Текст книги "Час абсента"

Автор книги: Нина Вадченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 3

«Кто убил Алекса? Кто убил Любунчика? Кто закопал живьем в могилу Серпантинова? Кто разыграл Верунчика? Почему в обоих случаях использовали Эдгара По? У кого такое больное воображение? За что, за какие прегрешения их так жестоко разыграли? Кто «беременная крыса»? Действительно ли Надюнчик не убивала Алекса? Куда она исчезла? Кто попросил полковника Блинова подать убийство Алекса как самоубийство?

Теперь о хронологии. Сначала «пошутили» с Серпантиновым. Потом утопили Алекса. Затем пристрелили Любунчика. Следом разыграли Верунчика».

Инна Пономаренко наконец-то добралась до редакции. Теперь сидела мышкой в своем кабинете и старалась на глаза начальству не попадаться. Ей, слава богу, никто не мешал. И она черкала вопросы на бумаге для приведения мыслей в порядок. Мысли от количества вопросов в порядок не приводились, а наоборот, будоражились. Инна взяла чистый лист и снова принялась за свое.

«Шутка», – написала она и обвела слово рамкой. «Убийство» тоже попало в рамку. Еще раз «Убийство». «Шутка». Четыре рамочки. Четыре слова. Похоже на «точку-тире-тире-точку». Азбука Морзе. Дебри.

– Меня несет не в ту сторону, – сказала Инна.

Прислушалась. Никто не возражал. Некому.

– Меня несет в заумные дебри, – провозгласила она.

После этих здравомыслящих выводов нужно было свернуть листочек пополам, потом в четвертушку, затем, в назидание, скомкать как попало и точным движением руки выбросить в мусорную корзину.

Инна побарабанила пальцами по столу. Проблема выбора ей не в новинку. Всегда приходилось выбирать между нормальными, обычными, сумасшедшими и очень сумасшедшими поступками.

Лист на столе с четырьмя прямоугольниками – «точка-тире-тире-точка» – тоже затаился и ждал своей участи.

«А проверю-ка я эти символы, от меня не убудет, да никто и не узнает», – уговорила себя Пономаренко.

Она взяла книгу символов, нашла страничку с азбукой Морзе и быстро отыскала искомую комбинацию.

«Точка-тире-тире-точка» означали букву «П».

Само собой вышло, что Инна тут же произнесла:

– По. Эдгар По.

Сказала и испугалась сказанного. Такое совпадение было слишком даже для Инны. Потому что глаза мимо воли скользнули к букве «О» и выхватили ее обозначение: «тире-тире-тире».

Инна быстро отвернулась, но ничего исправить уже не смогла. «Тире-тире-тире» по ее логическим выкладкам значили «убийство-убийство-убийство». Заглянув в такое страшное, пусть и гипотетическое будущее, каждый бы струхнул. Три трупа впереди. Вспомнилось предостережение Раисы. И шуточка Верунчика насчет умирания сначала Любви, потом Веры и, напоследок, Надежды. Совсем некстати.

– Ерунда! – очень громко выкрикнула Инна и бросила книгу с азбукой Морзе в корзину.

– Громко сам с собою я веду беседу! – услышала она веселый голосок Романа. – С чего бы это, Инна Владимировна?

– Крыша у нее поехала! – поставил диагноз Коротич. – Слышал, как она нас вчера позорила перед людьми: «Менты всегда приезжают…» Когда мы приезжаем, Инночка?

– Явились! – не обрадовалась Инна визитерам.

– Она совсем забыла, сколько раз я появлялся как раз вовремя, чтобы она не успела коньки отбросить. Веришь, Романчик, спасал ее раз десять от верной погибели. А в благодарность получал одни плевки в душу. Обыдно, да-а?

– К спасению Инны Владимировны от рук оголтелых бандитов и я руку прикладывал, – подхватил Роман, – и тоже получил порцию яда в нежную ранимую душу.

– Пономаренко, почто черную неблагодарность терпим?

– Инна Владимировна, вас совесть не мучает?

– Меня мучают предчувствия, – вздохнула Инна. – А чего это вы тут расселись? – спохватилась она.

Роман и Олег уже уютненько расположились в креслах и явно ожидали проявлений гостеприимства – чая с бубликами, кофею с пряниками, на худой конец водицы колодезной.

Дождались.

– И что это вы за мешок с собой притащили? – не унималась Пономаренко.

