Текст книги "По светлому следу (сборник)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 42 страниц)

СЕКРЕТ ПЕРЕСТАЕТ БЫТЬ СЕКРЕТОМ

Позывные «Омара» Квелч услышал ровно в пять утра. Торопливо отозвался и перешел на прием. Резкий, прерывистый звук морзянки, наполнивший гулкое помещение подземелья, поднял всех на ноги.

– Ну, что у них там? – нетерпеливо спросил Хазард, ощущая ноющую боль во всем теле – ночь, проведенная на сдвинутых креслах, давала себя знать.

Квелч, не отвечая, продолжал записывать цифры шифра радиограммы, а когда попытался расшифровать их, у него ничего не получилось.

– Долго вы будете копаться? – повысил голос генерал.

– Придется попросить, чтобы повторили ключевую группу – не расшифровывается что-то…

– Ну так запрашивайте же поскорее!

Когда, наконец все было уточнено и расшифровано, Квелч с волнением прочел:

«К сожалению, с помощью песка дезактивировать вашу скалу не удалось. Предпринимаем другие меры. Будьте на приеме через два часа. Не теряйте мужества. «Омар».

Пленники молча выслушали это сообщение. Никто даже не попытался прокомментировать его. Всем очень хотелось верить, что эти «другие меры» будут более успешными. Сомнения, однако, уже поселились в их сердцах. Менее всех склонен был заблуждаться в этом профессор Медоуз.

В шесть часов была роздана предпоследняя порция шоколада и печенья. В семь Квелч снова разговаривал с «Омаром». Обстановка была все та же – над островом по-прежнему бушевал какой-то странный ветер, а новых средств спасения все еще не было придумано. Следующий сеанс назначался на двенадцать часов дня.

Мрачными сидели пленники «Большого Джо» каждый в своем углу. Хазард с трудом подавлял желание отпить из фляги хоть несколько глотков коньяку. Эдди Олд то вставал, то ложился на свой скрипучий стол до тех пор, пока генерал не прикрикнул «а него:

– Хватить ерзать, Эдди, черт бы вас побрал!

Лейтенант притих на некоторое время, потом осторожно поднялся и стал ходить по подземелью, действуя этим на нервы генерала еще больше, чем скрипом стола. Хазард хотел уже было снова прикрикнуть на него, но Эдди сам вдруг закричал испуганным голосом:

– Вода! К нам просачивается вода!…

Он бросился к дальней стене подземелья, сквозь едва заметную щель которой действительно просачивалась вода.

– Назад, Эдди! – резко остановил его Медоуз. – Не прикасайтесь к этой стене!

Профессор поспешно соскочил со стола и торопливо стал рыться в своих многообразных счетчиках радиоактивных частиц. Выбрав наконец тот, который был ему нужен, Медоуз сначала прислонил его к стене, а затем подставил под струйку воды, сочившуюся из трещины.

– Ну да, я так и знал! – Негромко проговорил он, будто размышлял вслух. – Вода радиоактивна… Значит, она просачивается откуда-то сверху, с поверхности скалы.

– Что вы там бормочете, профессор? – насторожился Хазард.

– Вода радиоактивна, – повторил Медоуз. – Пить ее нельзя. Надо предпринять что-нибудь, чтобы она не растекалась по полу. Лучше всего, конечно, попытаться заделать щель в стене.

– Чем же ее заделать? – развел руками Квелч. – Для этого нужен ведь цемент, а у нас нет даже обыкновенной глины.

– Попробуем зашпаклевать, – спокойно заявил профессор. – Это я попытаюсь сделать сам – тут нужна осторожность. Дайте мне кто-нибудь нож с тонким лезвием да пожертвуйте нижнюю рубашку, кому не жалко.

– Господи! – возбужденно воскликнул Квелч, сбрасывая с себя китель. – Какой тут может быть разговор о рубашке, когда речь идет о жизни…

– Только без паники, Квелч, – укоризненно проговорил Хазард.

Медоуз разорвал рубашку Квелча на несколько длинных полос и кортиком генерала Хазарда осторожно стал втискивать одну из них в трещину бетонной стены. Сначала ему не удавалось это, так как трещина была слишком тонкой, но вскоре один лоскут удалось все же вдавить в среднюю часть щели. Зато внизу отвалился довольно большой кусок бетона, и вода в том месте стала сочиться сильнее.

