Текст книги "Я так хочу (СИ)"
Автор книги: Оксана Фокс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
– Дерьмо!
Кит подхватил обмякшее тело у пола, перебросил через плечо. Голова распухла кровью, болтаясь из стороны в сторону. Лина поплыла в холодном потоке невесомости, неспособная оценить открывшийся вид. Где-то далеко раздавались стенания, плачь…
– Заткнитесь, дуры!
Слова скатились на макушку как горсть окатышей. Наполовину оглушённая, Лина на долю секунду зависла в воздухе, и шмякнулась на топчан, простонав от боли. Тусклый свет, пробивающийся сквозь полоски ставен, заслонили искажённые черты.
– Промахнулась, лягушка. Дважды. Дерьмовый из тебя стрелок, – прошипел Берри в лицо и презрительно цокнул языком.
Лина искала пальцами виски, их снова сверлила боль, размывала все вокруг грязными кляксами. Потная ладонь нащупала в кармане таблетки. Сквозь слои удушливого поролона долетали невнятные голоса, мелькали бесплотные силуэты, мигал свет. Лина держала глаза широко открытыми. Нельзя опускать веки – там ждёт кошмар.
Платье пропиталась потом, закрутилось между бёдер. Лина подняла руку, освободиться, и наткнулась на прохладные ладони. Они успокаивали горячую кожу, распутывали в прядях узлы, высвобождали плечи от влажных пут. Лина замерла. Воздух приятно обдувал голые ноги. Бледный овал всплывал из темноты и снова исчезал. Она искала его глазами, но замечала только тени, что скопились в углах, под креслом, таились за дверцей шкафа… Ресницы отяжелели. Она сошла сума. Перестала различать реальность.
В волосы скользнули пальцы. Они обхватили кипящую голову, несильно сдавили и потрясли, словно пустую коробку. Лина открыла глаза и посмотрела на мужа. Взгляды перетекали друг в друга медленно, долго…
– Зачем эти женщины? Почему их так много? Кто они?
Грудь распирало. Частое дыхание хрипло вырывалось в приоткрытые губы. Задыхаясь, Лина обхватила руками горло, впилась ногтями. Кит оторвал её пальцы, сжал кулаки в своих ладонях.
– Успокойся. – Губы прижались к царапинам на шее больно и... нежно. – Здесь никого нет.
– Сейчас?
– Всегда. Они без лиц…
Лина притихла, успокаиваясь мужским теплом, запахом... Всегда чистый и мужественный – только его. Чужие руки не сохраняют на нем свой след...
– Да. Никого нет. Они исчезли в тебе, как я… – она обхватила твёрдые скулы, вглядываясь в его глаза. – Научи меня, что делать? Скажи, как нравиться тебе?
– Ты и так мне нравишься, – Кит попытался закрыть её рот губами, но она увернулась.
– За что ты меня мучаешь? За что?
Выругавшись сквозь зубы, он просунул руку под плечи, крепко прижал к груди.
– Лина, заткнись, слышишь? Сейчас же!
Она замолчала и прислушалась.
– Ты знаешь моё имя...
Её подбросило от невыносимой ярости. Она оттолкнула его и вскочила.
– Конечно! Я – такая же! Без лица! Меня нет! Я не существую! – голос истерически взвился, скрюченные пальцы смяли щёки.
– О, дьявол! Что, ты несёшь?
Кит быстро обнял её, вернул на топчан. Лина беспомощно распласталась на спине, ощущая в своём теле сильные удары его сердца.
– Твоё лицо повсюду! Слышишь? Не забуду, мать его, до гробовой доски!
– Это хорошо, – она спокойно и серьёзно посмотрела в потемневшие до черноты глаза. – Запомни меня, ладно?
– Чокнутая, – рыкнул Берри и впился в губы.
Безжалостный поцелуй потребовал её всю без остатка, добравшись даже до серой пустоты под рёбрами. Лина желала в нем задохнуться. Это было так легко... Но Кит резко отстранился, уткнулся лбом в плечо, словно услышал мольбу и отказал в блаженстве. Кислород болезненно заполнял лёгкие. Лина отдышалась и рассмеялась.
– Ты не позволишь, чтобы было легко, правда?
– Будь уверенна, – хрипло прошептал он, целуя ключицу.
Лина улыбнулась, погладила на затылке жёсткие волосы.
