Текст книги "Таежная богиня"

Автор книги: Николай Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Неужто весь? – Никита решил подлить маслица.

– Нет, конечно, есть места, куда меня... Куда я не могу попасть, но это небольшие участки.

– Как это? – спросил Никита.

– Что как? – насупившись, переспросил Виктор.

– Ну что это за места, где ты еще не был? Военные объекты, что ли?

– Военные, военные, – облегченно подхватил Виктор. Он поднялся, взял выложенное Никитой из сумки сушеное мясо, крупу, чай и босиком нырнул в дым, откуда вовсю шипело и булькало. Через минуту по вагончику, перебивая нежилой дух и запах вареного мяса, поплыл аромат индийского чая.

Поужинав и помыв посуду, оба улеглись на свои места и закурили. Костер тушить не стали.

– Вообще-то Урал не такая уж и большая территории, только вытянулся на две тысячи километров, – чтобы возобновить нужный разговор, как можно равнодушнее произнес Никита и глубоко затянулся.

– Что? Небольшая?! – Виктор порывисто сел и, глотнув дыма, тут же пригнулся. – Вот смотри, Столица, – он расстелил рядом с собой портянку – приличный прямоугольник грязноватого цвета. Разровняв ткань, он положил ладони на края прямоугольника и начал их сводить к середине, морща портянку. Ткань стала сдвигаться и вскоре превратилась в узкую многоскладчатую тряпицу.

– Вот что такое Урал, – кивнул Виктор. – Да, относительно узкий, но весь в хребтах, отрогах, увалах. А теперь развернем эти складки. – И он растянул портянку, превратив ее снова в плоский прямоугольник. – Представь себе, Столица, если бы мы вот так же развернули наш Урал, что за территорию получили бы, а? Вот то-то и оно! Может, половина России получилась бы! Здесь не только красивые пейзажи и природные явления, в складках Уральских гор хранятся немыслимые сокровища. За все годы, что существует геология, и пятой части не открыли того, что лежит под ногами! Глаза у Виктора горели, было видно, что парень заговорил о хорошо ему знакомом. – Ты Урал не трогай, – продолжил он наставительно и даже угрожающе, – не трогай, если не понимаешь. Все ваше Подмосковье Малого Минисея или озера Балбанты не стоит, понял, нет, Столица?!

Никита вздрогнул всем телом:

– Балбанты! Ты сказал, Балбанты?

– Ну и что? – Виктор пристально посмотрел на Никиту.

– Интересно. Название какое-то странное.

– Ничего странного, – Виктор продолжал рассматривать Никиту. – Или это название тебе что-то говорит?

– Ты говоришь о сокровищах, которые лежат на поверхности. Что ты имеешь в виду? – Никита тоже сел, пригнулся от дыма и также не спускал глаз с Виктора. Он понял: что-то случилось. Из подозревающего он вдруг сам оказался подозреваемым.

– А это тебя не касается, – отрубил Виктор.

– Да ладно тебе тень на плетень наводить. Сокровища! Я понимаю – Южный Урал, ну, средний – еще куда ни шло. Там да, там малахит, изумруды, золото, платина, а здесь что – один камень! Сокровища! Где они? Если бы они были, эти сокровища, весь мир об этом давно бы знал.

– Слушай, Столица, что ты чирикаешь, не представляя, о чем вообще речь?! – Виктор стал строже и жестче. – Я знаю, где и что лежит! Но ты не ответил, откуда знаешь озеро Балбанты?

– Вот те раз, ты про него только что упомянул.

– Упомянул я, но, услышав о нем, ты растерялся, чем себя и выдал.

– Да брось ты! “Растерялся”, “выдал”... – Никита действительно утерял над собой контроль. Лицо полыхнуло огнем, хотелось отвести глаза от этого бугая, засмеяться звонко и непринужденно, но он не мог. А тот резал его своим холодным взглядом:

– Так откуда ты знаешь это место, Столица?

У Никиты перехватило горло, он вдруг подумал, что этот парень давно уже все знает.

– Хочешь, я сам тебе скажу? – неожиданно проговорил он.

Никита лишь моргнул.

