Текст книги "Охота в Лагарте. За два часа до темноты"

Автор книги: Норман Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В тот день в Копенгагене первый помощник командира корабля Каван и Бэгнелл были единственными офицерами с «Возмездия», которые смотрели футбольный матч между командами датской военно-морской базы и их лодки.

Каван был поклонником регби и находил футбол предельно скучной игрой, однако не пропускал ни одного матча с участием команды «Возмездия». Еще в начале своей морской карьеры он понял, что это являлось одним из правил, которых должен был придерживаться желающий выдвинуться офицер. Вот почему его долговязая фигура на краю футбольного поля и его грохочущее «Вперед, „Возмездие“!» стали привычными для команды, которая любила его и молчаливо восхищалась его верностью.

После матча Каван вернулся на борт и переоделся в форму. Среди пачки полученных радиограмм одна была от «Массива».

В ней сообщалось, что «Массив» завтра в 09.00 придет в Осло. Во второй радиограмме говорилось, что «Устрашение» уходит из Лок-Ю в 04.30. Среди распоряжений по кораблю одно касалось увольнения на берег: увольнительные матросам оканчивались сегодня в полночь, а офицерам в два часа утра. Каван закурил сигарету и, сев к столу, принялся за дневник. Он очень серьезно относился к ведению дневника и не пропускал ни одного дня. Затем написал письмо матери. Обычное письмо, главным образом о тех местах, где ему довелось побывать, и о своем здоровье. Между прочим, он вкратце и довольно уклончиво заметил, что у его командира весьма тяжелый характер, но, перечитав письмо, решил, что это довольно рискованно. Матери имеют склонность к болтовне, и глупо сообщать им о том, что находишься не в ладах со своим командиром. Он тщательно зачеркнул эту крамольную фразу так, что ее стало невозможно разобрать. Затем отправился в кают-компанию и принял предложенный Уэдди стаканчик.

– Где Саймингтон и Килли? – спросил Каван.

– На берегу, вместе с доктором и Галлахером.

– Что им там нужно?

– Вина, женщин и песен.

– Боже, надеюсь, что Осло не повторится!

– Возможно, что и повторится, – отозвался сидевший в углу за газетами Госс. – Они отправились в приподнятом настроении.

В кают-компанию вошел Баддингтон.

– Добрый вечер, джентльмены, – робко приветствовал он.

– Привет, мистер Баддингтон, – улыбнулся Уэдди. – Что будете пить?

– Вы очень любезны. Немного шерри, пожалуй.

Появился радист с депешей и показал ее Кавану и Уэдди.

– Когда мы отходим? – спросил мистер Баддингтон.

– В восемь тридцать, – ответил Каван.

Принесли шерри для мистера Баддингтона. Первый помощник и Уэдди подняли стаканы.

– Ваше здоровье, джентльмены, – заморгав, отозвался маленький человечек из адмиралтейства.

Десять минут спустя в кают-компании наступила обычная, как всегда перед ужином, обстановка. Мистер Баддингтон и Госс засели за шахматы. Это была их четвертая встреча, и она походила на первые три: Госс играл с яростной агрессивностью в, пожалуй, больше ни с чем, а его противник вел игру вдумчиво и осторожно и вскоре начал брать верх. Масгров читал, хмуря лоб. В одной руке он держал книгу, а другой теребил свою аккуратную черную бородку. Госс наклонился вперед и сделал ход слоном. Мистер Баддингтон поглядел на доску, затем на Госса и с тихим удивлением произнес:

– Но вы же отдаете ферзя!

Госс выдвинул вперед подбородок и яростно взглянул на доску.

– Действительно, черт побери!

– Перемените ход, – предложил Баддингтон.

– Никогда! Госсы играют честно. Сдаюсь. – Он посмотрел на стакан партнера. – Хотите еще?

– Нет, нет, благодарю вас! Я уже достаточно выпил.

– Достаточно? – прогрохотал Госс. – Вы бы не обыграли меня, если бы выпили достаточно!