– Говоришь, что я сумасшедшая, а сам бьёшь и целуешь. Нет, милый, это ты не в себе.
Лина скользнула ладонями по гладкой коже, обняла широкую спину слабыми руками. Она слышала, как с дыханием убегают секунды. И знала – они последние. Бережная тяжесть накрыла бёдра и живот, давая понять – он тоже знает. Колючие губы и шершавые ладони стали мучительно неловкими. Они прощались.
Переведя взгляд за мужское плечо, Лина прищурилась. Есть! Она поймала цель. Мышцы свело нетерпением. Хотелось мять, рвать, бить головой в стену. Указательный палец задрожал, безостановочно нажимая спусковой крючок.
– Бах! Бах! Бах!
Глава 43
– Сколько мы здесь?
Ту перестала натирать мутное стекло комода, повернула лицо и улыбнулась. Лина рассеянно тёрла пальцем подлокотник высокого кресла.
– Кажется вечность...
Солнечный свет пробивался сквозь ставни, ложился ровными рядами на половицах и подсвечивал, следующую за вентилятором, пыль. Лина подтянула колени к подбородку, беспокойная ладонь скользнула с резного рисунка и погладила выцветшую циновку.
– А может я всегда жила здесь? – она перевела взгляд на паутину в углу. – Думаешь, мы когда-нибудь уедем?
Расставляя на полках ровными рядами пиалы, Ту энергично закивала. Лина наблюдала за ловкими руками, когда они взялись за мытье полов – вперёд-назад, назад-вперёд – замутило. Лина поднялась.
– Пойду наверх, прилягу.
Переждав болезненный укол в затылок, поднялась на второй этаж. На площадке остановилась. Над обугленными дверями болтались на проводе остатки сгоревшего фонарика. Из полумрака несло гарью, словно в глубине притаился огнедышащий дракон. Потерев лоб, Лина развернулась. Когда уже запомнит, что больше здесь никто не спит.
Захотелось рисовать.
Острое желание нахлынуло и завладело мыслями. Господи, как давно она не бралась за кисть! Это нестерпимо! Лина не могла дождаться пока Ту расчешет её волосы. Девчонка упивалась процессом, готовая плести из остатков линялой сухой гривы бесконечные косички и гирляндами вплетать цветы. Лина позволяла маленькой помощнице вдоволь играть с остатками шевелюры, но сейчас швырнула несносный гребешок и в окно.
Нетерпеливое возбуждение смело головную боль. Появились силы. В поисках подходящих инструментов Лина перерыла в доме шкафы. Во дворе за курятником, она наткнулась на три банки краски, в сарае нашлись окостенелые малярные кисти. Обнаружив рядом и бутыль с растворителем, Лина взвизгнула от счастья.
Уперев руки в бока, она дважды обошла гостиную. Пожевала губы и наконец, выбрала освещённый участок оштукатуренной стены. Маленькая вьетнамка не могла сообразить, что требуется. Лина едва не сорвала голос и не задохнулась, пока достучалась до твердолобой девчонки. Вдвоём они сдвинули деревянное кресло к окну, сняли подвесные полки, цветочное панно и выдернули гвоздодёром кривые гвозди.
Лина надела старую футболку Кристофера, обнаруженную за топчаном, подкатила рукава. Кисть привычно улеглась в ладони. Лина сжала сухую от времени рукоятку, согревая теплом, осторожно макнула в краску. Бормоча последнюю песню Strangers, она нырнула в иное измерение, приветствуя творческий транс как старого друга, который давно покинул её и вдруг вернулся. Напрягая глаза, она энергично и размашисто водила кистью.
Перед мысленным взором раскинулась белоснежная пустыня... Лина видела, как сонно перекатываются барханы, ровные волны катят к прозрачному небу, оттенка его глаз; умытый свежестью изумрудный оазис вобрал в тугую зелень воду и манит путника отдохнуть в холодной тени.
Тыльной стороной ладони Лина вытерла со лба испарину.
– Не дурно... Интересно, что бы сказал Фрейд?
Она отошла на шаг, повертела головой.
– Милочка, да у вас скрытые фантазии о мощных квадратных кондиционерах! – хихикнула и дёрнула рукой:
– Ну, не мешай мне, детка, видишь, я работаю. Сходи, покорми кур. Или... погуляй.
