Текст книги "Колесо превращений"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)

Глава 6
ДВАЖДЫ КРУГЛЫЙ СИРОТА

… Милав стоял в дымной харчевне с остановившимся сердцем и с глазами, безумно смотревшими перед собой. Кальконис рядом тревожно спрашивал:

– Что? Что случилось?

– Вышата… – выдохнул Милав. – Стозар-найденыш предал росомонов… Они все погибли…

Он послал мыслеобраз битвы Кальконису с Ухоней, и его товарищи тоже увидели все.

– Как же так… – простонал Ухоня, обвиваясь вокруг тела кузнеца.

В этот миг чей-то грубый голос произнес:

– Собакам – собачья смерть! Наш хозяин обещал за каждого убитого росомона по коню!

По телу Милава словно судорога прошла. Он шагнул к говорившему и, глядя ему прямо в глаза ненавидящим взором, произнес:

– Я – росомон! Попробуй заработать себе коня!!

Дальше началось невообразимое. Милав даже не стал доставать Поющего Сэйена, настолько рвалась из него первобытная жестокость, почерпнутая им в недрах владений Хозяйки Медной горы. Ухоня, вернувший себе излюбленный тигриный облик, и мрачный Кальконис прикрывали его спину. Через полчаса от захудалого строения практически ничего не осталось. Те, кому посчастливилось удрать из харчевни до того, как Милав приступил к ее уничтожению, потом со страхом в глазах и дрожью в голосе рассказывали всем желающим, что «сам великан Тогтогун проснулся от тысячелетнего сна и обрушил на людей свой давний гнев».

Так что Милав, Кальконис и Ухоня, мало верившие в древнюю легенду, стали волей случая виновниками возрождения культа Тогтогуна. Согласно новой интерпретации, Тогтогун разорвал свое тело на две части, превратив каждую из них в человека. А конь, некогда явившийся причиной проклятья человеческого рода, принял облик ужасного зверя, подобного которому никогда не водилось на острове…

ЗОВ!

…Всегда ли мы задумываемся над тем, что нас окружает? Вопрос отнюдь не праздный, ибо подразумевает, что любое знакомое явление может неожиданным образом открыться с совершенно новой, необычной стороны.

Не секрет, что музыка, цвет, запах могут влиять на эмоциональное состояние человека. Темные цвета всегда угнетают; веселая музыка наполняет душу радостью. А запах? Как он воздействует на человека, будучи результатом неких природных процессов? К сожалению, на все это мало обращают внимание. Ведь часто на самое главное времени просто не остается…

Жители острова действительно поверили в то, что Милав, Ухоня и Кальконис – это восставший от тысячелетнего сна великан Тогтогун, решивший расквитаться с людьми за свои старые обиды. Поэтому и вели себя соответственно: за весь долгий путь до границы с гхотами росомоны (да простит сэр Лионель де Кальконис, что и его пришлось причислить к этому славному племени!) не встретили ни одной повозки, ни одного путника. А если по дороге оказывалось какое-либо поселение, то «наследники Тогтогуна» не находили в нем ни одного жителя. Приходилось отправлять на поиски аборигена Ухоню, который очень любил подобную охоту. «Вылазки» ухоноида не оставались без внимания островитян, неведомым образом знавших буквально все о каждом шаге путешественников. И слухи – еще более ужасные, чем прежде, растекались по долам и весям: конь Тогтогуна вышел на охоту! Ухоня цвел и млел от такого внимания к собственной персоне, изобретая чуть ли не каждый раз изощренные ловушки для пугливых туземцев.

Так что достигли они заветной страны Гхот, имея за плечами громкую славу великана Тогтогуна, возжелавшего получить старые долги…

Однообразие способа передвижения помогало спокойной мыслительной работе. У Милава было достаточно времени, чтобы подумать и о Витторио Чезаротти (почему он ушел от «молчащих» уже на следующий день после прихода Калькониса и Ухони, так и не попрощавшись ни с кем?), и об Аваддоне (что известно черному магу и почему он не предпринимает активных попыток уничтожить назойливых росомонов?), и о трагической гибели отряда Вышаты (почему, ну почему тысяцкий не послушался доброго совета?).

