Текст книги "Охота в Лагарте. За два часа до темноты"

Автор книги: Норман Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Часы над штурманским столом показывали 00.05… Пять минут после полуночи. Напряжение нарастало. В красном мерцании лампочек лица людей, стоявших на своих постах, казались призрачными. Беспрерывно доносились рапорты со всех концов корабля, перемешиваясь с гулом главных турбин и тиканьем приборов.

Старшина Синклер доложил с поста гидроакустического поиска:

– Корабль прямо по носу. Быстроходный, двухвинтовой.

– Хорошо, – отозвался Шэдде. – Сообщите данные.

Десятью секундами позже Синклер доложил:

– Скорость двадцать узлов. Направление устойчивое. Дальность две мили.

– Какая-то чертовщина появилась у нас прямо по боевому курсу, – тревожным тоном обратился командир к Саймингтону.

Штурман взглянул на часы и быстро произвел в уме расчеты.

– Наша объединенная скорость равна сорока узлам, сэр. Мы сблизимся через две-три минуты. Когда мы достигнем огневой позиции в ноль-ноль один ноль, мы снова будем на расстоянии в полторы мили друг от друга.

– Слава богу, – вздохнул Шэдде.

– Корабль все еще прямо по носу, сэр. Быстро идет на сближение. Дальность меньше двух миль.

– Хорошо, – сказал Шэдде. – Продолжайте наблюдение. И не забывайте о круговом обзоре. – Он обернулся к штурману. – Глубина, Саймингтон?

– Есть, сэр, – Саймингтон включил эхолот и стал зачитывать показания вслух: – 310… 307… 305… 300… 306…

– Достаточно, – оборвал командир.

– Ракетный отсек запрашивает, в какое время открывать боеголовки, сэр, – спросил Килли.

Шэдде взглянул на часы.

– Через две с половиной минуты.

– Курс ноль-шесть-три. Обороты на двадцать два с половиной узла, – выкрикнул Саймингтон.

Боцман и телеграфист повторили команду.

– Расстояние до огневой позиции?

Саймингтон был готов к этому вопросу.

– Две тысячи двести ярдов, сэр.

Снова раздался голос Синклера:

– Корабль по-прежнему прямо по носу, сэр. Расстояние полторы мили. Быстро приближается.

– Хорошо, – отозвался Шэдде. – Есть ли еще кто-нибудь поблизости?

– Нет, сэр.

Часы показывали шесть с половиной минут после полуночи.

– Осталось тысяча четыреста пятьдесят ярдов, сэр.

– Хорошо. – И, нетерпеливо взмахнув рукой, Шэдде выкрикнул: – Проснитесь, Килли! Следите за мной. На все остальное плюньте!

– Есть, сэр!

– Сообщите в боевую рубку и посту управления ракетами готовность три с половиной минуты.

Саймингтон и доктор скрыто наблюдали за Шэдде. Одна только мысль владела ими: воспользуется ли он плунжером запуска ракет? Командир казался обеспокоенным и возбужденным.

– Тысяча сто ярдов до огневой позиции, сэр. Еще три минуты.

В наушники Килли услышал голос Госса:

– Смотровые люки пусковых шахт задраены!

Младший лейтенант повторил это сообщение командиру.

– Хорошо. Обороты на четыре узла!

Раздался звонок корабельного телеграфа, стрелка была переведена на новую скорость, и тут же Шэдде крикнул:

– Приготовиться к открытию боеголовок!

Младший лейтенант повторил команду в отсек управлении ракетами.

– Хиггинс! – злобно прорычал Шэдде. – Почему не включен микрофон из отделения боеголовок?! Немедленно включить!

Посыльный повернул выключатель, и новые звуки наполнили центральный пост: резкий посвист высокочастотных волн, шипение стравливаемого воздуха, жужжание компрессоров; ровный голос Бэгнелла, отдающего команды, голоса отвечающих ему людей.

– Боевая рубка докладывает: все готово к залпу, – отрапортовал младший лейтенант.