– Бросьте вы это, профессор! – раздраженно воскликнул Хазард. – А то расковыряете стену так, что вода начнет бить фонтаном. Квелч, немедленно включайте рацию! Сообщите им, что к нам просачивается радиоактивная вода.

– Но нас никто сейчас не услышит, сэр, – растерянно заметил Квелч. – «Омар» включится ведь около двенадцати.,

– Делайте, что вам приказывают! – побагровел генерал. – Может быть, какая-нибудь из станций у них все время на приеме.

– Слушаюсь, сэр. А как передавать: шифром или открытым текстом?

– Некогда теперь возиться с шифром. Передавайте открытым текстом.

Квелч торопливо застучал ключом, то и дело переходя на прием, но ему никто не отзывался. А вода между тем все прибывала. У той части стены, где была трещина, образовалась уже целая лужа.

– Не отвечают, – безнадежно проговорил Квелч, растирая палец, онемевший от напряженной работы ключом радиотелеграфа.

– Подавайте тогда международный сигнал бедствия! – решив пренебречь всякой конспирацией, распорядился генерал Хазард. – Может быть, кто-нибудь услышит и отзовется. Мы тогда попросим их срочно связаться с эсминцем адмирала Диксона.

Теперь Квелч непрерывно посылал в эфир только три буквы – SOS. Отозвалась ему спустя несколько минут какая-то станция на русском языке. Так как Квелч участвовал во второй мировой войне и длительное время находился в Мурманске, он довольно свободно понимал русскую речь.

Выяснилось, что посланный им сигнал бедствия приняло советское научно-исследовательское судно, совершавшее плавание в водах Тихого океана.

– Кто это отозвался вам? – настороженно спросил генерал.

«Сказать или не сказать, что это русские?» – тревожно пронеслось в мозгу Квелча.

– Неясно пока… – уклончиво ответил он. – Уточню сейчас.

Но вместо того, чтобы сделать такой запрос, радиотехник сообщил свои координаты и попросил русских связаться с эсминцем «Фоукен».

Квелчу ответили, что просьбу его тотчас же выполнят. Сообщили также, что догадываются, почему просящие помощи попали в столь бедственное положение…

– Ну так кто же это?! – торопил Квелча Хазард. Выпуклый лоб его покрылся множеством мелких морщинок, мохнатые рыжие брови почти сошлись у переносицы, нижняя челюсть слегка отвисла. Прежней надменности как не бывало.

Квелч не без удовлетворения отметил эту перемену в лице генерала и ответил ему с деланой небрежностью:

– Это русские, сэр.

– Как?! – завопил Хазард, и лицо его снова преобразилось – брови вздернулись, челюсть выпятилась вперед. – И вы вели с ними переговоры? Разгласили им военную тайну? Да знаете ли вы, что за это…

Он, казалось, захлебнулся от гнева и не смог больше вымолвить ни слова. А Квелч возразил ему если и не очень дерзко, то уж во всяком случае с большим достоинством:

– Ничего я им не разгласил, генерал. Русские и без того знают об этой проклятой бомбе больше, чем мне известно. Может быть, и больше вашего даже…

Сообщение это настолько удивило Хазарда, что он сразу вдруг присмирел и спросил растерянно:

– Но откуда?… Как они могли знать?

– Это уж я не знаю, сэр, – простодушно признался Квелч. – Только бомбу нашу они назвали какой-то долгодействующей и очень удивились, что мы вообще остались в живых.

– Долгодействующей?! – воскликнул Медоуз, соскакивая со стола и устремляясь к Хазарду. – Использована, значит, ядерная реакция, дающая долгов действующий очаг атомного распада?

– Да… – несколько смущенно признался генерал.

– Но ведь это же чистейшая авантюра! – возбужденно продолжал Медоуз. – Неужели они решились использовать только что открытый и очень плохо изученный трансурановый элемент Македонии для «запала» «Большого Джо»? И вот результат… Нет, это больше чем авантюра! Даже теоретически мы ведь очень смутно представляли себе последствия применения Македония для «запала» водородной бомбы. Понять не могу, почему понадобилась такая поспешность с испытанием этого «Большого Джо»!

