Текст книги "Час абсента"

Автор книги: Нина Вадченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

«Я на том свете», – решила Инна.

Странно, но она все помнила. Как на нее неслась машина, как ее держал незнакомый мужчина, даже визг тормозов стоял в ушах.

«Я на том свете. Мое раздавленное тело лежит в морге, а душа вот летает где-то. Поэтому такая легкость, поэтому не больно. Но почему душа ничего не видит? – Инна забеспокоилась. – Не видит, но слышит».

Она напряглась, чтобы разобрать чей-то тихий разговор.

– Жаль бедняжку, – сказал бархатный мужской голос.

«Это меня жалко, – поняла Инна. – Что же со мной сделала проклятая машина?»

– Да, не повезло женщине, – согласился второй голос, тоже мужской, но попроще, без бархата. Так, что-то средненькое, бесцветное, заурядное.

– Уж лучше бы насмерть, чем такое.

«Как «насмерть»? Разве я жива? Господи, о чем это они?»

– Да, тяжко ей теперь придется.

«Что же со мной произошло, – заметалась Инна, – у меня что, ни рук, ни ног? Одна голова? Я теперь только в пробирке жить могу? Как голова профессора Доуэля?»

– Если бы ноги да руки покалечила, еще бы ничего, правда?

– Правда. Она журналистка по документам, придется ей забыть свою профессию.

«Почему? – Инне казалось, что она закричала, но ее никто не услышал. Да и кричала ли она на самом деле? – Почему я должна забыть журналистику?»

– Ты посмотри, посмотри, Борисович, какая уродина!

– Чистый Гуинплен.

«Гуинплен? Уродец, придуманный Гюго? Господи, у меня что-то с лицом», – догадалась Инна.

– Как ты думаешь, Борисович, пластическая операция поможет?

– Трудно сказать, я бы не взялся. Лет семь на беспрерывные операции уйдет, и никаких гарантий. Да у нее и денег-то таких нет. Эх, жаль бабу, наверное, симпатичной была, а теперь…

– Тише, тише, она, кажется, пришла в себя.

– Почему я ничего не вижу? – У Инны наконец прорезался голос.

– Успокойтесь, Инна Владимировна, уже все позади, вы попали в аварию. – Бархатный голос стал ласковым до приторности.

– Что позади? Почему я ничего не вижу?

– У вас повреждено лицо, оно забинтовано.

– Я не чувствую боли, – истерично завизжала Пономаренко.

– Это действие обезболивающего.

– У меня нет глаз? Я ослепла?

– Нет, – услышала она голос врача, – со зрением у вас все в порядке.

– Так дайте мне возможность видеть! – потребовала Инна.

Врачи стали совещаться. Но говорили они тихо, очень тихо. До Пономаренко долетал только невнятный шум.

– Я требую! – потеряла терпение Инна.

– Хорошо, хорошо, успокойтесь, вам нельзя нервничать. Мы сейчас снимем повязку.

Пономаренко почувствовала прикосновения чужих рук. Это ее несказанно обрадовало. Врач возился минут пять.

– Ну вот и все, – сказал он.

– Но я ничего не вижу! – в страхе принялась кричать Инна.

– Откройте глаза, не бойтесь, – терпеливо посоветовал врач, – не волнуйтесь, подобное торможение бывает в таких случаях, как ваш. Это нервное.

Открыть глаза оказалось очень сложной задачей. Как она ни пыталась разлепить веки, ей это не удавалось.

– Для нее было бы лучше, если бы она их не открывала, – вдруг услышала она голос врача.

– Что?! – потеряв самообладание, зарычала она.

– Все хорошо, все хорошо, – спохватился врач, – сейчас я вам помогу.

Кажется, он слегка надавил на переносицу. Инна почувствовала легкий зуд и открыла глаза.

Она увидела усы, бороду, маленький вздернутый нос и смешливые глаза. Собрав все в одно целое, поняла, что перед ней чрезвычайно довольный собой павиан. Ему было наплевать на боль, страдания, переживания несчастной Инны. К тому же от него тошнотворно тянуло дешевым табаком.

– Я хочу видеть свое лицо, – заявила Инна.

– Это невозможно.

Усы и борода наконец отодвинулись.

– Я требую! – настаивала на своем Инна.

– Да покажи ей, Борисович, фото. Лучше все сразу понять.

– Я бы повременил, – покачал головой Борисович, – последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Она еще не оправилась от шока.

