Текст книги "Охота в Лагарте. За два часа до темноты"

Автор книги: Норман Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Первый помощник увидел, что Шэдде растерялся, и подумал, что ответ Кайля сбил старого пса с толку.

Кайля увели, и Шэдде послал за Шепардом. Тот подтвердил слова Кайля.

Шепард ушел, и Шэдде покачал головой.

– Пожалуй, Баддингтон прав. Похоже, что это не Кайль…

– Кого же он подозревает, сэр? – спросил Рис Эванс.

– Не знаю. Говорит, что утреннее расследование навело его на след… Одно только можно сказать наверняка, – хмуро продолжал Шэдде, – контргайка не могла сама по себе оказаться в этом лоскуте. Кто-то это сделал. Вопрос только – кто?

Саймингтон находился в центральном посту, прокладывая курс, которым они должны были следовать после Калленса. Он почти не замечал ни на секунду не прекращавшийся шумовой фон, путаный, нежный звуковой рисунок различных механизмов, постукивание репетиров гирокомпаса, шипение и легкий скрежет рекордеров, басовитый рокот вентиляторов. Ровно гудели турбины, и то громче, то глуше раздавались слова команды и отзывы об их исполнении.

Лодка покачивалась на волне, идущей из Каттегата. Если бы не это и не вибрация главных моторов, люди в центральном посту даже не ощущали бы, что они в море.

Саймингтон все еще работал за штурманским столом, когда почувствовал рядом чье-то присутствие. Он поднял голову и увидел командира.

– Еще долго, Саймингтон? – поинтересовался Шэдде.

– Сейчас заканчиваю.

– Хорошо. Я хотел бы взглянуть на карту. – Шэдде принялся напевать себе под нос какой-то мотив, отбивая такт пальцами по столу.

Закончив прокладку курса, Саймингтон поднялся, уступив место командиру. Краем глаза он видел, как Шэдде взял линейку и циркуль. «Проверяет меня», – подумал штурман. Затем он увидел, как Шэдде сделал какие-то пометки на листке бумаги и спрятал ее в карман.

Вернувшись к себе в каюту, Шэдде запер сделанные им записи в ящик стола, затем открыл сейф, находящийся под койкой, и вынул оттуда книгу в черном пластиковом переплете. Следующие десять минут он делал какие-то выписки из книги и снова запер ее в сейф.

Размышляя над тем, что ему рассказал Грэйси, Саймингтон все больше уверялся в том, что должен поделиться своими подозрениями с первым помощником. Все это выходило за рамки его понимания, и он не знал, как ему следовало поступить.

Он никак не мог застать Кавана в одиночестве. Сперва он увидел его в кают-компании обсуждающим с главмехом проступок Кайля; пятью минутами позже он отправился к первому помощнику в каюту, но там оказался боцман. Затем, спустя еще пять минут, он встретил Кавана в торпедном отсеке разговаривающим с главстаршиной. Наконец он настал ого одного в центральном посту.

Саймингтон остановился рядом с Каваном, делая вид, что разглядывает приборную доску.

– Первый, – вполголоса произнес он, – могу ли я поговорить с вами наедине? Немедленно.

– Через две минуты у меня, – не оборачиваясь, ответил первый помощник и вышел.

Спустя две минуты Саймингтон последовал за ним.

Каван запер дверь каюты и вопросительно взглянул на штурмана.

– Очень таинственно, Джордж. Что стряслось?

Саймингтон слово в слово передал ему свою беседу с Грэйси. Сперва Каван отнесся к этому скептически, но штурман убедил его, что Грэйси не преувеличивает.

– Невероятно, не правда ли? – закончил он. – Ложный приказ командующего подводными силами начать чертовы учения…

Первый помощник кивнул.

– Действительно невероятно.

Саймингтон присел на угол стола.

– Уж не рехнулся ли он?

Каван пожал плечами. Наступило молчание.

– Может быть, довести это до сведения Галлахера?

Каван задумался, затем покачал головой.

– Нет. Галлахер представляет флот США, а это дело касается только нас. К тому же он тут же сообщит обо всем Шэдде и будет по-своему прав. А уж если Шэдде узнает, что Грэйси проболтался, начнется ад кромешный.