Застрекотав на своём языке громче, Ту нервно замахала кистями перед лицом, и побежала во двор.
Лина вернулась к картине. Больше не останавливалась. Не чувствовала онемение ног, ломоты в плечах, пояснице, шее. Пальцы свело, но Лина терпела. Она спешила за вдохновением, которое галопом неслось вперёд. Испачканными краской ладонями, изредка откидывала за спину косу. Торопилась закончить до темноты. Так быстро ещё никогда не работала. Душа пела! Лина не чувствовала усталость. Прервалась, только израсходовав всю краску. Глядя на пустые банки, теребила кончики волос, раздумывая: где взять ещё?
– Что, чёрт побери, ты вытворяешь?
Свирепый окрик заставил подпрыгнуть. Вздрогнув всем телом, Лина в страхе обернулась. Двумя шагами Берри преодолел гостиную, выдернул из кулака кисть. Из-за широкой спины выглянуло испуганное лицо. Ту монотонно причитала и всхлипывала.
– Твою мать! Твою ж… Взгляни на себя!
Кристофер больно схватил запястья, ткнул под нос грязные руки. Лина отшатнулась. Глазами полными обиды, посмотрела в злое, влажное от пота лицо. Сквозь непролитые слезы пыталась, понять незнакомое выражение. Стиснутый рот очертили глубокие морщины, губы побелели. Она посмотрела вниз...
Светло-коричневая жидкость капала с пальцев на футболку... Лина вся перепачкалась в ней. В ногах валялись опрокинутые жестянки, маслянистые пятна расползлись на полу.
Лина вздёрнула голову, взгляд охватил картину. Грязные ручьи стекали от потолка к половицам. Темные лужицы скопились у ножек кресла и комода, таинственно блестели как осколки зеркала. Теперь Лина слышала зловонный жирный запах, набившийся в нос и горло. Потёрла друг о дружку скользкие ладони.
Машинное масло…
Длинная судорога прошла сквозь тело. Берри схватил Лину за плечи, развернул к себе. Она резко оттолкнула его, и Кит пошатнулся от неожиданности, ботинок скользнул по маслу. Он выругался и разжал пальцы. Бросившись в раздвинутые двери, Лина выбежала из дома.
Стемнело. Небо растеряло звёзды, слилось с землёй. Ливень сверху и грязь внизу. Все перемешалось. Пряча лицо в липких ладонях, Лина брела по раскисшей дороге, не разбирая пути. Она утопала в грязи, ничего не видела. Вся жизнь сосредоточились в ногах. Идти. Дальше. Не останавливаться. Пока сердце бьётся. Пока в последний раз не упадёт и больше не поднимется. Но до того, надо, идти дальше. Как животное в предсмертной агонии, она пряталась, забредала все дальше в траву и камыш. От стыда, беспомощности, убогости… и от синих глаз переполненных жалостью.
Поскользнулась.. Безвольно раскинутые руки не сделали движения, остановить падение. Лицо погрузилась в грязь. Рефлекторно жмурясь, Лина задержала дыхание. Она проваливалась. Тёплая жижа забиралась в ноздри, уши, заползала между ног, сквозь пальцы. Вот и все. Лина не успела ни порадоваться мысли, ни огорчиться...
Сильно потянуло назад и вверх. Кто-то выдирал плечи из трясины, и она с чавканьем отпустила. Неистовые причитания вернули в мир звуков. Чужие ладони размазывали по щекам грязь вперемешку с дождём и машинным маслом. Испуганные глаза Ту целиком заняли круглое лицо, став черными плошками. Вторая женщина, Лина узнала её – она живёт в том старом доме, где на крыше сушатся сотни тыкв – обхватила за талию, подставила щуплое плечо.
Голова скатилась на грудь. Лина не чувствовала собственной тяжести, не чувствовала тело. Во мраке белели одни колени. Белоснежные, как обглоданная кость. Надо же, не запачкала...
Что это? Глаза сфокусировались на двух мочалках. Они торчали в коричневых ладонях и нещадно скребли, сдирали кожу. Лина не находила сил жаловаться. Она распласталась на полу душевой, спина привалилась к шершавой плитке. Две пары рук снова намылили и окатили из таза водой. Или огнём? Запах лимона наполнил ванную комнату. Язвочки во рту защипала кислота, потекла по волосам, разъела ожоги, мозоли и раны. Слезы выступили на глазах. Наверное, больно. Лина смотрела вниз. В серой пене плавали светлые пряди, цеплялись за сливное отверстие, кружились-кружились, затем исчезали в темноте. Видно женщины переусердствовали и лишили остатков лохм. Лина хотела потрогать голый череп… и не нашла рук.
