Текст книги "Час абсента"

Автор книги: Нина Вадченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

«Причина и следствие. Причина и следствие», – повторяла Инна про себя, до тех пор пока ее не отвлек Роман.

– Инна Владимировна, вы так глубоко задумались, поделитесь, о чем? – спросил он.

Инна очнулась от наваждения и увидела, что пир закончился вместе с водкой. Бутылка была пуста, Блинов ушел, Роман заваривал чай и с интересом поглядывал на отрешенную Пономаренко.

– А где Пушкин? – поинтересовалась она.

– Он, между прочим, с вами вежливо попрощался, потом покрутил головой и покинул филиал психушки. Не обижайтесь, это его слова. Так о чем вы задумались?

– Роман, ты когда-нибудь пазлы складывал?

– Бог миловал от таких идиотских занятий. Вам чай крепкий?

– Именно таким идиотским занятием я и занималась, – призналась Инна. – И кажется, оно не такое уж бесполезное. Да брось ты этот чай! Поехали, Ромочка, поехали.

– Куда, Инна Владимировна? Я же за рулем сейчас как танк без тормозов. Мы же водку пили.

– Нашел когда напиться! – Инна разозлилась. Она, кажется, наконец-то обо всем догадалась, и теперь, чтобы проверить догадку, ей всего-то нужно проехать несколько километров по городу – и, вот невезуха, не на чем. Абсурд!

– Так есть же повод, – оправдывался Роман.

– Нет у тебя никакого повода, есть только иллюзия. Вот за нее ты и пил. А до истины еще докопаться надо. На такси поедем, за твой счет! – рубанула Пономаренко.

– На такси так на такси. – Покорности Романа можно было удивиться, но Инна не снизошла до удивления.

Ее сжигало нетерпение. Она была готова бежать за последним доказательством, за последним пазлом, чтобы невероятная по сложности и запутанности картина стала законченной.

Роман изнывал от жажды и любопытства. Жажду утолить было легко: он, пока тормозил мотор, успел схватить бутылку минералки, а вот вытрясти из Пономаренко хоть крупицу информации оказалось сложнее.

– Хоть намекните, куда мы едем? – ныл Роман.

– В альма-матер, Ромочка, – бросила кость голодной собаке Инна, и все! Больше никаких объяснений.

Всю дорогу Роман старался разговорить Пономаренко и получал в ответ туманные фразы: «Если нам повезет, мы встретимся с очаровательной женщиной, и все станет на свои места, а пока, что бы я ни сказала, ты мне не поверишь».

Они долго бродили по университету, Инна справлялась о некой Лидии Тимофеевне. Роману это имя ничего не говорило, а неизвестная женщина оказалась настоящим неуловимым привидением – все ее видели, причем вот только что она пробегала мимо, но никто не мог сказать, куда она исчезла в следующую секунду. Изрядно вымотавшись – сказывались-таки водка и жара, – Роман на одном из этажей остановился и, вытирая пот, взмолился:

– Пристрелите меня, Инна Владимировна, мы уже десятый круг даем без результата. Давайте остановимся и просто подождем эту Лидию, рано или поздно она пробежит мимо. Поверьте, есть и такой способ охоты: сидеть в засаде и ждать зверя.

– Согласна, – простонала Инна. Она и сама подустала. – Но какова старушка? Десять лет назад ее так же невозможно было поймать. Ничего не изменилось. Придется ждать ее около кабинета. Жаль, хотелось инсценировать случайную встречу, ну уж ладно, как-нибудь отобьемся.

– Что значит «отобьемся»?

Инна засмеялась:

– Лидия Тимофеевна очень любит поговорить со старыми знакомыми. Одно дело, когда столкнулись неожиданно, перебросились мимоходом парочкой фраз и разбежались. А уже если ты пришел специально, значит, время есть, тогда держись, она наговорится всласть и не отпустит, пока не заговорит вусмерть.

– Понял. Я изображу приступ белой горячки, вы только моргните, когда начинать.

По длинному университетскому коридору бежала старушка. Она вклинивалась в поток студентов, как ледокол. Все расступались, и почти все, здороваясь, вежливо кланялись.

– Репетируй поклон, Ромочка, она это любит, – приказала Инна.

– Кто? Мы ждем эту фурию?

