Текст книги "Час абсента"

Автор книги: Нина Вадченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Вы не знаете, почему Амалия Никифоровна изменила место встречи?

– Нет, – коротко ответил водитель.

– А кто еще будет?

– Не знаю.

– А что вы вообще знаете? – почему-то оскорбилась Инна.

– Свои обязанности: доставить вас в определенное место к назначенному часу.

Инне стало неловко. Чего она пристала как банный лист к водителю? Ответ был. Ей смертельно надоели обязательные ежегодные встречи. Разговоры ни о чем, но с глубоким подтекстом – была бы Ликочка жива…

Однажды Амалия разыскала ее вообще чуть ли не на Крайнем Севере, спецрейсом доставила на посиделки и в тот же вечер, опять спецрейсом, отправила обратно на Север. Амалия могла себе позволить подобное чудачество. Борис Иванович всегда занимал ответственные посты и теперь не бедствовал, вовремя сориентировался.

Увильнуть от почетной обязанности Инна не имела никакой возможности. «Неужели из-за фразы в предсмертной записке Лики?» – терялась в догадках Инна. Лика просила мать никогда не оставлять Инну. Что бы это значило, уже не спросишь. Но странная нить, на которой Амалия держала Пономаренко, с каждым годом все больше становилась похожа на строгий ошейник с болезненными шипами.

«Последний раз, – решила Инна, – я иду на встречу в последний раз. На следующий год спрячусь так, что она меня не найдет. Хоть на Луну, только бы не достала».

Но это в будущем, а в настоящем ровно в шесть часов вежливый водитель привез ее к ресторану и провел к заказанному столику.

Сюрприз. За столом в смокинге и при бабочке восседал Серпантинов собственной персоной. Инна смотрела на него как на привидение. Вот уж кого не ожидала увидеть! Хотя если поразмыслить, то ничего удивительного. Серпантинов продал Амалии дачу, именно Борис Иванович, отец Лики, просил Пономаренко побеспокоиться, куда запропастился Алешенька, прекрасный молодой человек. Борис Иванович так и выразился – прекрасный молодой человек.

Она и побеспокоилась. И даже стремглав побежала на кладбище и откопала молодого человека из могилы.

Серпантинов явно нервничал. Смокинг был на него слегка великоват, а бабочка слегка «придушивала». Алексей подкашливал, отчего на шее вздувалась жилка. Прежде чем заговорить, Инна суеверно обернулась – нет ли поблизости всезнающей мамочки, Анастасии Назаровны. Чур! Чур!

– Вы прекрасно выглядите, Инна Владимировна, – решился на комплимент Серпантинов, кашлянул, запустил пальцы под бабочку и попытался ее ослабить.

– Что именно вам нравится в моем гардеробе?

Серпантинов занервничал. Он никак не мог отважиться на уточнение. Хотелось угадать. А вдруг ошибется? Ляпнет какую-нибудь ерунду, вроде «черный цвет платья вам к лицу», или промямлит: «Шарфик, такой легкий и невесомый…» – и все пропало. Вдруг Инна терпеть не может черный цвет или ее изначально раздражают легкие и невесомые шарфики?

Инна насмешливо смотрела на него в упор. Знал бы Алексей, что она сама от него защищалась. Будь он ей безразличен, она бы просто посоветовала снять эту чертову удавку и спрятать в карман до лучших времен. А так – смотрела, как мучается, и наскоро выстраивала собственную оборону.

– Все, все нравится, – вздохнул Серпантинов. – Вина? – спрятался он за невинное предложение. И угадал. При упоминании о вине Инна напрочь забыла все колкости, которые придумала в ответ.

– Нет, нет, – в легкой панике закричала она, – мне на сегодня хватит!

– Вино очень хорошее! – Серпантинов уже держал в руках бутылку и уже наклонял горлышко к бокалу.

– Даже если бы вы предложили мне «Кьянти классико», я бы отказалась.

– О! Вы тоже разбираетесь в хороших напитках? – Алексей не желал сдаваться. – Это лучше, чем кьянти. Это красное вино из Риохи, урожая 1995 года. Виноделы считают его лучшим за последние сто лет. Верьте мне, Инна, я кое-что понимаю в винах и испанской кухне.

– Верю, но лучше в другой раз.

