Текст книги "Час абсента"

Автор книги: Нина Вадченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Здесь кричать не положено, – строго сказал он. – Идите, гражданка, идите.

– Куда я пойду? – Катерина перестала визжать. Она вопросительно смотрела на сержанта и даже не догадывалась, что потеряла еще одно жилье.

У Пономаренко возникла одна идея. Она решила навязать любовницу Алекса Марине.

– Пойдем, я тебя пристрою на время, – предложила она. – Но ты должна будешь мне все рассказать как на духу.

Катерина вытерла слезы, еще шикарнее размазала тушь и стала откровенно оценивать Инну. Даже сержант понял значение этих взглядов.

– А ты девчонка ничего, – отвесила комплимент Екатерина, – я согласна.

– Вот сучьи дети! – выругался сержант. – Молодняку сейчас без разницы, с кем спать, что с мужиком, что с бабой!

До Инны наконец дошел смысл разглядывания. Она поняла, что совершать добрые дела – большое искусство. И наломать дров благими намерениями – раз плюнуть. Теперь сержант нашепчет на ухо Коротичу о порочных наклонностях его знакомой журналистки, по отделению пойдут слухи, доползут до полковника Блинова, и все! Конец карьере. С криминальной журналистикой можно будет распрощаться.

– Э, э, я не имела в виду совместное проживание, – неуклюже стала отстаивать свою сексуальную ориентацию Инна.

– Не расстраивайся, – успокоила ее Катерина, – кто-то же из нас двоих должен думать. Поехали.

Катерина легко поднялась и попрыгала по ступенькам вниз.

«Ну и всыплю я по этому вертлявому заду!» – решила Пономаренко, отслеживая каждое движение Екатерининой попы.

– Тьфу! – услышала она смачный плевок сержанта. – Никакого стыда!

«Вот так и рождаются мифы. Хоть бы он забыл мою фамилию», – безрадостно подумала Инна, но ничего изменить уже не могла.

Пока Инна проникала в тайны убийства Алекса и приобретала себе репутацию лесбиянки, Марина беззастенчиво спала. Она перебралась на заднее сиденье, свернулась калачиком и даже не забыла подложить под голову маленькую надувную подушечку.

Катерина, увидев на улице приличную машину со свободным водительским креслом, сделала собственные выводы и прониклась к Пономаренко большой любовью. Правда, ее несколько обескуражило, что владелица шикарной тачки никак не может попасть вовнутрь и стучит по стеклу. А когда она увидела, что в машине на заднем сиденье поднимается чья-то всклокоченная голова, разочаровалась окончательно.

«Неужели у нее нет собственной машины?» – в ужасе подумала Катерина.

Инне некогда было разбираться в чувствах несчастной Кати, она будила Марину:

– Марина, открывай. Это свинство, я работаю, а ты дрыхнешь, да еще держишь меня на улице.

Сонная Марина на автопилоте открыла двери и выползла из машины. Зато когда увидела спутницу Инны, проснулась окончательно.

– Ее не пущу! – взвилась она.

– Хорошо, что вы знакомы, представлять не надо. – Инна спокойно открыла дверцу и скомандовала: – Залезай, чего стоять.

Катерину дважды просить не пришлось. Марина пыталась было противиться, бормотать, что никуда не поедет с этой… но пассажирки уже сидели в салоне и выходить не собирались.

– Только ради вас, Инна Владимировна, соглашаюсь, – сломалась она и села за руль.

– Она у тебя поживет немного, – добила Пономаренко бедную Марину.

Та от неожиданности очень неосторожно вильнула рулем и проехалась по бордюру.

– Ни за что! Вы не знаете, какая это змея.

– Я змея? Ну конечно, ваше гадючье гнездо давно хочет меня сожрать, да не по зубам. – Катерина выпрямила спину и сжала кулаки. – Придумали себе кликухи: Верунчик, Надюнчик, Марунчик, Любунчик – атомные кошки вы! Вы и бедного Сашеньку хотели убить. Это они его замочили!

Катерина все больше впадала в бешенство. Инна не вмешивалась, она внимательно слушала. Ее тоже удивляли эти бесконечные «Верунчики-Надюнчики», и ей понравилось определение – «атомные кошки». Что-то в этом приторном братстве было неприятно-загадочное. Может, их объединяли общие преступления? Атомные кошки – похоже на название банды.

