Текст книги "Я так хочу (СИ)"
Автор книги: Оксана Фокс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Часть 2 Глава 9
Набережная горела огнями. Улицу запрудили автомобили, мотоциклы, велосипеды, не уступая количеством выросшим, словно грибы сувенирным лавкам.
С раннего утра людской поток непрерывной волной стекал под острые углы футуристического здания в поисках смотровых точек. Расторопные и предприимчивые горожане давно распродали все номера, балконы и мансарды хоть каким-то боком смотрящих на Дворец фестивалей и конгрессов. Желающие поглазеть на разодетых знаменитостей, в сотню раз превышали вместительность Канн.
Вдоль красной дорожки выстроилась черно-белая стена. В одинаковых костюмах и хрустящих рубашках фотографы вскинули оптические "ружья" с длинными дулами объективов, целясь в новых гостей. Расточая улыбки и добровольно подставляя дорогие смокинги и распахнутые декольте под неистовую очередь вспышек, красивые дамы и месье плавно двигались к нарядному входу.
Элегантная проходка к красным ступеням являлась частью программы, и растягивалась на часы. Но те, кого выжидали поклонники и жадно высматривали репортёры, прибывали последними. Их приезд отражался в оживлённых движениях фотографов. Словно солдаты по команде «Пли!», они синхронно разряжали обоймы, успевая за секунду делать сотни снимков. Они спешили. Актёры, сценаристы, композиторы, операторы прибывали за считанные минуты до начала показа фильма.
Кинофестиваль открыла внеконкурсная работа французского режиссёра с Николь Кидман в главной роли. Её приветствовали первые аплодисменты и, после уже не смолкали. В этом году за главный приз фестиваля «Золотую пальмовую ветвь» боролись работы маститых мэтров кинематографа.
Дебютный документальный фильм «Прыжок» затерялся среди девятнадцати основных конкурсантов.
Показ был запланирован на третий день фестиваля. Кит не собирался проявлять раньше. Но Мария с Лео решили, что они с Риком должны сопровождать их новые платья и украшения. А женщины из клана Берри умели настаивать.
Праздник разгорался. Феерично выстреливал новыми работами, именами, и скандалами днём, а ночью царапал звёздно-бархатное небо хвостатыми кометами фейерверков и окроплял воды Средиземного моря шампанским.
Вечеринки, ужины, благотворительные балы, устраиваемые именитыми ювелирными и часовыми компаниями, приезжими знаменитостями, сетевыми магнатами и банкирами, вихрились по Ривьере как шлейфы женских юбок в фойе Дворца Фестивалей.
Каждый вечер Кит водил Марию на несколько приёмов. Непрерывно курсировал между Тулоном и Специей, позировал фотографам, давал интервью и обнимал знакомых. Улыбаясь, держал за руку то чуть пьяную обладательницу титула "лучшее платье третьего дня", то очаровательную претендентку на "лучший образ пятого".
Французский регламент мало отличался от американского. Кит точно знал, когда отступить в тень. Замаскированный музыкой, смехом и праздничной иллюминацией частных вилл и отелей, он спускался на безлюдный пляж.
Взбудораженная вода кипела и корчилась в огнях пристаней и бессонных яхт. Десятки больших и маленьких судов покачивались на волнах. Они выглядели голодными чайками, которые слетелись пировать падалью. Черным смокингом и рубашкой Кит контрастировал с праздничным сиянием. Кромку пустынного берега словно обесточили. Она почернела и помертвела на фоне агонизирующей жизни. Всего лишь пойманный камерой миг.
Кит двигался бесшумно, аккуратно нащупывал больной ногой камни и часами пулял гальку в море. Он прекрасно ориентировался в темноте. Они были частью одного.
На аукционе, который организовал комитет по борьбе со СПИДом, Кит выставил лотом последнюю безымянную электрогитару. Её купила подержанная, как бюджетный автомобиль, польская режиссёрша с непроизносимой фамилией. Тяжёлой поступью неприлично низких для Канн каблуков дама вошла в окружение и оттеснила моделей и исполнительниц второстепенных ролей. Медноволосая гетера использовала Кита оправой, приобщаясь к сомнительному и постоянному мельканию его имени в таблоидах. А он прятал инвалидность снаружи и внутри за её примитивным блеском. Их деловому союзу журналисты приписали бурный роман и окрестили "самой плохо одетой парой сезона".
