Текст книги "Я так хочу (СИ)"
Автор книги: Оксана Фокс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
Глава 33
В понедельник команда Стренжерс выехала из гостиницы. Дорогие апартаменты покинули все кроме Кимберли Кейн. Лина сталкивалась с ней в лобби, в холле, в палате Берри. Глядя в неизменно красивое и ухоженное лицо, так и подмывало спросить: кто оплачивает её недешёвый номер? Но Лина догадывалась кто.
Она переехала в другой отель – поближе к Седарс-Синай, посчитав, что возвращаться в Санта-Монику и терять время в дороге бессмысленно. В квартале от клиники нашлись подходящие комнаты. Маленькая терраса и окно опрятной гостиной выходили на пальмовую аллею, позади которой тянулась автостоянка.
Лина разделила с Риверой и Стюартом дежурство в палате Кристофера. Измотанного Вуда, который едва держался на ногах, отправили в морской круиз. Миссис Берри с дочерью улетели в Европу. Они были приглашены на серию модных показов, организованных домом Родригес.
Лина часами простаивала в изножье кровати или сидела в кресле у окна и смотрела на мужа. Прикованный капельницами к постели, он почти непрерывно спал. Тревожно поднималась грудь, длинные ресницы вздрагивали в такт с кулаками. Берри часто вскакивал в испарине. Лина с медсестрой с трудом укладывали непослушное тело обратно. Беспокойный сон постепенно становился безмятежнее и глубже. Эти часы отличались спокойствием ожидания. Казалось, Лина застыла у подножья действующего вулкана, который в любую секунду мог очнуться.
Спустя пять дней Берри выспался. Отоспавшийся и злой он не мог усидеть на месте, мучился бездельем, стал капризным и несносным. Стюарт принёс в палату "Чака" и «Кёртиса». Нарушая в отделении покой, Кристофер день за днём бренчал на гитарах, громко терзал струны, подбирая аккорды. Ноты будущих синглов, гимнов и симфоний приходили к нему внезапно и не вовремя. Берри рвал капельницы, отдёргивал руку и не давал сделать укол. С всклокоченными волосами и горящими глазами носился по коридорам в больничной рубахе. Открывал без разбора двери и страшным голосом требовал бумагу и ручку. Он пугал медперсонал – пугал пациентов. Казалось, Берри нравилось раздражать и причинять неудобства, словно он задался целью вывести всех из-себя.
Лина чувствовала напряжение в окрепшем теле, копившуюся в нем ярость. И задавалась вопросом: над кем он измывается?
В остальном Крис старался быть прилежным пациентом. Он безропотно принимал лечение. Его организм получил передышку и выздоравливал. На развитый костяк наращивались очертания былых мышц, кожа вернула нормальный цвет, а глаза прежнее одержимое сияние. Его худоба обрела привлекательность индейца, перестав, напоминать жуткую скульптуру-экорше.
Дьявольское обаяние грубо пускалось вход – Кристофер добился от медсестёр и врачей послабления режима. Джонсон разрешил установить в палате компьютеры и подключить веб-камеры. Популярность прямых трансляций из больничной койки зашкаливала. Поклонники со всего мира прилипли к мерцающим мониторам и затаили дыхание, пока Берри наигрывал на гитаре свежие мелодии и откровенно живописал процедуры. Он показывал части выбритой груди, где оставили следы диоды цефалограммы, проколы на бёдрах, исколотые вены рук. Издеваясь над телом, он смеялся в объектив, и намекал Опре об отставке.
Кристофер получил от руководства Седарс-Синай все возможные исключения. Он круглосуточно принимал посетителей. Зависнув над подоконником, смущал партнёров голым задом и подписывал контракты. Планировал свет и звук концертного тура, усаживая к себе на койку звукорежиссёров, техников и рабочих в комбинезонах. Берри завалил все поверхности в палате стихами, партитурами и музыкальными прайсами.