– Жаль, – искренне огорчился Алексей. – От красного вина из Риохи еще никто из моих знакомых не отказывался. Как же без вина есть паэлью?

– Паэлью? – Инна оживилась. Пить ей не хотелось, абсент отбил охоту напрочь, а вот пожевать что-нибудь вкусненькое, тем более такое экзотическое, как испанская паэлья, она всегда за.

– Мы же в «Испанском дворике», – гордо произнес Алексей и неуловимым движением запустил процесс. – Как я рад, что вы согласились. Сейчас я перенесу вас в Валенсию. Это родина настоящей паэльи. Вот только сниму бабочку, вы разрешите?

– Давно пора, – смягчилась Инна, – без бабочки вы лучше говорите.

– Тогда я спрячу ее в карман. Как она мне надоела! Надел ее только ради вас.

А вокруг уже началось действо. Появился официант, очень радостный и оживленный. Приговаривая незнакомое «Гуапа! Гуапа!»[2]2
  Guapa (исп.) – здесь: красотка.


[Закрыть] и подмигивая Инне, он водрузил на середину стола красивую керамическую подставку.

– Он из Испании? – изумилась Инна.

– Коммерческая тайна, – уклонился от прямого ответа Алексей. – «Гуапа» значит «отлично». Приготовьтесь, сейчас принесут паэлью. Вы знаете, что такое…

– Понятия не имею, – сглотнув голодную слюну, ответила Инна.

– Классическая паэлья – это куриное мясо, креветки, моллюски, кальмары, фасоль, бобы, помидоры, перец чили, перец сладкий, чеснок, шафран, много шафрана, и рассыпчатый рис.

– Боже мой, когда же ее принесут?

Алексей улыбнулся:

– Вот уж не думал, что путь к сердцу женщины тоже лежит через желудок.

Наконец появился официант. Впрочем, на официанта Пономаренко не обратила никакого внимания. Для нее появилась пышущая жаром огромная сковорода. Она отметила все до мельчайших подробностей. И салфетки с веселенькими «ушками», которые прикрывали две ручки, и кокетливые дольки лимона с надрезанной кожурой, которые гордо опирались на стенки сковороды, и желто-оранжевый колорит шафрана. А внутри… внутри неправдоподобно огромные креветки, между ними с распахнутыми раковинами неизвестные моллюски, кальмары, нарезанные кольцами и маленькие, хрустящие…

– А это что? – спросила Инна, увлекшись, как ребенок, разглядыванием паэльи.

– Это каламаритос.

Инна ничего не поняла и совсем не расстроилась. Потому как увидела кусочки цыпленка, кролика и много всякой всячины. А запах! Запах!!!

– Я хочу попробовать паэлью. Не томите.

Алексей ловко разложил по тарелкам мясо, рыбу, присыпал рисом и сбрызнул соком лимона.

– Приятного аппетита, – только и успел сказать он.

Инна и не заметила, как потребовалось запить жар паэльи красным риохским вином. Хитрый Алексей и не думал заострять внимание на таких мелочах.

Огромная паэлья закончилась ровно тогда, когда Инна поняла, что больше не сможет проглотить ни кусочка.

– Кто вы, Алексей Вадимович? – с величайшим уважением и прекрасным ощущением сытости спросила Инна.

– Я простой ресторатор и горжусь своим «Испанским двориком».

– Вы волшебник, – убежденно поправила его скромную речь Инна. – То, что я испытала, нельзя назвать прозаическим приемом пищи, язык не поворачивается. Это праздник. О господи, – тут же спохватилась Пономаренко. Она вспомнила, по какому поводу тут находится. Какой там праздник! И естественно возник следующий вопрос: – А где, собственно говоря, Амалия Никифоровна с Борисом Ивановичем? Они же никогда не опаздывают.

– Спасибо Амалии Никифоровне, чудная женщина, – сказал Алексей. – Это она устроила нашу встречу.

– И где же она сама?

– Здесь. Я уговорил их посетить мой «Дворик». Они согласились. Мы в Валенсии, а они в Севилье.

– Почему не наоборот? – спросила Инна наобум. Собственно говоря, ей было все равно, лишь бы подальше от Амалии. Но для Алексея, судя по всему, заявление оказалось знаковым.

Он задумался. Видя такую реакцию на невинное замечание, она тоже задумалась – чего такого крамольного она спросила?

