Текст книги "Охота в Лагарте. За два часа до темноты"

Автор книги: Норман Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

3

На другой день Фейн вылетел в Торонто, а в 9 часов утра следующего дня он уже представился редактору газеты «Новая граница», которая располагалась в старом районе нижнего города, восточнее Новой улицы. Редакция газеты занимала все этажи полуразвалившегося четырехэтажного здания.

Фейн, недолюбливавший американцев, увидел типичного представителя Нового Света, удивительно напоминавшего черепаху. Это был Паппи Сауерби. Крючковатый нос и небольшие, плотно сжатые челюсти придавали его лицу выражение насмешливой суровости.

Его высокий крякающий голос напоминал крики диснеевской утки. Как полагалось всем старомодным редакторам газет из кинофильмов, Паппи работал без пиджака, с засученными рукавами рубашки, с зеленым защитным козырьком над глазами. Его кабинет был образцом аскетизма в здании, которое в общем выглядело довольно комфортабельным.

– Добро пожаловать в Торонто и в нашу газету, – прокрякал Паппи и протянул Фейну огромную сухую руку. – Мне кажется, что в первую очередь вас необходимо представить остальным членам нашего семейства.

Паппи повел Фейна по зданию редакции. Он много раз жал руки веренице серьезных, улыбающихся людей, которые, казалось, не имели фамилий. Фейн почувствовал атмосферу доброжелательности, взаимопонимания и сплоченности. Его представили девушке, с которой он будет работать. Лицо девушки напоминало героев Данте Габриеля Розетти, который был помощником Данило Дольчи в Сицилии. Позже Фейн заметил, что все сотрудники одновременно прервали работу на десять минут, чтобы выпить обычную редакционную пинту молока.

Затем Паппи рассказал Фейну о Фридландере, которого он должен был заменить.

– Он был не только крупным журналистом, но и хорошим человеком. Он был добрым, чистым, добросовестным и честным человеком. Он был лучшим работником нашей газеты… Мне хотелось, чтобы вы просмотрели его дела и ознакомились за несколько дней с характером материала, который он готовил для газеты. Это поможет вам составить представление о том, что нам нужно. Я думаю, что вы сможете выполнить эту работу не хуже Фридландера, так как я с большим удовольствием прочитал вашу книгу «Знамена свободы». Считаю, что эта книга написана пером настоящего писателя.

Позже Фейну преподнесли неприятный сюрприз. Оказалось, что безупречный Фрпдллндер умер на улице города две недели тому назад,

– Умер? Я не знал. Конечно, я слышал о нем.

– Вероятно, не было бы необходимости приглашать вас в нашу газету, если бы Фридландер не ушел от нас таким странным образом.

– Где и как это случилось? – спросил Фейн и почувствовал себя довольно неловко. Совпадения бывают, но такое совпадение казалось ему чрезвычайно загадочным и редким.

– Он умер здесь, в Торонто. На железнодорожной станции он ожидал поезда. Выпил чашечку кофе, вышел из буфета, упал на землю и скончался.

– Две недели тому назад, – сказал Фейн.

– Точнее пятнадцать дней тому назад. Никто не мог сравниться с ним в профессиональном мастерстве. Насколько я помню, он никогда не болел. Вот это я просто не могу понять.

Паппи нашел Фейну чистую комнату в гостинице, в которой не подавали спиртных напитков, но в которой на каждом столе в ресторане лежали изящно оформленные меню для протестантов, католиков и евреев. В воскресенье девушка с лицом героев Розетти, которую, кстати, звали Эйми, пригласила его в униатскую церковь на службу. После службы собравшихся угостили русским чаем и пригласили на беседу о неоколониализме в Латинской Америке. Фейн делал отдельные заметки и увидел, что его серьезность производит хорошее впечатление.

Через несколько дней встал вопрос о подготовке документов для Фейна.