Обстановка накалялась.

– Заткнись, святая Катерина! – Марина надавила на газ. – Это ты виновата в его смерти! Ты не поверишь, Инна, но все наши неприятности начались, когда он подобрал на улице эту стерву. Она ему нашептывала, какой он великий и какие мы ужасные. Из-за нее он приобрел кучу врагов. И утопили его именно у нее.

– А откуда ты, Марина, узнала о смерти Алекса? – вдруг спросила Инна.

– Верунчик позвонила.

– Слышите, слышите! Верунчик, Надюнчик! Меня тошнит от их сюсюканья. – Катерина зажала уши руками.

– А Верунчик откуда узнала?

– Вера Степановна всегда все знает, – ответила Марина. – Сами у нее и спросите.

– Ой, не могу, – стонала Катерина, – теперь она Вера Степановна! Какая она Степановна, не доросла еще, рылом не вышла.

«Пожалуй, плохая идея подселить Катерину к Марине, – подумала Инна. – Куда же теперь ее девать?»

– Куда едем? – Марина неслась по пустынной улице в никуда, и такое бездумное руление ей начинало надоедать. – Скоро утро, начнутся пробки, да и спать очень хочется.

– Ты же выспалась, – возмутилась Инна. – Девочки, вы хотите знать, кто убил Алекса?

– Да, – дружно ответили «девочки».

– Тогда придется жить мирно. Я бы хотела с вами поговорить, со всеми, включая Катерину. Соберитесь, пожалуйста, в одном месте в одно время, мы обсудим наши проблемы.

– А ты знаешь, кто убийца? – не вытерпела Марина и задала мучивший ее вопрос.

– Я обязательно это узнаю. Только одно условие – нужно приютить Катерину.

– Ни за что!

– А если ее убьют? Да каждую из вас могут пустить вслед за Алексом. Вам лучше держаться вместе до выяснения всех обстоятельств.

«Змейки» притихли. Видно, такие мыслишки посещали их головки.

– Подумай, Марина, каково ей заходить в квартиру, где убили Алекса?

Марина молчала. Екатерина, сообразив, что на Инну надежды нет, ждала решения своей участи присмирев.

– Я отвезу вас домой, – наконец подала голос Марина.

Инна вздохнула облегченно.

«Хоть бы они не отравили друг друга», – подумала она.

* * *

Чакры, чакры, чакры. Все перепуталось. Армянка Тамара, из интеллигентной семьи, окончила два вуза, а теперь вынуждена зарабатывать на пропитание черт-те чем. Она уже несколько лет выдавала себя за чистокровную индианку и величалась Зитой. Эти чакры у нее уже в печенках сидят. А что делать? Прочищала, укрепляла, снимала порчу – короче, суетилась. А Вера Степановна клиентка важная и постоянная. Они уже вроде и подругами стали.

Сегодня подруга приползла в ужасном состоянии. Лежала и стонала.

Зита поправляла малюсенькую подушечку, вышитую крестиком, и то и дело сбрасывала негативную энергию в дальний угол.

– Закройте глаза, сосредоточьтесь, – просила она и снова стряхивала с пальцев «негатив». – Видите?

– Ничего не вижу.

– Вера Степановна, голубушка, поднатужьтесь.

– Я не рожать к тебе пришла, Зита, а чакры почистить.

– Хотите, я сама все за вас сделаю? Я все вижу, вы в ужасном состоянии. Вы только расслабьтесь и закройте глаза.

– Я не хочу. – Вера Степановна взгрела подушку кулаком. Раздражала эта тугая «набитость». Лежишь будто на камне, никакой мягкости. – Ты обещала меня научить видеть чакры. Так и учи.

– Хорошо, глазки закройте, мышцы расслабьте. Посмотрите на центр. – Зита затрясла руками. – Сколько в вас нехорошей энергии… У-у-у! Прямо током бьет. Сейчас снимем, сейчас станет легче. Посмотрите на центр.

Вера открыла глаза.

– На какой центр? И как я могу смотреть с закрытыми глазами?

– Это сложное искусство. Старайтесь смотреть в центр переносицы. Вы должны увидеть воронку серого или черного цвета. Смотрите, не отвлекайтесь.

Вера вздохнула и стала всматриваться, напрягая закрытые глаза, туда, где переносица. Никакой воронки она не видела.