– Именно ее. Только она на факультете все знает, все помнит, но не всем сообщает. Так что придется постараться старушке понравиться.

– Пока не поздно, может, шепнете, что мы от нее хотим узнать?

– Поздно, пора кланяться.

Старушка поравнялась с Пономаренко, та с готовностью согнулась пополам и бодренько проскандировала:

– Здравствуйте, Лидия Тимофеевна!

Тимофеевна, не останавливаясь, промчалась мимо, но потом, видно, до нее дошло, кто с ней поздоровался. Она резко развернулась, подбежала к Пономаренко и недоверчиво потрогала ее за руку, будто проверяя целостность и правдивость картинки.

– Лидия приветствует Инну! – напыщенно сказала она. – Тьфу! Чувствуешь, как пошло звучит? То ли дело у древних: «Сенека приветствует Луцилия!» Какая красота, какое благозвучие, какая гармония! А перенеси это на нашу почву? Кажется, то же самое, но слух отнюдь не ласкает. Перечитываю сейчас письма Сенеки, получаю истинное наслаждение. В каждом письме пульсируют мысли философа. У меня возникает давно забытое ощущение, будто разговариваю с умным человеком. Слушай: «Глупо умирать от страха смерти. Пусть приходит убийца – ты жди! Зачем ты спешишь навстречу? Зачем берешь на себя дело чужой жестокости? Завидуешь ты своему палачу, что ли? Или щадишь его?»

Лидия Тимофеевна наблюдала за реакцией слушателей. Пономаренко чуть не грохнулась в обморок. Она, когда получила голубой конверт с цитатой из Эдгара По, малодушно решила, что лучше выброситься из окна, как Лика Медведева, чем попасться в лапы Червей-победителей. Как престарелая профессорша угадала ее настроения?

– Ты, конечно, еще не задумывалась о смерти. Я уже в том возрасте, когда прислушиваются к мудрецам, – продолжила Лидия Тимофеевна. – Они не категоричны, могут сами себе противоречить, но интересны тем, что с ними проходишь весь процесс размышлений на тему жизни и смерти. Вникни: «Жизнь не всегда тем лучше, чем дольше, но смерть всегда чем дольше, тем хуже. Ни в чем мы не должны угождать душе так, как в смерти. Лучшее из устроенного вечным законом то, что он дал нам один путь в жизнь, но множество – прочь из жизни. В одном не вправе мы жаловаться на жизнь: она никого не держит. Тебе нравится жизнь? Живи! Не нравится – можешь вернуться туда, откуда пришел».

– Лика сделала свой выбор, – прошептала Инна. – Вы ее оправдываете?

– Я сразу поняла, зачем ты пришла. – Лидия Тимофеевна покачала седой головой. – Видно, пришло время вспоминать Лику.

– Вы не подскажете тему дипломной работы Лики? – спросила Инна. Именно за этим она и пришла в родные стены, и только Лидия Тимофеевна, научный руководитель Лики, могла помнить такие подробности из их студенческой жизни.

Старушка закивала:

– Я так долго об этом помнила, что теперь забыть не могу. Да и обстоятельства не дают мне забыть. Все время кто-то напоминает. Лика занималась творчеством Эдгара По. «Мотивация жизни и смерти в рассказах Эдгара По» – так звучала тема ее дипломной работы. У меня тоже есть к тебе вопрос: нужен ли тебе был ответ? Ты уверена в этом? Сенека утверждает, что знание никому не достается случайно.

– Не знаю, Лидия Тимофеевна, – честно призналась Инна. – Но все равно, спасибо за память.

– Ты заходи, Инночка, почаще. Читала о некоторых твоих громких делах. Забегай, поговорим не спеша. Сейчас тороплюсь на ученый совет, извини. Бегу.

– А вы, Инна Владимировна, говорили, что от нее придется отбиваться. Очень вежливая матрона. Ответила четко и ясно и отпустила. Только вот я не пойму, что нам дает ее ответ? Какая разница, чем занималась какая-то Лика десять лет назад?

– Лика Медведева – дочь Амалии Никифоровны, – ответила Инна. – Десять лет назад она покончила жизнь самоубийством, выбросилась из окна.

– Ну и что? Я, конечно, сочувствую Амалии Никифоровне, но…

– Роман, у меня есть план: поехали к Амалии, там все и выясним. Мне она не откажет во встрече.