– Так вот слушай. У меня идеальная память на лица. А когда ты проявил интерес к моим бумагам, в особенности к старой карте, – свирепо улыбаясь, Виктор продолжал своим взглядом вдавливать Никиту в стенку вагончика, – я понял, что ты оказался на моем пути не случайно. И Толян это подтвердил, а этот малый никогда не ошибается. Ну, что, Столица, все правильно пока? Продолжать? – Виктор перестал улыбаться. – Тебе нужна карта?

Никита был совершенно не готов к такому и не мог выговорить ни слова.

– Не ожидал, Столица? Думал, что Виктор-Шатун простак и лох?

– Но я... – Никита медленно приходил в себя, – мы, кажется, раньше не встречались.

– А я и не говорю, что мы с тобой встречались.

– Не понял!

– Я встречался с твоим отцом. Двадцать лет назад.

– Что? – с Никиты мгновенно слетело оцепенение и растерянность. – Ты встречался с моим отцом?!

Он вскочил и бросился к Виктору.

– Сидеть! – в руке Виктора тускло блеснул и уперся в Никитин подбородок длинный нож.

Но тот, точно не замечая и не чувствуя боли, продолжал напирать на Шатуна. – Ты видел моего отца перед смертью?!

– Какой смертью? – теперь удивился и немного растерялся сам Виктор.

– Так это ты... его убил?! – у Никиты аж скулы свело от неожиданной догадки.

– Что-о?! Ты не заговаривайся, пацан. Я не убивал и не мог убить твоего отца, – он так отшвырнул от себя Никиту, что тот отлетел к бочке-печке и больно ударился головой.

– Что значит – не мог убить?! – Никита вскочил, намереваясь снова кинуться на проводника.

– Да потому, что патроны были холостые, – кашляя от дыма, Виктор приготовился отразить новую атаку Столицы.

– Почему патроны?! При чем здесь холостые?! Он что, разве не подорвался? – Никита слегка обмяк и стал тереть рукой ушибленное место.

Неожиданно глаза Виктора побелели, лицо исказилось, а тело задергалось. Выпустив нож, он упал на пол и затрясся.

Никита опешил. Сначала он принял это за неуместное кривляние, пока не понял, что с Виктором на самом деле что-то неладное. Его выгибало, ноги едва не касались затылка. Он хрипел, сопел, изо рта пошла белая пена. “Эпилепсия!” – не сразу догадался Никита. Где-то он слышал, что от “падучей” можно захлебнуться, можно откусить себе язык, или он провалится и западет в гортань, и ты задохнешься, можно травмироваться и так далее. Никита вскочил и запрыгал вокруг корчащегося Виктора, желая ему помочь, пытался его удержать, чтобы тот не так бился головой. Вскоре конвульсии его стали затихать. Из-под Виктора натекла темная лужа. Когда Виктор совсем затих, Гердов попытался перетащить его на лавку, но тот оказался тяжелым настолько, что Никите удалось лишь перекатить его на живот, расстелить спальник и уложить Шатуна обратно на спину. Брезгливо морщась, он обтер ему лицо, одежду, под голову подложил рюкзак и укрыл теплыми вещами.

Управившись с Виктором, Никита закурил. Докурив, присел к угасающему костерку, добавил еще дров и, добредя до своего места, с облегчением опустился на лавку. Его голова еще не коснулась сумки, а глаза уже спали, и в этот момент он отчетливо услышал, как кто-то позвал его по фамилии. Никита открыл глаза и приподнялся. Виктор лежал в прежней позе и ровно дышал. Но когда Никита взглянул в сторону проема, в него точно электрический заряд ударил! В рваном проеме стоял... Армянин.

Лиловый проем четко обрисовал элегантную фигуру, а слабый костерок высветил дорогой костюм, безупречный зачес редких волос по диагонали, уверенную, снисходительную полуулыбку и искорки глаз под мохнатыми бровями. Он стоял несколько театрально, скрестив ноги и держась руками за края разлома.

– Добрый вечер, господин Гердов! – проговорил неожиданный гость. Он вальяжно прошел к столу, не обращая внимания на дым костра, равнодушно переступил через спящего Виктора, расстегнул пуговицы на пиджаке и сел на откуда-то взявшийся стул с выгнутой спинкой, точно такой же, как тогда у Никиты в общежитии.