За это событие они распили в её номере пять бутылок розового вина и без желания переспали, пока очаровательный, не мелькающий в таблоидах жених заказывал официанту тройной завтрак.
Церемонию закрытия Каннского фестиваля почтил присутствием правящий князь Монако, Альбер II. Его Светлость с супругой расположились в собственной ложе.
– Хороший знак, – похлопала Мария по руке, она старалась перехватить взгляд монаршей особы и одновременно кивком приветствовала знакомых.
Изучая носки туфель, Кит слабо улыбался. Он апатично слушал надушенного, как цветочная оранжерея, Риверу. Толстый снова рассказывал, как Вуд проспорил байк. Фрэнк сидел от него через два кресла, справа от актёров "Прыжка" и сверкал глазами. Каждые пять минут он вытягивал шею и крутил по сторонам:
– Ну как? Уже? Уже награждают?
– Нет! Уймись ты!
– Пойдём потрахаемся? – татуированная кисть дёрнула Кики за локон.
– Смотри, ещё один урод вылупился! – прошипела подруге восстановленная в правах арт-директор.
– Заразный производитель, – согласилась Лео и послала Киту поцелуй.
Группа поддержки всем составом перемахнула океан «болеть» за «Прыжок» и теперь скучно ёрзала в креслах, оттягивала на шеях бабочки, цапалась и грызлась.
Не прилетел один Стюарт.
По окончании гастролей он продал квартиру в Эл-Эй, купил парусную яхту и неделю назад вышел с двумя матросами в море. В кармане Кита лежал запечатанный конверт. Пальцы лениво мяли плотную бумагу, но не торопились вскрыть письмо. Кит не испытывал желания узнать, что в нем. Мысленно простился с гитаристом, отпустив на все четыре стороны.
На белом экране зажглась огромная надпись. Мадам и месье просили занять места. Торжественные аплодисменты сопровождали, появление членов жури. Они неторопливо расселись по белым креслам. Сухопарый режиссёр из Новой Зеландии взял микрофон.
Кит уплыл мыслями в детство, вяло ковыряясь в обрывках мальчишества. Последние дни прошлое затягивало. Он словно глядел в покрытый ряской колодец. Снова думал о бабке. Никогда не вспоминал о ней раньше, ни разу сознательно не вызывал образ старухи с морщинистым лицом. Не мог простить ей сдавленные слезы Марии, которая та прятала ночами в подушку. Но Кит все слышал. Стоял под дверью родительской спальни, раздирал ногтями ссадины и дрожал. Он не знал, почему бабка презирает дочь, только остро осознавал вину. И не понимал, за что старуха любит его – он относился к ней хуже, чем к питбулю, которого однажды спустил на него сосед. А когда наконец разобрался – это перестало иметь значение.
Мария взяла с колена кисть, крепко стиснула тонкими пальцами. Кит поднял голову.
Со сцены прилетел звучный голос, представляющий лауреатов. Одну за другой объявляли победителей в номинациях. Аплодисменты взрывались. Из зала поднимались режиссёры, сценаристы, актёры...
– И почётная "Золотая пальмовая ветвь" отправляется в Лос-Анджелес. Главный приз фестиваля присуждён фильму "Прыжок" Кристофера Берри.
Все лица и аплодисменты устремились к Киту. По рядам понеслись поздравления, на плечи спикировали объятия. Принимая протянутые ладони, он возвращал пожатия рук. Выставил триумфальный ряд зубов и поправил сбитую бабочку.
Кит поднялся на сцену последним. Шёл позади второго исполнителя главной роли. Он уверенно переставлял ноги и не хромал, только медленнее обычного подползал к стеклянной трибуне.
Приняв награду из рук главы жури, Кит продемонстрировал залу «Золотую пальмовую ветвь». Установил распахнутую коробку на трибуне, как положено правилами нутром к зрителям. Держа зал глазами, подтянул микрофон. В память о жертвах войны объявил минуту молчания.
Кит жёстко следил за подвижными экспонатами. Мужчины и женщины шумно поднимались с мест, охотно опускали головы. Безмолвие заняло пустые красные кресла.
Перед глазами Кит видел не соответствующие случаю маски, а цветную лавину скорых афиш, засилье фильмов о войне, мода на разоблачение, новые имена продюсеров и кассовые сборы. Кит рассчитал, что "Прыжок" задаст тон на три сезона.