Вопросов хватало с избытком.

Вот с ответами было сложнее…

* * *

…В узкие высокие витражи вливалось солнце. Его лучики, окрашенные в самые разные цвета, играли на толстом дорогом ковре, покрывавшем весь пол светлицы. Милав сидел на маленькой резной скамеечке и с интересом рассматривал игрушечный меч, подаренный ему отцом. Меч был почти настоящий и имел даже ножны с серебряной инкрустацией. Милав гладил отполированное, теплое на ощупь лезвие и млел от восторга. Теперь-то уж точно никто не посмеет называть его ребенком. Ведь ему целых пять лет, и у него теперь есть свой меч!

В светлице он был не один – напротив сидела немолодая женщина с рукоделием в руках. Она что-то вышивала бисером, и проказники-лучики так и резвились в разноцветном стеклярусе, озаряя янтарные бревенчатые стены яркими сполохами. Некоторые из них попадали на глаза Милаву, и он смешно морщился, отгоняя их руками.

– Бабушка! – сказал он громким голосом. – Скажи своим солнечным зайчикам, чтобы они не мешали мне. А то я порублю их, как капусту!

Женщина оторвалась от работы и подняла на внука задумчивый взор.

– Ну что ты, дурачок, – сказала она с нежностью в голосе, – разве можно поймать солнечный зайчик?! Это никому не под силу!

– Нет, бабушка, я могу, потому что я…

* * *

Милав чувствовал, что кто-то его безжалостно трясет.

– Что! – встрепенулся он. – А, это ты, Ухоня! – Потянулся всем телом, сел. – Чего тебе?

– Пока вы с Кальконисом дрыхнете, словно вокруг не земля гхотов, а надежные стены острога Выпь, я охраняю ваш покой! И если бы не моя бдительность…

– И что предотвратила твоя бдительность? – Милав был очень огорчен тем, что ухоноида угораздило разбудить его именно в тот момент, когда он почти узнал свое прошлое.

– Ночью кто-то опять ходил вокруг повозки.

– Лошади целы?

– Да целы – кто позарится на таких рысаков!

– Если ты разбудил меня только для…

– Ты не ворчи, – обиделся Ухоня, – лучше на следы иди глянь!

Милав вздохнул – теперь уже не уснуть; придется тащиться за Ухоней к его находке. Но недовольство Милана сразу же улетучилось, как только он глянул на следы. Это было что-то очень необычное: узкие глубокие полосы изрезали все пространство вокруг повозки и трех лошадей, привязанных тут же. Складывалось впечатление, что всю ночь вокруг их бивака ползала тонкая, но невероятно массивная змея Столь массивная, что смогла продавить твердый грунт!

При ближайшем осмотре выяснилось – стенки борозд, оставленных неведомым существом, покрыты пахучей слизью. Милав хотел дать ее на пробу Ухоне (когда-то он даже слизь болотных нагльбааров пробовал!), но ухоноид решительно отказался.

– Сам лижи эту гадость! – огрызнулся он. Милав лизать ничего не стал. Вытер руки о траву и вернулся к повозке.

– Впечатляет? – спросил Ухоня таким тоном, словно сам всю ночь ползал вокруг, ковыряя землю и размазывая по ней всякую гадость.

– Есть немного… – неопределенно ответил Милав.

До обеда кузнец был молчалив и задумчив. Его одновременно одолевали мысли о прерванном сне (если бы Ухоня подождал еще хотя бы немного времени!) и о странных следах, обнаруженных утром (что это: новая разновидность монстров, порожденных буйной фантазией черного мага, или же что-то другое, не имеющее к Аваддону никакого отношения?). Существовал и третий вопрос – Милав ломал голову над ним с тех пор, как они покинули холмы «молчащих». После сегодняшнего сна он наконец решился и теперь только искал удобного момента для разговора. Но его товарищи что-то не склонны были к беседе. Пришлось Милаву начинать, что называется, в лоб.

– Сэр Лионель? – позвал он.

– Да, – сразу же откликнулся Кальконис.

– У меня к вам… – Милав замялся, – деликатный разговор.

