Текст книги "Достичь смерти"
Автор книги: Никоноров Александр
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Никоноров Александр
Достичь смерти
Пролог
Письмо Сарпия, оставленное им в Ордене Переписчиков
Моя семья!
Слишком многое произошло за последние два дня. Честно сказать, я и представить не мог, что все закончится именно так. Не буду портить пергамент и переводить чернила на длительную сентиментальную чепуху, но кое-что сказать все-таки следует.
Я знаю силу. Я познал мощь, которая не снилась даже самым искушенным в искусстве Переписчикам. Я говорил с ша-эной. У меня были видения. Уже сейчас понимаю, насколько я опасен, однако соглашаться на заточение не буду ни под каким предлогом – рискую повторить судьбу пленников Лодронбата. А передать кому-то силу ценой собственной жизни – тем паче. Узнав, что это за брея, я не доверю его никому из вас, при всем моем уважении. С этим надо кончать. И я сделаю то, что требует Кодекс Переписчиков.
После Испытания я так и не сомкнул глаз. Все взвешивал, гадал, прикидывал... Может, переборю? Может, вы, достопочтенные Жрецы, сможете вылечить меня? Изгнать темную сущность и замуровать в тюрьму понадежнее, раз уж справиться с ней до сих пор невозможно. Но если вы не вытащите ее из меня, то замурованным предстоит быть и мне. А способа бороться с ша-эной у вас нет. В таком случае ей лучше погибнуть. Вместе со мной.
Остаться рядом с вами мне не позволит совесть. И Кодекс. Я не хочу, чтобы кто-то ночью прирезал меня в лучших традициях небезызвестной убийцы Первой и заполучил ша-эну себе. И дело не в том, что я не доверяю вам – я не доверяю ей. Признаюсь, мне слабо верится в то, что на Испытании именно я смог породить заклинание такой мощности, которое пошатнуло надежные стены не просто тайника, но самого сафекса! Треклятая амфора должна была остаться в целости! Думаю, меня подставили. Поступок останется на совести того, кто заварил эту кашу. Но письмо о другом.
Я все обдумал и принял решение: я ухожу. Оставаться рядом с людьми опасно до тех пор, пока жива ша-эна. Жаль, что ее нельзя победить. Но можно уничтожить вместе с носителем, и, раз уж мне выпала такая задача, я доведу дело до конца. Спасение мира – большая честь. Большая, но грустная. Я направляюсь к Ондогорану, прямиком к Проводникам. С ними я постараюсь договориться о том, чтобы они открыли Врата и выбросили меня в Бездну.
Я доверяю вам и надеюсь на ваше благоразумие. Вы вряд ли удивитесь, не обнаружив меня в комнате. Так надо. Пожалуйста, проявите трезвость ума и не следуйте за мной. Так будет безопаснее для всех.
В последнее время в Ордене творятся странные вещи. Я не узнаю людей. Улыбки все чаще фальшивые, а разговоров в спину стало больше, чем в лицо. Жрецы больше напоминают подростков, нежели опытных мастеров Переписывания, коим следовало бы привносить новые знания и воспитывать последующие поколения Переписчиков. Вы погрязли в недомолвках.
Прошу, сохраните письмо. Когда-нибудь закончится наша сила, исчезнет Орден, поутихнут войны, мир переполнится и погрязнет совсем в других проблемах... Пускай наши потомки удостоверятся, что в эти времена в Ордене еще не все было потеряно (да простится моя спесь).
И тем не менее, с вами было тепло и уютно. Спасибо, что заменили мне родителей. Спасибо, что обучили и сделали из меня того, кто не страшится погибнуть. Я не подведу.
Пожалуйста, не гневайтесь и поймите меня правильно.
Навечно ваш,
Пока еще Сарпий.
П. С. Альтеро и Талемано ничего не знают, поэтому не мучайте их.
Переписчики столпились в Приюте Слов.