Госс сложил фигуры в коробку. Баддингтон взял со столика «Дейли экспресс» и указал пальцем на заголовок: «БУРНОЕ ЗАСЕДАНИЕ ПАЛАТЫ ПО ВОПРОСУ АТОМНЫХ СУБМАРИН».

– Читали? – спросил он.

– Да. Обычная шумиха об опасности случайного залпа. Поднимается каждые полгода. Сперва трезвонили по поводу американского флота. Теперь, когда мы вооружились «Поларисами», принялись за нас.

– Мне всегда казалось, что те, кто поднимает этот вопрос в палате общин, должны быть хорошо информированы… – недоуменно произнес Баддингтон.

– Поверьте, – покачал головой Госс, – это сборище несведущих тупиц.

Брони Баддингтона полезли кверху.

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что случайно открыть огонь невозможно.

– Невозможно?

– Да, невозможно. Для этого существуют специальные меры предосторожности. Чтобы произвести запуск ракет без приказа свыше, необходим сговор нескольких лиц, находящихся на далеком расстоянии друг от друга.

– Весьма успокоительно, – сказал Баддингтон. – Но каковы меры предосторожности, если не секрет?

– Они хорошо известны на флоте, но в прессе я встречал только искаженные версии. – Госс испытующе поглядел на собеседника. – Вы, конечно, имеете допуск к военным тайнам, иначе вас не прислали бы сюда. Во всяком случае, надеюсь, что вы не станете болтать о том, что я расскажу.

– Можете быть совершенно спокойны, – чопорно проговорил мистер Баддингтон. – Я уже двадцать лет служу в конструкторском управлении.

– Да, да, знаю. – Госс допил стакан и взял сигарету. – Да и основная процедура не является секретной. Контроль за запуском ракет проводится на всех стадиях подготовки к открытию огня. Все решается в штабе НАТО, затем проходит через штаб подводных сил и, наконец, контролируется здесь, на корабле.

– Что же происходит в НАТО?

– В грубых чертах вот что: на командном пункте дежурят несколько высших офицеров, которые представляют начальников штабов НАТО. Для лодок, оснащенных «Поларисами», имеется специальный офицер, представитель штаба США. Командующий нашими подводными силами может приказать открыть огонь, только если получит соответствующий приказ от НАТО. Кроме того, существует еще трехсторонний контроль в штабе подводных сил. Если НАТО при помощи специального передатчика отдаст распоряжение об открытии огня, наш командующий может приказать нам тоже только таким же образом. Натовский передатчик приводится в действие, только если офицеры штаба НАТО и парень из США совместно установят на диске одним им известный код. Передатчик командующего подводными силами может быть приведен в действие только передатчиком НАТО, но даже в этом случае три офицера в штабе подводных сил должны набрать определенный, нм одним известный шифр на своих контрольных дисках.

Мистер Баддингтон не был полностью удовлетворен.

– А как проворить, получен ли приказ об открытии огня от командующего? Ведь может случиться, что кто-нибудь…

Госс одобрительно закивал.

– В том-то и дело, что не может. Такой приказ передается шифром и имеет закодированный адрес. Шифр и код совершенно секретны. Они известны только штабу НАТО и кораблю, которому надлежит открыть огонь.

– Ясно, – сказал мистер Баддингтон. – А каков же контроль здесь?

Госс позвал вестового и показал на пустой стакан.

– Налейте-ка еще, Таргет, – попросил он и вопросительно посмотрел на мистера Баддингтона.

– Благодарю вас, – затряс головой тот.

– Так вот, как я уже говорил, сперва мы должны получить зашифрованный и закодированный приказ…

– А если кто-нибудь на борту (хотя бы вы, к примеру) решит запустить ракету? Что может вам помешать?

– Очень многое. Чтобы запустить «Поларисы», требуется участие многих людей, и в первую очередь я должен был бы заручиться их содействием. Затем электрическая цепь не может быть приведена в действие, пока контроль на лодке не разрешит открыть огонь.

– А контроль на лодке, это?.. – вопросительно взглянул на него мистер Баддингтон.

– Чтобы открыть огонь, нужно утверждение четырех офицеров на борту. Пока все четверо не наберут на контрольных дисках свои коды, залп не может быть осуществлен. Это совершенно исключено.