Во второй комнате, напротив обгоревшей спальни, положили под узкое окно узкий матрас. Женщины помогли Лине лечь на подушки, выпростали из-под одеяла руки и, осторожно, вытянули вдоль тела.
Ночь закончилась. Утро сменил день. Сумерки окрасили фиолетовым составленные в углах коробки и ящики. Лина не вела счёт утекающим дням. Трижды до захода солнца приходила Ту, и дважды после наступления темноты. Она заставляла пить. Вкус питья Лина не различала. Принимала таблетки, но отворачивалась от подноса заставленного пиалами. Рядом с матрасом девочка поставила жестяное ведро. Лина не возражала, но нужды в нем не было. Иногда хотелось повернуть голову или ногу, и возникала мысль, на которой удавалось остановиться. Она умирает?
Глава 44
Завеса дождя отсекла за окном фиолетовые сумерки. Мошкара пробралась сквозь сетку, кружила облаком под лампочкой, ударялась в лицо. Лина протянула руку, пальцы отыскали стеклянные грани. Поднесла стакан ко рту. Вода не появилась...
Она попыталась вспомнить, когда приходила Ту. Морщась от головной боли, связывала череду образов: темно, дождь, свет, снова дождь, солнце греет лицо, солнце слепит глаза... Она старалась собрать ощущения воедино и привязать ко времени. Но всё разваливалось. Бессвязные отрезки не обретали смысл, не наполнялись жизнью. Сегодня – это вчера?
Лина потянулась за водой и, на полпути, остановила глупую руку, вспомнив, что стакан все так же пуст.
Внутри заболело, словно кто-то раздавил в кулаке желудок. На языке разлилась горечь. Затопил страх. Голову снова опутала прозрачная занавеска, не давая воздуху проникать в лёгкие. Лина обхватила шею, подняла голову и вдохнула. Она ещё справлялась, да, справлялась... Но скоро понадобятся таблетки. И вода...
Она села. Затёкшие конечности едва слушались. Лина не чувствовала стоп, но видела как босые ноги опустились на половицы. Держась высокой спинки стула, осторожно поднялась. Постояла, неуверенно шагнула. Коленные чашечки вылезли из-под футболки, натянули бледную тонкую кожу с просвечивающимися венами. Лина долго смотрела вниз, испытывая ощущение нереальности. Невозможно… Эти ноги умели бегать.
Крутая лестница сбегала в полумрак мелкими ступенями. Лина посмотрела вниз, голова кружилась. Руки судорожно сжали перила.
– Ту, – вытолкнула из горла надтреснутый сип, – Ту! – позвала чуть громче.
Лина закрыла глаза и заставила тело двигаться. Одна ступенька, вторая, третья... На последней она качнулась, едва удержав равновесие. Ту выпрыгнула из гостиной как заяц и отпрянула.
– Хин чао, мадам! – поклонилась вьетнамка, из-под распущенных волос блеснули белки круглых глаз.
Лина проводила взглядом фигурку, пятившуюся спиной к дверям. Когда Ту юркнула на улицу, посмотрела в комнату. В голубом полумраке лицом к открытому окну стоял Берри. Азиатское солнце выжгло голый торс до черноты. Лунный свет перламутром лёг на плечи, тенями и бликами расчертил рельеф спины. Длинные ноги казалось, вырастали из пола резким движением вверх. Старые джинсы закатаны над щиколотками, руки в задних карманах, голова откинула. Худая фигура излучала напряжение. Под загорелой кожей вместе с мышцами перекатывались нервы.
Жирный механический запах напоминал ее безумие. Пострадавшую стену отмыли и снова навесили полки, в придвинутом на место кресле гордо застыла, словно хозяйский пёс, иссиня-чёрная гитара. На полированной поверхности низкого стола растеклось белое пятно, нарушая окружающий аскетизм.
