Текст книги "Таежная богиня"

Автор книги: Николай Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

“Здравствуй, сын! Я рад, что твое прошлое в прошлом, а впереди удивительное, крайне важное и самое трудное. Когда я перестал видеть, думал что все, жизни конец. Однако именно в незрячем состоянии я прожил самые счастливые годы. Слепота открыла мне бесконечность удивительных ощущений. Я стал видеть невидимое, а это целые миры. К сожалению, здоровый человек в основном судит о мире посредством зрения и часто ошибается, поскольку мир многомерен и безгранично разнообразен, а видима, как у айсберга, лишь малая его часть.

Теперь главное. У тебя есть все три части карты Урала. Когда ты их склеишь, карта расскажет о своих тайнах, сокровищах и кладовых, о том, что внутри, в недрах и на поверхности. О древности и о том, что еще только будет. Карта тебе откроет место будущего пантеона. Твоему сыну карта откроет путь в ноосферу – в мир разума. В ней сокрыты пути и в другие, параллельные измерения. В ней сокрыта гигантская энергия – энергия времени. Если она попадет в нехорошие руки, Урал перестанет существовать. На его месте будет огромный, длиной в две тысячи километров, карьер. Будущего не будет.

Горизонтальный, или Средний, мир себя исчерпал. Кризис науки очевиден. И причина этого – кризис искусства. Да, Павел, в искусстве перепробовано все, что связано с Формой. Культура ходит по кругу, постепенно себя поедая. Нужно новое Содержание. Нужен прорыв. Как в Библии: “В начале было Слово...”. “Слово” – это содержание. А новое Содержание – это новая духовность, новая высота, новый уровень, это новое Измерение. А чтобы достичь нового Измерения, нужно создать Вертикаль. Вертикаль из конечного земного в космическую бесконечность. Об этом ты кое-что прочел и у Циолковского, и у Флоренского, и у Вернадского. Синтез горизонтали и вертикали, конечного и бесконечного и есть искомая тобой гармония”.

Никита оторвался от чтения и оглянулся. Было такое ощущение, что отец где-то рядом, совсем рядом, буквально за спиной.

“И эту Вертикаль, – продолжил чтение Никита, – надо создать. Ее первая ступень готова. Нижний мир – это фундамент и своеобразный фильтр. Очищение или перерождение личности, жесткий и жестокий отбор. Кто не прошел – не возвращается. Кто прошел – рождается заново, становится другим. Тебе это знакомо. В книгах ты прочел, что каждый человек рождается с определенным предназначением. Это предназначение формируют гены, культура, среда. Очень важно свое предназначение найти. И счастье, когда ты понимаешь, для чего ты рожден.

Нижний мир не для всех. Он для того, кому тесно в обычных рамках, кто понимает, что его судьба – карабкаться вверх и вверх. Кого не устраивает горизонтальная философия.

Известно, что любопытных людей на Земле всего четыре процента. То есть только четверых из сотни интересует, что там впереди. А из этих любопытных снова четыре сотых, способных на творчество. Это люди искусства и науки. И среди этих людей снова определенный, весьма малый процент тех, кому тесно в его творчестве. Ну и так далее, к самой вершине пирамиды. Но самое поразительное, что вершина пирамиды для этих людей оказывается всего лишь основанием для еще более высокого сооружения.

Вторую ступень, или Средний мир, создашь ты. Как? Ищи все ответы в карте. Она тебе поможет создать храм. Твой будущий храм – зеркало человеческой духовности, которой на сегодня у людей почти не осталось.

Твоя задача – всеми доступными средствами материализовать мифы, верования, легенды. Для чего? Чтобы показать, что все мысли, фантазии и чувства на Земле конечны. Ты должен обнажить конечное, бездуховное и подарить надежду, показать удивительное грядущее. А вот дальше все сделает твой сын.

В любой части Земли, где живут люди, есть религия. Религия – это фиксация главных культурных ценностей, наработанных народом. Религия начинается с географии. Меняется география, меняется и религия. При вынужденном переселении людей меняются их религиозные законы. Законы подстраиваются под новую природу и климат этой территории. Но если на новой территории уже живут люди, у которых своя религия, то неизбежен конфликт. Его исход зависит от соотношения культурных сил каждой стороны. В истории крайне редки случаи религиозного альянса. Такой альянс произошел здесь, на нашем Уральском Севере.