Просторный зал для переговоров никогда не видывал такой толчеи. Его перламутровые стены привыкли к сбегавшим по ним ручейкам, а самым громким звуком был плеск от множества каскадных водопадов. Брызги оставались висеть в воздухе мелкими частицами, отчего в Приюте Слов всегда было свежо и прохладно. Стены помнили, кому принадлежали самые быстрые движения – цветастым рыбам, что юрко плыли вертикально вверх по водяным столбам, подпирающим потолок. С бьющих хвостов срывались капли и, блеснув в свете золотых шаров, падали на пол. Стены помнили. Пожалуй, будь они людьми, им было бы в пору умиротворенно улыбаться. Однако, будь они людьми, сегодня их улыбкам пришел бы конец.
Толпа пестрела цветными плащами и разномастным оружие; у кого-то из-за спины виднелось древко копья, кто-то нервно натягивал тетиву лука, чья-то ладонь крепко сжимала эфес огромного двуручника. Здесь собрались члены Ордена Переписчиков. Открыто о собрании не сообщалось, но в Приют Слов стеклись практически все. Мест на всех не хватило. Кто помоложе – стоял в толпе и вытягивал шею, чтобы услышать каждое слово и не пропустить ни одного жеста Жрецов. Те сидели за круглым столом, который обступили Переписчики постарше и Провожатые. В центре содеянного из графитового мрамора стола была отлита изящная статуэтка – гладкая, обтекаемая, словно свисающая с козырька крыши сосулька. В ней легко угадывался шар с возложенным на вершину продолговатым бруском. Символ Ордена. Знак Баланса. Его копия, увеличенная в несколько раз, красовалась на центральной площади цитадели Переписчиков. Статуэтка была исполнена так искусно, что издали ее можно было бы спутать с ледяной скульптурой.
– Спасибо, Талемано.
Одетый в изумрудный плащ Переписчик тряхнул головой и сложил письмо.
– Оставь его нам, будь так добр.
Талемано неохотно засунул руку в карман и достал письмо. Он колебался самую малость, но все же подошел к столу и неуверенно бросил письмо на мраморную поверхность, после чего занял место возле кресла одного из Жрецов.
– Спасибо. Итак, ваши мнения? – спросил Тарлион, однако столкнулся с непроницаемой завесой тишины.
Пожилой Переписчик занимал должность Верховного Жреца девятый год и по праву носил причитающийся ему белый плащ. И ему, как самому главному, самому мудрому и самому уважаемому, надлежало проводить собрания под своим руководством. Вряд ли подобное доставляло ему удовольствие – скорее, он шел на это как на пытку. Но завоеванный авторитет – вещь непростая. И тут либо следовать ему, либо распрощаться со всем и вся. А за время правления Орденом он накопил так много...
– Ваши мнения, Переписчики? – повторил он чуть громче, разрывая полог безмолвия.
В горле запершило, старик закашлялся. Лицо покраснело, лысина пошла пятнами. Тело сотрясло, но Тарлион подавил приступы. Он гневно осмотрел собравшихся, проклиная их за нерасторопность. Возможный гнев Верховного Жреца побудил присутствующих. Они как с цепи сорвались. Неуверенные фразы начали доноситься со всех сторон Приюта Слов, а после, набрав обороты, робкие выкрики слились в настоящий шквал голосов, который заполнил просторное помещение, словно влетевшие в улей пчелы.
– Найти!
– Догнать и схватить!
– Убить!
– Запереть!
– Развоплотить!
Тарлион вздохнул и поморщился. Ох уж эти крики. Старческое ухо Верховного Жреца давно стало ранимым и очень уязвимым для любого мало-мальски громкого звука. С возрастом он понял, насколько это трудно и неудобно. Жаль только, что орущие оболдуи никак не возьмут это в толк. Старческая немощь сильно контрастировала с возможностями Тарлиона, и это смотрелось особенно странно.
Пальцы Верховного Жреца схватили письмо и развернули его. Глаза вцепились в написанное.
Я направляюсь к Ондогорану, прямиком к Проводникам. С ними я постараюсь договориться о том, чтобы они открыли Врата и выбросили меня в Бездну.
"А ты амбициозен, юноша", – отметил Тарлион.
Но можно уничтожить вместе с носителем, и, раз уж мне выпала такая задача, я доведу дело до конца.