– Вы правы, – кивнул Саймингтон. – Нужно оградить Грэйси от неприятностей. Шэдде сгноит его.

– А вас, дружище? – окинул его взглядом первый помощник. – Если вся история выплывет наружу? – Он замолчал и после паузы произнес: – Я подумал было, что следует рассказать обо всем главмеху, он человек здравомыслящий. Но он слишком близок к Шэдде и не очень хорошо относится ко мне. Если я выложу ему все, он немедленно отправится к командиру.

– Что же вы намерены предпринять?

Каван бросил на него быстрый взор.

– Вы имеете в виду, что предпримете вы? Это ведь ваша проблема, а не моя, да будет вам известно. Грэйси поведал все вам, а не мне. Но, конечно, я буду целиком на вашей сторона

Саймингтон удивленно воззрился на него.

– Понимаю, – медленно произнес он. – Это очень любезно с вашей стороны, первый…

Каван похлопал его по плечу.

– Можете рассчитывать на меня. Я не дам вас в обиду. Однако…

– Что именно?

– Я помогу вам только при одном условии. Мы с вами ни о чем не разговаривали. Вы мне ничего не рассказывали. Никто, включая и Грэйси, не должен знать, что я посвящен в эту историю. Идет?

– Я не понимаю… – озадаченно проговорил штурман. – В чем дело?

– А в том, что я не хочу ставить себя в положение, при котором меня могут обвинить в потворстве людям, интригующим против командира. Вам ясно?

– Да… Вполне, – подчеркнуто холодно отозвался Саймингтон, но это ничуть не смутило первого помощника.

– Значит, вы принимаете мои условия?

– Конечно. У меня нет выбора, – пожал плечами штурман.

– Вот и отлично. А теперь я должен пошевелить мозгами…

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Доктор лежал одетым на койке, и Кавану показалось, что он только что проснулся.

– Поздно легли, док? – спросил он.

Зевая и потягиваясь, доктор поднялся.

– Минут десять как опустил голову на подушку.

– Извините, не думал, что вы спите.

О’Ши протер глаза.

– Хорош видик, не правда ли? Вечером мы немножко гульнули.

– Слышал, – отозвался Каван. – Позвольте сесть?

– Конечно, – доктор указал на кресло. – Что-нибудь случилось?

Каван обратил на него долгий, испытующий взгляд.

– Мне нужен ваш совет, доктор. По медицинской части…

– К вашим услугам.

– Перед тем как начать говорить, я хочу, чтобы вы дали честное слово…

– В чем?

– Что никому не расскажете о пашем разговоре, разве только я сам попрошу об этом.

– Это касается медицины? – нахмурился доктор.

– Да, в некотором роде…

– В таком случае нет необходимости просить меня о молчании.

– Доле обстоит несколько иначе, док. Вопрос касается не мня, а другого человека. Вы даете слово?

– Конечно, – произнес доктор тоном, ясно говорящим, что просить его об этом излишне.

Каван сразу же перешел к цели своего прихода.

– Хорошо, – сказал он. – Это касается командира. Дела обстоят очень странно…

Доктор пригладил встрепанные рыжие волосы.

– Буду рад быть вам полезен.

– Я хочу знать, доктор, не свихнулся ли Шэдде.

– Свихнулся? Шэдде?! – брови доктора поползли кверху. – Вы это серьезно?

– Вполне.

– Объяснитесь.

Первый помощник рассказал о радиограммах, которые Шэдде хотел получить при помощи Грэйси. Кончив рассказ, он откинулся в кресле, сплел пальцы на затылке и прикрыл глаза.

– Знаю, что это звучит чертовски глупо, но… предположим самое худшее, доктор… Когда он получит сфабрикованные им самим приказы, кто сможет воспрепятствовать ему запустить «Поларисы»?

– Вы! – решительно изрек доктор. – Вы сможете остановить его! Ракеты нельзя запустить без вашего участия, пока вы не наберете свой шифр на контрольном диске. А вы своевременно узнаете, что приказы эти липовые. Грэйси предупредит Саймингтона. Саймингтон вас. И вы откажетесь одобрить запуск ракет. В чем же проблема?