– Как вы знаете, мы готовы начать новую серию статей о Кубе, как только вы будете там, – сказал Паппи Сауерби, – а потому мы готовим на вас документы, которые мы направим в страну. Дело в том, что после нашей заявки на Фридландера, кубинцы, как я случайно узнал, значительно усложнили процедуру. Анкеты, которые лежат у нас, уже устарели на два года. Я считаю, что было бы неплохо, кроме заполнения анкеты, послать все данные о вас, которые могут потребоваться при подаче документов.

Я вас прошу написать на нескольких листах все, что, по вашему мнению, может заинтересовать этих людей. Сведения должны быть обширными, и не имеет значения, насколько обычными и незначительными они могут казаться вам. Лучше подготовить список с перечислением таких данных, как школы, где вы учились, и различные учреждения, в которых вы работали. Необходимо указать языки, на которых вы говорите, и страны, где вы побывали и когда. Не спрашивайте меня, почему и зачем. Кстати, эти сведения указывались и в старых анкетах. Они больше всего интересуются военной службой. Опишите по возможности со всеми подробностями, с перечислением наименований полков, командиров, если вы помните. Конечно, если вы проходили службу в армии.

– Должен заметить, что я не служил в армии, – сказал Фейн.

– А во время войны?

– Даже во время войны. Вначале я получил отсрочку по работе, а затем я стал пожарником.

– Понятно. Однако, что бы вы ни делали, чем бы вы ни занимались, все должно быть описано. Не знаю, что происходит с этими людьми сейчас.

– Меня беспокоит одно обстоятельство, – сказал Фейн. – Не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение. Если необходимо указать все адреса – а я думаю, что их будут проверять, – то дом, в котором я жил во время службы пожарником в Бристоле, уже давно не существует. Нет и улицы, я имею в виду Глочестер Террас. Во время бомбардировок немецкой авиации она была стерта с лица земли, а затем ее уже не восстановили. Сейчас там стоянка автомашин.

– Это не имеет значения. Напишите адрес и укажите, что дом уже не существует. Вы же ничего другого не сможете сделать.

– Я полагаю, что наши друзья заинтересуются моей журналистской деятельностью, – сказал Фейн. – В любом случае я сохранил несколько газетных вырезок времен суэцкого кризиса, когда я работал в газете «Кайро геральд». Если вы считаете, что их можно послать и они принесут пользу, то я могу оставить их вам.

Перед отъездом из Англии Фейн просмотрел старую папку и подобрал три дежурные статьи, выжидательного характера, которые он написал перед нападением англичан и французов, когда он сделал ставку на выживание газеты, а вместе с тем и на сохранение работы. Он с некоторым стыдом вспоминал этот эпизод как время, когда трусость, которую он объяснял себе как зрелое отношение к компромиссу, впервые стала чертой его характера.

– Что-нибудь вроде этого. Это то, что нам нужно. И книга. Кстати, на сколько языков она переведена?

– На семь, если считать арабский, на котором она вот-вот должна появиться. Мне сказали, что ее перевели на арабский для Египта и Северной Африки.

– Прекрасно, – сказал Паппи. – Это произведет хорошее впечатление на наших кубинских друзей.

– Я надеюсь, что это поможет им принять положительное решение. Я уже соскучился по настоящей работе.

– Конечно, вы устали ждать. Что вы делаете в редакции в настоящее время?

– Я все еще занимаюсь делом Фридландера. Производит сильное впечатление.

– Я знал, что его работа понравится вам. Он был человеком, питающим симпатию к Кубе и кубинскому народу. Если американские политики прислушались бы к его советам, то не было бы проблем, существующих в настоящее время.

Прошли еще три недели его пребывания в Торонто, и он начал по-иному относиться к окружающему.

Фейн стал привыкать к Канаде. Все его коллеги любили отдыхать за городом, и каждый конец недели он отправлялся с ними на автомашинах в глубь первобытных и чарующих лесов и полей Канады. Они нанимали лошадей и катались на них, взбирались на холмы, купались в холодных реках, находили голубые озера, ловили форель и жарили ее на кострах. Кто-нибудь всегда брал с собой гитару, и они сидели в сумерках медленно угасавшего дня позднего лета среди порхающих ночных мотыльков и светлячков, и слушали задушевные песни страны за Оранджевилем.