– Я весь внимание.

– Вы помните разговор в остроге Выпь, перед тем, как мы покинули вотчину Годомысла?

Кальконис сразу насторожился. Милав почувствовал, что в воздухе повисло напряжение, перемешанное с тревожным ожиданием.

– Д-да, конечно! – глухо выдавил Кальконис.

– Так вот, согласно нашему устному договору, я считаю, что вы выполнили порученное вам дело. И выполнили блестяще.

– Я не совсем…

– Поэтому, – перебил кузнец сэра Лионеля, – я хочу объявить вам – вы свободны!

– Вы… вы отпускаете меня?

– Да, сэр Лионель. Я благодарю вас за помощь в пути. За вашу верность и терпение. На ближайшем привале можете забрать лошадь и пешком – уж не обессудьте, но повозку дать не могу – возвращайтесь к «молчащим», они помогут вам преодолеть Великую Водную Гладь. Драгоценности, которые у вас, можете забрать себе. Думаю, их окажется достаточно, чтобы вы по дороге домой ни в чем не нуждались. Вот такой у меня к вам деликатный разговор.

Кальконис молчал долго Очень долго для человека, которого отпускали на свободу.

– Значит… вы прогоняете меня?

Милав удивленно посмотрел на него.

– С чего вы взяли?! – изумился он.

– Я знаю… Вы не доверяете мне… Особенно теперь, когда Аваддон так близко. Вы думаете, что я предам вас в решительный момент. Но это не так!

– Не говорите ерунды, сэр Лионель! Я отпускаю вас только потому, что вы выполнили наказ воеводы Тура Орога и довели нас до земли Аваддона. Теперь мы с Ухоней не потеряемся. А завел я это разговор именно сейчас потому лишь, что за нами остались относительно спокойные земли и вы без труда один вернетесь на побережье. Никакого другого умысла в моих словах не было.

Кальконис вновь долго молчал. Потом заговорил неуверенно:

– А если я попрошу вас оставить меня?

– Вы не хотите уходить?!

– Нет.

– Но почему?!

– Видите ли… – Кальконис нервно перебирал пальцы и смотрел только себе под ноги. – Вы не все обо мне знаете… Мне… некуда идти – у меня нет дома…

– Как же так?!!

– Я сирота, уважаемый Милав, круглый, можно даже сказать – дважды круглый сирота, потому что не помню ни родителей, ни даже своей родины…

– Ну и дела-а-а, – протянул Ухоня, слушавший Калькониса затаив дыхание. Милав ответил не сразу.

– Вы вольны в своем выборе, – наконец произнес он. – Мое предложение остается в силе: хотите – оставайтесь, хотите – можете идти. Теперь вы свободный человек!

– Спасибо, Милав! – Кальконис заморгал глазами, едва сдерживая себя. Спасибо, Ухоня! Благодарю вас… друзья!

Глава 7
А ГДЕ ЖЕ НАШИ КОНИ?

Ближе к вечеру произошло еще одно странное событие, которое вместе с утренней находкой Ухони свидетельствовало о возрастающем интересе неведомого пока противника к росомонам. Они, не торопясь, ехали по широкой дороге, по обе стороны которой росли редкие деревья. В тот момент, когда повозка с тремя седоками оказалась недалеко от одного из них, все услышали негромкий, сдавленный стон. Прислушались. Но больше никаких звуков уловить не смогли. Милав решил осмотреться. Возле ближайшего дерева они с Кальконисом и Ухоней обнаружили тело человека. Стоял он рядом с огромным стволом дерева, названия которого Милав не знал. И был весь укрыт большими обломками коры, настолько искусно, что можно было пройти рядом и не заметить его. Росомоны, может быть, и не обратили бы на него внимания, если бы не стоны. Несчастный стоял, почти полностью скрытый корой, затихая. Стрела, выпущенная сильной рукой, приколола его к дереву, словно булавка муху.

Милав осторожно поднял голову умирающего и заглянул в его глаза:

«Тир Домас – наемник и убийца. В гильдии Темных Воинов занимает высокий пост наставника. Как профессионал – не имеет себе равных. Владеет всеми видами оружия с одинаковым мастерством. Холост. Детей нет. Дома нет. Жены нет. Вообще ничего нет, кроме злобы и ненависти ко всем людям. Склонен к суициду».

