Текст книги "Охота в Лагарте. За два часа до темноты"

Автор книги: Норман Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Из-за ремонта «Возмездие» смогла выйти в Копенгаген из Стокгольма только на третий день после столкновения, в четырнадцать ноль-ноль.

Высадив лоцмана недалеко от бакена Ривенджгрундет, лодка легла на курс 124 градуса. Вскоре Шэдде послал командующему подводными силами донесение о предстоящем погружении. Лодка погрузилась минут на десять, выровняла дифферент и снова всплыла, затем увеличила скорость до шестнадцати с половиной узлов. В 19.20 лодка легла на курс 210 градусов, что подтверждало намерение ее командира, следуя на юг, пройти ночью, в надводном положении между Эландом и Готландом.

Шэдде вновь появился на мостике лишь через пять часов, в 01.16, после того как Саймингтон доложил, что сквозь туман и дождь темной унылой ночи милях в пяти по курсу показались огни маяка Грейт Карлсо.

Сделав несколько раздраженных замечаний Саймингтону, Шэдде вернулся в каюту и лег, но уснуть не мог. Перед ним одно за другим бесконечной чередой проплывали события последних дней: столкновение со шведом; перепачканный маслом клочок серого шелка и поблескивающая медная контргайка; Кайль, отвертывающий эту гайку, а потом торопливо куда-то прячущий ее, завернутую в шелковый лоскут; заклиненная головка румпеля и клейкая масса жидкости из гидросистемы на палубе… Потом в поле его зрения возник командующий подводными силами за чтением его, Шэдде, депеши о столкновении с удручающим перечнем повреждений, составленным агентом страхового общества. Почти тут же перед ним появилось скучное лицо мистера Баддингтона с выражением чересчур уж почтительного внимания (весьма сомнительно, промелькнуло в голове у Шэдде, чтобы он смог что-нибудь обнаружить)…

Картины менялись одна за другой. Вот отвратительная физиономия врача, его глубокомысленная ухмылка, взлохмаченная рыжая шевелюра и торчащие в стороны уши… Шэдде вспомнил утренний разговор, нелепую попытку врача дать «психологический» анализ состояния Кайля. Между тем любому идиоту понятно, где зарыта собака. Как сказал врач? Забияка? Как бы не так! Саботажник, вот кто Кайль. Правда, сейчас развелось видимо-невидимо всяких мудрецов, которые самые простые вещи ухитряются объяснить так заумно, что уши вянут. Убийца теперь уже не убийца, а человек с ущербной психикой, не способный отличить плохое от хорошего. Его, видите ли, надо жалеть, вы должны понимать, что его нужно лечить, а не наказывать. Вот только жертвам этого «больного» никто и ничто уже не поможет…

Но кто это еще так нагло появляется в поле его мысленного зрения – высокий, стройный, элегантный, с презрительной улыбкой? Конечно, же Саймингтон! Шэдде почувствовал, как все в нем напряглось. Такое ощущение всякий раз возникало теперь в Шэдде, стоило ему увидеть Саймингтона, и это начинало серьезно его беспокоить.

Но вот наконец и единственный из всех: старина Рис Эванс, добрый, надежный, преданный, без всяких выкрутасов, первоклассный специалист, строгий командир… А это еще кто? Ну, конечно же, его первый помощник – тупой и ограниченный педант. Только о том и заботится, чтобы начальство не подумало о нем плохо. Настоящий болван. Разумеется, он понимает, что я вижу его насквозь, и потому ненавидит меня. А сколько форса на себя напускает! Ему, конечно, известно, что произошло тогда в проливе Ломбок… Воспоминание о той истории, словно стилет, пронзило сознание Шэдде, но мучительным напряжением воли он заставил себя обратиться в мыслях к Госсу, к Уэдди, к Дуайту Галлахеру. Вспомнив об американце, Шэдде гневно поджал губы и чуть не задохнулся от возмущения, Нет, почему, в самом деде, на британских кораблях обязательно должны плавать американские офицеры? Как можно было допустить подобное унижение? Подумать только: американец командует основным оружием английского военного корабля! Это же гнусный политический трюк, изобретенный бандой беспринципных политиканов. Именно они вынудили Англию согласиться на получение шести американских подводных лодок, вооруженных ракетами «Поларис», и выложить по тридцать миллионов фунтов за каждую! Грабеж средь бела дня! И в довершение ко всему эта пощечина – посадить на каждую лодку по американскому офицеру, которому принадлежит последнее слово, открывать или не открывать огонь…

А это кто? Элизабет? Она! Бледная, грустная, какая-то далекая, с немым вопросом во взгляде… Фраза за фразой он восстановил в памяти ее последнее ужасное письмо. Шэдде читал его много раз, знал наизусть, однако сейчас снова и снова вдумывался в каждое слово. Может, он пропустил что-нибудь или не понял?..