– Инночка, какие предчувствия тебя мучают? – игнорируя нервные вопросы хозяйки, спросил Олег, а Роман, от греха подальше, ногой задвинул странный мешок за кресло, с глаз долой.

– Предчувствия? – переспросила Инна, провожая взглядом исчезающий за креслом мешок. – Нехорошие предчувствия. Три убийства впереди.

– Откуда у тебя такие мрачные прогнозы? – Коротич перестал улыбаться. Он знал способность Пономаренко предугадывать события. Можно было сколько угодно недоверчиво подсмеиваться и подтрунивать над ее пророчествами, но очень часто Инна оказывалась права.

Роман еще не ощутил перемену в настроении Олега. Он решал мешочную проблему. Мешок сам по себе снова выдвинулся в пределы видимости. Роман незаметно пнул его ногой на прежнее место и, продолжая ерничать, сказал:

– Если найду Шпунтика, я один труп обещаю. Своими руками задавлю эту лживую задницу. Хотя задницу лучше шомполами отделать.

– Роман, помолчи, – шикнул на него Олег. – Инна, откуда ждать неприятностей?

– Не знаю. Мне кажется, что мы вовлечены в какой-то нешуточный по размаху розыгрыш. А розыгрыш, как всякая игра, должен подчиняться сценарию, сюжету, логике… Как хотите это назовите.

– И что? – перебил ее Роман не вовремя. Он снова боролся с упрямым мешком, который то и дело «выпадал» из-за кресла.

Инна замолчала и продолжить уже не смогла. В самом деле, как двум здравомыслящим реалистам-ментам растолковать собственные заморочки с рамочками, точками-тирушками, азбукой Морзе и Эдгаром По? Бред сумасшедшего получается, а не нормальное доходчивое объяснение.

– Ничего, – сдалась она.

– Рома, ты идиот, – обрушился Коротич на сыщика. Он понял, что от Пономаренко теперь ничего не добьешься и виноват в этом несдержанный на язык Роман. – Ты сначала ляпаешь языком, а потом думаешь!

– При чем тут я? Мне думать мешает эта… эта в-вещь. Все время ерзает.

– Если у тебя там то, что я думаю, – тут же пошла в атаку Инна, – то один труп образуется в моем кабинете сию минуту. Ты, Роман, зачем сюда его притащил?

– Инна Владимировна, а куда его девать? Фирма опустела. На работу никто не ходит. Он там один, бедняжка. А он к общению привык. Он может заболеть от одиночества. – Роман бил на жалость. – Выходи, Сократик, – ласково позвал он. – Смотрите, какой он умница.

– Роман, не испытывай судьбу. Почему ко мне? – отбивалась Инна. А хитрый уж быстро сообразил, кто здесь главный, тихонько подкрался к Пономаренко и, почти как собака, положил ей голову на ноги.

– Мужик ползает у твоих ног, обнимает их, а ты такая черствая. Инна, сжалься! – вступился за ужа Олег.

– Что я с ним делать буду? Я ужей с детства не люблю, я их боюсь!

Сократ поднял голову, тихо зашипел, будто застонал, и отвернулся.

– Ну почему ко мне?

– А что? К Олегу? Его жена выбросит с десятого этажа. Ко мне? Да я сутками дома не бываю!

– Меня тоже сутками дома нет!

– Дорогая Инночка, а кто говорит про дом? У вас в редакции всегда полно народу. Вспомни, как тепло о нем отзывалась Светочка, секретарша.

– По-моему, она чуть в обморок не грохнулась, – защищалась Инна.

– Ну эта, корректорша, Василиса Илларионовна. Она вообще чуть целоваться к нему на шею не бросилась. Сократик умница. Все к нему привыкнут, будет что-то вроде домашнего кота.

– Ну да, в редакции газеты появится кот ползучий.

– У вас же не простая редакция, а с криминальным уклоном. У вас и коты должны быть необычные. Сократ мяукать научится. А ежели чего, так и посетителя с пальцами веерными на место поставит. Вытянется во весь росточек, пасть откроет и зашипит. Сократ, враги! – скомандовал Роман.

Уж поднялся повыше и, действительно, сделал молниеносный бросок к дверям и зашипел.

– Смотри, Инна, какой красавец! Какой защитник! – восхитился Олег. – Ну не обрекать же его на вымирание? Придумай что-нибудь.