Такая жизнь нравилась Фейну. Он ел больше, пил меньше и прекрасно спал. Он сбросил лишний вес и вместе с этим помолодел. В новом психологическом климате исчезли его обычные заботы и напряжение. Восстановилась работоспособность мозга, и он почувствовал прилив творческих сил. Впервые за последние двадцать лет он начал писать поэму.

Когда Фейн думал о Кубе, то он испытывал чувство раскаяния, виновности и почти страха. Он устал от размышлений о судьбе Фридландера. Однажды он заговорил с Эйми об этом.

– А как Фридландер относился к жизни на Кубе?

– Я не думаю, что она ему нравилась.

– Он туда ездил несколько раз? – спросил Фейн.

– Он приобрел репутацию человека, знающего страну, но он всегда чувствовал себя лучше здесь, а не на Кубе. После некоторого раздумья она дополнила: – У меня создалось впечатление, что он был чем-то озабочен после последней поездки. Может быть, состоянием здоровья. Мы все думали, что он собирался подать в отставку.

– Это было месяц тому назад или несколько позже?

– Около этого, – сказала она. – И затем он внезапно умер на улице.

– Он был озабочен? – спросил Фейи. – Он что-то обдумывал?

– Я полагала, что да.

– Может быть, он устал от Кубы?

– Если судить по тому, что он рассказывал нам, то он, вероятно, устал.

– Я просмотрел некоторые из его очерков, – сказал Фейн. – Они оставляют тяжелое впечатление.

– Вы тоже без особого удовольствия говорите о вашей поездке, – сказала Эйми.

– Я согласен с вами.

– Тогда почему вы собираетесь поехать туда?

– Я обещал. Ничего уже нельзя сделать.

Этим же утром Фейн получил письмо от сестры, из которого он узнал, что курочка снесла три яичка, что означало, что на счет его доверенных лиц уже положены три тысячи фунтов стерлингов.

Был еще один конверт, адрес на котором был выведен таким каллиграфическим почерком, что создавалось впечатление, что его написал профессиональный летописец. Фейн небрежно раскрыл конверт с каким-то скрытым предчувствием, что его содержание разочарует его. В конверте была старая почтовая открытка 1905 года с изображением на переднем плане короля Эдуарда в морской форме, сходящего в сопровождении свиты на берег в Кувесе. На обратной стороне открытки было написано: «Наконец вы отправляетесь! Желаю отличного отдыха. Я свяжусь с вами. Лоуренс».

На следующий день, когда Фейн почти был готов вернуть деньги и отказаться от работы, Паппи Сауерби вызвал его к себе в кабинет, чтобы поздравить его и сообщить ему, что заявление с просьбой о въезде в страну одобрено кубинским правительством и что отдел печати министерства иностранных дел Кубы выслал официальное приглашение.

Вначале Фейн почувствовал себя человеком, которому осталось жить только шесть месяцев. Затем он начал строить свои планы.

Паппи предложил ему самому заниматься вопросами поездки, и Фейи узнал, что в Гавану через Мексику вылетает всего один самолет в неделю. Рейс был записав на пятницу. В его распоряжении было полных четыре дня, чтобы заложить основы того, что ему казалось после кубинского эпизода многообещающим будущим.

Фейн, никогда не воспринимавший с энтузиазмом свою поездку на Кубу, был глубоко подавлен тем, что рассказал об этой стране Фридландер в пятидесяти или более оставленных им отчетах. Материалы показывали, что Фрпдландер был профессиональным левым.