От всех этих размышлений у него разболелась голова. Нет, нужно думать о чем-то другом. Он встал с койки и открыл дверь каюты. Так он мог видеть кают-компанию, за которой находился центральный пост. Шэдде решил сосредоточить внимание на доносившихся оттуда звуках. Доклады на мостик к с мостика, доклады из машинного отделения и отсека управления реактором, доклады операторов гидролокаторов и радиолокационной станции, доклады из ракетного отсека. Доклады, доклады, доклады, будь они прокляты! Зачем все это? Они сведут его с ума… Однако торчать тут, у дверей каюты, бессмысленно, нужно лечь и попытаться уснуть… Что это за голоса? Да, конечно, рулевой и телеграфист… А этот шум? Это же топот ног. Топот в отсеке центрального поста, на палубе, покрытой пробковыми матами, топот на лестницах, топот на мостике… Какое-то жужжание… Ну конечно, это шум моторов, вращающих радиолокационную антенну… А потрескивание? Ах да, шум аппаратуры в радиорубке. И все это на фоне мерного гудения главных турбин. Тут уж не ошибешься: такой привычный, такой домашний шум…

Нет, надо взять себя в руки и во что бы то ни стало уснуть…

Шэдде включил свет над изголовьем и взглянул на часы. Без пяти три. Прошло всего полтора часа, как он ушел с мостика, оставив вместо себя Саймингтона. Шэдде бросил взгляд на контрольные указатели курса и скорости: 236 градусов, двадцать узлов. Нет, он не заснет. Шэдде оделся, повесил на шею бинокль и через кают-компанию прошел в центральный пост. Несколько минут он всматривался в экран радиолокатора, запоминая расстояния и направления проблесков маяков на индикаторе кругового обзора и положение судов, оказавшихся в поле радиолокационной видимости. Каждый поворот антенны делал все более отчетливым отображение далекой береговой линии на экране, и Шэдде сличил его с картой. Потом он подошел к эхолоту и сверил его показания с нанесенными на карту глубинами.

Как обычно в подобных случаях, он ни к кому не обращался и не вступал в разговоры с моряками, несущими вахту в этом отсеке. Затем, поджав губы и по-прежнему не обращая ни на кого внимания, он подошел к трапу, ведущему в рубку, и некоторое время всматривался через люк в ночное небо, качавшееся, казалось, в такт с покачиванием лодки. До него донесся свист ветра и шум моря. Он поднялся на мостик.

Дождь прекратился, однако ветер усилился. Слева за кормой показалась бледная полоска рассвета. Всматриваясь вперед, Шэдде разглядел на мостике расплывчатые очертания людей. Он подошел поближе и остановился рядом с самым высоким из них.

– Это вы, первый?

– Да, сэр.

– Скорость?

– Добрых двадцать узлов, сэр.

– Маяк Хобурга еще виден?

– Уже слабо, сэр. Милях в тринадцати за кормой. Вот, пожалуйста, сэр, – доложил Каван. – Периодичность около пяти секунд.

Шэдде взглянул в направлении только что погасшего, едва различимого проблеска и стал отсчитывать секунды. И действительно, при счете «пять» там, позади, снова появился и тут же исчез слабый проблеск.

Слева впереди, ныряя в гонимых ветром облаках, над самым горизонтом висела луна. Мелкая зыбь катилась по морю; время от времени мостик обдавало водяной пылью.

Кругом виднелось много ходовых огней, и Шэдде принялся рассматривать их в бинокль. На экране радиолокатора он насчитал двенадцать огней, но вскоре обнаружил только девять. «Наверное, три вышли за радиус видимости», – решил он.