– Я что-то не так сказала? – не выдержала она долгих раздумий Алексея.

– В Испании есть поговорка: «Мало кто может не согрешить в Севилье!»

– О, не волнуйтесь, такими глубокими познаниями о Севилье я не грешу. Давайте лучше поговорим о вашем приключении.

– В такой вечер не хочется снова вспоминать тот ужас. – Алексей поежился, вытащил из кармана смятую бабочку и зачем-то стал водружать ее на место.

Очевидно, о трудном и неприятном он мог говорить только с удавкой на шее.

– Рано или поздно с этим придется разбираться, – вздохнула Инна. – Мне многое непонятно. Желательно выслушать все с самого начала.

– Это надолго. – Серпантинов кашлянул, выпил глоток вина и, наверное, впервые не почувствовал вкуса любимого риохского.

– Вы говорите, вспоминайте, но отстраненно, например через призму вкусной паэльи. Такое смещение очень помогает.

– Началось все со странного письма. Там было написано следующее: «Можно с уверенностью сказать, что никакая иная судьба не уготовила человеку столь безысходные телесные и душевные муки, как погребение заживо. Невыносимое стеснение в груди, удушливые испарения сырой земли, холодные объятия савана, давящая теснота последнего жилища, мрак беспросветной ночи, безмолвие, словно в пучине моря, незримое, но осязаемое присутствие Червя-Победителя, – все это и вдобавок мысли о воздухе и зеленой траве над головой, воспоминания о любимых друзьях, которые поспешили бы на помощь, если б только узнали о твоей беде, и уверенность, что этого им никогда не узнать, что ты обречен навеки покоиться среди мертвецов, – все это, говорю я вам, исполняет еще трепещущее сердце леденящим и нестерпимым ужасом, перед которым отступает самое смелое воображение»[3]3
  Перевод В. Хинкиса.


[Закрыть].

– Откуда это? – Пономаренко с интересом слушала, как Серпантинов шпарил наизусть отрывок из какого-то литературного произведения.

– Из письма, которое я получил недели две назад.

– Что еще там было?

– Ничего. Советовали выучить его наизусть. – Серпантинов снова приложился к вину и нервно сорвал бабочку.

– Алексей, почему я из вас клещами вытаскиваю информацию? Говорите, что дальше было.

– Вам бы такое испытать, посмотрел бы я на вас! Я не хочу больше это вспоминать, понимаете? Страх, что ты останешься там навсегда и скоро умрешь… Бездна!

– Выпейте вина и успокойтесь. Я не прошу вспоминать те минуты, меня интересует прелюдия. Вам кто-нибудь угрожал или что-то требовал?

– Попробовали бы! Я бы нашел способ разнести их в клочья. Слава богу, есть друзья.

– М-да! А если пригрозят, что зароют еще раз и надолго, то есть навечно?

Серпантинов поперхнулся и промолчал.

– Они нашли ключ от вашего упрямства. Лихо работают ребята. Поняли, что угрожать вам бесполезно, и решили для начала обработать вас по полной программе. Разыграть, а заодно и напугать, чтобы посговорчивее стали. Так что вас еще о чем-то попросят, непременно.

Серпантинов побледнел.

– В следующий раз они меня так запросто не возьмут.

– Ну-ка, процитируйте еще раз письмо.

– Ни за что! – Серпантинов отрицательно замотал головой. – Вы надо мной издеваетесь?

– Нет. Кажется, я знаю, откуда взят отрывок. Там были слова «погребение заживо»?

– Были.

– Это рассказ Эдгара По. Он так и называется, «Заживо погребенные». Хотите, перечитайте на досуге.

– Нет уж, увольте. Я это на собственной шкуре испытал.

– А как вы оказались в фирме Алекса?

– Ну, мне было не по себе от письма. Я стал наводить справки, кто занимается погребениями заживо. Мелькала мыслишка, что это просто розыгрыш. Чья-то злая шутка. Узнал, что подобный аттракцион давно практикует эта контора, и пошел туда на разведку. Может, кто-то меня заказал? Познакомились, выпили, нормальный мужик оказался. Клиентов хоронят на полном серьезе, с помпой, в стеклянном гробу, с процессией. Все как полагается: с венками, музычкой, прощальными речами. И даже специальных плакальщиц приглашают, чтобы рыдали и пощипывали нервишки «усопшему». Он так зажигательно рассказывал, что и мне захотелось попробовать. Говорят, впечатления потрясающие, адреналина хватает на год. Он так уговаривал, что я почти согласился. Кстати выяснил, что такими письмами они не балуются.