– Ни черта не вижу! – Вера выдернула из-под головы ненавистную подушку и швырнула ее в ноги. – У меня затылок раскалывается, а эта твердая, как панцирь черепахи, где ты их берешь, такие неудобные?

– Давайте пить чай, Вера Степановна, – предложила Зита. – Поговорим, я расскажу вам немного о чакрах. Если вы будете знать, что должны увидеть, поверьте, вы рано или поздно все увидите. Сейчас неподходящее настроение. Вы возбуждены, вас что-то удручает, трудно учиться в таком состоянии. А головную боль я вам сниму.

– Опять руками будешь вокруг головы водить? – Вера помассировала затылок.

– Я же ваша подруга. У меня таблетки хорошие есть, настоящие, не подделка. – Зита засмеялась, показала желтые прокуренные зубы и тут же спрятала их за мясистыми губами. – И чай травяной. Сестры собирали. Они места чистые знают. Сейчас траву только в чистых местах надо собирать. Чтоб ни радиации, ни химии не было в земле. Садитесь в кресло, сейчас шторы отдерну, свет впущу.

– Только не это. Посидим в темноте. – Вера застонала, как только представила яркий солнечный свет, бьющий по воспаленным глазам.

Зита ловко смахнула со стола иконки, свечки, круглые камешки, толстых китайских божков и прочую мишуру и поставила чашки с блюдцами.

– У вас неприятности, Вера Степановна, чувствую. Давайте поговорим. Я любую душевную боль заговаривать могу, вы же знаете. И чай с медом – то, что надо при маете.

– Ты помнишь Алекса, моего начальника?

– Конечно. Я так скажу: тухлое яйцо, а не человек.

– Убили его сегодня ночью.

Вера отхлебнула из чашки и закашлялась. Зита налила чай в блюдце.

– Утопили в ванне.

– Осторожней надо быть, Вера Степановна, – сказала Зита.

– Что осторожней?

– Кипяток ведь, можете ошпариться. – И она спокойно отпила из блюдца остывший чай. Потом налила следующую порцию и показательно шумно дунула.

Вера вдруг вспомнила, как познакомилась с Алексом. В джаз-клубе дым стоял коромыслом. Хоть топор вешай. Площадь с пятак, плотно заставлена столиками и стульями. На каждом стуле по две-три попы. Ноги притопывают, руки заняты пивом и сигаретами, глаза поедают музыкантов, а в ушах настоящий фьюжн.

Вера с детства «квакала» на саксе. И в тот вечер забрела в клуб, чтобы тряхнуть стариной и сыграть пару-тройку квадратов. Друзья всегда рады потесниться и дать ей соло. Она продувает мундштук, она дует в него так, как сейчас Зита в блюдце, и вступает. Это настоящий драйв. Толпа ревет от удовольствия. Вера складывает сакс в кофр. И вот тогда к ней подошел Алекс и сказал:

– Поздравляю, мадам, более тухлого звука я давно не слышал.

Вера взвилась. Так ее еще никто не припечатывал. Зарывшись в бокал пива, она глухо ответила:

– Что ты понимаешь в звуках?

И в ответ Алекс выдал вполне профессиональный разбор ее игры. Вера и сейчас скривилась, так это было обидно, но правда – куда от нее денешься?

– У тебя, как и у всех саксофонистов-самоучек, специфический, «нефирменный» звук, с мелкой вибрацией, квакающими подъездами к каждой ноте, неустойчивый и некрасивый по тембру, одним словом, «тухлый». Будешь спорить?

Вера подавилась пивом и закашлялась. Алекс любовно выстукивал по ее спине джазовый ритм и добивал:

– Танцплощадка в деревне – вот твое место. У тебя неправильная постановка рук на клапанах, ты понятия не имеешь об аппликатуре…

– Хватит, – отдышавшись, взмолилась Вера.

Она волком посмотрела на худого Алекса, и ей захотелось придушить его. Она могла бы сделать это одним мизинцем. И в одну секунду. Странно, с первой же минуты их знакомства ей хотелось его убить. А получилось так, что она проработала у него не один год, да еще и в любовницах побывала. И теперь прибежала к Зите восстанавливать вдрызг «развинченные» чакры.

– И я говорю, хватит, – сказал Алекс. – Пойдем выпьем. У меня за столом место есть.