Лина долго смотрела на синтетическое кружево дешёвого бюстгальтера. Хотела уйти, спасаясь бегством, как делала всегда, но тело приросло к порогу. Оно не подчинялось, слушаясь инстинктов, которые говорили: идти некуда, спасать нечего и спасаться не от кого.
Что в ней кончилось? Иссушилось? Любовь? Лина так долго не дышала, что между рёбрами запекло. Вздохнула и внезапно кровь побежала, прилила в голову и добралась до кончиков пальцев. Из горла вырвался хрип.
Кит обернулся, синие глаза равнодушно мазнули, взгляд проплыл мимо. Лина никогда не видела, как перегорает предохранитель, как от короткого замыкания происходит пожар, как молния рассекает старое дерево надвое, но точно знала, что сейчас она тот самый предохранитель, провод и столетний дуб. Ей казалось, сухой треск, словно выстрел, разнёсся над крышами лачуг. Взрыв снёс плотину, тщательно выстроенную вокруг мягкого уязвимого нутра, покалеченного разума и сердца.
Гнев заполыхал белым огнём. Не рассуждающий, неудержимый. Ярость ослепила, прорвалась как нарыв. Мышцы пропитались ненавистью и съёжились. Лина бросилась, чувствуя силы, задушить его:
– Она же ребёнок, сволочь!
– Ребёнок? – не замечая беспорядочных ударов, Берри ссутулился, неторопливо поймал её кулаки: – Этот ребёнок пять лет работает массажисткой и отлично знает, как сделать клиенту "нappy end", – усталый голос прозвучал невыразительно и монотонно.
– Что?
– Её первые слова на английском. Знаешь, что это?
– Пусти! – Лина вырывала руки.
– Оральный секс. Входит в процедуру массажа.
– Тебе захотелось массажа?!
– Нет. Она пришлаою в мою кровать. Голая. И разбудила ртом.
– Врёшь!
Лина выкручивала руки из стальных браслетов, сомкнувшихся на кистях. Злые слёзы обожгли глаза. Она не хотела, чтобы он их видел. Мускулы сложились в движение – основа выживания Бронкса – колено выбросилось, метя точно в пах.
Казалось, Берри очень медленно сдвинул корпус вправо и разжал ладони. Потеряв равновесие, Лина приземлилась на угол стола. В последнюю секунду сгруппировалась, смягчив удар бедром, откатилась в сторону. Тяжело дыша, вскинула глаза:
– Тебе ведь всё равно с кем, – прошипела она, – а Ту… была моей! Она любила меня! Почему ты не оставил её мне!?
– Ты не просила.
– Не просила? А ты не можешь пропустить ничего, что движется?! Ты чёрствый, самовлюблённый эгоист! Животное!
– Ничего нового, – Кит поиграл в кармане связкой ключей, лицо ничего не выражало. – Всё это я уже слышал.
– Тебе плевать! Плевать на всех! Для тебя окружающие мясо! Ты любишь только себя! – она протянула скрюченные пальцы к надменной фигуре, желая видеть её согнутой от боли.
– Не особо, – проговорил Кит пустым, как неподвижные черты, голосом. – Но я рад, что ты выговорилась.
– За что ты ненавидишь меня?
– Не обольщайся. Ненависть отбирает много сил. У меня на это нет времени.
– Зато есть время на шлюх!
– Ни больше – ни меньше.
Лина пронзительно расхохоталась и затрясла головой:
– Что же мы для тебя? Кегли в боулинге?
– Хорошее сравнение, но на спорт вы не тяните. Скорее на бухло. Лучше или хуже. Но чаще пофиг, чем залиться. Сама знаешь, как это бывает. – Немигающий взгляд обжёг льдом. – Пойдёт любое пойло, лишь бы не блевануть.
– Ты садист, – прошептала Лина, поднимаясь с пола. – Знаешь, что люблю! И играешь ботинком как с собачонкой!
– Моя физиономия часто привлекает фриков. Возможно, ты страдаешь мазохизмом?
– Я убью тебя!
Она шагнула к застывшему на фоне окна силуэту. И не успела замахнуться. Кит схватил плечи, прижал к груди и улыбнулся гипнотической улыбкой с экрана.
– Что ты сделаешь, дорогая? Задушишь в супружеских объятиях? Из дома вынесли всё колющее и режущее. Нет даже грёбаных палочек!
– Господи, как можно любить тебя! Ты чудовище! – задохнулась она. – Ненавижу!