– То есть это не Алекс.

– Нет, определенно не его контора.

– Мне Алекс вскользь сообщил, что вас перехватили конкуренты. Придется выяснить, кто еще занимается подобными шуточками. Хотя я уверена, что ваш случай солиднее. И как дальше развивались события?

– Никак. Я выбросил письмо в корзину и постарался больше не вспоминать о нем.

– Однако содержимое выучили?

– Выучишь тут. Меня забросили в машину, привезли куда-то, и я еще три или четыре дня зубрил этот текст как «Отче наш». Потом в гроб уложили и заколотили. Ужас! Я все слышал. Каждый гвоздик в сердце забивали, сволочи! Я когда там лежал, понял одну истину – все суета!

– Да, сначала ты заглядываешь в бездну, а потом бездна заглядывает в тебя.

– Как-как? – быстро отозвался Алексей. – Сначала ты заглядываешь в бездну, а потом бездна заглядывает в тебя? Верно. Полностью с вами согласен.

– Это сказал Ницше.

– Я вернулся другим. Не хочется спорить, доказывать, не хочется экстрима, понимаете? Хочется покоя, хочется жить. Я, как вас увидел, понял, что…

– А как ваша жена узнала о месте захоронения? – поспешно перебила его Инна.

– Просто: меня заставили написать ей записку. И никакой надежды, что она меня найдет, у меня не было.

– Однако вы живы.

– Я знаю цену собственной женушке. Это вы меня спасли. Вот только не пойму, каким образом вы узнали о моем существовании.

– Ко мне обратились Амалия и Борис Иванович с просьбой разыскать вас. Они волновались. Согласитесь, повод был: продали дачу, получили большие деньги и пропали.

– А жена, конечно, сидела и не рыпалась!

– Сами виноваты, довели женщину до такого аморфного состояния, а потом возмущаетесь.

– Что-то разговор у нас пошел не в то русло. – Серпантинов вновь попытался нацепить бабочку.

– Да оставьте вы ее в покое, – раздраженно бросила Инна. Она и сама понимала, что после изумительной паэльи и чудесного вина можно быть и поснисходительней. Но ее куда-то несло, и остановиться она уже не могла.

Вспомнила, как мямлила его жена, как боялась шагу ступить, как испуганно твердила, что он ее обязательно бросит, если только она обратится в милицию, а этот… корчит из себя несчастного.

«Все мужики такие, – скатилась она до банального обвинения, – ведут себя по-хамски с женами, а потом удивляются: «Отчего это она у меня такая безынициативная?» И чем он только мне понравился? Смазливая физиономия, да и только».

– Понятно. Вы разговаривали с моей женой, и она сыграла роль невинной овечки. Поверьте, Людмила – волк в овечьей шкуре, ее только моя мамуля может поставить на место.

– Кстати, об Анастасии Назаровне… Кто ее может урезонить?

– Я рад, что вы познакомились, – дипломатично ответил Алексей. – Она просила меня передать вам подарок.

«Не иначе, живых тарантулов», – испугалась Инна.

Серпантинов куда-то удалился, а Инна с удовольствием занялась изучением бутылки из-под вина. «Маркиз де Виттория Гран Резерва», – прочитала она и повторила несколько раз, чтобы запомнить, уж очень приятное послевкусие оставляло красное риохское, жаль только, что быстро закончилось.

Алексей вернулся и торжественно положил перед Пономаренко длинный футляр.

– Это вам от моей мамы, – скромно сказал он. – Откройте. И постарайтесь сохранить лицо, – добавил загадочно.

Инна хмыкнула, но футляр в руки взяла.

– Что это? – спросила она, хотя спрашивать не имело смысла. Все было слишком узнаваемо.

– Сигара. Лучшая сигара от «Davidoff».

– Я не курю вообще и терпеть не могу табачного дыма! – отрезала Инна. Выражение лица у нее действительно изменилось, Серпантинов как в воду глядел.

– Не курили, потому что никогда не пробовали настоящей сигары.