Лина наблюдала, как сходятся прямые брови на сосредоточенном лице, нетерпеливо взмахивает рука с карандашом в длинных пальцах, задумчиво поджимаются губы в обрамлении неизменной щетины, пульсирует на шее вена. Берри заполнил пространство жизнью. Давил на предметы, людей. Не агрессивно, но неумолимо мощно, как тонны воды, теснящие дамбу. Лина сидела в кресле и смотрела на мужа. Крис на неё не смотрел. Она для него не существовала.
В середине дня – после деловых встреч и основных процедур – к Берри в палату приводили организованные группы. Он обнимал теряющих разум, зарёванных подростков. По-отечески успокаивал, говорил мягким тоном, улыбался. Крис ставил подписи на майках и рецептах, фотографировался на фоне орхидей и распевал песни Strangers. Ему аккомпанировали то Чак, то Кёртис, то ретивый разноголосый хор. Поверх прайсов ложились новые фотографии, письма, открытки, плакаты с сердечками, цветы...
Седарс-Сенай снова наводнили журналисты. В отделении усилили охрану, но репортёры, блогеры и фанаты проявляли чудеса изобретательности и придумывали всё новые способы, проникать в палату Берри. Женщины всех мастей дёргали Лину за руки. Они тянули, окликали, бежали к ней в холле, в кафетерии, и коридорах. Через неё слали послания, просили совета и помощи. Её запугивали и угрожали – лично, в письмах, и по телефону.
Лина молчала. Она пыталась не нервничать, как рекомендовал доктор, и исправно принимала таблетки. Теперь она всегда носила тёмные очки и бейсболку, научилась натягивать капюшон на нос, как делали Тим с Джозефом, и подниматься на седьмой этаж только по лестнице. Она избегала замкнутых помещений и выбиралась из здания через подземную стоянку с приставленным к ней охранником.
Лина видела мужа все меньше, терпеливо дожидаясь очереди. Чем крепче становилось его тело, тем дальше уносился дух. Заступая на очередное дежурство, всякий раз боялась, не застать Берри в госпитале. Ожидание давило на плечи, позвоночник ссутулился под тяжестью. Медленный яд притуплял мозг. Она жила в токсичном тумане. Но когда выныривала на поверхность, её сковывал страх – паника охватывала с такой силой, что Лина не справлялась и снова ускользала в уютный зыбкий мир, где все линии искажены, а кривое безупречно красиво.
Поздно ночью, спровадив лысого провожатого, Лина пешком отправлялась в гостиницу. Она не торопилась и часами кружила кварталами. Ей нравились пустые улицы без красок и движения, серые и неживые – как она. В номере Лина пила снотворное и на время избавляясь от себя, и звонков.
Теперь звонили ежедневно – редко утром и всегда ночью. Изменённые голоса рассказывали об уродливом оттенке её волос, бесцветности глаз, непривлекательности фигуры и бесталанности картин. Одни голоса заискивали, другие угрожали, с упоением описывали ужасы, поджидающие Лину за каждым углом. И всё сводилось к одному – отвалить от Криса Берри.
Она обратилась в полицию. Ей посоветовали сменить почтовый адрес, номер и гостиницу. И это помогло. Телефон молчал день, потом звонки возобновились.
В новых апартаментах Лина плотно задёргивала шторы и не подходила к окну. Она ложилась спать под утро. Сворачивалась под одеялом калачиком, обхватывала себя руками и покорно проваливаясь в вернувшиеся кошмары. Она не могла кричать, не могла проснуться – снотворное заставляло испить до капли страх, который разрастался в подсознании и терпеливо дожидался, вырваться во сне.
Рука потянулась к стакану. Лина отстранённо наблюдала, как независимо, без её участия, действуют мускулы. Отвела дрожащие пальцы и спрятала за спину. Не заметила когда закурила очередную сигарету, выдохнула дым в потолок и облокотилась на подушки. Откинулась на разобранной кровати, задрала голову. Уродливая лепнина...
В дверь снова стучали.
Третья! Это третья, чёртова, гостиница за неделю!
Лина поджала губы и неохотно поплелась к двери. Врезалась взглядом в застенчивую улыбку, подпёрла щекой деревянный косяк:
– Ммм...
Высокая девушка с гривой рыжих волос повторила вопрос:
– Извините, вы миссис Олсен?
– Угу… – подтвердила Лина. – Пришла застрелить меня?