Удивительно, во всеобщей «давке» у Алекса был отдельный стол и отдельный стул, правда один. Алекс с ходу запрыгнул на стол, а ей указал на стул. Именно указал. Вера села и стала пить. Слушала, давилась слезами – ребята душевно свинговали – и пила все подряд. К концу вечера у нее пропал саксофон. Кто позарился на ее старенький «Weltklang», так и осталось загадкой.

– Не убивайся, – успокаивал ее Алекс, – на таких «тазиках», как твой «Weltklang», получить хороший звук почти невозможно. Все саксы этой дрянной фирмы сделаны из плохого металла.

– Ты знаешь, что такое для саксофониста потерять инструмент? Это как потерять руку или ногу.

– Лучше голову, – смеялся черствый Алекс.

– Скотина! – Тогда она первый раз назвала его скотиной. Как она была права! – Скотина, ты не понимаешь. Я свой саксик знала как пять пальцев. Мы с ним одно целое. Каждый клапан мне как родной. Мундштук притирается к губам годами.

– Я, как настоящая скотина, куплю тебе новый.

– Новый?! Любой новый сакс будет с тупым звуком. Я хочу свой, «раздутый» мною, вибрирующий вместе с моим организмом!

– Эх, нравятся мне такие жаркие бабы, – облизнул он плотоядно губы, – будешь у меня работать. Ты сможешь.

Зита дунула в блюдце снова, и Вера очнулась.

– То-то я смотрю, что у вас спирали против часовой стрелки раскручиваются. Это опасно, Вера Степановна.

– Какие спирали?

– Энергетические. Я же вам только что говорила, что у человека семь чакр. И у каждой своя энергетика.

– Я задумалась. – Вера покрутила головой и с удивлением отметила, что боль исчезла. Она так и не разгадала Зиту – шарлатанка или нет. Кажется, таблетку та ей не подсовывала. Куда же исчезла боль?

– Посмотрели бы вы, как уходила энергия из анахаты – сердечной чакры. И цвет темно-зеленый. А должен быть светло-зеленый. Сколько у меня сил ушло на работу с ней. Теперь спиралька закручивается, как и положено, по часовой. Чувствуете облегчение? Закройте глаза, направьте внимание в область сердца. Видите, видите, как воронка засасывает энергию? Смотрите! Смотрите!

Зита приказывала, Вера старалась, и ей показалось, что перед глазами медленно вращается спираль и уходит, уходит, ввинчивается в сердце мощный энергетический бур.

– Невероятно! – пробормотала Вера.

– Не открывайте глаза, теперь сосредоточьтесь на переносице, там, где третий глаз. У вас все получится.

– Какой третий глаз? – Вера открыла глаза и все испортила. – Не делай из меня просветленную. Третий глаз ощущают только избранные.

– Вы никогда не научитесь владеть собой. – Зита вернулась к чаепитию. – Слишком подвижные у вас эмоции. Вы как ртуть. А разговор с собой требует сосредоточенности, созерцания. В таком состоянии, как у вас сейчас, вы запросто могли убить Алекса.

– Какое у меня состояние?

– Взвинченное. Я вас немного подлатала, но…

– Не говори ерунды! – Вера резко встала из-за стола и опрокинула чашку.

– Ай-ай-ай! Ртуть, чистая ртуть! – Зита кинулась за тряпкой, а Вера схватила катившуюся к краю стола чашку и теперь не знала, что делать.

Когда лужу вымакали тряпками, Зита вытянула руки в сторону гостьи и зашептала какие-то заклинания.

– Не шамань, – Вера засмеялась, – у тебя такой глупый вид.

Зита послушно опустила руки и тоже принялась смеяться.

– Попили чайку! Поняла: вам, Вера Степановна, лучше не наливать.

– Ты серьезно так думаешь? – вдруг спросила Вера.

– О чем это вы? Насчет убийства? – Зита перестала смеяться, встала, прошлась по комнате, взяла в руки статуэтку и поднесла ее прямо под нос гостье.

– Снова шаманишь. – Вера сердито отстранилась. Зря она пришла сюда. Лучше бы ходила с головной болью, чем теперь выслушивать подозрительные намеки. – Что ты себе вообразила, Зита-всевидящая?