– И не подумаю! – Решительность, с которой Инна отбивалась от сигары, выдала ее с головой. Любопытство – штука непредсказуемая и в малых дозах неуправляемая.

– Первую сигару нельзя курить в одиночестве. Обаяние сигарной культуры передается из рук в руки. Это ритуальное действо.

– Да не хочу я приобретать еще одну плохую привычку.

– Какая прелесть, – услышала Инна голос Амалии Никифоровны, – сигара. Мы как раз мимо проходили, смотрим, а вы за столиком. Решили подойти, попрощаться. Инночка, деточка, не думала, что ты приобрела такие изысканные манеры. Учись, Боренька, жизни. Отменный ужин и в заключение – чудесная сигара. Что может быть прекрасней? Инночка, деточка, уступи. Борис Иванович, как всегда, забыл о сигарах. А я дурно себя чувствую, если не выкурю хорошую сигару.

– Мамочка, успокойся, – Борис Иванович вяло оправдывался, – приедем домой, сядешь в кресло, тогда уж и сигару выкуришь.

– Зачем же откладывать? Для сигары нужна хорошая компания и задушевный разговор. Это какая у тебя сигара? «Davidoff»? Прекрасный выбор. Удивительно гармоничный вкус и аромат.

Амалия расхваливала сигару, а у Инны начинался приступ «собакосенства». Она и сама не хотела «пачкаться», но и отдавать за здорово живешь подарок не собиралась. Ситуацию разрядил хозяин. Серпантинов, как волшебник, из ниоткуда извлек еще одну сигару. Стало ясно – от Амалии избавиться не удастся.

– Амалия, может, домой пойдем? – без особой надежды предложил Борис Иванович.

– Иди, Боренька, иди. Думаю, Инночке нужна моя поддержка. Сигару нельзя курить как паршивую сигарету. Ее нужно погладить, почувствовать бархатистость, оценить цвет. Понюхай, Инна, чувствуешь аромат? Теперь можно ее обрезать…

Амалия с осуждением уставилась на Серпантинова. Тот страдал. Ему явно хотелось послать к черту незваную Амалию и самому играть роль учителя.

– Алексей, где каттер? Где кедровые щепки? Не прикуривать же сигару зажигалкой.

Серпантинов, как ошпаренный, вскочил из-за стола и исчез в неизвестном направлении.

– Запомни, Инна, сигару нельзя курить в затяжку.

– Да не собираюсь я курить! – Инна тоже разозлилась. Ее раздражала бесцеремонность Амалии.

– И нельзя стряхивать пепел с сигары, – как ни в чем не бывало ликбезничала Амалия. – Он сам должен упасть. Позволь рассказать тебе хитрость, к которой прибегал Уинстон Черчилль.

– В другой раз, Амалия Никифоровна.

– Через год? Мы же видимся только один раз в году. За это время историю успеет рассказать тебе кто-то другой. Она очень распространена среди любителей сигар. А я хочу быть первой. Хитрая бестия, он вставлял в сигару разогнутую скрепку. Через полчаса беседы его визави уже не могли ни о чем думать, кроме как упадет, наконец, этот чудовищной длины пепельный столбик или нет?!

– Мамочка, пойдем домой. – Борис Иванович, как ни странно, первый почувствовал неуместность словоохотливости жены.

– Боря, у тебя сплошная истерика! Ты не понимаешь, сигара в руках – это готовый сюжет для беседы. Кстати, Инночка, ты разобралась, что случилось с Алексеем? Прегадко закапывать человека в землю и забывать о нем! Прегадко! Кто на это способен, Инночка? Надо узнать. Похлопочи, Инна, похлопочи. Где же Алексей?

– Я здесь, Амалия Никифоровна, к сожалению, каттер не нашел.

– Как, нет хорошего каттера? Не могу же я залихватски откусывать кончик сигары, как бандерильеро на сельской ярмарке!

Серпантинов стоял красный как рак и растерянно разводил руками.

– Борис, мы идем домой, – скомандовала Амалия. – Мы завсегда вами очень благодарны, Алексей, только подлостев таких мы слушать не желаем.

Разгневанная Амалия решительно продвигалась к выходу, а Инна благодарно смотрела Серпантинову в глаза, и он отвечал ей искренней улыбкой. Эдакая тихая радость заговорщиков за спинами истязателей. И тут Амалия резко повернулась. Как почувствовала. Повернулась и погрозила пальцем.