– Чувствую себя как в фильме «Тупой и еще тупее». Ничего не понимаю. Снизойдите, пожалуйста. – Роман умоляюще сложил руки. – Хотите, я сейчас на колени плюхнусь?

Студентки, пробегающие по коридору, стали откровенно «зависать» и нервно похихикивать. Им явно нравился мускулистый торс Романа и совершенно не нравилась стоящая рядом мымра. «И он на нее чуть ли не молится! Чем она его взяла? Может, он плюнет и обратит внимание на меня?..»

– Роман, не доводи будущих журналисток до истерики. Уходим, пока тебя не выкрали. Все объясню по дороге.

Сыщик воспрянул духом. Он снова ловил такси, а Инна договаривалась о встрече. Амалия Никифорова не обрадовалась настойчивости Пономаренко, но и не отказала. Сошлись на том, что Инна приедет сейчас же, но ненадолго. Амалия сослалась на то, что ей необходимо принимать лекарства и отдыхать строго по часам.

– Я предполагаю, что Амалия – именно та главная фигура, которая стоит за всеми событиями. Это ее дьявольский план воплощается в жизнь, – открыла карты Инна, как только они с Романом оказались в машине.

– Зачем же тогда она обратилась к Блинову? – опешил Роман.

– Это легкий вопрос. Она знала, что Алекса убила Верунчик, и вы должны были это раскопать. Она делала все, чтобы помочь поискам. Вы с Коротичем хорошие оперативники, рано или поздно добрались бы до убийцы, но Амалия не хотела ждать и довела Верунчика до признания.

– Чего ждать? – тупо спросил Роман. Он не верил ни одному слову Инны и не скрывал своего настроения.

– Ждать власти. Ждать удовлетворения своих амбиций, ждать кайф от исполнения собственных желаний. Это же бешеный кайф. Пойми, она развлекалась, она играла человеческими судьбами, как Бог. Не удивлюсь, если она признается, что чувствовала себя Демиургом. Да она, припоминаю, уже говорила об этом, только я была не готова понять ее слова. Слушала и не понимала. У Амалии после смерти дочери остался один смысл в жизни – разыгрывать народец и подпитываться его страхами, его адреналином, его метаниями.

– Все это чушь! – не выдержал Роман.

– Нет, Ромочка. Амалия больна, ей нужен психиатр. Теперь только я понимаю, что она так и не смогла оправиться после гибели Лики. Все, буквально все, чем занималась Амалия эти десять лет, было посвящено памяти дочери. И выродилась эта деятельность вот в такую мерзость. Лика изучала творчество Эдгара По, так?

– Предположим, – буркнул Роман.

– И пожалуйста: на головы тех, кого знала Амалия, посыпались письма с отрывками именно из Эдгара По. И письмами, которые потрепали немало нервишек, дело не ограничилось. Вспомни, как закопали живьем Серпантинова. Ты же сам его откапывал, ты видел, в каком он был состоянии. Представь себя на его месте! А Верунчик? Она тоже прошла через розыгрыш под названием «Бочонок амонтильядо». Именно такой рассказ есть у мрачного По. Кстати, сейчас проверим и мое письмецо с намеками на смерть и Червей-победителей, которые с удовольствием будут обгладывать мои кости.

Под хмурое молчание Романа Инна стала звонить Василисе Илларионовне.

– Как идут поиски источника? – спросила она.

– Инночка Владимировна, я перечитала все стихи Эдгара По. Мне кажется, я знаю их наизусть, но вашего фрагмента среди них нет.

– Нет, говорите?

– Вот видите, – встрял Роман. – Вся ваша теория лопнула. Ваше письмо другое.

– Мое письмо я уже разгадала, – отмахнулась Инна и продолжила разговор с Илларионовной: – Проверьте, есть ли у нашего писателя рассказ с названием «Лика» или «Ликея». Мне кажется, что у него нечто подобное было.

– Но это же проза, а у вас в письме стихи, – устало, как ребенку, начала объяснять Илларионовна и вдруг закричала: – Как я раньше об этом не подумала! У По иногда встречаются стихи именно в рассказах. Сейчас, сию же минуту проверю. Я перезвоню.

