Текст книги "По светлому следу (сборник)"
Автор книги: Николай Томан
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)
МАРИЯ ВАЛЕВСКАЯ
Адъютант Привалова, молодой щеголеватый капитан, стараясь не мешать генералу, долго связывался по телефону с начальником дороги. Когда ему наконец удалось это, он доложил:
– Кравченко у телефона, товарищ генерал.
Привалов нетерпеливо взял трубку.
– Приветствую вас, товарищ Кравченко! Говорит Привалов. Я все по тому же вопросу. Помните наш последний разговор? Ну, как там у вас дела? В порядке? Полагаете, значит, что они вполне справятся со своей задачей? Очень хорошо. Благодарю вас, Тарас Андреевич!
Генерал положил трубку на рычажки телефонного аппарата и приказал адъютанту вызвать Муратова.
Спустя несколько минут полковник был уже у дверей его кабинета.
– Прошу! – кивнул ему Привалов. – Присаживайтесь.
Полковник сел против Привалова, выжидательно поглядывая на генерала из-под густых, нависающих бровей. Привалов, видимо, был в хорошем настроении. Глаза его весело поблескивали, в уголках губ притаилась улыбка.
– Майора Булавина можно поздравить, – не без удовольствия произнес он, делая какую-то пометку в своем настольном блокноте. – План его удался как нельзя лучше. Депо станции Воеводино вот уже пятый день выполняет усиленные перевозки, обходясь только своим наличным паровозным парком. Начальник дороги не сомневается, что они и в дальнейшем справятся с этой задачей.
– Большое дело, конечно, – согласился полковник, – однако это лишь часть плана Булавина.
– Большая часть, – поправил Муратова Привалов. – Если Булавин не ошибся в оценках производственных возможностей железнодорожников Воеводина, не ошибается он и в оценке Гаевого. Не такая уж это загадочная фигура.
Полковник хотел заметить что-то, но Привалов недовольным жестом остановил его:
– Я знаю вашу недоверчивость, товарищ Муратов, и догадываюсь, что вы сможете возразить мне, но я не за этим вас вызвал. Есть дела поважнее. Мы ведь приняли решение помочь Булавину имитацией активных действий на Озерном участке железной дороги. Доложите, что уже сделано в этом направлении.
– В депо Озерной переброшена часть резервных паровозов, предназначавшихся раньше для станции Воеводино. Пущены также два эшелона с войсками. Есть основание предполагать, что это привлекло внимание вражеской разведки.
– Что дало повод к таким выводам?
Полковник достал из папки какую-то бумагу и протянул ее Привалову:
– Нам только что удалось расшифровать радиограмму немецкого агента, обосновавшегося на станции Озерной. Из текста ее следует, что участившиеся за последнее время налеты авиации на Озерную – результат его донесений.
Генерал торопливо пробежал глазами короткий текст радиограммы и спросил:
– А этого агента удалось обнаружить?
– Мне донесли, что наши работники запеленговали его рацию и точно знают теперь местонахождение этого агента. Он может быть схвачен в любую минуту.
Генерал удовлетворенно кивнул головой:
– Ну, а как обстоит дело с семьей Глафиры Марковны Добряковой?
– Сестры Добряковы, как теперь уже совершенно точно установлено, к тайной переписке Гаевого с «Тринадцатым» не имеют прямого отношения. Не причастен к этому никто и из членов их семьи. Заинтересовались же мы, как вам известно, их знакомой Марией Валевской, обучающей внучку Глафиры Марковны Добряковой игре на пианино.
– Эта Валевская имеет, стало быть, возможность часто бывать у Добряковых?
– Да, почти каждый день.
– В какие же примерно часы дает она уроки внучке Добряковой?
– Обычно с десяти до двенадцати.
– А когда разносят почту в городе?
– Тоже примерно в эти часы.
– Случайное это совпадение?
– Думается, что нет.
Адъютант Привалова принес срочные документы для подписи. Недовольный тем, что его прервали, генерал подписал только одну бумагу, а с остальными приказал зайти позже и, как только адъютант вышел, спросил Муратова:
– А вы представляете себе, каким образом может иметь Валевская доступ к переписке Добряковой?
– Я представляю себе это следующим образом, товарищ генерал, – ответил полковник Муратов. – Валевская почти свой человек в семье Добряковых, и от нее там нет секретов. Письма Марии Марковны, конечно, не скрывают от нее, тем более что сестра Глафиры Марковны, видимо по совету Гаевого, регулярно передает приветы Валевской.