После прочтения этого отчета Фейн заключил с собой торжественный пакт. Если уже поздно повернуть назад, то он поедет на Кубу, останется там на самое короткое время, будет вне опасности насколько это возможно, отдаст своим работодателям все, что он сможет за их деньги, а затем бросит все и вернется в Канаду. Сейчас он составил план остаться в Канаде и провести здесь остаток своей жизни. Это была чистая и простая страна, о которой он всегда мечтал.

Он выбрал Канаду после последней поездки в глубь страны с его молодыми друзьями по редакции, когда они исследовали окрестности Хантсвила и открыли небольшое озеро. Они провели чудесный вечер в лесу. Они ловили рыбу, исследовали прибрежные пещеры и просто лежали у воды и наблюдали, как орланы бросались в воду за форелью, поднимая тучи брызг над темной поверхностью. Кто-то построил бревенчатый дом в этом чудесном уголке североамериканского рая, может быть, еще до прихода сюда белого человека. Там был водопад и ручей с форелью. С этого места открывался вид во всех направлениях на горы и леса. У озера виднелось серебро белого пляжа с крутым обрывом и пристанью. В объявлении было указано, что бревенчатый дом продается вместе с парусной лодкой длиной четыре метра сорок сантиметров и участком площадью тридцать два акра. В понедельник Фейн нанял такси и поехал в контору агента по продаже недвижимого имущества в Торонто. Хозяин запросил большую цену – восемнадцать тысяч долларов, но агент сказал, что положение участка является уникальным, и Фейн согласился с ним. Он оставил в залог тысячу долларов и был готов оплатить покупку через месяц. Он никогда в своей жизни не хотел чего-нибудь так, как этот дом.

Фейн подсчитал, что после уплаты восемнадцати тысяч долларов у него останется довольно приличная сумма после выполнения задания на Кубе, чтобы прожить, по крайней мере, год без необходимости работать. Там он будет проводить дни наедине с природой и писать поэмы, а когда деньги кончатся, то на питание он будет зарабатывать еженедельной статьей для газет в Торонто или Оттаве. Только человек, который избавился от двадцатилетнего каторжного труда, может понять, как оценить то, что нашел Фейн: этот трепетный и долгожданный мир канадских лесов.

На следующий день Фейн оставил последнюю соломинку несбыточной надежды. Пик сказал ему, что в Канаде с ним свяжутся для последнего инструктажа. До отлета в Гавану осталось менее двадцати часов, а инструктажа не было. Поздно вечером во вторник он понял, что недооценил своих хозяев. Его пригласили в кабинет Паппи Сауерби для беседы с новым администратором газеты Эдвардом де Хавиландом; поглядев на него, Фейн сразу все понял.

Де Хавиланд был так похож на агента разведывательной службы, что, встречая его на улице, можно сразу сказать: вот идет матерый шпион. Он всем привлекал к себе внимание.

– Все это проще пареной репы, – сказал де Хавиланд, когда они ехали в машине, – уважаемый Фридландер, упокой господь его душу, изучил все экономические и политические стороны кубинской революции, а сейчас газета посылает вас для проведения небольшого социологического исследования населения… Как кубинцы проводят время на улицах, где они отдыхают и так далее. Это дает вам предлог для поездки на побережье.

Высадка на Кубу уже спланирована на картах. Наши люди считают, что настало время нанести удар коммунистам в этом районе, и мы посылаем вас изучить берег в районе Лагартеры, который может стать идеальным местом для высадки, а может быть, и нет.

Фейн взял карту в руки.

– Я не намерен оставлять вам эту карту, – сказал де Хавиланд. – У вас не должно быть карт. Посмотрите и верните ее мне. Обратите внимание на небольшой участок шоссе от Матансас до Сьенфуэгос. Но на карте нет новой дороги, которую кубинцы построили через болото от города Ла-Вака до побережья. И мы хотим знать, для чего построена эта дорога.

– Она показана на карте пунктиром?