Он позволил себе провести большим пальцем по гладкому подбородку и широко ухмыльнулся. Оплодотворение прошло успешно. Сотни зародышей скоро увидят свет. Спасибо Джеймс Берри и остальные, за то, что сдохли. Жертвы оправданы. Аминь.
Он наклонил голову в знак признательности и быстро вскинул. Глаза отразили все софиты одновременно, улыбались полному залу и черно-белым фигурам за спиной. Кит открыл рот, произнести заготовленную Кимберли речь, и... черепок опустел.
Он стоял пустой и голый в свете прожекторов.
– Эта радостная победа…
Радостная победа?
Пальцы сжали основание микрофона. Что за дерьмо! Кого победил и чему собирался радоваться? В его положении триумфальные слова – квинтэссенция абсурда.
Кит прочистил горло:
– Документальная картина «Прыжок»… Мой фильм…
Его фильм?
Нет. Этот фильм Джеймса Берри и других безвестных вояк. Этим фильмом он прожил жизнь отца.
– Я...
Рассеянный взгляд остановился на синюшных костяшках, мозг фиксировал дубли прожитых на «отлично» жизней.
Кто же ты змий?
Самый красивый мальчик. Самый юный актёр. Самый сильный голос. Виртуозный гитарист успешной группы. Выдающийся режиссёр и композитор…
Где же ты "самый-самый" и "выдающийся"? Когда разучился говорить без суфлёра?
Внизу бледные пятна замерли и пристально вглядывались из полумрака. Кит поискал среди них одно лицо. И не зацепился ни за чьё. Одни овалы. Сотни овалов имитирующих эмоции собрались по периферии зрения кофейной гущей.
Кит сжал ладонью угол трибуны, прищурился, и откапал в памяти заученные слова. Скрупулёзно соблюдая пунктуацию, рот выдал порцию отрепетированной речи.
– Я благодарен, что фильм вызвал единогласное принятие. Счастлив, что этот эксперимент высоко оценён большинством кинокритиков. Этот фильм я посвящаю отцу, а также всем военным и гражданским, кто пострадал во Вьетнамском конфликте. Работа над картиной тяжело давалась команде, которая в большинстве своём состояла из энтузиастов. Натуральные съёмки заняли много месяцев, и много материала не вошло при окончательном монтаже. Но для меня было важным работать без цензуры и не подвергаться давлению извне. И за это я благодарен...
Он замолчал. Кит перевёл взгляд на белую от недостатка крови ладонь. За навыком мимикрии всегда прятались напряжённые суставы. Медленно выпустил стекло трибуны, разжал пальцы и пошевелил, возвращая гибкость.
– Я благодарен своей жене. Бывшей жене, Лине Олсен. Без неё бы этот фильм не состоялся. Спасибо.
Последние слова вызвали в рядах зрителей торнадо. Но шквал возгласов снесли громкие овации.
Кит развернулся на каблуках и покинул сцену. Краем глаза заметил, как Мария уже справилась с потрясением и с лёгкой улыбкой принимает от соседей поздравления. Кики бросила уничижительный взгляд, нервно склонилась к Лео.
Объятия Риверы пропахли пивом и обрушились первыми. Сверху обезьяной прыгнул Вуд, за ним ещё кто-то. Кит шатался как подвыпивший, отвечал на поздравление, смеялся.
– Чертяка! Ну, чертяка! Ну, сукин сын! Обскакал всех!
Когда Кит сдержанно выпутался из клубка, Мария коснулась щекой, похлопала по плечу и наклонилась к уху:
– Не могу поверить, ты это сделал, не поговорив со мной, – и добавила громко, – поздравляю, Кристофер, заслуженный триумф! Отец бы гордился!
Лео с Кимберли синхронно повисли на шее. Подставили улыбки камере, без воодушевления потоптались каблуками по ноге и одновременно выпустили жало:
– Ты самый гнусный урод, какого только встречала! Надеюсь, сгоришь в Аду!
– Берегись братец, акулы кинематографа не простят музыкантишке, что обставил их на собственном поле. Тебя разгромят критики. Уверенна, кассовые сборы провалятся.
– Очень рассчитываю, – тепло отозвался Кит.
