороны.

– Придурок! – Перовская покачала головой. То, что он предлагал ей, было настоящим сумасшествием. Это как добровольно затянуть себе петлю на шее.

– Не попробуешь, не узнаешь, – искушал Миша.

– Я соглашусь, а завтра ты уже будешь трахать какую-нибудь девку?

– Это зависит только от нас с тобой.

– Больной ублюдок!

– Настя, я не хочу врать тебе. Я люблю тебя, но в жизни всякое бывает. Ты лучше других знаешь, чем может обернуться любовь спустя время.

Он был прав. И это злило ещё больше. И так понятно, что ничто не вечно, но зачем же говорить об этом? Будто сразу настраиваешься на плохой конец истории.

– А мои чувства тебя не интересуют?

– Интересуют. Потому и прошу тебя решить. Я не стану настаивать. Я не буду таскаться за тобой. Бороться надо лишь тогда, когда в этом есть смысл. Любовь не война, кто бы что ни говорил. Любят двое.

– Мы можем расстаться уже завтра.

– Или прожить вместе до старости. Насть, живи настоящим.

Она понимала, что выбор может сделать только в эту минуту. Других вариантов не будет. Громов или будет с ней, или исчезнет из её жизни. Рискнуть? Она уже рискнула однажды, слепо бросившись в любовь, и чем это закончилось? Мальчишка с замашками старого опытного ловеласа и разведёнка… Вот это пара! Есть ли у них будущее?

Если она остановится сейчас, то обезопасит себя. Но в эту самую минуту, в это мгновенье… счастлива ли она?

Сделать один шаг. Вперёд или назад? Броситься в шторм или остаться в тихой гавани? Чего же хочет она сама?

– Настя, я приму любое твоё решение.

– Заткнись.

– Что я должен сделать, чтобы ты выбрала меня?

Мишка Громов был настоящим козлом. От таких одни слёзы.

– Ничего. – Настя закрыла глаза и шагнула. Это её выбор. Это её жизнь.

========== Глава 36 ==========

не бечено

Удивительно, в какие моменты порой приходят самые светлые мысли.. Глупо, нелепо, абсурдно. Егор застегнул ширинку. Сходил отлить, называется… Бывает. Струя воды хлынула из крана на руки. Зеркало отразило его ошеломлённый взгляд. А почему нет? Почему? О будущем необходимо думать, но стоит ли забывать о настоящем? Он пытался, он всеми силами пытался не думать, но… Грёбаное «но» есть всегда, да? Он был уверен, что выдержит, пока не коснулся её. Желать до боли – теперь Смирнов знал, каково это. Сбежал как последний трус… Сбежал, потому что потерял уверенность. Все планы и принципы едва не полетели к чертям. Вся его жизнь была выстроена чёткой схемой, которой он придерживался не один год. Он упорно шёл к цели, отметая всё лишнее, что встречалось на пути. И чем же он, жалкая мразь, заслужил любовь Сабины? Сколько лет она ждала его? Почему не выбрала другого?

В голове всё смешалось, мысли путались. Сутки он был словно в бреду. И вот сейчас, в долбаном сортире, до него, наконец, дошло то, что пытались втолковать ему Вано, Янка и Алеся – жизнь одна. Ведь другой действительно не будет… Чего бы он ни добился, будет ли счастлив в итоге? О каком счастье может идти речь, если без НЕЁ теряет смысл всё? Отобрав право выбора у неё, он отобрал его и у себя самого. Даже если потом им придётся расстаться, у них впереди есть ещё несколько лет, и какими будут эти годы, зависит лишь от них. Самые простые вещи зачастую труднее всего понять, осознать и принять.

На негнущихся ногах Егор вышел из туалета и побрёл по коридору. Алеся выглянула из своей комнаты, пристально вгляделась в его лицо, присвистнула, улыбнулась и захлопнула дверь, скрывшись за ней.

– Ты чего такой? – Татьяна поднималась по лестнице с корзиной чистой одежды в руках.

– Всё нормально, – он остановился, поравнявшись с женщиной. – Мам?