Как ни странно прозвучит, но роль художника в этом достаточно велика. Часто только художнику под силу открыть глаза людям через красоту, убедить, примирить. Но для этого нужно пожертвовать собственной жизнью и доставить немало хлопот и горя близким. Ты не мог не догадаться, что Нюра, а теперь Анна – связующее звено между нами. Но и она скоро уйдет. Уйдет, когда ты закончишь работу. Это ее предназначение. Уйдешь и ты, когда построишь храм.

Прошлый раз ты прошел под землей самым простым и коротким путем. Этот путь создан для перерождения. Второй путь моего подземелья ведет в никуда. Если выйдешь на него, будешь ходить под землей всю оставшуюся жизнь. Третий путь, путь к храму, подскажет тебе карта. Одно скажу – все пути начинаются в одном месте. Смотри внимательно карту. Мне так и не удалось ее разгадать. Ты должен быть там накануне одного из великих праздников – либо на Рождество, либо на Пасху. Торопись, у тебя мало времени. Успеешь – значит, не зря мы жили.

И еще, Павел, твой путь очень непрост, думаю, гораздо труднее и сложнее моего. Что бы ни случилось, терпи. Если ошибешься, если что-то у тебя не получится – будет беда...

Вот, пожалуй, и все, что я хотел тебе сказать”.

Никита перевел дыхание. Позади сонной эскадрой дремали стеллажи с книгами. Огонек керосинки горел ровно, без малейшего колебания. Никита аккуратно расправил давно склеенную им карту. Всмотрелся в нее, потом зажег вторую лампу и поставил на другой конец стола. Света стало больше.

– Ну что ж, начнем искать твои секреты, – произнес он и удивился, как неожиданно и таинственно прозвучал его голос в тишине библиотеки.

Никита начал с исследования материала карты. Однако сколько бы он ни пытался отыскать его слои, ничего не получалось. Этот странный материал был тонок, плотен и однороден. “В чем же твоя тайна?” – шептал Никита, теребя, комкая, растягивая полотнище. Он сминал карту, но материал расправлялся и оставался гладким.

Никита переключился на само изображение. День шел за днем, а вернее, сутки за сутками, но Никита так и не продвинулся в раскрытии тайны. До рези в глазах всматривался в рисунки, сопоставлял с современными картами и ничего не понимал. То ему казалось, что вот что-то похожее, часть русла или знакомая гора, но через минуту разочаровывался и вновь искал. Хотелось зацепиться хоть за какую-нибудь подсказку, намек. Все попытки рассыпались.

Было ощущение, что здесь есть какое-то простое решение. Но вот какое? Хаотичный, стихийный просмотр рисунков Никита превратил в систему. Он последовательно и методично, сантиметр за сантиметром стал просматривать все изображения, не выпуская из внимания ни малейшей детали.

Вскоре он обнаружил совсем крохотное, точно иголкой проделанное, отверстие посредине карты. Что это, случайно или нет? Изучив изображенный вокруг отверстия ландшафт, он вновь разочаровался.

Наконец ему пришло в голову соединить между собой некоторые из многочисленных на карте почеркушек – запятых и галочек. Отойдя от стола, он погрузился в кресло.

Что он сделал? Совместил две половинки одного целого. Целым оказалось изображение некой фантастической птицы, у которой сразу появилось недостающее крыло и часть клюва. Никита сдвинул карту, собрал ее в гармошку и вдруг получил фрагмент настоящего ландшафта, без фиктивного, придуманного куска. Но это была лишь часть достоверной карты. Надо было искать остальное. И это оказалось непросто. Но ключ, кажется, был найден.

Никита вспомнил, как в детстве он из тетрадного листа сворачивал самолетики, рисовал на крыльях звезды, делал на фюзеляже всевозможные надписи, изображения. Но однажды самолетик попал в лужу, развернулся, и Никита увидел эти рисунки нелепо разбросанными по всей площади листа, никак не соотносящимися друг с другом. Нечто подобное было и с картой. Небольшие настоящие участки горного ландшафта были разбросаны в определенном порядке, а расстояние между ними заполнено выдуманными, фальшивыми изображениями гор и рек, озер и урманов. И это фальшивое заполнение было выполнено так искусно и виртуозно, что при взгляде на карту не возникало и тени сомнения, что это реальный ландшафт. Обратная перспектива и натуралистические изображения зверей и птиц легко вводили человека, не искушенного в изобразительном искусстве, в полное заблуждение.