Мистер Баддингтон медленно кивнул, щурясь на собеседника.

– Замечательно. Кто же эти четыре офицера?

– Командир, первый помощник, Уэдди – бог нашей баллистики и Дуайт Галлахер, представитель штаба Соединенных Штатов. Вы, конечно, знаете, что они дали нам эти подводные лодки при условии предоставления им права вето на открытие огня на всех уровнях контроля. Вот почему мы таскаем с собой Дуайта.

– Понятно, – задумчиво произнес мистер Баддингтон. – Но если все это известно членам палаты общин, почему же их так тревожит эта проблема?

Госс пожал плечами.

– Не спрашивайте, не знаю. Они политики. Если не болтают о баллистических ракетах, то треплют язык по какому-нибудь другому поводу. За это им платят.

Мистер Баддингтон принялся протирать очки.

Понимаю, – сказал он. – Должен признать, что теперь я чувствую себя куда спокойнее. Меня всегда тревожила эта проблема. Наверное, как и большинство людей. – Он помолчал. – Как вы считаете – американские бомбардировщики, оснащенные атомными бомбами, о которых часто пишут в газетах, как вы считаете, они тоже подчинены подобной системе контроля?

Госс шумно раскурил трубку и загасил спичку.

– Детали, возможно, иные, но в целом система должна быть такой же.

Из буфетной появился Таргет.

– Ужин готов, сэр, – обратился он к первому помощнику. – Прикажете подавать?

Каван поднялся, потянулся и зевнул.

– Прошу к кормушке, друзья.

В десять часов Дуайт Галлахер предложил отправиться дальше.

– Куда? – спросил Саймингтон.

– В «Пеликан».

– Это еще что такое? – пытался проявить осторожность доктор.

– Тихое, спокойное заведение.

– Девочки для танцев? – раздался низкий бас Килли.

– Естественно, – подтвердил Галлахер. – Как же иначе?

– Пошли, – тут же согласился доктор.

Саймингтон оплатил счет, и они вышли на улицу. Галлахер сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Остановилось такси, и они сели. Водитель нервно передернул плечами, когда Галлахер тронул его за плечо.

– В «Пеликан». Знаете?

– Я знаю все рестораны в городе, – кисло отозвался шофер.

Пять минут спустя они вылезли у какой-то церквушки.

На противоположной стороне улицы зелеными и желтыми огнями вспыхивала вывеска «Пеликан».

Шествие возглавил Галлахер. Пройдя через вращающуюся дверь, они вошли в накуренный зал, полный народу. Огни были притушены. Играл оркестр. Друзья прокладывали себе дорогу среди танцующих пар. Метрдотель провел их к столику в углу зала, поблизости от оркестра, принял заказ и исчез. Когда глаза привыкли к полумраку, они увидели силуэты мужчин и женщин, восседавших на высоких табуретах перед стойкой бара в дальнем конце зала.

– Схожу на разведку, поищу что-нибудь, – зевнув, произнес Килли и встал из-за столика.

– Извечные поиски, – ответил доктор.

Оркестр умолк, зажглись огни, и танцплощадка опустела. Саймингтон огляделся вокруг и одобрительно развел руками.

– Местечко что надо, Дуайт! Бывали здесь прежде?

– Три года назад, когда служил на авианосце. Ох и весело было тогда! Фокусники, акробаты, стриптиз – все, что душе угодно.

– Еще бы, – заметил Саймингтон. – Заведение высшего класса.

Заиграл оркестр. Танцплощадка вновь заполнилась парами. Свет погас. С помоста спустился негр-музыкант и задал ритм торжествующими звуками трубы. Когда он шествовал между столиками, за ним следовал луч прожектора и отражался на трубе, которой он взмахивал то вверх, то вниз.

Питер Килли возник из полумрака, дергаясь всем телом в такт музыке, хлопая в ладоши, пританцовывая перед волоокой молодой женщиной, яростно вращавшей бедрами.

– Говоря строго клинически, – заметил доктор, – они сильно пьяны.