Сократик успокоился, пристроился около кресла Романа и постарался не мешать Пономаренко устраивать его судьбу.

– Ладно, попробую, – сдалась Инна. Ей и самой понравился уж.

– Светочка, ты не могла бы зайти ко мне на минуту, – попросила она секретаршу по телефону. – И захвати с собой Василису Илларионовну.

Роман понял, что дело сдвинулось с мертвой точки. «Чем меньше сюрпризов, тем лучше», – благоразумно решил он и попытался ужа на время спрятать. Сократ был другого мнения и в мешок залезать отказывался.

Их возня могла рассмешить кого угодно.

– Сократик, если ты понравишься Светочке и Василисе Илларионовне, ты будешь как сыр в масле кататься. Они дамы хозяйственные, авторитетные, так что защита, кормежка и всеобщее уважение тебе будут обеспечены до конца дней.

– Слышал, Сократ? – подхватил Роман. – Быстро полезай в мешок и до поры до времени сиди тихо, чтоб не испортить себе жизнь. За то, чтобы не выгнали, можно пострадать.

– Кстати, чтобы вас не выгнали, рассказывайте, чем вам насолил некий Шпунтик? Кто это? И вообще, зачем вы пожаловали?

– Возникли первые версии, Инночка, – взял на себя объяснения Олег. – Шпунтик разговаривал с Алексом в кафе. Ты видела на фотографии этого субъекта. Так вот, мы с Романом его нашли, допросили и отпустили. Как оказывается, зря. Он нас, если говорить вежливо, обманул, а если по-простому, развел как лохов.

– Ух, попадется мне этот козляра, – не выдержал Роман, – я с него шкуру спущу.

– Сначала его найти надо, – вставил Олег, – он смылся. Но его уже ищут. Его рассказ был вполне правдоподобным. Он сообщил, что Алекс просил его сыграть роль киллера, если таковой понадобится его дамочкам, то есть Верунчику, Надюнчику и остальным. А поскольку разговор произошел в последний день, то Шпунтик быть полезным Алексу никак не смог. Мы ему поверили и отпустили.

– А на самом деле, – перехватил инициативу Роман, – Вера Степановна, после того как мы ее спасли, в благодарность за подаренную свободу рассказала, что Алекс перед смертью поделился с нею забавными сведениями. Будто к нему явился некий Шпунтик и рассказал, что его наняли убить Алекса. Что завтра утром он должен Алекса застрелить и так, мол, и сделает, если тот не выкупит свою жизнь.

– Кто нанял Шпунтика? – не выдержала Инна.

– В том-то и штука, – вздохнул Олег. – Верунчик понятия не имеет, Алекс мертв, а Шпунтик в бегах. Он понял: рано или поздно мы докопаемся до истины, поэтому залег на дно. Ищем.

– Ух, доберусь я до этой шкуры! Я с него шкуру спущу, – пообещал Роман.

– Значит, Алекса заказал кто-то из женщин? Шерше ля фам. Кто же? – стала вслух рассуждать Инна. – Любунчик убита, Верунчик вне подозрений, потому что сама об этом рассказала, значит, не она. Остаются Марина и Надежда. Кто из них? Марина или Надежда?

– Марина сидит на месте. А Надюнчик исчезла, – произнес Коротич. – Ее ищут. Что она тебе сказала? – неожиданно спросил Олег. – Ты разговаривала с ней последней. После вашего разговора ее никто больше не видел. Инна, это ты ее надоумила скрыться?

– Зачем мне? – Инна отмахнулась, но потом внимательно посмотрела на Коротича. Ей не понравились его подозрительный взгляд и намеки. – Ты меня в соучастницы записал? Как у тебя мозги могли придумать такие гадости?

– Не кипятись, Инна. Ничего я не придумывал. Ты у нас сердобольная. Она тебе в жилетку поплакала, ты расчувствовалась и пожалела…

– Расстались мы с Надеждой довольно холодно, так что твоя версия ложная. Вы сами маху дали, упустили ценного свидетеля – Шпунтика, так что не ищите виновных на стороне, в зеркало посмотрите…

В кабинет вошли Пат и Паташонок. То есть внушительных габаритов Василиса Илларионовна и Светочка, которая хоть и была пышкой, но Илларионовне в вопросах веса и роста конкуренцию составить никак не могла.