Все последующие дни и ночи напролет Никита собирал настоящие части карты в единое целое. Длиннющее полотно потихоньку уменьшалось. Очень кстати оказалось и свойство материала сплющиваться. Каждый найденный кусок оседал, создавая единство изображения. Никита как ребенок радовался, когда разорванное русло реки соединялось со своей родной частью. То же происходило и со склонами гор, ручьев, озер.

Эта работа продолжалась вплоть до весны. В последние дни, когда карта сократилась более чем в два раза, Никита окончательно потерял покой от нетерпения. Он перестал спать, забывал о еде, редко выходил на свежий воздух, даже сына стал видеть реже.

И вот наконец карта-складень была готова и все стало на свои места. И сами хребты, и прилегающие отроги были буквально усеяны пока непонятными символами, которые несомненно обозначали, что в этом месте что-то находится, на поверхности или в недрах.

Но Никиту это не особенно трогало. Ему надо было взглянуть на священную долину. Однако сколько бы он ни вертел, ни просматривал участок, где она должна находиться, ничего не получалось. Тогда он осторожно опустил многослойную карту на пол, поставил на пол и обе лампы, а сам взгромоздился на стол и стал разглядывать ее сверху. И только тогда заметил, что вдоль и поперек карты пролегли основные стыки. Эти едва заметные линии обозначали крест с центром почти посредине. Вертикальный стык шел точно с севера на юг, а поперечный с востока на запад. Вертикаль растягивала священную долину, а поперечина перечеркивала и долину, и нагромождение сопок.

Никита, предвкушая открытие, соскочил со стола и, встав на колени, склонился над этим местом. Точно в перекрестии стыков находилось то самое маленькое отверстие, которое он поначалу принял за случайное. Вокруг этого отверстия появились изображения небольших скал. Круглые скалы были разновеликими. Одна из них напоминала плоскую стелу желтого цвета.

С замиранием сердца Никита впитывал в себя особенности долины, узнавая знакомые очертания, силуэты, конфигурации. Приятно удивил и образ кривого разлома, что обозначал вход в Нижний мир. Но больше всего поражало отверстие. Оно что-то значило. Что?!

Никита погрузился в кресло. Теперь священная долина в символах, знаках, рисунках была у него в голове. Он запомнил ее полностью.

“Итак, – рассуждал Никита, – мы имеем складываемую карту. Это раз. Второе, и главное – в центре и Урала, и долины – явно не случайное отверстие. И третье – это Круглые скалы”.

Некоторое время Никита сидел не шелохнувшись, потом вскочил и, сжав виски руками, заходил по библиотеке, выдавливая из себя стоны, точно от невыносимой боли. Однако когда Никита снова уселся за стол и взглянул на карту, то его губы тронула напряженная улыбка. Он почти догадался...

На этот раз Никита собирался основательно. Он был задумчив и сосредоточен, как перед важным экзаменом. Шесть лет подготовки, чтобы понять, убедиться, поверить и посвятить себя мифу, который он должен создать.

Никита даже не заходил к маленькому Артемию. С сыном он простился еще ночью, когда тот спал. Осторожно поцеловав мальчика, Никита долго сидел подле его топчана, утопающего в шкурах, вспоминал слова отца, пророчества старого Каули, разговоры с Нюрой и счастливый шепот Евдокии...

С рассветом, простившись с Евдокией и Нюрой, Никита отправился в путь. До кедра он добрался к вечеру. Первым делом он отнес в амбарчик сверток – дар духам долины, который положила ему Нюра. Потом разжег костер и поставил на него чайник.

Он был один. Перед ним раскинулась священная долина, хранившая в себе, по словам отца, чуть ли не тайну мироздания. В этих древних камнях, в скалах, вечно мерзлом грунте содержится информация о будущем. Здесь хранятся залежи ценнейших минералов, почти вся таблица Менделеева, одних только золота и платины немерено.

Подумав о золоте, он, печально улыбнувшись, удобно уселся в ложеобразном корневище могучего дерева и предался воспоминаниям.

...Когда шесть лет назад подземелье с потоком воды выбросило Никиту, а через некоторое время весеннее солнце согрело его и высушило одежду, Никита начал собираться. Нужно было идти. Самым логичным, как он посчитал, было идти по ручью, который обязательно приведет к реке.