– Что? О, нет... – Красивое видение нервно рассмеялась. – Я Саманта Виш, можно войти?
– Ой, вспомнила! Ты – ангел! – довольно воскликнула Лина, щёлкнув пальцами.
– Да... я участвую в показах Виктории Сикрет.
Лина посторонилась, пропустила гостью в неприбранную комнату. Подобрала с единственного стула одежду, бросила охапку на стол.
– Что будешь пить?
Не дожидаясь ответа, залезла с ногами на разобранную кровать, плеснула виски в два стакана.
– За знакомство! – Лина сделала глоток, подержала огонь во рту, отправила в желудок и улыбнулась: – Гадость.
– Я…
Саманта ёрзала на стуле. Взгляд украдкой перескакивал с косметики и заколок, между грязными чашками на столе, на тумбочку, где среди баночек антидепрессантов пряталась тарелка с недоеденным сандвичем. Лина кивнула.
– Ужасно не гламурно. И пыльно. Полностью согласна. Чем обязана?
– У меня довольно деликатное дело, миссис Олсен.
– Зови меня, Лина, – она широко улыбнулась и упёрлась ладонями за спиной.
– Хорошо. Видите ли, – Саманта чуть пригубила виски, – модели любят болтать, в смысле, разносить сплетни...
– Правда? И о чем же они болтают?
– Ну, сейчас в основном о вашей дружбе с музыкантами Стренжерс... Говорят, вы близкая подруга Тима Стюарта и Криса Берри. Это правда?
– В некотором роде...
Лина с интересом рассматривала розовые ногти гостьи, которые безостановочно двигались по холщовой сумке, лежавшей на гладких коленях.
– Понимаете, одной моей знакомой необходим приватный разговор с Крисом. И, если верить тому, что говорят, – Саманта прочистила горло, – вы тот человек, которому под силу это устроить. Вы… поможете ей?
Лина наклонилась за стаканом, но увидела вздрагивающую руку и оторвала пальцы от стекла.
– Знакомая готова оплатить помощь, – Саманта порылась в сумке и вынула конверт: – Здесь двадцать штук...
– Круто. По-твоему я нуждаюсь в деньгах?
– Нет, конечно же, нет, – девушка прятала глаза. – Это простая благодарность... На самом деле, приятельница надеется найти отклик в вашей душе, ведь вы художница! Вы умеете тонко чувствовать и сможете понять, что она глубоко несчастна...
– Да, это я могу понять.
Лина оглядела пухлый конверт, который как сытая жаба привалился к стакану. Она клацала зубами, но быстро заметила и прекратила.
– Приятельница, любит его?
– Д-да, – Саманта вспыхнула до корней рыжих волос. – Очень!
Лина скользнула взглядом по длинным бронзовым ногам ангела, приземлившегося напротив. Сколько ей? Вряд ли больше двадцати. Почти в таком возрасте, он ворвался и в её жизнь, заполнил собой. Улыбался с экранов и афиш, и глядел, как она куёт цепи бессонными ночами. Она славно потрудилась – ни ослабить, ни разрубить. Сама себе цепь...
Вздохнув, Лина подняла стакан, отыскала в кровати пачку сигарет.
– Почему твоя знакомая не обратиться прямо к Берри?
– Она не знакома с ним… лично.
– Пустяки, – отмахнулась Лина, и положила ладонь на разболевшийся живот. – Она достаточно хороша, чтобы привлечь его. Отличные ноги, смазливое лицо. Правда придётся сменить цвет волос. Говорят у блондинок шансы выше.
– Но… – Саманта недоуменно приподнялась.
– Дерзай милая, – кисть с сигаретой лениво описала круг, – и забери деньги. Пригодятся, ещё. Когда будешь лечится.
Лина крутанула пальцем у виска и сбила пепел в простыни. Громко расхохоталась, умиляясь испугу в круглых глазах и дрожащим губкам. Схватив конверт, девушка прыгнула в коридор и хлопнула входной дверью.
Хохоча, Лина блаженно упала на спину. Давно не выдавалось случая, так повеселится. Отсмеявшись, положила руку на грудь. Снова уставилась в безвкусную лепнину. И замерла, прислушиваясь... Не поворачивая головы, скосила глаза в сторону.