– Не так все просто, доктор, как хотелось бы, – покачал головой Каван. – Разве я смогу сказать командиру, что мне известно о том, что приказ сфабрикован им самим?

– А почему не сможете? – вопросил доктор.

– Ведь он тут же поймет, что мне рассказал это Грэйси! Представляете, что тогда начнется? Ладно, пусть. Но что будет со мной? Я отказался выполнить приказ. Подверг сомнению честность командира, усомнился в его здравомыслии… Это конец моей карьеры. Меня отдадут под трибунал.

– Вы так думаете?

– Уверен. Ведь командиром является он. Если он решил начать учебную тревогу по ложной радиограмме, какое право имею я перечить ему, хотя бы и считал, что он не должен так поступать? Но у адмиралтейства может быть иное мнение на сей счет. Начальство никогда на стянет на сторону офицера, особенно первого помощника, который не подчинялся приказу своего командира. Для этого существует скверное слово. Это называется бунтом. Предстаньте себе ситуацию: я отказываюсь выполнить приказ Шэдде. Что я могу сказать ему: «Я не желаю принимать участие в вашей игре, сэр, ибо знаю, что эта радиограммы сфабрикованы вами, и думаю, что им спятили»? Он немедленно арестует меня. После этого кто сумеет убедить военный трибунал в том, что Шэдде и в самом деле собирался запустить ракеты? Даже мы сами не можем точно знать, собирался ли он проделать это в действительности или нет. Неужели вы на понимаете, доктор, как все чрезвычайно сложно? Выход на создавшегося положения найти очень трудно.

– А вы не можете набрать на вашем диске неправильный шифр?

– Нет. Шэдде немедленно узнает об этом, так как Уэдди и Галлахер, которые должны будут проделать это следом за мной, не смогут набрать свой шифр. Их диски останутся неподвижны.

– Что же делать?

Каван пожал плечами.

– Это действительно чертовски сложная проблема. Ситуация, при которой, что бы ты ни сделал, все будет неправильно.

С несчастным видом он взглянул на доктора.

– Видите ли, я почти уверен, что это и в самом дела всего лишь учебная тревога. Только Шэдде проводит ее довольно странно, непредусмотренным образом… А что, если он в самом деле нажмет кнопку?!

Доктор с сомнением посмотрел на первого помощника.

– Не слишком ли это окольный путь?

Каван кивнул.

– Да. Но разве это не слишком окольный путь и для командира корабля, оснащенного «Поларисами», войти в сговор со своим радистом и через него посылать и получать ложные приказы? Вот что смущает меня…

Доктор облокотился о колено и подпер щеку ладонью.

– А разве мотивы Шэдде недостаточно правдоподобны? Он хочет провести учебную тревогу, но так, чтобы все были уверены, что она боевая. Он считает, что экипаж лодки в этом нуждается, и думает, что это поможет разрешить мучающую его проблему саботажа. Учитывая его комплекс, все это не так уж лишено смысла.

Каван затряс головой.

– Начисто лишено! Рассекретить меры безопасности только ради того, чтобы расшевелить личный состав и, возможно, изловить саботажника?! На это способен только человек со странностями!

– Шэдде как раз и является таким человеком со странностями, – отозвался доктор. – Вы сами только что сказали это. Он не обычный морской офицер.

– Возможно, вы и правы, – недовольно согласился первый помощник. – Я и сам так считаю. Но эти проклятые сомнения…

Доктор отбросил со лба прядь волос.

– Мне кажется, что ваши сомнения относятся к области фантастики. Как вы думаете, куда бы он нацелил ракеты?

Каван перекинул ноги через подлокотник кресла и посмотрел на доктора.

– Знаю, что это звучит безумно, доктор, но если он рехнулся – а предположите на секунду, что это так, – он может пальнуть по русским. Вы же слышали его сетования на то, что русские якобы оседлали Запад и катаются на нем как хотят, а у нас подрезаны сухожилия, потому что наша демократия является демократией такого рода, что мы не можем начать превентивную войну, и что время играет на руку русским, и всякий прочий бред? Помните, он говорил об этом в Скансене? Потом на мостике, сразу же после Стокгольма, он снова морочил мне голову. Спросил, не думаю ли я, что лучше рискнуть последствиями ядерной войны, чем покориться русским. Назвал их бандитами и убийцами. Понимаете, что у него на уме? Если он думает и говорит об этом, когда находится в нормальном состоянии, разве не может он попытаться что-нибудь предпринять, если у него будет помрачение ума?