– Довольно оживленное движение в этом районе, – ни к кому не обращаясь, заметил Шэдде.

– Да, сэр, – на всякий случай осторожно отозвался Каван. В основном каботажные суда.

Шэдде промолчал, продолжая всматриваться в огни потом коротко ответил:

– Три из них – рыбаки.

– Только что были видны лишь два, а вам удалось увидеть и третьего, – почтительно заметил Каван и поднес бинокль к глазам. – Да, да, теперь и я вижу!

Шэдде почувствовал удовлетворение – он обнаружил ходовых огней больше, чем впередсмотрящие и вахтенный офицер.

– Не хотите ли выпить чашку горячего какао? – предложил Каван.

– Пожалуй, – после некоторого колебания согласился Шэдде.

Вестовой подал чашку какао, и руки Шэдде, озябшие на холодном утреннем воздухе, сразу ощутили приятное тепло.

– В котором часу восход солнца?

– В ноль три двадцать девять, сэр.

– Рановато.

– Да, сэр, но зато длинный день.

Шэдде просунул голову и плечи под защитный козырек над штурманским столом, включил освещение и, отпивая какао, стал рассматривать на карте маленькие кружки с аккуратно выписанным временем против каждого из них. Кружки и время означали место корабля на тот или иной час. Против собственного желания он вынужден был признать, что его первый помощник вовсе неплохой офицер – внимательный, пунктуальный, знающий свое дело.

Допив какао, Шэдде выключил фонарик и подошел к краю мостика, выходившему на корму. Серые тона раннего утра стали сменяться розовыми, и вместе с разгорающимся рассветом улучшилось настроение Шэдде. Не то наступление дня, не то горячее какао породили у него ощущение благополучия, а утренняя свежесть помогла хоть на время забыть о тревоге и озабоченности, охвативших его ночью. Сейчас его окружало то, что он понимал и знал, – ничего двуличного, ничего дурного. Он вернулся на носовую часть мостика, взглянул вниз, на блестевший от воды корпус лодки, и, повернувшись спиной к ветру, прислонился к ограждению. На фоне розовато-серых облаков четко вырисовывались перископ и антенна радиорубки. Над Шэдде, неустанно ведя поиск, вращалась антенна радиолокатора; снизу доносились приглушенный гул турбин и равномерные удары волн о борта корабля.

– Хотите закурить, первый? – спросил он и достал портсигар.

– С удовольствием, сэр.

Некоторое время они молча курили.

– Какой смысл обладать подобным чудовищем и не иметь возможности применить его на деле? – прервал молчание Шэдде.

– Вы имеете в виду наш корабль?

– Да.

– Но разве ничего не значит сам факт, что подобные корабли у нас есть? Ведь они же представляют собой… как это называется… да, средство устрашения. Вы, если я правильно понял, недовольны тем, что это средство устрашения пока не приводится в действие? А я хочу верить, что и необходимости в этом никогда не возникнет.

– Вот в этом-то и беда! Десятки миллионов фунтов стерлингов, выброшенных на ветер, изумительные приборы и механизмы, высококвалифицированные специалисты… А люди, подобно вам, считают, что никогда не возникнет надобности привести все это в действие. Вот вы, первый помощник командира корабля, англичанин. Неужели вы не предпочитаете умереть стоя, вместо того чтобы жить на коленях? Влачить существование под пятой этих… – Шэдде кивнул подбородком в сторону востока. Вначале этот жест озадачил Кавана, но он тут же сообразил, что командир имеет в виду Советский Союз.

Шэдде помолчал, потом, не ожидая ответа Кавана, заговорил о своем «ровере» и о путешествии на нем по Франции, которое он хотел совершить во время очередного отпуска. Этот автомобиль был предметом оживленных пересудов в кают-компании. Офицеры хорошо знали, что Шэдде жил лишь на жалованье, однако с некоторых пор у него, видимо, появились какие-то дополнительные источники дохода, поскольку он приобрел хотя и не новый, но еще вполне приличный «ровер».

Солнце поднялось уже довольно высоко, когда Шэдде наконец ушел с мостика.