"И очень, очень глуп".
Тарлион оставался бесстрастным, но внутри уже закипал источник раздражения. Острый подбородок ходил влево-вправо, будто маятник.
Гул не стихал.
– Да! Привезти сюда!
– Прихлопнуть его кем-нибудь поадекватнее!
– Поручите мне найти его!
– Да пусть идет!
Тарлион помассировал шею. Плотно сжатые губы никак не хотели размыкаться. Не было никакого желания произносить то, чего никак не избежать. Однако и Верховный Жрец, и собравшиеся понимали, что контроль над ситуацией потерян.
"Для них потерян, – оговорился Тарлион, оглядывая коллег по цеху. – Я ничего никогда не теряю. Но некоторым, – он посмотрел на Жрецов напротив, – лучше об этом не знать".
Выстроенный Тарлионом и его друзьями – тут Верховный Жрец усмехнулся – многоярусный план пора приводить в действие, в его заключительную стадию.
И старик знал, как знали и остальные Переписчики: Сарпия надо остановить. Они рвались. Они были полны сил и желания. Страницы Кодекса заполонили их сознания. Но не всем – Тарлион с легкостью видел тех, в ком взыграла алчность. Желание заполучить лакомое вспыхнуло, точно охапка сена.
"Прекрасно, – думал Тарлион. – Значит, у вас будет, за что сражаться".
Он промокнул лысину и с трудом сдержвл снисходительную улыбку.
Его
армия
готова.
Пора начинать охоту.
Глава 1
Я не знал, что способен на такое.
Мое путешествие давно превратилось в выживание.
Боги покинули мир, и больше некому воздавать за благие поступки. Струнка, мое верное оружие, моя спутница и соратница, познала слишком много крови. Крови невинной, но неизбежной.
Мне ничего не сделать с ними... Они не понимают. Я просто хочу поскорее закончить это. Я писал письмо и верил в Орден, верил, что они предупредят, остановят... Впереди Тиски Погибели, и, боюсь, встречи с палиндорцами мне не избежать. Как они узнали?
Так смешно.... Переписчикам следует защищать людей, а мне все чаще приходится убивать их.
Я слышу по ночам марш армии, слышу далекие взрыкивания и щелканье кнутов,громкие гортанные выкрики палиндорцев и лязганье мечей.
Они готовы встретить меня.
Но мне этого не нужно. Просто дайте уйти, пока ша-эна не пожрала меня. Последний бой с альфингейлцами был предупреждением... Я рискую быть потерянным.
Никогда не любил магию, никогда не мог осмыслить ее принципов. Я не доверяю ей. Всю свою жизнь я отдал тому, чтобы научиться владеть оружием. Моей Стрункой.
Наконец-то эти умения мне пригодились. И пригодятся еще не единожды.
Они уже в достаточной мере окупили себя, но в последнее время одних моих способностей не хватает. Я вынужден черпать силу, чтобы сохранитьсебе жизнь и не позволить им завладеть ша-эной. И чем больше силы будет заимствовано, тем быстрее моя личная битва будет проиграна...
Но я еще держусь.
1
Еще один дальсий пал замертво.
Продлись битва немного больше – будет невозможно сделать и шагу. Полутигры-полускорпионы притеснили его к отвесной стене ущелья, не давая шанса убежать. Но животные никогда не зададутся вопросом – а собирался ли он бежать?
Когти с неприятным скрипом вонзались в землю, оставляя глубокие борозды; растущие из основания шеи клешни за раз могли перекусить и трех таких, как взятый в полукольцо воин в золотом плаще и с серебристой обоюдоострой пикой в руке. Но пока что клешни щелкали впустую. Воздух стонал от молниеносных ударов лап. Дальсии ревели страшнее, чем скот на бойне. Они были злы и голодны. Густые белые хлопья слюны срывались с пастей и падали на взмыленные шкуры. Беснующиеся звери ждали своей очереди, нетерпеливо переминаясь на земле, которая стала похожа ни иссеченную кнутом спину.