– У вас слишком сложные сны, Вера Степановна, смотрите на мир проще, так легче. Это статуэтка богини Шамирам, в армянской мифологии – богини любви и сладострастия. Шамирам возжелала, чтобы ее мужем стал властелин Армении, а когда тот воспротивился и все ее ухищрения добиться взаимности оказались тщетными, она убила его. Вот такая она, богиня Шамирам.

Вера буравила глазами статуэтку Шамирам и не знала, как ей повести себя. Разозлиться? Рассмеяться? Убить эту нахалку, которая так бесцеремонно, в лоб, называет ее убийцей?

– Я не убивала Алекса, – вконец растерявшись, пробормотала Вера.

– Да никто и не обвиняет вас, Верочка Степановна, извините. Конечно, не убивали, но могли. Я к тому, что каждый из нас может убить, если его припереть к стенке. Я уж точно убила бы. Мы в этом страшном мире только жертвы. Зря говорят, что жертва – это кого ножом пырнули. Настоящая жертва – это убийца. Его довели до состояния убийцы. Человек не рождается преступником. Его калечат, делают ему больно, заставляют страдать – он и ломается. А легко ли жить сломанной куклой?

– Замолчи, Зита, ты тут смешала правду с кривдой. Все в кучу свалила. Тебя не разберешь. Шамирамишь тут на полную, а я у тебя в виде подопытной крыски, да?

– Нет, я только хочу, чтоб вы поняли. Убил тот, кто не мог не убить. Например, из-за любви или сладострастия. Это все.

– Я и без тебя это знаю. Как, говоришь, зовут богиню?

– Шамирам. Надо найти Шамирам.

Вера Степановна успокоилась и зачем-то погрозила Зите пальцем. Пора было идти на работу, она ведь теперь начальник.

* * *

Пенсионерка пенсионерку всегда поймет. Особенно когда встретились случайно и разговорились невзначай. А времени у старости «на поговорить» предостаточно.

– Подайте мне другую булку, помягче. – Старушка приросла к прилавку намертво и узловатыми пальцами недовольно мяла хлеб.

– Женщина, вы третью булку перебираете, – продавщица закипала, – проходите, не мешайте работать.

– Мне помягче, жевать черствую нечем, вон ту, в уголке лежит.

– Хлеб весь такой, вечерний. – Продавщица решила найти поддержку. – Слышишь, Валь! – Она обратилась к молодой, ярко накрашенной блондинке за соседним прилавком. – Делать им, пенсионерам, нечего!

У той был полный штиль, и она лениво полировала ногти.

– Нервы только мотают, – отозвалась блондинка.

– Какой привезли, такой и продаю!

– А ты подай, я сама попробую, вон ту.

– Женщина, не хотите – не берите, дайте спокойно работать продавцам. – Валька решила размять глотку. – Мы не хлебозавод! Сами его не делаем. А вы ходите, работать мешаете!

– Ты чего раскричалась, пигалица! – вступилась за пенсионерку такая же пенсионерка, только побойчей. – Мы войну пережили! Твоих родителей рожали и воспитывали, а ты орешь! Где ваша жалобная книга?

– Женщина, какая жалобная книга, их сейчас ни в одном магазине нет. – Продавщица хлебного перешла на вежливый тон. – Какую вам булку показать, эту?

– Нет, рядом, рядом, да рядом же, да!

Валька заткнулась и предпочла удалиться в подсобку.

Старушки поняли, что победили, и из магазина вышли вместе. А потом оказалось, что им идти в одну сторону, по дороге разговорились. Так Анастасия Назаровна познакомилась с Алевтиной Николаевной.

Обсудив почки, которые то ноют, то тянут, перешли к «стреляющей» печени, от нее перескочили на селезенку и желчный пузырь с камнями и песком и почувствовали, что знакомство обогащает и радует. Переметнулись на разговоры о детях. А куда ж без них?

– Дети у меня хорошие, но не везет им в жизни. Дочка замуж вышла, пять лет прожили и разошлись. Теперь просит, чтоб я внучку к себе взяла. – Алевтина Николаевна вздохнула. – Внучке четыре годика, ребенок подвижный, я за нею не поспеваю. Что делать, не знаю! И дочку жалко, ей деньги зарабатывать надо, она у меня работящая, но не везет с мужиками.