Она чуть не выронила корзину из рук. Это что-то новенькое!

– Что такое?

– Мне нужно поговорить с тобой и отцом, но позже. Думаю, что сегодня не приду.

– Не удивил, – Татьяна нахмурилась. – Тебя вечно куда-то в ночь тянет.

– Прости.

– Не забудь, что на выходных мы всей семьёй едем в деревню.

– Я помню. Давно не видел бабу Глашу с бабушкой Тоней.

– Не строй никаких планов.

– Да, мам.

Смирнова выдержала строгий взгляд, но он тут же стал тёплым и немного влажным. Она смотрела в спину уходящего пасынка, закусив губу. Неужели его броня дала трещину? Татьяна знала, что он любит их всех, но что-то будто сдерживало его, не давало полностью расслабиться. От этого было больно. Ей казалось, что временами он чувствует себя чужим. Может, его заледеневшее сердце оттаяло? Ох, встретилась бы ей Лариса… Есть же твари на свете! Как можно поступать так с собственными детьми? Если Олег был уже достаточно взрослым да и вообще не особо тянулся к материнской ласке, то Егор… Егор всегда был ранимым и очень остро чувствовал чужие эмоции. Знать, что мать, которую любишь до безумия, равнодушна к тебе – это, должно быть, невыносимо. Ничего удивительного, что из искреннего и открытого ребёнка он превратился в холодную статую. Сколько пришлось пережить этому мальчику? Марат, чужой человек, и тот больше беспокоился о детях своей жены. Смирнова неоднократно слышала короткие разговоры Егора с отчимом, и её душа болела за мальчика, потому что в этих разговорах даже мельком не упоминалась Лариса. От безудержной любви дитя к родителю до полного отчуждения и равнодушия. Это страшно. Так не должно быть, но, к сожалению, бывает.

– Мам, – Алеся снова выглянула в коридор, – одень Кирюшку, я с ней погуляю.

– Не подлизывайся, – женщина нахмурилась, – скажу отцу, чтобы забрал у тебя ключи от квартиры.

– Ну, мам…

– Совсем распустилась! От тебя разило, как от забулдыги последнего!

– Егор тоже дома не ночует, а Олег вообще съехал!

– Олег женится скоро, у него теперь своя семья, а Егор глупостей не наделает, в этом я уверена.

– А я что же?

– А ты, милая, для начала возьмись за учёбу! Скатилась дальше некуда. Позорище.

– Мам!

– И не хнычь!

– И то верно! – со смешком крикнул снизу Егор.

– Не подслушивай! – буркнула Алеся и хлопнула дверью.

Парень усмехнулся, взял с журнального столика в гостиной телефон, брошенный им здесь после школы, и вышел из дома. Солнце клонилось к горизонту. Он снова уходит в ночь. Дома слишком тепло и уютно. Он отвык от этого.

Куча пропущенных от Яны и парочка от Вано. М-да, перед Казановой нужно извиниться: пришёл к ней, напился, вынудил выслушивать свои пьяные бредни… И как она его терпит? С Тихомировым он тоже должен поговорить. Но не сейчас. Пока он не решит главную проблему, всё остальное – ерунда.

Ему казалось, что прошла целая вечность, пока он добирался на такси до дома Сабины. В её комнате горел свет. Интересно, она одна? Хотя теперь это не имело никакого значения. Отступать некуда. Если он сбежит сейчас, то и всю свою жизнь будет сбегать. Но от себя не убежишь, и это страшнее всего.

Смирнов проскользнул в подъезд, когда оттуда выходил парень с собакой.

Палец замер на звонке. Тихие шаги за дверью, щелчок замка, приглушённый свет из коридора…

– Привет, – неловко сорвалось с губ.

– О, сам пришёл, – Хайруллина отступила назад.

– Ты собиралась куда-то? – Егор покосился на пальто в её руках.

– Не поверишь, к тебе.

– Зачем?

– Не догадываешься? – девушка усмехнулась. – Заходи.

Пружина нервов сжалась практически до предела.