– Ну, хорошо, допустим, что все это именно так, – согласился генерал, – но ведь в этих письмах Валевская на глазах у всех может прочесть только открытый текст. Не берет же она их домой, чтобы скопировать шифрованную запись?
– Ей и не нужно этого, товарищ генерал, – убежденно заявил Муратов. – Обратили вы внимание, что невидимый шифр Гаевого на письмах Марии Марковны обнаруживается только после фотографирования?
– Да-да, – оживился Привалов, – это верная догадка! Валевская, следовательно, только фотографирует письма Марии Марковны, а уже затем у себя дома, отпечатав пленку, производит расшифровку. Сфотографировать же их незаметно при нынешней технике микрофотографии не составляет для нее никакого труда. Фотоаппаратик Валевской вмонтирован, наверно, в ее медальон или, может быть, в перстень на пальце. В общем, дело это не хитрое.
– Для опытного шпиона это не представляет, конечно, никакой трудности, – подтвердил мнение генерала Муратов. – А свои шифровки наносит Валевская на письме Добряковой и того проще. Они ведь таятся у нее на обратной стороне почтовых марок. Предложив свои услуги Глафире Марковне в отправке письма на почту, ей достаточно лишь отклеить обычную марку и наклеить свою.
– Но может ведь показаться подозрительным, что она так часто предлагает свои услуги Глафире Марковне в отправке писем. Не кажется ли вам, что этот пункт нуждается в дополнительных данных? – спросил Привалов.
– Нет, мне думается, что и тут все ясно, – возразил полковник. – Валевской вовсе не нужно носить на почту каждое письмо Добряковой. Ее главная задача – получить информацию Гаевого, а затем либо самой переправить ее через линию фронта, либо передать другому резиденту. А в тех шифровках, которые Валевская направляет Гаевому, она лишь дает ему отдельные указания и делает это нечасто. У нее нет, следовательно, необходимости наклеивать марки с микрошифром на каждое письмо Глафиры Добряковой. За все время, с тех пор как мы стали контролировать переписку двух сестер, шифровки Валевской были ведь обнаружены нами только на двух письмах.
– Я удовлетворен вашим объяснением, товарищ Муратов, – одобрительно кивнул головой Привалов.
РЕШЕНИЕ СЕРГЕЯ ДОРОПИНА
Было уже поздно, когда Сергей Доронин подошел к дому Анны. У дверей он остановился в нерешительности. Окна ее дома были закрыты плотными шторами, но чувствовалось, что никто еще не ложился спать. Тусклые лучи света просачивались кое-где сквозь шторы, слышались приглушенные звуки радио.
Нужно было постучать в дверь или возвратиться. Что за дурацкая робость! Сколько можно откладывать этот разговор? Разве это не самая настоящая трусость, недостойная мужчины?…
Взглянув еще раз на окно Анны, Сергей решительно нажал кнопку электрического звонка.
За дверью послышались легкие шаги.
– Здравствуй, Аня, – заметно волнуясь, сказал Сергей, когда девушка открыла ему дверь. – Извини, что так поздно.
– Совсем не так уж и поздно, – ответила Анна, радуясь его приходу. – Всего десять часов, а мы, как ты знаешь, раньше двенадцати не ложимся.
Она взяла Сергея за руку – в потемках легко было споткнуться – и осторожно повела по коридору.
– Я почему-то ждала тебя сегодня, – негромко и тоже взволнованно проговорила она.
Когда они проходили через столовую, Сергей бросил беглый взгляд на закрытую дверь комнаты Петра Петровича.
– Отец сегодня неважно чувствует себя, – вздохнула Анна.
Усадив Сергея на диван, девушка села рядом.
– Мне все кажется, Сережа, – сказала она, – будто в последнее время тебя тяготит что-то… Каким-то ты замкнутым стал. Может быть, неприятности какие?
– Видишь ли, Аня, – не очень уверенно начал Сергей, – ты ведь знаешь, что слесари и машинисты нашего депо в подарок фронту оборудовали бронепаровоз?
Анна подвинулась ближе и теперь уже с явной тревогой посмотрела в глаза Сергею.
– По всему чувствуется, что вскоре предстоят большие события на фронте, – продолжал Сергей, избегая взгляда девушки. – Наш бронепаровоз должен принять в них участие. Кому-то нужно повести его в бой…
– И это решил сделать ты? – дрогнувшим голосом спросила Анна и крепко сжала горячую руку Сергея.