Баддингтон, как обычно, поднялся рано. Вскоре после семи он захлопнул книгу, которую читал, и направился в кают-компанию. Он собирался написать письмо жене и отправить его с первой же почтой, а потом пройти на мостик и полюбоваться красками начинающегося дня. Он постоял некоторое время в отсеке центрального поста, всматриваясь в экран радиолокатора. Накануне вечером лейтенант Саймингтон объяснил ему, как разбираться в показаниях прибора. Баддингтон вновь и вновь подивился тому, с какой четкостью отражаются на экране береговая линия и суда, находящиеся в пределах радиолокационной видимости. Он мысленно похвалил себя за то, что так быстро научился «читать» отражения на экране локатора.

Направляясь в кают компанию, Баддингтон увидел я услышал нечто такое, что заставило его замереть на месте. У двери в буфетную спиной к нему стояли вестовые Таргет и Миллер. Таргет что-то держал перед собой, а Миллер, вытянув шею, пытался это рассмотреть. До Баддингтона донесся шепот Миллера:

– Лучше минут через десять, в продовольственной кладовой. Здесь нас того и гляди застукают.

Заметив время – 07.08, Баддингтон кашлянул и вошел в кают-компанию. Вестовые отскочили друг от друга и поздоровались с ним. Дасти Миллер быстро спрятал за спину левую руку, но Баддингтон успел заметить, что он держит в ней коричневый пакет. Пятясь, вестовой скрылся в буфетной и, тихонько насвистывая, принялся что-то прибирать. Баддингтон уселся поудобнее в кресло и погрузился в чтение журнала.

Спустя несколько минут Миллер покинул буфетную и вышел из кают-компании, а вскоре за ним последовал и Таргет. Баддингтон снова взглянул на часы: 07.13. Он продолжал делать вид, что поглощен чтением журнала, но в 07.20 поднялся к прошел в отсек центрального поста. Маленький и неприметный, он носил башмаки на резиновых подошвах и передвигался бесшумно. Затем он спустился на среднюю палубу, где находилась продовольственная кладовая, укрытая сейчас от него стальной стенкой перископного колодца. Баддингтон прокрался по коридору и оказался почти рядом с дверью продовольственной кладовой. Оттуда слышался тихий разговор.

Время было дорого, в любую минуту в коридоре мог появиться кто-нибудь из экипажа. Делая вид, что он углублен в чтение объявлений на висевшей тут доске, Баддингтон внимательно прислушивался к доносившимся до него обрывкам разговора. Говорил Таргет, но Баддингтон мог разобрать лишь отдельные фразы, показавшиеся ему довольно-таки странными.

– …ты уверен, Дасти, что здесь никто не найдет?.. Поставь банки сверху… рискованное дело… агенты… двое в Портсмуте… большие деньги за такие негативы…

Потом заговорил Миллер так же непонятно и неразборчиво:

– …понимаешь, черт возьми… портовая полиция… вечно они суют нос… однако рискнуть все равно стоит… должен же человек как-то жить, не так ли… посмотрим, что можно будет сделать в Копенгагене…

Баддингтон решил, что слышал достаточно, и поспешил покинуть свой пост. Вернувшись в каюту, он сейчас же закрыл дверь на ключ.

В 07.35, когда «Возмездие» находилась в двадцати трех милях южнее Эландского рифа, на мостике появился Шэдде. Лодка по-прежнему шла в надводном положении курсом 205 градусов, на который легла в 06.20. Усилившийся юго-западный ветер вздымал короткие крутые волны, и корабль иногда вздрагивал от их ударов.

Вахту несли Уэдди и Бэгнелл. Вдали, справа по борту, было видно побережье Швеции, тянувшееся на запад, а затем на юг. Время от времени их обдавал дождь мелких брызг, долетавших с носа лодки; клеенчатые плащи офицеров тускло отсвечивали в лучах неяркого солнца.

Шэдде побывал затем в радиорубке, потом в ракетном отсеке, после чего зашел в центральный пост и, не обращаясь к операторам, ознакомился с показаниями радио– и гидролокаторов. Так он вел себя всегда, и это никого не удивляло. Несколько минут, сосредоточенно сдвинув брови, он изучал карту, потребовал последние данные эхолота и сравнил их с данными карты, а затем написал на бланках две записки. Одну из них он передал в радиорубку главстаршине радисту Грэйси для немедленной отправки. Радиограмма была адресована командующему подводными силами, и Шэдде докладывал в ней о времени предстоящего погружения и всплытия «Возмездия». Вторую он тщательно сложил вчетверо и стал ждать. Минуты через две, после того как из радиорубки донесся стук передатчика, он передал записку вызванному вестовому, приказал немедленно вручить вахтенному офицеру, а сам снова отправился к радиолокатору.