– Ну-с, уважаемый, почему молчим и не отвечаем на приветствие?

Никита смотрел на гостя пустыми глазами, отказываясь им верить.

– Я понимаю твою растерянность, дорогой Никита, и в этой связи могу предложить глоток живительного “Арарата”, – с этими словами он извлек из внутреннего кармана пиджака плоскую двухсотграммовую бутылочку и, скрипнув колпачком, стал его откручивать с видимым удовольствием. – Ну-с, уважаемый, прошу, – он протянул золотистую бутылочку Никите. – Как угодно, дорогой, – не дождавшись от Гердова никакой реакции, гость приложил горлышко к губам. Отбулькав изрядную часть содержимого, гость поморщился. Его глаза повлажнели, кустики бровей подскочили вверх, собрав лоб в гармошку.

– Главное, чтобы три звезды, дорогой мой Никитушка, именно три. Это тебе, – и он поставил на середину стола опорожненную наполовину бутылочку. – Ну-с, а теперь к делу. Итак, мой дорогой молодой и талантливый, что ждем?

– А-а? – едва выдавил из себя Никита, поняв, что ему задан какой-то вопрос.

– Что “а”? Я говорю о карте, которая лежит под головой у этого припадочного бугая, – гость кивнул в сторону Виктора.

– А почему вас это... – начал кое-как соображать Никита.

– Да потому, милый, что меня интересует все, что связано с тобой. Почему? Пока тебе рано об этом знать, но непременно узнаешь, непременно. Меня интересуют твои мысли, твоя живопись, твоя жизнь вообще, если хочешь. Кстати, очень жаль, что я не успел тогда, а ты поспешил, порубил, изверг, свои картины, превратил в дрова. Я их видел и готов был выкупить все по весьма высокой цене, по весьма...

– Но вы же сгорели... тогда в гостинице... с холстом!.. – Никита медленно приходил в себя.

– Сгорел?!.. Ха-ха-ха, – запрокинув голову, от души расхохотался гость. – Милый ты мой, молодой и наивный, да разве я не знал, что через твою прекрасную Валерию легавые кинутся в погоню! – он вновь от души рассмеялся. – Вот я и прибегнул к шутке. А твое гениальное творение сегодня красуется не только на отдельной стене, но и в отдельном зале в шикарной раме. И смотреть на это чудо я прихожу с друзьями ночью, только ночью! Вот так, дорогой.

– Но ведь... – начал было Никита.

– Да что ты, дорогой, это дело техники, не более. Ну да ладно, проехали. Сейчас меня интересует карта, причем карта цельная, а не по кускам. – Армянин смотрел на Никиту и строго, и лукаво. Весь его вид говорил, что он не сомневался в скором исполнения своего желания. – И вот что еще, Никита Матвеевич, – лицо Армянина перестало лучиться, глаза кинжалами уперлись в Никиту. – Смотри, сколько древесины в этом вагончике, посмотри на пол, стены, лавки, столы, потолок... Несчастный случай в столь безлюдном месте может произойти с каждым. А когда экспертиза установит, что случилось с этим бугаем – был припадок, и это очевидно – на тебя не упадет даже тени подозрения в поджоге. Усек, нет?

Никита не усекал. Он продолжал смотреть на ненавистного Армянина через какой-то серый туман, совсем не похожий на дым. Ему вдруг мерещились то конические, прокопченные стены чума, то своя общежитская комната, то бабушкин дом. Но стоило Никите напрячь сознание, как он снова оказывался в вагончике со странным гостем, сидящим напротив.

– ...Вытащи у него только карту, больше ничего не трогай, – продолжал Армянин, – потом закрой дверь. Когда сквозняка не будет, дым опустится ниже. Потом оставшиеся угли... – продолжал громко шептать гость, а Никита словно со стороны видел, как он это уже делает.

– Эй, Столица? – неожиданно прозвучало откуда-то снизу. – Ты что задумал?

Едва Никита услышал этот голос, он очнулся, схватил котелок с недопитым чаем и стал заливать угли, которые только что рассыпал под лавками.