– Жду, уверена, что я права.

– Я сыщик, Инна Владимировна, я привык доверять только фактам, – упрямо гнул свою линию Роман, – только доказательствам. Причем вещественным, которые можно пощупать, увидеть. А у вас, извините, все на уровне чувств, подсознания. Для меня это филькина грамота, а не доказательства. По-вашему выходит, что Амалия свихнулась на почве гибели дочери и стала всех испытывать на прочность. Может, она считает, что Лика покончила жизнь самоубийством, начитавшись Эдгара По? И теперь проводит над всеми эксперименты: кто еще не выдержит и полезет в петлю? Вы это хотели сказать?

– Не так прямолинейно и не так заоблачно, – уклончиво ответила Инна. – Учти, Амалия – фактический владелец конкурирующей фирмы. Она вполне могла разработать план по уничтожению Алекса и его предприятия, чтобы стать на рынке монополистом, единовластной хозяйкой.

– А Серпантинов ей зачем понадобился?

– Возможно, ей приглянулся «Испанский дворик». Амалия любит этот ресторан.

– Ну а вы? Зачем вам подсовывать голубые конверты?

– Не знаю. Я не на все вопросы знаю ответ. Скорее всего, я единственная из ее окружения, кто помнит Лику… Впрочем, не знаю. И еду, чтобы узнать.

– Так она нам все и скажет! Доказательств у нас никаких. Одни психологические заморочки…

– Есть одно вещественное доказательство, дохлое, но осязаемое.

– Какое? – заинтересовался Роман.

– На моем письме эксперты нашли частички сигарного пепла. Помнишь? Я, грешная, сразу заподозрила Анастасию Назаровну, матушку моего Серпантинова. Уж очень я ей не нравлюсь. У меня так обида кипела внутри, что я и не раздумывала долго, кто еще курит сигары. Напустилась на того, кто больше всех насолил. А ведь Амалия тоже сигары любит.

– Согласен. Это единственное нормальное доказательство, но действительно дохлое. Сигарного пепла кто угодно мог подсыпать. Так что остаются только туманные навороты…

– Я и не считаю его доказательством, – отмахнулась Инна, – для тебя говорила. Мне и так ясно, что это Амалия, Ромочка, именно потому, что у нее больна душа. Знаешь, такие люди иногда сами хотят, чтобы кто-нибудь догадался об их злодействах. Может, угрозами она хотела меня подтолкнуть к ее разоблачению? Она надеялась, что я умнее и соображу значительно раньше. Но я оказалась такой тупой, что меня пришлось подстегивать угрозой еще одного розыгрыша. То есть мне изначально был предназначен пьедестал Фемиды, и она, как могла, воздвигла его, а я взбрыкивала и никак не хотела на него взбираться.

– Нет! – заорал Роман, вконец запутавшись. – Это слишком заумно для моих мозгов, пощадите, Инна Владимировна!

– Мало того, Романчик, я могу предсказать сценарий нашей встречи, – безжалостно продолжала Пономаренко. – Мы приедем, а она уже абсолютно готова к нашей беседе. Ее признание будет коротким и болезненным, а потом…

– Что «потом»?

– Потом? Потом мы умрем. Может быть, и Амалия вместе с нами, – тихо сказала Инна, и Роман подскочил на сиденье как ужаленный.

Мало того, они и не заметили, что водитель такси не на шутку увлекся их содержательным разговором и на последних словах Инны от неожиданности резко вильнул в сторону. Не часто встретишь пассажиров с такими дикими заявлениями.

– Ну вы, блин, даете! – выругался он. – Артисты, што ли? Роль репетируете?

– Артисты, шеф, артисты, ты давай рули и не отвлекайся, – отбрил его Роман.

Зазвонил телефон и ненадолго разрядил обстановку. Действительно ненадолго – пока Инна не закончила разговор.

Звонила Василиса Илларионовна и сообщила, что Инна была права. Есть у Эдгара По рассказ с названием «Лигейя», и именно оттуда взят отрывок стихотворения:

 
И, вставая, смятенно изрек
Бледнеющих ангелов рой,
Что трагедия шла – «Человек»,
В ней же Червь-победитель – герой.
 

– Вы не могли бы кратко пересказать его? – тихо попросила Инна.