– Да, я решил, что пришло время и мне повести в бой бронепаровоз, – твердо заявил Сергей. – Пока в депо было мало опытных машинистов, я считал невозможным просить об этом партийный комитет, – он умолчал, что подавал уже раз такое заявление, – но сейчас так же, как я, работают многие машинисты. Для нашего депо, значит, не будет большого ущерба, если я уйду на фронт…
– И ты не нашел нужным посоветоваться со мною?…
– Я и пришел как раз за этим…
Сергей посмотрел на бледное, расстроенное лицо девушки, и ему стало досадно, что он до сих пор не поделился с нею своими планами.
– Ох, Сереженька, знал бы ты только, как тяжело мне будет без тебя! – с усилием проговорила Анна, торопливым движением утирая слезы.
Повернувшись к нему, она добавила срывающимся голосом:
– Ведь я люблю тебя, Сережа!…
Сергей порывисто обнял девушку, не в силах вымолвить ни слова. Да и что можно было сказать ей в ответ? Что мучился, не решаясь спросить, любит ли она его, пойдет ли за него?…
– Почему же ты так долго молчал, Сережа?… – проговорила наконец Анна.
Она спросила это так, будто он уже вымолвил заветные слова и теперь ее интересовало только одно – почему он молчал так долго.
– Я ведь говорил уже тебе, – начал он смущенно, – что на фронт собирался. Потому и не знал, как быть… А тут еще один мой друг сказал, будто нехорошо жениться перед уходом на войну, что лучше…
– Замолчи, пожалуйста! – Анна торопливо зае жала ему рот ладонью. – Плохой у тебя друг, Сережа. Я ведь гордиться буду, что мой муж на фронте…
ЗАМЫСЕЛ КОМАНДОВАНИЯ ОСТАЕТСЯ В ТАЙНЕ
Несколько последних дней на станции Воеводино прошли необычно спокойно. Фашистские самолеты, посещавшие ее прежде почти каждую ночь, казалось, оставили станцию в покое. Увереннее ходили теперь поезда на участке Воеводино – Низовье. Машинисты привыкли к уплотненному графику, и Анне Рощиной уже не приходилось так за них волноваться.
Спокойнее стало и в отделении майора Булавина. Расценщик Гаевой не ходил больше в депо и не посылал шифровок агенту номер «Тринадцать», хотя по-прежнему писал частые письма Глафире Марковне.
Вздохнул спокойнее и капитан Варгин – ему удалось наконец прочесть замысловатые шифровки Гаевого. Текст их теперь снова нужно было обратить в цифры кода, которым майор Булавин обычно пользовался при передаче сведений в управление генерала Привалова. Майор просматривал все это в последний раз, прежде чем отдать распоряжение об отправке, когда дежурный офицер доложил ему, что штаб фронта срочно вызывает его к аппарату.
Булавин знал, что вызвать его могли только Привалов или Муратов. Почему же, однако, понадобился он им так срочно? Ведь только утром сегодня разговаривал он с подполковником Угрюмовым, помощником Муратова, и, кажется, все вопросы были разрешены. Правда, о дешифровке донесений Гаевого Булавин тогда еще не мог сообщить подполковнику, но Угрюмов ведь и не спрашивал об этом.
Собираясь на узел связи, находившийся при штабе одной из воинских частей местного гарнизона, Булавин захватил с собой обе шифровки Гаевого.
Аппаратная помещалась в просторной землянке. В ней было светло и чисто, совсем как в телеграфном отделении почтамта. Во всем чувствовался образцовый порядок. Несколько девушек-связисток выстукивали что-то на аппаратах Бодо и телетайпах. Штабные офицеры неторопливо диктовали им тексты вперемежку с цифрами шифра.
Разыскав дежурного подразделения связи, майор попросил его вызвать «Енисей». «Енисей» был позывной штаба фронта, поэтому дежурный спросил:
– А кого вам на «Енисее»?
– «Резеду», – ответил майор.
Это была позывная управления генерала Привалова. Минут через пять связистка доложила:
– У аппарата Муратов.
Майор подсел к телетайпу и попросил сообщить, что от «Березки» прибыл Булавин.
Отправив ответ Булавина, связистка подала ему конец ленты, медленно сползавшей с валика в такт ритмичным ударам клавишей, автоматически отстукивающих буквы.
«Здравствуйте, товарищ Булавин, – читал майор ответ, принятый от «Резеды». – Как больной зуб?»
«Зубом» в переписке и переговорах с Муратовым было условлено именовать Гаевого.