– Едва ли это был суицид, – пробормотал Милав и выдернул стрелу.

Тело наемника мягко сползло в невысокую траву. Тир Домас уже не стонал – он был мертв.

– Завтра утром все будут знать, что появились новые жертвы Тогтогуна, – сказал Ухоня.

– В этом нет большой беды, – отозвался Милав. – Вопрос в другом: кто лишил нас удовольствия пообщаться с самим наставником наемных убийц?

– Может, наш тайный поклонник? – Версии Ухони порой могли и здравомыслящего человека в тупик поставить.

– Ага! Из ордена Сыны?! Нет, здесь что-то другое…

– А если это дело рук «молчащих»? – предположил Кальконис. Вспомните! – И он стал загибать пальцы: – Сначала из нашей повозки исчез карлик Бол-О-Бол, хотя сам он освободиться не мог; потом множество следов вокруг нашего бивака, причем вполне человеческих, а не звериных. А теперь это!

– Нет. – Милав был не согласен с мнением сэра Лионеля. – Это не могут быть «молчащие» – они вообще не интересуются жизнью за пределами своих холмов.

– Тогда кто же?

Ехали да самой темноты, потом, помня о коварном наемнике, который едва ли был один, при свете костра рубили упругие ветви какого-то кустарника и плели из них своеобразные маты. Ими застелили пол и укрепили стены крытой оленьими шкурами повозки. Работали долго – пока их «дом на колесах» не принял вид передвижной крепости. После улеглись спать, весьма довольные собой.

ЗОВ!

… Не забывай древних пророчеств, ибо сказано: «Когда все затемнится, тогда люди возомнят, что им все дозволено». Опасайся подобной самонадеянности, потому что она уводит в темноту, а тьма творит безумцев. Дерзание способно помочь каждому, но грань между безумием и дерзанием невероятно тонка. Помни об этом! Потому что, ошибившись тропой и ступив на путь безумия, едва ли найдешь в себе силы вернуться к мудрому дерзанию трудно выбраться из бездонного колодца, стены которого скользки и гладки…

И вновь виновником пробуждения стал Ухоня. Только сегодня его необузданная энергия приняла еще более агрессивную форму. Милав это понял по тем бессвязным фразам, что ворвались в его сознание, похоронив надежду поспать еще немного.

– Опять! – громко возмущался Ухоня за стенами их импровизированной крепости. – Ну сколько это может продолжаться?! – Послышался ощутимый удар по повозке. – И кто же теперь потащит этот гроб на колесах? – Новый удар заставил Милава окончательно проснуться. Сэр Лионель, удивленный не меньше кузнеца, прислушивался к проклятиям ухоноида.

– Что это с ним? – спросил он.

Новый удар по повозке заставил Милава и Калькониса поторопиться выяснить причину плохого настроения Ухони.

Они отодвинули мат, так удачно изготовленный прошлой ночью и сейчас закрывавший вход. Выглянули наружу. Ухоня, заметив их заспанные физиономии, снова взорвался фонтаном возмущения.

– Нет, вы только посмотрите на них! – кричал он, огромными когтями царапая землю. – Проспали! Все проспали! И как это только вас самих никто не утащил?!!

Милав устало зевнул:

– Если ты перестанешь вопить, как испуганный кролик, которого хотят погладить за ухом, и объяснишь нам причину твоего плохого настроения, то мы, быть может, повозмущаемся вместе.

– Плохое настроение! – возопил ухоноид. – Да вы вылезьте из повозки и осмотритесь!

Милав понял, что объяснений не будет, и, поеживаясь от утренней свежести, выбрался наружу. Увиденное озадачило кузнеца: их добрых, хотя и весьма неказистых на вид лошадок на привычном месте не оказалось. Вместо них лежали два тела, по оружию и одежде которых Милав смог определить: это соратники по «профессии» вчерашней жертвы неизвестного покровителя росомонов.