– Не думаю, что он помешан, первый, – сжал губы доктор.

– Значит, вы считаете, что он совершенно нормален?

– Нет, вовсе не обязательно. Но вы предполагаете, что он безумен.

– Но, если он ненормален, что же тогда? – настаивал Каван.

– Он невротик, – кивнул доктор. – Тысячи здравомыслящих людей, несущих на себе бремя чрезвычайной ответственности, являются невротиками. Но это еще далеко от психоза.

Каван в отчаянии вздел руку.

– Это для меня пустые слова, док! Что вы имеете в виду?

– Невротик – это человек, страдающий значительным нервным расстройством. Ничего серьезного для его восприятия реальности это не несет. Он находится в нормальной взаимосвязи с окружающими…

– А… а другие?

– Психотики, – продолжал доктор, – совсем иное дало. У них патологическое, беспорядочное мышление. Они не могут отличить бреда от реальности. Их ум и в самом деле поврежден.

– Спасибо, док, – вздохнул Каван, – но боюсь, что я не слишком поумнел после ваших объяснений. Что заставляет вас думать, что Шэдде невротик?

Доктор встал и, подойдя к зеркалу, начал причесываться.

– Резкие перемены настроения. Частые приступы депрессии, граничащие с меланхолией. Внезапные вспышки гнева по сравнительно ничтожным поводам. Назовите это повышенной возбудимостью, если желаете. Бессонница. Потеря аппетита. Тревожное состояние. Вот вам некоторые симптомы.

Первый помощник задумался.

– Да, большинство этих симптомов присущи ему, но я не знал, что он не спит и не ест… Что же грызет его?

Доктор положил щетку и гребень и оглядел себя в зеркале. Большого удовлетворения от этого он не получил.

– Главным образом страх, мне кажется. Страх лежит в основе большинства неврозов. В психиатрии это называется – возбужденно-тревожное состояние. Нормальный страх является реакцией на действительную угрозу. Невротический страх – беспричинен, это как бы предчувствие опасности. Очень сложная штука.

Каван с интересом взглянул на него.

– А что страшит Шэдде?

– То же, что и большинство из нас, – отозвался доктор, – ненадежность.

Каван задумался.

– Почему он должен страшиться ненадежности? Ведь у него все идет чертовски хорошо! Он наверняка дослужится до высоких чинов!

Доктор покачал головой.

– По профессиональным соображениям я не хотел бы входить в подробности, первый. Но можете мне поверить, что перед Шэдде стоят довольно тяжкие проблемы, как реальные, так и воображаемые. Скажу вам только об одной, но, прошу, никому ни слова. – Он сделал паузу. – Его бросила жена.

– Бедняга, – хмуро произнес Каван. – Я и не знал. – Он поднялся. – Итак, вы считаете, что мои опасения преувеличенны?

– Я терапевт, а не психиатр. Возможно, я ошибаюсь.

– Значит, вы не исключаете возможности, что он… что он… как это называется?..

– Психотик, – подсказал доктор. – Нет. Совершенно не исключить такую вероятность я не могу. Могу сказать только, что его симптомы кажутся мне характерными для невропата.

– Благодарю вас, док. Не забудьте, что вы сейчас сказали. Это может пригодиться. А пока что наш разговор не имел места, понимаете?

Бэгнелл взглянул на экран пеленгатора: «Легкое судно, два-шесть-три». Затем взял пеленг и доложил: «Один-семь-восемь». Уэдди посмотрел на часы и что-то нанес на карту.

– Дайте мне знать, когда на траверзе будет Куллен.

– Есть, сэр, – кивнул Бэгнелл.

Уэдди посмотрел на чаек, летевших в кильватере лодки, затем перевел взор на датский эсминец по правому борту. Он находился милях в двух и быстро шел вперед, взрезая носом белую волну. Скорость эсминца, как определил Уэдди, была не менее двадцати восьми узлов. Мысли Уэдди были прерваны Бэгнеллом:

– Куллен, сэр.