– Да, эта самая. Во время съемки карты там была тропинка или проселочная дорога. Сейчас эта дорога имеет твердое покрытие. Говорят, что кубинцы собираются строить рыболовный порт. С одной стороны, там, где дорога выходит на берег, построено несколько зданий, предназначенных, вероятно, для рыбаков. С другой стороны, там нет мола, и знающие эту местность люди говорят, что ввиду господства ветров этот район будет плохим местом для порта. На побережье имеется несколько небольших, бесцельно построенных дорог, которые ни с чем не связаны. Сейчас я вам покажу несколько последних аэрофотоснимков. Обратите внимание на красные стрелки,

Фейн взял пачку крупноформатных глянцевых фотоснимков, На них он увидел темное море, серое и почти без характерных признаков болото и белую, точно по линейке проведенную дорогу. На самом берегу находились строения бледновато-серого цвета, похожие на продолговатые фигуры, которыми показывают состав армии на схемах сражений в учебниках истории.

– Нас беспокоят главным образом, – сказал де Хавиланд, – не дороги, которые ни с чем не связаны, а озеро, указанное синей стрелкой.

Озеро было представлено на снимке в виде почти точно очерченного черного круга.

Де Хавиланд порылся в фотоснимках и взял один из них.

– На этом снимке то же самое озеро снято тридцатидюймовым телеобъективом. Обратите внимание на странные строения, выступающие из воды. Всего семнадцать. Над разгадкой этой тайны бились все дешифровальщики Пентагона. Мы снимали их на черно-белой, цветной пленках, а также с помощью инфракрасной аппаратуры ночью. Мы знаем их размеры с точностью до дюйма. Мы знаем материал, из которого они сделаны, но мы не знаем их предназначения. Вы когда-нибудь видели подобное?

Фейн покачал головой. Эти таинственные сооружения походили на клетки курятника.

– Семнадцать деревянных строений на сваях высотой до полутора метров от воды, а вся высота до конька крыши составляет семь метров. Ничего подобного нигде не было и нет. Например, уникальным является способ возведения этих сооружений без применения металла. Кстати, мы посылали самолет, который пролетал в сотне футов от них, и использовали довольно хитроумные устройства, чтобы выяснить их назначение. Следует принять во внимание то обстоятельство, что это забытая богом дыра, где в радиусе тридцати миль ничего нет, кроме москитов и крокодилов. Мы просто должны знать, что это такое.

– Насколько я понимаю, моя задача – отправиться туда и узнать. И это все, что нужно сделать?

– Конечно, нет. Нас интересует все, что происходит в этом районе, и мы надеемся, что вы поможете нам в этом. Я вам передам сотню вопросов, но вы не ограничивайтесь ими. Все что происходит в Лагартере, имеет для нас значение.

– Кому я должен передать собранные данные?

– Я подхожу к этому вопросу. Проще кода, которым вы могли бы передать интересующие нас вопросы при отправлении телеграмм в газету ничего не придумаешь.

– В соглашении этого не было. Извините, но должая вас разочаровать.

– Нет же никакого риска, – сказал да Хавяланд визгливым голосом надоедливого просителя. – Самые последние коды не могут быть раскрыты. Если вы хотите, то я могу показать вам, как пользоваться таким, и вы убедитесь в его надежности,

– Извините, нет.

– Я уверяю вас, что меня беспокоит только фактор времени. Нужно ковать железо, пока оно горячо.

– Пик дал мне понять, что не будет вопроса о кодах или о чем-либо подобном.

– Понятно. И что же вы намерены тогда делать?

– Выехать из страны для передачи информации, как было обусловлено в соглашении.

Наконец де Хавиланд сдался. Очевидно, было подготовлено иное решение.

– Самолет прибывает из Гаваны в Мехико примерно в четыре. Скажем, в любое время от двух тридцати до четырех тридцати в зависимости от опозданий и задержки. Там перестали уважать точность. В любом случае как только вы прилетаете в Мехико, зайдите в контору «Эль-Порбенир» на улице Такуба. Там спросите Виктора Моралеса. Он позаботится о вас.

Фейн кивнул головой в знак согласия.