– А как же! – злобно усмехнулся Квелч. – Мы ведь спешим перешагнуть поскорее за грань равновесия между войной и миром. Боимся, как бы планета наша не превратилась в скотный двор. А она, кажется; превратится скоро в сплошное кладбище.

Пораженный сообщением Квелча о том, что русским известен секрет взорванной бомбы, Хазард, казалось, перестал воспринимать происходящее вокруг. Зато Эдди Олд, трясшийся от страха все это время, торопливо извлек из кармана темную коробочку и переключил в ней какие-то рычажки.

– Но как? Как, черт побери, они узнали это?! – снова яростно воскликнул Хазард. Глаза его вспыхнули злобой, и он схватил Квелча за горло. – Это ты, мерзавец, проболтался, наверно?!

– Оставьте в покое Квелча, генерал, – проговорил вдруг Медоуз таким тоном, какого никак нельзя было ожидать от этого интеллигентного старика. – И не говорите ерунды. Как мог знать Квелч о том, что бомба македониева, когда даже мне не было это известно?

– Но откуда же тогда осведомленность русских?…

– Да разве можно в наше время утаить не только факт испытания атомного или термоядерного оружия, но и технический состав его? Вы-то, мистер Хазард, должны же знать это?

– Но ведь взрыв «Большого Джо» был произведен в неблагоприятных для его обнаружения условиях, – повысил голос Хазард. – Мы взорвали его, во-первых, под землей, а во-вторых, на острове в сейсмическом районе океана.

– А вы разве не знаете, что версия о невозможности отличить землетрясение от подземного ядерного взрыва уже развеяна? – удивился профессор Медоуз. – По характеру сейсмических волн, возникающих при землетрясении и подземных взрывах, без особого труда определяют теперь их причину. А что касается нескольких незарегистрированных подземных взрывов, произведенных нами в этом году, то они были слишком малой мощности – менее одной килотонны. К тому же для обнаружения их применялась аппаратура, не соответствующая рекомендованной Женевским совещанием экспертов.

– Простите, профессор, – вмешался в разговор Квелч, – правильно ли я вас понял? Действительно можно, значит, распознать любой ядерный взрыв, как бы его ни скрывали?

– Конечно, мистер Квелч.

– А химический состав взорванной бомбы тоже можно обнаружить?

Медоуз ответил Квелчу и на этот вопрос, хотя он и догадывался, что генералу не очень нравились его разъяснения. Но профессор был теперь настолько возмущен Хазардом и адмиралом Диксоном, скрывшими от него и, видимо, от других ученых химический состав «Большого Джо», что готов был выступить с разоблачением их перед кем угодно.

– Исследование атмосферы. – продолжал он свои пояснения, – на высоте от четырех до двенадцати километров, которое проводят в наше время почти все страны, дает им все основные данные о произведенных атомных и термоядерных взрывах. Для этого достаточно лишь подвергнуть лабораторному анализу содержимое пробоотборников. Если при этом в их фильтрах обнаружатся пылинки плутония или урана, то тут имеет место атомный взрыв. Если же в щелочных поглотителях окажется радиоактивный углерод, а в замороженной воде – тритий, не останется сомнений, что произошел термоядерный взрыв.

– Так вы, значит, считаете, что о македонии знали еще слишком мало, чтобы, экспериментировать с ним? – мрачным голосом спросил Хазард.

– А чем же иным вы лично объясните то бедственное положение, в котором мы оказались? – вопросом на вопрос ответил профессор. – Всякая авантюра в науке или политике рано или поздно кончается катастрофой, – убежденно заключил он.

Эдди Олд, все это время молча прислушивавшийся к разговору, стал вдруг что-то торопливо записывать. На столь необычное в создавшейся обстановке занятие юного лейтенанта обратил внимание Квелч. Он подозрительна покосился в сторону лейтенанта и хмуро сдвинул брови. Но в это время защищала вдруг морзянка, и Квелч бросился к рации. Вслед за ним устремились и остальные.

КВЕЛЧ ПОСЫЛАЕТ ЭДДИ В НОКДАУН

Вот что прочитал Квелч, раскодировав новую шифровку адмирала Диксона:

«Категорически запрещаю пользоваться рацией для передач без особого на то разрешения».

– И это все? – удивился Хазард.