– Инночка Владимировна, что случилось? – громко спросила корректорша и метнула молнию в сторону мужчин. Те как-то сразу съежились и затаили дыхание.

Инна решила слегка пошутить и чуть-чуть отыграться на Коротиче за его намеки, хотя с Илларионовной шутки плохи.

– Да вот этот гражданин, – она указала на Олега, – опустился до шантажа. До садистского шантажа. Если я не напишу о его соседях, которые ему спать мешают, то он на моих глазах убьет безобидного ужика. Посмотрите, какой красавчик. Какие у него желтые пятнышки, а какой умница, все понимает, как Сократ. Сократик, поверни головку, пусть Василиса Илларионовна оценит твои пятнышки.

Уж пошевелился. Светочка дрогнула и спряталась за спину корректорши.

– И такого лапочку он хочет убить, а из шкуры сделать ремень, – закончила Инна.

Приняв все за чистую монету, Света выглянула из-за широкой спины. Она не могла допустить кровопролития.

– Бедненький, – запричитала она.

Василиса Илларионовна улыбнулась. Она поняла замысел, но Светочку сдерживать не стала.

– Его нельзя убивать. Какие пятнышки, какой красивый. – Светочка переставала бояться и стремительно проникалась теплыми чувствами к Сократу.

– Ты, Светочка, забирай ужа к себе. У тебя в приемной он прекрасно будет смотреться. И посетители будут вести себя потише и поскромнее. Да он у тебя вроде швейцара станет. Имя у него есть – Сократ, ливрею мы ему пошьем.

– Вы смеетесь, Василиса Илларионовна, но, если я его не заберу, этот садист его и вправду убьет. – Светочка нежно погладила Сократа по головке. – Он у меня в шкафу пока поживет, а там посмотрим.

– Рома, помоги Светлане доставить Сократа в приемную и расскажи, чем его кормить, а мы с Василисой Илларионовной гражданина шантажиста держать будем.

– Инночка Владимировна, у вас что-то случилось? – заботливо спросила Василиса Илларионовна.

– Все в порядке, – ответила Инна.

– Ох, вы обиделись, – вздохнула Василиса, – вы ведь знаете, я всегда готова вам помочь.

– Пока справляюсь сама, – сухо ответила Инна.

– Обиделись. Обиделись за розыгрыш, я знаю, – продолжала стонать Илларионовна, – а мне бы так хотелось помочь вам.

Инна молчала. Конечно, осадок от розыгрыша у нее остался.

– Скажите, Василиса Илларионовна, а кто надоумил коллектив поздравить меня таким образом?

– Светочка в курсе, но, кажется, позвонил директор фирмы и сам предложил. Светочка рассказывала, что представился Алексом.

– Значит, сам позвонил, сам предложил? А вы только согласились?

– Выходит, что так. Простите, Инночка, и на мне часть вины лежит. – Василиса извинялась, а Пономаренко выразительно смотрела на Коротича.

Что-то здесь было не так. С какой стати Алексу беспокоиться насчет какой-то журналистки? Невелика сошка. Журналистов хоть пруд пруди. Кто его подвел к такому решению?

– Алекса убили, – резанула Инна.

Василиса замолчала. Она умоляюще смотрела на Инну. Мечта всей ее жизни – поучаствовать в интересном расследовании. Уж она бы постаралась. Землю перерыла, стога сена переворошила, а иголку нашла бы. Явно Пономаренко уже занялась этим делом. Не зря же у нее в кабинете капитан милиции сидит, – Олега Коротича Василиса узнала, у нее память на лица феноменальная. Ну что стоит Инне дать ей хоть малюсенькое задание?

– Как занятно. Подозреваются в убийстве, очевидно, его коллеги. Его заместители. Слово-то какое – «за-ме-сти-те-ли». Убили и заменили. Надо поискать мотивчик. – Василиса Илларионовна очень старалась заинтересовать Инну размышлениями. – Я бы могла…

– У вас так много работы, – прервала ее Инна, – спасибо за Сократика, его действительно некуда было девать.

– Обиделись, – вздохнула Илларионовна.

* * *

Верунчик понимала, каким идиотизмом несет от ее собственного поведения. Но ничего с собой поделать не могла. Она затаилась у ворот таксопарка и зорко отслеживала каждую выезжающую на маршрут машину. Всматривалась в лица водителей, вглядывалась в окраску машин и жаждала увидеть ту самую легковушку.