– Еще одно обстоятельство. Необходимо вылететь третьего. Все привязано к этому рейсу. Понятно?

– Отлично, – сказал Фейн. – Я встречу Виктора Моралеса в Мехико третьего.

– Скажите ему, что вы от Филиппа, – сказал де Хавиланд. – Вас будут ждать в любом случае, но скажите, что вы от Филиппа.

Фейн подумал, что можно еще отказаться. Но это последний шанс на успех. Сначала Куба, а затем свобода и возрождение. Если отказаться, то наступит катастрофа, он будет окончательно сломлен и опустошен. Ворота прежней жизни захлопнутся за ним, а когда они закроются, то сразу же погаснет последняя искорка надежды.

Он стал агентом Филиппа. Иного выхода у него не было.

На рассвете следующего дня Фейн поднялся на борт самолета «боинг-707». Полет до Мехико, включая пересадку в Нью-Йорке, продолжался семь часов. Пассажиров было мало, поэтому он смог еще раз внимательно изучить инструкции, которые ему вручил перед расставанием де Хавиланд. Они были просты, и при условии свободного передвижения по стране Фейн надеялся выполнить без особого труда задание хозяев: «Дорога из Ла-Вака в Лагартеру. Глубина воды в болотах и рисовых полях во всех пунктах? Система патрулирования подвижными радиолокационными подразделениями? Тип используемых подразделений? Ла-Вака: на аэрофотоснимках не выявлено признаков казарм и расположения войск. Не располагаются ли воинские подразделения на постое в крестьянских домах? Нет ли замаскированных танков и бронетранспортеров? Залив Лагартера: назначение строений на берегу и в озере в одной миле на северо-восток от берега? Состав песка (то есть наличие ила и т. д.) и глубина во время прилива на расстоянии 3, 6 и 12 метров от берега. Острова Бланкас у побережья: нет ли там укреплений? Возможность оборудования посадочной площадки в данном районе. Плавающие машины любых марок в районе Лагартеры? Радиолокационные патрульные суда?»

Инструкция состояла из пяти страниц с плотно напечатанными вопросами подобного характера. Фейн три раза внимательно прочитал все это, а затем, когда до Мехико оставалось полчаса полетного времени, он взял все бумаги и аэрофотоснимки, пошел в туалет и сжег их там.

В Мехико он присоединился к толпе суматошных пассажиров, покорно ожидавших в очередях прохождения различных проверок перед посадкой в самолет, вылетающий на Кубу.

В самолете, которым оказалась старая «Британия», он сел рядом с японцем. Стюардесса раздавала аляповато отпечатанные журналы, полные расплывающихся серийных снимков солдат на учениях. Фейн обрадовался, когда на одном из снимков он сумел опознать советскую радиолокационную станцию на автомашине. Он вздремнул, а когда проснулся, то самолет слегка встряхнуло при снижении, а до Гаваны оставалось только пятнадцать минут полетного времени. Под ним затейливой стремительной росписью на ослепительно сверкающем море протянулась береговая линия Кубы. Сзади грядами возвышенностей поднималась суша с блестящей, почти горящей зеленью лесов. Фейн никогда раньше не видел подобной зелени. Крытые тростником домики на чистых полях с рядами пальм, которые походили на огромные вееры из перьев. «Великолепный ландшафт, – подумал Фейн. – Все это никак не вяжется с кровавыми картинами Фридландера. Как странно, что коммунисты, люди, не знающие радостей отдыха, живут в таком чудесном зеленом раю спокойствия».

Здания аэропорта вызвали удивление и восторг. Здесь не было привычного шума и гомона других аэропортов. Вместе с пассажирами Фейна провели по сверкающим чистотой коридорам в комнаты, где молчаливые и вежливые служащие проверили ого. Врач в белом халате пристально и молча рассматривал его лицо в поисках какой-то болезни, а добродушный негр, похожий на проповедника, поставил штамп в паспорте и поднял два пальца, как бы благословляя. В одной из комнат привлекательная женщина средних лет приветствовала его по-английски.

