Текст книги "Таежная богиня"

Автор книги: Николай Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Толя Вылко

В четверг с самого утра Никита установил этюдник на берегу озера и приготовился к работе. Едва он замешал краски, как сзади послышались легкие шаги. Никита обернулся:

– А-а, Толя! Привет!

– Привет, – очень серьезно ответил паренек и, равнодушно взглянув на этюд, сел на большой булыжник у самой воды. В его движениях, чуть ироничном взгляде, интонации больше было взрослого, чем детского.

– А зачем ты озеро рисуешь? – неожиданно спросил Толя и посмотрел на Никиту каким-то странным взглядом.

– Как зачем? – Никита глянул на паренька. – Потому что красиво!

– А разве можно рисовать то, чего не знаешь и не понимаешь?

– А что знать-то? Я рисую то, что красиво, необычно. Разве не так?

Мальчик опустил голову и после долгого молчания удивил Никиту еще больше.

– Тогда ты не рисуешь главного.

– А что главное? – Никита перестал работать и повернулся к пареньку.

– Ну вот я и говорю, не знаешь, а рисуешь.

– Не понял, – Никита начал сердиться, – потрудись объяснить!

– Озеро живое, – проговорил мальчик, глядя вдаль, – а у тебя оно мертвое. Я чувствую, как оно дышит, как смотрит на меня, думает... А раз чувствую, значит, вижу. Разве можно рисовать, если не видишь и не чувствуешь?

Никита потряс головой.

– Погоди, Толя. Чувствовать и видеть – это разные вещи. Ты в какой класс пойдешь?

– Я не хожу в школу.

– Как не ходишь? Вообще или нынче не пойдешь? – крайне удивленный Никита присел рядом с мальчиком.

– Вообще, – ответил Толя даже с некоторой гордостью. – Читать и считать умею. Меня за лето Сергей Сэротетто научил.

– А разве ты не хотел бы куда-нибудь поехать, поучиться, мир посмотреть? – не унимался Никита.

– Не знаю, не думал. Хотя интересно посмотреть, как живут оленные люди в Америке, Норвегии или Финляндии, например.

– Толя, скажи, а когда вертолет прилетит? – неожиданно поменял тему Никита.

– За школьниками, что ли? – не понял мальчик.

– Да нет, за мной.

– За тобой? – Толя вскинул бровки и с недоумением посмотрел на Никиту. – Я же говорил, что вертолет придет только за школьниками в конце августа. А до этого больше не будет вертолетов.

От того, как это сказал мальчик, Никите стало не по себе. Уверенность в том, что за ним прилетят, пошатнулась. Он почувствовал, что маленький тундровик говорит правду.

– Но ведь летчики и Бабкин обещали, – Никита посмотрел вдаль озерного ущелья, откуда должен был прилететь вертолет.

– Они всегда обещают, но потом забывают. Мы к этому давно привыкли.

– Ну, и что же мне делать? – скорее себя, чем своего маленького собеседника спросил Никита.

– Вот, – Толя вдруг поднял камень и сначала положил на одно место, затем, немного подумав, переставил на другое, рядом с тенью от этюдника, – когда тень от твоей штуки ляжет на этот камень – придет Витя-Шатун, он покажет, как по другой дороге вернуться домой.

– Какой Витя? Какой Шатун? Какая дорога?! – Никита резко поднялся, взял кисть и продолжил работу. Ему вдруг стало стыдно за то, что так легко поддался детским выдумкам паренька. – Ладно, Толя, как будет, так и будет, – примирительным тоном Никита дал понять мальчику, что разговор закончен.

Пожав плечами и не сказав больше ни слова, Толя медленно пошел к стойбищу.

“Странно, – думал Никита, – как я легко поддался влиянию этого пацаненка. Хотя в нем есть что-то необычное. Не играет с детьми. Не учится в школе и тем не менее хорошо рассуждает, говорит грамотно. Смел. Ишь как про озеро... Толковый паренек. Только вот что значат эти прогнозы, предвидения? Камень зачем-то положил, – Никита взглянул вниз и заметил, что тень от этюдника значительно приблизилась к ориентиру, установленному мальчиком. – Ну, посмотрим, посмотрим...” В следующую минуту Никита уже окончательно погрузился в работу.