Хрустальная вода на перекатах мелко рябилась, щедро разбрасывая вокруг тысячи и тысячи солнечных зайчиков. Никита щурился и улыбался. Он напитывался солнцем, весной, жизнью. К нему возвращалась уверенность и силы.

Вдруг среди тысяч бликов что-то сверкнуло иначе. Никита повернулся, чтобы солнце оказалось за спиной, и рассмотрел на дне ручья галечный окатыш, размером с детскую ладонь, похожий на медвежонка. У него была втянутая в туловище голова, горбатая спина и три коротенькие лапки – две передних и одна задняя. Никита поднял окатыш. “Вот те на, да это же золото! Самородок!” Он потер его о рукав, и тот засветился. Никиту охватил восторг. “Надо же! Сколько здесь?.. – он покачал находку на руке. – Грамм сто пятьдесят. Невероятно!” Никита машинально, как если бы искал в лесу грибы, огляделся – нет ли еще, и увидел еще один самородок, правда, гораздо меньших размеров и неопределенной формы. В шаге от него блеснул еще один, и еще, и еще один... Никита то и дело нагибался, подбирая драгоценный металл. От невероятной удачи его бросило в пот. Наконец-то и ему повезло. Руки были уже заняты, а он все тянулся и тянулся за новыми находками. Золото было повсюду.

И тут Никита неожиданно вспомнил слова Нюры: “Здесь столько золота, что ты и представить себе не можешь”. Его пальцы разжались, и под ноги посыпались самородки обыкновенного золота, которые только что казались немалым богатством.

Чайник кипел. Никита поднялся, отломил от черного бруска плиточного чая небольшой кусок, снял с огня чайник, забросил в него заварку и поставил на остывающие угли. Вода успокоилась, налилась бордовым цветом. Все движения Никиты были размеренными, он никуда не спешил. Налив в мятую, потемневшую от времени кружку ароматного кипятку, Никита поставил ее на камень и тут же о ней забыл. Эпизод с золотом расшевелил память. Стали всплывать и другие эпизоды шестилетней давности. Никита даже закрыл глаза, чтобы подробнее вспомнить тот его первый визит в царство темноты...

...Никита вошел в разлом скалы и застыл на месте. Просторное, с высоким потолком пространство, размерами с актовый зал средней школы, было заставлено куклами. Большинство из них были одеты в миниатюрные копии летней или зимней одежды вогулов, некоторые были замотаны в истлевающие бесцветные тряпицы, ровдугу или меха и подпоясанные. Одни из них стояли, другие сидели в берестяных коробах, деревянных сундуках, ящиках, безлико поглядывая по сторонам. Многие просто лежали или были прислонены к тем же ящикам и коробам. Все это походило на огромную толпу маленьких людей, которых заколдовал злой волшебник. По спине Никиты пробежал холодок. Он начал догадываться, что это не что иное, как “души” когда-то умерших людей, сделанные и принесенные родственниками в храм Нижнего мира.

Подняв глаза, Никита вновь невольно вздрогнул – вдоль стен стояли огромные, гораздо выше человеческого роста, деревянные болваны. Они будто охраняли это кладбище человеческих душ. Грубо вырезанные лица были суровы и злобны. Они безглазо смотрели на входящего, вызывая страх. Галечная дорожка плавно огибала этих болванов и убегала дальше внутрь горы, в черноту небольшого проема. Никита без особой опаски прошел мимо истуканов, однако настоящие неожиданности и опасности ждали его впереди.

Никита оказался в абсолютной темноте. Он тер глаза, но ничего не менялось. Вдруг подумалось об отце, который много лет жил и работал в такой темноте. Дорожка петляла, она то плавно поднималась, то вдруг начинала спускаться вниз. Никита шел крайне осторожно, начиная уставать. Напряженность и неопределенность утомляли и отнимали силы.

Он не имел ни малейшего понятия, куда идет и что его ждет впереди. Вело одно – огромное желание увидеть этот пресловутый мистический Нижний мир, увидеть работу отца, судя по отношению к нему местных жителей, работу необыкновенную и уникальную.

Через некоторое время проход начал сужаться. Руки, а потом и плечи Никиты стали касаться шершавых стен. Еще через десяток шагов тоннель сузился настолько, что уже оба плеча одновременно задевали стены. А дальше Никите пришлось встать на четвереньки, поскольку понижался и свод.

