Текст книги "Золотая медаль"
Автор книги: Олесь Донченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)
21
Это была торжественная минута.
Татьяна Максимовна вошла в класс, неся стопку тетрадей.
Как шелест, как вздох, среди десятиклассников мелькнуло:
– Тетради! Контрольная!
Не у одного ученика екнуло сердце. В такой момент бывает, что даже у кого-то из отличников появится сомнение: «А может, и у меня что-то не так?»
Татьяна Максимовна раздала тетради. Она улыбнулась, когда увидела, как осторожно заглядывает на страницу с оценкой Варя Лукашевич! Двумя пальцами она приподняла уголок листа и снова опустила его, не отваживаясь посмотреть.
– Смелее, Варя! – промолвила учительница. – Вы всегда такая нерешительная?
Лукашевич развернула тетрадь, увидела выведенную красным карандашом цифру «4» и зарделось от радости. Это была ее первая четверка в этом году.
Мечик Гайдай увидел двойку, изумленно поднял брови и с равнодушным видом отодвинул тетради.
– Что вас удивляет, Гайдай? – спросила Татьяна Максимовна. – Ваша работа самая плохая в классе. Мне, а не вам надо удивляться бессмыслицей в вашей контрольной.
Мечик вставил:
– Я удивляюсь, что мне не поставили единицы.
В классе прокатился смех.
– А мне не смешно, – промолвила Татьяна Максимовна, – Мне больно, что в школе, где я директор, есть такие ученики. От вашей бравады становится грустно за вас. Мне кажется, что одноклассники должны поговорить с вами самым серьезным образом.
Марийка метнула на Юлю быстрый взгляд и встретилась с нею глазами. Но Жукова отрицательно покачала головой, наклонилась к Марийке и шепнула: «Ерунда! Из такого слона не сделаешь человека!»
– Зато я радовалась, когда проверяла тетрадь Марии Полищук, – говорила дальше Татьяна Максимовна. – Она решила задачу, кроме обычного, еще одним способом, очень простым. Тем не менее найти его было не совсем просто.
Она вызвала Марийку, и та продемонстрировала на доске свой способ. Послышались возгласы удивления – как в самом деле легко и остроумно решается задача!
Нина Коробейник слушала объяснения Марийки, затаив дыхание. Способ ее был такой простой, что казался Нине очевидным. Но она поняла, что решить так с блеском задачу можно было только после продолжительной тренировки; наверное, долгие ночные часы сидела Марийка дома над тригонометрией…
И Нина сама загорелась желанием запереться на всю ночь в комнате, отложить на некоторое время свои литературные упражнения и работать, стиснув зубы так, как, наверное, работает Марийка.
Нина молча смотрела на пятерку под своей контрольной работой и думала о том, что у Марийки тоже пятерка. Но разве они равноценны, эти пятерки? Разве можно одинаково оценить ее и Мариину контрольные? Марийка решила задачу талантливо, не так, как все. Неужели она, Нина, так отстала? Неужели она не такая талантливая, как Марийка?
Была еще одна ученица в классе, которую в особенности поразило то, как красиво Марийка сумела решить задачу. Никогда раньше Лукашевич не думала, что в математике может быть что-то красивое. Наоборот, эта наука казалась девушке мертвой и сухой. Когда Варя приступала к решению математической задачи, в воображении возникала невеселая картина: шелестят на огороде сухие стебли кукурузы – почерневшие, скучные, надоедливые, как осенний туман…
Лукашевич украдкой посматривала на Марийку. За последнее время Полищук словно второй раз родилась. И это на глазах у всех. Когда она отвечала, хотелось слушать ее еще и еще. И тогда казалось, что сидишь не на обычном уроке, а на интересной лекции, и все, о чем рассказывает Марийка, она будто видела собственными глазами.
Варя чувствовала, как в ее сердце рождается глубокая симпатия к этой девушке. Шевельнулась даже ревность, что Марийка сидит рядом Жуковой и дружит с нею.