«По-прежнему побаливает», – коротко ответил Булавин, перебирая ленту, на которой после короткой паузы телетайп стал выстукивать приказание Муратова:
«Приготовьтесь через день-два вырвать его».
«Понял вас», – отозвался Булавин.
«Такую же процедуру произведет и «Дядя», – продолжал полковник Муратов.
Булавин, знавший, что под «Дядей» имеется в виду отделение генерала Привалова на станции Озерной, понял, что агент вражеской разведки будет арестован и там.
«Удалось поймать «Осу», – продолжал выстукивать аппарат. – Собираемся вырвать жало».
«Попался, значит, кто-то из домочадцев Глафиры Добряковой», – с удовлетворением подумал майор Булавин, не знавший еще, что полковник напал на след Валевской.
«Ну, а как уравнение с двумя неизвестными?» – снова запросил полковник Муратов.
«Что он имеет в виду под уравнением? – торопливо подумал Булавин. – Шифровки Гаевого, наверное?»
«Удалось решить, – ответил он полковнику. – Позвольте донести текст решения шифром?»
«Доносите».
Майор достал из полевой сумки листок бумаги и медленно стал диктовать связистке цифровые знаки, внимательно наблюдая по ленте, чтобы она не перепутала их:
– 39758 6237 4285…
В расшифрованном виде цифры эти означали:
«На ваш запрос о лектории доношу: затея эта явно лишена какой-либо практической перспективы. Я донес вам в свое время об этом лектории только для, того, чтобы вы могли судить, какими наивными затеями пытаются местные активисты помочь фронту».
От полковника долго не было ответа. Наконец клавиши телетайпа снова пришли в движение, и Булавин прочел на ленте:
«Повторите ключевую группу».
Майор исполнил приказание и получил разрешение Муратова передавать вторую шифровку Гаевого.
Текст ее был таков:
«В дополнение к соображениям, высказанным ранее, сообщаю, что администрация собирается послать на фронт новый бронепаровоз, бригада которого будет комплектоваться из железнодорожников депо Воеводина. Машинист Доронин, инициатор лектория, здесь самый молодой, и, если он перестанет быть незаменимым, его немедленно мобилизуют. Можете судить поэтому, выгодно ли ему передавать свой опыт другим машинистам и превращаться из знаменитости в заурядного механика, с которым никто уже не будет считаться».
В хорошем настроении возвращался майор Булавин с узла связи. Ему теперь была ясна тактика Привалова: он собирался одновременно ликвидировать все звенья гитлеровской разведки на основных пунктах прифронтовой железной дороги. Этим генерал надолго обезвреживал свой участок, так как заводить новых агентов противнику будет делом нелегким. А если гитлеровцам и удастся сделать это, решающий момент все равно будет упущен – советские войска начнут к тому времени мощное наступление, и район нанесения главного удара, составляющий пока строжайшую тайну, перестанет быть секретным.
Булавин был счастлив, что именно он нашел способ с помощью железнодорожников станции Воеводино сохранить в тайне замысел советского командования.
А через станцию Воеводино, мимо вокзала которой проходил майор Булавин, шел в сторону фронта тяжеловесный поезд. Грозные танки на его многоосных платформах были покрыты брезентом, хорошо скрывавшим их воинственные формы. Тюки сена, лежавшие тут же, создавали впечатление перевозки безобидного фуража. Столь же тщательно были укрыты артиллерийские орудия и другая военная техника. К тому же шли эти поезда в сторону фронта главным образом ночами.
«Придет час, и мы обрушим на них все это, – с ненавистью думал Булавин о тех, кто вторгся в его страну. – Мы и впредь будем делать это без устали, днем и ночью, до тех пор пока не сметем с лица нашей земли не только все вражеские полчища, но и следы их кованых сапог…»
ЭПИЛОГ
Был морозный солнечный день. Ослепительно сверкал нежнейшими гранями своих бесчисленных кристалликов выпавший за ночь снег. От здания почты по недавно расчищенной дорожке, мимо наметенных за ночь сугробов, медленно шла Анна Рощина. На ходу она перечитывала только что полученное от Сергея коротенькое письмо, и то ли от холодного январского ветра, то ли от волнения две слезинки поблескивали на ее щеках.
Высокий, широкоплечий майор, шедший навстречу Анне, приветливо улыбаясь, посмотрел на нее. Поравнявшись с нею и видя, что она, увлеченная чтением письма, не замечает его, он остановился и негромко окликнул ее:
– Анна Петровна!