Загнанный мужчина не выказывал страха. На его худощавом лице застыла гримаса нетерпения, рука пригладила короткие волосы, черные, с сединой. Про такие говорили "соль с перцем". Все происходящее скорее раздражало его, нежели пугало. Он небрежно уклонился от хвоста – жало на его конце пронеслось в каких-то полутора дюймах от лица. Высокий воин был скуп на движения и не спешил уклоняться больше, чем следовало, словно насмехаясь над животными.
Они были яростны как никогда. Даже хозяева не видели питомцев такими безумными. Дальсии остервенели, жажда расправы граничила с помешательством. Глаза налились кровью, хвосты дрожали, тягучие капли яда срывались с жал. Задние ряды животных напирали, им не терпелось растерзать добычу, ведь им обещали дать отведать сладкой теплой крови жертвы. Неподатливой жертвы, жалкой и хлипкой, почему-то убивающей их братьев по роду так же легко, как надоедливых комаров. Дальсии не выдерживали. Бешенство и голод брали верх. Приседая, животные совершали затяжные прыжки, оставляя позади тех, с кем только что стояли рядом. Они рвались отомстить за погибших.
Места между ним и дальсиями становилось все меньше. От их горячего зловонного дыхания нагрелся воздух. Стало душно. И тогда он приступил.
Серебристая пика, похожая на остро заточенное с двух сторон перо, начала туать в воздухе замысловатые восьмерки; оружие двигалось слишком быстро, чтобы заметить что-то, кроме размытого пятна. Капли крови срывались с наконечников, будто они ни на миг не хотели быть испачканными.
Он работал филигранно. Полы плаща развевались, хотя сухой воздух Таладаса был недвижим. Небо Тиэльмы не знало боя более отточенного и аккуратного, чем тот, что происходил сейчас на багровых землях Тисков Погибели. В этой скупости движений было что-то привлекательное, что притягивало и завораживало. Ошарашенные палиндорцы смотрели на воина со страхом и восхищением. Каждый маневр сражающегося будто бы говорил: да, я уверен в себе, да, я знаю куда бить, нет, они не представляют для меня ни малейшей опасности. Для схватки в этом обилии тел гораздо удачнее подошла бы коса, чтобы ублажать лезвие обильной кровавой жатвой.
Воин словно танцевал. Он нарочито играл со смертью, подпуская дальсиев как можно ближе к себе. Он хотел показать их хозяевам, что с ним не надо сражаться. Они не осилят. Им надо бежать. И бояться.
Дальсии боялись. Палиндорцы – нет. Невообразимые глупцы, наивные до мозга костей. Эти неорганизованные, но чересчур уверенные в себе дикари пошли путем наименьшего сопротивления и направили все силы на то, чтобы остановить воина и урвать свое. Ведь добыча так близко... Они хотели изнурить человека в золотом плаще, но просчитались. Сперва с вершин ущелья летели камни, по сколоченным доскам скатывались валуны, шипело вылившееся кипящее масло, дождь из стрел грозился изрешетить его, но короткая вспышка ярко-красного... И от стрел не осталось ничего, кроме наконечников, со звоном упавших вниз. Когда разменные карты палиндорцев закончились, на стол лег козырь, и в бой отправились их преданные друзья и боевые товарищи – дальсии.
Глаза воина снова на краткий миг вспыхнули ярким кармином. Он принял игру. Он готов назвать цену за нападение.
Наконечники пики едва касались жертв; они проходили вскользь ровно настолько, чтобы вспороть горло самым кончиком. Небрежные движения несли мгновенную смерть – еще даже не успевала проявиться красная полоска на рассеченной плоти, а животное уже падало замертво. Воин обладал страшной силой. Его оружие не знало преград, под напором стали черепа сминались, словно были сделаны из отсыревшего картона, а конечности сгибались под неестественными углами. Иногда человека окружали, и он переставал церемониться. Не было изящества и грации, но был свист вспарываемого ветра и удары плашмя. Осколки костей летели во все стороны, дальсии переходили на визг и бились в конвульсиях от боли. Перед тем, как умереть, палиндорцы запомнили, как от удара серебряной пики голову животного развернуло в другую сторону, она повисла на коже, а потом с влажным треском, не выдержав собственного веса, оторвалась и улетела под лапы наступающих дальсиев.