То и дело вскрикивая от боли, Никита упорно полз, по гальке, ударяясь головой о скальные выступы. Но вот горловина неожиданно закончилась. Он осторожно привстал, поводил по сторонам руками и не встретил препятствий. Потрогал ногами гальку – дорожка была на месте. Он даже попятился назад, чтобы на всякий случай запомнить лаз, который привел его сюда. Но никакого лаза не было. Даже галечная дорожка, если по ней повернуть назад, как-то странно разбегалась в разные стороны. “Вот те на!” – Никита был поражен. У него возникло ощущение, что он, словно рыба, попал в ловушку, которую северяне называют “мордой”: пройдя через узкую горловину, обратно очень трудно попасть в то же отверстие, поскольку сама ловушка расширялась в несколько раз. “Интересно, для чего отец сделал эту “морду”? – задал он себе вопрос и тут же на него ответил: – Для того чтобы обратно не возвращаться!” Никита присел на корточки и стал рыться в карманах. Из одного он достал сверток из тонкой сухой ровдуги, нетерпеливо размотал его и извлек коробок спичек. Из другого кармана – толстую самодельную свечу. Свечу он поставил на плоский валун, дрожащими руками достал спичку и чиркнул по коробку. Никита не дышал. Однако головка спички легко и беззвучно проскользила по боковине коробка, точно по маслу. Он повторил движение – результат оказался тот же. Его охватило волнение, которое сменялись ужасом. Когда последняя спичка, мягко скользнув по коробку, не воспламенилась, Никита замер. Он стоял на коленях в полной темноте, соображая, что произошло. Нашарив коробок, он поднес к лицу и втянул в себя его запах.

– Ах ты холера! Ну, Нюрка, ну, девка! – чернота взорвалась отборной руганью. – И когда же она успела, зараза?! – он был в гневе. Половина его плана шла коту под хвост.

Никита с трудом открыл глаза и улыбнулся. Все правильно, она делала то, что наказывал отец.

Чай в кружке давно остыл, но вставать, вылезать из удобного и теплого кедрового ложа не хотелось. Никита лениво прошелся взглядом по долине, задерживаясь то на одном месте, то на другом. Ведь только что была зима, и вот на тебе, все преобразилось. Удивительна и могуча сила Природы.

Опять, как и шесть лет назад, весна рано взялась за долину. Теплый западный ветер в считанные дни разделался со снегом. На реках незаметно сошел лед. Нежной зеленью покрылись берега, сопки и подножия гор. Долина проснулась и застыла в торжественном ожидании необыкновенных событий, которые происходили в ней каждое лето.

Легкая тревога, которую Никита почувствовал еще утром, не покидала его. Что его ждет на этот раз? Он снова обвел взглядом долину, сопки, которые лежали в тени туч и не хотели превращаться в женщину. Пробежав по руслу реки, взор Никиты уперся в почти отвесные скалы по другую сторону сопок. Туда, туда показывала только что расшифрованная им карта. Никита никак не ожидал, что помимо сопок в долине может находиться еще одно место, где сходятся все тайны. Место, помеченное едва заметным отверстием. Он был горд, что расшифровал загадочную карту. Эх, увидел бы ее Виктор Мальцев!

Никита поежился. Заметно похолодало. Костер давно прогорел, но вставать по-прежнему не хотелось. “Успею, – думал Никита, закрывая глаза, – вся ночь впереди”.

Нет, он вовсе не собирался спать, он пришел на это место, чтобы собраться с мыслями, настроиться на главный в своей жизни поступок.

Теперь он знает Урал. Врос в него настолько, что стал его частью. Сколько лет он бродит среди этих камней? А сколько ему самому? Ах да, почти тридцать семь. Что там у поэтов по этому поводу?..

Никита не без удовольствия стал вспоминать детство.

Никите было лет девять или десять, когда бабушка впервые заговорила об его отце.