– Чувствуется, чувствуется московская школа...

От неожиданности Никита чуть не выронил кисть и резко повернулся. Перед ним, широко расставив ноги, стоял огромный парень с объемным рюкзаком и ружьем на плече.

– Я говорю, школа-то не наша, не уральская, – парень кивнул на этюд. Все на нем было обычным: и выцветшая энцефалитка, и сапоги, лишь на голове красовалась широкополая фетровая шляпа с пучком пестрых перьев. Шляпу удерживали узенькие тесемки, концы которых были завязаны бантиком под подбородком. Лицо парня было круглым, розовым, с рыжей щетиной месячной давности. Маленькие светлые глазки под белыми ресницами смотрели одновременно и лукаво, и снисходительно.

– Э-э... Виктор?.. – догадался Никита. – Виктор-Шатун?

Никита бросил короткий взгляд в сторону камня, установленного мальчиком, и слегка поежился – тень от этюдника точно упиралась в него.

– Он самый. Только Шатун – это кличка, а фамилия Мальцев, Виктор Мальцев, город Пермь, – парень сделал шаг вперед и протянул руку.

– Никита Гердов, – назвался Никита и, отложив кисть, протянул навстречу свою.

– Так я говорю, школа-то не местная, не уральская, – с видимым усилием снимая рюкзак, проговорил Виктор.

– Строгановская.

– А-а, то-то я гляжу, колорит совсем другой. Уральцы пишут суше... Я два курса худграфа закончил в свое время, а до этого “художку”.

– Понятно, – произнес Никита.

– Вот здесь, – указывая пальцем в угол этюда, проговорил Виктор, – я бы серого добавил, камень есть камень.

– Пожалуй, – дипломатично ответил Никита, продолжая разглядывать странного парня. На вид ему было далеко за тридцать. Лицо и шея почти сплошь забрызганы веснушками. Нежно-розовый нос выглядел прозрачным и чужеродным. Такого же цвета были и щеки, по всему, он не один раз за лето обгорал и сбрасывал старую кожу.

– Первые годы я тоже с собой этюдник брал, – Виктор выбрал камень покрупнее, приставил к нему ружье и уселся сам, вытянув утомленные долгой ходьбой ноги. – Ночью ходчее, – пояснил он, перехватив удивленный взгляд Никиты, – прохладнее, да и мошка не так жарит.

– Вы ходите по ночам? – удивленно спросил Никита.

– Ну, во-первых, давай по-простому, без выканий, а во-вторых, я ж говорю, ходчее ночью-то, света хватает, тварь всякая лесная навстречу выползает, а вот гнуса меньше.

– И откуда ж ты и куда идешь, если не секрет? – Никите стало интересно, что же на самом деле делает этот Шатун в этом неуютном месте.

– Ты лучше о себе расскажи. Как это столичного человека занесло в такую даль? Я, если честно, здесь впервые художника встречаю, да еще с этюдником и набором красок, – тужась и кряхтя, Виктор стал стаскивать сапог. – А о себе я как-нибудь потом, вечерком после чая.

– Потом не получится, – рассеянно проговорил Никита.

– А что так? – Виктор вскинул белесые бровки.

– Да вертолет за мной должен вот-вот прилететь, – ответил Никита и посмотрел на часы.

– Ишь ты, и борт за ним. Вот что значит столица, – с легкой иронией и видимым равнодушием отреагировал Виктор.

– А вот местный ясновидец говорит совсем обратное, – заметил Никита.

– Толян, что ли? Вылко? – Виктор оставил в покое сапог и резко вскинул голову. – Ну, если Толян, тогда не торопись, брат-художник, этот малый не ошибается. Толя Вылко – будущий шаман. Как с шести лет стал предсказывать, так ни единой осечки, я тебе говорю.

– Но это же несерьезно... Вернее, этого не может быть, – в голове Никиты возник едва уловимый звон, предвестник непредвиденных и чрезвычайных перемен. Нет, он не боялся остаться здесь хоть на неделю, хоть на две, дома его никто не ждал. Никита с тоской глянул на уходящее вдаль ущелье, по которому ему хотелось еще раз пролететь и почувствовать страх, ощутить “неземное”, что не давало ему покоя и просилось на холст.