– Благодарю. – Уэдди взглянул на часы, подошел к переговорному устройству и нажал кнопку вызова.

– В чем дело? – послышался голос Шэдде.

– Куллен, сэр. Расстояние пять запятая три мили. Разрешите изменить курс на три-пять-пять?

– Хорошо. Иду наверх.

Поднявшись на мостик, Шэдде принялся смотреть в бинокль.

– Быстро идет этот датчанин, – заметил он. – Как, вы говорите, его название?

– «Уиллемос», сэр. Мы переговаривались с ним.

– Использовал нас как радарную и гидролокаторную цель?

– Да, сэр.

– Датчане – хорошие моряки, – без всякой связи с предыдущим сказал Шэдде.

– Да, сэр.

– Очень жаль, что Нельсону пришлось спустить с них штаны у Копенгагена. Датчане не простили нам этого. Конечно, они сами напрашивались…

Уэдди был не вполне согласен с рассуждениями командира, но, не желая портить хорошее расположение духа, в котором пребывал Шэдде, промолчал.

Шэдде обернулся к нему.

– Вам приходилось читать о битве при Копенгагене?

– Немного, сэр. Саути, конечно, читал.

– Вялое изложение, Уэдди. И очень скучное. Есть куда лучше. Карол Олган, например. Первоклассно.

И Шэдде с таким знанием материала принялся рассказывать о копенгагенском сражении и о старших офицерах, принимавших в нем участие, что прошлое вдруг ожило и показалось Уэдди чрезвычайно увлекательным.

– Да, – произнес Шэдде, сверкая глазами, – великие страницы истории Англии были начертаны в этих водах. В те дни можно было гордиться тем, что ты англичанин.

Уэдди поддакнул.

– Боюсь, что мы с вами опоздали на автобус, Уэдди, – вздохнул командир. – Слишком поздно мы родились. В те дни боевые корабли сражались с боевыми кораблями… А в наши дни?! Немцы стали использовать субмарины для потопления транспортов с женщинами и детьми. А мы… Взгляните на нас, – он обвел рукой лодку от носа до кормы. – Мы предназначены для разрушения городов и уничтожения их населения. Незавидная роль для морского офицера!

– Но ведь это неизбежно, не так ли, сэр? – проговорил Уэдди. – Я хочу сказать, ведь все меняется. Прогресс существовал всегда.

– Прогресс! – фыркнул Шэдде. – Будь он проклят, этот прогресс! Или вы скажете, что Британская империя продвинулась вперед?! Ныне век либеральных идей, мой мальчик. Пришла власть длинноволосых джентльменов, которые деловито разбазаривают то, что было создано и накоплено не ими. Наступила пора немытых. Россия, Индия, Китай, Африка… Один человек – один голос. Совершеннейшая чепуха! Неважно, что все они кровожадные безумцы! Один человек – один голос.

Слова вырывались у него одно за другим, и Уэдди подумал, что он уже не остановится.

– Слабоумные миллионы будут править теперь миром, – не унимался Шэдде. – Даже если они каннибалы, все еще живущие на деревьях. Способности не ставятся ни в грош. Все решает простая арифметика. О, вас несколько сот миллионов? Пожалуйте сюда! Во имя демократии, пожалуйста, займите ваше место! – Он обернулся и посмотрел на Уэдди. – Вы понимаете, что я хочу сказать? Видите весь идиотизм происходящего?

Уэдди сдержанно кивнул.

Шэдде продолжал говорить и в течение следующих десяти минут не дал возможности Уэдди вставить хотя бы словечко. Наконец он прервал свой монолог на полуслове и подошел к штурманскому столу.

– Я вижу, мы будем в глубоких водах в семнадцать ноль-ноль.

– Да, сэр.

Не произнеся больше ни слова, Шэдде покинул мостик. Когда он ушел, Уэдди взглянул на Бэгнелла:

– Он давно не был в таком настроении.

– Наверное, предвкушает новую должность на берегу, – улыбнулся Бэгнелл. – Выпади мне такое счастье, я проглотил бы якорь от радости.

Уэдди подошел к столу.

– Вы стареете, Ганс, вот в чем ваша беда.