– Ну пожалуйста, – вдруг захныкала сломленная Инна, – я выдержу, поверьте, мне лучше сразу знать все, что случилось, я стойкая, ну пожалуйста…

– Хорошо, хорошо, только не нервничайте. Борисович достал из кармана халата фотографию и поднес к Инне. Пономаренко впилась глазами в безобразно-кровавое месиво, бывшее когда-то ее лицом, и ужаснулась.

– Это я? – упавшим голосом спросила она.

– Не повезло тебе, дамочка, ну ничего, привыкнешь.

– Гуинплен, – прошептала Инна, – уродина. Гуинплен нашел свое место на подмостках, а я? Что делать мне? Я, кроме журналистики, ничего не умею.

– Ты поплачь, милая, поплачь, легче станет.

Пономаренко стало себя жалко, так жалко, до ужаса.

– За что? – завыла она, и слезы потекли ручьем.

– Борисович, нельзя ей плакать. Слезы под бинты просочатся, будет еще хуже, – вдруг услышала она предостережение второго врача.

Инна испугалась и стала часто-часто дышать, чтобы сбить спазмы.

– Инна Владимировна, к вам посетители. – Борисович наклонился, и она снова увидела его усы, бороду и насмешливые, издевательские глаза.

– Никого я не хочу видеть, – прошептала Инна.

– Нельзя, нельзя замыкаться в своем горе. С друзьями легче будет.

«Какие друзья? У Гуинпленов нет друзей», – подумала раздавленная Пономаренко.

– Проходите, проходите, господа, – уже командовал Борисович, – что это у вас? Цветы? Цветы можно. Шампанское? Уберите. Какое шампанское в ее положении?

Инна увидела толпу коллег. На переднем плане красовался редактор с цветами. Рядом Гоша Отрепьев с каким-то горшком в руках. Инна присмотрелась и увидела, что из горшка торчал кактус. Подпирала всех массивная Василиса Илларионовна, корректор. В тени ее внушительного бюста спрятался дизайнер Димочка с тортом наперевес. Остальных она просто не рассмотрела. Она заплакала.

– С днем рождения, дорогая Инночка! – загремел нестройный хор коллектива газеты «Криминал-экспресс».

– Не травите душу, уйдите, – прошептала Инна. Она вспомнила, что завтра у нее действительно день рождения. Или уже сегодня? Ей стало грустно и тошно. Она первый раз подумала о самоубийстве. Лучше сразу поставить точку.

Она отвернулась от коллег и даже не заметила, что поворот дался ей слишком легко. Наступила гробовая тишина. Очевидно, никто не знал, как себя вести в подобной ситуации.

– Пономаренко, и долго ты будешь валяться? – Виктор Петрович, редактор, неожиданно засмеялся. Ужас. А за ним стали смеяться все остальные.

«Вот их истинное лицо!» – грустно подумала Инна.

– Хватит изображать из себя несчастную! Вставай. Пора промочить горло за твое здоровье.

Инна не шелохнулась.

– Правда, Инночка, ты залежалась, так привыкнешь бездельничать, это вредно. – Василиса Илларионовна подошла к кровати и, как пушинку, повернула Инну лицом к коллективу.

– Да снимите с нее эти бинты. – Это уже командовал Гоша.

Странное торможение напало на Пономаренко. Она готова была драться, отстаивая бинты на собственной физиономии.

– Как мы тебя классно разыграли, а?

– Что?! – Инна резко села. – Розыгрыш?! Это был розыгрыш?!

– Наш подарок на день рождения! – подтвердил Виктор Петрович и приветственно помахал букетом.

Инна оцепенела. Подскочил Борисович и стал быстро разматывать бинты.

– Да очнись ты, Пономаренко! Здорово, правда? – Гоша протянул кактус. – Это тебе на память. Жизнь прекрасна, Инночка!

Пономаренко отпихнула пропахшие табаком руки Борисовича и стала ощупывать свое лицо. Нос, губы, щеки, лоб – все на месте, даже уши оттопыривались так же, как и всегда. Розыгрыш! Ее затопила несказанная радость, и мгновенно она вскипела бешенством. Кто? Кто посмел с ней такое вытворить? У кого поднялась рука так издеваться над живым человеком?

Минуты три она вращала глазами как безумная. Все виновные стояли пред ней и счастливо улыбались.

«Коллективчик, мать вашу!» – выругалась Инна.