– Почему не может быть? – Виктор вновь закряхтел, стаскивая второй сапог. – Так и есть. К нему и с Ямала едут, и с Гыдана, не говоря уж про местных. У пацаненка божий дар. Он может предсказывать погоду, несчастья, болезни, где искать заблудившихся оленей. Однажды он и меня, можно сказать, спас своим предсказанием.

– Но он же совсем ребенок! Ему лет десять, не больше.

– Ну и что? Он видит и чувствует то, что нам не дано.

– А родители у него тоже предсказатели? – говоря это, Никита поглядывал в озерную даль, продолжая надеяться, что за ним все же прилетят.

– Не-ет, родители у него обыкновенные. А этот дар у Толяна с шести лет. Как шесть исполнилось, так пацана и понесло.

– Так с ним что-то произошло?

– Произошло. Заблудился он и две недели где-то был, сам не помнит. Мне эту историю его дядька рассказал, Василий Вылко. Километрах в трех отсюда они тогда встали так же в три чума. Стадо отогнали на другую сторону залива. На берегу мужики лодку резиновую оставили. Как Толя залез в эту лодку, никто не помнил. Увидели его, когда он был уже на середине залива. Он хотел к отцу в стадо на лодке добраться. Но ветер нагнал тучи, пошел дождь со снегом, все озеро заволокло... Короче говоря, Толя ни на этот, ни на другой берег не причалил. Искали его долго, почти все озеро обошли, но ни лодки, ни пацаненка. Подумали, что это Ид Эрв – Хозяин Воды – утащил паренька в свою пучину. А дней через пятнадцать, когда они уже две перекочевки сделали, Толян и является как ни в чем не бывало. Но явился будто другой, как Василий говорит, точно подменили парня. Был подвижный, затейник, на голове ходил, а вернулся мужичком лет тридцати. Да еще стал предсказывать. Тут не только голова кругом пойдет, вообще крыша съедет...

– Слушай, Виктор, – Никита неожиданно вспомнил Толины слова про озеро, про то, что оно живое, – а что это за озеро?

– Щучье-то? Обыкновенное озеро. Точнее, Большое Щучье, по-местному – Нгарка Пырь-то. Есть еще Малое Щучье, это западнее.

– Щучье – потому что здесь щуки водятся, что ли?

– А-а, ты про легенду. Знаешь, у этих язычников что ни озеро, гора, бугорок или холмик, одинокое дерево или камень, все священное, и на все своя легенда. Не могут они без этого, – Виктор разложил на камнях свои портянки, придавил их камнями, чтобы не унесло ветром, и вновь уселся на прежнее место. – Было так, – начал он с видом знатока, – когда-то на берегу этого озера стоял чум. В нем жили муж с женой и их трехлетний сын. Мальчик любил играть у самой воды. Он собирал камни и бросал их в озеро. Однажды он исчез. Отец с матерью искали его, звали. Наконец на берегу у воды они заметили след, будто какое-то огромное существо проползло по песку на брюхе. Дождавшись сумерек, отец достал вторую малицу сына и установил ее на берегу так, будто это мальчик снова собирает камни у воды. В полночь из воды показалась огромная щука и, разинув пасть, поползла к малице. Отец натянул лук и пустил стрелу с наконечником из мамонтовой кости в пасть чудовища. Щука дрогнула, попятилась к воде, но отец настиг ее, распорол ножом брюхо и достал оттуда своего живого сына. Это я у Анны Неркаги читал – местной писательницы. Представь себе, она живет в тундре и пишет книги. В Лаборовой был, нет? О-о, это волшебное место, красоты удивительной. Вот там она и живет.

Писать Никите расхотелось. Он сидел подле своего мольберта в оцепенении, без единой мысли. Портянки Виктора отчаянно благоухали, но Никита не чувствовал и этого.

– Ничего, Столица, – вытянув ноги и ковыряясь в пальцах с видимым удовольствием, проговорил Виктор, – если до понедельника за тобой не прилетят, покажу дорогу на Хальмер-Ю. Там по железке до Воркуты, а это, считай, дома.

– Что? – рассеянно спросил Никита, услышав последнее слово.

– Я говорю, дня через два покажу тебе дорогу домой. Отдохну пару деньков, постираюсь, а потом провожу тебя почти до самого Хальмер-Ю.