Анна вздрогнула от неожиданности и подняла на майора настороженные глаза.
– Здравствуйте, Евгений Андреевич! – узнав Булавина и смущенно улыбаясь ему, обрадованно проговорила она, пряча письмо в карман. – Что-то вас давно не было видно?
– Все дела… – вздохнул майор. – Ну, как там ваш Сергей? Что пишет?
– А как же вы догадались, что письмо от Сергея? – удивилась Анна.
– Уж такой я догадливый, – рассмеялся Булавин.
– Сергей немногословен, – щурясь от яркого солнца, ответила Анна. – Вы ведь знаете его. Пишет, что жив и здоров, что дела идут хорошо. Вот почти и все.
– Да, маловато, – усмехнулся Булавин. – Впрочем, это понятно – он ведь вынужден быть лаконичным по цензурным соображениям.
– Ну, о себе-то он вряд ли и написал бы подробнее, не будь вообще никакой цензуры, – грустно улыбнулась Анна.
Булавин отбросил полу шинели и достал из кармана брюк коробку с папиросами.
– Вот хотел курить бросить, – смущенно проговорил он, – но не вышло…
– А я – то думала, что у вас воля железная, – пошутила Анна.
– Э, где там! – безнадежно махнул рукой Булавин. – Долго крепился, но, как только началось наступление, не выдержал. Однако что же это мы стоим тут, посреди дороги? Вы спешите куда-нибудь?
– Нет, у меня сегодня ночное дежурство.
– Ну, а если не очень спешите, – весело проговорил Булавин, взяв Анну под руку, – давайте пройдемся немного, и я сообщу вам кое-какие новости о Сергее, раз уж он сам так сдержан в своих письмах.
Закурив папиросу, Евгений Андреевич добавил, отчеканивая каждое слово, будто читая рапорт:
– В приказе по войскам нашего фронта бронепоезд «Александр Невский», на котором ваш Сергей старшим машинистом, награжден орденом Красного Знамени за успешное участие в прорыве обороны противника.
1951
ЗАГАДКА ЧЕРТЕЖЕЙ ИНЖЕНЕРА ГУРОВА
НЕУДАВШЕЕСЯ ПОХИЩЕНИЕ
Машину за инженером Гуровым прислали в загородную лабораторию научно-исследовательского института ровно к часу дня. Гуров был уже наготове и, как только машина подошла к главному подъезду, тотчас же вышел из лаборатории вместе с сотрудником Комитета государственной безопасности Евсеевым, сопровождавшим его в тех случаях, когда он возил с собой секретные чертежи. Изобретение Гурова было теперь окончательно завершено, и он должен был сегодня доложить об этом директору своего института.
Шофер не раз уже возил Гурова из лаборатории в институт, и у него не было никаких оснований опасаться опоздать к назначенному директором времени. Хотя дорога от лаборатории до шоссе, идущего на Москву, была грейдерная, она находилась в отличном состоянии, и машина неслась по ней с не меньшей скоростью, чем по асфальту. До шоссе было к тому же недалеко – всего два километра до леса да километра полтора по лесу.
…Гуров со вздохом облегчения откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и расслабил мышцы тела. Теперь только он почувствовал, как устал за все эти дни напряженной работы. Никогда еще, кажется, не мечтал он так об отпуске. Даст его наконец директор или снова потребует поправок и доработок чертежей изобретения?
В машине было душно. Гуров опустил пониже боковое стекло. В лицо пахнуло ароматом луга, свежестью близкого леса. В зеленом массиве его, казавшемся издали сплошной стеной, теперь различались уже и отдельные деревья. Еще каких-нибудь сто метров – и машина въедет в его прохладную тень. И вдруг навстречу с такой стремительностью выскочил груженный камнем трехтонный самосвал, что шофер Гурова не успел даже ничего сообразить, как обе машины столкнулись, и легковая, перевернувшись несколько раз, отлетела в сторону.
Из кустов, росших у обочины дороги, тотчас же вышел высокий, худощавый человек в сером костюме. Он поспешно подбежал к лежавшей вверх колесами «Победе» и заглянул внутрь. Убедившись, что шофер и оба пассажира или мертвы, или в бессознательном состоянии, он с силой рванул на себя дверцу. Кузов машины покоробился при столкновении с самосвалом, и дверца не открылась. Тогда человек просунул руку в машину через разбитое стекло и, нащупав под телом инженера Гурова портфель, торопливо вытащил его. Отстегнув застежки, он посмотрел содержимое портфеля и побежал в лес, пригибаясь к земле, как под огнем противника.