Таксопарков в городе десятки, водителей тысячи, частников, занимающихся извозом, десятки тысяч – найти тех, кто ее замуровал в стену, стоя у первого, наугад выбранного, таксопарка нереально. Все понимала и продолжала стоять. И даже не спрашивала – хочет она простоять тут всю оставшуюся жизнь, окаменеть, превратиться в памятник глупости? Если хочет, тогда – пожалуйста, никто не запрещает. Торчи на ветру, на солнце, под дождем, под звездами, теряй время, теряй жизнь, теряй рассудок. Хочешь – всматривайся. Верунчик не хотела, но все равно стояла.

– Смотри, Тань, баба с утра стоит. – Дежурная на проходной толкнула сменщицу и указала на Верунчика. – Может, в милицию позвоним? Вдруг сумасшедшая, гранату бросит или пояс шахидки взорвет?

– Не иначе, мужика своего ждет. – Татьяна глянула в окно дежурки. – Мой когда загулял, я тоже бегала, на работе его караулила, два дня ловила, думала, хоть часть зарплаты спасу.

– Спасла? – лениво спросила сменщица.

– Подчистую пропил. Зато домой явился. Может, и эта ждет своего. Не знаешь, кто у нас гулящий?

– Не похоже на наших. Она из богатых будет. Ну ладно, я побегу домой, ты тут за ней присматривай.

Сменщица собрала сумку и помахала рукой Татьяне.

Верунчик видела, как из ворот таксопарка вышла женщина, несколько раз посмотрела в ее сторону и, будто решив что-то, повернула к ней.

– Ждешь кого, милая? – спросила она. – Я тут всех мужиков знаю.

Верунчик чуть не расплакалась. Такого сочувствия она не ожидала. Что она могла ответить сердобольной женщине? Рассказывать, как ее чуть не замуровали живьем? Не поймет. Трудно объяснить, на кой черт все так усложнять. Если схватили, обокрали и изнасиловали – это доступно. Такого вокруг навалом. А вот хватать бабу, тащить ее на окраину, долго замешивать цемент, ряд за рядом кирпич к кирпичу укладывать, да еще и вина бочонок оставить – взять в толк вряд ли сможет.

Вера покрутила головой, наваждение исчезло. Стоять тут бессмысленно. Не таксисты они были, это и ребенку ясно.

– Жду, у моря погоды жду, – ответила Верунчик. – Спасибо, что спросили, – добавила она и быстро, чтобы не расчувствоваться, побежала к своей машине.

У дежурной глаза на лоб полезли, когда она увидела, в какую тачку садится «болезная».

Верунчик рванула с места так, что шины завизжали. Она поняла, с кем следует потолковать. Толстый Эдик ей все скажет. Если это его рук дело, то она Колобка в лепешку раскатает. Она разнесет его гадючье гнездо на атомы. Как она раньше о нем не вспомнила! Колобок давно зубы точил на их фирму. Он и Алекса испытывал на прочность. А теперь обрадовался, что Алекс на кладбище, и решил сожрать конкурентов? И кто у него сейчас главный враг? Правильно, она, Вера Степановна.

– Ну, Эдик, держись. Если мои мучения на твоей совести, ты у меня похудеешь. – Верунчик давила на газ. Ей хотелось побыстрее удостовериться, вычислила она гниду или нет.

* * *

Секретарша Эдика сонно клевала носом. Жарко, душно, скучно. Больше всего ей хотелось лечь на диван, который так соблазнительно стоял напротив ее стола. Но нельзя. У директора клиент сидит. Крутой, пальцы веером, уже полчаса сидит, договаривается о чем-то. В любую минуту Колобок может потребовать кофе, чай или коньяк. Эх, а диванчик такой удобный, такой мягкий. Хочется лечь, закрыть глазки и представить, что она лежит на пляже, а в трех метрах плещется прохладное Средиземное море. Рядом сидит красивый итальянец. Такой страстный, мускулистый, загорелый плейбой. У него яхта, на яхте обитая красным деревом каюта, в каюте диван, покрытый леопардовой шкурой, бар с тысячью напитков. Он бросает к ее ногам и себя, и яхту, и диван, и бар, а она томно говорит: «Немного мартини со льдом и устриц».