– От командира, сэр, – доложил вестовой вахтенному офицеру, передавая ему бланк.

«Приказываю произвести погружение по учебной боевой тревоге. Выполняйте», – прочитал Уэдди.

Две секунды потребовалось Уэдди, чтобы подбежать к штурманскому столу, и еще две, чтобы определить, что глубины по курсу следования подводной лодки составляют от ста сорока до двухсот сорока футов. Одной рукой он схватил со стола карты, другой тут же вдвинул его в специальный проем в стенке мостика. Скомандовав: «Очистить мостик!», Уэдди подскочил к переговорной трубке и крикнул: «Погружение! Погружение! Погружение!» Одновременно он нажал кнопку ревуна, пронзительные звуки которого сейчас же послышались во всех отсеках корабля. Экипаж мгновенно занял посты для погружения. Впередсмотрящие, сигнальщик и Бэгнелл кубарем скатились по трапу, за ними последовал и Уэдди, предварительно задвинув переговорную трубку, задраив за собой рубочный люк и с силой заведя скобы. Как только он спустился, сигнальщик проделал то же самое с нижним люком.

Торопливо направляясь на свой пост, сигнальщик налетал на бежавшего навстречу моряка, и тот свалился на сидевшего у горизонтальных рулей старшину.

– Смотри, куда топаешь! – добродушно крикнул старшина.

Лодка погружалась несколько носом вниз, и как только оказалась под водой, покачивание ее прекратилось. Саймингтон и доктор стояли возле штурманского стола; лишь мерный гул турбин нарушал тишину отсека. Аллистэр, как третий помощник командира, находился у главного счетно-решающего прибора управления огнем, куда поступали данные о курсе, скорости и прочие. Каван стоял позади рулевых-горизонтальщиков, внимательно следил за показаниями глубины и руководил работой помп, обеспечивающих правильный дифферент.

– Поднять перископ! – послышалась команда Шэдде. Он быстро оглядел горизонт и остановил взгляд на грузовом пароходе милях в двух впереди и справа по борту.

– Опустить перископ! Торпедная атака!

Отдав команду, Шэдде быстро сложил ручки перископа и отошел в сторону.

– Пятнадцать градусов право руля! Курс два-три-ноль! Шесть узлов!

Рулевой и вахтенный у машинного телеграфа повторили приказ, и гул турбин несколько изменился из-за уменьшения скорости лодки.

– Поднять перископ! – скомандовал Шэдде через несколько минут. – Так держать! Дистанция две тысячи семьсот! Опустить перископ! Цель слева двадцать. Угловой цели – пятнадцать! Дайте элементы движения цели курсом тридцать.

Стоявший позади Шэдде старшина определил пеленги и громко сообщил третьему помощнику. Тот немедленно заложил их в главное счетно-решающее устройство.

– Курс один-восемь-пять, сэр! – через несколько секунд доложил он.

– Курс один-восемь-пять! – приказал Шэдде, и когда рулевой повторил его команду, распорядился: – Приготовить все торпедные аппараты к залпу!.. Средняя глубина? – минуту спустя быстро спросил он.

Аллистэр ждал этого вопроса и без заминки сообщил необходимые данные. Едва Шэдде успел повторить их, как из машинного отделения послышался звонок. Старшина бросился было к телефону, но споткнулся о комингс люке и упал. Кто-то из моряков хихикнул.

– Опустить перископ! Отбой атаки! Затопить быструю! – яростно командовал Шэдде. – Сто футов!

Почти тотчас же послышался пронзительный свист воздуха, вытесняемого из заполняемой водой цистерны, и воздушное давление в центральном посту несколько повысилось.

Шэдде отошел от перископа и обвел взглядом отсек. Его лицо исказилось от гнева. Однако каждый был поглощен своим делом, словно ничего не произошло. Незадачливый старшина уже поднялся и разговаривал по телефону с машинным отделением.