– Да, конечно. Красивую, умную, загадочную деву по имени Лигейя полюбил молодой человек и назвал ее своей женой. Но счастье их было недолгим. Она умерла. Но перед смертью она сочинила стихи, вы догадались, что именно они были присланы вам, Инночка Владимировна, в письме. Молодой человек был безутешен до тех пор, пока не встретил другую женщину и не полюбил ее. Но вскоре и эта жена стала чахнуть и при странных обстоятельствах умерла. Он рыдал над ее телом в склепе целую ночь, а под утро покойница, укрытая саваном, вдруг встала, муж взглянул на нее и вдруг увидел черные, томные, безумные очи своей потерянной любви – госпожи Лигейи.

Василиса Илларионовна замолчала. Роман вытер испарину со лба и спросил:

– А как мы должны умереть?

– Не знаю. Но думаю, что Амалия Никифоровна уже позаботилась об этом.

– Чертовщина какая-то, – прошептал Роман. – Умеете вы нагонять мистику. Тьфу! Вы того, Инна Владимировна, со мной ничего не бойтесь, – стал хорохориться Роман. – У меня с собой оружие, ежели чего, отобьемся. Не из таких ситуаций выпутывались. Вы, главное, мне верьте…

И тут машина резко затормозила.

– Ну вы, блин, даете! – выругался водитель. – Все! Я вас дальше не повезу. Выходите из машины! – приказал он и вытащил из-под сиденья монтировку.

– Повезешь как миленький! – рявкнул Роман. – Куда скажем, туда и повезешь!

– Да я вас в милицию сейчас сдам! – не унимался водитель.

– Я сам милиция! – рассвирепел Роман.

Конечно, можно было и не злиться так на простого водилу. Но у Романа бушевало в крови такое количество адреналина, что удерживаться в рамках приличий он не мог и не хотел. Ему было не по себе, что он так раскис от пономаренковских страшилок. Водитель со своими «взбрыками» подвернулся очень кстати. Вот на ком можно отыграться и восстановить подмоченную минутной испариной репутацию.

После короткой перепалки и нескольких «пассов» водитель стал шелковым и под бдительным оком Романа вез своих чокнутых пассажиров по заданному маршруту без жалоб и предложений.

Амалия ждала их в гостиной. Насупленная и неприветливая – ни дать ни взять пушкинская «пиковая» графиня.

– Что сегодня за день? – стала причитать Амалия. – Племянничек явился без приглашения. Болтун. Ничего дельного не сказал, а времени отнял массу. Зачем приходил, непонятно. Бабу завел. Пришел доложить, что хочет жениться. На ком?! Она его так омерзительно обзывает, фу! Слепец! А вам что это вздумалось наносить визиты?

Амалия строго посмотрела на Пономаренко. Намек был понятен: ходят тут всякие, отвлекают от важных дел.

Инна выдержала взгляд. А Роман? Роман стоял как вкопанный перед странным портретом. Казалось, он и не слышал вступительных речей.

– Кто это? – не ко времени и не к месту вдруг спросил он.

– Это портрет моей дочери, – недовольно поджав губы, ответствовала Графиня.

Инна тоже удивилась бестактности Романа. Она видела этот портрет Лики десятки раз, но никогда не смела заводить о нем разговор.

– Ваша дочь? Это которая… самоубийца?

– Роман! – не выдержала Инна и прикрикнула на сыщика.

– Молодой человек, вы ведете себя скверно! – не осталась в стороне и Графиня.

– Извините, но холст очень странный, он напоминает…

– Холст как холст, – отрезала Амалия. – Инна, кого ты привела? Я дурно себя чувствую и не намерена разговаривать на больные темы. – Она вдруг потеряла терпение и на последних словах истерично взвизгнула.

Роман не обращал никакого внимания на женщин. Он чуть ли не обнюхивал портрет Лики.

– Я знаю, что это, – заявил он, и по лицу Амалии пошли судороги.

– Болван! – заорала она и пошла на него с кулаками. Такой разгневанной Инна никогда ее не видела. Она испугалась, что старуху хватит удар.

– Это не холст. – Роман отпрыгнул от Амалии и, буравя ее глазами, прямо в лицо выдохнул: – Это человеческая кожа. Уж я-то в этом понимаю, поверьте! Вы нарисовали портрет своей умершей дочери на человеческой коже! С какого трупа вы сняли кожу?