– Кстати, взгляните, – пожаловался Галлахер, – мой бокал почти пуст.

Саймингтон протянул бутылку американцу. Музыка смолкла, и Килли вернулся к столику.

– Где же дама?

– С мужем. – Он вздохнул. – А почему никто из вас не танцует? Оркестр отличный.

Музыканты положили инструменты и, сойдя с помоста, направились в бар.

Доктор осушил бокал пива, вытер с губ пену и взглянул на часы.

– Полночь, – проговорил он и кивнул в сторону опустевшей эстрады. – Ну как?

Килли оторвал взор от девушки за соседним столиком и вопросительно взглянул на Саймингтона.

– Что скажете, Джордж?

Саймингтон нервно рассмеялся, залпом допил бокал, едва не поперхнулся и поднялся.

– Давайте.

Они медленно двинулись по краю танцплощадки, останавливаясь то у одного, то у другого столика, пока Килли болтал с сидевшими там людьми.

– Бог мой! – испуганно произнес Галлахер. – Уж не собираются ли они устроить дебош?!

– Не думаю, – отозвался доктор, заботливо наполняя бокал американца. – Выпейте и успокойтесь.

– Если они затеют драку, я уйду, – заявил Галлахер, нервно поправляя галстук. – Я нахожусь на борту «Возмездия» не для того, чтобы оказывать помощь вашим ребятам на берегу. – Он помолчал. – Я вовсе не желаю портить свой послужной список.

Доктор следил глазами за Саймингтоном и Килли.

– Драки не будет, обещаю вам, Дуайт. Слово ирландского дворянина.

Галлахер принужденно рассмеялся.

– В Осло вы вели себя самым отвратительным образом.

В полумраке доктор увидел, как Саймингтон подошел к роялю, а Килли взял в руки трубу. Вот-вот все должно было начаться. Младший лейтенант вышел на край помоста, поднял трубу к губам, издал высокий пронзительный звук и тут же перешел к песенке «Любовь родилась». Саймингтон аккомпанировал ему на рояле.

При первых же звуках трубы музыканты высыпали из бара и растерянно остановились. Прожектор высвечивал то Саймингтона, то Килли, и, когда последний звук замер в воздухе, все помещение взорвалось аплодисментами и криками «Браво!», «Бис!». Килли смеялся и качал головой, но затем, освещенный лучом прожектора, подошел к микрофону. Саймингтон пересел от рояля к ударным инструментам. Килли, держась обеими руками за стойку микрофона, оглядывал зал, сверкая белыми зубами. Он поднял руку, и мгновенно наступила тишина, изредка прерываемая приглушенными смешками.

– Благодарю вас, – произнес Килли. – От всего сердца благодарю. А теперь позвольте представить вам Патриски – польского вундеркинда!

Саймингтон выбил на барабане дробь, и Килли простер руку в сторону танцплощадки.

– Итак, Патриски! – объявил он и низко поклонился.

Луч прожектора скользнул по залу и остановился на танцоре, замершем на одной ноге, словно в прыжке, и протянувшем руку куда-то вдаль. В белой рубашке с расстегнутым воротом, он был бос, и голые лодыжки, словно спички, торчали из темных брюк, закатанных до колен. Снова раздалась барабанная дробь, и танцор подпрыгнул, закружился на месте, застыл в другой позе, обратившись лицом к помосту. Его рыжие волосы были растрепаны и лохматились над ушами, торчавшими в стороны, словно паруса. Раздались аплодисменты и крики восторга. Килли поднялся на помост к Саймингтону, который пересел за рояль.

– Док чертовски хорош, не правда ли? – крикнул Килли.

– Бесподобен, – кивнул Саймингтон.

Под аккомпанемент рояля и барабанов О’Ши с пылкой энергией принялся исполнять свой номер. Он выделывал антраша, кувыркался, откалывал немыслимые пируэты, пародируя балет и акробатику. Он прыгал через голову и прошелся колесом под оглушительный рев зрителей, среди которого выделялся бас Галлахера:

– Олé! Олé!