– Очень хорошо.

– Семьсот пятьдесят ярдов до огневой позиции; две с половиной минуты, – голос Саймингтона был спокоен, но на душе у него вовсе не было спокойно.

Шэдде взглянул на часы:

– Передать в боевую рубку готовность две с половиной минуты!

– Корабль проходит над нами, сэр, – доложил Синклер.

– Хорошо. Продолжайте наблюдение.

Из громкоговорителя раздался голос Бэгнелла:

– Освободить боевой отсек!

Затем послышался металлический звук – это закрывали водонепроницаемые люки.

– Отсек освобожден, сэр. Водонепроницаемые люки задраены, – доложил Килли.

– Открыть боеголовки, – хрипло приказал Шэдде.

Килли повторил приказ на пост управления ракетами.

Стоя возле указателя горизонтального руля, первый помощник пытался сосредоточиться на показаниях глубиномера, но все его внимание было приковано к тому, что говорит и делает Шэдде.

– Обороты на десять узлов, – громко распорядился Саймингтон.

Звук главных турбин стал выше.

– Четыреста двадцать пять ярдов до огневой позиции, сэр. Полторы минуты.

Голос Шэдде задрожал:

– Офицеры контроля, к огневому пульту!

Первый помощник присоединился к Галлахеру у пульта. На экране они увидели, как Уэдди снял наушники и сполз с консольного кресла. Он тут же появился на центральном посту и подошел к пульту. Торопливым шагом подошел Шэдде. Он открыл стальную дверцу пульта, за которой находились четыре контрольных диска, отражавших красное мерцание сигнальных лампочек. Затем он наклонился и набрал несколько цифр на верхнем диске. Проделав это, он решительно произнес:

– Наберите ваши шифры, джентльмены!

Каван быстро набрал шифр на своем диске, Уэдди на своем, и наконец склонился над своим диском Галлахер. Произошла небольшая заминка, пока американец набирал шифр. Он делал это со спокойной, неторопливой сосредоточенностью.

– Поторапливайтесь, Галлахер, – раздраженно рыкнул Шэдде.

– О’кэй, сэр, – отозвался американец и выпрямился. – Все в порядке.

Уэдди поспешил обратно в боевую рубку, а командир пересек центральный пост и подошел к штурманскому столу. Первый помощник вновь остановился у контроля горизонтальных рулей, только Галлахер оставался у огневого пульта.

Часы показывали девять минут после полуночи.

– Двести девяносто ярдов до огневой позиции. Одна минута, сэр, – дурным голосом произнес Саймингтон.

«Нервничает», – подумал доктор.

– Корабль, сэр. Направление пять-пять! Приближается.

– Расстояние? – голос Шэдде дрожал от возбуждения.

– Около двух миль, сэр. Крупное судно, одновинтовик.

Шэдде с горящими глазами подошел к карте, затем перешел к огневому пульту и остановился рядом с Галлахером.

– Сто шестьдесят ярдов… Тридцать секунд, сэр, – выпрямился за столом Саймингтон.

Доктор взглянул на командира. Капельки пота сбегали по лицу Шэдде, оставляя мокрые полоски, багровые, как кровь, в мерцании приборных лампочек центрального поста. Под темными впадинами глаз собрались красные лужицы пота, глаза были широко раскрыты, мускулы лица нервно подергивались. Темные волосы были взлохмачены и влажны. Пока О’Ши наблюдал за ним, Шэдде хрипло крикнул, обращаясь в Килли:

– Начать телеметрический отсчет!

Раздался первый, холодящий кровь удар боевого гонга. Отсчет начался. Взоры всех были устремлены на репетир над огневым пультом.

Каждую секунду звучал гонг, и цифра в репетире менялась, показывая, сколько секунд осталось до ракетного залпа.

Гонг!.. 10

Гонг!.. 9

Гонг!.. 8

Оттеснив Галлахера локтем, Шэдде положил руки на Т-образный рычаг огневого плунжера. Он следил за репетиром с яростной сосредоточенностью, выдвинув вперед челюсть.