Да разве можно ревновать к Юле? Нет, нет, Юля Жукова – лучшая в классе, самая вежливая, справедливая. Как бы было хорошо дружить с ними обеими – с Марийкой, и с Юлей! Но захотят ли они? «Они такие умные, – думает Лукашевич, – все знают, и разговоры у них такие хорошие и умные, им будет скучно со мной».
У нее впервые появилась мысль о ее месте в классе. Наверное, это место одно из последних.
Она развернула дневник. Одни тройки. Вот только сегодня посчастливилось получить четверку по тригонометрии. А как это оно – быть отличницей? Очень ли тяжело добиться этого?
После урока Варя подошла к Юле:
– Что я вас… тебя хочу попросить. Спроси у Полищук, как она догадалась так решить задачу?
Жукова, улыбаясь, обняла Варю и подвела к Марийке:
– Спрашивай!
Лукашевич укоризненно глянула на Юлю:
– Что вы!
– Не «что вы», а «что ты»! Это во-первых. А во-вторых, почему ты стыдишься сама спросить?
– Захочу и спрошу, – промолвила Варя. – А только, может, и не расскажете мне. Как вы, Марийка, готовите уроки? Остается ли у вас время на сон?
– Ну, Мария, вопрос серьезный, – сказала Жукова. – Отвечай!
Марийка заметила: в Юлиных глазах играют веселые чертики. Ей и самый стало весело, она поняла, чему радуется подруга. Лукашевич понемногу раскрывает себя, начинает жить школьной жизнью, и недаром она интересуется, как лучше готовить уроки.
– А может, мы сделаем так, – сказала Марийка. – Ты, Варя, придешь ко мне, и мы вдвоем с тобой посидим над уроками.
Лукашевич вспыхнула:
– Разве это можно? Я вам не буду мешать?
– Чудная ты, да и только. Вдвоем готовить еще лучше. Друг друга будем экзаменовать.
Прозвучал звонок. Юля заметила, что Лукашевич вошла в класс как-то иначе, чем всегда.
* * *
Этот кружок, как его называли в школе – кружок моделистов, официально работал каждую среду. Татьяна Максимовна считала, что это один из нужнейших кружков, и пригласила руководить им инженера-конструктора с тракторного завода.
Комната, в которой работал кружок, была обставлена так привлекательно для юного сердца, что не один школьник, проходя мимо, соблазнялся заглянуть внутрь. За стеклянной дверью широкого шкафа поблескивали разнообразнейшие инструменты – стамески, рубанки, гаечные ключи, молотки, пилы, сверла, а в уголке комнаты стоял токарный станок, что посчастливилось получить на заводе.
Кружок посещали ученики трех старших классов, и надо сказать, что многие из них собирались здесь почти каждый вечер. Работали они самостоятельно, а по средам происходило, так сказать, генеральное занятие под руководством инженера.
Кружковцы уже сделали разборную модель трактора и сейчас заканчивали модель шагающего экскаватора. Экскаватор должен был двигаться, как настоящий.
Наверное, больше всех восхищался работой кружка Виктор Перегуда. Он уже хорошо умел обтачивать на станке детали и с нетерпением ждал дня, когда можно будет пустить модель в работу.
У парня рождалась уже другая идея: сделать модель действующей электрической печи, которая варит сталь.
Виктор достал книжки о работе сталелитейного цеха, раздобыл и схему самой печи. Сначала казалось все легким и простым, Но когда позже он посоветовался с руководителем кружка, увидел, что быстро такую модель не создать. Да вдобавок и работа над шагающим экскаватором еще была далеко не закончена.
С готовностью посещали кружок и Юля Жукова с Марийкой, и Вова Мороз, и еще несколько десятиклассников. Марийка большее всего любила сверлить, когда, кажется, всем существом ощущаешь, как под твоей рукой все глубже вгрызается в железо послушное сверло…
Как-то поздно вечером, когда уже кончилось занятие в кружке и все разошлись, в рабочей комнате остались трое: Виктор, Марийка и Юля.
Марийка сделала последнее отверстие в железной плите, сдула стружки и решительно отложила в сторону сверло.