Полковник Никитин почувствовал, как рука его, сжимавшая телефонную трубку, стала вдруг влажной.
– Плохо слышу вас, Евсеев! – торопливо проговорил он, стараясь сохранить спокойствие. – Погромче, пожалуйста… Ранены? А Гуров?… Все еще без сознания? Да, да, понятно. А портфель исчез? Полагаете, что это дело рук Счастливчика? Да, да, ясно. Немедленно высылаем машину с врачом… Майора Киреева! – приказал полковник дежурному, опуская трубку на рычажки телефонного аппарата. Теперь уж он вполне овладел собой и внешне ничем не выдавал своего волнения.
Майор Киреев явился спустя несколько минут. Никитин коротко сообщил ему о своем разговоре с Евсеевым, не сводя пристального взгляда с настороженного лица майора.
– Это дело рук Иглицкого, товарищ полковник, – убежденно заявил Киреев. – Он давно уже за Гуровым охотится.
– Похоже, – согласился Никитин. – Евсеев тоже так думает. Неужели этот Счастливчик снова от нас улизнет? Он достиг наконец своей цели – и делать ему тут больше нечего.
– Не думаю, товарищ полковник, чтобы он сразу же исчез, – задумчиво проговорил Киреев. – Он знает, что мы теперь поднимем на ноги всех наших работников, и постарается переждать денек-другой в. укромном местечке. Тем более, что местечко такое у него имеется.
– Дача Лопухова?
– Так точно, товарищ майор. Он снял ее у Лопухова в прошлом месяце, но еще ни разу в ней не был. По всему чувствовалось, что местечко это держал он про запас.
– Ну, а если он им не воспользуется?
– Примем другие меры. А пока разрешите выслать на место происшествия капитана Кречетова с оперативной группой?
– Не возражаю. Дайте также указания Акулову, Клюеву и Ямщикову. Пусть они усилят наблюдение за явками Иглицкого.
Спустя полчаса майор Киреев снова явился к полковнику Никитину.
– Оправдалось наше предположение, товарищ полковник, – оживленно проговорил он. – Только что доложили, что Иглицкий появился на даче Лопухова.
Никитин порывисто схватил трубку телефона, набрал номер генерала Сомова и доложил:
– Счастливчик у Лопухова.
Генерал, видимо, отдал ему какое-то очень короткое распоряжение, так как Никитин почти тотчас же положил трубку со словами:
– Слушаюсь, товарищ генерал. Надежные ли там люди, товарищ Киреев? – обратился он к майору.
– Там старший лейтенант Адамов со своей труппой. Разрешите выехать туда и мне лично?
– Приказываю вам выехать туда лично!
Спустя еще полчаса машина Киреева остановилась неподалеку от дачи Лопухова.
– Он все еще тут? – спросил майор встретившего его старшего лейтенанта.
– Тут, – коротко ответил Адамов.
– Не уйдет?
– Не уйдет, дача оцеплена.
– И он ничего не подозревает?
– Похоже на то. Мои люди хорошо замаскированы.
Майор расстегнул кобуру и. решительно произнес:
– Идемте!
И они направились к даче. Крылечко ее было невысоким, и офицеры единым махом вскочили на него. На стук майора сначала никто не отзывался, затем внезапно прогремел выстрел. Пуля, пробив доску двери, просвистела у самого уха майора.
– Сдавайтесь, Иглицкий! – крикнул Киреев. – Вы окружены. Сопротивление бессмысленно.
В ответ раздался еще один выстрел, Но майор и старший лейтенант прижались к стене с разных сторон двери. Затем по знаку Киреева они одновременно ударили в дверь ногами. Непрочные доски ее дрогнули…
Снова грянул выстрел. Но дверь теперь уже трещала под ударами ног офицеров. А когда она рухнула на пол, послышался хрипловатый голос Иглицкого:
– Ладно, сдаюсь…
Под ноги офицерам полетел полуразряженный пистолет, затем показался и сам Иглицкий с портфелем Гурова в руках.
– Вот, пожалуйста, – проговорил он почти равнодушно и, подняв руки вверх, стал медленно поворачиваться перед контрразведчиками, давая им возможность обыскать себя.
Когда полковник Никитин доложил генералу Сомову о «капитуляции» Иглицкого, генерал даже руками развел.
– Чудеса, да и только! – проговорил он в крайнем удивлении. – Вот уж никак не ожидал, что удастся поймать столь просто такого матерого золка!