«Ему нравится каждая драматическая кровавая секунда этого дурацкого представления!» – подумал первый помощник.

Но О’Ши думал иначе. Он всматривался в глаза Шэдде, и только они, эти глаза маньяка, занимали все помыслы доктора. Боже мой! Эти глаза…

Гонг!.. 5

Гонг!.. 4

Гонг!.. 3

Гонг!.. 2

Раздался отрывистый возглас Саймингтона:

– Пуск! Пуск! Пуск!

Ссутулив плечи, Шэдде отжал огневой плунжер от себя, пока стрелка не остановилась на отметке «огонь».

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Напряженное молчание воцарилось в центральном посту.

Из боевого отсека раздавались тот же резкий посвист высокочастотных волн, шипение стравливаемого воздуха и урчание компрессоров. Лодка оставалась неподвижной, ни звука наполнения ракетных цистерн балластной водой, ничего…

С яростью Шэдде схватился за рукоятку плунжера, повернул ее обратно по дуге к положению «выключено» и затем снова перевел на отметку «огонь». И снова ничего не произошло.

Он бросил дикий взор на Килли.

– Почему задержка?! Что случилось, черт побери?!

Подскочив к растерявшемуся младшему лейтенанту, он сорвал с него наушники:

– Дайте их сюда, тупица! Уэдди! – закричал он в микрофон. – Боевая рубка! В чем причина задержки? Я дважды нажимал плунжер. Прикажите ракетчикам, прикажите им произвести залп! – В голосе его звучали истерические нотки, он дико размахивал руками.

Первый помощник кинулся мимо него в боевую рубку.

– Отставить! Отставить! – закричал он Уэдди.

Командир боевой части сорвал наушники и удивленно воззрился на первого помощника.

– Уэдди! – задыхаясь, проговорил Каван. – Залпа не будет! Все приказы подложные! Шэдде спятил!

– Но… Но почему они не запустились?.. Ведь он нажал на огневой плунжер! – заикался Уэдди.

– Забудьте об этом. Все это обман, говорю я вам. Приказы были ложные. Приказываю отставить боевую тревогу!

– …Но командир… – ошеломленно произнес Уэдди и посмотрел на экран центрального поста, где бушевал и жестикулировал Шэдде.

– Он свихнулся! Сошел с ума, понимаете? Я беру на себя командование! – с этими словами первый помощник рванулся обратно в центральный пост.

Увидев, что Каван побежал в боевую рубку, Шэдде решил, что он отправился туда выяснить причину, почему ракеты не выстрелили.

– Ну что там, первый? Что случилось? – закричал он. Пот заливал ему лицо, голос дрожал от нетерпения.

Первый помощник остановился и посмотрел прямо в лицо командиру.

– Ничего не случилось, сэр, но ракеты выпущены не будут, – твердо сказал он. – Эти приказы ложные.

Мгновение казалось, что глаза Шэдде вылезут из орбит. С диким воплем он подскочил к первому помощнику и толкнул его с такой яростью, что крупный и тяжелый Каван отлетел к штурманскому столу.

– Проклятый изменник! Как вы смеете?! Это бунт! Вы арестованы! – завизжал командир и обернулся к Аллистэру. – Арестовать его! В карцер, под замок! Боцман! Передайте руль Хиггинсу! Помогите лейтенанту Аллистэру. – Он мял в руках переговорное устройство младшего лейтенанта и закричал в микрофон: – Уэдди! Уэдди! Госс! Немедленно в центральный пост! – Затем повернулся назад и бросил горящий, недоверчивый взор на Саймингтона, доктора, Килли и первого помощника, медленно приближавшихся к нему. Его лицо перекосилось от бешенства. – Не подходите, слышите! Бунтовщики! Хотите помешать ходу истории! – Голос его был безумен, он пританцовывал на месте в припадке злобы. – Аллистэр! Боцман! Арестуйте этих офицеров немед…

Он не успел закончить фразу. Килли набросился на него, и Шэдде оказался на полу. Килли удерживал его за ноги. Каван, доктор и Саймингтон немедленно пришли ему на помощь. Завязалась яростная схватка. Шэдде изо всех сил отбивался руками и ногами.