– А что это такое?

– Там увидишь.

Виктор-Шатун

Никита прождал вертолет допоздна. После плотного ужина, укладываясь на мягких шкурах под ситцевым пологом, он вдруг подумал, что не так уж и плохо, что судьба задержала его здесь и показала маленького волшебника Толю. Встреча со странным Виктором-Шатуном может хоть как-то развеять скуку и долгое ожидание. Ну, а если и завтра не прилетит, то придется идти до этого Хальмера.

...Волны одна за другой бросались на скалы, беззубо кусая каменные громады. Никита вжимался в холодный камень от ужаса, который они наводили. Каждая волна, зависнув над ним и словно распахнув пасть, обдавала его жутким утробным запахом, после чего обрушивалась, стекая с лица и рук...

Никита открыл глаза в тот момент, когда очередная волна нависла над ним в виде... собачьей морды, которая приготовилась в очередной раз пройтись языком по лицу гостя.

– Э-э, а ну брысь! – Никита вскочил с постели, сбросив собаку. Из глубины чума послышался детский хохоток, потом мелькнуло несколько маленьких силуэтов в длинных одеждах, и лишь на улице раздался звонкий хохот во все горло...

Выйдя из чума, Никита замер от неожиданности. Все вокруг было затянуто густым плотным туманом. Было видно на два-три шага, не более. Зато сколько появилось звуков! Беспечные детские голоса, пощелкивание оленьих копыт, шуршание рогов о ветки, грызня собак, плеск воды, деловитый говор мужчин, стук топора, писк комаров... Никите показалось, что туман звенит.

– Ну что, Столица, как спалось? – бодрый голос вчерашнего знакомого вырвал Никиту из оцепенения. Из тумана, держа на плече полотенце, появился Виктор-Шатун.

– Замечательно, если не считать собак, – рассеянно ответил Никита.

– А-а, собаки, это хорошо. Не брезгуй, приятель, здесь все чистое, в том числе и собаки. Ну, ладно, что собираешься делать? Опять борт ждать? Если даже они вспомнят о тебе и им будет по пути, небо не пустит.

Никита направился на шелест волн и вскоре вышел на берег озера. Туман не лежал, а нависал над глянцевой поверхностью, которая то медленно вздымалась, то опадала. Озеро будто дышало. По спине Никиты пробежал озноб: он вспомнил вчерашний разговор с Толей. Может, действительно в глубине этого озера дремлет водяной дух Ид-Эрв, – кажется, так его назвал Виктор-Шатун.

Ледяная вода приятно обжигала руки и лицо, пока Никита умывался и чистил зубы. Взбодрившись, он тотчас забыл о своих недавних мыслях. Впереди ждал новый день, и надо было что-то делать.

После завтрака Никита решил подробнее узнать у Виктора о дороге через Хальмер-Ю.

Виктор сидел в правой, гостевой половине и разбирал какие-то бумаги, карты, вещи.

– А-а, Столица, проходи, – не очень дружелюбно, как показалось Никите, сказал путешественник и стал торопливо собирать и прятать бумаги в большую папку. – Ну, с чем пожаловал? – небрежно отбросив папку и откинувшись на шкуры, спросил он и полез за папиросами.

– Я хотел поговорить о дороге на Хальмер-Ю, – начал осторожно Никита.

– А что тут говорить, сегодня постираюсь, высушусь, правда, погода не очень, но ничего, в чуме все высохнет. Ну и завтра с утреца вперед через перевалы на Хальмер. А что ждать-то? Два-три дня – и ты в поезде, до самой Москвы-столицы с ветерком. Да ты не стой, садись, в чуме либо сидят, либо лежат.

– Слушай, Виктор, – удобно устроившись на мягких шкурах и сделав первую затяжку, спросил Никита, – ты хотел рассказать о своих путешествиях. Мне на самом деле интересно, как это – в одиночку по всему Уралу.

– Ну-у, – выдохнул Виктор табачный дым, – на такие темы хорошо разговаривать по вечерам после ужина или в непогоду у костра, а сейчас столько дел впереди! Так что извиняй, Столица.

– Ну хоть покажи, – Никита кивнул на папку. – Не может же путешественник ходить без карт.