– Ты знаешь, о чем я думаю? Слышишь, Юля? – обратилась она к Жуковой, которая в другом углу комнаты смазывала маслом инструменты. И вдруг повела на Юлю серьезную атаку: – Давно хотела с тобой поговорить, Юля, ты слышишь или нет? Скажи, какое ты имеешь право вести такие разговоры? Ты знаешь, что делаешь преступление? Ты размагничиваешь весь класс!
– Мария, ты с ума сошла! – откликнулась Жукова.
– Уже и я кажусь тебе сумасшедшей? На каком основании ты всюду твердишь, что Мечика уже ничем не исправить? Ну, скажи, на каком основании? Да разве он преступник, рецидивист? А ты махнула на него рукой и других и к тому же призываешь. Что ты делаешь?
Неожиданно это решительное наступление поддержал Виктор. Он даже остановил на минуту станок, на котором до сих пор сосредоточенно обтачивал какую-то деталь.
– А Марийка права, – сказал он. – Мы еще не все испробовали.
Юля закатила вверх глаза, всплеснула руками:
– Великий святый боже! Ты слышишь этих людишек? Порази же их немедленно грозой за их бессовестную клевету на меня! «Еще не все испробовали?» Все испробовали, Виктор, все! Ничегошеньки не помогло!
– Слушай, ты не ругайся, – еще с большим задором наступала Марийка. – Скажи, мы хоть раз ходили к родителям Мечика?
– А что ходить, если твой Мечик коньяк по ресторанам хлещет! Пойми же это, дорогая Мария! Давай без горячности. В каждом коллективе есть какой-то процент людей распущенных, которых может перевоспитать только трудовой лагерь. Это – законный процент, так как не может весь коллектив состоять только из полезных тружеников. Обязательно обнаружится какой-то трутень.
– Хорошо, давай спокойно. Меня ужасно удивляет твоя жестокость.
– Жестокость? Моя?
– Подожди, договорились же без горячности. Как ты равнодушно, бессердечно отдаешь одноклассника, нашего товарища, в трудовой исправительный лагерь! Конечно! Так выходит по твоим словам. Давайте, мол, махнем на него рукой, пусть его перевоспитывают в лагере!
Виктор прибавил и себе:
– Удивительно, Юля, удивительно! Ты ведь заняла такую позицию относительно Мечика, что можно подумать, будто ты…
– Договаривай! – вспыхнула Юля. – Договаривай, Виктор! Почему замолк? Ты что хотел сказать? Будто я имею личную неприязнь к Мечику? Так ты подумал? Правда твоя, у меня к нему есть и личная неприязнь, глубокая антипатия. А ты что хотел, чтобы я восхищалась таким типом? Но хорошо, я согласна. Давайте пойдем к его родителям. Я пойду с вами тоже. Даю слово, что буду разговаривать с его родителями серьезно… И с Мечиком тоже. Мне говорил Юрий Юрьевич. Говорил об этом. Но я все-таки убеждена, что мы не в состоянии перевоспитать такого, как Мечик. Если хотите знать, для такого случая народ даже пословицы придумал: горбатого могила исправит. Ну, все. Пусть будет еще одно мероприятие, чтобы не мучила совесть.
* * *
На двери, обитой войлоком, висела пожелтелая бумажка с единственным словом «Гайдай».
– Ну, здесь живет наш Мечик, – промолвила Юля Жукова. – Ребята и девчата, подтянись! Чтобы было видно, что это настоящая делегация!
Она постучала. А другие члены «делегации» – Марийка Полищук и Виктор Перегуда – отряхивали друг у другу снег с пальто.
Отворила дверь не старая еще женщина с выкрошившимися передними зубами. В руках у нее была катушка ниток.
Все догадались, что это Мечикова мать.
– Можно видеть машиниста товарища Гайдая? – спросила Жукова.
– Возвратился из рейса, спит, – ответила женщина.
Но в это время за ее спиной послышались тяжелые шаги и голос:
– Уже встал, встал! Кто там?
– Мы со школы, – сказала Юля. – Члены комитета комсомола. Пришли поговорить про вашего сына.
– Про Мечика? – испуганно переспросила женщина. – Что же именно?