– Проклятые изменники!.. Предали Англию!.. Обождите, трибунал воздаст вам за это!.. Аааа! Аааа! – задыхался он, барахтаясь на полу и хватая ртом воздух.

Младший лейтенант лежал на полу, держа Шэдде за ноги; первый помощник сидел на груди командира, а доктор и Саймингтон удерживали его за руки.

Шэдде повернул голову и увидел штурмана. Глаза его налились кровью.

– Вы… Вы… – взорвался он и с новой энергией начал отбиваться. – Подлец! Это ваших рук дело… Ваших… – он вдруг обмяк, застонал и принялся едва слышно бормотать: – Пролив Ломбок. Фицхью Саймингтон… Проклятая семейка преследует меня… – На мгновенье он умолк, ворочая дикими, ненавидящими глазами, и затем вновь забормотал: – Ах, Нельсон!.. Счастливое содружество братьев… Прости меня, Нельсон, прости меня…

– Успокойтесь, сэр! – тяжело дыша, произнес первый помощник, желая утихомирить командира, но его голос вызвал у Шэдде новую вспышку ярости.

– Вы обезумели!.. Все вы… Вот увидите, военный трибунал… Считаете себя англичанами… Боже! Вы предали ее… Предали Англию… Свиньи! Идиоты! Я бы заставил Россию встать на колени перед Англией! Сразу прекратил бы все угрозы… Вы помешали мне! Помешали мне!.. – простонал он и откинулся назад, измученный, бездыханный.

К этому времени в центральном посту появились люди и столпились вокруг, недоуменно глядя на то, что происходит. Там были Госс, Уэдди, мистер Баддингтон и оба вестовых. Боцман, Грэйси и Фарелл остановились в растерянности над барахтающимися на полу офицерами.

Галлахер, раскрыв рот, удивленно наблюдал за открывшимся перед ним зрелищем, но никакого участия в нем не принимал.

– Что тут происходит? – спокойно спросил он.

Все еще сидя верхом на Шэдде, первый помощник, тяжело дыша, ответил:

– Скоро узнаете, – затем обернулся к Госсу и Уэдди: – Уэдди, возьмите на себя управление кораблем. Следите за дифферентом! Держитесь этого же курса и скорости! А вы, Госс, снимите боеголовки и как можно быстрее!

– Кто-нибудь подержите его руку… – кивнул доктор на руку командира, которую он удерживал из последних сил, – я сбегаю за шприцем и морфием.

– Как вы смеете! – закричал Шэдде, снова пытаясь вырваться. – Паршивый лекарь! Не вздумайте делать надо мной свои опыты! – Он тут же обмяк, но мгновение спустя диким рывком едва не сбросил с себя Кавана. – Галлахер, Аллистэр! Боцман! – отчаянно призывал он. – Помогите мне! Оттащите этих людей… Они бунтовщики! Они… – голос его затих, и он откинулся на спину, стеная и тяжело дыша, в то время как Госс сменил доктора.

О’Ши вернулся со шприцем. Он обнажил у Шэдде локоть, и быстрым движением вонзил иглу, и под стоны и проклятия командира, который вновь попытался вырваться, ввел морфий.

Лекарство вскоре начало оказывать свое действие, и посредине новой истерики Шэдде впал в забытье.

Первый помощник, Килли и оба вестовых отнесли командира в каюту и осторожно уложили на койку.

С помощью Миллера доктор снял с Шэдде китель, ботинки, развязал галстук, расстегнул воротник. О’Ши печально смотрел на потерявшего сознание человека; он убрал с потного лба прядь волос и со вздохом пробормотал:

– Бедняга, ему пришлось пройти сквозь ад… Следите, чтобы ему было тепло, – распорядился он, обернувшись к вестовому. – Он пробудет в забытьи несколько часов. Мы будем поддерживать его в таком состоянии до самого Блокхауза, а там его положат в госпиталь.