– Мы подарили тебе второе рождение! – Главный редактор взмахнул цветами. – Лови!

Цветы упали на кровать. Она перевела взгляд. Красные гвоздики упрямо топорщили лепестки и издевательски подмигивали.

– Не люблю гвоздики, – отрезала Инна. Она осторожно откинула простыню и увидела, что полностью одета.

– Пора за стол, Инночка, – сказал Виктор Петрович. – Прошу. – Он взмахнул рукой. Белая стена оказалась просто ширмой и начала собираться гармошкой. Банкетный зал был в полной готовности: с закусками, лимончиками, оливками и водочкой.

– Это больница? – глупо спросила Инна.

– Это ресторан, временно замаскированный по сценарию под больничку, – с готовностью объяснил Гоша. – Инна, бери кактус, а то я его могу помять нечаянно.

– Засунь его себе…

– Наконец-то наша Инночка пришла в себя, – сообщила всем Василиса Илларионовна.

Инну похлопывали по плечу, рассказывали наперебой, как они волновались, потом выпили по рюмашке водки, и постепенно все начало устаканиваться. Инна уже посмеивалась над своими переживаниями и даже смогла оценить изюминку замысла.

И тут она увидела автора. Вот кто сыграл с ней кошмарную шутку. Вот чей дьявольский ум гулял по ее нервам и рвал на части ее человеческое «я». Она увидела Марину.

Марина заметила повышенное внимание Пономаренко к себе, приветливо улыбнулась и помахала рукой.

«Все машут ручками. Замахали!» – подумала Инна и отвернулась.

– Нет, надо объясниться, что она возомнила? Что я брошусь к ней на шею со словами благодарности? – тут же решила очень последовательная Пономаренко.

– Инна, что ты шепчешь? – спросила любопытная Василиса Илларионовна.

Инна вздрогнула.

– Да ты дрожишь вся. – Василиса Илларионовна схватила холодную руку Пономаренко и зажала ее в своих горячих ладонях. – Советую тебе написать обо всем, что ты прочувствовала, Инночка, прекрасный репортаж получится. Поделись с народом своими переживаниями.

– Сначала глаза выцарапаю кое-кому.

Марина подошла сама.

– Вы хотите со мной поговорить? Предвижу, разговор будет сложным.

– А вы хотели признательности и дифирамбов…

– Нет, справедливости. Я абсолютно уверена, что вы испытали жгучую радость, настоящий восторг, неподдельное счастье, когда обнаружили свое лицо в целости и сохранности. Только в детстве мы чувствуем так остро и ярко. Признайтесь, ради такого кое-чем можно и пожертвовать.

– А… – только и смогла протянуть Инна.

– А без страдания нет счастья. Чуть позднее вы испытали не менее сильное чувство. Психологи называют его «удовольствие бешенства». Вы рассвирепели, впали в бешенство. Но именно в этот миг испытали величайшее удовольствие. Ведь было? Вы не единственная. У вас произошло обновление сознания, буквально за несколько минут наросли новые нервные окончания. Я подарила вам несколько минут наслаждения, я добавила в ваше представление о себе и мире новые краски. Право, за это стоит выпить и поблагодарить меня.

Инна задумалась. А ведь эта стервочка права.

– Могли бы хоть намекнуть, что меня ждет.

– Вы бы потеряли половину, если не все впечатления. Да и, честно говоря, я не могла, потому как и сама не знала. Я разговаривала с вами, не подозревая, что истинный клиент не ваш редактор, а вы. Только после вашего ухода мне сообщили, что вы – главная фигура. Меня спросили только о приемлемом для вас варианте розыгрыша. Каюсь, это я выбрала для вас «Гуинплен».

– Розыгрыш «Гуинплен»? Отлично придумано. – Инна первый раз за вечер отстраненно и трезво подумала о том кошмаре, который ей довелось пережить.

– Поверьте, Инна Владимировна, мы еще будем с вами друзьями. – Марина приложилась своим бокалом к стоящей на столе рюмке Пономаренко и в одиночестве выпила.

– Никогда, Марина Сергеевна.

Инна отошла от стола и посмотрела на пьющих и жующих коллег. Как все мелко и скучно. Она не находила здесь людей равных себе по мироощущению.

– Инна Владимировна, разрешите, я отвезу вас домой, – услышала она.

Перед ней стоял незнакомый молодой человек.

– Кто вы?

– Исполнитель роли одного из докторов, – скромно ответил мужчина.