Заспанный, но гладко выбритый машинист Гайдай вежливо пригласил:
– Заходите. О, да здесь целая делегация! Раздевайтесь, прошу.
Юля первой сняла шубку и вошла в просторную комнату с фикусами в углах. Из соседней комнаты прозвучал знакомый голос Мечика:
– Мам, кто там?
Жукова решительно подошла к двери и отворила ее. Увидела взволнованное лицо Мечика, который торопливо засовывал в карман затиснутые в кулаке деньги. Вокруг круглого стола сидело несколько ребят, они играли в карты.
– Добрый день, – поздоровалась Юля. – Как вижу, здесь конференция за круглым столом?
Мечик поднялся и смущенно бросил товарищам:
– На сегодня, ребята, довольно.
– Как это «довольно»? – запротестовал краснощекий и красногубый пижон с напомаженными до блеска волосами. – Надо играть до конца!
Пристально присмотревшись к Юле, он невольным движением погладил себе щеку. С его губ взлетело:
– А-а…
Он не досказал и вслед за Мечиком встал из-за стола. Жукова тоже узнала его.
– Кажется, мы знакомы?
Фотограф отвернулся и кивнул приятелям:
– Поехали. У Мечика сегодня балл-маскарад, уже и примадонна здесь!
Когда картежники ушли, Юля спросила у Мечика:
– Давно ты дружишь с этим типом?
– Если я играю с кем-то в карты, это не значит, что я с ним дружу. Кроме того, я не совсем хорошо ознакомлен с теорией дружбы.
– Не люблю, когда ты прибегаешь к словесной клоунаде. Это у тебя выходит не совсем удачно.
– Гражданка Жукова, что вы хотите от меня? Познакомился с фотографом, разговорились, пригласил к себе. «Тип», как ты высказалась, у меня гостит впервые. Вы удовлетворены?
В разговор вмешался отец:
– Разрешите, я не все понимаю. Да вы садитесь, пожалуйста. Не понимаю, настоящая ли вы, так сказать, делегация?
– Настоящая, – подтвердила Юля. – Вы извините, мы хотим поговорить с вами о Мечике.
– О Мечиславе Гайдае, – сказал Виктор. – Я секретарь комсомольского бюро класса, это – председатель учкома и член комитета Мария Полищук.
– Очень приятно, рад, – сказал Гайдай-отец.
– Но нам приятнее было бы познакомиться при других обстоятельств, – промолвил Виктор.
Он глянул на машиниста, отвел взгляд и снова глянул. В самом деле, ему было неприятно и тяжело говорить то, что сейчас должен был сказать. Потом нервно провел ладонью по лбу и быстро вел дальше:
– Одним словом, Мечислав тянет наш десятый класс назад. Понимаете – мы в этом году сдаем экзамены на аттестат зрелости. Большинство из нас скоро примут участие в выборах в Советы – впервые в жизни. В том числе и Мечислав. Но мы считаем, что он на неправильном пути!
Мечик вдруг выскочил на середину комнаты:
– Дайте мне слово! Вы разговариваете со мной, как с комсомольцем! Устраиваете выездное заседание бюро. Не забывайте, что я не член комсомола!
– Сядь, Мечик, – приказала Юля. – Мы разговариваем с тобой как с членом нашего коллектива. Народ тебя учит и воспитывает, и мы хотим знать, что же ты дашь народу? До сих пор ты отвечаешь на заботу государства о тебе двойками и игрой в карты. Ты играешь на деньги, а это…
– Это мое личное дело! Человек должен жить без контроля! А вы пришли ковыряться в моей душе. Только я не признаю вашего контроля, я превыше всего ставлю личную независимость! Двойки… Карты… Вам какое дело до этого! Я сам за себя отвечаю.
– Неправда! – сказала спокойным голосом Юля и побледнела. – Мы тоже отвечаем за тебя.
Марийка заметила, что Жукова чуть сдерживается – вот-вот у нее прорвется негодование и гнев.