Доктор ушел, и Миллер долго смотрел в бледное лицо, покрытое кровью и потом. Мокрым полотенцем он осторожно стер кровь. Он прислушался к затрудненному и прерывистому дыханию своего командира, время от времени прерываемому стонами, словно это был не офицер флота ее величества, а усталый, долго рыдавший ребенок.

Миллер укрыл Шэдде двумя одеялами и погасил свет. В дверях он на мгновение обернулся.

– Черт возьми, сэр, – прошептал он. – Что они с вами сделали?!

Вернувшись в центральный пост, первый помощник подошел к микрофону. Он все еще тяжело дышал.

– Говорит первый помощник командира корабля. Учение окончено. Отбой. У командира случился сердечный припадок, и он находится под наблюдением врача. Командование лодкой принял я. Все, что произошло сегодня, было всего лишь учебной тревогой. Приказы, о которых вам говорил командир, были выдуманными. Командир хотел провести такое учение, чтобы все сочли, будто это правда. Но… – он хотел что-то сказать, но передумал. – Все вы, я уверен, были обеспокоены и встревожены. Скажу только, что я огорчен случившимся. Должен просить вас из лояльности к вашему командиру и к нашему флоту не рассказывать об этом на берегу. Это наше домашнее дело, и пусть оно останется между нами, в нашей военно-морской семье. Я извещу командование о заболевании командира, и мы ляжем на курс в Портсмут. Утром в воскресенье мы прибудем домой. Все.

В двадцать минут после полуночи курс был изменен, и еще через десять минут лодка всплыла на поверхность и со скоростью шестнадцать узлов направилась на юго-запад.

Дождь прекратился. Дул норд-вест, и море пенилось за кормой. Порывы свежего ветра, врываясь в центральный пост, шум моря, скользящего по обшивке, удары волн о боевую рубку – все это напоминало людям внизу о том, как хорошо быть живым на этом свете, не потревоженном войной.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

После завтрака, когда вестовые еще продолжали убирать со стола, первый помощник велел им выйти.

В кают-компании находились все офицеры, кроме Аллистэра, занятого на вахте, и Масгрова, все еще не оправившегося от болезни.

Когда вестовые прикрыли за собой дверь, первый помощник начал:

– Я считаю, что мы должны обсудить некоторые вопросы, связанные со вчерашним происшествием. В Портсмуте, конечно, начнется расследование, и поэтому нам следует прийти к единому мнению.

Послышалось тихое покашливание, и мистер Баддингтон спросил:

– Может быть, мне лучше выйти, мистер Каван?

Первый помощник поморщился при слове «мистер».

– Ни в коем случае, сейчас я представлю вас офицерам корабля.

Мистер Баддингтон кивнул, и Каван принялся объяснять, кем он являлся и с какой целью был прислан на лодку. Это вызвало всеобщее удивление.

– Будь я проклят! – воскликнул Госс. – Мой партнер по шахматам – шпик! Не удивительно, что вы всегда обыгрывали меня!

– Я не забуду наших партий, мистер Госс, – обезоруживающе улыбнулся мистер Баддингтон.

– Я тоже!

– Напали на след саботажника? – поинтересовался Уэдди.

– Никакого саботажа не было, джентльмены, – водянистые глазки мистера Баддингтона скользнули по лицам офицеров. – Не было никакого саботажа… Было… было, – он запнулся. – Было лишь подозрение, что саботаж имел место. Со стороны вашего командира. Не скажу, что у него не было никаких причин для этого… – И Баддингтон рассказал им про Финнея.

– А как самочувствие командира? – грустно спросил Рис Эванс.

– Еще не очнулся. Спит, – ответил О’Ши. – Будем поддерживать его в этом состоянии до дому.

– Бедняга… – покачал головой главмех.