Секретарша в полусне забеспокоилась об этикете. Подходят ли устрицы к мартини со льдом? Но быстро успокоилась. Какая разница? Если она такая неотразимая, то может позволить себе любую прихоть. «Хочу устрицы с мартини, и все тут!» Она улыбается и погружается в сказочный мир. Музычка негромкая, сексуальная, яхта покачивается, влюбленный, возбужденный желанием итальянец все ближе, ближе… его глаза горят, влажные губы прикасаются к ее…

– У себя? – вдруг слышит она вопрос. Грубый, бестактный, сволочной вопрос.

«Мы у себя, – пытается секретарша задержаться в волнующей сказке. – Где же нам быть, наша яхта, наш диванчик, наша каюта, обитая красным деревом…»

И вдруг удар, страшный, сокрушительный удар. Яхта покорежилась и растаяла или утонула. Секретарша открыла глаза. Вместо чудесной люстры от Тиффани, над ней нависла огромная туша. Секретарша открыла глаза пошире. Туша обрела черты Веры Степановны, директора конкурирующей фирмы.

Вера Степановна грохнула кулаком по столу. Помогло. Безмозглая курица, наконец, проснулась. Что за порядки? Сидит на рабочем месте и мух не ловит. Как они не разорятся при такой дисциплине? Если бы у нее секретарша только подумала вздремнуть. Нет. У нее такого безобразия никогда не будет.

– У себя? – переспросила Верунчик.

Секретарша испуганно моргала – так стремительно и резко ее выдернули из сладких грез в серую душную реальность.

– Бардак! – высказала свое мнение Верунчик и двинулась к дверям кабинета.

Секретарша встрепенулась.

– Подождите, он занят, – закричала она, придя в себя. Где те море, яхта и каюта? А работу можно потерять вмиг. Она вскочила и грудью перекрыла дорогу.

– Некогда. У меня срочное дело. Скажи, Вера Степановна хочет поговорить о работе.

– Х-хорошо, – заикаясь, сказала секретарша и, не поворачиваясь спиной к нервной посетительнице, проскользнула в кабинет.

Эдуард Петрович страдал. Уже полчаса он пытался втюхать дубоголовому клиенту хоть какой-нибудь сценарий. Тот развалился в кресле, потягивал коньяк, между прочим «Хеннесси», и на все предложения цедил сквозь зубы: «Фуфло!»

Эдик вытирал пот, подливал клиенту очередную порцию коньяку и шелестел бумагами, искал что-нибудь «задиристое, подкувырное и шелабудное». Эдик и слов-то таких не знал в русском языке, но бабки у клиента немереные, поэтому приходилось рыскать по папкам и вселять уверенность, что вот сейчас-то сценарий будет отпадный. Только для ВИП-клиентов, настоящий эксклюзив, подкувырный и шелабудный.

– Представьте, человека хватают посреди улицы, швыряют в машину, завязывают глаза, затыкают уши, везут на аэродром, сажают в самолет. Клиент ничего не видит и не слышит. Самолет набирает высоту, и человека сбрасывают с парашютом. А? Какой адреналин! Какая острота, внезапность! Он заново родится.

– Фуфло! Ты кого хочешь «закубулькать», бывшего десантника? Да он парашюты и самолеты по запаху чует.

«Все, сил моих больше нет, клиентяра поганый! – ругался Эдик про себя. – Хоть бы захлебнулся моим коньяком!»

Он заставил себя вежливо улыбнуться.

Секретарша с одного взгляда поняла – не вовремя.

– Я занят! – рявкнул Эдуард Петрович.

– К вам посетительница, – оправдывалась секретарша.

– Я занят!

И тут дверь отлетела в сторону и в кабинет ворвалась Верунчик. Ей надоело ждать решения Колобка. В приемной на нее нахлынули острые, жуткие воспоминания о том, как ее заставили прощаться с жизнью. Темнота, духота, страшные мысли о смерти – и все это дело рук Колобка, который заставляет ее ждать аудиенции… Вот он, обидчик, только толкни дверь – и вышибай мозги!

У Верунчика вмиг поехала крыша, она рванула дверь и услышала последние слова Эдуарда: «Я занят!» Раздражение, с которым Эдик бросил эти слова, волной ударилось об Верунчика и отлетело, многократно усиленное ее яростью.

Она молча отшвырнула секретаршу, сжала кулаки и пошла на Эдуарда. Мышцы под легкой безрукавкой напряглись. Вид был угрожающим.