Исполнив свой номер, доктор начал важно раскланиваться. Килли объявил: «Леди и джентльмены, программа окончена, благодарю вас», и в зале вновь возникла буря аплодисментов.

Когда Килли и Саймингтон вернулись к столику, доктор уже был там, скатывая вниз брюки и едва переводя дыхание от усталости. Его окружали мужчины и женщины. Волоокая датчанка обняла Килли за шею.

– Питер, – восклицала она, – вы быль прелесть!

Заиграл оркестр, и публика хлынула на танцплощадку. Все еще тяжело дыша, доктор принялся повязывать галстук, торжествующе поглядывая на Галлахера: «Вот видите, Дуайт, никакой драки».

– Питер, вы же отличный трубач, – обернулся американец к Килли.

– Первый класс, не так ли? – сказал Саймингтон.

– Все вы, конечно, психи, но зрелище было великолепное!

Вечер продолжался. Выступили акробаты-японцы, маленькие, похожие на сфинксов мужчины, которые творили невероятные вещи. После них микрофон взял конферансье.

– Час уже поздний, друзья, – начал он. – Среди нас присутствует молодая леди, которая утомилась и желает отдохнуть.

Оркестр исполнил соответствующий пассаж, и конферансье продолжал:

– Она хочет лечь в постель. Прямо здесь!

Торжествующе загудели барабаны. В луче прожектора появилась девушка. Она была в темном в блестках платье, в меховом палантине. На лице у нее играла вымученная, типа вы-мне-надоели-до-смерти, улыбка. Когда стихли аплодисменты, она неторопливо повернулась на каблуках и деланной походкой манекенщиц прошлась по площадке, демонстрируя свое платье и фигуру. Закончив парад, она остановилась посредине площадки. Луч прожектора неотступно следовал за ней. Она прикрыла рот тыльной стороной руки, притворно зевнула, позволив при этом палантину соскользнуть на пол. Тихо игравшая музыка вдруг зазвучала громче. Девушка не спеша принялась расстегивать застежки платья. Оно упало на пол, девица переступила через него, подняла и небрежно отбросила в темноту, за пределы освещенного круга. Оттуда раздались взрыв смеха и мужские голоса. Оркестр заиграл в убыстренном темпе. Двигаясь в такт музыке, девушка гладила себя руками. Остановившись у крайнего столика, она пристально посмотрела на сидевшего там седовласого мужчину. Она села к нему на колени и принялась трепать его шевелюру. У мужчины был растерянный и смущенный вид. Публика громко выражала свое одобрение. Когда девушка встала, на лбу ее избранника, словно красный шрам, алел след, оставленный губной помадой. Оркестр заиграл снова, и, когда, постепенно раздеваясь, девушка шествовала по танцплощадке, самый пожилой мужчина за каждым столиком становился предметом ее внимания.

Саймингтон почуял, что последует дальше, и, прошептав «Пока, ребята», исчез в темноте.

– Балда, – хрипло характеризовал его Килли. – Пропустит самое интересное!..

Девушка оставалась в мини-бюстгальтере и узеньких трусиках. Музыка смолкла, и только барабан выбивал медленную дробь. Девушка осталась совершенно нагой и, словно в порыве застенчивости, пыталась прикрыть руками грудь и бедра. Но она не слишком преуспела в этом, вызывая бурю аплодисментов. Заиграл оркестр. Обнаженная девица подошла к микрофону и детским голоском запела слащавую балладу о том, как бэби нуждалась в папочке и как папочка нуждался в бэби. Кто-то из глубины зала выкрикнул: «А где у бэби ямочка?» – и хрипло захохотал.

Вскоре доктор понял, что подходит черед их столика. До сих пор казалось, что она не замечает их и даже не смотрит в их сторону, но теперь она направлялась прямо к ним. Доктор отодвинулся в темноту и благодарил свою звезду, что его кресло стояло не с краю, но Дуайт Галлахер, сидевший с краю, словно находился в блаженном неведении относительно того, что сейчас произойдет. Девушка приблизилась, Килли спросил: «Как поживаешь, бэби?» – и получил в ответ ослепительную улыбку, но ничего больше, ибо она опустилась на колени к Галлахеру и, взяв его голову в руки, вздохнула: «Милый!..» Затем она прижалась к нему, обвив руками за шею. Она действительно знала свою работу и одарила его долгим и горячим поцелуем, одновременно глядя его по голове.