Каван зафиксировал, что лодка погрузилась на глубину сто футов, а Саймингтон отметил на карте, что это произошло в 07.45.

Шэдде, все еще с трудом сдерживая бушевавшую в нем ярость, приказал штурману сообщить ему курс для прохождения между Борнхольмом и побережьем Швеции и увеличил скорость до пятнадцати узлов.

– С наименьшей глубиной в сто пятьдесят футов, – добавил он сквозь сжатые губы. Саймингтон подготовил нужные данные, и Шэдде приказал держаться этого курса. – Всем оставаться на боевых постах, – сухо добавил он. – Каждые пять минут отмечать на карте глубину и место по инерциальной навигационной системе. Немедленно доложить мне, если глубина окажется менее ста пятидесяти футов.

Кавану сразу стало ясно, что Шэдде умышленно усложняет обстановку плавания. Им предстояло и дальше следовать в подводном положении недалеко от берега, на сравнительно небольшой глубине, чем и объяснялись различные предосторожности, предпринимаемые по приказанию Шэдде, который, конечно, отдавал себе отчет, что все это усилит и без того высокое физическое и нервное напряжение каждого члена экипажа.

Рулевой доложил, что лодка уверенно следует по заданному курсу. Взглянув на карту, Шэдде отошел в передний конец отсека и, повернувшись к операторам лицом, некоторое время стоял, широко расставив ноги и засунув руки в карманы кителя. Он обвел всех недовольным взглядом и раздраженно объявил:

– Еще некоторое время мы будем оставаться на постах для погружения. Возможно, это поможет кое-кому понять, что мы не на курорте.

С этими словами он вышел из отсека.

После ухода командира Саймингтон в очередной раз нанес на карту место лодки и определил дальнейший курс для прохода между островом Борнхольм и побережьем Швеции с таким расчетом, чтобы корабль находился на глубинах не меньше ста пятидесяти футов. После итого он зашел в радиорубку, где Грэйси делал запись в вахтенный журнал радиосвязи.

– Привет, Грэйси!

– С добрым утром, сэр.

– Вам удалось поймать сигнал времени?

– Да, сэр.

– В чем же ошибка?

– Наши часы все еще отстают на шесть секунд, сэр. Вот запись.

Саймингтон взял судовые часы, положил запись в ящичек и с силой задвинул крышку. Потом он осторожно заглянул в отсек центрального поста, чтобы убедиться, не вернулся ли Шэдде. Поставив часы на место, он прислонился к переборке и чуть виновато улыбнулся Грэйси.

– Вы знаете, я должен сообщить вам нечто неприятное.

– Неприятное, сэр? – удивился радист.

– Командир считает, что мы слишком дружны.

– Слишком дружны? Как это понимать?

Саймингтон рассказал Грэйси о разносе, который Шэдде учинил в Скансене Кавану и О’Ши.

– Но что плохого в том, что вы поговорили со Спрингером и со мной?

– Вероятно, дело не столько в этом, сколько в том, что я проявил некоторую бестактность, когда вышел из-за стола и не стал слушать разглагольствований Шэдде.

Грэйси покачал головой.

– Мне бы не хотелось говорить об этом, но, видимо, придется, – хмурясь, заговорил он. – Уже несколько недель наш командир ведет себя более чем странно. Да вот сегодняшний случай. Он вскипел только потому, что кто-то засмеялся над Пурдо, когда тот упал, и приказал всем оставаться на своих постах… С ним что-то происходит, он явно чем-то расстроен… Ну, столкновение со шведом и все такое… А в том, что мы с вами дружим, я не вижу никакого преступления.

– Дело тут, с его точки зрения, серьезнее, – снова смущенно улыбнувшись, ответил Саймингтон. – Нам с вами это кажется невероятным, но наш командир полагает, что мы дружим по другой причине, а фотографией интересуемся лишь для вида.

– Для вида? – удивился Грэйси. – Я что-то не понимаю.

Саймпнгтон рассказал Грэйси все, что ему сообщил Каван о подозрениях Шэдде.

Вернувшись к себе в каюту, Шэдде вызвал вестового.

– Передай первому, что я хочу его видеть.

– Есть, сэр.

Вестовой осторожно закрыл за собой дверь. Он заранее посочувствовал Кавану, сразу увидев, что командир взвинчен до предела.