– А у меня сыночек единственный, – поддержала тему Анастасия Назаровна, – работает сутками – он у меня бизнесом занимается. По командировкам мотается, в холодных гостиницах хронический бронхит заработал, а женился на такой непутевой! Не работает, сидит дома. Ну так и приготовь мужу обед, занавесочки повесь, плиту вычисти. Думаете, благодарная? Нет, ждет, пока домработница придет и все вывезет. Даже посуду не помоет за собой! Уюта в доме никакого. Разве это жена?

– А моя работящая, и шьет сама, и вяжет, но не везет в жизни. Муж пил и на диване пружины давил.

– И моему сыночку не везет. Денег приносит – куры не склюют, и все на мымру тратит. А она даже рожать не хочет. Занавесочки свежие на кухне и те повесить не может. Алешенька привык к чистоте и уюту. Я в этом отношении все для семьи делала, заботилась и о муже, царство ему небесное, и о сыночке, а невестка ни за холодную воду. Что делать, ума не приложу.

– Вот и я не знаю. Внучку и в садик отвести, и на танцевальный свозить надо – где же силы взять. Она такая егоза, а у меня давление.

– Давление! У вас повышенное или пониженное?

– Гипертония.

– И у меня гипертония. Как зайду к сыну в квартиру, как посмотрю на эту неумеху ленивую, так потом три дня лежу, головы поднять не могу.

– А я как к дочке съезжу, так и расстроюсь. Она, бедненькая, и на работе успевает, и в доме все чистенько прибрано, приготовлено, но сил-то сколько уходит, так можно и здоровье потерять. Сердце болит. Все же, Анастасия Назаровна, природа правильно придумала. Мужчина должен деньги зарабатывать, а жена детей воспитывать и за домом следить.

– Правильно, Алевтина Николаевна, говорите. Все правильно. Вот что я надумала. Надо нам устроить счастье своих детей. Познакомим их как-нибудь невзначай. А?

– Ох, хорошо бы было.

– Моему сыночку давно пора найти нормальную женщину.

– Дочка тоже мечтает о настоящем мужчине.

Старушки-заговорщицы в едином порыве пожали друг другу руки.

– Мы обязательно их познакомим. Вот только разберусь с одной особой. Представляете, Алевтина Николаевна, Алешенька недавно пережил большой стресс. И ему показалось, что он полюбил какую-то совершенно незнакомую женщину. Вы понимаете, он опять ошибется и опять будет несчастлив. Я на самотек его личную жизнь больше пустить не могу. Иду посмотреть на эту хищницу. Она в вашем районе живет. Я ей прямо скажу – пусть от моего сына отстанет. Я на пороге лягу, а в дом не пущу.

– Где, где она живет? Кто такая? Я тут всю жизнь прожила. – Алевтина Николаевна, как лицо заинтересованное, с нетерпением ждала разъяснений. Уж очень хотелось устроить личную жизнь дочери. И если на пути к счастью стоит какая-то хищница, то она постарается, чтобы Анастасия Назаровна узнала всю правду о ее моральном облике.

– Журналистка. Сын вчера весь вечер выяснял, как ее зовут и где живет.

– Когда же он успел влюбиться, если даже имени ее не знает? – Алевтина Николаевна еще хотела добавить «Вот мужики пошли!», но вовремя спохватилась. Пожалуй, ей это на руку, если он такой влюбчивый, может, и с дочкой что-нибудь получится. Она ведь красавица, умница. Институт закончила, почти не красится, и шьет, и вяжет, и обед приготовит.

– Стресс он пережил и думает, что она его спасла от смерти, журналистка эта. Пономаренко Инна Владимировна.

– Знаю! Знаю такую! – Алевтина Николаевна чуть в пляс не пустилась от радости. Об этой журналистке и придумывать ничего не надо было. Правду расскажет, всю правду, без утайки, и совесть мучить не будет. Хорошо, что они с Анастасией Назаровной повстречались. Лучше ее, Алевтины Николаевны, никто матери завидного жениха глаза на эту хищницу не откроет. А там пусть сама решает, нужна ей такая невестка или не нужна. – Вот что скажу, Анастасия Назаровна: бедным будет ваш сын, если на ней женится.

– Чуяло мое сердце, чуяло! – Назаровна схватилась за левый бок. – Мать не обманешь. Я как услышала ее адрес, сразу стала собираться, будто бы в магазин, а сама сюда бегом, чтобы первой с ней поговорить. Сын намерен ее в ресторан приглашать, и столик заказал, и в магазин ювелирный звонил, подарок, видите ли, хочет купить. Так он привык за женщинами ухаживать. Так, мол, принято.