– Подожди, Юля, – вмешалась она, – Мечик просто не все понимает. Ты, Мечик, член нашего коллектива, вместе с нами оканчиваешь школу, и нам не безразличны ни твои успехи в обучении, ни то, как ты проводишь свое время дома. Мы с тобой отправляемся по государственной путевке в жизнь и хотим знать, какой ты нам будешь помощник и товарищ в пути! Можно ли тебе довериться? Кто ты – боец или мещанин? Обо всех ты думаешь или только о себе?
Взволнованный Гайдай-отец повернулся к сыну:
– Слушай, Мечислав, слушай! Ты неправ!
– К вам, извините, не знаю, как ваше имя-отчество, – обратился к нему Виктор, – у нас тоже есть серьезные претензии.
– Николай Маркович…
– Надо нам поговорить с вами, Николай Маркович. Ваш сын имеет три двойки! Да как же он не будет их иметь, если у него в голове не учеба, а другое.
– Что именно? – хрипло спросил из угла Мечик.
– Модные галстуки, танцы и карты!
– Наивно и неубедительно! – снова выскочил на середину комнаты Мечик. – Смешно и просто глупо! Модные галстуки? А что же, прикажешь мне – носить старомодные галстуки, из прошлого столетия? Ерунда! Разве у нас запрещено опрятно одеваться? Ты проповедуешь упрощенство какое-то! Неправильно это!
– Неправильно, – спокойным голосом промолвила Юля и вдруг стукнула ладонью по столу и воскликнула: – За галстуками ты ничего большее не видишь! Ничего не хочешь знать! У тебя культ модного галстука! Вот в чем дело! А этот культ привел тебя уже и к картам!
Она повернула побледневшее лицо к машинисту:
– Николай Маркович! Вы же – отец ему! Как же вы терпите, что ваш сын играет в карты с какими-то подозрительными людьми? Играет на деньги! Извините, может, я резко разговариваю, но я от лица всего класса!
Марийка вспыхнула от гордости за свою подругу, увидев Юлино лицо – гневное и вдохновенное, прекрасное. Вся горит, вся – порыв.
– Нам теперь понятно, – говорила дальше Юля, – откуда Мечик берет деньги на все эти галстуки. Так недалеко и до мошенничества! Один шаг!
Настало тяжелое молчание.
Марийка глянула на Николая Марковича. Видно было, что этот разговор для него неожиданный. На его лице застыло выражение растерянности и еще какого-то острого чувства, которое Марийка не могла понять. Одна бровь у него неестественно поднялась вверх, другая удрученно опустилась. Губы искривились как у мальчика, который вот-вот заплачет. Марийке показалось, что он и в самом деле сейчас заплачет.
– Да что же это? – он беспомощно развел руками и обратился в жену: – Маня, что же это? Наш Мечик… Всегда такой ласковый: «Папа, мамочка»…
Потом повернулся к Юле:
– Мы ничего для него не жалеем, единственный сын. Правда, двойки он иногда приносит, и говорит, что не успевает готовить уроки. Да и здоровья он слабого. А значит, что вы там, в школе, тот… недовольные им.
Мать Мечика вдруг всхлипнула:
– Я давно уже вижу… – промолвила она, вытирая слезы. – Не знаю, когда он и уроки готовит. То – перед зеркалом, то – в карты. А ругать его, правду скажу, жалко. Он же столько горя испытал. Вы же знаете, мы уже не надеялись снова увидеть нашего сыночка, да, видно, счастливая наша судьба. И мы остались живы, и его нашли. Ну, правда, он немного разболтался. А ты же, Николай, все в поездках. Еще и деньги он у тебя просит, и не маленькие деньги, а ты даешь и не спрашиваешь, зачем ему…
Марийка теперь поняла, какое чувство мучает машиниста. Это был стыд, жгучий стыд, что он не уделял сыну внимания, распустил его, и вот ему, отцу, старому машинисту, так пеняют школьники.
Он встал и подошел к окну. Стоял и молча смотрел на улицу, чтобы не видели его лица. Марийка глянула на его спину, ей стало жалко машиниста.
Потом он повернулся всем телом, оперся ладонями на подоконник и попросил:
– Вы все говорите. Понимаете – все, что знаете о моем сыне. Пожалуйста, ничего не скрывайте.