– Может быть, начнем разговор, ради которого мы собрались? – взглянул на первого помощника Галлахер.

– Конечно, – кивнул тот, облизывая губы. – Дело в том, что нам следует представить начальству все случившееся с наилучшей стороны для командира. Блюсти его интересы, понимаете? Хотя после того, что случилось, это будет довольно затруднительно…

– Еще бы, – мрачно согласился Галлахер.

– Позвольте мне рассказать все с самого начала.

Каван медленно оглядел присутствующих, словно оценивал каждого из них.

– Все началось на второй день после выхода из Стокгольма…

Он рассказал о том, как Шэдде завел с Грэйси разговор о ложных радиограммах, которые он желал получить для проведения учебной тревоги. Обеспокоенный Грэйси отправился к Саймингтону, после чего штурман обратился за советом к нему, к Кавану.

– Когда Саймингтон мне все рассказал, я инстинктивно почувствовал, что здесь таится нечто серьезное. – Каван сделал паузу и оглядел настороженные лица. – Угроза была фантастической. Поведение Шэдде становилось все более и более странным. – Он развел руками. – Следовало что-то предпринять. Я принялся размышлять. Надо было быстро придумать какой-нибудь выход. Должен сказать, что ответственность на меня ложилась чертовская.

– Еще бы, – произнес Саймингтон.

Первый помощник бросил на него испытующий взгляд.

– Я знал, что проделать все следует чрезвычайно осторожно, иначе ни в чем не повинные люди могли бы оказаться в неприятном положении. Я должен был защитить Саймингтона и Грэйси. Я пришел к решению нарушить огневую цепь. – Он пожал плечами, но все поняли, что его решение явилось самым разумным и единственным.

Далее Каван рассказал, как встретился с доктором, чтобы разузнать о состоянии командира, и как после этого предложил Саймингтону разомкнуть огневой плунжер, посоветовав предварительно переговорить с доктором и самому убедиться в душевном заболевании Шэдде.

– Это значительно облегчило положение штурмана после того, как он столкнулся в шлюзовой камере с главмехом. Не так ли, Джордж? – с неуверенной улыбкой произнес Каван.

– Блестящее предвидение событий, – сухо согласился Саймингтон.

Первый помощник рассказал далее, как доктор убеждал Риса Эванса ничего не предпринимать, и, дойдя до этого места, обернулся к главному механику:

– Благодарю вас, главмех, что вы согласились.

Валлиец сидел не шевелясь, мрачно опустив голову на грудь, и ничего не слышал, погруженный в собственные мысли.

– Вот, пожалуй, и все, что я хотел рассказать, – заключил Каван. – Остальное вы знаете.

Некоторое время все молчали, затем Галлахер спросил:

– Почему вы послали Саймингтона нарушить цепь? Почему не сделали этого сами?

– Уместный вопрос, – кивнул Каван. – Видите ли, если бы пошел я и меня бы застали там, не оставалось бы ни одного офицера старше меня, к которому можно было бы обратиться за помощью. Саймингтон – дело другое. Я всегда был наготове защитить его, если бы все всплыло наружу.

– Понятно, – медленно произнес американец. – И может быть…

– А меня интересуют, – перебил Госс, – мотивы, побудившие Шэдде на такой шаг. Ведь это просто не укладывается в голове, начать такое кровопролитие, какого…

– Это по вашей части, доктор, – обернулся к О’Ши первый помощник.

– Нам это трудно понять, – покачал головой доктор. – Дело в том, что у Шэдде маниакально-депрессивный психоз с примесью навязчивой идеи, я бы сказал.

– Откуда вы знаете? – раздался тихий, недоверчивый голос Уэдди.

– Симптомы. Поведение.

– Что значит маниакально-депрессивный психоз? – спросил первый помощник.

– Форма помешательства в своем высшем проявлении. Развивается на основе так называемой циклотимии. Довольно распространенное психическое заболевание. Часто проявляется у людей высокоодаренных. Приведу в пример Гёте.

– А каковы симптомы?