– Помоги мне подняться, – еле слышно проговорил Виктор и густо закашлялся. – Ну, ты и надымил. Ты что, хотел поджарить меня, что ли?

Никита усадил Виктора и кинулся снова заливать угли, которые неимоверно шипели и чадили. Вдруг ему показалось, что слева от него что-то мелькнуло. Никита медленно повернул голову, вздрогнул и уставился на невесть откуда появившийся стул с выгнутой спинкой.

– Все же ты крыса, Столица, – тихо, но с хорошо слышимой иронией проговорил Виктор, – заныкал коньячок и помалкивал.

– Что? – Никита повернулся к Шатуну. – Какой коньячок, откуда?! – осипшим от дыма голосом выдавил из себя Никита. Он во все глаза разглядывал золотом блестевшую плоскую бутылочку. Через минуту он сорвался с места и с диким криком кинулся к проему.

На улице падали огромные, в пол-ладони, снежные хлопья. Мягкие, влажные, они мгновенно залепили Никите лицо, мешая ему не только смотреть, но и дышать. И он настолько растерялся, что забыл, зачем покинул вагончик. “Снежная пурга в августе! Фантастика! – пронеслось в голове у Никиты, и тут же глухим колоколом ударило: – А куда он мог деться? В пиджаке и туфлях!”

Обойдя все вокруг и не найдя ни малейших признаков “гостя”, Никита снежным комом ввалился обратно в балок.

– Э, да нынче зима, – равнодушно проговорил Виктор, стоя у костра без штанов и босиком. Он пристраивал свои брюки к просушке. Его лицо, руки, колени были в свежих ссадинах, царапинах, ушибах, кое-где запеклась кровь. – Я допил твой коньяк, Столица. Возражений не будет?

– Ну и как он на вкус? – рассеянно спросил Никита, отряхиваясь от снега. Он никак не мог понять, что с ним произошло. “Ну, пусть крыша поехала, но ведь не до такой же степени! Пусть полусон, полуявь... и все равно быть такого не может!”

– Да что-то не понял я твой напиток, вроде пощипало немного, но прокатилось и не согрело. Как ты такое пьешь?

– Да не пью я, это не мое, как ты не понимаешь, здесь был этот... гость, я его Армянином зову... – неожиданно сорвался Никита и понес какую-то ерунду.

– Ты кому баки заправляешь? “Гость”, “Армянин”, может, инопланетянин? В горах, знаешь ли, многие всякие объекты космические видят.

Никита взял пустую бутылочку, пощелкал по ней ногтем – стекло. Подошел к стулу, потрогал, сел на него, поерзал – нет, все нормально, стул как стул.

– Слушай, – глядя на чересчур озабоченного Никиту, начал Виктор, – выброси ты все из головы. И мой упрек по поводу коньяка забудь. В конце концов, твоя вещь, и ты вправе поступать с ней как хочешь. Мы ж с тобой не друзья, чтобы делить последнее.

– Да не мой это коньяк, Виктор, не мой, как ты не хочешь поверить! – закричал Никита, захлебываясь дымом.

– Верю, – тут же ответил тот. – Верю, только ты забудь об этом. И давай-ка чайку выпьем с моими корешками, а то что-то в брюхе нехорошо стало.

Взяв котелки, Никита вышел в пролом. Снежные хлопья с прежней ожесточенностью все летели и летели строго по горизонтали. Никите казалось, что это белые рваные космы Хад-хаде – “Старухи-Пурги” – неслись в лиловых сумерках, залепляя все, что стояло у них на пути. Речка была черной, как деготь. Вернувшись в вагончик, Никита не сразу обратил внимание, что Виктор лежит на лавке в странной позе, а по столу разбросаны аптечка, таблетки, пакетики, коробочки.

– Дай запить, Столица, – глухо проговорил Виктор, – что-то хреново мне стало.

– Подожди, у меня Но-шпа была, – бросился к своей сумке Никита.

– Да я уже... – с трудом выдавил Виктор, – ты лучше чай поставь.

“Может, это от “Арарата”?” – шевельнулась мысль у Никиты. Он с ненавистью посмотрел на бутылочку, потом перевел взгляд на стул и вдруг начал его ломать. Обломки он бросал в костер. От уничтожения одного из вещественных доказательств ненавистного визитера Никите стало немного легче.