– А где же наши кони? – удивился Кальконис. Лучше бы он промолчал!

– О! Сэр Лионель наконец-то соизволил заметить, что их нет? – Голос Ухони сочился кровью, как желудочная язва!

– Конечно, заметил, – ответил Милав вместо Калькониса. – Как и тех двух вояк, что разлеглись здесь на траве, словно решили вздремнуть после славной работенки.

– Тогда я умываю руки…

– Ты хотел сказать – лапы?

– Не придирайся к словам!

– И в мыслях не было.

– Милав!

– Ухоня!

– Друзья мои, стоит ли так распаляться? – подал голос сэр Лионель. Давайте спокойно все обсудим.

– Ага! Давайте будем болтать, а наших лошадей тем временем уводят в неизвестном направлении!

– Кстати, Ухоня, – сказал Милав, успевший обдумать непростую ситуацию. – Мне показалось, или ты на самом деле думаешь, что это мы с Кальконисом проспали лошадей?

– Кто же еще?!!

– А где был ты – знаменитый «реликтовый ухоноид, который никогда не спит»?

– Я… – Ухоня растерялся. – Я… – Решение было где-то рядом, и он лихорадочно искал его. Ага! Вот оно: – Так я же и обнаружил пропажу!

– Веская причина валить все на нас с Кальконисом…

Впервые за их долгую эпопею всю поклажу пришлось нести на себе. Милав тащил добрую половину имущества. Кальконису тоже перепало немало. И даже Ухоне, несмотря на его возражения, досталось кое-что из того, что жалко было оставлять в повозке. Перед уходом Милав оглянулся на их «дом на колесах» и усмехнулся.

– Ты чего? – спросил Ухоня.

– Забавно вышло: мы вчера столько времени потратили на то, чтобы укрепить наше ненадежное убежище, и именно из-за этого не услышали, как увели лошадей!

Ухоня посмотрел на Калькониса и тоже хмыкнул.

– А ты чего? – спросил Милав.

– А я подумал: если бы сэр Лионель воспользовался твоим предложением и покинул нас, у него сейчас была бы лошадь и ему не пришлось бы нести свои вещи на себе!

Оказалось, что передвигаться пешком по земле гхотов не намного медленнее, чем в повозке. Единственное неудобство – вещи, но и к ним быстро привыкли. Милав, не замечая неудобств пешего пути, думал о сегодняшней ночи. То, что у них буквально из-под носа увели лошадей, особого удивления не вызывало (животные отличались покладистостью и терпеливостью; едва ли кузнец вспомнит день, когда слышал их ржание!). Удивляло другое: кто расправился с ночными воришками, и куда все-таки исчезли кони?

Хотелось верить, что в этом далеком от дома краю у них появился неведомый друг, и было бы нелишним знать, кто он и почему помогает росомонам.

За день прошли не очень много. Но Милав решил сделать привал задолго до того, как солнце скрылось из вида, оставив землю безлунной, беззвездной тьме. Соорудили просторный навес из валежника и лапника, имеющий наклон и стеной спускающийся до земли с севера. С южной стороны забаррикадировались небольшими бревнами. Между завалом и навесом развели яркий костер и принялись за нехитрую трапезу.

Глава 8
«КОКОНЫ»

«Как странно, что я опять вернулся к „молчащим“!.. Лооггос, отзовись! Почему ты не хочешь поговорить со мной? Мы так славно беседовали на разные темы. Неужели ты забыл это? Или причина в другом? Лооггос, отзовись! Я ведь узнал убранство твоего жилиша. Слышишь?»

Милав и спал и не спал одновременно. Он был уверен, что вновь оказался внутри холма «молчащих», но в то же время недоумевал: а что он здесь делает, когда должен быть с товарищами на лесной дороге?!