– Мы все сказали, Николай Маркович, – промолвила Жукова. – Теперь слово за вами. Вы должны повлиять на Мечислава. Хоть, правда, можно еще кое-что прибавить. Мечислав бывает в ресторанах, видели его за бутылкой с друзьями – с такими типами, какие только что играли здесь в карты. Вот что мешает ему учиться.
Машинист сверкнул глазами на сына:
– Ты слышишь? Это правда?
Мечик тут же вскочил и молча вышел в прихожую, с силой громыхнув дверью.
– Ах, так! – вскипел отец.
Он бросился за сыном. В прихожей послышалась короткая глухая возня, затем дверь распахнулась настежь, и Николай Маркович втянул за ворот Мечика, который изо всех сил сопротивлялся.
– Коля! Николай! – закричала мать. – Не трогай его! Пусти!
Машинист отпустил сына и, побледневший, с каплями пота на лбу, сел на стул.
Мечик стоял посреди комнаты с разорванным воротом рубашки, всклокоченными волосами и сбитым набок галстуком. Губы его дрожали.
– Вот до чего ты довел меня! – промолвил, тяжело дыша, машинист. – Всю жизнь никого пальцем не тронул, а ты вот довел… Позор какой! Как щенка за ворот… Сын!.. Десятиклассник!
Николай Маркович грустно наклонил голову.
– Я вас прошу… Забудьте эту сцену. Нервы не выдержали. Очень тяжело на сердце. Дай, Мечик, слово, что станешь человеком! Если делегация пришла ко мне, наверное, ты недостойный сын. Наверное, мы недосмотрели…
Мечик тяжело опустился на стул, не смея ни на кого глянуть.
Виктор сказал:
– Мечислав, мы хотим, чтобы ты был с нами, чтобы пошел в жизни по нашей путевке. Знаем, что нелегко тебе будет возвратиться к нам, но верим.
Мечик сделал какое-то движение, Виктор быстро продолжал:
– Ведь ты с нами только в списках учеников, а мы хотим, чтобы ты был мыслями, душой с нами! Теперь это от тебя зависит. Подумай, а мы тебе поможем, подадим тебе руку.
Марийка что-то порывалась сказать, и когда Виктор закончил, она, волнуясь, обратилась к Мечику:
– Мечик, это наша дружеская рука, горячая! Хочешь – я предлагаю тебе свою дружбу? Дружбу, Мечик! Так как, знаешь, самому тебе будет нелегко. Не сразу переломаешь ты себя, оно в тебе глубоко – эта накипь. Въелась. Ну, и по поводу двоек – помогу по тригонометрии, и вообще. Посоветуемся, как тебе работать…
Мечик поднял голову. С него давно уже слетел весь апломб. Привычным движением поправил галстук.
– Как ты, Мечик? Принимаешь? – допытывалась Марийка.
Мечик хрипло откашлялся, погладил колено. Искривились губы – может, хотел улыбнуться.
– Одно слово – принимаете все меры к спасению? Верю, что сейчас ты говоришь искренне, Мария. Но я понимаю, что это под влиянием минутного импульса. Завтра же пожалеешь, что предложила мне дружбу. А она, дружба, не рождается с налета, по заданию комсомольского комитета.
– О, видишь, – сказала Юля, – а говорил, что не ознакомлен с теорией дружбы. Только по этому поводу никакого задания Марийка не получала, уверяю тебя. Итак, этот вопрос остается открытым?
Мечик кивнул головой:
– Подумаю… Только дружбу не дают, как подачку. «На, мол, тебе!»
– Мечик, что ты говоришь? – вскрикнула Марийка. – Не так ты меня понял!
– Ну и хорошо, – буркнул парень. – Говорю же – подумаю.
– Подумай, – вставила Юля. – Договорились. А сейчас нам пора идти.
Прощаясь, Николай Маркович задержал Жукову в передней:
– Я с ним еще поговорю… А вас прошу – не оставляйте его так, без помощи. Спасибо вам, дорогие. Сын же он мне…