– Да тут идти-то, – Виктор нехотя подтянул к себе папку, и едва взялся за обложку, как все ее содержимое неожиданно выскользнуло и веером рассыпалось по мохнатой постели. – А-а, черт! – Виктор торопливо стал собирать и запихивать бумаги обратно. – Потом, парень, вечером покажу.

Никиту точно током ударило. Среди веера бумаг он заметил нечто до боли знакомое. “Где я это видел?!” И вновь удар током – карта отца! “А может, обознался? Может, просто бумага похожая и стиль рисунков вдоль рек и хребтов?” Голова шла кругом.

Выйдя вслед за Виктором, Никита едва сдерживался, чтобы не наброситься на нового знакомого с вопросами. Но он понимал, что это неразумно. Шатун может замкнуться, послать куда подальше и все. “Нет, действовать нужно тоньше... Но как?”

Когда Виктор, направляющийся к озеру полоскать одежду, исчез в тумане, Никита бросился в его чум и схватил папку. Едва он раскрыл карту, как сомнения отпали. Это была именно та, вторая половина карты. Очертания обрыва, как и на первой половине, походили на странный силуэт, только были они несколько иные, чем на отцовской карте. Никиту колотило. Перед ним была, по всей вероятности, разгадка какой-то тайны, но она ему не принадлежала. Что делать?! – лихорадочно думал Никита. – Выкрасть невозможно, все подозрения тут же падут на него. Поговорить с Виктором откровенно не получится, уж больно он странный и, похоже, неадекватный, – рассуждал Никита, шелестя грубоватой бумагой. Надо что-то делать. Наконец, так ничего и не придумав, Никита сложил карту и сунул ее обратно в папку.

Остаток дня Никита провел в мучительных раздумьях. Все мысли сводились к одному – пока он не выяснит тайну второй половины карты, он от Виктора не отстанет.

Вечером Никита снова застал Виктора за бумагами. На этот раз Шатун не дергался, он почти с полным равнодушием протянул Никите другую, современную, карту-пятикилометровку.

– Мы здесь, – он ткнул желтым от курева пальцем сначала в одну точку, затем, скользнув по красно-коричневому горному ландшафту, остановился в другом месте, – это Хальмер-Ю.

– Где? – не понял Никита.

– Ну-у, Столица, здесь все написано, читай.

И Виктор опять погрузился в свои бумаги. Действительно, Никита легко нашел Большое Щучье, нашел и Хальмер-Ю. Как можно пройти такое расстояние за два-три дня?

– Спасибо, – Никита протянул карту обратно.

– На здоровье, – буркнул Виктор, не отрываясь от своих дел.

Никита посидел еще несколько минут, не решаясь больше спрашивать.

Выйдя от Виктора, Никита увидел Толю, который сидел в своей неизменной позе на том же месте.

– Привет, Анатолий, – миролюбиво и немного заискивающе поздоровался Никита с маленьким провидцем.

– Привет.

– Ответь, пожалуйста, почему ты не играешь с другими ребятами? – Никита хотел разговорить паренька.

– Скучно.

– А что не скучно?

– Не скучно думать, – ответил Толя, продолжая болтать ногами.

– Тогда скажи, если знаешь, что меня ждет впереди? – спросил Никита и замер в ожидании.

– Знаю, но не скажу, – мальчик спрыгнул с нарты и пошел в сторону дальнего чума. Но через несколько шагов он остановился и, глядя через плечо, добавил: – Это плохо, когда знаешь, что с тобой будет.

Виктор-Шатун шел широко, быстро. Огромный рюкзак, ружье и фотоаппарат будто прильнули к своему хозяину, не стесняя движения. Никита отставал. Собираясь на Ямал, он не готовился к длительному переходу, тем более по горам. Этюдник гремел и бил Никиту острыми углами по левому бедру, как бы он его ни приспосабливал. Мешала идти и дорожная сумка, набитая, кроме личных вещей Никиты, едой – вяленой олениной, рыбой, сухарями. Ее узкий ремень резал плечо. Однако это не особенно отвлекало его от того, что он видел вокруг. А вокруг творилось что-то необыкновенное. Панорамы гор, сменяя одна другую, поражали Никиту фантастической суровостью и дикостью. Отсутствие растительности, оставшиеся от прежней зимы огромные снежники, безупречно прозрачные ручьи и речушки придавали ландшафтам поистине космическую атмосферу. Узкие ущелья, забитые снегом, внезапно распахивались и превращались в солнечные долины, с редкими, но очень яркими и сочными островками альпийских лугов.