– То-то мне ваш голос знаком. И часто вы так развлекаетесь?

Мужчина засмеялся.

– Запрещенный прием, Инна Владимировна, – сказал он.

– Как вас зовут?

– Петя я, Петр Иванович.

– Ну, тогда поехали, Петр Иванович. Я ужасно устала.

* * *

Сегодня у Сергея Анатольевича праздник. Исполнилась его заветная мечта. Он стал обладателем уникального охотничьего ружья «James Purdey & Sons». Целый год ушел на переговоры, примерки, выбор материалов, гравировки, и вот теперь Сергей Анатольевич в десятый раз перечитывал документ, в котором сообщалось, что он занесен в почетный реестр владельцев и коллекционеров оружия от «James Purdey & Sons». К самому ружью счастливый владелец пока прикоснуться не решался. Двухстволка, два спусковых крючка, восемь патронов в магазине, 20-й калибр, единственная в мире гравировка на прикладе. Он сам ее утверждал. Все удовольствие – шестьдесят тысяч баксов.

– Да, с таким ружьем в лес не пойдешь, – с необыкновенной теплотой в голосе произнес Сергей Анатольевич.

– Зверь должен быть золотым, чтоб из такого ружья по нему стрелять, – согласился очевидец и непосредственный участник этого незаурядного события Иван Семенович, друг и заместитель. – Я-то гадал, чего ты в Англию зачастил, а оказывается, вот в чем причина.

– Ты знаешь, какая это колготня, Иван? Примерка за примеркой. Пока приклад подгоняли, с меня мерки снимали раз пять. А потом начали механизмы притирать друг к другу. Добалансировка, пристрелка, опять добалансировка. Но зато смотри, какая красавица лежит.

– Такое оружие по наследству передают. Так что, Серега, поторопись с наследником. Непонятно, чем вы с Танькой по ночам занимаетесь.

– Куда нам торопиться? А ружье пока на стену повешу.

– Ты Чехова читал?

– Ну. – Серега неопределенно хмыкнул.

– Значит, не читал. Так знай, Сережа, если на стене висит ружье, оно обязательно должно выстрелить. Так что ты его лучше в сейф убери.

– Типун тебе на язык. Красотищу такую в сейф пылиться не засуну. Позвони народу, приглашаю сегодня всех на смотрины, обмоем покупку, заодно и постреляем.

Сергей Анатольевич погладил гравировку и собирался еще что-то сказать, но опередила секретарша:

– Сергей Анатольевич, к вам посетители.

– Я занят. Запиши их на завтра.

– Они настаивают, – секретарша понизила голос до шепота, – они очень настаивают и говорят, что сами выбирают, к кому и когда приходить.

– Кто такие?

– Из органов, – секретарша зашептала еще испуганнее, – из ФСБ.

Сергей Анатольевич выругался. С сожалением захлопнул красный бархатный чехол и сказал:

– Пусть заходят.

– Я буду поблизости, Серега, если что, зови.

– Понятия не имею, зачем я им понадобился. Налоги плачу, с мафией не знаюсь, работаю чисто.

– Может, все-таки наследили?

Сергей Анатольевич вздохнул:

– Может, и наследили, кто не без греха.

В кабинет зашли двое. В темных костюмах, при галстуках и белых рубашках.

«Близнецы-братья», – оценил их хозяин. Ему уже не нужно было проверять документы. С первого взгляда ясно, из какой конторы эти «двое из ларца».

– Чем обязан? – спросил Сергей Анатольевич после взаимных представлений и приветствий.

– Обязаны, ох как обязаны. – Посетитель с очень редкой фамилией Иванов улыбнулся. – После нашего разговора вы нам по гроб жизни будете обязаны.

Сергея передернуло, и фээсбэшники это заметили.

– Я не понимаю, к чему вы клоните, – сказал он.

– Буду краток, – начал Иванов. – При проведении одной из оперативных разработок вы попали в поле нашего зрения. Как в известном фильме, были «под колпаком». Неожиданно мы получили очень интересную информацию.

– Вы прослушивали меня?

– Не отвлекайтесь, Сергей Анатольевич, на мелочи, – строго отчитал его Иванов. – Мы получили достоверные сведения, что вас хотят убить.

Сергей судорожно сглотнул, взгляд его стал затравленным.

– Да не пугайтесь. Нам известны заказчик, время, место – короче, жить будете.