– Ты вот что, – проговорил Виктор с большим трудом, – присядь-ка поближе. – И сам завозился на лавке, кутаясь в спальник. – На твоем месте я бы, наверное, так же поступил. – Виктор криво улыбался. – Скоро снег ляжет... Пока хватятся...

– Подожди, ты о чем?! – Никита начал догадываться, куда клонит Шатун, и его замутило.

– Слушай, Виктор, – начал было Никита, но тот закрутил головой и сморщился. – Лучше слушай. Тогда, в шестьдесят шестом, от вогула Прошки Лаплаха я случайно узнал, что эта самая карта находится у начальника геологоразведочной партии Матвея Борисовича Гердова. Они тогда базировались в районе озера Балбанты, рядом с одним из особо почитаемых и священных мест вогулов. Тогда я уже знал, что эта карта будто волшебная, через нее как через рентген видны все месторождения меди и железа, золота и платины, серебра и изумрудов и так далее и тому подобное. На ней обозначены богатейшие капища аборигенов, старинные и поздние клады, на ней будто бы даже колчаковская казна нарисована. Вот я и решил ее свистнуть. Но я не ведал, что на карте нет ни масштабной сетки, ни меридиональной, ни широтной привязки. То есть она как красивая схема, не более. Реки и горы условны. Названия изменены. Твой отец плотно занимался ее расшифровкой. Он прекрасно понимал, какой бесценный материал в его руках, поэтому прятал ее и тщательно охранял. – Виктор снова завозился, едва слышно постанывая. На его лбу выступил пот, а руки мелко дрожали.

– Может, мне за людьми сходить? Ты скажи, куда, я готов, – участливо проговорил Никита и поднялся со своей лавки, готовый на самом деле пойти за подмогой.

– Сиди и слушай дальше. Мне тогда казалось, что я больше твоего отца знаю о тайне этой карты. У меня был архив купца Походящина и его ближайшего приказчика. Вот там-то и фигурировала эта самая карта как истинный документ о богатстве Урала и местонахождении кладов. Кто эту карту составил, неизвестно. По архивным бумагам, она должна была находиться в самом главном вогульском святилище. Потом она странным образом оказалась у вогула Прошки Лаплаха, а твой отец ее выкупил то ли за какие-то безумные деньги, то ли всего лишь за ружье, припасы к нему и провиант... Вогул все это быстро пропил и стал требовать карту обратно. Твой отец ему еще что-то дал. Тот и это пропил. Короче говоря, когда я узнал эту историю, меня чуть кондратий не хватил. Неужели, думаю, это та самая карта?! Цель моей жизни! Но спешить не стал. Сначала при подходящем случае хорошо угостил Прошку и, когда тот крепко набрался, потихоньку выпытал историю с картой. Он сказал, что это карта из священного капища. И если он ее не вернет, то духи накажут не только его, но и весь его род. Я предложил ему свою помощь в возврате карты, за это вогул мне добудет несколько соболиных шкурок. Это я так, для отвода глаз, чтобы Прошка не заподозрил чего. И мы стали готовиться. Я сам заряжал патроны одним только порохом и пыжами из газетной бумаги, – Виктор перевел дыхание. Немного помолчал и, явно пересиливая недуг, с трудом продолжил: – Когда я ее выкрал, – Виктор сморщил лицо то ли от боли, то ли от неприятных воспоминаний прошлого, – оказалось, что выкрал лишь половину. Кроме того, раскрыв ее, я понял, что без шифра, поясняющего все эти символы, знаки, схемы, рисунки, карта “закрыта”. Я смотрел на нее и дурел от ее красоты. Она была выполнена виртуозно и гениально. Ничего подобного в жизни не видел. Последние годы я пытаюсь хоть что-то раскрыть в ней, и все бесполезно. Нужен шифр. Двадцать лет я ищу этого Прошку... Никаких следов. Пока его искал, сам открыл кучу месторождений и золота, и платины, и другой драгоценности, – он вяло похлопал по рюкзаку, – кое-что добыл нынче.

Никита бросил в булькающий котелок несколько черненьких корешков и снял его с огня.