Амалия остановилась. Лицо ее посерело, она сморщилась, как сушеная груша.

– Это кожа моей Лики, – прошептала она еле слышно. Но в комнате стояла такая тишина, что этот шепот прозвучал как набат.

– Теперь я верю всему, что говорила Инна, – в свою очередь сделал неуместное признание Роман. – Это вы пугаете всех письмами, где цитируете любимого писателя вашей дочери. И получаете от этого удовольствие!

И тут Графиня стала смеяться. Жутким потусторонним смехом.

Роман замолчал и на всякий случай ощупал пистолет.

Амалия прекратила истеричный смех, повернулась к Инне и отчетливо прошипела:

– Я хочу, чтобы эта гнусная гадина убралась с моих глаз, слушать таких подлостев я больше не желаю, а ты иди за мной.

– Да, конечно, я согласна, – покорно ответила Инна.

«С чем это она согласна? – спросил сам себя Роман. – С тем, что я гнусная гадина?»

Женщины удалились в другую комнату, но Роману казалось, что за ним кто-то наблюдает. И он стал осматривать стены. Ему ли, опытному сыщику, не обнаружить камеру наблюдения?

– Не тревожься за своего спутника, – сказала Амалия, как только они остались одни. – Он занят важным для него делом и нам мешать не будет.

Пономаренко больше тревожилась за себя.

– Я встречалась с Лидией Тимофеевной, – сообщила она Амалии, ни на секунду не выпуская ее из виду. – Она напомнила мне тему дипломной работы Лики.

Амалия устало потерла виски.

– У Эпикура есть два блага, из которых слагается высшее блаженство: отсутствие боли в теле и волнения в душе, – оборвала ее Амалия. Слова были совсем из другой оперы, и это показалось Пономаренко очень подозрительным. – Мое же тело терзают боли, а душу – волнения. Как ты думаешь, легко ли мне живется на белом свете?

– И вы решили развлечься? – вырвалось у Инны.

Раздражало все. Инна злилась на себя, потому что теперь, когда настало время серьезного разговора, у нее куда-то исчезли все правильные, нужные слова. Она никак не могла собраться с мыслями и четко изложить Амалии суть своих обвинений.

Раздражала Амалия, которая, как казалось Инне, играла роль несчастной и больной, слабой женщины. А ведь таковой ее никогда никто не видел. Амалия могла скрутить в бараний рог любого, кого она записывала в ряды врагов.

«Ну вот, опять трет виски, вот-вот от слабости в обморок грохнется, и мне придется бегать вокруг нее, причитать и приводить в чувство. Притворщица!» Инна отвернулась.

– Полчаса назад мне нужно было принять лекарство, врачи настоятельно рекомендуют придерживаться режима, – поделилась Амалия, начисто проигнорировав выпад Инны.

– Лидия Тимофеевна хорошо помнит, что Лика изучала творчество Эдгара По.

– Эх, дорогуша, ты безнадежно глупа, – вздохнула Амалия. – Подойди поближе, посмотри мне в глаза, смотри, смотри внимательно… Разве может мать осквернить память дочери дурными поступками?

Инна отшатнулась. В глазах Амалии были боль, усталость, тоска и никакого азарта, никакого намека на огонь.

Графиня усмехнулась, прикрыла глаза и принялась открывать пузырек с таблетками.

Состояние Инны не поддавалось описанию. Она была раздавлена. Вся ее стройная система доказательств и психологических обоснований разлетелась в пыль от одного взгляда матери, потерявшей ребенка.

Амалия Никифоровна наконец выполнила рекомендации врачей: положила в рот пару таблеток и запила их водой.

– Иди, дорогуша, и поищи серого кардинала в другом месте. Найдешь – я помогу с ним справиться. Все говорит за то, что он тебе не по зубам. Больно хитер и изворотлив, но попытайся, ты упрямая и…

Что хотела добавить Амалия, неизвестно. Лицо ее вдруг посерело, она закашлялась и стала задыхаться.

Инна закричала. В комнату влетел Роман с пистолетом в руке. Не разобравшись в ситуации, он мог запросто пристрелить Графиню, которая, выгнувшись и вытянув шею, отчаянно боролась за глоток воздуха. Ведь он изначально был настроен защищаться от хозяйки дома.