– Я отплачу, – брякнул Сергей.

«Близнецы» недобро улыбнулись. Сергей понял, что платить придется много, и не только деньгами.

– Не сушите себе голову, дорогой Сергей Анатольевич…

«Я уже дорогой», – машинально отметил Сергей.

– В этом простеньком дельце есть одно обстоятельство, которое мы хотели бы с вами обсудить. Проблема в том, что мы не уверены в фигуре исполнителя. То есть непосредственная шестерка нам известна. Но похоже, существует хорошо организованная банда киллеров. Вот на ее главарей мы бы и хотели выйти. Поэтому есть просьба. После того как мы огласим имя заказчика, вы не должны ничего предпринимать. Пока не станет ясен весь механизм…

– Это что, я должен изображать мишень и верить вам, что вы заслоните меня грудью? – Сергей ухмыльнулся. – Как бы не так.

– Тогда разговор закончен, – спокойно сказал Иванов.

Близнецы встали и бодрым шагом пошли к выходу.

– Эй, э, – Сергей испугался, – я пошутил. Я слушаю ваши предложения очень внимательно.

– Парень, ты заткнешься, засунешь амбиции в задницу и будешь дышать, когда мы тебе разрешим. Так?

Сергей кивнул.

– Хорошо. Заказчик, между прочим, твоя дорогая женушка, Татьяна Алексеевна, если не ошибаюсь. Чем ты ее так допек, не знаю, но настроена женщина серьезно.

– Таня? – Сергей побледнел. – Не верю. Когда?

– Что «когда»? Когда она пригласила киллера пустить тебе пулю в лоб? Сегодня.

Сергей начал открывать и закрывать рот, как рыба без воды.

– Ну-ну, ты же мужик, спокойнее, на, попей водички, а может, у тебя коньячок найдется?

Иванов по-хозяйски открыл несколько шкафов, действительно нашел бар и плеснул всем троим по дозе коньяку.

– Не верю, – отдышавшись, сказал Сергей. – Вы не могли ошибиться? Она меня сегодня провожала…

Иванов заржал.

– Надо же, не предупредила и даже виду не подала! Послушай запись переговоров. Тебе, мужик, еще повезло, что твой телефон на прослушке стоял, иначе бы тю-тю.

Сергей прослушал и почувствовал дикую разбитость.

– Убью! – прошептал он.

– А вот этого не надо. Без нашей команды никаких действий. А чтобы ты не передумал, мы за тобой присмотрим. Ты мужик горячий, тебе верить нельзя. Посидишь на работе, а вечерочком все вместе пойдем к тебе домой. Лады?

Сергей сидел с застывшим взглядом и вспоминал, как жена на него посмотрела сегодня утром – будто видела в последний раз. Как легко согласилась, что он не придет обедать. Как терпеливо слушала его брюзжание: мол, ничего, недолго осталось. Прокрутив в мозгу видеоролик, он поверил и сломался. Стал пить рюмку за рюмкой и уже смотрел на незваных гостей как на лучших друзей, которым можно поплакаться в жилетку.

* * *

Марина долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, мучилась и никак не могла отключить мозг от дневных впечатлений. Все время лезла на ум Пономаренко и терзала, терзала своей злостью, раздражением и нежеланием понять смысл ее работы.

– Может, я действительно приношу людям больше вреда, чем пользы? – задавала себе вопрос Марина, пялясь в потолок.

Неизвестно, сколько бы продолжалась пытка бессонницей, но среди ночи зазвонил телефон. Марина даже обрадовалась. И совершенно не испугалась. Она пошире открыла воспаленные глаза, схватила трубку и бодрым голосом сказала:

– Алло!

– Хорошо, что я вас не разбудил, Марина Сергеевна, – услышала она уставший хрип Семена, одного из рабочих своей группы, – у нас ЧП.

– Ты какое кино сейчас крутишь? – спросила Марина.

– «Киллер».

– Ну что у вас стряслось? Он не повелся на легенду и выставил вас за дверь? Или посадил в подвал за клевету? Говори, не молчи.

– Хуже, Марина Сергеевна, гораздо хуже.

– Не телись, Сема.

– Он от нас ушел.

– Что? – Вот тут Марина испугалась.

– Мы отработали первую часть сценария, он с горя напился, и мы расслабились. А потом он взял и смылся. Марина Сергеевна, он поехал к жене сводить счеты.