– Ты одна?

– Да. Я переоденусь, – Сабина негромко хлопнула дверью своей спальни.

Смирнов снял куртку и вздохнул: он так торопился, что нацепил её прямо на чёрную майку, в которой обычно ходил по дому. Кроссовки пинком были отправлены в угол. Он прошёл на кухню. Взгляд застыл на разделочном столе. Егор сглотнул.

– Есть хочешь? – Он не заметил, что уже долгое время пялится на этот несчастный стол.

– Нет, – Смирнов резко обернулся и едва не выругался: снова эта футболка, скручивающая всё внутри него в толстые жгуты. Провокация. И на этот раз осознанная. Дрянная девчонка!

– Чай, кофе, виски? – Хайруллина буквально проплыла мимо него и села на стул, закинув ногу на ногу. А ноги у неё длинные…

– Кофе.

– Так скромно?

– Перебрал вчера.

– Наслышана.

– От кого?

– Это так важно? – Сабина встала и подошла к плите. – Ты поговорить хотел? Или так, в гости зашёл? Может, продолжить начатое хочешь? – Куда уж откровеннее?

– А если хочу? – Егор принял её игру.

– Кто-то против? – она обернулась, с усмешкой глядя на него. – Только ты у нас спринтер, поймать не успею.

На грани. На краю обрыва, пропасть которого манит и притягивает, распахивая чёрные объятья.

– Бин, ты смелая или глупая? – Смирнов сделал шаг, один, другой…

– И то, и другое. – Шаг навстречу.

С чего начинается любовь? С робкого взгляда? С тихого приветствия? С осторожного прикосновения? Никто из них не вспомнил бы сейчас, как всё началось.

Почему в романтических историях герои, признавшись друг другу, тут же лезут в койку или в стог сена (кому как повезёт)? Доказательство любви? Вовсе нет. Это логическое продолжение. Удовлетворение физического желания, долго терзающего тело. Заниматься любовью… Как пафосно звучит! Неужели в наше время кто-то ещё занимается любовью, а не сексом? Может… Но мы отвыкли от красивых слов, мы зачастую стесняемся их, предпочитая словам действия. То есть нам стыдно сказать, но совсем не стыдно показать на деле, что мы чувствуем. Абсурдно? Возможно. Мы занимаемся сексом, когда хотим этого, и порой вовсе не из-за высоких чувств. Страсть, похоть – да что угодно! Мы совершаем одни и те же движения по разным причинам: любовь, влюблённость, страсть, желание, деньги, власть… Казалось бы, как можно на одну чашу весов поставить любовь и корысть, но мы делаем это в каком-то смысле. Различия есть на эмоциональном уровне, но не на физическом – секс всегда остаётся сексом, хоть трижды назови свои действия иначе. Здесь важно понять именно эмоциональную составляющую, тогда и физический контакт будет расцениваться соответственно.

Свой первый сексуальный опыт Егор вспоминал со смехом: он дыхание под водой задерживает на более длительное время. Все остальные его связи были исключительно физическим удовлетворением естественных потребностей организма и не затрагивали ничего внутри. Разве что Яна… Янку он любил. Любил по-своему, как мог. Он хотел её, и секс с ней не был тупой разрядкой. У него бы язык не повернулся сказать так. Но то, что происходило с ним в данную минуту, нельзя было сравнить ни с чем. Эмоции и потребности здорового организма смешались. Он хотел ту, которую любил. Хотел и любил до боли. Он не боялся прикоснуться к ней, не дрожал от волнения и не смущался. Им не нужно было говорить. Столько лет молчания оказались красноречивее любых слов.

Сабина первой подалась навстречу, вжавшись в его тело, стремясь влипнуть в него, прирасти, никогда больше не отпускать. Наклонившись, Смирнов поцеловал её, пальцами приподняв острый подбородок. Их дыхание смешалось.

Ей не было страшно. Чего бояться? Она даже в свой первый раз не боялась, а теперь-то… Она не изводила себя глупыми мыслями – она лишь чувствовала.