– А что же еще? – усмехнулся Квелч. – Что еще могут они передать? К тому же, судя по слышимости, эсминец «Фоукен» теперь значительно дальше от острова Святого Патрика, чем был утром. Видно, адмирал побаивается джина, которого сам же выпустил из нового трансуранового элемента. Разрешите выключить рацию, сэр? Нужно поэкономить питание.

– Нет, черт побери! – грозно сверкнул глазами Хазард. – Не выключайте! Передайте им немедленно, что нам угрожает радиоактивная вода. Что там показывают ваши приборы, профессор?

– Все то же. Даже немного больше, – ответил Медоуз, всматриваясь в показания приборов.

– Ну, передавайте же! – крикнул Хазард Квелчу. – И можете это не шифровать.

Квелч торопливо отстучал сообщение Хазарда и перешел на прием, но динамик молчал. Было слышно только жесткое потрескивание разрядов атмосферного электричества.

– Повторите еще раз! – прохрипел Хазард. – И передавайте это до тех пор, пока не отзовутся. А чтобы аккумуляторы не разряжались, выключите освещение.

Подземелье погрузилось в непроглядную тьму, казалось лишь, – что радиоактивная лужа в углу слегка светится холодным зеленоватым светом.

Все снова взобрались на столы. Даже генерал Хазард подобрал под себя ноги и сидел на своем «диване», как мусульманин во время намаза. Только Квелч оставался на цементном полу, продолжая ожесточенно стучать ключом радиотелеграфа.

Постепенно стук этот начал действовать на окончательно расшатавшиеся нервы Хазарда, и он хотел уже было приказать прекратить передачу, но в это время тяжело ухнуло что-то наверху, видимо, на поверхности скалы. В подземелье тотчас же судорожно дрогнули стены…

– Точь-в-точь как во время бомбежки, – заметил Квелч.

– Попробуйте-ка переключить рацию на прием, мистер Квелч, – тревожно проговорил Медоуз, торопливо слезая со своего стола.

– Вы думаете, что «Омар» объяснит нам, в чем дело? – иронически спросил Квелч, когда профессор присел с ним рядом на аккумуляторный ящик.

– Этого я как раз не думаю, – отозвался Медоуз. – Они-то, видимо, менее всего намерены давать нам объяснения. Проверьте, принимает ли ваша рация вообще хоть что-нибудь.

Квелч опробовал последовательно все диапазоны волн, на которых работала его рация, но ни на одном из них не принял ни звука, если не считать, конечно, шума генерации самой радиостанции.

– Что же это, по-вашему? – спросил он профессора.

– Наказание за нарушение приказа, – мрачно усмехнулся Медоуз.

– Значит, это они антенну нашу разбомбили?… – изумился Квелч.

Никто не ответил ему. Даже генерал Хазард промолчал. Зато Эдди Олд завопил вдруг каким-то истерическим голосом:

– Не может быть… Не может этого быть! Они этого никогда не сделают!…

– Заткнись, молокосос! – прикрикнул на него Квелч. – И без того тошно. Готовься лучше к смерти, трус паршивый!

– А вы чего командуете? – разозлился Хазард. – Нечего храбреца из себя строить и распоряжаться тут!

– Я уже смотрел смерти в глаза, генерал, – спокойно, с достоинством, ответил Квелч. – Не впервые с жизнью прощаюсь.

– А я не верю вам!… – почти визжал Эдди Олд. – Не верю, что вам не страшно! А рацию вы, наверно, сами испортили…

– Ну и не верь, – беззлобно отозвался Квелч, – не болтай только лишнего.

Несколько минут в подземелье было тихо, слышалось только, как скрипели пружины кресел под грузным телом генерала Хазарда.

Квелч тоже некоторое время лежал спокойно, потом вдруг резко вскочил и зажег карманный электрический фонарик. В желтоватом свете его все увидели Эдди Олда, укрепляющего что-то под столом радиотехника.

– Ты что это делаешь, мерзавец?! – закричал Квелч, хватая лейтенанта за руку, в которой тот судорожно сжимал какой-то темный предмет. – Что это у тебя? Магнитофончик? Я ведь радиотехник, и эти штуки хорошо знаю. Не сомневаюсь, что на нем клеймо комиссии по расследованию антипатриотической деятельности. Так ты на них, значит, работаешь? Благонадежность нашу проверяешь?