Никита крутил головой, запинался, терял ритм, то и дело поправляя то сумку, то этюдник. О том, чтобы остановиться и рисовать, не могло быть и речи, поскольку Виктор шел, не сбавляя скорости и не оглядываясь.

– Виктор! – не выдержав, крикнул Никита.

– Еще пару километров, – прокричал тот и махнул рукой по направлению движения.

Никита выбивался из сил. Все меньше смотрел на красоты, а больше под ноги. Хотелось курить, а еще больше пить. Хоть вода и была рядом, но остановиться и попить – целый процесс, на который уйдет уйма времени. Никита поник головой и, двигаясь уже в полузабытьи, чуть не наступил на своего проводника, который вольготно лежал на моховой подушке, положив ноги на рюкзак.

– Вот теперь отдыхай, Столица, кури, пей, можешь поспать. На все про все тебе десять минут.

– Ты пижон, Виктор-Шатун! Я буду отдыхать ровно столько, сколько мне потребуется. А уйдешь – катись! Пойду обратно, – Никита сказал это жестко и решительно. Он был страшно зол на своего проводника.

– Все, или еще что-нибудь добавишь? – лениво обронил Виктор.

– Добавлю. Или ты ведешь меня, куда обещал, или мы больше не знаем друг друга, – сказав это, Никита тут же пожалел, вспомнив о карте. Но отступать не собирался, этот хам крепко задел его самолюбие.

– Хорошо. Теперь послушай меня. Я действительно обещал доставить тебя на Хальмер-Ю, причем за два-три дня. Но, увидев, как ты тащишься от этих гор, решил сделать крюк и показать тебе маленькое чудо природы. Однако это лишние километры, полдня мы теряем. Это раз. Второе, моя средняя скорость за последние двадцать лет от шести до восьми километров по горной местности. В тундре я иду быстрее. Это как раз к тому, почему я хожу всегда один. И третье – ты довольно крепкий малый, дважды побывал на Северном Урале, и сейчас идешь, считай, налегке, сумка килограммов восемь и четыре-пять этюдник. Вес моей поклажи, – и Шатун слегка пнул свой рюкзак – тридцать четыре кило плюс ружье. И эту тридцатьчетверку я таскаю на себе все эти двадцать лет с хвостиком.

У Никиты было что возразить, но после того, как Шатун соблаговолил хоть так объясниться, он поостыл.

– Если ты сам не ограничен во времени, – начал примирительно Никита, – то не надо особенно строго придерживаться упомянутого срока в два-три дня. У меня никакой особой спешки нет, например.

– У тебя нет, а Мерця Вэсако думает иначе, – все с той же ленцой, закрыв глаза, проговорил Шатун.

– Кто, кто?

– У ненцев есть такой мифологический персонаж Мерця Вэсако, или Старик-Ветер, – не открывая глаз, продолжал Виктор, – он живет на облаках и управляет ветрами. Так вот в это время года Старик-Ветер нередко уступает свое место Хад-Хаде, или Старухе-Пурге. Отец Толяна меня предупредил, что дня через два-три они ожидают первое похолодание со снегом. Это предсказал им Толян.

– Слушай, – Никита не удержался и задал вопрос, который его мучил, – а почему этот Толик все время сидит на нарте и болтает ногами?

– А тут нет ничего необычного. У ненцев это излюбленное занятие мужчин. Такое занятие называется, кажется, “хасавадесь” – сидеть на нартах и разговаривать. В этом сидении сочетаются состояние покоя, размышления, созерцание. А Толян мыслитель.

– Тогда скажи мне, раз ты начал о мифических стариках и старухах, а есть ли в ненецких легендах что-нибудь про вот эти горы, – и Никита с восхищением еще раз огляделся вокруг.