– Мистер Фейн, добро пожаловать на Кубу, сэр. Правительство предоставляет вам номер в гостинице «Либертад». Пожалуйста, покажите эту карточку администратору гостиницы.

Затем подошла другая, почти такая же симпатичная с каким-то списком. Обе женщины дружелюбно начали спорить по-испански. После этого вторая женщина удалилась.

– Эта сеньора из института журналистики также встречает иностранных гостей, – сказала первая женщина. – Однако я объяснила ей, что вы включены в наш список. Вы говорите по-испански, мистер Фейн?

– Только несколько слов.

– Понятно. Сейчас мы отправим вас на такси в гостиницу, а завтра министр предоставит в ваше распоряжение машину и переводчика. Завтра утром вам необходимо поехать в пресс-центр для иностранных журналистов. Он находится… Вот вам адрес. Они сделают все, чтобы ваше пребывание в стране было успешным.

Она быстро написала что-то на карточке и подала Фейну.

– Завтра покажите эту карточку шоферу такси, и он отвезет вас туда.

Она отвела Фейна в зал таможни и там оставила его.

Остальные формальности закончились через несколько минут. Фейн ожидал строгий досмотр багажа. Он был почти разочарован, когда таможенные чиновники неразборчиво что-то написали мелом на его обоих чемоданах и даже не попросили открыть их. Затем он обменял сто американских долларов на кубинские песо в банке аэропорта. Везде вежливость, и все на своем месте.

Никто не смотрел на Фейна подозрительно, как на возможного врага, пробиравшегося в страну.

Через пять минут он уже сидел в такси на пути в Гавану. Внезапно опустился теплый тропический полумрак, Фейи снял пиджак и галстук и расстегнул ворот рубашки. За окнами такси он видел нежные тени тропической ночи: тонкие стволы деревьев, пышные ветви, заслонявшие освещенные окна домов, группы мужчин в белых рубашках непринужденно разговаривавших на перекрестке. Черные тучи затяну ли зеленую синеву неба. Капли теплого дождя упали на стекла машины и попали внутрь, обрызгав его щеку. На далеком прекрасном, сказочном фоне из-за низких деревьев виднелось искрящееся сверкание Гаваны.

Теперь улицы наполнились светом. Они ехали по центральному проспекту с газонами и деревьями с блестящей листвой, сквозь ветви которых сверкали слова «Патрия»… «Муэрте»… «Патрия», что означало «Родина или Смерть». Женщина-регулировщица пропустила их на улицу, которая оказалась крутой и сверкающей огнями, как лестница Иакова. Улица была заполнена потоком пешеходов, а автомашины, не управляемые огнями светофоров, пробирались сквозь толпу крадучись, как коты-разбойники. На вершине лестницы он увидел огромные голубые буквы: «Отель Либертад». Машина въехала на площадку и остановилась перед стеклянными дверьми, протянувшимися на сотню футов.

Шофер такси внес чемоданы Фейна в гостиницу. Прибывшие выстраивались в два ряда вдоль длинного прилавка, за которым прелестные девушки в ярко-зеленой форме бойко говорили на всех иностранных языках и подавали связки ключей:

– Гутен абенд – Добрый вечер, Буона сера – Добрый вечер, мистер Фейн. Мы приготовили для вас превосходную комнату на двадцать восьмом этаже. Заполните, пожалуйста, бланк. Носильщик сразу же доставит ваш багаж, сэр. Вам письмо.

Это самая большая комната гостиницы из всех, в которых раньше бывал Фейн. Номер походил на пещеру из полированного дерева и стекла. Широкое окно охватывало созвездие огней ночного города и сложную геометрию улиц. Примерно в миле от гостиницы, как штора, опускалось темное море. Тонкий луч прожектора прорезал темноту воды и коснулся силуэтов рыболовных судов, направляющихся в гавань. В этот момент впервые Фейн подумал, что он далеко в глубоком тылу противника, среди толпы людей, которые верят во что-то такое далекое от его понимания, что он считает их жителями иной планеты. В какое-то мгновение он почувствовал себя в ловушке.