Он знал, опустился в кресло, лопатки коснулись спинки. Но потерял ощущение гравитации. Тело не весило, как и события. Видел, Мария говорит с сестрой, жестикулирует, раскрывает рот, не может смириться, что он собственноручно слил сенсацию. Но Кит не слышал слов. Сплошной белый шум. Пристально смотрел на мать, что-то выискивал в правильных чертах. Перевёл взгляд на Лео, Ким, Джозефа, Френка, скользнул дальше по рядам. Ничего.
Ничего не могло заставить остаться.
Ведущий церемонии пригласил на сцену призёров фестиваля. Торжественная музыка разлилась по залу, заглушая новое рукоплескание.
Кит поднялся. Взмахнул ладонью, велев окружению оставаться на месте. Он вышел в проход и повернул в другую сторону от праздника. Придерживаясь перил, спустился по лестнице. Подошвы туфель гулко пошаркали по белым плитам пустого фойе.
Влажные сумерки скрали ярко-алые ступени, превратив в застарелую ржавчину. Порыв ветра ударил в плечо, Кит привалился к дверям. Рука механически потянулась за тёмными очками.
Часть 2 Глава 10
Под Дворцом фестивалей и конгрессов журналисты и фотографы дожидались окончания церемонии. Фанаты сплелись изгородью за спинами охраны и разрослись на милю вдоль набережной. На противоположной улице зрители вывалились по пояс в удивлённо распахнутые французские окна и вытянули шеи, пытаясь разглядеть, кто появился на ступеньках.
Им понадобилась четверть секунды сориентироваться, ещё четверть распознать. У главной сенсации фестиваля достало времени вернуть лицо, оторвать спину от опоры и выругаться. И трижды кретина, шагнувшего из парадных дверей до официального окончания церемонии, накрыла звуковая лавина.
Ладони расплескали острые, словно удары плети аплодисменты. Люди выкрикивали его имя, поздравляли. Жар тел пропитал заграждение. Фотографы просили остановиться, вспышки камер жалили слева и справа.
Тело реагировало механически, приветственно вскидывало руки, дежурно улыбалось и продвигалось вперёд, пока не натолкнулось на тупик зарождения. Крис не сдержал скользнувшую по лицу гримасу.
Записывающие устройства, как грибы после дождя, проросли сквозь решётку. Журналисты выкрикивали одновременно, их теснили фанаты, напирали на охрану, которая не ожидала, что какой-то псих покинет здание до завершения церемонии.
Широко расставив ноги, Кит держал баланс. Подошвы вросли в красный ворс. Он превратился в собственную восковую скульптуру из музея мадам Тюссо и только грудь резко дёрнулась под бабочкой, набирая воздух. Голос зазвучал сильно и чётко. Никогда не подводил, не изменил и сейчас. Живой и тёплый он зажил отдельно: благодарил, отвечал на вопросы, шутил.
Репортёры вели прямую трансляцию. Все новые микрофоны втискивались в частокол разнокалиберных "звукоснимателей". Напористая журналистка "Си-Эн-Эн" влезла своему оператору на плечи. В собранном взгляде охотничий азарт: безмозглая сенсация сама притащилась в руки. Навострив уши и поджав лапу, девица ткнула в физиономию орудие допроса:
– Крис, заявление на церемонии, правда? Вы и Лина Олсен женаты?
– Были женаты.
– Кто инициатор разрыва, вы?
– Обоюдное решение.
– Бывшая жена приехала поддержать вас?
– Нет.
– Где она теперь? Вы неоднократно заявляли прессе, что между вами ничего нет, почему? И почему теперь решили афишировать отношения?
Голос брюнетки потонул в рокоте других:
– Крис, вы ожидали подобный успех? Что вы чувствует?
– Как родилась идея фильма?
– Вы покинете сцену ради кино? Что будет с группой?
– Ещё вопрос! Ваш последний альбом вдохновлён событиями в картине?
– Дальнейшие творческие планы?
– Крис, это правда, что во Вьетнаме вам ампутировали ногу? Вы носите протез?
Кит по привычке отвечал кратко, но не пропускал ни один вопрос. Он вежливо разделался со слухами, посмеялся над вымыслами и пообещал не бросать сцену. Рассказал об идеях для нового альбома. Журналисты довольно улыбались, зрители протягивали ладони. Кит пожал все голодные пальцы, раздал автографы и поблагодарил кивком охрану, освободившую дорогу.