– Это вы, Вера Степановна? – испуганно пробормотал Эдуард. Ему захотелось раствориться, стать невидимкой или забиться под стол, бесшумно проползти под его прикрытием к выходу и незаметно выскользнуть из кабинета. Он не чувствовал за собой никакой вины, но Вера, по всему видно, пришла бить ему морду. Вытряхнуть душу из обрюзгшего, рыхлого Эдика для такой тяжелоатлетки, как Верунчик, было делом нескольких секунд.

– Ах ты, гнида ползучая! – невзирая на посторонних, заорала Вера. – Ты меня! Меня решил разыграть?! Ты меня решил запугать?!

– Что вы такое говорите? – перешел на писк хозяин кабинета. Он слез с кожаного безразмерного кресла и, махнув рукой на приличия, скрылся под столом. Надо было спасать шкуру, а не думать об имидже.

– Куда, гнида?! Ты меня замуровал в стену! Думал, я там сдохну?

Верунчик легко, как устрицу из раковины, извлекла Эдуарда из укрытия, подняла на могучих руках и потащила на открытое пространство.

– Я к этому не имею никакого отношения, – оправдывался Эдик, стараясь уцепиться за край стола.

– Живьем, кирпичами замуровать в стену! Меня?! – исступленно выкрикивала обезумевшая Верунчик. – Садюга! Для издевательства еще вина бочку оставил! Чтоб я упилась перед смертью?! Чтоб ты сам подавился этим вином! Я тебе его волью в глотку, я тебя утоплю в этом вине!

Эдуард Петрович, прижатый к стене, закрывал лицо руками и всхлипывал:

– Это не я! Это не я, поверь!

– Вот тебе! За стенку! Вот тебе за кирпичи! Вот тебе за мой страх! Вот тебе за вино! – Верунчик впечатывала обвинения кулаками.

Эдуард Петрович опустился на колени.

– Вера! Верочка! Верь мне, это не я! – кричал он.

– Я беру это! – вдруг услышали они голос клиента. Тот без труда перекрыл и хозяина, и Верунчика, и секретаршу, которая от страха рыдала у дверей.

Верунчик остановилась. Эдуард затих.

– Я беру этот прикол! Сколько стоит замуровать в стенку? – деловито спрашивал «фуфлыжный» клиент.

Минуты две и «боксерша», и ее «груша» молча смотрели на заказчика. Переваривали деловое предложение.

– Отвалю любые бабки! – добавил он и щелкнул пальцами. – Это клево! Пацанов вставит!

Эдуард кашлянул, достал платок и наскоро вытер кровь под носом.

– Мы обсудим, – начал он.

– Только вместо вина бочку водяры! – уточнял детали заказчик.

– Без проблем, – заискивающе сказал Эдик.

– Заткнись! – посоветовала Верунчик. – Это я там замурованная сидела. Я на своей шкуре новый сценарий испытывала.

Что ни говори, а дело превыше всего.

– Но клиент пришел ко мне? – робко пытался отстоять свои позиции Колобок.

– А сценарий мой! – парировала Верунчик. – Или ты настаиваешь на авторстве?

Эдуард предпочел перейти на кашель.

* * *

«Надежда. Теперь нужно разыскать эту пугливую гусыню, Надюнчика. Она боится. Но кого? Или чего? Боится, что ее обвинят в убийстве Алекса? Это понятно. Ночью она выходит из подъезда дома, где только что убили шефа. А кто-то сидит в засаде и фотографирует. Кто-то знает, что Надюнчик должна прийти в этот дом. Сидит и ждет, зажав фотоаппарат в потных руках. А потом, после всех убийств, этот «кто-то» решил пустить в дело пленку и приступить к шантажу. Зачем шантажировать несчастную Надежду? Или она не такая уж и невинная? А если фотограф точно знал, кто убьет Алекса, и сфотографировал убийцу? Надежда – убийца? Надежда – жертва подставы? Кто она?»

Инне казалось, что еще немного, еще чуть-чуть поплутать по дебрям, подумать, и все станет ясно как божий день.

«Кто фотографировал? Совершенно точно, что не Надя. Себя она бы не снимала. Логическая задачка. Марина? Люба? Вера?»

Инна погрызла карандаш и приписала еще одно имя – Алекс.