Алевтина Николаевна затаила дыхание. Кольцо подарит золотое с бриллиантами, или сережки, или цепочку. Ну почему другим девкам так везет, а ее несчастной Сашеньке попадаются все непутевые? Сто граммов конфет карамельных принесут внучке и как павлины ходят – осчастливили!

– Она странный образ жизни ведет, – начала Николаевна вдохновенную обличительную речь, – спит сколько хочет, за полночь приходит. Где только шляется? Мужики к ней липнут. Поживут-поживут – и пропадают. А в прошлом году она совратила совсем молоденького. Он ей в сыновья годился. Бесстыжая.

– Ох, горе-то какое! Гулящая! – стонала Назаровна.

– Недавно ее похищали, голую, прямо из ванны, а через три дня вернули в чем мать родила, сама не видела, но соседка рассказывала. Где была, говорит, не помнит[1]1
  Подробнее об этом вы можете прочитать в романе Н. Вадченко «Убить Маргариту».


[Закрыть]. Это ж надо так напиваться!

– Или пьяная, или под наркотиками, – подсказала Анастасия Назаровна, массируя сердце.

– Люди к ней странные забредают. То бандюги, то милиционеры. Музыку любит громкую слушать по ночам. Трупы в морге ходит смотреть.

– Господи, бедный сыночек!

– Подруга у нее под стать, представляете, трубку курит! Сама видела.

– Спасибо, Алевтина Николаевна, спасибо вам, что открыли глаза. Я теперь знаю, как с ней разговаривать. Такая проглотит моего Алешеньку и не подавится. Кто ж его защитит, если не мать родная!

Алевтина смело вела Анастасию Назаровну в нужный подъезд. Перед дверью Пономаренко Алевтина Николаевна показала на соседнюю квартиру:

– Вот здесь живет моя подруга. Она-то все мне и рассказала. Очень ее допекает эта журналистка. Спать по ночам мешает.

Назаровна кивнула и решительно нажала звонок в квартиру Пономаренко. Тишина.

– Может, она на работе?

Версия о работе никак не укладывалась в нарисованный облик распутной журналистки, поэтому Алевтина Николаевна, пожевав в раздумье губу, настоятельно посоветовала:

– Звоните еще раз.

И оказалась права. Пономаренко, пробегав ночь, конечно, спала. Вернее, только-только заснула. И совсем не обрадовалась настойчивым звонкам. Дверь она открыла в соответствующем настроении. Но это полбеды. Беда случилась, когда Анастасия Назаровна увидела нечесаную, всклокоченную, опухшую от бессонной ночи избранницу своего сыночка.

– Что я вам говорила? – торжествуя, заявила Алевтина Николаевна. – Двенадцать часов, а она еще спит.

– О господи! – только и успела сказать Назаровна, и с ней случился припадок.

Пономаренко узнала Серпантинову, совершенно не обрадовалась ее визиту и уже хотела бесцеремонно захлопнуть дверь и отправиться досыпать. Но женщина вдруг неестественно покраснела и стала заваливаться на бок. Инна подставила плечо, приняла на себя немалый груз, прогнулась и просипела стоящей рядом старушке:

– Помогите.

Спутницу она тоже узнала, и это узнавание тоже не принесло большой радости. Алевтина Николаевна слыла известной на весь район сплетницей-всезнайкой. Запускать ее в квартиру, в довольно запущенную квартиру, если точнее, не в квартиру, а берлогу, было рискованно. Инна с точностью до одной сотой могла предсказать, что на ближайшие три дня Николаевна обеспечена пищей для разговоров со своими задушевными подруженьками.

Но делать было нечего. Если бы она позволила Серпантиновой свалиться на лестничной площадке, то пришлось бы в помощники искать мужиков, что в планы Пономаренко не входило.

Вдвоем они дотащили еле передвигавшую ноги Назаровну до ближайшего кресла.

– Я «скорую» вызову, вы тут с ней посидите.

Пономаренко злилась. Мало того, что ей не дали поспать, так она еще перехватила стреляющие во все стороны взгляды Алевтины Николаевны.

– Посижу, посижу, – с готовностью согласилась Николаевна.