– Ненавидишь. И терпишь. Как все. Вы готовы ползать в моих ногах, облизывать сраные подмётки, повизгивая от радости. Я могу тебя ударить, унизить, раздавить как таракана, стоит сжать покрепче. А, Лина? Хочешь увидеть, как через горло полезут кишки? Все ещё мечтаешь умереть в моих объятиях?
Презрительный голос лился ласково, как шёлк. Тиски вокруг рёбер медленно, почти нежно сжимались. Каждый вдох болезненно заполнял сдавленную грудину и с хрипом вырывался, чтобы следующий наполнил лёгкие только на половину, потом на четверть.
– Взгляни на себя! Беспомощная! Зависимая! Жалкая…
– Так смотри же на меня внимательно!
Не уверенная, стоит на ногах или болтается в воздухе, Лина откинулась в обруче рук. Подняла подбородок, выставляя напоказ лицо, давно забывшее отражение:
– Ты сделал меня такой! Любуйся.
– Сомнительное удовольствие.
– Правда? Но, тебе придётся смотреть. И терпеть. Смотреть и терпеть. Ты должен! – Лина роняла слова в красивое лицо, брезгливо глядевшее с высоты. – Ведь я купила тебя, помнишь?
Она откинулась в его руках, чтобы видеть, как темнеют синие глаза, вваливаются щёки, натягивается и бледнеет кожа на скулах:
– На мои деньги ты имеешь окружающих. А я... Я имею тебя, Кит, – произнесла хриплым шёпотом, словно одаривая грязной лаской. – Ты можешь тысячу раз думать обратное, но, я имею тебя, сукин сын!
Запрокинув голову, Лина резко, металлически рассмеялась. Она бы хохотала до смерти, но Берри разомкнул объятия и влепил пощёчину.
Лина упала на колени, схватилась за подлокотник кресла, сдирая кожу о резьбу. Убрав волосы с лица, она улыбнулась:
– Привет.
Гладкий гриф доверчиво скользнул в ладонь. Нежно обхватив его, она замахнулась. Гитара обрушилась на стол и жалобно вскрикнула. Лина удивилась, что хватило сил поднять её. Снова размахнулась, пытаясь успеть , до того как Берри заломит руки. Но Кит не останавливал, даже не делал попытки, приблизиться. И инструмент не выдержал. Отскочили порожки, лакированный бок треснул, в сторону полетели щепки. Лина замахнулась ещё...
Обливаясь потом, обессиленная, она швырнула в угол остатки того, что минуту назад являлось хозяйской гордостью и обернулась.
Кит не изменил застывшей позы. Бескровное лицо превратилось в маску и, словно, отделилось от загорелой шеи. Провалы глаз превратились в чёрные омуты.
– Кто это был? – спросила Лина, переводя дыхание. – Чак или Кёртис? Все время забываю.
– Чак.
Воцарилось молчание. Раскинулось между неподвижными фигурами с открытым ртом и разбросанными конечностями. Тяжёлое, безобразное, сосущее...
– Ты закончила? – толкнул Берри слова, едва разжав губы. – Моя очередь.
Длинное тело накренилось и напало молниеносно, словно бросок змеи. Мужские ладони оказались у горла, разошлись в стороны. Затрещала ткань. Остатки футболки повисли на плечах. Лина не успела охнуть, голая кожа встретила шершавый пол, в лопатки и бёдра впились занозы.
– Уйди! Все кончено!
Она пыталась остановить его, упёрлась локтями в торс. И понимала, что не остановит! Хотела найти правильные слова. Но таких слов не существовало! Берри смахнул её руки, как щепки раскуроченной гитары, вмял в половицы. Затрещали кости. Колено грубо вклинилось между бёдер.
– Ненавижу тебя...
Не осталось ни сил, ни слёз. Лина недоумевала, почему сознание, которое так часто ускользало, не покидает сейчас, когда внутри и снаружи рвёт на части? Мозг работал холодно и чётко. Как дотошная стенографистка фиксировал тяжесть, под которой расплющенные органы вопили, требуя кровь и кислород; циничные движения, которые давно не причиняли болезненности…
Боли нет. Больше нет. Даже боли.
Лина видела себя пороге незнакомой комнаты. Балансировала на одной ноге. Переступить предел и освободится?.. Она шагнула в белый густой свет. Позади захлопнулись двери.