«Почему бы Алексу не посадить в кустах фотографа? Он всего боялся. Мог и подстраховаться. Фотограф видел, кто убийца.

Марина, Люба, Вера, Надя. Кто из них? Вполне возможно, фотографировала Любунчик. Версия правдоподобна. Допустим, она видела, как Надежда выходила из дома. Намекнула об этом, ее и убили, чтоб молчала. А пленка пришла по назначению уже после смерти Любунчика. Все может быть. Если замешано так много женщин, причем с креативными мозгами, простеньким поворотам тут не место».

Она все больше запутывалась, как муха в липкой паутине. Мерзкое ощущение. Инна решила передохнуть и выпить чашку кофе.

«Заварю кофе и приглашу Василису Илларионовну, – пообещала себе Инна. – Посидим, поболтаем…»

Как только по кабинету разнесся кофейный аромат, народ повалил в гости сам. Причем меньше всего Инна желала общаться именно с теми, кто пришел. Появились бездомная Катерина, угрюмый Макс и настороженный ротвейлер Бен.

Бену запах не понравился. Если бы тут пахло мясом или мозговой косточкой, можно было бы примириться с хозяйкой. Но здесь в нос бил зловонный, настоянный дух черного пойла. У Бена от кофе глаза наливались кровью, и он был готов грызануть первого попавшегося незнакомца.

Катерина, наоборот, кофе обожала, но сейчас она была смертельно обижена. Она пришла жаловаться и советоваться и поэтому принесла с собой кое-что покрепче – абсент. Макс являл собой убежденного трезвенника. Он ни капли в рот не брал со школьной скамьи. После того, как первая юношеская попытка выпить и заняться любовью закончилась сильнейшим отравлением, промыванием желудка и дикой головной болью.

У трезвенника Макса имелась своя беда: он был голодным. Зверски голодным. Казалось, дай ему тазик салата оливье, он вмиг проглотит салат и тазик вылижет до блеска. Но намекать об этом Катерине бесполезно. У нее обида, нервы и отсутствие аппетита.

Инне хотелось просто выпить кофе. Не судьба.

– Какой козел этот Алехандро! – с порога заявила Катерина. – Какой козел!

– О мертвых или ничего, или только хорошее, – машинально сказала Инна.

– Вы не представляете, Инна Владимировна, какую подлянку он мне устроил! – Катерина поставила на стол бутылку абсента и деловито протерла пальцем пустую чашку. – Максик, открывай, – приказала она.

– Я не пью, – грустно сказал Макс. – Мне бы поесть…

– А тебе никто и не предлагает. Я знаю, Бенчик не любит запаха спиртного. – Катерина умильно посмотрела на собаку. – Но какой гад Алекс! Этот козел подарил мою квартиру Надюнчику! Какие нервы тут выдержат?!

– Надежде? – Инна заинтересовалась.

– Ну да. Я осталась с голым задом, а Надька ни за что ни про что получила квартиру. – Катерина налила абсента в чашку, понюхала, скривилась и сделала большой глоток. – Фу, противно как, – задохнулась она.

– Не пей! – назидательно вставила Инна.

– Говорят, абсент хорошо нервы лечит, – выдохнула Катерина, – а у меня внутри все дрожит от злости.

Зазвонил телефон. Катя схватила трубку и тут же нажала на рычаг.

– Поговорить не дадут, – рассердилась она и положила трубку на стол. – Я Надюнчика по всему городу ищу. Где я только не была!

В планы Пономаренко тоже входили поиски Надежды, поэтому она стерпела вольное обращение с телефоном.

– Она могла у подруги остаться? – осторожно подкинула идею Инна.

– У какой подруги? Нет у нее подруг. Все обыскала. На квартире дежурила, в деревню к родителям съездила, в гостиницах искала. Нету. Прячется, стерва. Знает, чье сало съела. А вдруг ее тоже замуровали? Верунчика можно, а ее нельзя? Я и Бенчика прихватила на всякий случай, авось надумаем и ее искать. Представляете, Верунчик в одной стене, а Надюнчик напротив замурованная. Мы Верунчика отковыряли, а Надька там сидит. Так ей и надо, стерве.

Катерина подлила себе абсенту. Речь ее становилась все быстрее и все бестолковее.

«Замуровывание» Инна отмела сразу. И направила мысли Катерины в нужное русло.

– Откуда ты, Катя, узнала насчет квартиры? – спросила Инна.