Сознание чадило, словно факел, на который налетел ветер и посыпался дождь. Свет ниоткуда не пробивался, но Милаву он был и не нужен – кузнец вполне обходился внутренним зрением, а также способностью кожи чувствовать окружающее тепло. Удивляло отсутствие тепловых потоков, ведь нагретых предметов в любом помещении великое множество – будь то кувшин с теплым питьем или только что снятая с тела одежда. Милав вдруг понял, что он вовсе не в знакомой комнате Лооггоса, а в ином месте…

Предприняв попытку подняться, Милав обнаружил, что сделать это не в силах! Он попробовал пошевелить руками и почувствовал под пальцами что-то упругое и рыхлое. Не теряя времени на осмысление происходящего, кузнец уперся руками перед собой, ощущая, как что-то прогибается под его спиной, и стал изо всех сил давить вверх. Руки медленно погружались в упругую массу. Милав продолжал давить. Вдруг раздался громкий хруст. В глаза ударил свет. Милав мгновенно зажмурился, успев заметить блестящее стальное лезвие, мелькнувшее перед ним. Думая, что это враги, Милав на ощупь нашел Поющего и рванул его из ножен, одновременно делая попытку еще раз открыть глаза. Свет был нестерпим, и Милаву пришлось потратить несколько драгоценных секунд на то, чтобы привыкнуть к нему. Наконец зрение восстановилось…

Было раннее утро. Никаких врагов поблизости не оказалось. Милав стоял на том же месте, где вчера вечером улегся. Костер давным-давно прогорел, похоже, в течение ночи его никто не поддерживал. Значит, спали как убитые. Странно… Ведь они категорически договорились всю ночь дежурить по очереди. Милав осмотрелся в поисках друзей и буквально обомлел: там, где вчера расположились Кальконис и ухоноид, теперь громоздилось что-то невообразимое, напоминавшее коконы бабочки чудовищных размеров, внутри которых мог свободно поместиться человек.

Человек!

Догадка кольнула Милава и заставила действовать молниеносно: он схватил увесистый топор, бросился к первому «кокону» и рассек его. Затем то же самое проделал со вторым. Откинул топор в сторону и помог ошалевшему Ухоне выбраться наружу. Сзади кто-то закряхтел. Милав оглянулся и увидел бледного Калькониса, рядом с которым… валялись остатки третьего «кокона», бывшего тюрьмой Милава. И ведь снова помог ему неведомый друг…

– Как вам на том свете? – спросил кузнец первое, что пришло в голову.

– Душно, – вздохнул Кальконис.

– Тесно, – сказал Ухоня. – А я, как назло, страдаю клаустрофобией!

– Что-то не замечал за тобой такого хитрого недуга, – проговорил Милав.

– Ну, ты даешь, напарник! Да им все знаменитости страдают! Уж я-то знаю!

– Кто бы сомневался…

Кальконис в это время внимательно изучал «кокон». Он рассматривал его изнутри, снаружи, даже понюхал его.

– Что скажете? – поинтересовался Милав, голова которого еще не была готова к напряженной мыслительной работе.

Кальконис развел руками:

– Я не встречал ничего подобного.

– Я тоже, – встрял Ухоня, – а то бы обязательно запомнил!

– Мне интересны не столько «коконы», сколько то, как мы в них очутились! – продолжил Кальконис.

– А что вы помните из вчерашнего вечера? – приступил к дознанию Милав.

– Ну-у… мы сидели у костра и разговаривали. Костер горел ярко. Ночь наступила. Луны и звезд не было… – пытался восстановить события сэр Лионель.

– Что еще?

– Тишина. А потом… потом я вывалился из этого ужасного мешка!

– А ты, Ухоня?

– Я точно помню, что было очень тихо. Никакого дуновения! Я еще подумал: это хорошо – дождь ночью не принесет.

– А потом?

– Ну, смотрел на костер. Слушал твою болтовню…

– И?..

– И… заснул. Нет, скорее не заснул – отключился. И вот проснулся…

– И никаких ощущений перед отключением?

– Вообще-то показалось необычным, что мне тепло не только спереди, где горит костер, но и сзади, словно спину тоже огонь согревал.

– Точно! – воскликнул Кальконис. – И я об этом подумал, но решил, что это навес отражает тепло и направляет в спину.

– Да, но у меня за спиной навеса не было, – уточнил Ухоня.

– И у меня, – сказал Милав. – Но я тоже помню необычное тепло, катившееся по спине. А дальше уснул.