Воин больше не медлил. Он упивался. Его глаза застила багряная пелена, и все, что он видел, это размытые силуэты тех, кому предстояло умереть. Когда бой затянулся, была призвана магия. Глаза воина сверкнули снова. Он изменился. Плащ больше не трепыхался, пика успокоилась, стиснутые челюсти расслабились. Человек больше не переживал. Его охватило спокойствие.
Теперь за ним присмотрят.
Дальсии заскулили и поджали хвосты. Они стояли в нерешительности, вся их прыть сошла на нет. Но поздно. Пришло их время. Воин заглянул в сафекс – надмир – и с удовлетворением отметил, что голубоватые оболочки уже покинули не успевшие остыть тела. Души медленно воспаряли к небесам. Человек поднял руки и потянул к себе, вырывая души из иного мира, возвращая их туда, где они пригодятся.
Животные что-то почувствовали. Они ринулись в атаку, понимая, что все, что от них требуется – умереть, попытаться забрать с собой непобедимого противника. Им помешали – на пути возникли призраки. Совсем недавно они были собратьями – зловещие фантомы, совсем не похожие на тех, кем были при жизни. Тощие, с полыхающими пепельной дымкой глазами, с серым паром, идущим изо рта. И холод. Могильный холод, от которого бросало в дрожь.
Призраки не церемонились и честно отрабатывали свое время. Им пообещали, что их не задержат надолго; они пообещали, что успеют. Души испугались человека. Точнее,
того
, что в нем сидело. У них не доставала ни силы, ни воли, чтобы отказать
этому
. Они рвали дальсиев на куски; каждый фантом впивался длинными клыками в плоть жертвы и отравлял, впрыскивая в тело яд мертвых. Животные жалобно выли и, скользя по мокрой от крови земле, пятились, однако мертвецы неизменно настигали их. Мускулы седеющих дальсиев ссыхались, лапы сморщивались и под тяжестью тела подламывались. Некогда грозные животные падали замертво тщедушными и убогими тушками, которые издали можно было спутать с покрытым толстым слоем пыли ковром.
Дальсии проиграли эту битву.
2
Застыло небо, подкрашенное огненными сполохами. Замер ветер; он не осмеливался дуть, не осмеливался потревожить безмолвие смерти. Мир замер, будто увядающий старик, набравший в грудь воздуха в последний раз. Напряжение пронзило каждую частицу, время текло тягуче, словно смола. Попрятались звери, редкие птицы с диким карканьем улетели прочь, ящерицы забирались под камни и уходили в спячку. Они чувствовали. Они слышали. Они боялись.
Ветер приносил запахи пота, крови и тления. Удушающая волна окатывала Тиэльму раз за разом. Людей рвало. Их тошнило от этого запаха.
Земля дрожала от топота тысяч и тысяч ног. Трубили в рог, били в барабаны, пели песни... А потом все обрывалось, и на смену приходили крики, лязганье мечей, звуки ударов и несмолкаемый шум битвы. Песнь смерти проносилась над Тиэльмой уже четвертую неделю. Так было здесь, в Таладасе, и точно так же было в суровом Альфингейле десятью днями ранее, в Лакинае и Аратамате...
То были звуки войны. Войны всех против одного.
3
Дикий народ Палиндора. Люди, способные удивить разве что недалекостью. Воинствующие, вечно враждующие между собой общины, они так и не смогли отстроить ни одного достойного города и зачастую проживали под открытым небом, кочуя с места на место. В самом крупном городе – Фарадасе – обосновался вожак палиндорцев по имени Фельмис. И сегодня под его начальством палиндорцы объединились, чтобы обрести могущество. Каждому предоставился шанс вознестись и стать правителем мира – так говорил один из Странных, который звал себя Переписчиком. Покрытый татуировками пожилой мужчина с голым черепом явился к ним и воззвал к их силе. Его речи сплотили палиндорцев, и те приняли решение одолеть чудовище. Они не знали военного дела, их ремесло – приручение непокорных дальсиев. Все, что имели, палиндорцы направили против мужчины в золотом плаще.