– Быстрая смена настроений. Периоды депрессии, сменяющиеся состоянием нервного возбуждения. Быстрое мышление… наплыв мыслей… перескакивание с одной темы на другую… сверхактивность… болтливость… бессонница… Большое количество людей страдают этим, но у Шэдде болезнь достигла степени психоза. Он потерял связь с окружающей действительностью. Потерял правильную оценку явлений.

– Почему это произошло с ним? – Галлахер выпустил к потолку кольцо дыма.

– Трудно сказать. Возможно, результат наследственности или под влиянием какой-либо травмы, полученной в детстве. Суровый отец… злая мачеха… возможно, и так. Нужно знать, как он провел детские годы.

Доктор рассказал все, что ему было известно о случае в проливе Ломбок и о прочих проблемах, возникших у командира. Посмотрев на Саймингтона, он прибавил:

– Шэдде преследовала навязчивая мысль, что вы рассказывали всем про ломбокскую историю.

– Мой отец никогда не говорил мне об этом, – нахмурившись, произнес Саймингтон. – Он был самого высокого мнения о Шэдде.

Доктор сочувственно кивнул.

– Без сомнения, состояние Шэдде ухудшилось после вашего назначения на корабль. Затем уход жены и все прочее, о чем я вам уже говорил. Автомобильная авария, возможно, явилась кульминационной точкой. – Доктор пожал плечами и загасил сигарету. – Во всяком случае, так мне все это представляется. – Он бросил взгляд в сторону каюты командира и вздохнул. – Бедный Шэдде… Мы никогда не поймем, через какой ад ему пришлось пройти.

– Есть ли шансы на его выздоровление? – деловым тоном спросил первый помощник.

– И немалые, – отозвался доктор.

– Может ли он по правилам вашего флота рассчитывать теперь на повышение по службе? – тихо спросил Галлахер.

– Пожалуй, нет, – покачал головой первый помощник. – Боюсь, что со службой ему придется распрощаться. Будет проведено расследование, и очень строгое. Общественное мнение и парламент ревниво относятся ко всему, что касается «Поларисов». Опасность случайного запуска ракет и все такое прочее… Шэдде уволят по состоянию здоровья, мне думается… Жаль человека…

– Меня потрясает мысль о том, что могло произойти… Все эти «если»… – сказал Уэдди.

– Что вы имеете в виду? – посмотрел на него доктор.

– Например, ЕСЛИ бы Грэйси не рассказал Саймнигтону. ЕСЛИ бы Саймингтон не рассказал вам. ЕСЛИ бы вы не убедили первого помощника в том, что Шэдде потерял рассудок. И конечно, самое важное ЕСЛИ… – он оглядел сидящих за столом, – ЕСЛИ бы огневой плунжер не был бы разомкнут… Просто страшно становится, когда подумаешь, что сейчас было бы, если…

Наступило молчание.

– У меня к вам вопрос… – нарушил тишину Галлахер.

Каван сухо улыбнулся.

– Спрашивайте.

– Почему вы посоветовали Саймингтону разомкнуть огневую цепь, а не пришли ко мне? На этом корабле я являюсь офицером, наблюдающим за ракетами. Я назначен сюда для того, чтобы предотвратить их случайный запуск или любое нарушение мер безопасности. Вы это знаете не хуже меня и все же, когда создалась чрезвычайная ситуация, обошли меня стороной. Как вы это объясните?

Каван зарылся поглубже в кресло, и офицеры обернулись, чтобы посмотреть, как он воспримет это обвинение.

– Мне не нравится ваш тон, Галлахер, – слегка побледнев, ответил он, – хотя я могу понять ваши чувства. И поскольку вы просите объяснений, я вам их дам. Когда Саймингтон пришел ко мне, я в первую очередь хотел обратиться к вам. Но затем я подумал, что это касается исключительно британского флота и что мы сами должны управиться с этим. Я знал, что, если цепь будет разомкнута, ракеты не смогут быть запущены. Моя проблема заключалась в том, чтобы не произошло какой-либо осечки, и в то же время нужно было сделать все так, чтобы я в случае чего мог бы выгородить Саймингтона и Грэйси, и, – он глубоко вздохнул, – и, конечно, самого командира… Если бы я явился к вам… – Он улыбнулся. – …все выплыло бы наружу. Разве это не ясно?