Есть! Заметила!
Схватив пустую бутылку, размахнулась и бросила в зеркало. Тишина посыпалась в лицо, а тень прыгнула в сторону – укрылась за пыльной рамой. Лина вцепилась ногтями в одеяло. Боялась вздохнуть, пошевелиться. Тысячи мелких и крупных зеркал изменили закону тяготения, невесомо парили в воздухе, летали по комнате, кружились. Зависли на мгновение. Острие осколков смотрело в грудь.
Лина знала, что произойдёт. Видела, как стекло рвёт кожу, сосуды, мышцы и вонзается в лицо и шею...
Укрыв руками голову, она завизжала.
Глава 34
Суета с Вандомской площади неслась в распахнутые окна гостиной, проникала в спальню, мешаясь с ароматами цветущих каштанов, лип, и густо-сладким запахом роз.
Диана Родригес откинулась на шёлковых подушках, свесила руку с высокой кровати, стряхнула пепел. Овальный рубин звякнул о хрустальные бока пепельницы. Она силилась почувствовать себя Ауророй или Габриэль, хотела радоваться успешным показам и радужным перспективам... Но в любимом сюите Коко Шанель в отеле Ритц, Диана ничего не чувствовала. Только нестерпимое желание снова позвонить ему. Настырная жажда разрасталось. Диана топила её в легкомысленных парижанах. Они действовали как молодое вино – разгоняли кровь, раззадоривали аппетит и оставляли после себя мигрень и горечь поутру, с желанием облегчить мочевой пузырь. Дёрганые юнцы годились не более чем средство от бессонницы.
Под веками теснились неясные образы, самым чётким из которых был брезгливый взгляд сверху-вниз. Диана его помнила. Она втянула воздух сквозь зубы. На коже поднялись волоски, словно по ней провели кубиком льда. Подмышки взмокли, на карминовой сорочке проступили тёмные пятна. Стиснув бедра, Диана отыскала на ночном столике телефон.
– Привет... – проговорила она хриплым голосом. – Не узнал? Это Ди... Диана Родригес, – добавила с усилием. – Как ты? Как твоё самочувствие, дорогой? Ты поправляешься? Я рада...
Диана нервно хохотнула, заполняя паузу. Выпрямилась и отбросила жеманный тон, который проваливался в пустоту:
– Хочу тебя видеть! Я соскучилась! Ты нужен мне, querido! Я завтра прилетаю в Лос-Анджелес. Мы можем поужинать...
Поджав пальцы ног, она слушала низкий сексуальный голос. Кровь вскипала, но вовсе не от желания:
– Смеёшься надо мной? Не говори мне о правилах! Только не ты! Хорошо, выбери другой день, любое время и дело с концом! Я согласна подождать, хотя не пойму для чего? Я прошу тебя, querido, не отделывайся от меня! Видишь, что творишь со мной? Выпрашиваю как мартовская кошка...
Диана раздавила сигарету о пепельницу, вынула из золотого портсигара новую.
– Не поступай со мной так! – прошипела она, выдыхая дым через нос. На подносе остался недопитый бокал вчерашнего мартини, и Диана рывком смочила сухое горло.
– Ты бы мог говорить со мной повежливее! Я прошу, не разговаривай так со мной! Я не одна из твоих малолетних стриптизёрш! Что?! Пошёл ты, bastardo, конченный!
Диана зарычала, швырнув телефон в простыни. Дрожащая рука поднесла сигарету к уголку перекошенных губ. Тыльной стороной ладони провела по сухой коже, презирая её, презирая волосы, которые приходилось окрашивать каждую неделю. Диана ринулась к стеклянному столику перед балконом. Невидяще уставилась в старую газету. Глаза заволокло пеленой. Кончики пальцев сминали бумагу, ногти скребли ровно в том месте, где улыбалось ненавистное молодое лицо.
Почему? Почему всегда она?
Накинув дымчато-белый халат, Диана подвязала на талии пояс и не причёсываясь, вышла в коридор. Постучала в дверь этажом ниже.