Слышно было, как Квелч ударил Олда. Тот глухо застонал и грохнулся на пол.

– Убирайся подальше от меня, скотина! – снова раздался голос Квелча, швырнувшего в лейтенанта отобранный у него магнитофон. – А штуку эту можешь у себя оставить. Продемонстрируешь ее на том свете кому-нибудь, кто там кадрами новопреставленных ведает. Может быть, у них неизвестен еще такой способ проверки благонадежности. А пистолетик я у тебя отберу на всякий случай.

С этими словами Квелч вынул из кобуры лейтенанта его пистолет и как ни в чем не бывало снова взобрался на свой стол. Полежав немного молча, он проговорил со вздохом:

– Ну что за болванов вербует комиссия по расследованию в осведомители! Этот кретин не понимает даже, что идет вместе с нами ко дну. А вы разве не знали, генерал, что вам за адъютанта подсунули? Думали, верно, раз по рекомендации такой почтенной комиссии, значит, человек надежный, проверенный. А он, конечно, о каждом шаге вашем доносил: сколько раз с кем встречались, о чем разговаривали…

– Идите вы к черту, Квелч! – сердито пробурчал Хазард.

Квелч притих на некоторое время, потом заговорил снова:

– Думаю, что нам нет смысла экономить электроэнергию. Кто знает, куда мы попадем на том свете. Если в ад, то еще насидимся в потемках.

Никто не возражал. Квелч включил свет и внимательно стал рассматривать стену, из которой сочилась радиоактивная вода.

– Посмотрите-ка, профессор, – повернулся он к Медоузу, – кажется, она стала просачиваться энергичнее. Вон уж сколько натекло! Похоже, что после бомбежки трещина стала пошире…

– Да, вполне возможно, – равнодушно согласился профессор.

– Рано или поздно, а до нас, значит, она доберется – и тогда лучевая болезнь?

– Будем надеяться, что к тому времени нас спасут, – нехотя отозвался профессор, чтобы хоть сколько-нибудь успокоить радиотехника, к которому испытывал все большую симпатию.

Но Квелч, будто не расслышав его, продолжал:

– Говорят, это ужасно. Сначала душу выворачивающая рвота. Затем начинают вылезать волосы и облупливаться кожа, будто шкурка с ливерной колбасы. Бр-р!… А потом? Исчезают куда-то белые кровяные шарики, да?

– Квелч! – буквально взревел Хазард, хватаясь за пистолет. – Если вы тотчас не замолчите, я прострелю вашу идиотскую башку!

– Скажу вам только спасибо за это, – усмехнулся Квелч. – По крайней мере сразу.

Больше, однако, Квелч не разговаривал. Молча лег он на свой стол, укрылся прорезиненным плащом и затих. Но теперь стали тихонько шептаться в своем углу Хазард и Олд.

– А по-моему, они взрывали нашу скалу, чтобы разметать покрывающий ее радиоактивный слой, – торопливо бормотал Эдди. – Как вы думаете, сэр?

– Пока, однако, разметали они, видимо, только одну нашу антенну, – хмуро отозвался Хазард.

– Конечно, они могли повредить и ее. Она ведь на самом верху…

– Почему же тогда всего один взрыв? А если хватило одного, почему никто не стучится в двери нашей гробницы?

– Может быть, решили, что взрывать опасно и ищут других способов. Разве они могут оставить вас в таком положении? Вы же крупная фигура. Вас не сегодня-завтра назначат помощником военного министра вместо Рэншэла… Я слышал, что это дело решенное. От Рэншэла давно ведь красным душком попахивает…

Только уверенность, что генерала Хазарда, кандидата на пост помощника военного министра, не оставят в беде, и поддерживала в Эдди Олде надежду на спасение. Он и мысли не допускал, чтобы высокое начальство могло пожертвовать такой персоной, как Хазард.