Галлахер бросил на него внимательный взгляд.

– Очень трогательный рассказ, – произнес он. – Но я поведаю вам другой, тоже довольно грустный, о вашем командире. – Он замолк, и в кают-компании наступила тишина. – Он настоящий мужчина, вы это знаете, или, во всяком случае, был им. Один из лучших командиров-подводников вашего флота. Но он захворал. О’Ши рассказал нам об этом, но мне думается, что мы и без того знали, что в последнее время ему пришлось пережить много тяжелого. И все же, за исключением Риса Эванса, никто из нас не сделал ни малейшей попытки хоть как-то помочь ему, не так ли? – Он оглядел присутствующих и затем вновь обратился к первому помощнику. – Но когда вы услышали об этих приказах, Каван, у вас возникла хитрая идея, настолько хитрая, что вы отправились к О’Ши и объяснили ему, почему вам кажется, что Шэдде рехнулся. Доктор не мог поручиться, что командир здоров. Если бы вы пришли ко мне, а вы были обязаны это сделать, и рассказали об этих приказах и ваших подозрениях, я бы сказал, что наберу на диске ложнее сочетание цифр. Думается, что вы могли бы догадаться об этом.

– Нет, не мог, – лицо у Кавана стало пепельного цвета.

– Во всяком случае, – продолжал Галлахер, – мы бы вместе пораскинули мозгами и придумали бы, как помочь командиру, в чем он так нуждался. Мы же знали, что он покидает корабль, что он получил назначение на берегу. Я мог бы проделать все таким образом, что мы избежали бы того, что произошло вчера в центральном посту. Никакого унижения для Шэдде в глазах экипажа, никакого бесчестья и увольнения со службы. – Он замолчал и оглядел озадаченные, смущенные лица. – Надеюсь, джентльмены, вы не считаете, что я злоупотребляю вашим гостеприимством. Я знаю, что, попросту говоря, являюсь гостем на корабле, но я чувствую вину перед вашим командиром, которую хочу снять со своей совести. Надеюсь, вы не станете протестовать… – Он вновь обернулся к первому помощнику. – Дело в том, Каван, что вы решили сыграть наверняка: орел – выигрываете вы, решка – проигрывает Шэдде. Вы решили, что, как бы все ни обернулось, вы-то будете в порядке. Если командир задумал учебную тревогу – вы в порядке. Если Саймингтона застанут в шлюзовой камере – вы в порядке. Если тревога окажется не учебной – вы тоже в порядке. Более того, вы прославитесь тем, что сумели предотвратить то ужасное, что могло произойти… Так что вы были бы в порядке, как бы ни обернулось дело.

Каван оттолкнул кресло и поднялся. Он был бледен.

– Вот почему вы так расписывали свои заслуги, – продолжал Галлахер, махнув рукой. – Защитить Саймингтона… защитить Грэйси… защитить Шэдде… Просто мутит от этого! Единственно, кого вы защищали, так это Бенджамена Кавана. Вот в чем фокус! Все ради того, чтобы не замарать своего послужного списка. Вы заботились о себе, о своей карьере… Ради этого вы затолкали Шэдде в грязь. Ведь вылечат его или нет – он все равно погибший человек. – Галлахер перевел дыхание и продолжал: – И если вы считаете, что перехитрили всех, я хочу довести до вашего сведения, что на следствии я повторю все то, что говорил сейчас здесь.

Казалось, что Каван вот-вот ударит американца. Так, наверное, думал и Галлахер. Но Каван только посмотрел на него и, пожав плечами, встал и вышел.

Остальные тоже поднялись с мест и один за другим покинули кают-компанию.