– Ромочка, врача, скорее, – запричитала Инна, – Амалия задыхается.

Роман, как конь в стойле, замотал головой, ничего не понимая.

– Что у вас тут произошло? – спросил он, пряча оружие.

– Врача вызывай, – приказала Инна, – потом все объясню.

Она бросилась к Амалии:

– Чем я могу помочь?

Амалия, теряя сознание, просипела:

– Племянник, племянничек… – Ей тяжело дались эти слова. Они забрали остатки сил, и Амалия потеряла сознание.

Врачи прилетели, будто на вертолете, и мгновенно развернули бурную деятельность. Суетились, словно вокруг президента.

Инна успела тихонько, не привлекая внимания, изъять со стола таблетки и положить их к себе в карман.

– Ну что там? – налетел на нее Роман с расспросами. – Она сама траванулась, да? Вы, Инна Владимировна, ее к стенке прижали, она и сломалась? Ничего, врачи ее промоют, в чувство приведут, а мы тут же повяжем…

– Да при чем здесь Амалия? – вскричала Пономаренко.

Бедный Роман так и застыл с открытым ртом.

– Э-э-э, – наконец обрел он дар речи, – вы же сами говорили: психология, доказательства, душа, опять же таки, больная… Я, как портрет дочери увидел, сразу поверил…

– Ну и зря поверил!

Роман замолчал надолго.

– С вами не соскучишься, – протянул он. – И что же вас убедило, что она не виновна?

– Глаза, – просто ответила Инна. – Ее глаза.

– Ну, знаете, не ожидал от вас такого!

– Напрасно ты, Роман, сомневаешься. Глаза – это зеркало души. Вспомни Шпунтика. Почему я догадалась, что рыбки его напугают до смерти?

– Откуда я знаю? – огрызнулся Роман. Он понял, что сейчас его снова начнут грузить психологией, и боялся, что убедят.

– Кто такой Шпунтик? Преступник. Он с милицией привык сосуществовать. Знает все ваши приемы и готов к ним. Готов, что на допросе его будут бить сапогами, кулаками, ну и так далее. Он психологически готов и выработал защиту. Ничего бы ты своими ментовскими методами из него не выдавил. Ты знал, что делать, он знал, как защищаться. Это своего рода симбиоз. А вот пираньи – это нечто совершенно незнакомое. Он был не готов к рыбам-людоедам, я увидела это по его глазам. Если бы ты достал нож и стал резать его руку по частям, поверь, Шпунтик бы не раскололся. Это входило в его стереотип поведения ментов с такими парнями, как он. Пираньи же напугали его до смерти. Им он и раскололся. Чистая психология.

– И что теперь делать будем? – Роман старался не зациклиться на словах Пономаренко. Еще, чего доброго, придется со всем соглашаться, да он уже почти согласился, и такая податливость ему ужасно не нравилась.

– Думать. Думать, где мы ошиблись, когда пошли по неверному пути.

– Мы?! – иронически хмыкнул Роман. – Я у вас как собачка на поводке. Куда хозяйка пожелает, туда и тащит.

– У тебя хорошая память, Роман. Припомни, пожалуйста, наш разговор с Лидией Тимофеевной.

– Подсластили пилюлю, да? – Роман улыбнулся. – Говорили о письмах Сенеки, она их читает. О жизни и смерти…

– Дальше.

– Дальше перешли к Лике Медведевой, ее дипломной работе.

– Что было перед этим?

Роман нахмурился, потер переносицу и стал методично бормотать:

– Профессорша: «Я сразу поняла, зачем ты пришла, видно, пришло время вспоминать Лику». Вы спросили о дипломной работе. Профессорша: «Я так долго об этом помнила, что теперь забыть не могу. Да и обстоятельства не дают мне забыть. Все время кто-то напоминает. Лика занималась творчеством Эдгара По…»

– Стоп! – прервала Инна. – Вот что мы упустили при разговоре с Лидией Тимофеевной. Ее слова: «Я так долго об этом помнила, что теперь забыть не могу. Да и обстоятельства не дают мне забыть. Все время кто-то напоминает». Она явно мне намекнула, что дипломной темой Лики еще кто-то интересовался. Совсем недавно. А поскольку я не обратила на это внимания, хитрая лиса промолчала. Зачем, если знания не нужны, говорить лишнее?