– А как же! Я уже говорил, что у них все свято, все в легендах. Если ты имеешь в виду вообще Полярный Урал, то изволь. Опять же, насколько я помню, – Виктор привстал, глянул на часы и, присвистнув, все же продолжил, – Пэ-мал Хада, или Старуха Края Гор, – покровительница рождения оленят и детей. Так вот, одна из легенд гласит, что Пэ-мал Хада однажды “ушла в камень”, остановив на Полярном Урале свой аргиш, то есть караван. Есть такая гора немного севернее нас, Малый Минисей, или Хадам-пэ – Старухи Камень. Это ее чум, стало быть. А рядом с ним Константинов Камень, или Нутос-пэ – Нарты Камень, то есть подпирающая чум нарта. И Большой Минисей, Хабтэя-пэ, – Олень-Камень, это что-то вроде передового оленя упряжки. – Виктор резво встал и взялся за рюкзак. – Ну, все, Столица, пять минут пересидели по твоей милости.

– Слушай, а откуда ты все это знаешь? – уже с некоторым восхищением Никита смотрел на Виктора.

– Походишь с мое, наслушаешься, насмотришься, все эти легенды сами в тебя влезут. Все, пошли, пошли.

Грохот, похожий на далекий бесконечный гром, послышался сразу, когда они свернули в узкое, почти с отвесными стенами ущелье. Стало темно и пасмурно. Речушка, весело прыгающая по дну горного разлома, несла на себе белоснежные облака пены.

– Сухой водопад, – оглянувшись, проговорил Виктор и стал подниматься вверх по ущелью.

“Интересно, что за сухой водопад?” – размышлял Никита, перебираясь с одного каменного “чемодана” на другой. Дно тесного ущелья было завалено огромными каменными глыбами. Часто речушка терялась под этими камнями, и ее было едва слышно. Зато все громче давал о себе знать рокот, идущий сверху. Никита почувствовал, как земля дрожит под ногами. В ущелье стало еще темнее, точно наступил поздний вечер.

Водопад, едва они обошли изгиб ущелья, хлестанул обоих волной мельчайших брызг и лишь затем дал себя рассмотреть. Задрав голову кверху, Никита замер. Прямо с неба лился хрустальный поток. Он ревел, перекатывая камни, в бешенстве пенился, но быстро терял силу и чуть ниже по течению тек тихо.

– Вот это да! – вырвалось у Никиты.

– Это еще не все, – перекрикивая грохот водопада, ответил Виктор. – Топай за мной.

Когда они приблизились к водопаду вплотную, оказалось, что за лавиной воды помещается обширная ниша, причем достаточно сухая. Получалось, что пройти через речку можно посуху, то есть под ней, или под водопадом. Отсюда было и название водопада – “сухой”. Оказавшись в нише, Никита смотрел на стену скользящей воды, и его голова начала кружиться.

– Ну, что, Столица, не зря сделали крюк, а? – в самое ухо прокричал Виктор и показал глазами на выход.

– Не зря, – ответил Никита гораздо позже, когда грохот и сырость остались позади. Они стали подниматься дальше по ущелью. Дикий рокот, мощь и бешенство – все, что творилось внизу – начиналось здесь, в тихом овальном озерце с зеркальной поверхностью живого самоцвета, обрамленного отвесными скалами.

– Слушай, Виктор, это надо писать! – воскликнул Никита. – Ты посмотри, какое отражение, посмотри, как остановился воздух, свет, мгновенье! Это же волшебство!

– Да, неплохо, – до обидного буднично ответил Виктор. – Таков почти весь Урал. Если все его красоты снимать, во-первых, жизни не хватит, а во-вторых, фотопленок. Я первое время много снимал на “ФЭД”, потом купил “Зоркий”, теперь вот “Зенит”, – Шатун положил ладонь на фотоаппарат, висящий на груди. – Нынче брал с собой тридцать пленок, и все давно закончились. Да дома непроявленных более двух сотен.

Преодолев небольшой перевал, Виктор с Никитой вышли в широкую долину, залитую медовым светом наступившего вечера.

– Опаньки, а вон и наш привал! – воскликнул Виктор после долгого обозрения долины с помощью половинки военного бинокля. – Вон смотри, видишь вершину ступенчатую, левее, левее, видишь, нет?

– Вижу.

– А под ней озеро-блюдечко и два светлых конуса? А справа, километрах в трех, стадо.