– Да вы что там, белены объелись? Вы что, первый раз этот сценарий обыгрываете? Идиоты! Немедленно перехватите его, срочно звоните жене, пусть спрячется, пока мы не возьмем ситуацию под контроль.

– Поздно, Марина Сергеевна. Он ее застрелил. Из какого-то суперружья.

Марина онемела. Такого прокола никто не переживет. Она пойдет под суд, фирма – с молотка, а в тюрьме ее найдет и удавит Алехандро.

– Ты проверил информацию? – только и смогла спросить Марина.

– Можете сами проверить. Там сейчас опера работают. Он ее застрелил, а сам из окна выбросился.

– О господи!

– Что мне делать, Марина Сергеевна? Я тут стою, под окнами.

– Ничего, идиот, ничего уже сделать нельзя! – Марина швырнула трубку.

Побегав по комнате, она сообразила, что надо срочно разыскать Алехандро. Тот обязательно что-нибудь придумает. Когда его клюет жареный петух, он демонстрирует чудеса изобретательности и изворотливости. Алехандро, вот кто обязательно найдет выход.

Телефон Алехандро молчал.

– Кобель проклятый! – выругалась Марина. Она знала, где его искать, но именно оттуда выуживать его до смерти не хотелось. Минут пять она боролась с собой. Страх и собственная беспомощность пересилили все остальное. Она позвонила.

– Извините, Инна Владимировна, Алехандро у вас? – спросила она без обиняков.

– Кто это? – прохрипела сонная Пономаренко.

– Я, Марина Сергеевна, еще не забыли меня?

– Кто такой Алехандро? – вздохнула журналистка. – И почему он должен быть у меня ночью? Вы вообще на часы смотрели?

– Извините, что разбудила. – Марину так и подмывало добавить что-либо фривольное и даже оскорбительное по поводу того, с какой легкостью Пономаренко легла под шефа, но она не успела: Пономаренко отключилась.

Марина еще побегала по комнате, собираясь с мыслями, еще раз позвонила домой Алехандро, потом несколько раз набрала мобильный. Тишина. А молчание было нестерпимо.

«Врет! – подумала Марина и сама в это поверила. – И Алехандро, сволочь, не отзывается. Думает, что я от ревности с ума схожу. Я ему сейчас устрою сладкую жизнь».

– Алло, – с надрывом заорала она в трубку, чтобы даже мертвый проснулся, – Инна Владимировна, мне необходимо поговорить с Алехандро, у нас крупные неприятности…

– Ну и настырная же вы, Марина Сергеевна. – Инна даже застонала. – Судя по всему, спать вы мне не дадите. Странно получается: неприятности у вас, а расплачиваюсь я. Это что, продолжение розыгрыша? Не все соки еще из меня выпили?

– Дайте трубку Алехандро, – упрямо повторила Марина.

– Да нету у меня никакого Алехандро, я его в глаза не видела. Вы что, думаете, я из мести соблазняю ваших знакомых?

– Вы ушли с ним с вечеринки, – открыла карты Марина.

– Я? Меня провожал какой-то Петя, довез до дому, и мы распрощались. Я, между прочим, подумала, что это в вашей фирме сервис такой – сначала укусили человека, потом зализали рану обходительностью.

– Петя? Не смешите меня. У нашего шефа есть такое развлечение, фишка такая: падать на хвост взбудораженному розыгрышем человеку. Женщины от избытка чувств после пережитого сами его в постель затаскивают, чтобы сбить напряжение. Мужики клянутся в вечной дружбе до гроба. А он, гаденыш, пользуется слабостью человеческой, прикалывается, сволочь.

– Ну не знаю, представился Петей, я у него паспорт не проверяла. Да мне, собственно говоря, наплевать, кто он: Петя, Алехандро, Хулио или Роландо! Ищите его в других местах и сейчас, и впредь.

– Извините, Инна Владимировна, сорвалась, извините, просто положение безвыходное, я голову потеряла…

– Что случилось, нужна моя помощь?

– Извините. – Марина совсем скисла. – Я не могу все рассказать, может, завтра, но не сейчас.

Пономаренко журналистским нюхом почуяла сенсацию. Она стала внимательной, ласковой и настойчивой.

– Успокойтесь, Марина Сергеевна. Если что-либо криминальное, лучшего советчика, чем я, вам не найти. Я многие годы занимаюсь сложными ситуациями, которые возникают у самых добропорядочных и законопослушных людей.