Рис Эванс и Масгров вместе с главстаршиной Шепардом и Эбботом заканчивали составление описи повреждений.

– Все? – спросил главмех, засовывая за ухо карандаш.

– Вроде бы все, сэр, – отозвался Шепард.

– Масгров?

Масгров нервно теребил бородку, просматривая опись.

– Кажется, все.

Все встали из-за стола. Масгров перевел взор с главмеха на Эббота и затем вновь на Шепарда.

– Я слышал, будто командир думает, что неприятность в Стокгольме произошла в результате саботажа, – тихо произнес он.

– Где вы это слышали, Масгров? – нахмурился Эванс. Разглядывая носки своих ботинок, тот робко улыбнулся и облизал губы.

– Извините, сэр. В машинном отделении все говорят об этом…

Главмех холодно посмотрел на него.

– Вам следовало бы остановить их. Нет ничего лучше языка за зубами!

В неловком молчании они один за другим вышли из помещения.

Дасти Миллер взглянул через иллюминатор кладовой в кают-компанию.

– Полно греющихся на солнце тюленей, – язвительно заметил он. – Посмотри сам.

Таргет ковырял спичкой в зубах.

– Черт возьми, – воскликнул он, выглянув в иллюминатор, – прямо как боровы!

Килли и Саймингтон полулежали в креслах, а рядом с ними на кушетке растянулся доктор. Четвертым в кают-компании был Госс, который, сидя в кресле, рассматривал какой-то журнал. Внезапно он швырнул журнал в младшего лейтенанта. Килли сонно открыл глаза. «Ну, чего вам?..» – не просыпаясь, произнес он, переворачиваясь на другой бок.

– Вы храпите, как свинья! – отрезал Госс.

– Извините, сэр, – пробормотал младший лейтенант и вновь закрыл глаза.

Саймингтон беспокойно заерзал в кресле: «Хватит ворчать… Не даете людям спать…»

– С кем вы разговариваете, черт возьми?! – взорвался Госс.

– Который час? – выпрямился доктор.

Никто не ответил, и О’Ши обернулся посмотреть на часы, висевшие на переборке.

– Семь склянок… Так, так… А что, если мы поинтересуемся морем вокруг нас?..

– Если увидишь одну волну, это все равно что увидеть их все, – зевнул Килли, протирая глаза. – Не могу понять, почему родители настояли на том, чтобы я пошел служить на флот!

– Чем это вас не устраивает? – раздраженно спросил Госс. – День уже давно начался, а вы еще не продрали глаз…

– Мы не выспались, – объяснил доктор. – Вчера немного позволили себе на берегу.

– Оно и видно по вашим физиономиям. Что же вы делали? Девицы?

– Сэр! – укоризненно вздел брови Саймингтон.

– Мы весело провели время в «Пеликане», – отозвался доктор и окинул взглядом кают-компанию. – А где же представитель флота Соединенных Штатов?

В этот момент вошел Дуайт Галлахер.

– Привет, ребята! Как самочувствие?

– Отличное, – отозвался Саймингтон, но голос его свидетельствовал об обратном. – А у вас?

Галлахер сел и приложил руку ко лбу.

– Отвратительное! Хуже быть не может…

– Позор вам, сэр! – сурово вскинулся на него младшая лейтенант.

– Простите, – переспросил Галлахер, – что вы сказали?

– Я имею в виду ту несчастную девушку…

– Как она подскочила, бедняжка, – добавил доктора

Глаза Галлахера сузились.

– Она просто взбесилась, – он оглядел кают-компанию, словно желая узнать, находится ли он среди друзей или среди врагов. – Или какой-то сукин сын разыграл меня?…

– Хотелось бы поверить вам, Дуайт, но… – произнес доктор, разглядывая свои ногти. – Давайте лучше не говорить об этом.

– Да, – сказал Саймингтон, – лучше помалкивать…

– Но почему она вдруг завопила? – спросил Килли.

Доктор раскурил сигарету и хмуро посмотрел на него.

– Может быть, вспомнила свою мамочку?

– Бедная сиротка! – подхватил Саймингтон.

– Заткнитесь, хватит! – взорвался американец.