Он преодолел последние метры красного пути в тумане. Парковщик распахнул дверь автомобиля, но Кит помедлил. Он развернулся лицом к зданию. Моргнул и зрение возвратило чёткость огромной афише. Прямо над головой парашютист выпрыгнул из вертолёта и завис. Серо-зелёный туман развернулся вокруг неподвижной фигуры. Солдат с его лицом навечно остался в мгновении.
Кит втиснул долговязую фигуру за руль красного "Феррари", бросил коробку с наградой на пассажирское место. Рассматривая приборную панель, подвернул до локтей рукава смокинга. Куда подевался чёрный Рендж Ровер? Когда он сменил машину? Очередной временной провал.
Вдавив педаль газа, Кит нырнул в первый поворот. Съехал с набережной и петлял извилистыми дорогами, сворачивал на узких перекрёстках вправо-влево. Он чувствовал себя лисой, тяжело дышал и уходил от погони. И одновременно он был гончей, всматривался в темноту и шёл по следу.
Так было всегда. Временные такты сводилась к травле. Альбом с одноименным названием? Черта с два! Это жизнь под одноименным названием. Травля самого себя.
Праздничный шум остался далеко за спиной. Отголоски фейерверков слабо озаряли небо на западе. Ветер доносил глухие раскатистые взрывы. В конце спящей улицы пятиэтажных домов Кит остановился.
Зеленоватый туман клубился между панельными фасадами, стелился над тротуаром. Налитые тяжестью предплечья блестели от пота под тусклым фонарём, ладони сцепились на руле. Кит никогда не оттягивал неизбежное, напротив всегда приближал. Но сейчас пальцы не гнулись и противились, вынимая из кармана конверт.
Он знал, что в нем.
Два металлических предмета звякнув, выпали на ладонь. Кит сжал кулак. Тепло кожи согревало то, что не смог сохранить, и то, что ему не принадлежало. Две точки на отрезке. А между ними биологический мусор, который занимает пространство под рулевым колесом.
У человека без прошлого нет будущего. Кит знал. И все же вчерашний он никогда не устраивал себя сегодняшнего. Он был слишком слабым, слишком бездарным, слишком неуверенным. Кит презирал его девчачье лицо и подставлял под каждый кулак, выдирал из груди стыдные куплеты с ошибками и рвал в клочья.
Кит методично удалял его. Пока от него ни остался один ключ. Маленький ключ от камеры хранения, в которой лежал скудный и спорный скарб.
Он попытался провести ревизию. Перебирал в уме древние кассетные записи, которые не могли стать хитами. Пачки нот, к которым хотел вернуться. Тетрадки со стихами, которые никому не читал. Первые афиши и две газетных вырезки с интервью. На дне рюкзака лежали не вскрытые письма отца к Марии и фотографии, где родители выглядели счастливыми. Хотя уже в девять Кит знал обо всем. И сколько ни дроби костяшки о стены, челюсти, инструменты и зеркала, сколько ни рычи и ни кусайся, сколько ни кричи в толпу, давя слезы под кадыком – ложь всегда только ложь.
Кит мог перечислить все значки и нашивки на потрёпанном рюкзаке, а вот останки парня, который в нем хранился, едва помнил. Что любил? Чего хотел? Все файлы стёрты. Осталась смутная уверенность, что у него было лицо, а не грим. Он смеялся редко, но громко, и говорил отстойную фигню без суфлёра.
Кит бежал от него как от чумы, пока не упразднил. Какая насмешка, что на пике карьеры он выпростал костлявую клешню и приветливо помахал из конверта, подписанного аккуратным почерком друга. Бывшего друга. Романтичный Стюарт прощался с иллюзиями дольше всех. Не желал видеть очевидного, и Кит показал ему.
Две капли пота скатились по виску. Кит сдёрнул бабочку, расстегнул воротники рубашки и отложил ключ на соседнее кресло. Он заставил себя взглянуть на пародию будущего.
Погнутое ржавое кольцо.
Для него самое то. Хотел вызывать в памяти девичий образ? Нет. Но этого не требовалось. Она просто есть. Расстояние – лучшее, что он мог сделать.