То, что Хайруллина, пусть и недостаточно опытна, но уже не девственница, Егор знал. Он никогда не спрашивал об этом – не считал нужным. Просто понял всё, увидев её. Разве он сам был монахом? Несправедливо, когда один человек обвиняет другого в том, в чём сам не ангел. Нечестно. Просто так повелось, что с женщин спрос больше. А почему? Почему вкалывают они порой больше мужиков, а как речь заходит о сексе, так они должны, сдвинув ноги, единственного ждать, который в это время болтается между ног более сговорчивых?

Они не рвали друг на друге одежду в порыве страсти, не задыхались от нахлынувших чувств – эти чувства уже давно окрепли в них. Смирнов за руку отвёл девушку в её комнату. Всё-таки она заслуживала больше, чем быстрый перепих на кухонном столе. Они оба заслуживали.

Она разделась сама, отбросив скромность и предрассудки. Ей даже нравилось быть перед ним обнажённой. Егор взглядом ласкал её тело, пока снимал с себя одежду, стоя возле кровати. Такие взгляды говорят о многом. Она смотрела на татуировку на его груди. Значение второй знали, кажется, все, потому что Смирнов своего отношения к Жене никогда не скрывал, а вот эта… Загадка даже для самых близких. Когда он навис над ней, руками упираясь в постель, она коснулась пальцами витой буквы.

– Lüge…* – Невольно сорвалось с языка. Эта загадка была давно разгадана ей.

Егор усмехнулся. Есть то, что он хотел помнить. То, чего нельзя забывать. Ложь. Лгут даже самые родные люди. Он выучил этот урок, когда был предан тем, ближе которого у любого живого существа нет – собственной матерью.

– Ты поняла?

– Не слово, – Хайруллина сжала ногами его бока. – Я поняла тебя.

– Мне повезло, – он невесомо коснулся губами её лба.

– Я изменю значение, – она резко перекатилась, усаживаясь на него сверху.

– Да?

– Liebe! * – выдохнула Сабина и прижалась губами к его рту. Она сможет. У неё на это целая жизнь. Плевать, что думает на этот счёт Смирнов. Её дом рядом с ним, пусть даже в чужой стране. Она готова к испытаниям и трудностям.

***

Динияр довольно улыбнулся: Тарас сам настоял на совместном обеде с Сабиной. Это было приятно.

На самом деле, Опальскому было жаль сестру любовника. Хайруллин практически переехал к нему. В понимании Тараса бедная девочка была нагло брошенной, тосковала в четырёх стенах, возвращаясь с утомительных репетиций. Для него она была ребёнком.

Динияр припарковался возле подъезда.

– Нужно было позвонить ей, – проворчал Опальский, выгружая из багажника пакеты с продуктами.

– Зачем?

– Может, она спит ещё! Выходной же.

– Сабинка и в выходные встаёт рано, не беспокойся.

– Может…

– Ты сам предложил это! Уже почти полдень, угомонись, – Хайруллин забрал половину пакетов у любовника. – Пошли.

Тарас немного нервничал. Ему нравилась эта девушка, но всё-таки было чувство неловкости перед ней. Нынешняя молодёжь продвинутая, понимающая. Ещё лет пятнадцать назад такое сложно было представить…

В квартире было тихо. Слишком тихо, учитывая, что в прихожей валялась чужая мужская обувь. Хайруллин нахмурился. У Опальского сердце вниз бухнуло от подобного выражения лица.

– Всему есть объяснение, – торопливо прошептал он.

– Угу, – Динияр поставил пакеты на пол, разулся, снял укороченное пальто, повесил в шкаф, подхватил снова пакеты и бесшумно прошёл на кухню. Тарас последовал его примеру, стараясь соблюдать тишину, но всё равно слишком громко шуршал, как ему самому показалось.

– Может, уйдём?

– С чего бы? – Хайруллин удивлённо вскинул брови. – Должен же я будущего родственника своей стряпнёй порадовать.

– Динияр…

– Молчи. Пожалуйста.