– Как с вами сложно, – вздохнул Роман. – И кто теперь под подозрением?

– Я должна поговорить с Лидией Тимофеевной, а ты, Роман, позвони племяннику Амалии, Эдуарду Петровичу, она хотела его видеть.

Как ни старался Роман прислушаться к телефонному разговору Пономаренко, ему не удалось разобрать ни единого слова. Только монотонное бубнение. Он уже и не надеялся самостоятельно решить головоломку. Но желание узнать, кто заварил столь хитроумную кашу, толкнуло его на действия, несовместимые с правилами приличия. Он подкрался к Пономаренко и стал подслушивать. Разочарование – вот все, что он получил. Отдельные слова «да», «да», «нет», «да» не могли приоткрыть завесу тайны.

– Роман, да ты подслушивал? – поразилась Инна.

– Кто это? – задал единственный вопрос сыщик.

– Догадайся с трех раз! – в отместку ответила Инна, и Роман взвыл.

– Сжальтесь, Инна Владимировна, на кого указала Лидия Тимофеевна?

– На мертвеца, – загадочно изрекла Пономаренко. – Единственное, что я могу для тебя сделать, сыщик Роман, – это взять с собой. Но такси опять за твой счет.

– Пустяки, – отмахнулся Роман, – я готов нанять самолет, лишь бы быстрее…

Водитель такси попался сверхосторожный и сверхмедлительный. Как такой динозавр смог выжить в бешеном ритме городских улиц – загадка! И эта загадка, на беду, досталась Роману.

– Куда ехать? – спросил водитель.

– Прямо, – уклончиво ответила Инна.

– И рысью, – добавил Роман.

– Рысью так рысью, – согласился водитель.

На второй минуте до Романа дошло, что тридцать километров в час – это не похоже на рысь, и он стал нетерпеливо подгонять водителя. На что получил обстоятельную лекцию на тему безопасности дорожного движения с расхожими истинами: «Тише едешь – целее будешь!»

Пономаренко не принимала участия в перепалке. Ее занимали дела поважнее. Она обнаружила слежку.

Огромный черный блестящий джип прилагал немало усилий, чтобы удержаться за ними на черепашьей скорости. Диссонанс между его возможностями и реальностью был настолько велик, что джип невольно привлекал к себе внимание. Казалось, что в потрепанных «Жигулях» едет чудак хозяин, а на джипе разместилась охрана, которая не смеет обогнать затрапезную колымагу.

– Роман, за нами хвост, – порадовала сыщика Пономаренко.

Роман отвлекся от препирательств с водителем и очень удивился, когда понял, что Пономаренко права.

– Ведут внаглую, открыто!

– А что им остается делать? С нашей-то скоростью за чужими спинами не спрячешься.

– Отец, а ну, сбавь обороты! – приказал Роман. – Больно быстро едем! Как бы в ДТП не влететь!

Водитель не поверил собственным ушам. Неужели ему удалось обратить молодых людей в свою веру? Неужели он так доходчиво объяснял?

«Жигули» сползли на двадцать километров. Джип медленно вывернул на левую полосу и скрылся из вида.

– Ну вот, а вы говорили – хвост, – облегченно вздохнул Роман.

Но он рано обрадовался. Через пять минут джип снова появился в поле зрения. Просто он рванул вперед, успел сделать порядочный круг и вернулся на свое место позади «Жигулей». Выпустил пар, размял «застоявшиеся» колеса – и опять в строй.

– Боюсь, что, как только мы свернем на тихую улочку, нас перестреляют как куропаток, – прошептала Инна.

Водитель, к счастью, ничего не услышал.

– Что делать будем?

– Звонить Коротичу.

Инна достала мобильник.

– Олежек, миленький, – запричитала она, – прикрой нас. За нами следят, и морда у джипа очень неприятная. Роман того же мнения. По-моему, из нас хотят сделать решето.

Нельзя сказать, что Коротич обрадовался просьбе, но все же обещал через полчаса устроить засаду преследователям в тихом, удобном для разборок месте. Все, что требовалось от водителя «Жигулей», – подтянуть свою развалюху в нужное место к нужному времени.