Кит смотрел на тускло мерцающий в полумраке металл, и чувствовал на ладони холодные пальцы, вокруг маленького ногтя на мизинце никогда не заживала заусеница, хозяйка постоянно дёргала её. Она нервничала и заставляла нервничать его. В его "битой" системе координат отсутствовали нужные ориентиры. На его карте не было места подобным чувствам. Они требовали того, чего нет. Печальные серо-голубые глаза обостряли его уродство. Кит боялся сделать хуже. Старался ничего не делать, не шевелиться, не дышать. Прятал оскал и знал, рано или поздно оттяпает кормящую руку. От напряжения сводило кости черепа, он хотел избавиться от разлада и добился цели. Всегда добивался. Любой ценой. Задушить себя снова, едва ли труднее чем в первый раз.
Он обращался с женой как с бабушкой. Две незнакомые друг другу женщины каким-то образом разглядели его отсутствующее дно. Но для них это не имело значения.
Свесив голову, Кит осторожно обводил пальцем шершавый металл.
Что есть любовь? Лишь монетизируемые строчки песен. Эта абстракция – религия свободных. Как смотреть во всё понимающие глаза и говорить "я люблю" если твоё "я" – погнутый ключ в полфаланги?
Кулак дотошным метроном постукивал в солнечное сплетение. Там подвывал сквозняк, монотонно хлопал дверью. Некого впустить и некого выпустить. Его дверь давно никуда не вела.
Зеркало заднего вида отразило вздёрнутую судорогой губу. Кулак развернулся ладонью, прикрыть глаза. Но Кит заставил руку опуститься и не отвёл взгляд. Смотрел и видел. Не артрит сожрал его кости – он сам сожрал себя. Освоил наивысшее мастерство. Достиг конечной цели.
Сдерживаемая мощь шестисот семидесяти лошадиных сил отозвалась созвучным утробным рыком. Ступня перестала причинять боль, плавно вдавила педаль акселератора. Кит тенью проскользнул по затихшим улицам и выехал из города в сторону Ниццы.
Ночь, посечённая искрами, растянула над Провансом звёздный купол. Двухместное спортивное купе прижалось к белоснежной разделительной полосе, капот бесшумно всасывал шоссе. Слева на дорожное полотно наступали горные массивы, сталкивали в пенистые воды. Кит чувствовал давление воздуха на изогнутых боках автомобиля.
Он открыл окна. Тёплый, солено-сладкий ветер взъерошил аккуратно уложенные волосы, бросил пряди на лоб. Стрелка спидометра уверенно подползала к краю.
Кит смотрел вперёд, но видел десять футов асфальта в свете фар. Перед глазами стояла серо-зелёная афиша. Он завис в бесконечном прыжке между несбыточным и бывшим. Теперь не просто забыл – теперь не знал куда ехать. Беспомощный как марионетка. Лишился спасительных верёвочек и скис. Осталась ведущая в никуда дорога, скорость и адреналин. Последний выручал, когда омерзение к себе достигало верхних пределов. Вся жизнь свелась к жалкому комиксу, где герой бессмысленно гонится за очередной дозой адреналина.
Дерьмовый сюжет. Дерьмовый режиссёр.
Кит вжимал ногу в педаль нежно, мягко, до упора. Ветер свистел в ушах, но скорости не хватало. Адреналин не действовал. Кит поднёс ладонь к мокрой щеке. Что это – слёзы? Провёл недоверчивыми пальцами по влажным ресницам. Дышалось свободнее, грудь избавилась от гнёта, головная боль отпустила. Сознание омыла свежая волна и снесла заскорузлую грязь с лобового стекла. Все стало кристально чётким.
Кончики губ самовольно потянулись к вискам, отыскав позабытый путь. Кит облегчённо выдохнул. Он понял, какой будет последняя сцена. Эгоистичная. Для самого себя.
Свет фар выхватил из темноты прямоугольный знак. Со стороны казалось, водитель не справился с управлением. На крутом повороте красный спортивный купе потерял сцепление с дорогой и снёс носом заграждение.
И только Кит знал, кому подчиняется траектория автомобиля.
Бесконечное мгновение свободного падения он раскинул по странам, нет, не конечности и даже не руки, он раскинул крылья и парил. Обозревал свои бескрайние владения и хохотал. Дико, неистово, вольно. Впервые за свою долгую и короткую жизнь Кит задыхался от счастья. Ладони взметнулись к лицу, сложились вокруг рта рупором. Скалы потряс яростный, победный клич:
– Я так хочу!