Готовили они в тишине. Только кастрюли негромко звякали, масло шипело на сковороде, бурлила кипящая вода, настенные часы отбивали время.

Опальский едва в обморок не рухнул, забывшись в этой тишине, когда из коридора послышалось шарканье тапочек. Хлопнула дверь ванной, полилась вода из душа.

Лицо Хайруллина не выражало никаких эмоций, и это пугало до жути. С таким выражением лица в фильмах обычно убивают.

– Привет, – Тарас сжал в руке лопатку и обернулся, натягивая на лицо улыбку. Вышла она кривоватой. Перед ним стоял Егор Смирнов. Он был немного знаком с этим мальчишкой.

– Привет, – ответив, Опальский покосился на любовника.

– Давно не виделись, – Динияр задумчиво смотрел то на парня, стоящего перед ним в одних джинсах, то на нож в своей руке.

– Эм, – Тарас осторожно придвинулся к нему. Мало ли…

– Ты не изменился, – Егор с улыбкой шагнул навстречу.

«Псих!» – пронеслось в голове Опальского.

– Зато ты изменился.

– Думаешь? – Смирнов протянул руку.

– Ещё как, – Динияр ответил на рукопожатие. То же проделал и Тарас, мысленно уже отпевая мальчишку.

– Бинка спит ещё, – Егор, по мнению Опальского, не лопатой, а экскаватором рыл себе могилу.

– М, – Хайруллин неопределённо пожал плечами и отвернулся к плите. – Утомилась, наверное.

– Да, мы поздно легли.

– Или рано?

– Или рано.

Тарас посмотрел в окно: красивый вид, очень красивый… всяко лучше расчленённого трупа, который ему скоро придётся созерцать.

– Дату свадьбы уже обговаривали? – Динияр мелко нарезал овощи.

– Не успели. Обсудим за обедом.

Опальский вообще перестал понимать что-либо. Убивать кого-нибудь будут или нет? Не то что бы он ждал этого….

– Со своими говорил?

– После.

– Интересный ты, Егор Смирнов, – Хайруллин развернулся, улыбаясь. – Хоть бы для вида испугался!

– А смысл?

– Ещё и наглый.

– Не без этого.

Динияру он определённо нравился. Изменения, произошедшие с ним за эти годы, радовали. Из непонятного недоразумения мальчишка превратился почти в мужчину. От ответственности не пытался сбежать, смотрел прямо, не отводя взгляда, и, кажется, имел планы на жизнь, что для молодёжи довольно редко.

Тараса отпустило. Устроили тут, понимаешь ли, проверку на вшивость!

Егор молча присоединился к готовке. Сомнения ещё оставались, хотя Сабина откровенно сказала, что думает обо всех его планах, в которых нет её. Желание девушки ему было понятно. Вопрос в том, согласится ли её брат? Но если задуматься… а кто его спросит? Чего-чего, а наглости Смирнову было не занимать, и он считал это скорее своим достоинством, нежели недостатком. Даже если Динияр будет против, рано или поздно смириться.

Сабина заявила, что поедет с ним. Будет трудно. Очень трудно. Но она не отступит – такие не сдаются.

– Всем привет, – Хайруллина вошла, зевая. – Вкусно пахнет.

– Наглость заразна? – её брат наигранно возмутился. Не ему указывать ей, что правильно, а что нет. Точно не ему.

– Прости, что мы без звонка, – Тарас улыбнулся.

– Этот дом как мой, так и ваш, – она пожала плечами. Опальский был членом её семьи, и это не обсуждалось.

– Но, пожалуй, вместе мы жить не будем, – Динияр усмехнулся. – Перебор.

– Мы можем жить у нас, – Егор хрустнул кружком огурца.

– Сначала поговори с родителями. Но советую вам остаться здесь. Посмотрите, что такое совместный быт. А для начала закончите школу, только после этого можете заикаться о совместном проживании и прочем, – Хайруллин покачал головой. Эта молодёжь такая торопливая!