Шэдде искал что-то в шкафчике, когда в каюту вошел Каван.

– Вызывали, сэр?

– Да. Закройте дверь.

Избегая пристального взгляда Шэдде, Каван смотрел куда-то поверх его головы.

– Отличная работенка, ничего не скажешь, а? – саркастически спросил Шэдде после тягостной паузы. – Прямо как в классической оперетте.

Каван промолчал, понимая, что бесполезно разговаривать с Шэдде, когда он в таком состоянии.

– Мы уже так опустились, что я не могу провести учебную боевую тревогу на корабле без того, чтобы это не рассматривалось как пустая забава, – раздраженно продолжал Шэдде. – Матросня сталкивается друг с другом, старшины, как клоуны, валятся с ног под смех благодарных зрителей, которым все кажется ужасно смешным. Им становится весело при одной мысли, что командир задумал учебную торпедную атаку. Меня только удивляет, как это вы не лопнули от смеха!

Упорное молчание Кавана лишь подливало масла в огонь.

– Вчера я уже говорил, что я думаю о состоянии дисциплины на моем корабле. Теперь вы сами убедились, что я ничуть не преувеличивал. Дисциплина на лодке не просто плоха, ее вообще нет. Как, по-вашему, поведут себя эти, с позволения сказать, моряки во время настоящей боевой тревоги, если они при виде того, как кто-то упал, принимаются хихикать, словно смешливые девчонки?.. Что же вы молчите, первый помощник? Предполагается, что вы тоже командир. Скажите же что-нибудь, не стойте истуканом!

«Он пытается во что бы то ни стало вывести меня из терпения, – думал Каван. – Хочет, чтобы я начал возражать ему, и тогда он припишет мне все, что ему заблагорассудится. Не может быть, чтобы все это только из-за того, что Пурдо поскользнулся и упал, а кто-то рассмеялся. Нет, он нарочно взвинчивает себя для какой-то определенной цели». Побледнев от возмущения и унижения, Каван закусил губу, чтобы сдержаться.

Шэдде принялся метаться из угла в угол. «Вот уж действительно как зверь в клетке», – мелькнуло у Кавана.

– Для начала, – снова заговорил Шэдде, искоса посматривая на Кавана, – проведенная мною учебная тревога. Для срочного погружения нам потребовалось сорок девять секунд. Сорок девять! Вы когда-нибудь слыхали, чтобы современной лодке потребовалось сорок девять секунд на срочное погружение? – Шэдде на минуту остановился перед Каваном. – А шум и болтовня после объявления тревоги? Экипаж вел себя как на базаре. Но и это еще не все. В самый разгар атаки какой-то идиотский смех! Нет, вы только подумайте – в разгар атаки! Боже, и это на корабле, которым командую я! – И он снова забегал по каюте.

Шэдде преувеличивал, и Каван знал это. Погружение было произведено не за сорок девять секунд, а гораздо быстрее, учебная тревога прошла вполне нормально, если не считать того, что падение Пурдо вызвало легкий смешок. Ну и что тут страшного? Да и вообще не произошло ничего такого, что могло бы хоть в какой-то мере оправдать поведение Шэдде. Однако возражать ему Каван не стал, он лишь сдержанно произнес:

– Хорошо, сэр. Я попытаюсь выяснить, кто смеялся.

– Попытаетесь?! – взорвался Шэдде. – Вы, очевидно, хотели сказать – найдете? Если что-либо похожее повторится еще раз… – Он умолк, словно подыскивая нужные слова, и после некоторой паузы продолжал: – Впредь до моего распоряжения операторы останутся на своих постах и таким образом получат возможность основательно подумать над тем, что служат на боевом корабле, а не играют в бирюльки.

– У вас все, сэр?

– Все. Можете идти.

«Почему этот болван, считающийся моим первым помощником, не смотрит мне в лицо?» – подумал Шэдде. Он круто повернулся и вновь стал расхаживать по каюте.

Из-за большой осадки «Возмездие» не могла подойти к Копенгагену с юга, через Зунд. Шэдде приказал идти в обход, с запада, через пролив Большой Бельт, где курс пролегал на глубинах не менее 125 футов, хотя это и удлиняло маршрут почти на 220 морских миль.