– Как же ты смог выбраться? Сам?! – ревниво вскинулся Ухоня.

– Нет. Думается, без помощи нашего доброжелателя и в этот раз не обошлось…

Развели костер, приготовили завтрак. Ни у кого из головы не выходили «коконы».

– Неужели здесь живут пауки таких колоссальных размеров! – ужаснулся Ухоня.

– Ага! – поддел товарища Милав. – Это Тогтогун превратился в самого большого паука на свете, чтобы пожрать нас за присвоение его славы!

– Да ну тебя, я же серьезно! – обиделся ухоноид.

Долго оставаться здесь никому не хотелось. В дорогу собрались быстро. Шли не оглядываясь. Милав прихватил с собой один «кокон» – так… на всякий случай…

Несмотря на размеры, «кокон» был довольно легким. А его эластичность позволяла использовать «трофей» в качестве плаща, одеяла, спального мешка, наконец. Кажущаяся рыхлость не мешала ему отлично защищать от влаги – это наглядно показал первый же дождь, в начале которого Милав накрыл себя «коконом» и остался абсолютно сухим, в то время как его товарищи основательно промокли. Кальконис, увидев преимущества «мешка», пожалел, что оставил свой на стоянке. (Не возвращаться же за ним, в самом деле!) А Ухоня, испытывавший патологический страх перед всякими змеями, пауками, тараканами, и слышать не хотел о подобной защите:

– Да я лучше промокну до последнего тигриного волоска, чем надену это страшилище на себя!

– На вкус и цвет товарищей нет! – откликнулся Милав.

К полудню дождь прекратился. Но солнце так и не смогло пробиться сквозь плотную пелену облаков. Было холодно и тоскливо.

Они решили отдохнуть и присели недалеко от дороги прямо на поваленный недавним ураганом дуб. Говорить не хотелось. Молчали.

Вдруг Ухоня поднял голову и насторожился.

– Ты чего? – спросил Милав.

– Едет кто-то

Милав поднялся, огляделся по сторонам.

– Где?

Ухоня поводил носом и показал. Милав долго всматривался и наконец увидел далеко-далеко впереди черную точку.

– К нам гости! – сказал он.

– Гостям не рады конокрады! – пробурчал Ухоня. – Это что-то новенькое в репертуаре аборигенов – до сих пор они сторонились нас.

– Наверное, узнали, что мы теперь безлошадные, и перестали бояться «летучего» возмездия.

– Как бы все это нам боком не вышло!

– Не боись, Ухоня, что мы, пяток вояк не одолеем?

– А их всего пять?

– Пока не видно. Но повозка одна. Много ли в ней может быть народу?

– По мне – пусть их побольше будет! Что-то замерз я совсем – пора согреться!

– Наконец-то я слышу речь не мальчика, но мужа!

– Иди ты, напарник, со своими подковырками сам знаешь куда!

– К Аваддону, что ли?

– Ага! А можно еще дальше!

– Это не простая повозка, – вступил молчавший Кальконис.

– Откуда ты знаешь? – Ухоня был на взводе и не собирался успокаиваться.

– Это дормез. Мы такой в замке доджа Горчето видели…

Все подумали об одном и том же: Аваддон! Но Милав сразу же отверг эту мысль: станет черный маг трястись по такой отвратительной дороге, чтобы поприветствовать росомонов в своих владениях! Чушь да и только…

Они продолжали сидеть, молча наблюдая за тем, как приближается огромный экипаж, влекомый восемью конями.

– А с чего мы взяли, что дормез месит грязь по наши души? – спросил Милав, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Действительно, – поддержал Ухоня. – Может быть, он здесь на прогулке, проездом?

– За много переходов от ближайшего города? – остудил их фантазии Кальконис.

– Может, ему экзотики захотелось! – не отступал ухоноид.

– Ладно, спорщики, приберегите свои силы, – проговорил Милав, напряженно вглядываясь в экипаж, до которого осталось не больше двадцати саженей.

Прошло еще немного времени, и дормез поравнялся с сидящими на обочине росомонами. (Незадолго до этого Ухоня уполз за дерево и растворился в воздухе). Экипаж качнулся на ухабе и замер.