Нашкодившие, не сговариваясь, рассмеялись.

– Ух, женщина-танк, переедет кого захочет. – Серпантинов потер лоб. – Честно, я струхнул, когда она застала меня с идиотской улыбкой. Запросто могла подумать, что я безмерно счастлив, что она уходит.

– Разве это не так?

– Ну, ей об этом знать не обязательно. Покидая любую компанию, Амалия Никифоровна привыкла слышать рыдания. И поверьте, все рыдают.

– Что же делать с подарком Анастасии Назаровны? Как я поняла, каттера в этом заведении нет.

– Да все у меня есть. Просто не хотел задерживать Амалию Никифоровну. Это не просто подарок, Инна. – Алексей стал многозначительно серьезным. – Это приглашение.

– Куда?

– В закрытый женский сигарный клуб. Анастасия Назаровна – его глава. Даже я не могу там присутствовать.

– Ого, за что такая честь?

– Мало того, она приказала мне проводить вас домой.

– Что бы это значило? – наивно спросила Инна и заторопилась к выходу.

Потом была луна, не замутненная тучами, прохладный ветерок, кофе, разговоры по душам, сигара и момент «или – или». Алексей остро его почувствовал и мгновенно стал серьезным. Инна тоже прониклась торжественностью момента. Но когда Серпантинов открыл маленькую бархатную коробочку, где на красной подушечке гордо возлежало кольцо, она растерялась. Первый раз в жизни ей дарили кольцо. Она тут же вспомнила, что давно перестала следить за ногтями и ограничивалась домашними средствами. Ножницы да пилочка – вот и весь доморощенный инструментарий. А всякие там ванночки, примочки, лопаточки находились вне сферы ее интересов. И вот теперь презираемая ею сфера повернулась к ней ехидной мордой и наблюдала за тихой паникой. Инстинктивно Инна спрятала руки за спину.

– Я не могу принять такой дорогой подарок. – Первая попавшаяся на язык отговорка выглядела нелепой и банальной.

– Это не подарок. – Серпантинов встал на одно колено. Инна с легким ужасом смотрела на «онегинскую» позу. – Это предложение.

Тут он замялся. Наверное, как перед прыжком с головокружительной высоты, набрал побольше воздуха в легкие.

– Предложение, – голос у него мгновенно охрип, – стать моей женой.

Так уж устроены мужчины. Даже при добровольном решении, когда со стороны женщины нет и малейшего намека на давление, такие слова даются им с большим трудом. Казалось, чего хрипеть? Никто за язык не тянет и жилы на кулак не наматывает. Молчи и наслаждайся жизнью. Так нет, и говорит и хрипит одновременно.

Это уж слишком! Инна вспомнила наличие жены Людмилы и оскорбилась:

– Вы что, Серпантинов, расширяете свой гарем?

Алексей поморщился. Встал с колена и теперь отряхивал брюки.

– Какой женой вы предлагаете мне стать: старшей или младшей? А?

– Такой момент испортили. Я первый раз в жизни такие слова произносил. – Алексей захлопнул коробочку. – Не хотите замуж – не выходите. Я душу вам открыл, а вы…

– Алексей, вы, очевидно, запамятовали. Я знакома с вашей женой. Ее Людмилой, кажется, зовут?

– Я не женат.

– Но Люда таки существует.

– Вот именно, существует! Говорила мне мама: «Не торопись!» А я, дурак, думал, что ты особенная, что ты поймешь меня. Главное в отношениях – внутреннее согласие. Я как увидел тебя из гроба, так меня будто прожгло – вот женщина, которая создана для меня. А ты цепляешься за Люду, Валю, Надю, за условности, за правила, которые созданы холодными чужими людьми. Да мы с Людмилой в постели лежим как труп с трупом, понимаешь? Все отношения умерли еще год назад. Понимаешь? Возьми меня за руку! Возьми! – Алексей сам схватил руку Инны и крепко сжал. – Чувствуешь? Чувствуешь?!

Руку жгло сумасшедшее тепло.

Еще мгновение – и Пономаренко бы прошептала: «Да».

Однако в дверь позвонили. Инна вздрогнула и выдернула руку. Кого принесло в такой поздний час? В дверях стояли хмурые Олег и Роман.