Тяжело дыша, Кит поднялся. Не глядя на распластанное в ногах тело, застегнул джинсы, пошатываясь, пересёк гостиную. У лестницы обернулся.
– Хочешь, знать, какое из тебя пойло, Лина? Самое говённое, какое только может быть. Блевать охота.
Он изобразил рвотный спазм и вышел в ночь, оставив перегородки раздвинутыми.
Лина повернулась на бок, подтянула колени. Кулаки прижались к животу. Чей крик разорвал тишину? Подвывания какого животного вернуло эхо пустого дома? Это не человеческий голос. Это не могла делать она…
Грязно-бледная щель вдалеке слабо отторгла землю. Лина приподнялась. Свободное от контроля чистое электричество вздёрнуло руки, стянуло с топчана циновку, закутало плечи. Пальцы разжались. Вытащить из кармана Кита ключ, оказалось удивительно легко.
На улице пусто и тихо. Ступня перед ступнёй. Приклад бьётся в бедро. Но тело упорно тащится вперёд, следует инстинкту.
Съёмочную площадку осветили два мощных прожектора. Фигурки внизу судорожно бегали, толкались, исчезали в темноте – смешные, заспанные...
Спина нашла поддержку металла, сваленного в тени павильона на холме. Лина вскинула ружье. Глаза прощупали пространство. Она знала – он здесь.
И нашла его.
На краю давно смонтированной площадки рабочие устанавливали трамплин. Широко расставив ноги и вытянув руки, Кит дожидался, пока мужчина обмотает колени и локти широкими бинтами, приладит к груди жилет. Несколько рук помогли ему влезть в комбинезон. Клацнули карабины.
Лина проследила за натянувшимся страховочным тросом. Он исчезал за огромным вентилятором перед воздушными блоками, напоминающими матрасы. Неподалёку от тормозящей площадки серое утро пронзили фары пожарной машины. В низине пиротехники развернули тяжёлую ткань, по ней побежал огонёк, поднялся выше и превратился в жёлтую стену. Рабочих скрыл дым.
В пяти метрах от трамплина стоял мотоцикл. Зажав шлем под мышкой, Берри приблизился к нему. Лина посмотрела вниз. Натянутый трос вибрировал в искажённом от пламени воздухе. Сработает верно – не позволит каскадёру разбиться, но не спасёт от пламени, которое вентилятор гнал по оврагу. Не успеют вовремя те парни, что пьют кофе у фургонов – он сгорит заживо.
Лина повела прицелом и сфокусировалась на Берри.
Глаза в прорези маски неотрывно смотрели в сердце пламени. Кит медленно надел шлем. Перекинул через сидение ногу. Углы рук стали с механизмом единым целым. Мотор взревел. На один удар сердца мотоцикл вздыбился, словно дикий мустанг, завис в воздухе, и подчиняясь движению прямого корпуса, бросился вперёд.
Лина опустила ружье. Она вспомнила свой сон, видела, что произойдёт. Развернулась и побрела домой.
В кране собиралась вода, капли срывались и бились о металлическую раковину. Кап-кап. Звук монотонно разносился по комнатам.
Лина стала под душ. Намылила лицо, тщательно сполоснула волосы, почистила зубы. Протёрла пыльное зеркало. Припудрила щёки и наложила слой румян, как учила Натали. Подкрасила ресницы и прорисовала длинные стрелки в стиле 50-х годов. Красной помадой обвела губы и подняла лицо.
Красную помаду однажды подарила Бекки. Но Лина тогда не понимала красный, считала броским и вызывающим. Она ошибалась. Бекки права – красный её цвет. Лина поправила контур мизинцем и улыбнулась.
В чемодане отыскалось платье. Теперь она знала, зачем упаковала его в последний момент. Жаль, только, что шёлк больше не облегает фигуру, а морщится складками. Серые туфли в тон отказывались налезать на распухшие ноги. Лина нахмурилась. Сдирая кожу, надавила и победно улыбнулась:
– Вот так...
С волосами пришлось повозиться. Сколько не проводила по ним щёткой, они сыпались и сыпались. В косметички нашлись маникюрные ножницы. Идеально.
Лина устроилась с одной стороны стола. Расправила на платье складки. Наклонилась и аккуратно перемешала по лакированной поверхности белые, красные и синие таблетки.