Мистер Баддингтон был обрадован и озадачен, услышав рассказ Шэдде о результатах расследования в кают-компании. Он никогда не верил в то, что Кайль причастен к неполадкам с рулевым управлением, хотя обстоятельства до некоторой степени, казалось, были против механика. Мистер Баддингтон был доволен, что его мнение подтверждалось, и озадачен, что Шепард с такой готовностью удостоверил слова Кайля относительно лоскута серого шелка, так как это еще больше бросало тень на самого Шепарда. Он долго размышлял относительно двух шелковых тряпок, которые когда-то составляли один кусок.

В одной из них, обнаруженной в рулевом отделении, была завернута контргайка, другая оказалась в кармане у Кайля. Шелк принадлежал Шепарду, и он признал, что дал лоскут Кайлю. Что же он сделал с другим куском? Мистер Баддингтон посоветовался с Рисом Эвансом, и сообща они решили, что главмех расспросит об этом Шепарда.

Первый помощник понимал, что должен спешить. Было уже далеко за полдень, и командир мог в любой момент вручить Грэйси радиограммы для передачи. Было нелегко разобраться в происходящем, и если он желал сберечь в чистоте свой послужной список, то ему надлежало быть предельно осторожным. Как только Саймингтон посвятил его в это дело, он должен был, с одной стороны, предпринять необходимые меры для предупреждения возможного бедствия, а с другой – не желал вызывать подозрений, будто ему что-то известно. Эта двойственность мучила его. В конце концов, это касалось штурмана, и если кто и мог вмешаться, так только Саймингтон – он был богат, независим и безразличен к карьере. Он не раз говорил, что подумывает бросить морскую службу и заняться какой-нибудь деятельностью на берегу. Так или иначе, но Каван, в конце концов, счел, что он и так достаточно честно ведет себя, пообещав содействие на крайний случай…

Покончив о этической стороной проблемы, он задумался над ее технической стороной. К счастью, он запомнил лекцию, посвященную системе электрического запуска «Поларисов», которую слушал, проходя обучение в Штатах. Лектор был человеком с юмором, его рассказ показался Кавану забавным и с тех пор навсегда засел у него в голове.

Получасом позже Каван подробно рассказал Саймингтону, что нужно сделать.

– Но не совершите ошибки, Джордж, – твердо заявил он. – Если вас застукают, я не сумею прийти к вам на помощь. Хочу быть предельно откровенным с вами на этот счет. Даже под клятвой я стану отрицать, что знал о том, что вы делаете или что мы когда-либо разговаривали с вами на эту тему.

Саймингтон встревоженно посмотрел на него.

– Вы даже более откровенны, чем думаете, первый.

Каван не понял, что хотел сказать Саймингтон, да это было ему совершенно безразлично, коль скоро Саймингтон понял ситуацию. Однако ему все же хотелось, чтобы штурман оценил помощь, которую ему оказывал первый помощник.

Из центрального поста Саймингтон отправился в боевую рубку. Двое матросов возились там с оборудованием. Он побыл с ними, поглядывая на кабель, протянувшийся от цоколя до переборки и через подволок до того места, где кабель уходил в шлюзовую камеру. Затем, оставшись один, штурман вошел в пост управления ракетами. Как и следовало ожидать, там никого не было. Он задраил за собой дверь и взглянул в смотровой люк, желая удостовериться, что никого нет в торпедном отсеке. Открыв герметическую дверцу, он протиснулся в небольшую шлюзовую камеру размером шесть на четыре фута. С величайшей осторожностью он прикрыл за собой дверь в затянул скобы. В камере было совершенно темно. Он нащупал выключатель и зажег свет. Открыв соединительную коробку, он натянул резиновые перчатки, достал из кармана плоскогубцы а принялся за работу. В течение нескольких секунд он отвернул кольцо, вывернул из гнезда кабель и обернул конец изоляционной лентой. Готовясь закрыть крышку распределительной коробки, он вдруг услышал шум за дверью. Кто-то поворачивал запорные скобы! Он покрылся холодным потом, мгновенно выключил свет и прижался в угол, притаясь в темноте и сдерживая дыхание. Послышался скрип открываемой двери, затем чье-то затрудненное дыхание и металлический скрежет запорных скоб. В ограниченном пространство шлюзовой камеры он и новый пришелец почти касались друг друга, и ему было слышно каждое движение, которое делал новоприбывший, он даже ощущал теплоту излучаемую его телом. Он еще крепче прижался к переборке. Если пришелец откроет дверь и пройдет через шлюзовую камеру, не зажигая света, – все обойдется. Но надежды Саймингтона рухнули: по стене в поисках выключателя зашарила рука. Раздался щелчок – и камера залилась светом. В нескольких дюймах от него стоял главмех. Широко раскрыв от удивления глаза, он смотрел на резиновые перчатки на руках штурмана, на плоскогубцы, на изоляционную ленту, на открытую распределительную коробку над головой. Растерянность на лице валлийца сменилась подозрительностью.