«Чертова старуха, – выругалась про себя Инна, – две чертовы старухи».

– Не надо «скорую», – тотчас же пришла в себя Назаровна, – я не доверяю врачам.

– А что надо? – зло спросила Инна.

– Воды, – процедила старуха.

«И чего она ко мне притащилась?» – терялась в догадках Инна. Она поплотнее запахнула халат и отправилась на кухню за чистым стаканом и минеральной водой.

– Что я вам говорила? – зашептала Алевтина Николаевна. – Вы посмотрите, какой беспорядок. Вещи разбросаны, на столе стакан немытый, кажись, чай пила с лимоном. Окна грязные…

– Николаевна, спасибо, что довели.

До чего довела ее Алевтина, Серпантинова не уточняла. Она отдышалась, привстала с кресла и осмотрелась.

– Видите, видите? – не успокаивалась Николаевна.

– Я бы хотела с ней с глазу на глаз поговорить, – сказала Назаровна. – Вот вам мой телефон, позвоните мне вечерком, я все расскажу.

– Понимаю, – тотчас же согласилась Алевтина Николаевна. Все, что ей требовалось, она уже увидела. Ей и самой пора было внучку на танцы вести.

Инна вернулась, увидела, что ряды противников поредели, но радоваться этому обстоятельству или огорчаться, не знала.

Старуха пила воду и жадно разглядывала Пономаренко. Допила и сказала:

– Не пойму, что он в тебе нашел.

– И я не пойму, что вам от меня нужно. Извините, я очень устала. У меня выдалась бурная ночь…

– Бурная ночь, – эхом отозвалась старуха. – Может, ты по женским делам большая умелица?

– Послушайте, не знаю, как вас величать, если я спасла вашего сына, это не значит, что я с ним спала!

Инна закипала. «Что позволяет себе эта старуха? Вот и делай после этого добрые дела. Нет чтобы спасибо сказать, так она пришла разбирать меня по атомам! Еще начнет обвинять, что это я ее сыночка в гроб запихнула! Все, больше никого из могилы выкапывать не буду! Попали туда, пусть там и остаются».

– Анастасия Назаровна.

– Что «Анастасия Назаровна»?

– Меня так величают. За Алешеньку спасибо, если правду говоришь.

– Наконец-то, пожалуйста. Теперь я могу идти спать?

– Жена его, Людмила, доложила, что ты им интересовалась.

– Он мне и даром не нужен! – в сердцах выпалила Пономаренко.

– Что-то ты горяча больно.

– Интересует он меня только с профессиональной точки зрения, – зачем-то стала оправдываться Инна. Может, потому, что старуха безошибочно угадала ее горячность, Пономаренко испугалась, что она докопается и до странного сердцебиения, которое накрыло Инну, когда она смотрела на Алексея.

– Ты что, проститутка?

– Думайте что хотите, – опомнилась Инна и перестала вдаваться в дальнейшие объяснения.

– Что я могу думать? Сыночек в тебя влюбился. А я мать. Согласна, жена его, холодная щука, ему не пара, но и ты, гляжу, птица еще та!

Инне очень хотелось взять бутылку с водой, налить минералку в стакан и выплеснуть ее прямо в физиономию настырной старухи. Она представила траекторию полета освежающей струи и даже получила некоторое удовлетворение от виртуального акта мести. Инна мысленно уже наливала в стакан следующую порцию, но тут зазвонил телефон, как всегда некстати.

– Это Алешенька, – материнским сердцем угадала Назаровна.

Инна уничтожающе улыбнулась. Еще чего! Никакие Алеши ей звонить не имеют права, и номер телефона, насколько ей помнится, она никому не дарила.

– Алло, это Серпантинов.

Инна чертыхнулась. Потом несколько минут слушала его пламенную вступительную речь. Пока Серпантинов заливался соловьем, Анастасия Назаровна поедала ее глазами.

– Нет, ресторан меня не интересует, – наконец отрезала Инна, чем порадовала Назаровну, – а вот историю вашего приключения выслушала бы с большим удовольствием.

Назаровна приуныла.

– Притворщица, – прошипела она.

– Вы Алекса знали? – спросила Инна, перебив очередную тираду Серпантинова. Она не могла не задать этот вопрос. Папка в урне не давала ей покоя.

– Знал, – подтвердил Алексей. – Поверхностно.