– Не-ет, Столица, не дотянуть мне до утра, – вдруг сказал Виктор и еще больше скукожился. – Что-то во мне сломалось, что-то лопнуло там внутри, не знаю.

– Ты это брось! – Взгляд Никиты вновь упал на плоскую бутылочку из-под “Арарата”. Вдруг он схватил ее и швырнул в стену вагончика. Бутылочка, гулко хлопнув, рассыпалась, зазвенев осколками по металлическому полу.

Решение пришло неожиданно. Взяв котелок, Никита бросился из вагончика. Черпая ладонями снег и бросая его в котелок, он ускорил остывание “чая”. Заставил Шатуна пить, сколько тот сможет.

Виктор пил с трудом. Потом, свесив голову между лавкой и столом, он совал в рот два пальца и, мыча, с ревом раз за разом обрушивал на пол многоцветные потоки жидкости со съеденной накануне пищей. Когда целый котелок прошел через желудок Виктора и вода стала выходить из него чистой, Никита укрыл своего проводника всем, что было теплого из одежды, и лег сам. Не хотелось ни спать, ни думать. Он долго лежал с открытыми глазами, слушая за стеной непогоду. Затих и Шатун.

Виктор Мальцев родился в старом рабочем районе Перми, Мотовилихе. Мать с отцом работали на заводе. Сестра Алла была старше Виктора на три года. Сколько Виктор помнил себя, в их семье постоянно ощущалось скрытое напряжение. Это напряжение он чувствовал с раннего детства. Чувствовал, как временами атмосфера в их доме начинала звенеть и становилась невыносимой. Маленький Витя пытался понять, почему все, в том числе и сестра, что-то скрывают от него, пока однажды не узнал причину.

Очередной праздник Октября родители отгуляли в компании заводских друзей и приятелей. Напились и наелись, насмеялись и напелись, в конце вечера мужчины, как принято, разругались и даже подрались. В одной из таких потасовок Витин отец вдруг повалился и давай дергаться на полу, крутиться. Гости соскочили, заголосили, стали его держать... Витя подумал, что его отца бьют, и с визгом бросился ему на помощь, расталкивая взрослых, щипая их за ноги, кусая, пока не увидел искаженное лицо отца в луже пены. “Папа болен!” – тихо сказала ему тогда мать и увела в другую комнату.

А в третьем классе у него самого случился эпилептический припадок. Виктор хорошо запомнил, как все потемнело в глазах, как задергались его руки, голова, ноги, щеки. Очнулся в медкабинете. Рядом почему-то оказалась мама, которая и увела его домой.

После этого ребята сначала осторожно, но потом все чаще и смелее дразнили его припадочным. Сначала Виктор кидался на обидчиков с кулаками. Он был рослый и сильный, бил нещадно и зло. Но за них заступались ребята из старших классов, и тогда уже доставалось самому Виктору. Недолго заставил себя ждать и второй приступ. Вскоре умер отец. Когда уже вся школа дразнила его припадочным, Витя отказался ходить на уроки.

Как раз в это время подошла очередь на жилье, и они переехали в новый дом в другом районе города. Виктор получил отдельную комнату. Это был интересный район, в старину он считался центром Перми. Здесь возводили панельные и крупноблочные пятиэтажки. А сносили зачастую интересные с точки зрения архитектуры здания. В основном это были небогатые купеческие особнячки с каменным цоколем и деревянным оштукатуренным спальным этажом. Были дома и побогаче, с барочным декором фронтонов, карнизов, оконных проемов, как кирпичных, так и гипсовых. Из окна новой квартиры Витя наблюдал, как могучие бульдозеры и экскаваторы рушат эти пыльные домики, роют на их местах длинные и глубокие котлованы и возводят пятиэтажки.

Выходя погулять, Витя неизменно забредал в район этих опустевших, ожидающих своей очереди на разлом домов. С пустыми оконными провалами они походили на покойников, и было страшновато ходить мимо них даже днем. Однако Витя быстро освоился и привык к ним. Стал заглядывать внутрь, копаться в бесконечном мусоре, находя что-нибудь старинное, забавное. Однажды на месте снятых досок пола он нашел несколько монет царской чеканки. После этого им овладела страсть к кладоискательству. Он залезал на чердаки, нырял в подвалы. Приобрел фонарик и лопату.