– Ну!

– Я так думаю, что это Андрей Окотетто стоит. Вот у него и заночуем.

До озера шли часа два. Стойбище встретило лаем собак и табунком ребятишек, высыпавших встречать нежданных гостей. Виктора здесь знали все, даже самые маленькие подходили к нему и здоровались по-свойски. На Никиту, особенно на его желтый этюдник, смотрели с удивлением.

– Это художник из Москвы, – представил Виктор Никиту вышедшим навстречу мужчинам.

После длинного обильного застолья и долгих разговоров Никита уснул.

На следующий день, пройдя километров десять, Виктор неожиданно остановился и, подождав, пока Никита с ним поравняется, кивнул на солнце.

– Вот тебе и предсказание маленького шамана.

Никита глянул вверх. Вокруг солнца светилось яркое кольцо.

– К непогоде?

– К ней, Столица, к ней. Видишь, Толян оказался прав. Если поднажмем, успеем добраться до вагончика геологов, там и переночуем.

Вагончик возник неожиданно на развилке едва заметной дороги. Это было небольшое скособоченное сооружение на санях, сваренных из металлических труб. Один из углов вагончика был разворочен, и из него клочками торчала стекловата, чернели ржавые части конструкции. Дыра была настолько большой, что через нее можно было войти не нагибаясь.

– Вот уроды! Три года стоял, никому не мешал! – Виктор зло сплюнул и стал снимать рюкзак. – Ладно, давай посмотрим, что они внутри еще натворили.

Внутри вандализма было не меньше. Огромная железная печь делила пространство на две равные части. Печь-то была, но труба отсутствовала. Широченные, затертые мазутом лежанки вдоль стен, длиннющий, изрезанный ножами стол между ними и маленькое оконце в торце вагончика – вот и вся обстановка одной его половины. Во второй же половине, где была снесена часть угла, не было даже пола. Все, что могло гореть, было сожжено. Раздражала дыра в полу, напоминающая какую-то странную, уродливую фигуру. Куда ни повернись, эта фигура так и лезла в глаза. Кроме того, из дыры изрядно тянуло вечерней свежестью.

– Ладно, не зима, – прогудел Виктор и стал отдирать остатки вагонки для костерка. Другого выхода не было – в обозримой округе не было ни деревца, ни кустика, ни даже травы – одни камни.

Никита, сбросив с себя ненавистную сумку и осточертевший этюдник, повалился на ближайшую лавку. Ему казалось, что за второй день пути он устал больше. Да и прошли, судя по скорости, довольно много. Оставался, по словам Виктора, один переход до долгожданного Хальмер-Ю.

Костер Виктор решил распалить во второй половине вагончика, на металлических листах днища. При открытых дверях дым должен был выдуваться, как предполагал Виктор. Однако когда костерок разгорелся, то дым стал заволакивать все пространство балка. Нужно было либо сидеть на полу, либо лежать на лавках, а если ходить, то сильно пригнувшись.

– Виктор! – глядя в прокопченный, изрисованный и исписанный разными глупостями потолок, окликнул проводника Никита. – А ты так и не ответил мне тогда, какова цель твоих путешествий по Уралу? Зачем ты ходишь? Если это не секрет.

– Сходи-ка за водой, созерцатель, – угрюмо ответил Виктор и, вытащив из своего рюкзака два черных котелка, поставил перед Никитой.

– Значит, секрет? – продолжил Никита, вернувшись с водой. Времени оставалось мало, а он так и не разговорил Виктора на нужную тему.

– Да какой секрет! – после очередной паузы произнес тот. Он поставил на огонь оба котелка и, низко пригнувшись, добрался до своего топчана. – Вот ты любишь рисовать, писать картины, – продолжил он полулежа, – а я – бродить там, где мне нравится, где мне интересно.

– А что именно тебя влечет к этим краям? Должна же быть какая-то конкретная цель, – Никита не сдавался, хотя подозревал, что ответа не получит.

– Здесь я в своей стихии. Здесь я свой и все вокруг мое, – Виктор сел и стал стаскивать сапоги и портянки. – Я больше двадцати лет хожу, изучил Урал вдоль и поперек. И все пешком, от Басег и до Пай-Хоя.