Тиски Погибели должны были стать ловушкой, могилой. В представлении палиндорцев ущелье было капканом, а загнанный человек – легкой добычей. Его надеялись застать врасплох и, вероятно, ожидали, что стравленная стая голодных дальсиев сможет остановить его или хотя бы отвлечь, изнурить, но просчитались. Сделай палиндорцы это раньше, хотя бы две недели назад, и их затея, быть может, имела бы больше шансов на успех. Но не теперь. Воин даже не выбился из сил. Он принял бой, и пусть эти люди не надеятся на красивую смерть – им ее никто не подарит.
Призраки падших дальсиев сделали свое, и человек сдержал слово. Отпустил. Заглянув в сафекс, он увидел, как души жадно потянулись к небесам, боясь, что их снова возьмут в плен и не отпустят. Их живые собратья продолжали стремительно стареть, тела истлевали и вскоре рассыпались темно-серым прахом. В жарком летнем воздухе повис тяжелый запах, напомнивший воину о библиотеке, о множестве полок, прогнувшихся под тяжестью древних фолиантов, туго скрученных свитков и связанных между собой пергаментных листов. Библиотека... Мужчина вновь осознал, что ему больше никогда не сесть в том тихом местечке, не провести пальцем по шероховатой странице книги и не узнать что-нибудь новое о своем Ордене, о
ша-эне
, о Тиэльме... Переписчик закричал. Переписчик? Нет, сейчас он не хотел быть им. То, что хотел сделать мужчина, не вязалось с Орденом. Вспышка кармина.
Первой волной палиндорцы пустили самых неумелых – многочисленных рабов, плененных во время набегов на соседние земли. Нелепые, они набежали с двух сторон, закрыв выходы из ущелья. Ни строя, ни тактики... Они и оружие-то держали еле-еле. Их неразумные хозяева только вчера показали им, с какой стороны хвататься за меч. Посмешище! Они бежали, размахивая чем попало. Их натравили на воина как дальсиев, не дав им даже старых доспехов. На что они надеялись? Измотать его? Но только не теперь.
Воин вогнал пику в землю и взмахнул руками. Невысокие холмики пепельных частичек дрогнули, аккуратные серые горки обрушились, образовывая воронки, что вытягивались и тянулись к человеку. Он призвал на помощь прах. Марать оружие об
этих
– опозорить его. Оно не простит. Нападающие сбавили бег. Особо впечатлительные с громкими воплями указали на собравшееся над головой воина серое облако, формировавшееся в огромный шар, другие упали окарачь. Им не хотелось умирать, но выбора не было – погибнуть в бою или от руки беспощадных хозяев. Заорав, рабы сломя голову помчались погибать. Они сделали свой выбор.
Переписчик дал команду.
Прах разлетелся полчищем мошек. Бесшумный полет серости. Частицы мертвых облепили незащищенные тела и лица людей. Те пытались отмахиваться, лупили воздух дубинами, обмазывались грязью, но разве это могло уберечь их от возмездия?
Боль пришла сразу и отовсюду. Рабы не понимали, что с ними, пока не взглянули на стоявших рядом – в месте соприкосновения с прахом кожа темнела, вскипала и с шипением капала наземь, оголяя обугленные мышцы и кости. Переписчик видел, как воины орали в приступе безумной боли. Он видел, как им выжигало глаза, как люди таращились на изъеденные конечности, на вылетающие из искореженных тел серые частицы.
Небольшой отряд, смотревший на битву сверху, с трудом сдерживал себя. Рано. Пока еще рано.
Палиндорцы пытались взять его так легко? Теперь они будут осмотрительнее.