– Естественно, – Смирнов продолжал хрустеть. Он с интересом смотрел на Тараса. Сейчас он смотрел на него не как на друга Женьки, а как на любовника своего будущего родственника, то есть как на члена своей семьи. Не было отвращения. В их большой семье уже были Дмитрий с Толиком и Лёнечка, поэтому ни о каком негативе и речи быть не могло. Ко всему привыкаешь. Да и с чего Егору ненавидеть геев? Пока они не заглядываются на его задницу, ему плевать. Хотя… могут и посмотреть. Это как в музее: смотри, но руками не трогай, а то пить тебе до конца жизни супчики через трубочку.

– Диня, ты прости… – Сабина чувствовала себя виноватой перед братом.

– Иди в душ, а мы пока накроем на стол, – он отмахнулся. Только воспитательных бесед не хватало! Поздно воспитывать. То, что случилось, уже случилось. Она выросла в обществе, далёком от своих корней. Она выросла свободной. У неё нет отца да и матери нет по сути. У неё есть лишь старший брат, а он не лучший пример для подражания, так как сам образцом добродетели не является. Так кого винить? Сабина прилежно учиться, ищет себя в этой жизни. Убить её за то, что с парнем переспала? Она не в подоле в двенадцать принесла, не у забора пьяная первому встречному отдалась, она была близка с человеком, которого любит. В наше время это уже не в новинку, не вызывает дикого ужаса и острого порицания. Времена изменились. Быть может, к сожалению, но изменились.

Он будет помогать ей всегда, позволяя самой решать, какой путь выбрать. Он может лишь показать ей правильный, но выберет она сама тот, который будет правильным в её понимании, а не в его. Вполне возможно, что их мнения разойдутся.

Его сестрёнка выросла. Маленькие девочки быстро становятся взрослыми. Слишком быстро.

– Егор, достань тарелки.

Lügе (нем.) – Ложь.

Liebe (нем.) – Любовь.

========== Глава 37 ==========

– Лёнька, пошевеливайся! – Баба Глаша стояла на тропинке, ведущей к бане, подбоченившись.

Костенко молча проглотил неприятное обращение, стиснул зубы и перехватил поудобнее дрова.

– Бегу.

– Лети, орёл. Димка! – старушка сдвинула брови. – Шустрее!

– Есть, босс! – Сизов вынырнул из дровяника.

Баба Глаша умела организовывать. Без работы никто не остался: Дмитрий с Леонидом взяли на себя баню (добровольно, ага…), Роман с Толиком и Олегом устанавливали навес и стол, Егор с Павлом разгребали хлам в сарае, Татьяна с Кисой помогали Антонине Ивановне на кухне, Женя уехала за алкоголем, которого оказалось маловато, по словам Щербатого, а Алеся с Натальей были заняты детьми.

– Бабуль, – Егор подошёл к старушке, улыбаясь, – может, выбросим этот раритет, а?

Баба Глаша и без объяснений знала о чём речь.

– Это память, глупый!

– Бабуль, – парень не сдавался, – дядя Толя давно уже купил хороший телевизор, зачем этот хранить? Он ведь даже не работает!

– Цыц, мелочь! В уголочек поставь. Разве ж он мешает?

– В сарае и так не развернуться!

– А нечего там вертеться, дуй отсюда, – старушка улыбнулась, глядя в спину уходящему Егору. Как же давно она не видела его! Вырос, возмужал. Красавец!

– Баб Глаш, ты бы посмотрела, как там мужики с навесом управляются… – Лёня присел на корточки возле бани.

– Женишься, вот жене своей указывать будешь, – отрезала она, но тем не менее двинулась в сторону заднего двора.

– Жене, угу, – хохотнул Дмитрий.

– Кто бы говорил, – Костенко усмехнулся. – Не оставили ещё попыток Наташку за Толика выдать?

– Давно отступились. Иногда мне кажется, – Сизов отвёл взгляд, – что баба Глаша всё знает. Не могу объяснить… Смотрит на нас с Щербатым порой, будто бритвой режет.

– А мать?

– Нет. Она вообще думает, что мы с Наталкой любовники.