Генерал же Хазард, лучше лейтенанта Олда знавший высшее начальство, очень сомневался, чтобы из одних только этих побуждений беспокоилось оно о его спасении. В Конгрессе действительно есть люди, которые предпринимают кое-что, чтобы он занял пост помощника министра. А в военном министерстве? Там и без него немало претендентов на эту должность. К тому же у Хазарда есть и враги. Да и с адмиралом Диксоном у него далеко не блестящие отношения…

А профессор Медоуз в это время с негодованием думал о «скоропостижном» испытании македониевой бомбы. Он почти не сомневался, что она наделала немало бед, последствия которых трудно даже предугадать. Теперь, конечно, предпринимается все, чтобы скрыть катастрофу или хотя бы приуменьшить ее размеры. Весьма возможно, однако, что остров Святого Патрика долгое время будет теперь активно действующим источником отравления атмосферы радиоактивными веществами на весьма значительном пространстве.

Ну, а гибель нескольких ученых, генерала и офицеров? Э, да это ведь в конце концов совершеннейший пустяк в сравнении с политическим ущербом, который понесет теперь весь блок западных держав. Подумать только, какой козырь получают сторонники запрещения ядерного оружия! Где же тут в связи с таким скандалом думать о каких-то генералах, которых в условиях мирного времени и без того явное перепроизводство!

Квелч, который, казалось, мог гаснуть даже в такой драматической обстановке, снова повернулся к профессору и чуть слышно произнес:

– Не знаю, что бы ни отдал я сейчас, только бы хоть одним глазом посмотреть на кусочек голубого неба. Но ведь это смешно, правда? Не желание это, а то, что за него уже отдать нечего…

Потом он вздохнул и добавил другим, холодным тоном:

– А вот для атомных вояк это хорошая наука. Да и для вас, ученых, тоже… Это ведь вы вскружили им головы сверхоружием. Вот они и экспериментируют с такой лихорадочной поспешностью…

Медоуз молчал, и Квелчу показалось, что он обидел старика. А он не хотел этого делать. Профессор нравился ему, казался порядочным, честным человеком.

– Я ведь это не о вас лично, – снова заговорил Квелч заметно потеплевшим голосом. – Я о наших ученых вообще… Неужели они не знали, что «Большой Джо» – не такая уж «чистая» бомба?

– Я лично этого не знал, Сэм, поверьте уж мне на слово…

Совесть профессора Медоуза действительно была чиста, так как ему и самому только теперь стало окончательно ясно, зачем он был приглашен на испытание «Большого Джо». Им необходима была оценка радиоактивности новой бомбы таким специалистом, каким был он, профессор Медоуз.

– Ну, а вообще-то, скажите мне по совести, профессор, можно ли создать «чистую» бомбу? – заглядывая в глаза Медоузу, спросил Квелч. – Теперь ведь вам нечего бояться разглашения военной тайны: унесем ее вместе на тот свет.

– Что я могу ответить вам на это, Сэм? – задумчиво произнес Медоуз. – При желании можно было бы, пожалуй, создать и «чистую», окружив заряд водородной бомбы оболочкой из вещества, содержащего бор, поглощающий нейтроны. Но такая бомба чертовски бы дорого стоила, а сейчас у нас главная ставка на, дешевизну изготовления ядерного оружия. В этом смысле «грязные» трехслойные бом, бы самые дешевые. В них, как я, кажется, говорил уже вам, используется уран-238, а он стоит в тысячу раз дешевле, чем любая иная ядерная взрывчатка.

– Вся эта шумиха о «чистых» бомбах имеет, значит, чисто пропагандистские цели? – воскликнул Квелч. – Слово «чистая» очень ведь обнадеживающее. А под прикрытием этой пропагандистской дымовой завесы лихорадочно ищут не только самую дешевую, но и самую разрушительную «грязную» бомбу?

– Похоже на то, Сэм…

– Да-а… – тяжело вздохнул Квелч. – Веселенькой становится жизнь на нашей планете! Не хочется отдавать концы раньше времени, но ведь и жить в таком мире не очень-то приятно…

И они снова замолчали, думая каждый о своем. У Квелча была семья – жена и две дочери. Как-то они будут жить теперь без него?… Профессор был одинок. Жена его давно умерла, а детей у них не было. Но и ему нелегко было расставаться с жизнью. Теперь отчетливее, чем когда-либо прежде, видел он, куда может завести «атомная истерия» его страну, если только здравый смысл нации не возьмет верх над безумием. И в этот здравый смысл своего народа он не терял веры даже теперь, будучи обреченным на смерть. Веру эту поддерживали в нем такие люди, как Квелч. Он хорошо знал, что их большинство и что именно они, а не Хазарды, представляют истинные интересы своего народа.