А к воину уже бежали новые. Этим волшбы не досталось. Сверху сбросили веревки, и по ним, не жалея кожи на ладонях, спускались ревущие дикаги. Они не чувствовали боли; их разум застлала пелена алкающего боя безумца, не знающего существования без меча, удара и жертвы. Если бы не Горн, поставляющий им качественное оружие в обмен на мясо молодых дальсиев, эти олухи вышли бы против Переписчика с дубинами и заточенными костями. Воин видел их расширившиеся зрачки и полопавшиеся сосуды. Напились своего известного зелья, лишающего чувствительности, и понеслись в атаку. Что ж, он усластит себя и задобрит оружие. Слишком много красных силуэтов. Слишком много ждущих смерти. Он подарит ее.
Переписчик вскинул пику. Плащ прижался к телу, словно решил обнять, и человек побежал навстречу ближайшим палиндорцам. Целостность мира утонула в алой пелене.
Наконечник проткнул грудь первого, легко прошел насквозь и нанизал второго. Из его рта алым фонтаном вылетели брызги крови. Мужчина дернул пику обратно; с чавкающим звуком та даже не успела полностью выйти обратно, а другой ее конец уже проткнул замахнувшегося позади Переписчика палиндорца, поломав два верхних зуба. Шиловидное лезвие, точно проклюнувшийся птенец, показалось со стороны затылка. Серебристую пику зажало между не успевшими упасть воинами.
Их много. Очень много. Для Переписчика время исказило бег, и он успел увидеть, какую армию пустили против него. Они кричали и улыбались. Им было радостно. У каждого палиндорца появился шанс на победу, у каждого имелось право на величие, могущественную силу и безграничную власть. Томимые мучительной жаждой, они шли в бой легко. Неужели они все еще уверены, что смогут победить? Эти дикари верили в успех? Воин в золотом плаще улыбнулся. Палиндорцы увидели оскал смерти.
Вырвав пику, попутно разворотив грудную клетку первого убитого и челюсть второго, Переписчик бережно воткнул оружие в землю. Сверху полетели стрелы. Плащ затрепыхался, создавая вокруг хозяина защитный купол. Ткань складывалась, выворачивалась, словно живое существо, бьющееся в агонии – складки сжимали наконечники и отбрасывали стрелы, а те все летели и летели, так и не вкусив жертвы.
– Не мешайте мне! – прорычал Переписчик.
Воины напирали. Они просятся на смерть. Ему не совладать – напор слишком велик.
Ша-эна
просила разрешения, она требовала, требовала согласия!
-
Идите же ко мне.
Переписчик взмыл в воздух. Палиндорцы подняли головы и в растерянности опустили оружие. Человек стал раскручиваться. Он вертелся все сильнее, словно флюгер в день урагана. Покатились по земле камни, из рук мертвых высвободилось оружие и со звоном полетело к Переписчику, а следом за ним летели и камни. Они медленно кружили вокруг вращающегося волчком воина, словно двигались по незримой орбите. У палиндорцев не было строя, они нападали гурьбой. Именно потому никто из них не успел отпрянуть в сторону. Они пошатнулись, им стали изменять ноги – стопы отрывались от земли. Палиндорцы переворачивались вниз головой, как если бы кто-то резко дергал за них и тянул вверх. Падали шлемы, разбивались головы, попавшие на шипастую дубину или торчащий из земли острый камень. Дикарей тянуло к воину, они попадали в смертельную круговерть. Переписчика было не рассмотреть – одно размытое золотистое пятно. Оружия становилось все больше, вокруг воина образовался настоящий ореол железной мешанины...
Наблюдающие сверху все еще ждали. У их ног валялась целая гора пустых склянок. Мускулы росли на глазах, дыхание участилось, зубы начали стучать друг о друга. Один из наблюдателей стиснул челюсти, и его сотоварищи услышали хруст. Выругавшись, воин выплюнул несколько зубов.
...Притягивающимся палиндорцам везло, если они умирали мгновенно или отлетали куда подальше. Иным было хуже – окруживший Переписчика ореол не щадил. Камни выбивали суставы, ломали кости и пробивали дыры в черепе; стрелы исклевывали лица, точно дорвавшиеся до трупов стервятники; лезвия рубили плотные тела воинов, кромсали на мелкие кусочки и полосовали, не обращая внимания на броню, ремешки которой не выдерживали нагрузки и рвались. Кровь лилась водопадом. Переписчик скрылся за кровяной оболочкой, внутри которой плавали останки расчлененных тел, и узнать среди них палиндорцев было невозможно.