– Хорошо, хорошо, я обязательно воспользуюсь вашим предложением, спасибо, Инна Владимировна, но сначала я бы хотела разыскать шефа.

– Если вам это поможет, он собирался ехать домой. Хотя, как я понимаю, верить вашему Алехандро не стоит.

– Вы правы, продажное существо, но именно он мне сейчас нужен.

Марина вздохнула. Пометавшись еще из угла в угол, она решила ехать к шефу домой. Это был шаг отчаяния. Алехандро беспощадно мстил за появление у него дома без приглашения. Однажды, только однажды она осмелилась появиться незваной и была безжалостно, с грубыми оскорблениями выставлена за дверь. А поскольку в те времена даже косо брошенный взгляд мог пробить в ее ауре смертельную брешь, то она еще долго выкарабкивалась из этого дерьма.

Швейцар на входе долго и пристально вглядывался в полуночницу, а потом нехотя возился с запорами. Наконец дверь открыл, впустил, но в спину съязвил:

– Как рано у вас начинается рабочий день, Марина Сергеевна, совсем он вас уважать перестал.

– Старый хрыч, – прошептала Марина, – всюду ему надо сунуть свой нос.

– Дома он, дома, один, – продолжал швейцар, – видно, заскучал.

Марина впорхнула в лифт и нажала нужную кнопку.

«Сейчас я его развеселю», – подумала она.

Но сколько она ни звонила, ей никто не открыл. Молотить ногами в металлическую дверь она не решилась, устраивать шум на весь подъезд не входило в ее планы. Люди не виноваты, что скотина Алекс не желает ее впускать. Марина даже всплакнула перед запертой крепостью. Капнув пару слезинок на позолоченную ручку двери, она взяла себя в руки. Процедила: «Не дождетесь!» – и пошла восвояси.

Домой не тянуло – казалось, что, как только она зайдет в свой подъезд, ее тут же повяжут менты. Или же разъяренные родственники Сергея и Татьяны.

Повернула на работу.

Черт ее попутал предложить Татьяне разыграть мужа при помощи «Киллера»! И та сразу уцепилась за сценарий и сказала, что только страх может привести в норму ее благоверного. Видно, достал он ее.

– Мне бы, дуре, подумать хорошенько и отговорить ее или предложить что-то менее радикальное, правда?

Совета она спрашивала у Псюши, любимого кактуса. Кактус поразил ее, когда расцвел зимой, в дикие морозы. Она тогда долго добиралась на работу. Ее машина стояла в пробке, скользила по льду, чуть не въехала в грузовик. Сама она превратилась в сосульку, поскольку стекло на левой дверце по дороге заклинило и в здоровую щель врывалась январская метель. Алехандро, как всегда, наорал за опоздание, и в кабинет она пришла злой, замерзшей и несчастной. Но когда увидела свой кактус в цветах, оттаяла. Это было очень трогательно и очень вовремя. С тех пор кактус приобрел имечко: Псюша. Почему Псюша? От «психе» – душа.

– Псюша лучше всякого доктора душу лечит, – объяснила она коллегам.

На цветение Псюши сбегалась поглазеть вся контора, как японцы на цветение сакуры.

– Почему меня не кольнуло, Псюша? – стенала Марина. – Я только удивилась, чего она так вцепилась именно в этот сценарий. Я даже пошла на уступки и внесла существенные поправки. А как же, заказчик у нас всегда прав. Захотела дамочка сама выступить в роли киллера? Пожалуйста, выкладывай денежки и «владей». Псюша, знать бы заранее, что из этого такой бардак выйдет, я бы стояла насмерть. Веришь?

Псюша невозмутимо молчал. А что мог сказать маленький кактус? Разве что исколоть первого, кто зайдет в хозяйский кабинет.

Первой, ни свет ни заря, примчалась Верунчик.

– Ночка, – заорала она с порога, – ты мерзко выглядишь, значит, уже знаешь?

– Вот трепачи! – вздохнула Марина. – Всем разболтали.

– Ну влипли, ну влипли, – тараторила Гренадерша, – кстати, откуда ты все знаешь?

– Мне ли не знать! – Марина поблуждала взглядом по кабинету и предложила: – Давай тяпнем, может, легче станет.

– Ты что, спятила? С минуты на минуту менты нагрянут. – Верунчик отобрала бутылку и зло запихнула обратно в шкаф. Злость шла от желания самой выпить рюмашку.