– Что вы тут делали, Саймингтон? – резко спросил он.

– Долгая история, – выдавив на лице несчастную улыбку, произнес штурман.

Глаза Риса Эванса превратились в узкие щелки.

– Что вы тут делали?

– Нарушил цепь огневого плунжера, – ответил Саймингтон, затягивая гайки на крышке распределительной коробки.

– Что?! Да вы спятили! – недоверчиво вскричал главмех.

К Саймингтону начало возвращаться спокойствие.

– Я все расскажу у вас в каюте, чиф, – произнес он. – Сперва выслушайте меня, а уж потом делайте выводы.

Главмех, сжав губы и не скрывая недоверия, сидел в напряженной позе в кресле, пока Саймингтон рассказывал ему всю историю. Рис Эванс был последним человеком на борту, кому штурман хотел бы это поведать. Валлиец был слишком близок к командиру, чтобы объективно судить о случившемся. У Саймингтона не было сомнений в честности и здравомыслии Риса Эванса, но дружеские отношения валлийца с Шэдде чрезвычайно осложняли положение.

– Таковы дела, главмех, – утомленно закончил Саймингтон. – Не ради собственной выгоды, не ради себя я рисковал. И никогда не пошел бы на такое, не будь это делом первостепенной важности…

Губы валлийца сжались.

– Почему я должен верить вам? Может быть, вы хотели совершить диверсию, откуда мне знать?

– Проверьте, – пожал плечами Саймингтон. – Поговорите с доктором. Спросите, что он рассказал мне сегодня утром. Но, пожалуйста, прошу вас, чиф, больше никому ни слова! Пожалуйста! Неужели вы не понимаете?!. Если получение радиограмм придумано только для проведения учебной тревоги – никакого вреда от того, что я сделал, не будет. Немедленно после учения я восстановлю контакт. Можете пойти вместе со мной, если хотите. Командир узнает о нарушенной цепи, только если захочет взаправду произвести запуск ракет, а уж если дойдет до этого, то благодарите судьбу, что я нарушил контакт. Неужели вы не понимаете? – откинувшись в кресле, продолжал Саймингтон. – Ведь это единственная возможность предотвратить катастрофу. Ответственность лежит целиком на мне. Никто, кроме вас, не знает, что я сделал. Я беру на себя всю ответственность…

Однако недоверие все еще не покидало Риса Эванса.

– Ужасно… Ведь это игра с огнем. Лучше бы вам заниматься своими делами. Если то, что вы рассказали о радиограммах, правда, значит, у командира достаточно причин так действовать. Он знает, чего он хочет. – Рис Эванс поднялся с места. – Ладно. Я поговорю с доктором, а потом решу, что мне делать. – Он хмуро посмотрел на штурмана. – Вы скоро узнаете мое решение.

Доктор был смущен.

– Неужели вы считаете, что это правильно, Эванс? Я знаю, как близко к сердцу вы принимаете интересы командира, но разве это будет правильным решением – рассказать ему все?

– Я даже считаю это необходимым.

– Давайте спокойно обсудим создавшееся положение. Если вы расскажете Шэдде, что застали Саймингтона с поличным, тогда вам придется рассказать и все остальное.

Главмех задумался.

– Что именно?

– А то, почему Саймингтон это сделал. О ложных радиограммах и о том, что Саймингтон сомневается в здравом уме командира. Как вы думаете, что сделает Шэдде, услышав об этом?