– Ди?.. – Леопольдина потёрла кулаком левый глаз. – Мамины комнаты напротив, но боюсь, она занята. Я слышала, как к ней вошёл Мэтт. Такая отвратительная привычка шаркать ногами! Он разбудил меня, – она протяжно зевнула, не прикрывая рот.
– Знаю, сладкая. Я пришла к тебе.
– Я жду завтрак, как мило с твоей стороны составить мне компанию.
Диана вошла в прихожую и протянула газету:
– Как, по-твоему, он её любит?
Миссис Стивенсон с любопытством взглянула на черно-белый снимок и звонко расхохоталась.
– Кит?! Что ты! Братец никого не любит! У него отсутствует этот орган! Боюсь он инвалид с самого рождения. Семейная трагедия, знаешь ли.
– Тогда объясни, как ей удаётся постоянно быть рядом? Что это – секс?
Зажав двумя пальцами газету, Лео откинула голову:
– Ох, Ди, для твоего возраста ты поразительно наивна! Секс надоел Киту должно быть лет в пятнадцать. Маменькин клуб домохозяек знал по имени всех рок-идолов с дурацких постеров в его комнате, а меня дамы звали "котей" или "дорогушей". Не могла старческая память осилить мое скромное имя, хоть в какое ухо ни каркай. Умора, представляешь!
– Тогда почему – она? – Диана холодно взирала на наглую ухмылку свежего после сна лица. – Как ей это удаётся? Почему он её терпит?
– Не задавалась подобным вопросом, извини, – Лео прислонила плечо к мраморной колонне, скрестила в лодыжках длинные ноги: – Но, не думаю, что Кит что-то терпит, – она вернула газету со снимками «Грэмми».
– Терпение – это не про него. Возможно, он её не замечает? А что? Мне кажется, она его не раздражает. Готова спорить, так и есть!
– Не раздражает?
– Ага. Не раздражает, как некоторые.
– Что ты хочешь, сказать?
– Ди, чего ты хочешь? – лениво улыбалась Лео, возвышаясь на целую голову. – Заполучить его? Это же так просто! Потолкуй с маман, она любит обстряпывать подобные делишки!
– Что это значит?
– У неё спроси, – вдруг выплюнула Лео и отступила в гостиную: – Только сразу не иди. Дождись пока Мэтт её хорошенечко трахнет!
Под насмешливым взглядом карих глаз Диана повернулась к двери, кровь опалила щеки.
– Ди! – позвала Лео из глубины комнаты. – Чистое любопытство! Что вы все находите в нём? Я слышала, братец никудышный любовник, вообще не умеет обращаться с женщинами. Считает, что им достаточно просто пялится на него, чтобы кончить.
Миссис Стивенсон прыснула и махнула кистью:
– Ладно-ладно, не отвечай, – она мило улыбнулась. – Ах, чуть не забыла! Мне понравилось вчерашнее платье с показа. Последнее. С блёстками. И туфли к нему. Хочу выгулять сегодня в оперу.
Диана застыла в коридоре. На долю секунды опьянила мысль, надавать пощёчин нахалке, избить в кровь гладкие щеки. Она чувствовала горячие пятна на шее и груди. Очень медленно развернулась к лифту, зная: пришлёт мерзавке платье. И туфли.
Миссис Берри открыла не сразу. Диана понимала, ей покажут, что она не вовремя, заставят унизительно дожидаться под дверью но, в конце концов, любопытство победит и её впустят.
– Неважно спала, милая? – подняла брови Мария.
– Да. Я теперь частенько неважно сплю. И всё из-за твоего сына.
– Думаю, Кристофер здесь ни при чём. Дело в менопаузе. Обратись к хорошему гинекологу, Ди.
– Не боишься, что тебя услышит Мэтт? Ему известно, что мы одногодки.
Миссис Берри скрестила руки на высокой груди, едва прикрытой прозрачной шалью. Вобрала фигуру Дианы знакомым коротким взглядом.
– Говори!
– Мне нужен, Кит.
– Какая прелесть! – рассмеялась Мария. – Но, я не он. Почему ты обратилась ко мне, милая?