– Что сказал Алехандро? – спросила Марина.

– Это в смысле «что сказал покойник»? Ну и черный юмор у тебя, Риночка.

– Ты на что намекаешь? – вдруг встревожилась Марина.

– Я намекаю, что наш бесценный шеф прохлаждается в морге.

Марина охнула и рухнула со стула под стол.

– Ринулечка, что с тобой? – завизжала Вера, трясущимися руками схватила коньяк и тоже полезла под стол. – Хочешь, на, хлебни, легче станет.

Марина никак не реагировала. Гренадерша сама сделала порядочный глоток для поддержания духа и стала ее тормошить.

– Верка, не тряси, душу вытрясешь, – слабо стала отбиваться Марина, придя в себя.

– Напугала ты меня. – Верка опять хлебнула из бутылки. – Ну что, полежим тут еще немного или на свет белый вылезем?

– Вер, ты серьезно насчет Алехандро?

– А ты что, не знала? А отчего тогда такая помятая и так рано на работе?

– У меня клиент застрелился.

– Ого!

– Что с Алехандро случилось?

– Утонул, представляешь. В ванной нашли. Как мы и мечтали. Тьфу! Не дай бог кто услышит.

– Эй, вы где? – вдруг раздался голос сверху. – Это я, Надя. Где вы прячетесь, девки?

– Лезь к нам, – скомандовала Верунчик, – у нас тут военный совет в Филях.

– Тоже мне, нашли место под солнцем. Все равно отыщут. Как защищаться будем, бабы? Мне сегодня пленочку нашу прислали.

– Какую «нашу»?

– Где мы в бассейне Алехандрика топим, упокой Господи его душу. Я там классно смотрюсь, верхом на болване.

– То есть мы главные подозреваемые, – подытожила Верунчик. – И какая же падла нас сдала?

– Между прочим, Ринушка, тебя будут допрашивать первой. Что ты делала ночью в квартире шефа? – Надежда отобрала бутылку у Гренадерши и отхлебнула из нее пару глотков.

– Надо было.

– Надо думать, как защищаться будем.

– Все, я уже на нарах. Мне не отвертеться. – Марина перехватила коньяк. – Эх, жизнь-жестянка. Напьюсь.

– Верунчик, Надюнчик, вы где? Вас менты на допрос зовут. – Люба заглянула под стол. – Хорошо устроились, выходите.

Марина осталась одна. В душе было пусто и тоскливо. Ни страха, ни сожаления. Что с ней будет дальше? Что будет, то и будет. Она, как сомнамбула, подошла к Псюше, посмотрела на колючую шапку кактуса, вытянула руку и медленно опустила ее ему на макушку. Потом подняла руку, посмотрела на утыканную колючками ладонь и удивилась, что не чувствует боли. Она продолжила эксперимент. Ладонь сочилась кровью, а Марине казалось, что это чужая рука и чужая кровь.

Именно за таким психоделическим занятием застала ее Пономаренко. Она постучала, ей никто не ответил, и Инна рискнула зайти без приглашения. Увидев, в каком состоянии хозяйка, она крикнула:

– Прекратите сейчас же!

Марина вздрогнула, пришла в себя и завыла от боли. Как щенок, поранивший лапу, она поднесла кровоточащую руку к Инне.

– Больно, – доложила она.

– Еще бы, я сейчас вызову врача. – Инна схватилась за телефон.

– Не надо. Мне все равно. Жизнь закончилась, и чем скорее я умру, тем лучше.

– Может, перед смертью расскажете, что случилось?

– Напишете очередной материал? – Марина стала выдергивать колючки. Бесполезное занятие. Казалось, что на месте каждой выдернутой колючки быстренько вырастают десять новых.

– Постараюсь разобраться, – сухо ответила Инна и подключилась к бесполезному занятию.

– Это наказание за то, что я маму не слушала.

Инна молча обрабатывала руку.

– Всю жизнь родители меня толкали в технари. Как же, все предки инженеры. Династия. А меня всегда тянуло к языкам, хотела быть переводчиком. Короче, меня в физики, а я в лирики. Так и протрубила всю жизнь в инженерах, а потом взбунтовалась и начала искать работу гуманитария. И нашла. Вот, сценарии пишу. Счастливая ходила до сегодняшнего дня. Родители узнают, обязательно нотацию прочитают: «Говорили тебе, не лезь в писатели. Не послушалась. Теперь передачки тебе носить придется». Стыдно.