Фейн вспомнил о конверте, который девушка дала ему и который лежал в кармане пиджака. Он вскрыл его и вынул потускневшую и пожелтевшую открытку. Фейн перевернул открытку и увидел знакомый почерк. «Братский привет и сердечные пожелания успешного выполнения вашей миссии. От группы Бурваша, международной организации мира. Секретарь Л. Пик.»

Он проснулся рано, большую комнату испещрили солнечные зайчики. С полным возвращением сознания он почувствовал легкую тошноту и, чтобы преодолеть это ощущение быстро встал с кровати, открыл окно я вышел на балкон. Днем Гавана была белым сверкающим городом с резко очерченной границей, с суровыми и опрятными видами. Море охватывалось широкой дугой суши. Ветер гнал волны желтой воды на берег. Далее, на горизонте, то здесь, то там виднелись следы шторма. Справа виднелся светло-желтый замок, построенный на конце узкой полоски суши. Улицы полны приглушенных утренник шумов.

Фейн заказал по телефону кофе и булочки и был приятно удивлен, когда через три минуты то и другое принесла горничная. Он включил радио и во время завтрака рассеянно слушал мягкую ритмичную танцевальную музыку.

Зазвонил телефон.

– Мистер Фейн, вас ждут в вестибюле.

От страха сжалось сердце, но внезапное нервное напряжение быстро прошло.

– Я буду через пять минут, – почти спокойно проговорил он.

Ожидавший его был одет в полувоенную форму. С уважением он проводил Фейна к «кадиллаку» и, открыв заднюю дверку, пропустил его в машину, а затем сам сел впереди, рядом с шофером.

Машина проехала десяток кварталов по центру города и остановилась перед зданием со стеклянным фасадом, на котором большими буквами по-испански было написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Это был пресс-центр для иностранных журналистов. Молодые девушки с винтовками на ремне охраняли двери здания. Фейн показал свои документы, и его послали на третий этаж, где его принял в небольшом тесном кабинете лысеющий молодой человек с невыразительным желтым лицом, который представился как товарищ Мола. Мола хорошо говорил по-английски, с ярко выраженным американским акцентом.

– Рады видеть вас у нас на Кубе, мистер Фейн. Мы успешно поддерживали дружеские отношения с покойным коллегой, мистером Фридландером. Я новый человек в министерстве, но мой предшественник рассказывал о нем. Моя обязанность помочь вам.

Мола порылся в кармане, вынул синюю карточку и подал ее Фейну.

– Прежде всего, ваше удостоверение. Это важный документ, так что, пожалуйста, нигде не оставляйте его. В случае потерн немедленно сообщите нам в министерство. Я записал номер телефона. При выезде из страны вы должны сдать его. Необходимо приложить к нему фотографию.

– Подойдет ли обычная паспортная фотокарточка? – спросил Фейн. – Я захватил с собой такую фотографию.

– Конечно. С вашим удостоверением разрешается посещать любую часть страны, какую вы пожелаете, за исключением отдельных военных районов, для посещения которых необходимо получить специальное разрешение. Вы можете фотографировать все, что хотите.

– К сожалению, я не захватил с собой фотоаппарат, – сказал Фейн.

– В этом случае вы можете взять у нас напрокат. Мы сделали все, чтобы ваша поездка была успешной.

– Фотоаппарат, конечно, нужен.

– Я позабочусь об этом, – сказал Мола и что-то записал в блокноте. – Теперь к вопросу о литературе. Я не знаю, будет ли обычный комплект, который мы– готовим для наших гостей, полезен вам. Однако здесь вы всегда найдете все наши последние публикации.

Он подвинул через стол объемистый пакет.

Фейн взял наугад первую книжку из пачки. Счастливый рабочий приветливо махал ему рукой с трактора на обложке. Он положил книжку обратно.