– Леопольдина, – натянуто улыбнулась Диана.
Миссис Берри пожала плечами и прислонилась к косяку, не приглашая подругу войти.
– Лео, дерзкая девчонка, любит изводить меня. Это, пожалуй, единственное, что роднит моих детей.
– Послушай, я буду платить! Очень щедро платить. Ты меня знаешь, я умею быть благодарной.
– Знаю, Ди. Только вряд ли ты себе можешь это позволить. У тебя нет столько денег.
– Как у кого? – Диана прикусила язык. Не хотела, чтобы Мария произносила её имя, но было поздно.
– Как у Лины Олсен. Извини, – сухо улыбнувшись, миссис Берри потянула дверь.
Диана полулежала на кровати, прикрыв глаза от яркого солнца вновь появившегося из-за туч. Она думала о предприятиях Олсена, раскиданных по миру: сталелитейных заводах, шахтах и карьерах… Никогда не придавала значения деньгам, никогда не считала. Деньги в её семье были всегда. С раннего возраста Диана имела всё, что можно купить за американские доллары, британские фунты и швейцарские франки, не предполагая, что когда-нибудь, пожелает что-то настолько немыслимо дорогое… И это будет мужчина. Она – Диана Аурора Родригес, вертевшая любым из них, подобно красавице бабушке. Новый опыт был жестоким, унизительным, а мужчина все более желанным.
Голая нога свесилась с кровати, Диана повернула на подушке лицо. Фотография в золотой барочной рамке сопровождала её каждую поездку – занимала рабочий стол и прикроватные тумбочки. Ей нравилось делиться с женским анфасом новостями и планами. Она отдавалась сну, работе и любви под немигающим взором Ауроры и читала в раскосых глазах неизменное одобрение.
В номер постучали условным сигналом. Диана не шевелилась. Спустя минуту, Салливан воспользовался своим ключом. Она слышала, как мягкие тапочки пошаркали по ковру. Он вошёл в спальню, остановился в изножье кровати. Загорелые предплечья утонули по локоть в карманах синего атласного халата. Затуманенный взгляд изучал раскинувшуюся перед ним плоть в складках пеньюара: ляжки, шею, сигарету, свисающую с пальцев. Диана безразлично смотрела в сад – за окном припустил дождь. Она не испытывала желания ни стиснуть ноги, ни прикрыть груди, вывалившиеся из разреза.
– Ты постарела, Ди. Давно не пила кровь девствениц?
– Зачем явился?
– Слышал ваш с Марией разговор.
– И что?
– Могу помочь.
– Ты не можешь мне помочь, idiota. У тебя нет столько денег, – передразнила сладкий голос Марии.
– Не спорю, приложить к твоей пожилой груди эту вожделенную секс-игрушку мне не под силу. Но у меня есть вот что.
Салливан вынул из кармана коричневый конверт, повертел и бросил на живот. Диана равнодушно заглянула внутрь:
– Что за гадость?
– Взгляни повнимательнее.
Она неохотно опустила глаза, через секунду вскинула бровь:
– Зачем тебе это?
– Личные мотивы, – оскалился Салливан и сел в ногах.
– Что ты за это хочешь?
Мэтт наклонился, взял её свисающую лодыжку к себе на колени.
– Хочу твою долю, Ди. Твою часть в Родригес.
– Ты безумен!
– Надеюсь, как и ты.
Диана отстранённо наблюдала за костяшками длинных пальцев. Едва касаясь кожи, они неторопливо поднимались по ребру стопы к голени.
– Оставь конверт и убирайся!
Пальцы замерли. Салливан глянул исподлобья, гадко, понимающе улыбнулся. Губы больно-сладко впились в кожу. Отстранились лишь когда над коленом проступил ярко-бордовый след. Уронив её ногу на матрас, Мэтт поднялся.
Диана лежала неподвижно. Хотелось по-детски реветь в голос. Сухие глаза уставились в позолоченную рамку. Аурора смотрела пристально и печально.
– Сhica...
Пальцы нашли в простынях мобильный телефон.
– Алло, Айзек? Это, Ди, скажи, ты всё ещё редактор Таймс? О! Diablo!