В один из вечеров, когда Витя уже собрался домой, он наткнулся на дыру в земле. Эту дыру сделал бульдозер, продавивший в этом месте сводчатое кирпичное перекрытие подвала. Дыра была едва заметной. Витя посветил фонариком. Глубина подвального помещения оказалась значительной. Тогда он расширил пролом, выбив с помощью булыжника в арочной кладке еще несколько кирпичей, и опустил в нее длинную доску, по которой и спустился в подвал.

Помещение оказалось длинным и довольно чистым. В обоих его торцах были железные двери. Небольшие двери были и посередине коридора, к ним надо было спускаться еще на несколько ступенек. Витя догадался, что одна из больших дверей входная, раз была закрыта снаружи, а на остальных висели огромные ржавые замки, стало быть, они вели куда-то еще. Замаскировав мятыми кровельными листами дыру в подвал, Витя отправился домой в размышлениях о находке.

На следующий день он уже пилил дужку одного из замков. Разбив руки в кровь, он только к вечеру отворил массивную дверь и переступил высокий порог. Это было что-то вроде кладовки. Пахло влажной бумагой, кожей, мышами и старостью. Витя заглянул в несколько ящиков и, кроме пожелтевших бланков, ничего не нашел.

Со второй дверью пришлось повозиться долго. На ней только снаружи висело два замка, да еще посредине зияла скважина внутреннего запорного устройства. Мальчик со свойственным ему упрямством почти до ночи пилил дужки замков. Когда оба замка были сняты, дверь сама начала открываться, точно приглашая маленького гостя войти в забытое всеми пространство.

Витя посветил в темноту, и сердце его забилось. Луч фонарика выхватывал из черноты длинные плоские ящики, треноги, сундуки, обитые металлом, дырявые мешки, из которых высыпались какие-то камни. На полках, покрытые зеленой патиной, стояли приборы. Их было много, и они были гораздо интереснее, чем в школьных лабораториях. Повсюду стояли перевязанные шпагатом стопки книг, пухлые папки с бумагами, коробки с документами... В длинных плоских ящиках оказались каменные цилиндры, уложенные в желоба. А в одном из них Виктор обнаружил два карабина и ружье, три большущих бинокля и несколько компасов. Виктор добрый час просидел в подвале, не зная, что делать. И лишь когда на улице стемнело, решил перетаскать в свою комнату все, кроме камней.

Утром, едва открылись магазины, Виктор сходил и купил замок с петлями, который и повесил на дверь в свою комнату. Прибил и крючок изнутри. Ни мать, ни сестра никак не прореагировали на действия Вити.

Через день строители завалили подвал битым кирпичом, поставили забор и в вагончик посадили сторожа. А у Виктора началась интересная и таинственная жизнь. Одинокий и по натуре, и по обстоятельствам, он на целые сутки запирался в своей комнатке. Оружие он далеко запрятал, поскольку понимал, что это взрослые игрушки. А вот старинные приборы его привлекали гораздо больше. Он мог часами натирать латунные и медные детали до зеркального блеска. Глядя на трепещущую стрелку компаса, определял части света в любом месте квартиры. Рассматривал в микроскоп все, что попадалось под руку: комара или муху, волос или нитку... Играл и другими приборами, назначения которых пока не знал. Потом раскрывал очередную книгу. К его немалому огорчению, многие из книг оказались справочниками, пособиями и инструкциями по геодезии, геологии, химии, минералогии. В коробке, которую он прихватил, оказалась целая кипа очень старых географических карт. Карты были красивые, с множеством рисунков, значков, пометок на непонятном языке. Витя их не понял и отложил на время. Но это время вскоре пришло.