– Мы водочку принесли, – сообщил Коротич.

– И закуску, – добавил Роман, потрясая палкой колбасы.

– Чего пришли? – У Инны были совсем другие планы.

– О нашем трупе поговорить.

– Завтра. На ночь глядя я про трупы слушать не хочу.

– Завтра может быть поздно. – Роман с голодными глазами мечтательно понюхал колбасу. – Пахнет как…

– Предполагаете, оживет?

– Я оценю твой юмор после первой рюмочки и второго бутерброда. – Коротич рванул в квартиру, Роман просочился следом.

– Никакой личной жизни! – Инна захлопнула дверь и отправилась на кухню резать колбасу. А вечер так прекрасно начинался: романтический ужин, коленопреклоненный мужчина, бархатная коробочка…

– Ба-а, да у нее уже сидит один оживший трупик, – услышала она из кухни начало мужского разговора. Заходить в комнату расхотелось совсем.

Почесав языки, вновь прибывшие мужики вспомнили о пустых желудках и по запаху, как собачки Павлова, нашли кухню.

– Ну что вы за люди! – Инна поставила рюмки. – Человека испугали! – Нарезанная колбаса перекочевала на тарелку. – Явились без звонка…

– А хлебушек? Где у тебя хлебушек? – Коротич заглянул в хлебницу и разочарованно присвистнул.

– У меня на сегодня были совсем другие планы! – Инна достала из холодильника соленые огурцы.

– Говорил тебе, Рома, надо хлеба купить! – Олег огорченно прикрыл хлебницу. – У Инны никогда ничего нужного нет.

– Куда Серпантинова дели? – Инна помахала ножом перед носом капитана милиции.

– Мы спросили его, хочет ли он есть, – послушно стал отвечать Коротич, уклонившись от ножа.

– А он ответил, что не голоден. – Роман решил разделить ответственность на двоих.

– Тогда мы намекнули, что сытый голодного не поймет.

– Ну да, сытый голодному не товарищ.

– Вы заставили его уйти?! – Инна бросила нож на стол. Тот завертелся волчком и угрожающе пополз к краю. Коротич поймал его уже на лету. – Убирайтесь сейчас же! Оба! Вы мне жизнь испортили! В кои-то веки мне понравился человек, а вы его взашей! Вы меня спросили? Видеть ваши физиономии не могу!

Мужчины переглянулись. Роман стал открывать бутылку, а Коротич – жевать кусок колбасы.

– Выпей, станет легче. Мы же не звери. Обещаем: сдадим важную информацию, выпьем, перекусим и вернем твоего донжуана. Слово двух ментов. – Олег между жеваниями и глотаниями пытался вести душеспасительную беседу. – Из-под земли разыщем и вернем, не хнычь. Все объясним: мол, сохнет по тебе наша подруга…

– Идите к черту, варвары! Не вздумайте только хватать человека из теплой постели и закидывать в «воронок». Сама справлюсь!

– В смысле, хватать из теплой постели или наоборот?

Роман получил подзатыльник.

– Говорите, зачем пришли?

– Вот это разговор не мальчика, а мужа. Значит, так. Я тебе звонил днем по поводу Алекса? – Коротич с удовольствием хряпнул водочки.

– Помню, помню. Странный звонок.

– Потому как звонил находясь буквально под дулом пистолета. Блинов прижал к стенке и приказал позвонить тебе и слить дезинформацию. Чтобы ты не вздумала копаться в этом деле.

– Значит, Алекса таки убили?

– Без сомнения. Но Блинова кто-то попросил, чтобы официальная информация подтверждала версию самоубийства.

– Блинова? Блинова купить невозможно.

– Да никто ему взятку и не совал. Это стратегия. Стена, за которой мы, бравые сыщики, должны землю рыть и до истины докапываться, а нам никто бы не мешал.

Инна вспомнила всеобщее ликование в фирме. Пир во время чумы. Но никто не знал, что чума у порога. Потом Инна вспомнила пьяную Любу, ее истерику. «Кого она обозвала беременной крысой? И почему она так испугалась, когда меня узнала? Да какая разница». Инна попыталась откреститься от собственного вопроса.

– Пономаренко, ты где витаешь?

– Вы насытились, орлы? По домам, а мне срочно нужно увидеться с одной особой.