Дуайт Галлахер был по натуре весьма скромным человеком, к тому же дорожащим своей карьерой. Освещенный прожектором. с голой девицей на коленях, прижавшейся к нему, слыша воспаленные голоса, орущие вокруг, он почувствовал себя несчастным. Дважды он безуспешно молил оставить его в покое и наконец закричал: «Ради бога, освободите меня от этой дамы!»

Это девице не понравилось.

– Милый, – воскликнула она и еще крепче обняла свою жертву. – Почему ты такой?! Я хочу… – Но ей не удалось сказать. что она хочет. Она сидела спиной к доктору и розовая округлость ее зада находилась в двух-трех дюймах от его горящей сигареты. Доктор не смог устоять против искушения. Раздался пронзительный вопль, и девица подскочила, словно какая-то неведомая сила подняла ее в воздух. Размахнувшись, она с силой шлепнула Галлахера по щеке. «Паршивая свинья! – закричала она, потирая зад. – Зачем ты это сделал?!»

Поднялся шум. Зажегся свет. Музыканты вскочили с мест и направились к их столику.

– Надо уходить отсюда! – закричал Галлахер, но он мог и не предлагать этого, так как доктор и Килли уже пробирались к выходу в такой спешке, что оставили его далеко позади.

Когда он выскочил на улицу, Саймингтон побежал рядом с ним.

– Дуайт, – переводя дыхание и едва сдерживая смех, спрашивал он, – что вы там натворили, черт бы вас побрал?!

В тот вечер мистер Баддингтон возвратился в свою каюту около половины одиннадцатого и в течение часа сидел над бумагами, полученными из разведуправления, после чего улегся на койку с книгой и читал, пока его не начал одолевать сон. Тогда он завел маленький будильник, сунул его под подушку и тут же крепко заснул.

Казалось, прошло всего несколько минут, как его сморил сон, когда зазвенел будильник. Стрелки показывали 03.30. Он встал, подошел к зеркалу, пригладил волосы и, перекинув через плечо черную кожаную сумку, вышел из каюты.

Перед дверью в кладовую он огляделся и, удостоверившись, что его никто не видит, вошел. С верхней полки он снял шелковый абажур, достал из кармана лупу и тщательно принялся сравнивать шелк абажура с небольшим куском серого шелка, который принес с собой. Шелк был одинаков.

Несколько минут спустя он уже был в своей каюте и, сев в кресло, погрузился в раздумье. «Найдите владельца серого шелка, и вы найдете того, кого ищете», – вспомнил он слова Шэдде, и ему начало казаться, что Шэдде прав. Улика против Шепарда, ничтожная, сомнительная поначалу, стала выстраиваться в нечто весьма существенное. Именно Шепард варганил эти абажуры, именно он стоял во главе людей, работавших в рулевом отсеке сразу же после отплытия из Стокгольма. К тому же перечень увольнительных, присланный из разведуправления, свидетельствовал о том, что оба раза, когда мог произойти акт саботажа, он имел возможность побывать в машинном отделении и у него было достаточно технических познаний для свершения этого акта. И, что важнее всего, данные, затребованные мистером Баддингтоном и полученные из разведуправления, содержали все основания для подозрений, ибо они говорили, что у Шепарда был тайный роман со своей свояченицей – миссис Унннифред Хиндл. Это само по себе еще ничего не значило, но миссис Хиндл и Шепард были ревностными прихожанами одной и той же церкви, и миссис Хиндл являлась видным деятелем движения за запрещение атомной бомбы…

Мистер Баддингтон взглянул на себя в зеркало, приложил палец к носу и подумал, что нет ничего такого, что не могли бы свершить люди во имя любви и веры.

Однако он был человеком осторожным и никогда не делал скоропалительных выводов. Многое зависело от осмотра, который он собирался провести в рулевом отделении. Возможно, что в этом деле замешаны и другие…