– ...Твой отец, когда учился в девятом классе, вдруг перестал рисовать, – Никита вспомнил голос бабушки. Маргарита Александровна замешивала тесто и рассказывала, не глядя на внука. – А ведь на чем только он не рисовал. Даже на газетных полях умудрялся. То танк нарисует, то самолет, то чей-то портрет. Стенгазеты и классные, и школьные... Но в конце девятого класса как рукой сняло. Потемнел, осунулся. Ходил с опущенной головой. Замкнулся. Я давай его расспрашивать – молчит и только вздыхает. Я уж потом от других родительниц узнала, что виной всему была Наташка Синицына, вертихвостка из параллельного девятого “В”. Вроде как дружба у них стала складываться. Вот она как-то возьми да и спроси его, мол, кем стать-то хочешь? А он ни о чем другом, кроме своего художества, и думать-то не хотел. Ну, вот, видимо, так и сказал. Сказал, а она в ответ ему: так, дескать, художник-то происходит от слова “худо”. Вот так и сказала, беда этакая.

А в то время вся молодежь точно с ума сошла, все хотели идти в геологи, мечтали о романтике, о новых открытиях, городах, песни пели. Художники писали транспаранты, рисовали плакаты, в которых парни и девушки в шапках да сапогах открывали очередное месторождение. Вот Матвейка и сник. Он и так-то с ребятами не очень общался, все со своим альбомом и карандашом, а тут и вовсе потерялся. Да еще Наташка эта окаянная давай подтрунивать над ним. Вот Матвей и перестал рисовать. – Маргарита Александровна разложила на противне ровными рядами стряпню. Затем, надев на руку рукавицу, сняла с печи заслонку и обгоревшей по краям деревянной лопатой отгребла в стороны золу вперемешку с мерцающими осколками углей. На зачищенное место уложила противень и водрузила заслонку. После чего поставила в угол лопату, сняла рукавицу и присела к столу.

– Но рисовать твой отец не перестал, – лукаво глядя на внука, продолжила она. – Продолжал тайком и в институте, и после него. Даже твоя мать не знала, что он рисует. Приезжал в выходные и сразу на чердак. Или брал с собой этюдник – и на речку или в лес. Он хоть и стал геологом, а сердце его так и осталось с живописью. Он маялся, бедный, проклинал себя за то, что изменил своему призванию, а сделать уже ничего не мог. Как и с твоей матерью...

– А как с мамой?

– Ну да я это так, вырастешь, сам все узнаешь и поймешь, – Маргарита Александровна попыталась замять больную тему. – И геологию свою не бросил, и рисовать не перестал. Но художником, как хотел, все же не стал. Твой дед, как и отец, тоже все время чего-то искал, что-то ладил, рылся в газетах, книгах, чертил, мастерил... Матвей в него пошел. Оба они искали, а я и не спрашивала. Мужик всегда должен какое-то дело делать. И лучшая помощь ему – это не мешать. И ты такой же будешь, Никитка, знать, на роду Гердовых такая печать.

“Ну, уж нет, – думал тогда маленький Никита, – я стесняться не буду. Обязательно найду то, что искали дед с папой. Обязательно найду”.

Никита тоже постоянно рисовал. Рисовал дома, у бабушки, в школе оформлял классные стенгазеты. Посещал кружок живописи и графики. Пошли выставочные работы школьных художников, городской конкурс-выставка. Первые признания. Осуществление мечты – Свердловское художественное училище имени Шадра. Поначалу работы получались не столь эффектными и яркими, как у сокурсников, но Никиту неизменно отмечали за серьезность и глубину смысла, за многоплановость восприятия, за смелость и откровенность. У него все четче стал проявляться собственный стиль. А главное – своя философия. Ему важно было не только, как изобразить, но и зачем. Этим он выходил за рамки чистого художественного творчества.

Именно тогда зародилась и стала крепнуть мечта – добраться до сути, до смысла жизни. Зачем он появился на свет, для чего? Он не хотел повторять судьбы людей, которые были вокруг. Хотелось новизны, оторваться от земли, вырваться из этого липкого сна и взлететь вверх, ввысь, за горизонт...

Наверное, с этого все и началось.

Пора было идти. Никита открыл глаза, осмотрелся. Костер догорел. Половина небосвода была усеяна звездами, а другая светилась бледной бирюзой. “О, начало белых ночей!” – понял Никита. Вокруг было тихо и неподвижно. Долина была залита туманом. Пока он предавался воспоминаниям, вокруг все переменилось. Светло-сиреневый туман накрыл даже сопки, через которые ему предстояло пройти.

– Ну вот, опять!.. – с горечью проговорил Никита и стал собираться. Настроение упало.

Никита оглядел горизонт, похлопал по стволу кедра-великана, неприязненно взглянул на плотное покрывало тумана и решительно шагнул в него.