– Пономаренко, уймись! Ночь на дворе. Нормальные люди спят. Уж лучше мы тебе Серпантинова вернем. И не вздумай Блинову на глаза показываться.

– Ладно, потерплю до завтра, – согласилась Инна, подумала-подумала и выпила водочки. – Что за день сегодня такой? Все время приходится пить: то с радости, то с горя. Так и спиться недолго.

– Представляешь, до чего дело дошло. – Олег налил по второй. – Блинов поручил расследование Роману, частному детективу, а меня к нему в подручные определил. Так что теперь Рома у меня начальник. Давай, начальничек, пей, пора и честь знать. Завтра на работу. Ты уж прости нас, Инночка, за вторжение. Надеюсь, ты оценила, какую мы тебе информашку доставили? На белой тарелочке с голубой каемочкой.

– Куда? Вы мне обещали Серпантинова вернуть!

– Промашка вышла, Инна, уж извини. Ты нас не провожай, сами дорогу найдем. Сиди закусывай, завтра Серпантинова выкрадем и на тарелочке с голубой каемочкой… – Увидев, что Инна взяла в руки пустую рюмку и явно с недобрыми намерениями начала ею покачивать, Олег быстренько оборвал свою «тарелочную» песню и добавил: – Сами дверь откроем, сами закроем, сами…

Инна поставила рюмку на стол и со вздохом сказала им в спины:

– Оболтусы, дверью не хлопайте, соседи спят.

Роман с Коротичем тихохонько открыли замок и так же собирались его защелкнуть, но не тут-то было.

– Минуточку, – как из-под земли возник Серпантинов и подставил ногу, чтобы дверь не захлопнулась. – Я вам дал возможность поговорить?

– Ну?

– Вы поговорили?

– Ну?

– Вот и хорошо, до свидания.

– Слушай, правильный ты мужик, – оценил поведение Серпантинова Коротич.

– И кажется, она тебя ждет, – добавил Роман.

Серпантинов улыбнулся и исчез в квартире.

– Олег, давай подождем и посмотрим, выгонит она его или нет. – Роман прислонился к стенке и попрочнее уперся ногами.

– Я те подожду, начальничек, а ну, марш на улицу, частник паршивый.

Роман замялся:

– Ну так интересно же…

Коротич молча вытолкал его взашей.

* * *

Такси резко вывернуло к неосвещенному подъезду и остановилось. Из машины вышла молодая женщина.

– Вам придется вернуться обратно, впереди дорога перегорожена, – предупредила она водителя.

– Знаю, – буркнул водитель и стал сдавать назад. Фары выхватили из темноты фигуру женщины.

«А ножки ничего, – машинально отметил водила, – надо было денег с нее не брать, а…»

Женщина открыла подъезд и зашла внутрь. Тут же раздались три хлопка.

Водитель заглушил двигатель и прислушался.

– Показалось мне, что ли?

Из подъезда не спеша вышел мужчина, оглянулся на такси и пошел вдоль дома. Уже через пару шагов он растворился в темноте. Водитель посидел в машине несколько минут, решая, выходить или не выходить. Если выйдет, то что он увидит – закрытый подъезд? А если уедет?

Пока он раздумывал, в подъезде раздался женский крик. Потом дверь открылась и на улицу выбежала пожилая женщина. Она кричала: «Убили! Убили!» За ней с громким лаем выскочила овчарка. Водитель понял, что ему не показалось, и по рации попросил вызвать «скорую» и милицию. Потом закрыл машину и пошел посмотреть.

Женщина, которую он только что подвозил, лежала на ступеньках, раскинув руки. Легкая юбка задралась и обнажила красивые ноги, на которые он глазел всего несколько минут назад. Со ступеньки тонкой струйкой стекала кровь. Водитель отвернулся. Рядом с собой он увидел овчарку, которая молча сидела и скалила зубы.

– Куда подевалась твоя крикливая хозяйка? – спросил водитель.

Собака зарычала.

Водитель понял, что уйти без проблем он не сможет.

– Вот черт! – выругался он и порылся в кармане. Где-то у него была конфета.

Овчарка перестала рычать и заинтересованно наблюдала за поисками. Она ждала.

Водитель обшарил один карман, полез в следующий. Собака от чрезмерного внимания наклонила голову. Пусто. Конфета, неизвестно как и неизвестно куда, испарилась.