В пятом классе пришел новый учитель географии, Кирилл Борисович Глушков, человек немолодой, однако спортивный и веселый. Казалось, он знает буквально все – страны, реки и горы, народы Америки и африканские племена, всех зверей, рыб и животных. Он сам совершил множество путешествий в самые отдаленные уголки Советского Союза. Каждый его урок заканчивался рассказом об очередном походе или путешествии. География для Виктора стала любимым предметом, а Кирилл Борисович – любимым учителем. Затаив дыхание, он слушал учителя и будто бы сам оказывался в пустыне или тайге, сплавлялся по бурным рекам, восходил на вершины Памира, в тундре встречал солнце, мерз в палатке, питался одними грибами... Виктор заболел путешествиями. Он мечтал о том, как откроет что-то новое, обойдет всю Землю, заглянет туда, где еще не было ноги человека...

Когда в честь праздника Великого Октября Виктор преподнес учителю в подарок один из компасов, Кирилл Борисович сначала крайне удивился, а потом нахмурился.

– Откуда он у тебя? – спросил тогда учитель.

– Нашел, – ответил Виктор.

– А где? – тут же последовал второй вопрос.

– На улице.

Что мог ответить Виктор? Не рассказывать же всю историю с подвалом разрушенного дома!

– Такое не теряют, – проговорил учитель, осторожно держа в руках прибор. – А еще что-нибудь из этой серии, – он показал на компас, – ты не находил?

– Не-ет! – испуганно ответил Виктор и почувствовал, как краснеет.

Кирилл Борисович прошел на свое место, положил на стол компас и долго его разглядывал. Вслух прочитал на ободке инвентарный номер, место и год изготовления. И лишь после долгого молчания повернулся к Виктору.

– Этот прибор, молодой человек, – собственность одной очень странной и загадочной экспедиции второй половины восемнадцатого века, которая так и не вернулась, потерялась на Северном Урале. Да-с, любезный, на Урале, чуть выше истока реки Вишеры, которая впадает в нашу Каму. Эту экспедицию снаряжал и отправлял купец Походящин. Цель экспедиции – поиск вогульской богини – Золотой бабы. До сих пор считается, что все члены той экспедиции погибли, а снаряжение, – Кирилл Борисович поднял на ладони компас, – пропало.

Весь класс затих. У ребят вытянулись лица. Такого поворота никто не ожидал. Всех поразило то, что Урал совсем рядом, и вдруг – Богиня, Золотая Баба, таинственное и загадочное исчезновение экспедиции! Но самое интересное, что к этой тайне как-то причастен их одноклассник, Витька Мальцев!

А Витька, уставившись в пол, продолжал стоять столбом и наливаться упрямством. Нет, он ни за что не скажет про остальные предметы, найденные в подвале. Он ведь не украл их. Он уже жалел, что ему пришло в голову подарить компас. С другой стороны, иначе он бы никогда не узнал обо всем этом.

Занятия закончились, но ребята так и стояли вокруг учительского стола, не шелохнувшись. Они ждали, что же еще скажет Кирилл Борисович.

– В свое время, – заговорил учитель, продолжая поглаживать компас, – после окончания института я стал собирать материал о величайшей вогульской богине Золотой Бабе, или Сорни-Най, как называют ее сами вогулы. Хотел написать диссертацию, – Кирилл Борисович глубоко вздохнул. – Читал все, что к ней хоть как-то относилось, анализировал, сопоставлял результаты многих экспедиций. Материала было немало. Однако самой загадочной оказалась именно эта, – он кивнул на компас, – походящинская экспедиция. Очень известный в свое время купец Походящин выложил за нее немало денег. Она была оснащена по тем временам весьма солидно. Приборы, например и этот компас, закупались в Германии. В архивах чердынской библиотеки я случайно нашел перечень снаряжения, продовольствия, количество участников, их должности и так далее. Походящин лично проверял и инструктировал каждого. У него были верные данные о местонахождении богини. Но главное – у него была некая карта, в которой были обозначены все клады и месторождения не только Северного Урала, но и Приполярного. Месторождения драгоценных камней, золота, серебра и платины. Но к этой карте не было шифра, ключа, с помощью которого все эти тайники и месторождения оживали. Вот так искусно она была выполнена... – Кирилл Борисович посмотрел на часы и вскинул брови. – Однако, любознательные мои, пора по домам. Завтра, я слышал, у вас диктант по русскому и контрольная по математике. Так, нет?! А это будет первый экспонат в нашем будущем школьном музее краеведения. Ты не возражаешь, Мальцев? – он тронул Витьку за плечо.