Те, кому посчастливилось избежать притяжения, ринулись в стороны. Они старались убежать как можно дальше от сумасшедшего мясника, лишь бы скрыться и не попасть под гнев помутившегося сознанием Переписчика. Им стало страшно. Обещанный славный бой превратился в кошмарный сон.
Далеко они не убежали. Воин перестал вращаться. Окружившее его месиво бурлило, кровь вскипала, к небу поднималась жуткая вонь. Со звуком брошенного в воду валуна жижа окатила убегающих палиндорцев. Обжигающая волна повалила их, а топоры и мечи довершили задуманное. Стекла кровь, скатились крупные останки, и все еще ждавшим свой черед воинам открылась картина – сотни распятых на земле соплеменников.
– Пошли? – спросил один из наступающих.
Остальные ответили ему кивками и двинулись по краю вдоль ущелья.
Одинокий воин был уверен, что с палиндорцами покончено. Поспешил. Наверху он увидел десять крупных силуэтов на фоне оранжевого неба. В легких доспехах, скрывающих безупречное тело, в руках – огромное оружие, отличающееся от обычных мечей рядовой армии. Рукояти, пестреющие самоцветами, изящные лепестковые клинки, лук с витиеватой резьбой, а на материалы, из которых было сделано оружие, можно было купить половину торгового королевства Симдолар. Элита. Личная охрана Фельмиса, избранного вожака палиндорцев – того, кто хоть как-то смог объединить множество общин и взять их под свое командование. Где же он сам?
Они не стали ждать и спрыгнули с вершины ущелья, с громким буханьем приземляясь на пыльную дорогу. Земля вмялась под их ногами, в воздухе застыли клубы пыли. Воины были настоящими гигантами – семь с половиной футов клубка мышц. В них мало осталось от человека. Они – это затуманившийся взгляд, чернота зрачков, оскаленные рты и вздувшиеся вены на разбухших руках. Десять убийц, решивших попытать счастье. Десять человек, которые, втрое сократили себе жизнь, приняв столько снадобий. Десять смертников. Мужчина в золотом плаще усмехнулся.
– Добро пожаловать в мою реальность! – крикнул им Переписчик и ни с того ни с сего побежал.
Воины не смутились так и не сошедшей с лица Переписчика усмешки, и побежали ему навстречу, атаковав одновременно.
Снова серебристые восьмерки, вырисовываемые обоюдоострой пикой, снова стальной веер, отражающий несколько ударов сразу. Движения были слишком быстры, чтобы их смог разглядеть человеческий глаз. Да только был ли среди них хоть кто-то, кого в действительности можно было бы назвать человеком?
Воин держался. Пока что он мог справиться, ему хватало накопленных знаний. Он почти и не устал. Если он прибегнет к
ша-эне
еще раз, то рискует потерять себя – слишком он был зол. А злость усиливала
ша-эну
, и та прочнее укреплялась в сознании Переписчика. Он стал принимать ее помощь непозволительно часто.
"Нельзя". – Крепко твердил себе Переписчик.
Но
ша-эна
призывала. Она сбивала мужчину, мешала ему, уверяла, что он не справится с убийцами. Каждый новый удар отрезвлял Переписчика, но вместе с тем тот убеждался, что ему и вправду не выстоять. Эта десятка стоила целой армии. Он пытался прогнать алую пелену и вел сразу два сражения. И бой с
ша-эной
был куда серьезнее, нежели с палиндорцами.
После серии ударов Переписчик все же смог обмануть копейщика. Он ушел от удара и приблизился вплотную, вогнав пику в глаз убийцы, но был вынужден сделать шаг влево, и здоровый меч оставил глубокую борозду на том месте, где Переписчик стоял мгновением ранее. Сбоку в него уже целились из лука, и в следующую секунду мужчина в золотом плаще уже отпрыгнул назад. Не успев перевести дух, воин тотчас поднял пику, дабы отразить не пойми откуда опускающийся топор.